весть-исповедь воспроизводит все
этапы аналитического процесса как повторного переживания "реальных" событий:
в первый раз Рупрехт пережил их эмпирически как реальный участник,
пытавшийся анализировать свой опыт от случая к случаю, но в основном
поглощенный самими переживаниями; во второй раз - как исследователь-аналитик
по преимуществу.
Отсюда - два временных плана повествования: время реальных событий с
участием в них повествователя в главной роли и время повествователя,
повторяющего происшедшее в настоящем так, что к финалу сюжетное время
сближается с временем повествователя, пока в финале повести не сливается в
одно - настоящее время повествователя. Сюжетное время как законченное
находит продолжение как время повествователя, и таким образом осуществляются
переход и связь времен.
Почему же историческое время фиксируется только как фон частного
времени и не становится объектом непосредственного изображения? Дело в том,
что историческое время - это не вся полнота реального времени, а лишь
описанное в документах время, т. е. время деятелей ("любимцев веков", по
выражению В. Брюсова) и событий, по своим масштабам и значению выходящих за
пределы, временной длительности и линейности; это экстратемпоральная
линеарная длительность, поддерживающая идею вечности. Соотношение
исторического времени как конкретной формы вечности и частного времени как
дурной бесконечности создает еще один вариант взаимопереходности дня и ночи,
здесь и там, реального и нереального.
Эта концепция времени в произведении находится в непосредственной связи
с его сюжетно-композиционным построением. Внесюжетная главка Amico lectori,
как было отмечено, - это curriculum vitae героя. Она "густо"
документирована: здесь даты жизни Рупрехта соотнесены с датами исторического
времени и с именами исторических личностей, бывших его современниками. Как
автобиография - это документ, фиксирующий во времени то, что стало
достоянием истории и что таким образом приближает частную жизнь к
историческому бытию. Главка Amico lectori предваряет события повествования и
в этом смысле служит прологом, в котором изложена предыстория героя. Здесь
время фиксируется в статике, от даты к дате, которые получают назначение
темпоральных этикеток событий, сохранивших свой линеарный порядок, но
лишенных реальной длительности своего протекания. Конец такой инвентаризации
событий резко подчеркивает начало динамического характера повествования: "С
этого времени, собственно, и начинается мой рассказ", а именно: с августа
1534 года, когда герой-повествователь достиг 30-летнего возраста, возраста
переломного, переходного. Он сам отмечает эту особенность своего возраста,
говоря: "Я не был юношей... когда повстречался с темным и тайным в природе,
так как переступил уже грань, разделяющую нашу жизнь на две части".
Первую часть своей жизни, равную 30 годам, Рупрехт изображает в форме
хроники, иногда вдаваясь в детали и не драматизируя повествование. Но уже
следующий, 31 год своей жизни описывает детально, перемежая повествование с
драматизацией. Если в хроникальной части время исчислялось только годами, то
в последующих главах, начиная с первой, счет ведется по дням, часам и даже
мгновениям.
В одном из набросков плана романа действие расписано по дням (см. наст,
издание, с. 352). Здесь встреча Рупрехта с Ренатой приурочена к 16 августа
1534 года. Согласно этому расписанию, Рената и Рупрехт достигли Кельна 19
августа вечером. Все прочие дни до 9 сентября они провели в Кельне.
Описанный в романе шабаш имел место в среду 9 сентября 1534 года, что
соответствует второй части главы IV текста романа. В тексте повествователь
редко расставляет даты, однако он не упускает случая уточнить время
действия, прибегая к разнообразным приемам привязки действия ко времени,
например, давая такие указания: "Этим кончился второй день нашего пребывания
в Кельне и пятый день моей близости с Ренатой"; "К самому концу августа
Рената поправилась..."; "Такая наша жизнь продолжалась около недели...";
"Утром во вторник (сейчас будет видно, почему я точно помню, в какой это
было день)..." Последний пример мотивирует точность приводимой по памяти
даты. Хроникальность повествования повсеместно поддерживается и
подкрепляется указаниями на утро, вечер дня или дни месяца, например:
"Наконец, в первые дни ноября месяца..." или "Днем, избранным нами после
долгих обсуждений, была пятница, 13 числа ноября месяца..." В конце главы VI
повествователь подводит некоторые итоги затраченного им времени от
Дюссельдорфа до Бонна: "Три месяца с того утра истекли шесть дней тому
назад..." Этот итог позволяет уточнить дату посещения Рупрехтом Агриппы
Неттесгеймского в Бонне, где он провел около трех дней. Встреча Рупрехта и
Агриппы имела место в воскресенье 15 ноября 1534 года. В понедельник 16
ноября он возвратился в Кельн, а в среду состоялся его поединок с Генрихом
фон Оттергейм. Действие главы девятой приходится на декабрь 1534 года. Затем
бегство Ренаты из Кельна точно датируется повествователем: 14 февраля, в
воскресенье, в день святого Валентина, римского мученика и патрона
(покровителя) эпилептиков (Ренаты) и влюбленных (Рупрехта и Ренаты). В
воскресенье
7 марта 1535 года Рупрехт встретился и познакомился с доктором Фаустом
и его спутником Мефистофелесом.
8 марта они втроем выехали из Кельна и в тот же день достигли замка фон
Веллен. 10 марта Фауст и Мефистофелес покинули замок. В конце марта Рупрехт
в свите архиепископа Трирского приезжает в монастырь святого Ульфа (он
прожил в замке две недели и вспоминает о том, что прошло 8 месяцев, как он
впервые увидел Ренату). По словам матери Марты, Рената пришла в монастырь
месяца полтора тому назад, что подтверждает точность определения времени
действия в монастыре (конец марта). В течение трех последующих месяцев
Рупрехт жил в Страсбурге. Значит, в апреле, мае или июне 1535 года он был
свидетелем последних минут жизни Агриппы Неттесгеймского, умершего в
Гренобле (точная дата смерти неизвестна). В глухую зиму Рупрехт пересек
Францию и остановился в Бильбао (Испания), где в ожидании весенней навигации
в Новый Свет он в месяцы вынужденного бездействия, т. е. в конце 1535 года,
написал свою "правдивую повесть".
Таким образом, время действия, не считая двух эпизодов (встречи
Рупрехта с Генрихом фон Оттергейм и посещения им умирающего Агриппы)
повести, составляет около восьми месяцев (август - март 1534 года). Оба эти
эпизода могли произойти в апреле, который, в зависимости от даты Пасхи в
этом году, мог считаться концом 1534 года или началом 1535 года. Автор
романа (Брюсов) вносит поправку, определяя время действия повести с августа
1534 года по осень
1535 года. Это значит, что Брюсов включает в этот период и те события,
о которых повествователь сообщает скороговоркой (переход Рупрехтом Франции и
его жизнь в Бильбао), вынося их за скобки сюжетного действия. Это время
действующего лица - Рупрехта. Время повествователя можно уточнить,
установив, что последняя страница повести писалась в середине января
1536 года. Время писания повести - это время повествователя.
Автобиография героя-повествователя до начала действия повести представляет
собою предисловие автора повести, или пролог, или вводную главу. Всего с
момента действия до момента завершения повести прошло полтора года.
Если до 1534 года время в повести представлено как сухая справка с
перечнем дат и событий, то в изображении событий с августа 1534 года до
весны 1535 года время детализировано, а затем оно фиксируется фрагментарно:
в течение трех месяцев происходят две внешне разрозненные встречи, одну из
которых можно точно датировать днем смерти Агриппы Неттесгеймского.
Хотя время повествователя определено как январь 1535 года (или 1536
года по новому стилю), о нем ничего более не известно, так что оно не играет
почти никакой заметной конструктивной роли в композиции повествования.
Только время действующего лица организует порядок, последовательность и ритм
повествования в пределах повести, а время издателя - в пределах романа.
Еще одна характерная особенность времени в повести: в прологе,
уснащенном датами биографии Рупрехта, сравнительно много упомянутых
исторических лиц и событий, по которым можно установить время действия:
"Похвала глупости" (1509) Эразма, "Письма темных людей" (1515-1517), "Vallis
humanitatis" (1518) Буша, нападение Франца фон Зикингена на Трир (1522),
"народные мятежи и буйства", как названа в повести крестьянская война в
Германии 1525 года, осада протестантами Рима и разгром ими Вечного города (6
мая 1527), возвращение в Европу завоевателя Мексики Фердинанда Кортеса
(1528) и др.
В дальнейшем повествовании исторические даты и лица служат
своеобразными вехами, которыми отмечаются бурные события личной жизни Ренаты
и Рупрехта. Исторический фон просвечивает сквозь все повествование Рупрехта,
и таким образом читатель получает возможность держать в поле зрения оба
плана (интимно-личный и объективно-исторический) изображаемой эпохи. Однако
исторический план, не составляющий объекта художественного изображения,
играет важную конструктивно-композиционную роль в повествовании: ведь
благодаря ему интимный мир частных лиц дает читателю представления о
структуре личности, в которой отразилась структура сознания эпохи
Реформации. Это сознание было особенно противоречиво, так как в нем
уживались предрассудки средневековья и научные представления Возрождения,
но, как показано в "Огненном ангеле", эти противоречия уживались не мирно, а
в трагическом борении, определявшем судьбу личности.
Так в произведении постепенно вырисовывается _исторический образ
ренессансного сознания_. Поэтому-то исторические события здесь лишь глухо
упоминаются, а немногие исторические личности (Агриппа, Вейер, Фауст)
подвизаются в эпизодических ролях. Особенность историзма "Огненного ангела"
не в воссоздании внешних примет эпохи, хотя это условие соблюдено автором с
известной педантичностью, или портретов и характеров исторических деятелей,
а в воспроизведении типа мышления современников эпохи Возрождения и
Реформации (или Северного Возрождения): ученых, священнослужителей, рыцарей,
простолюдинов и пр.
Два плана, о которых сказано выше, также не существуют параллельно друг
другу, но по-своему взаимодействуют. Так, в главе третьей сторонник
насильственных мер в движении Реформации, единомышленник Иоанна Лейденского
(вождя мюнстерской обороны), не находит сочувственного отклика в своих
собеседниках: Рупрехт связывает "обновление жизни" с "просвещением умов", а
Рената резко осуждает реформаторов как слуг дьявола и решительно утверждает:
"Не церковь нам нужно реформировать, а душу свою, которая не способна больше
молиться Всемогущему и верить в его слово, а все хочет рассуждать и
доказывать". Здесь выражены две реакции на радикальное течение Реформации:
просвещенного гуманизма и средневекового мистицизма с его "счастьем
погружения души в Бога".
Из беседы с Иоганном Вейером Рупрехт выносит научное (для эпохи
Возрождения) представление о несчастных больных женщинах, которых
невежественные католические монахи преследовали как пособниц дьявола,
называя их ведьмами. Тридцать лет спустя Вейер изложил свои рассуждения в
книге, которая действительно сделала известным его имя, как и предсказал
Рупрехт в дни молодости ученого. Рассуждения же Агриппы об истинной и ложной
магии дали повод его ученику (тому же Вейеру) метко охарактеризовать учителя
как великого ученого, но человека другого поколения. Если под истинной
магией Агриппа понимал "сокровенные знания о природе", то его современник
Фауст (так, как он изображен в повести) представляет ложную магию с ее
"ловкими средствами", применяемыми разными "фокусниками и шарлатанами".
Наконец, встреча Рупрехта с инквизитором братом Фомой характеризует
взаимоотношения католиков и протестантов, роль вождя Реформации Лютера в
рождении легенды о Фаусте и значении инквизиции в судьбах "блудных сынов"
эпохи.
Время повествователя и героя - это _время повести_. Но в "Огненном
ангеле" есть и _время романа_. "Предисловие к русскому изданию" и
"Объяснительные примечания" составляют не только архитектоническое
обрамление для "Правдивой повести", но и временную раму, переводящую стрелку
часов почти на четыре столетия вперед. Это - время интерпретатора, т. е.
автора романа, комментатора и издателя. Задача его заключается в подаче
произведения эпохи Возрождения. Какие же сдвиги сознания во времени отмечает
автор "Предисловия к русскому изданию"? Прежде всего отмечается разница в
летосчислении, в переходе от юлианского календаря к григорианскому: "Он
[автор "Повести". - С. И.] родился в начале 1505 года (по его счету в конце
1504 г.)". К этому уточнению находим примечание: "В начале XVI века год еще
считался с Пасхи". Уточняется также время "Повести": с августа 1534 по осень
1535 года. Специально оговаривается категория "правдивости" повествования,
вынесенная в заглавие произведения. Автор романа подтверждает эту установку
автора "Повести" тем, что в "Повести" нет анахронизмов и что изображение им
исторических личностей (Агриппа, Вейер, Фауст) не расходится с историческими
данными о них. Вместе с тем подчеркивается неизбежный субъективизм
повествователя: события изображены так, как они представлялись их участнику,
а не так, как они происходили в действительности. Крайняя противоречивость
мировоззрения Рупрехта, в сознании которого уживались аксиомы гуманизма и
предрассудки средневековья (например, вера в сверхъестественное),
объясняется тем, что в этом отношении "он только шел за веком", так как
"именно в эпоху Возрождения началось усиленное развитие магических учений".
Более того, именно интерес к оккультизму характеризует героя "Повести" не
как обскуранта, а как передового человека своей эпохи, когда магией
занимались с целью ее рационалистического объяснения, так что "веря в
реальность магических явлений, автор "Повести" только следовал лучшим умам
своего времени", среди которых - имена Агриппы, Амбруаза Паре, Кеплера и др.
Этими оговорками исчерпываются временные коррективы, внесенные автором
романа в "Правдивую повесть".
"Объяснительные примечания" дают систематическое детализированное и
многоаспектное освещение текста "Повести" с позиций научного сознания начала
XX века. Открытия атмосферического преломления света или гелиоцентрической
системы Коперника, ставшие научными аксиомами в XX веке, в XVI веке были
известны лишь узкому кругу специалистов. Читатель должен это знать, чтобы
правильно оценить эрудицию Рупрехта.
Сошлемся всего на несколько примеров, показывающих, как корректируется
время действия "Повести" в "Объяснительных примечаниях".
В боннском трактире под вывеской "Жирные Петухи" ученики Агриппы
"болтали обо всем на свете" и, в частности, "о приближавшихся праздниках св.
Катарины и св. Андрея с их забавными обрядами". Соответствующее
"объяснительное примечание" уточняет, что дни названных святых приходятся на
25 ноября и 2930 ноября. Следовательно, дата посещения Рупрехтом Агриппы в
Бонне (15 ноября 1534 года), как определено выше, вполне вероятна.
Уже было отмечено, что дата рождения героя (5 февраля 1504 года)
корректируется в "Предисловии к русскому изданию" как начало 1505 года.
Известно, что до 1582 года, когда был введен григорианский календарь, в
странах Западной Европы летосчисление велось по юлианскому календарю,
согласно которому первым месяцем считался март. Мартовский год назывался
пасхальным. Для каждого года праздник Пасхи определялся в пределах с 22
марта по 25 апреля в первый воскресный день, который совпадает с днем
весеннего равноденствия или следует непосредственно после него. Значит, по
григорианскому (гражданскому) календарю (январский год) Рупрехт родился 5
февраля 1505 года, т. е. в конце года по юлианскому календарю. Исходя из
этой исторической особенности летосчисления, определяем и поздний предел
времени действия "Повести" как конец 1535 года. Благодаря "Объяснительным
примечаниям" читатель может получить информацию о последних годах жизни
Рупрехта по возвращении им в Новую Испанию (Мексику), что уже выходит за
хронологические рамки действия "Правдивой повести". Если экспедиция
Фердинанда де Сото погибла в лесах и болотах долины Миссисипи в 1539 году, и
такая же участь, возможно, постигла Рупрехта, то ясно, что жизнь его могла
окончиться не раньше 1536 года и не позднее 1539 года.
Жизнь главного героя и автора "Правдивой повести" продолжалась немногим
более 30 лет и полностью укладывается в первую треть XVI века, а время
действия - это последние годы широкого антифеодального и антипапского
движения (Реформации), чреватого, как показано в произведении, будущей
Контрреформацией (с середины 40-х годов XVI века).
Таким образом, художественное время упорядочивает последовательность
событий в "Правдивой повести", "привязывает" события частной жизни героев к
историческим и календарным датам, а также раздвигает хроникальный диапазон
изображенной действительности за счет внесюжетных лиц и событий, называемых
в "предисловии" и "примечаниях"; наконец, благодаря этим двум обрамляющим
"Повесть" текстам осуществляется временная связь между событиями начала XVI
века и начала XX века и тем самым - органический переход от издательского
текста к художественному, от повести XVI века к роману XX века в духе
модернистских концепций "синтеза искусств" и "научной поэзии".