ать лет тому назад критик видел в Обломове открыто и беспощадно
поставленный вопрос о русской косности и пассивности. Добролюбов смотрел с
высоты, и для него уничтожалась разница не только между Обломовым и
Тентетниковым, но и между Обломовым и Онегиным; для него Обломов был
разоблаченный Печорин или Бельтов, Рудин, низведенный с пьедестала.
Через 30 лет, в наши дни, критик "Русской Мысли" назвал Обломова просто
уродом, индивидуальным болезненным явлением, которое может быть во все
времена, и потому ни характерности, ни тем менее общественного значения не
имеет {36}.
Нам решительно нечего делать ни с тем, ни с другим мнением; я привел их
здесь только, чтоб показать, как мало затронут ими художественный образ
Обломова и как противоречивы могут быть суждения, если люди говорят не о
предмете, а по поводу предмета. Да простит мне тень Добролюбова, что я
поставил рядом с упоминанием о нем отзыв М. А. Протопопова.
* * *
Я не думаю, чтобы стоило останавливаться на вопросе, какой тип Обломов.
Отрицательный или положительный? Этот вопрос вообще относится к числу
школьно-рыночных. А что, Афанасий Иванович Товстогуб - отрицательный или
положительный тип? А мистер Пиквик? Мне кажется, что самый естественный путь
в каждом разборе типа начинать с разбора своих впечатлений, по возможности
их углубив.
Я много раз читал Обломова, и чем больше вчитывался в него, тем сам
Обломов становился мне симпатичнее.
Автор, по-моему, изображал человека ему симпатичного, и в этом
основание впечатления. Затем, чем больше вчитываешься в Обломова, тем меньше
раздражает и возмущает в нем любовь к дивану и к халату. Передаю свои
впечатления только, но думаю, что они зависят от любви самого автора к покою
и созерцанию и от его несравненного уменья опоэтизировать самую простую и
неприглядную вещь.
Под действием основных впечатлений, мало-помалу представился мне образ
Обломова приблизительно в таком виде.
Илья Ильич Обломов не обсевок в поле. Это человек породистый: он красив
и чистоплотен, у него мягкие манеры и немножко тягучая речь. Он умен, но не
цепким, хищным, практическим умом, а скорее тонким, мысль его склонна к
расплывчатости.
Хитрости в нем нет, еще менее расчетливости. Если он начинает хитрить,
у него это выходит неловко. Лгать он не умеет или лжет наивно.
В нем ни жадности, ни распутства, ни жестокости: с сердцем более
нежным, чем страстным, он получил от ряда рабовладельческих поколений
здоровую, чистую и спокойно текущую кровь - источник душевного целомудрия.
Обломов эгоист. Не то, чтобы он никого не любил, - вспомните эту жаркую
слезу, когда во сне вспомнилась мать, он любил Штольца, любил Ольгу, но он
эгоист по наивному убеждению, что он человек особой породы и на него должны
работать принадлежащие ему люди. Люди должны его беречь, уважать, любить и
все за него делать; это право его рождения, которое он наивно смешивает с
правом личности. Вспомните разговор с Захаром и упреки за то, что тот
сравнил его с "другими".
Он никогда не представляет себе свое счастье основанным на несчастье
других; но он не стал бы работать ни для своего, ни для чужого
благосостояния. Работа в человеке, который может лежать, представляется ему
проявлением алчности или суетливости, одинаково ему противных. К людям он
нетребователен и терпим донельзя, оптимист. Обломов любит свой привычный
угол, не терпит стеснения и суеты, он не любит движения и особо резких
наплывов жизни извне, пусть вокруг и разговаривают, спорят даже, только чтоб
от него не требовали ни споров, ни разговоров. Он любит спать, любит хорошо
поесть, хотя не терпит жадности, любит угостить, а сам в гости ходить не
любит.
Обломов, может быть, и даровит, никто этого не знает, и сам он тоже, но
он, наверное, умен. Еще ребенком обнаруживал он живость ума, который
усыпляли сказками, вековой мудростью и мучной пищей.
Университетская наука не менее обломовских пирогов усыпляла
любознательность; служба своей центростремительной силой отняла у него
любимый и родной угол, бросила куда-то на Гороховую и взамен предоставила
разговоры о производствах и орденах; на службу Обломов раньше смотрел с
наивными ожиданиями, потом робко, наконец равнодушно. Не прельщаясь ни
фортуной, ни карьерой, он залег в берлогу.
Отчего его пассивность не производит на нас ни впечатления горечи, ни
впечатления стыда?
Посмотрите, что противопоставляется обломовской лени: карьера, светская
суета, мелкое сутяжничество или культурно-коммерческая деятельность Штольца.
Не чувствуется ли в обломовском халате и диване отрицание всех этих попыток
разрешить вопрос о жизни. Отойдем на минутку, раз мы заговорили об
обломовской лени и непрактичности, к практичным и энергичным людям в
гончаровских же романах.
Вот Адуев-дядя и вот Штольц.
Адуев-дядя - это еще первое издание и с опечатками. Он трезв,
интенциозен до крайности, речист, но не особенно умен, только оборотист и
удачлив, а потому и крайне самоуверен. Колесницу его, адуевского, счастья
везут две лошади: фортуна и карьера, а все эти искусства, знания, красота
личной жизни, дружба и любовь ютятся где-то на козлах, на запятках - в самой
колеснице одна его адуевская особа.
Дядя Адуев раз проврался и был уличен молодой женой в хвастовстве.
Но ничего подобного не может случиться со Штольцем: Штольц человек
патентованный и снабжен всеми орудиями цивилизации, от Рандалевской бороны
до сонаты Бетховена, знает все науки, видел все страны:
он всеобъемлющ, одной рукой он упекает Пшеницынского братца, другой
подает Обломову историю изобретений и откровений; ноги его в это время
бегают на коньках для транспирации; язык побеждает Ольгу, а "ум" занят
невинными доходными предприятиями.
Уж, конечно, не в этих людях поэтическая правда Гончарова видела идеал.
Эти гуттаперчевые человечки, несмотря на все фабрики и сонаты,
капиталы, общее уважение и патенты на мудрость, не могут дать счастье
простому женскому сердцу.
И Гончаров в неясном или безмолвном упреке их жен произносит приговор
над своими мещанскими героями.
Может быть, Адуев-дядя и Штольц были некоторой душевной болью самого
Гончарова.
В них отразились вожделения узкого филистерства, которым заплатил дань
наш поэт: он переживал их в департаментах, в чиновничьих кругах, в заботе об
устройстве своего одинокого угла, в погоне за обеспечением, за комфортом, в
некоторой черствости, пожалуй, старого и хозяйственного холостяка.
Но вернемся к Обломову.
Обломова любят. Он умеет внушить любовь, даже обожание в Агафье
Матвеевне. Припомните конец романа и воспоминание о нем Захара. Он, этот
слабый, капризный, неумелый и изнеженный человек, требующий ухода, - он мог
дать счастье людям, потому что сам имел сердце.
Обломов не дает нам впечатления пошлости. В нем нет самодовольства,
этого главного признака пошлости. Он смутится в постороннем обществе,
наделает глупостей, неловко солжет даже; но не будет ломаться, ни
позировать. В самом деле, отчего его жизнь, такая пустая, не дает
впечатления пошлости? Посмотрите, в чем его опасения: в мнительности, в
страхе, что кто-нибудь нарушит его покой; радости - в хорошем обеде, в
довольных лицах вокруг, в тишине, порой - в поэтической мечте.
А назовете ли вы его сибаритом, ленивцем, обжорой? Нет и нет. Разве он
поступится чем-нибудь из своего обломовского, чтоб кусок у него был послаще
или постель помягче? Везде он один и тот же Обломов: в гостиной Ильинских с
бароном и в своем старом халате с Алексеевым, трюфели ли он ест или яичницу
на заплатанной скатерти.
Отнимите у Обломова средства, он все же не будет ни работать, ни
льстить; в нем останется то же веками выработавшееся ленивое, но упорное
сознание своего достоинства. Может быть, с жалобами, капризами, может быть,
с пристрастием к рюмочке, но, наверное, без алчности и без зависимости, с
мягкими приемами и великодушием прирожденного Обломова.
В Обломове есть крепко сидящее сознание независимости - никто и ничто
не вырвет его из угла: ни жадность, ни тщеславие, ни даже любовь. Каков ни
есть, а все же здесь наш русский home {Дом (англ.).}.
Обломов консерватор: нет в нем заскорузлости суеверий, нет
крепостнической программы, вообще никакой программы, но он консерватор всем
складом, инстинктами и устоями. Вчерашний день он и помнит и любит; знает
он, что завтрашний день будет лучше, робко, пожалуй, о нем мечтает, но
иногда даже в воображении жмурится и ежится от этого блеска и шума
завтрашнего дня. В Ольге ему все пленительно: тяжела любовная игра и
маленькие обманы, и вся та, хоть и скромная, эмансипированность, для которой
в его сердце просто нет клапанов. Обломов живет медленным, историческим
ростом.
Остановимся на одну минуту на романе Обломова с Ольгой.
Еще до начала романа Обломов в разговоре со Штольцем указывает, что ему
нельзя жениться: он беден; потом это соображение несомненно тоже в нем
говорит; может быть, оно в значительной мере и содействует разрыву. Какое
мещанское, мелкое соображение, не правда ли? А посмотрите, как в своих
воспоминаниях Гончаров освещает тот же мотив.
Помните вы эту симпатичную фигуру Якубова, его крестного отца, образчик
провинциального джентльмена 20-х и 30-х годов, тип, который просмотрели наши
старые поэты.
Гончаров рассказывает про Якубова следующее:
Он влюбился в одну молодую, красивую собою графиню. Об этом он мне
рассказал уже после, когда я пришел в возраст, но не сказал, разделяла ли
она его склонность. Он говорит только, что у него явился соперник, некто
богатый, молодой помещик Ростин. Якубов стушевался, уступил.
- Отчего же вы не искали руки ее? - спросил я, недовольный такой
прозаической развязкой.
- Оттого, мой друг, что он мог устроить ее судьбу лучше, нежели я. У
меня каких-нибудь триста душонок, а у него две тысячи. Так и вышло. Я сам
желал этого. Оба они счастливы, и слава богу! - он подавлял легкий вздох
(IX, 64).
Позже Якубов говорил с ней и о ней не иначе, как с нежной
почтительностью, и был искренним другом ее мужа и всей семьи (65).
Вернемся к Обломову.
Перед 35-летним человеком в первый раз мелькнули в жизни контуры и
краски его идеала, в первый раз он почувствовал в душе божественную музыку
страсти; эта поздняя весна в сердце у человека с поседевшими волосами, с
ожиревшим сердцем и вечными ячменями, тут есть что-то и трогательное, и
комичное. Обломов душой целомудренный юноша, а в привычках старик. С робкой
нежностью бережет он свой идеал, но для него достижение идеала вовсе не цель
жизни, для него это любимая мечта; борьба, усилия, суета в погоне за идеалом
разрушают мечту, оскорбляют идеал Обломова, - оттого его роман носит
разрушение в самом корне.
В своих романических приключениях Обломов жалок; жалостно в нем это
чередование юного задора со старческим утомлением. Но весь роман с его
стороны со всеми блестками поэзии и густым слоем прозы, весь от первого
признания - "я чувствую не музыку, а любовь" - и до горячки в развязке
проникнут какою-то трогательной искренностью и чистотой чувства.
Ольга - это одна из русских миссионерок. Долгое рабство русских
заключенниц, материнство с болезнями, но без радости и в виде единственного
утешения церковь - вот на такой почве выросли русские Елены, Лизы, Марианны
{37}: их девиз - пострадать, послужить, пожертвовать собой!..
Ольга миссионерка умеренная, уравновешенная. В ней не желание
пострадать, а чувство долга. Для нее любовь есть жизнь, а жизнь есть долг.
Миссия у нее скромная - разбудить спящую душу. Влюбилась она не в
Обломова, а в свою мечту.
Робкий и нежный Обломов, который относился к ней так послушно я так
стыдливо, любил ее так просто, был лишь удобным объектом для ее девической
мечты и игры в любовь.
Но Ольга - девушка с большим запасом здравого смысла, самостоятельности
и воли, главное. Обломов первый, конечно, понимает химеричность их романа,
но она первая его разрывает.
Один критик зло посмеялся и над Ольгой, и над концом романа: хороша,
мол, любовь, которая лопнула, как мыльный пузырь, оттого, что ленивый жених
не собрался в приказ.
Мне конец этот представляется весьма естественным. Гармония романа
кончилась давно, да она, может, и мелькнула всего на два мгновения в Casta
diva {Чистой богине {38} (итал.).}, в сиреневой ветке; оба, и Ольга и
Обломов, переживают сложную, внутреннюю жизнь, но уже совершенно независимо
друг от друга; в совместных отношениях идет скучная проза, когда Обломова
посылают то за двойными звездами, то за театральными билетами, и он, кряхтя,
несет иго романа.
Нужен был какой-нибудь вздор, чтобы оборвать эти совсем утончившиеся
нити.
На этом мы и покончим нашу характеристику Обломова, неполную и бледную,
конечно, но едва ли погрешившую перед поэтом в искажении его поэтического
миросозерцания, его идеалов и отношения к людям, а ведь этого прежде всего и
надо требовать от критика, если он не хочет заслонять поэта от тех людей,
которым он о поэте говорит.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые: РШ, 1892, э 4, с. 71-95. Автограф неизвестен. Печатается по
тексту журнала с исправлением опечаток.
В основе статьи - мысль о соотнесенности личности писателя с созданными
им образами, которая именно здесь впервые последовательно развита Анненским.
В этом отношении статья близка к "Книгам отражений".
1 Перед нами девять... томов... - Имеется в виду Полное собрание
сочинений Гончарова в 9-ти томах, изд. 2-е. СПб., 1886-1889. Все цитаты
проверены по этому изданию.
2 Что другому бы стало... в одну рамку. - Белинский сказал это
Гончарову в личном разговоре. Гончаров пишет: "Белинский сказал мне однажды
<...>: "что другому стало бы на десять повестей, у него укладывается в одном
романе!"" (VIII, 264).
3 ... сказал... Добролюбов про "Обломова". - В статье "Что такое
обломовщина?" Добролюбов писал: "Лень и апатия Обломова - единственная
пружина действия во всей его истории. Как же это можно было растянуть на
четыре части! Попадись эта тема другому автору, тот бы ее обделал иначе:
написал бы страничек пятьдесят, легких, забавных, сочинил бы милый фарс,
осмеял бы своего ленивца, восхитился бы Ольгой и Штольцем, да на том бы и
покончил" (Добролюбов. Собр. соч. М.-Л.: 1962, т. 4, с. 311).
4 "Песнь торжествующей любви" - рассказ Тургенева.
5 ... двух высокоталантливых комментаторов... - Речь идет о Белинском,
о Добролюбове.
6 ...над глазуновским девизом... - Глазуновы - старинная фирма
книгопродавцев в Москве и Петербурге. Гончарова издал Иван Ильич Глазунов
(1826-1889), приобретший право на издание его сочинений.
7 ...Чучей, Углицких, Якубовых... - персонажи из "Воспоминаний"
Гончарова.
8 Сам он рассказывает... первые части "Обрыва"... - Гончаров пишет об
образе Райского: "Я должен был его больше, нежели кого-нибудь, писать
инстинктом, глядя то в себя, то вокруг, беспрестанно говоря о нем в кругу
тогдашних литераторов, поверяя себя, допрашиваясь их мнения, читая им на
выдержку отдельные главы..." (VIII, с. 210).
9 ... Белинский ... отметил, что он увлекается своим уменьем рисовать.
- Белинский писал: "Господин Гончаров рисует свои фигуры, характеры, сцены
прежде всего для того, чтобы удовлетворить своей потребности и насладиться
своею способностью рисовать..." (Полн. собр. соч. М., 1956. т. 10, с. 343).
10 Сентиментализм он осмеял... в начале своего творчества... - Речь
идет о романе "Обыкновенная история",
11 ...дьяком "в приказе поседелым". - См.: Пушкин. Борис Годунов.
"Ночь. Келья в Чудовом монастыре": "Так точно дьяк, в приказах поседелый, /
Спокойно зрит на правых и виновных, / Добру и злу внимая равнодушно, / Не
ведая ни жалости, ни гнева".
12 "Лучше поздно" - "Лучше поздно, чем никогда" - критическая статья
Гончарова.
13 "Взбаламученное море" (1863) - роман Писемского.
14 "Некуда" (1864) - роман Н. С. Лескова (вышел под псевд.: М.
Стебницкий).
15 "Новь" (опубл. 1877) - роман Тургенева.
16 Ювенал Децим Юний (ок. 60-ок. 127) - римский поэт-сатирик.
17 Персии Флакк Авл (34-62) - римский поэт-сатирик.
18 Барбье Анри Огюст (1805-1882) - французский поэт.
19 Прус Болеслав (1847-1912) - польский писатель.
20 "Смотрите... что наша крапива!.." - "... Я камень не такой... на
иностранном языке лает." ... "В самом деле - баба... иногда нет"... -
Отрывки из очерков "Фрегат Паллада".
21 ...сознается сам... заслуженные упреки. - В статье "Лучше поздно,
чем никогда" Гончаров пишет: "Я спешу, чтоб не забыть, набрасывать сцены,
характеры, на листках, клочках - и иду вперед как будто ощупью, пишу сначала
вяло, неловко, скучно (как начало в Обломове и Райском), и мне самому бывает
скучно писать, пока вдруг не хлынет свет и не осветит дороги, куда мне идти"
(VIII, 209).
22 Начнет писать... об игре Монахова в "Горе от ума"... - См. статью
Гончарова "Мильон терзаний". Монахов Ипполит Иванович (1841-1877) - актер. С
1865 г. - на сцене петербургского Александрийского театра. Играл Чацкого и
Молчалина.
23 ...хочет высказать свое мнение о Белинском... - См. статью Гончарова
"Заметки о личности Белинского".
24 Как умно и тонко ... его силы... - Анненский, возможно, цитирует на
память, имея в виду отрывок из статьи "Заметки о личности Белинского": "Ни в
ком никогда не замечал я, чтобы самолюбие проявлялось так тонко, скромно и
умно, как в Белинском. Он не мог не замечать действия своей силы в обществе
- и, конечно, дорожил этим: но надо было пристально вглядываться в него,
чтобы ловить и угадывать в нем слабые признаки сознания своей силы: так он
чужд был всякого внешнего проявления этого сознания" (VIII, 173).
25 Иногда я замечал... и всегда производил. - Цитаты из книги
"Воспоминания" (IX. 99-100).
26 Пидерит Теодор (1826-?) - немецкий писатель, врач по профессии.
Наибольшей известностью пользовалась его книга "Grundsatze der Mimik und
Physiognomik" (Брауншвейг, 1858; 2-е изд.: "Mimik und Physiognomik".
Детмольд, 1886). На 2-е издание ссылается Анненский.
27 ... вспомните бедняка Козлова... - персонаж из романа "Обрыв". В
слове "Козлов" исправлена опечатка, допущенная в РШ.
28 ... это райская птица... без хищных когтей... - не совсем точная
цитата из статьи "Лучше поздно, чем никогда".
29 Когда то Белинский сказал... "...пока она ему нужна". - В сочинениях
Белинского эти слова не обнаружены.
30 "Человек-зверь" (1890) - роман Золя; входит в его эпопею
"Ругон-Маккары".
81 Потехин Алексей Антипович (1829-1908) - писатель, драматург. Писал
преимущественно о жизни крестьян.
32 Тит Титыч Брусков - персонаж из пьесы А. Н. Островского "Тяжелые
дни" (1863).
33 "Школа пушкинско-гоголевская ... завешанный ими материал". - Цитата
из статьи "Лучше поздно, чем никогда".
34 От Гоголя и Пушкина ... в литературе... - У Гончарова: "... от
Пушкина и Гоголя в русской литературе теперь еще пока никуда не уйдешь"
(VIII, 217).
35 Кифа Мркиевич - эпизодический персонаж, символ обывателя (Мд 1, XI).
36 ... критик... назвал Обломова просто уродом... значения не имеет. -
Речь идет о статье М. А. Протопопова "Гончаров" ("Русская мысль", 1891, э
11).
37 ...Елены, Лизы, Марианны... - См. прим. 17, 18, с. 598.
38 ... мелькнула всего на два мгновения a Casta diva... - "Casta diva"
- ария Нормы в опере "Норма" Беллини. В романе Обломов напевает при Штольце
начало каватины из этой оперы.
КО - "Книга отражений".
2КО - "Вторая книга отражений".
ГБЛ - Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.
ГИАЛО - Государственный Исторический архив Ленинградской области.
ГЛМ - Отдел рукописей Государственного Литературного музея.
ГПБ - Отдел рукописей Государственной Публичной библиотеки нм. М. Е.
Салтыкова-Щедрина.
ИРЛИ - Отдел рукописей Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН
СССР (Ленинград).
РШ - журнал "Русская школа".
ЦГАЛИ - Центральный Государственный архив литературы и искусства
(Москва).
ЦГИАР - Центральный Государственный исторический архив СССР
(Ленинград).