Айхенвальд Юлий Исаевич - Некрасов

   Любоваться крестьянскими детьми, их идиллией - это дорого Некрасову; пленяет его вереница их внимательных глаз, серых, карих, синих, смешавшихся, как в поле цветы; он знает, что крестьянские дети - это дети по преимуществу, что как-то сливаются они, наивные, с наивностью самой природы, - но в самом страшном кругу дантовского ада, в самом пекле городской жизни, на фабрике, видит он все тех же детей:

  

   Вы зачем тут, несчастные дети?!

  

   Или хочется молитвы, и храм Божий, над которым реют птицы, пахнул на душу детски чистым чувством веры:

  

   Я внял... я детски умилился...

   И долго я рыдал и бился

   О плиты старые челом,

   Чтобы простил, чтоб заступился,

   Чтоб осенил меня крестом

   Бог угнетенных, Бог скорбящих,

   Бог поколений, предстоящих

   Пред этим скудным алтарем. -

  

   Но рассказ священника из "Кому на Руси жить хорошо" не может содействовать религиозному настроению...

   Так плетешься по жизни, усталый от нее и от самого себя, колеблясь между добром и злом, между верой и недоверчивостью, перемежая искры воодушевления рутиной и скукой, не достигая цельности. Некрасов за ее отсутствие себя клеймил - за отсутствие единого служения добру. Но муки его самобичевания претворились для потомства в лишнее поучение, в новый урок социальности.

   Обыкновенно после Некрасова идешь дальше в своем художественном развитии, и идешь в другую сторону, - но русский юноша, русский отрок именно у него получали когда-то первые неизгладимые заветы честной мысли и гражданского чувства. Мать поэта права: лучшие песни свои он в самом деле мог бы услышать теперь над Волгой, над Окой, над Камой, потому что, отделив плевелы от его полновесной пшеницы, русский интеллигент близко знает и любит его, тоже поэта-интеллигента, с его сомнениями и нецелостностью. И, доверчивый к своему читателю, не сомневаясь в его общественной отзывчивости, Некрасов дает некоторую отраву личного, но отраву необходимую, потому что она отвлекает от самодовольства и привлекает молодые глаза к "безднам труда и голода", к зияющей лжи людского строя, к неправде и несчастью быта:

  

   ...Земля моя родная

   Вся под дождем рыдала без конца, -

  

   и она теперь усиленно рыдает, и уже по тому одному Некрасов, поэт болеющей родины, поэт рыдающей России, еще далеко не изжил своего века.

  

   Из книги: Силуэты русских писателей. В 2 вып. М., 1906 - 1910; 2-е изд. М., 1908 - 1913.