Томасъ Карлейль принадлежалъ къ числу такихъ писателей, которые въ литературѣ своей страны дѣлаютъ эпоху. Непосредственное вл³ян³е ихъ на умы согражданъ проходитъ, конечно, со временемъ, но авторитетъ ихъ остается вѣчнымъ и неизгладимымъ. Карлейль къ тому же былъ плодовитымъ вкладчикомъ въ англ³йскую литературу и создалъ своимъ вл³ян³емъ цѣлую школу писателей. Не часто и не многимъ изъ такихъ писателей, подобно Карлейлю, приходится достигать глубокой старости (онъ умеръ 25 января 1881 г. на 86-мъ году жизни) и видя плоды своей дѣятельности, самимъ убѣждаться въ томъ, что вл³ян³е ея, нѣкогда благотворное, смѣнилось инымъ, болѣе соотвѣтствующимъ и духу, и потребностямъ вѣка. Въ этомъ отношен³и небезъинтересно прослѣдить хотя въ общихъ чертахъ характеръ литературной карьеры Карлейля, тѣмъ болѣе, что его сочинен³я очень мало извѣстны русской публикѣ. Но прежде всего нѣсколько б³ографическихъ данныхъ. Карлейль родился въ 1795 г., въ Думфрисшейрѣ, графствѣ южной Шотланд³и. Шотландск³й типъ былъ сильно отмѣченъ во всей его фигурѣ, а его говоръ всегда сохранялъ рѣзко мѣстный акцентъ. Отецъ предназначалъ его къ духовному зван³ю и съ этой цѣлью помѣстилъ его въ Эдинбургск³й университетъ. Но молодой человѣкъ выказалъ больше склонности къ наукамъ математическимъ и словеснымъ, нежели къ богослов³ю. Сначала онъ пробовалъ свои силы на педагогическомъ поприщѣ, въ качествѣ учителя математики въ школѣ графства Файфъ, потомъ поступилъ воспитателемъ въ одно семейство и кончилъ тѣмъ, что рѣшительно отдался литературнымъ трудамъ. Изучивъ французск³й и нѣмецк³й языки, онъ началъ заниматься составлен³емъ статей для энциклопед³и Брюстера и переводами. Въ числѣ первыхъ его литературныхъ работъ особенное вниман³е обратили на себя "Жизнь Шиллера", книга, появившаяся въ 1823 г., и передѣлка Гетевскаго "Вильгельма Мейстера", которая и послужила поводомъ къ перепискѣ между Гёте и Карлейлемъ. Въ 1827 г. Карлейль женился. Къ этой эпохѣ относятся критико-литературныя статьи его, которыя помѣщались въ разныхъ "Обозрѣн³яхъ" и только впослѣдств³и появились отдѣльнымъ издан³емъ. 1834-й годъ имѣлъ двоякое значен³е въ его жизни. Онъ окончилъ въ то время свое первое оригинальное сочинен³е "Sartor resartus" и переѣхалъ въ Англ³ю на постоянное жительство. "Sartor resartus" (переодѣтый портной) - нѣчто въ родѣ философской бутады - составилъ эпоху въ литературной карьерѣ Карлейля, особенно потому, что тутъ онъ обнаруживаетъ впервые свой особый стиль и выказываетъ склонность къ фантастическому жанру, въ которомъ выразилась впослѣдств³и его литературная физ³оном³я. Но послѣдующ³е годы посвящены были составлен³ю книги, которая привлекла къ себѣ гораздо больше вниман³е и сдѣлала репутац³ю автору. Это - его "Французская революц³я", изданная въ 1837 г. Съ тѣхъ именно поръ Карлейль вошелъ въ большую славу. Каждое изъ его сочинен³й ожидалось съ нетерпѣн³емъ, читалось на расхватъ, обсуждалось съ уваженьемъ. Затѣмъ, въ цѣломъ рядѣ своихъ сочинен³й онъ изложилъ свои соц³альные и политическ³е взгляды; таковы сочинен³я о "Чартизмѣ", "Прошлое и настоящее", "Памфлеты послѣднихъ дней". За ними же слѣдовали историческ³я и б³ографическ³я работы о Кромвелѣ (1845 г.), о Джонѣ Стерлингѣ (1851), о Фридрихѣ Великомъ (1858-1864). Старѣйшая и слабѣйшая изъ его работъ "Древн³е короли Норвег³и" издана въ 1875 г.
Чему же обязанъ Карлейль своей репутац³ей? На чемъ основано его вл³ян³е?
Карлейль писалъ много и въ различномъ жанрѣ. Въ числѣ его сочинен³й, которыя принадлежатъ къ чистой литературѣ, первыя, по времени своего появлен³я - "Жизнь Шиллера" и критическ³я статьи, помѣщавш³яся въ разныхъ Reviews. Потомъ слѣдуютъ обширные историческ³е труды о французской революц³и, о Кромвеллѣ и Фридрихѣ Великомъ. Обычныя тенденц³и, разсѣянныя во всѣхъ его сочинен³яхъ, какъ уже замѣчено выше, нашли свое примѣнен³е политическое и соц³альное въ работахъ о "Чартизмѣ", о "Прошломъ и настоящемъ" и "Памфлетахъ послѣднихъ дней". Но болѣе непосредственное выражен³е взглядовъ, как³е носилъ въ себѣ Карлейль, нужно искать въ сочинен³яхъ о "Герояхъ и культѣ героевъ", отчасти въ "Sartor resartus" и въ "Жизни Джона Стерлинга", гдѣ многое относится къ самому автору, Отсюда видно, что Карлейль затрогивалъ разнообразные предметы и однакоже едва ли есть сочинен³я другого писателя, въ которыхъ обнаруживалось бы больше единства, чѣмъ у него.
И дѣйствительно, во всѣхъ поименованныхъ сочинен³яхъ замѣтна одна и таже, только ему свойственная манера и выражаться, и представлять себѣ вещи. Сразу видно, что имѣешь дѣло съ оригинальнымъ мыслителемъ, положившимъ начало цѣлой школѣ писателей. О томъ, чтобы свести въ точной формулѣ его воззрѣн³я и думать нечего. Особенность идей Карлейля, это - рѣшительное отвращен³е отъ всякаго рода опредѣлен³й, отъ всякаго, такъ сказать, логическаго и критическаго аппарата, которымъ довольствуются обыкновенные смертные, а, напротивъ, эта особенность въ витан³и въ сферѣ воображен³я и чувства. Оттого то онъ и представляется мистикомъ. М³ръ ему казался чѣмъ-то темнымъ, наполненнымъ глубокими тайнами. Природа, истор³я, человѣкъ, все для него было предметомъ удивлен³я. Его обычное настроен³е душевное выражалось въ преклонен³и передъ этими тайнами. Онъ имѣлъ какую-то особую потребность непремѣнно обожать. Подобная наклонность къ таинственному и возвышенному естественно приводила его къ преувеличен³ямъ, человѣчество представлялось ему занятымъ непрерывной гигантской борьбою между добромъ и зломъ. Мелочи же дѣйствительной жизни, напротивъ, казались одинаково отвратительными и забавными. Новѣйшее общество рисовалось всецѣло предавшимся лжи и рутинѣ. Народы ищутъ себѣ спасен³я въ конституц³яхъ, въ уравновѣшиван³и власти, въ парламентскихъ дебатахъ, въ изобрѣтен³яхъ такъ называемаго либерализма и прогресса, тогда какъ въ дѣйствительности и въ существѣ дѣла, на сторонѣ правительства превосходство силы. Въ этомъ отношен³и любопытны, между прочимъ, воспоминан³я помѣщенныя въ газетѣ "Русь" г-жею О. К. о Карлейлѣ. По ея словамъ, онъ особенно любилъ бранить англ³йскую конституц³ю и жестоко смѣяться надъ тѣми, кто ей вѣрилъ.
- "Humbug", восклицалъ онъ, "чистѣйш³й обманъ"!.. "Пожалуйста, не губите вы мнѣ моей Росс³и нашей конституц³ей", воскликнулъ онъ однажды... "Вѣдь въ парламентѣ царитъ болтовня, пошлая болтовня. Росс³я совершила много великаго. У ней и будущее великое. Пусть только развивается по своему, на своихъ собственныхъ ногахъ. Я люблю и всегда любилъ русскихъ"!.. Затѣмъ - разсказываетъ г-жа О. К.- онъ провелъ параллель между государемъ и королевой Виктор³ей, горячо восхваляя перваго за его реформы и любовь къ просвѣщен³ю, но сильно издѣваясь надъ второю, особенно за ея "Турко-Биконсфильлство"...
Возвращаясь къ идеямъ Карлейля относительно человѣчества, нельзя не замѣтить, что ихъ послѣднимъ словомъ являются герой и права героизма. Ему нужны Магометы, Кромвели, Фридрихи II-е, Наполеоны, потому что это настоящ³е и непосредственные продукты природы. Отсюда уже легко предугадать, въ какой связи должны находиться теор³я героизма у Карлейля съ его общими воззрѣн³ями на м³ръ. Человѣкъ рока, Провидѣн³я, одаренный высокими свойствами, которыя заранѣе отводятъ ему верховное мѣсто въ м³рѣ, такова, по его воззрѣн³ямъ, естественная дѣйствительность въ противоположность съ соц³альными фикц³ями, изъ-тоже время это - одна изъ силъ тайнаго м³ра, въ созерцан³е котораго англ³йск³й писатель любитъ погружаться.
Если вполнѣ естественно намѣтить основную мысль, которая вдохновляла Карлейля, то, съ другой стороны было бы несправедливо утверждать, что все достоинство его сочинен³й заключалось въ вышеупомянутомъ мистицизмѣ. Въ немъ виденъ, сверхъ того, историкъ и сатирикъ. Историкъ замѣчательный по сознательности своихъ изыскан³й и живости, съ какою онъ схватываетъ и изображаетъ физ³оном³ю событ³й. Его сила неоспорима. Онъ какъ будто обладаетъ, минуя всѣ его частныя особенности, даромъ вызывать прошлое, оживлять и воскрешать его, составить изъ него цѣлую драму, за которой читатель слѣдитъ неотступно. Стиль Карлейля изъ тѣхъ, которые задѣваютъ за живое читателя. Сверхъ того, Карлейль безспорно принадлежитъ къ школѣ драматической. За всѣми его моральными сентенц³ями, его заклинан³ями и подобными странностями, не трудно замѣтить, что Карлейль, пиша истор³ю, хотѣлъ только разсказывать и разсказывать только для того, чтобы подѣйствовать на слушателя или читателя. Это артистъ своего дѣла. Самая торжественность его стиля не больше, какъ приправа все съ тою же цѣлью.
Карлейль является историкомъ въ двухъ или трехъ сочинен³яхъ и сатирикомъ во всѣхъ своихъ произведен³яхъ. Его идеалистическ³я тенденц³и проглядываютъ всюду въ формѣ постоянной и горькой насмѣшки надъ людьми и предметами современности. Онъ неисчерпаемъ въ своемъ негодован³и на недостатокъ искренности и великодуш³я, на сервилизмъ и жалк³й видъ м³ра, который его окружаетъ. Одно слово у него безпрестанно подвертывается подъ перо и имъ-то Карлейль резюмируетъ характеръ нынѣшняго вѣка. Слово это "sham". Оно не поддается переводу и обозначаетъ сразу и фальшивую внѣшность, суетныя домогательства, лживые договоры, и общественное лицемѣр³е. Карлейль же возложилъ на себя мисс³ю быть провозвѣстникомъ искренности. Эту искренность онъ желалъ бы примѣнить ко всему: она у него является священнымъ закономъ искусства, нравовъ, политики.
То обоготворен³е силъ, о которомъ мы упомянули выше, само является послѣдств³емъ необходимости, какую испытываетъ писатель, нисходить во всемъ до первоначальнаго и естественнаго положен³я вещей. А что же реальнѣе силы? Что же доступнѣе пониман³ю, если не вл³ян³е, какимъ въ состоян³и давать себя чувствовать личный авторитетъ, будь то ген³й, или просто штыкъ?
Одна изъ многихъ второстепенныхъ заслугъ философ³и Гегеля, какъ извѣстно, состояла въ разрушен³и противоположности между формою и содержан³емъ. Нѣтъ такой основы, которая не имѣла бы своей формы, нѣтъ и формы, которая не предполагала бы извѣстной основы. Но никогда та и другая не была въ болѣе явной связи, нежели мысль Карлейля и его манера писать. Трудно отдѣлаться отъ мысли, когда читаешь его произведен³я, что это - не аффектац³я; она выступаетъ рѣзко въ его безпрестанныхъ декламац³яхъ противъ лицемѣр³я вѣка. Его выспренныя мистическ³я воззрѣн³я на невѣдомое, которое насъ окружаетъ, на вселенную, его преклонен³е передъ тайной быт³я, представляютъ что то позирующее, дѣланное. Такъ и кажется, что все это разсчитано, надумано. Тоже слѣдуетъ замѣтить и относительно его стиля. Это языкъ, будто намѣренно сфабрикованный писателемъ, и однакоже этому языку онъ обязанъ большею долей своего успѣха. Словарь Карлейля можно было бы составить изъ длинныхъ словъ, на манеръ нѣмецкихъ, изъ неупотребительныхъ формъ, сравнительныхъ и превосходныхъ степеней... Авторъ весь уходитъ въ странные термины, стереотипные эпитеты; фраза его будто отрублена, прервана. Карлейль, видно, нарочно дѣлалъ ее антимузыкальной, антипер³одичной, отрывочной. Прибавьте къ этому восклицан³я, вопросительные знаки, воззван³я къ дѣйствующимъ лицамъ, къ читателю, къ небесамъ и землѣ, ко всему на свѣтѣ, и вы получите понят³е о стилѣ Карлейля. Ничѣмъ такъ не злоупотребляетъ онъ, какъ словами Богъ, Безпредѣльность, Вѣчность, Глубина.
Нужно ли прибавлять, что эта смѣшанная роль пророка и буффона, эти выдѣланныя эксцентричности, производятъ скорѣе впечатлѣн³е, будто ими авторъ пользуется, чтобъ обратить вниман³е на себя, чѣмъ впечатлѣн³е дѣйствительнаго убѣжден³я? Съ самаго начала своей литературной каррьеры Карлейль не писалъ такъ. Въ его "Жизни Шиллера" обыкновенные англ³йск³е обороты. Если по его первымъ литературно-критическимъ статьямъ и можно отчасти предугадать, что выйдетъ потомъ изъ писателя, все же онѣ не выказываютъ отлич³й отъ обыкновенно употребительнаго языка. Но "Sartor resartus", который принадлежитъ почти къ той же эпохѣ, уже обнаруживаетъ странности. Съ тѣхъ поръ авторъ начинаетъ пользоваться излюбленной имъ манерой писать, которая имѣетъ двойную выгоду, будучи легче самой простѣйшей формы и возбуждая любопытство публики. Его "Французская революц³я" (1837 г.) представляется уже совсѣмъ скроенной по особой мѣркѣ.
Вл³ян³е Карлейля, какъ писателя, измыслившаго свою манеру писать, было велико. Онъ вызвалъ цѣлый рядъ подражателей, которые, впрочемъ, вмѣсто того, чтобы заботиться о дѣльности и логичности своего изложен³я, больше кичились своей виртуозностью или эффектами шарлатанскаго стиля. Не избѣгли соблазна въ этомъ отношен³и и велик³е таланты въ Англ³и. Рускинъ, напримѣръ, какъ и самъ Карлейль, кончилъ тѣмъ, что перешелъ отъ исключительнаго стиля къ странному, и отъ аффектац³и дошелъ до мистификац³и.
Вл³ян³е философскихъ взглядовъ Карлейля было не меньше, чѣмъ и его литературная дѣятельность, но оно было болѣе спасительно и благотворно. Имя Карлейля останется навсегда въ истор³и мысли въ Англ³и. Онъ намѣтилъ рѣзко стезю своихъ воззрѣн³й. Какъ, не смотря на недостатки своего стиля, онъ въ сущности былъ артистомъ, также точно, не взирая на претендательность его сентенц³й, онъ былъ если не философомъ, то, по крайней мѣрѣ, дѣйствовалъ на формировку умовъ. Короче сказать, если бы требовалось общимъ образомъ опредѣлить моральное и интеллектуальное вл³ян³е Карлейля, мы бы замѣтили, что Карлейль въ особенности служилъ тому, чтобы порвать и раздвинуть путы, въ которыхъ загрузла мысль его согражданъ. Слушая, какъ онъ безпрерывно твердилъ о божествѣ и вѣчности, о тайнѣ и обожан³и, въ немъ начинали видѣть провозвѣстника болѣе высокой и широкой религ³и, сравнительно съ ходячими вѣрован³ями. Съ тѣхъ поръ умозрѣн³е проложило въ Англ³и новую дорогу. Всем³рныя тайны Карлейля смѣнились точными изыскан³ями, строгими изслѣдован³ями и опредѣлен³ями. Неизвѣстно, отдавалъ ли себѣ отчетъ въ этомъ самъ Карлейль, но во всякомъ случаѣ онъ достаточно прожилъ для того, чтобы видѣть свое вл³ян³е исчерпаннымъ, свою роль въ качествѣ учителя устарѣлой.
Вышеприведенныя воспоминан³я г-жи О. К. содержатъ въ себѣ нѣсколько данныхъ, подтверждающихъ это. "85-лѣтн³й Карлейль пережилъ себя" - говоритъ г-жа О. К. Онъ замѣчалъ надъ собою весь процессъ разрушен³я и нетерпѣливо жаждалъ смерти. "Прошлою весною г-жа О. К. уѣзжала изъ Лондона въ Росс³ю. Карлейль, съ вѣрнымъ другомъ своимъ Джемсомъ Фрудомъ, пр³ѣхалъ къ ней... Разговоръ преимущественно касался ея отъѣзда, возвращен³я, и только что вышедшей въ то время ея книги: "Росс³я и Англ³я". Карлейль настаивалъ на необходимости сообщать какъ можно болѣе свѣдѣн³й о Росс³и.
- Англ³я очень невѣжественна насчетъ васъ, заключилъ онъ.
Прощаясь, г-жа О. К. сказала ему "до свидан³я".
- О, нѣтъ, воскликнулъ онъ, какъ то испуганно. О, нѣтъ, повторилъ онъ, желайте мнѣ поскорѣй смерти. Мнѣ давно пора, давно! Неужели придется еще помучиться нѣсколько мѣсяцевъ? Это выше силъ.
Г-жа О. К. замѣтила ему, что друзьямъ его больно слышать так³я слова:
- Вы намъ дороги, намъ нужны ваши совѣты, ваши указан³я; смерть ни отъ кого не уйдетъ, утѣшала она. Но Карлейль какъ будто считалъ себя забытымъ на землѣ...
Само собою разумѣется, видя свое вл³ян³е отжившимъ, Карлейль въ правѣ былъ утѣшать себя, что онъ служилъ уже переходомъ между прошлымъ и настоящимъ. А къ этому, конечно, сводится роль всѣхъ системъ; въ этомъ заключается лучшая слава, на какую только можетъ претендовать мыслитель на этомъ свѣтѣ...
"Историческ³й вѣстникъ", No 3, 1881