Амфитеатров Александр Валентинович - Чудодей - Книги

Александр Амфитеатров

ЧУДОДЕЙ

Москва, Советский писатель, 1990

   Макса, то есть Максимилиана Александровича, Волошина я знал хорошо, близко, дружески (несмотря на разницу наших лет) в его парижские молодые дни. В течение двух лет он прикатывал к нам на виллу Монморанси почти ежедневно, редко пропуская день-другой. Тогда это был самый жизнерадостный и общительный молодой человек из всей литературно-артистической богемы не только русского (с ним Макс, пожалуй, меньше знался), но и "всего" Парижа. Цвел здоровьем телесным и душевным и так вкусно наслаждался прелестью юного бытия, что даже возмущал некоторых.
    - Помилуйте! - восклицала М. А. Потапенко (супруга знаменитого романиста). - На что похоже? Мужик - косая сажень в плечах, бородища - как у разбойничьего есаула, румянца в щеках достаточно на целый хоровод деревенских девок, и голос зычный - хоть с левого берега Сены на правый кричать. А говорит все о мистицизме да об оккультизме - и таким гаснущим шепотом, словно расслабленный и сейчас пред вами умрет и сам превратится в привидение. Даже не разберешь в нем, что он - ломается, роль на себя напустил, или бредит взаправду? Чудодей какой-то!
    В парижском обществе (кого только Макс в нем не знал и к кому только не был вхож!) Волошин был известен под кличкою "Monsieur c'est fres interessant!" *(Господин "это очень интересно!" (франц.)). От его манеры откликаться этой фразою, произносимою неизменно в тоне радостного удивления, решительно на всякое новое известие. Это восклицание действительно хорошо - цельно - определяло тогдашнее существо: воплощенную жажду жизни, полную кипения и любопытства бытопознания.
    Помню курьезный вечер. Бывала у нас, так же, как Макс, ежедневно Ольга Комиссаржевская, сестра знаменитой Веры Федоровны, несколько на нее похожая, воительница "на усовершенствовании" и тоже, как Макс, мистичка, к оккультизму склонная. Но - полная противоположность Максу и по наружности, ибо бледностью, худобою и траурным одеянием действительно немного походила на привидение, и, в особенности, по настроению: воплощенное уныние, недовольство, жизнью, испуг пред сложною загадкою бытия.
    И вот однажды они, по обыкновению, у нас, но я занят, жена занята, - остались они вдвоем. Говорить им, по полярному разобщению натур, решительно не о чем. Ольга - Гераклит, в черном хитоне с воскрылиями, - мрачно затискала свое слабое тельце в угол дивана. Волошин - дюжий Демокрит, велосипедист в бархатной куртке и шароварах шириною с Черное море - бродит по гостиной, светло улыбаясь каким-то своим неведомым, но радужным мечтам. Молчание длится минут пятнадцать. И вдруг слышу - печальный, не без оттенка презрительного негодования, хрустальный звон:
    - Вы... всегда так довольны собой?
    И - патетический ответ сочного баритона:
    - Всегда!
    - Как это странно!
    Я покатился со смеху: уж очень комичен был контраст. Комиссаржевская ужасно обиделась. Волошин нисколько. Его было очень трудно обидеть, по крайней мере, обидой реальной.
    Но однажды он дрался на дуэли с Гумилевым - за насмешки Гумилева над его фантастической влюбленностью в фантастическую графиню Черубину де Габриак. Такой графини никогда не бывало на свете, но под этим звонким псевдонимом, ловким кокетством по телефону, перемутила и перевлюбила в себя сотрудников "Аполлона" лукавая литературная авантюристка, к слову сказать, оказавшаяся, когда ее обличили, на редкость безобразною лицом. И вот из-за этакой-то "незнакомки-невидимки" стрелялись два поэта! Правда, уж и дуэль была! Над калошей, забытой на месте поединка которым-то из дуэлянтов, фельетонисты и юмористические листки потешались не один год.
    Заочный роман с небывалой графиней - наилучший показатель основной черты в характере М. Волошина, я назову ее "воображательством". Он был честен, правдив, совершенно неспособен обманывать умышленно, лгать сознательно. Но в нем жила непреодолимая потребность "воображать" - и, совсем вразрез с его жизнерадостностью, воображать по преимуществу что-нибудь жуткое, сверхъестественное, мистическое. Воображал же он с такой силой и яркостью, что умел убеждать в реальности своих фантазий и иллюзий не только других, но и самого себя, что гораздо труднее. Как-то раз я попросил его показать мне "ночной Париж". Он очень серьезно отвечал, что его любимая ночная прогулка - на Иль де Жюиф *(Островок на Сене перед собором Парижской Богоматери).
    - На Иль де Жюиф? Да что же вы там делаете? На нем и днем-то ничего интересного нет.
    - Я слушаю тамплиеров ¹.
    - Каких тамплиеров?
    - Разве вы не знаете, что 11 марта 1314 года на Иль де Жюиф были сожжены гроссмейстер Жак де Малэ со всем капитулом ордена тамплиеров?
    - Знаю, но что же из этого следует?
    - В безмолвии ночей там слышны их голоса.
    - Да ну?
    - Помилуйте, это всем известно.
    - И вы слышите?
    - Слышу.
    - С чем вас и поздравляю.
    Обыкновенно "воображательство" Макса было невинно и даже занимательно: в обществе он был очень приятным человеком и рассказывал увлекательно. Но иногда его твердая вера в свои фантазии вводила людей, имевших с ним дело, в положения весьма щекотливые.
    Умирала тогда в Париже Русская Высшая Школа Социальных наук, основанная M. M. Ковалевским. По отъезде его в Россию заведовал школою некоторое время я. Дела школы шли ужасно плохо, средств не было, профессора переругались, лекторов не хватало, слушатели злились. В этакое-то безвременье М. Волошин однажды предлагает мне прочитать лекцию на тему "Предвидения и предсказания Французской революции" ². Я обрадовался: тема как раз по нашей аудитории, которая по своему революционному настроению никакой истории и слушать не хотела, если в ней не было "предвидений и предсказаний" из революций прошлых для будущей революции в России... Я знал, что Волошин обстоятельно изучал эпоху, а что изложение будет блестящим, в том, при его таланте и прекрасном русском языке, какое же могло быть сомнение?
    Ох, оно и вышло блестяще! Но - как Макс за этот блеск не был освистан или обработан как-нибудь еще хуже, я и сейчас недоумеваю.
    Взобрался чудодей на кафедру и - перед двумя сотнями меньшевиков, большевиков и эсеров, сплошь овеянных духом "исторического материализма", - давай дерзновенно рассказывать... спиритические анекдоты, вроде видения Казота, - "бабьи басни", одна фантастичнее другой... В зале смех, перешептывание, язвительные возгласы. Я сижу, как на иголках, ежеминутно ожидая скандала. Однако Бог миловал; под конец Волошин ввернул свои красивые стихи "Народу русскому" ³, и ничего, сошло: за эффектный стихотворный финал ему даже похлопали. Но мне студенческий комитет устроил сцену, язвительно осведомляясь - какое отношение имеют подобные лекции к социальным наукам и намерен ли я допускать их впредь.
    Пришлось извиниться за "недоразумение", а с Максом иметь объяснение, которое я намеревался выдержать в тоне лютом, но он обезоружил меня кроткою невозмутимостью: решительно не понимаю, мол, в чем прегрешил.
    - Да в том, что вместо исторической лекции вы битый час морочили публику заведомым вздором.
    - Извините, я никого не морочил и никакого вздора не говорил.
    - Ну уж это, Макс, вы рассказывайте кому-нибудь другому, а я оккультную литературу знаю и могу, хоть сейчас, указать вам, откуда какой свой анекдот вы заимствовали.
    - Я и не отрицаю, что мои факты (а не анекдоты, как вы называете) давно известны, но я проверил их по новым непреложным источникам и воспользовался случаем публично их подтвердить.
    - Желал бы я видеть эти ваши новые непреложные источники.
    - К сожалению, это невозможно.
    - Так я и знал. Однако почему?
    - Потому что мои источники не печатные, не письменные, но изустные.
    - Что-о-о?!
    - Ну да, я их черпаю непосредственно из показаний двух очевидиц Французской революции, игравших в ней большую роль.
    - Бог знает, что вы говорите, Макс!
    - Уверяю вас, Александр Валентинович.
    - Сколько же лет этим вашим раритетам и где вы их достали?
    - Здесь, в Париже, а по возрасту - королева Мария Антуанетта родилась в 1755 году, значит, ей сейчас 151 год, принцесса Ламбаль в 1749-м, ей - 157...
    - Ах, вот какие у вас источники?! Понимаю. Изволите увлекаться медиумическими сеансами с вызыванием знаменитых покойниц? Макс, Макс! И не конфузно вам выдавать такую ерундовую спиритическую болтовню за исторические свидетельства?
    Он - с совершенным спокойствием:
    - Вы ошибаетесь: мне нет надобности в медиумических сеансах. Я просто время от времени прошу аудиенции у Ее Величества Королевы или делаю визит Ее Высочеству принцессе, и тогда они сообщают мне много интересного.
    Смотрю ему в глаза: не пора ли тебя связать, друг любезный? Нет, ничего, ясные. И не замечается в них юмористического огонька мистификации: глядят честно, по сторонам не бегают и не столбенеют, - та или другая примета, обязательная для вралей. А Макс продолжает:
    - Ведь они обе уже перевоплощены. Мария Антуанетта теперь живет в теле графини X, а принцесса Ламбаль в теле графини З. (Назвал две громкие аристократические фамилии с точным указанием местожительства.) А если вас вообще интересуют перевоплощенные, то советую познакомиться с графиней Н. Она была когда-то шотландскою королевою Марией Стюарт и до сих пор чувствует в затылке некоторую неловкость от топора, который отрубил ей голову. В ее особняке на бульваре Распайль бывают премилые интимные вечера. Мария Антуанетта и принцесса Ламбаль очень с нею дружны и часто ее посещают, чтобы играть в безик *(Карточная игра). Это очень интересно.
    Что это было? Легкое безумие? Игра актера, вошедшего в роль до принятия ее за действительность? Все, что угодно, только не шарлатанство. Для него Волошин был слишком порядочен, да и выгод никаких ему эти мнимые "шарлатанства" не приносили, а напротив, вредили, компрометируя его в глазах многих не охотников до чудодейства и чудодеев.
    Кем только не перебывал чудодей в своих поисках проникновения в сверхчувственный мир? Масон Великого Востока, спирит, теософ, антропософ, возился с магами белыми и черными, присутствовал при сатанических мессах, просвещался у иезуита Пирлинга *(Пирлинг Павел (1832-1922) - историк). Оккультные сцены и лица, особенно парижские, в моих "Сестрах" (повесть "Сестра Елена"), а отчасти во "Вчерашних предках" ⁴ на добрую треть зарисованы с рассказов и показов М. Волошина. Отношение его ко всем этим кругам, в которые он, ненасытно любопытный, нырял со своим "Это очень интересно", было зыбкое: иной раз не разобрать, то ли он преклоняется, то ли издевается. И в связи с этой зыбкостью огромное знакомство чудодея кишело живыми "монстрами". Отнюдь не менее, а иной раз даже более удивительными, чем его загробные дружбы и интимности.
    Так, однажды Макс познакомил меня с интересным господином, у которого была "память наоборот": он "помнил" не прошлое, но будущее и, не умея рассказывать о вчерашнем дне, обстоятельно повествовал в 1905 году, что он "видел" в 1950-м. Другой приятель Макса, "историк" ⁵, написал двухтомную диссертацию о доисторическом исчезнувшем народе неизвестного имени, племени и времени на основании единственного "памятника" - какого-то костяного набалдашника с резною подписью на языке (предположительно) другого народа, позднейшего, но тоже вымершего доисторически. Был еще историк - Атлантиды, по подлинным летописям ее жрецов, сообщавшихся с автором в сонных видениях ⁶. Был композитор-"монофонист", отрицавший в музыке гармонию, контрапункт, мелодическое последование, словом, всякое симфоническое начало - во имя, славу и торжество изобретенного им "разнообразно напрягаемого однозвучия". Прослушав минут двадцать тюканье этого чудака одним пальцем то по одному, то по другому клавишу пианино, то форте, то пиано, я позволил себе заметить маэстро, что его монофония сильно напоминает настройку рояля. Он окинул меня гордым взглядом и возразил с презрением:
    - Может быть. Но настройщик монофоничен бессознательно, а я сознательно. Он ремесленник, а я артист, творец. Он слышит телесным ухом, а я ухом глубин. Поняли?
    - Как же не понять, когда хорошо растолкуют!
    А Макс сиял, потирая рука об руку, и восклицал возбужденно:
    - Это очень интересно!
    Все, решительно все было тогда ему "очень интересно", за исключением политики. Отвращение к ней, однако, не помешало ему напечатать в тогдашнем моем "Красном знамени" несколько очень эффектных стихотворений ⁷. Но опять-таки, что называется, "не разбери Господи": одним они показались сверхреволюционными, другим, напротив, контрреволюционными. Вроде пресловутых нынешних "Двенадцати" Блока ⁸: в зависимости от того, под каким углом зрения и в каком настроении какой читатель к ним подходит.

* * *

Знакомство Волошина с писателем Александром Валентиновичем Амфитеатровым (1862-1938) состоялось в марте 1905 года. Амфитеатров знал Волошина в "его парижские молодые дни". Воспоминания Амфитеатрова были опубликованы в газете "Сегодня" (Рига) 11 сентября 1932 г. (сообщено составителям Р. Д. Тименчиком).
Текст - по газетной публикации воспоминаний.
¹О тамплиерах в Париже рассказывала Волошину А. Р. Минцлова. 18 июля 1905 года он записал в дневник ее слова: "Они теперь еще существуют... <...> Во многих церквах есть их знаки" (ИРЛИ). 24 июля того же года Волошин писал Маргарите Сабашниковой о прогулке с Минцловой по Парижу: "На месте казни тамплиеров ее руки помертвели и похолодели" (ИРЛИ).
²Лекция Волошина "Предвестия и пророчества" впоследствии была опубликована в журнале "Перевал" (1906. N 2) под названием "Пророки и мстители (Предвестия Великой Революции)".
³Имеется в виду стихотворение Волошина "Ангел мщенья" ("Народу русскому: я скорбный Ангел мщенья!..") (1906).
⁴В романе А. Амфитеатрова "Вчерашние предки" (1929) выведен граф Зигмунт Стембровский, глава кружка "автофантастов", наделенный некоторыми чертами Волошина.
⁵ "Историк" - по-видимому, А. Ле Плонжеон, в 1895 году опубликовавший в Лондоне перевод отрывка рукописи индейцев майя, где якобы повествуется о гибели от землетрясения "земли My" в 9564 году до н. э. (см. в кн.: Жиров Н. Ф. Атлантида. М., 1964. С. 108). Плонжеон упомянут в статьях Волошина "Картинные выставки" (газета "Новая Русь". Спб., 1909. 5 февраля. N 35) и "Архаизм в русской живописи" (Аполлон. 1909. N 1).
⁶По-видимому, У. Скотт-Эллиот, автор "Истории Атлантиды", вышедшей в 1896 году в Лондоне, а в 1901-м - в Париже.
⁷В журнале "Красное знамя", выходившем в Париже под редакцией Амфитеатрова, были напечатаны стихотворения Волошина "Голова принцессы Ламбаль" и "Ангел мщенья" (1906. N 1).
⁸ В упоминании о "пресловутых... "Двенадцати" Блока" ощущается отзвук тенденциозного, раздраженного восприятия этой поэмы писателем-эмигрантом (после 1920 г. А. Амфитеатров эмигрировал из Советской России за границу).