Трагедия в 2-х действиях с прологом и эпилогом,
соч. H.H. Тимковского и В.М. Дорошевича
Театральная критика Власа Дорошевича / Сост., вступ. статья и коммент. С. В. Букчина.
Мн.: Харвест, 2004. (Воспоминания. Мемуары).
Трагедия эта служит продолжением пьесы "Дело жизни". Представляется по ночам. Начинается в час ночи. Окончание около 7 часов утра.
Гаврила Гаврилович Народников.
Маркс Марксович Марксистов.
Анна, - Народникова жена.
Татьяна - Народникова дочь.
Доктор, акушерка - они же ангелы.
1-й помещик, 2-й помещик - они же черти.
Г-н Тимковский, автор пьесы "Дело жизни".
Зритель - попал в театр.
Капельдинер - много пьес на своем веку видал.
Ляки, бяки и паиньки, голуби чистотой и нравственные арапы.
Малый театр. В зрительном зале сидит один человек.
Г-н Тимковский (со сцены. Наставительно): - Ученье (с просветительным лицом) - свет. Неученье (мрачно сдвигает брови) - тьма. (Убежденно). Мрак есть зло! (Сжимая кулаки). С мраком надо бороться!
Зритель (вынимая часы. Болезненно): - Николай Иванович! Половина первого! Ей-Богу, половина первого!
Г-н Тимковский (поднимая палец): - С невежеством, говорю я, надо бороться! (С глубокой уверенностью). Мужика надо лечить! Лекарства помогают в болезнях. Скрипку ценят по тону. И в рубище почтенна добродетель.
Зритель (вскакивая): - Николай Иванович!!! Зачем же вы мне этого раньше не сказали? Вы могли мне это сказать в восемь часов. Теперь-с тридцать пять минут первого-с! Я ухожу! (Идет).
Г-н Тимковский (вне себя): - Держи его! Спеленать каналью! К креслу его прибинтовать!
Капельдинер (прибинтовывая зрителя к креслу марлей): - Не препятствуйте, господин! Готово!
Г-н Тимковский (подходя ближе, тихо и умиленно): - Деревню любить нужно! Деревня темна. Ее учить нужно! Деревню лечить нужно. Ее любить нужно, - деревню-то, говорю я. Деревню!
Зритель (привязанный. С помутившимися глазами): - Ненавижу я вашу деревню! Ненавижу! Я сейчас в провинцию поеду! Я деревню сожгу! Я им эпидемию пушу! Я оспу им привью! Я такое сделаю, такое... (Корчится в судорогах).
Г-н Тимковский (подходя еще ближе): - Любить ее надо, деревню! (Наклоняясь над зрителем, проникновенно): Жалеть ее надо! Жалеть!
Зритель (впадая в беспамятство) : - Уб...ью, де...рев...ню уб...
Капельдинер: - Кажется, кончились.
Г-н Тимковский (стучит обмершему пальцем в лоб). - Ученье - свет, а неученье - тьма. С невежеством надо бороться. Мрак вреден, свет полезен. (Слышен тихий стон). Я тебя начиню, ракалью! (Нагибается обмершему к уху и шепчет). Скрипку ценят по тону. И в рубище почтенна добродетель.
Капельдинер (шатаясь): - Мне дурно.
Г-н Тимковский (Смотрит на него орлом. Ударяя себя обеими руками в грудь): - Дважды два - четыре! Что ты можешь на это возразить?
Занавес быстро падает. Из-за занавеса слышно: "Трижды три - девять!".
Красивое местоположение. Ложбинка. С одной стороны деревня, с другой - фабрика, посередине - стол. На столе книги и медикаменты.
Акушерка (входя, радостно): - У бабы Матрены сейчас тройню приняла. Целую тройню! (Восторженно). "Сейте разумное, доброе, вечное!"
Доктор (поправляя очки) : - Сейте.
Акушерка: - А что бы мужику Калистрату дать? У него сорок два и четыре..
Доктор (поправляя очки): - Дайте ему хинину. (Подает ей порошок). "Сейте разумное, доброе, вечное!"
Пожимают друг другу руки и уходят рука об руку.
1-й помещик (входя): - Мужика-с драть нужно!
2-й помещик: - Драть, да из "Гражданина" приговаривать: "Не мужичествуй! Не мужичествуй!" Принудительно ему в это самое время "Гражданин" читать! Еще неизвестно, что подействительней!
1-й помещик: - Ели сейчас у Маркса Марксовича Марксистова человека!
2-й помещик: - Вкусно?
1-й помещик (целуя пальчики): - Соус какой! И ведь что бы, казалось? Простой деревенский человек. А до какой он его мягкости довел! Нежности!
2-й помещик. - Да, уж так приготовить мужика, как Маркс Марксович Марксистов, никто не приготовит!
1-й помещик: - Да я вам все сейчас расскажу, как мужика сделать мягче! (Садятся в сторонке и с упоением говорят. По временам только доносится: "Студень из человеческой губы!" "Л почку ему зажарить!" И поцелуи пальчиков).
Татьяна (Народникова дочь, выходя из-за фабричной трубы в большой задумчивости. Она все слышала): - "Никто так не сумеет приготовить мужика, как Маркс Марксович"... А отец! (С глубоким вздохом) Бедный отец! Всю жизнь ты хочешь приготовить мужика, и у тебя ничего не выходит!
Входят Марксистов и Анна, Народникова жена.
Анна (в нерешительности): - А муж говорит, что деревню надо любить!
Марксистов (он с зубочисткой): - А по-моему, деревню нужно ненавидеть.
Анна (со вздохом): - Ах, как вы это справедливо говорите!
Марксистов (с увлечением): - Я сам мужика люблю. Например, под кислым соусом. Жареный на фабричном котле русский мужик! Могу сказать: "Люблю отчизну я, но странною любовью".
Анна (качая головой, но не без нежности): - Людоед!
Марксистов: - Людоед, - и горжусь этим! (Смотрит на нее так, как умеет смотреть только один г. Южин). Послушайте, уедем со мной, а?! За границу, - и будем жить припеваючи. Вы на рояли играть будете. А я вам буду припевать!
Анна (колеблясь): - А у вас есть голос?
Марксистов: - Все есть!
Анна: - Поедемте.
Уходят.
Татьяна (выбегая): - Мать пошла с Марксистовым...
Марксистов (возвращаясь один): - Здравствуйте,Танюша!
Татьяна (с ужасом): - Я вас боюсь!
Марксистов: - А вы когда сердитесь, - у вас на лбу этакая складочка, как у мамаши вашей! (На лице у него "этакое рассуждение"). Ужасно вы на свою мамашу похожи! (Смотрит на
нее так, как во всем мире может смотреть только один г. Южин. И уходит).
Татьяна (схватываясь за сердце и качаясь на ногах): - Ах!
Доктор (входит. Подает ей руку. Дружески): - Сейте разумное...
Татьяна: - Ах, отстаньте вы от меня с вашим разумным! (Вне себя). Не хочу я сеять! (Топает ногами). Не хочу, не хочу, не хочу!
Доктор (поправляя очки): - Чего ж вы хотите?
Татьяна. - Я жать хочу! Понимаете вы, - жать. Довольно папаша всю жизнь просеял! Я жать хочу! Жить и жать, жать и жить.
Доктор (поправляя очки): - Пойти кому-нибудь нарыв разрезать! (Уходит, повторяя, чтоб не забыть: "Сейте разумное, доброе, вечное").
Татьяна (вне себя): - Маркс! Маркс! Маркс! (Обнимает фабричную трубу и целует ее). Маркс! (В рыданиях уходит).
Народников (выходя из кустов. Он все слышал, но у Марксистова на него вексель, и он не хотел показываться кредитору на глаза. С отчаянием): - Да что ж это такое? А? Все взял, все покорил, все ему принадлежит! Мужиков развратил; на гармонии играют! Он на моей жене женится! Он на моей дочери женится! (Хватаясь за голову). Он на мне еще женится! (В безумии). Нет! Пускай уж лучше жена с ним бежит! (Кричит вслед Марксистову). Увозите мою жену! Богом вас молю: увозите! (В рыданиях падает).
1-й помещик (второму): - А особливо хорошо, ежели ему уши мелко порубить, да с лучком...
Комната у Народникова. Мебель. На мебели печати. Татьяна и Анна.
Татьяна: - Ты, мама, сегодня уезжаешь?
Анна: - С любовником, дочка, уезжаю.
Татьяна: - А хорошо, должно быть, уезжать с любовником?
Анна: - Очень приятно.
Татьяна (в задумчивости): - Странно, однако, он мне что-то говорил.
Анна: - И вовсе неправда. И вовсе не тебе, а мне. "Ваши, - говорит, достоинства, Анна Родионовна"...
Татьяна: - Ах, маменька, он это мне говорил. "У вас, - говорит, - складочка!"
Анна: - Вечно спорит, несносная девчонка. Это мне он про складочку: "В ваших, - говорит, - бровях складочка!" И при этом так на меня посмотрел!
Татьяна: - Он и на меня так посмотрел!
Анна: - Ну, вот важность, что посмотрел! Мимоходом! "Дай, думает, я и на нее посмотрю!"
Татьяна (в слезах): - Мама, это уж из "Ревизора".
Народников (входя с Марксистовым. Старается быть веселым): - А вот и Маркс Марксович! Заехал к нам! Не забыл обещания. Все, душечка, тебя увезти хочет. Ну, счастливого вам, господа, пути! Играйте на рояле, нас не забывайте! А если тебе, Анна, надоест за границей на рояле играть, - ты имей в виду, пожалуйста, ко мне! Непременно! Буду очень рад! Во всякое время!
Марксистов (кланяясь): - Ваши гости! Ваши гости!
Анна (поворачиваясь): - Я не еду!
Народников (растерянно): - Как не едешь? Все уложили.
Анна: - А так - не поеду и не поеду! Вот и весь сказ!
Марксистов (демонически): - "Опять один! Опять я сир!" (Вынимает из кармана вексель Народникова и рвет). Вот твой вексель.
Народников (недовольно): - Что ж это ты, Маркс Марксович, все мои векселя рвешь? Какую моду взял! Я новый напишу, а ты опять разорвешь. Ведь, этак я, брат, на одну вексельную бумагу разорюсь!
Марксистов: - Прощайте! (Уходит).
Народников (потираяруки): - Вот и умница, Анна, что не поехала. Осталась! Заживем теперь отлично. Сеять будем!
Анна (при слове "сеять" посмотрела на него с ужасом).
Народников: - Сеять разумное, доброе, вечное...
Анна (трясясь всем телом, глаза безумные): - Опять сеять? Мало ты сеял! Изверг ты сеяный!
Народников: - Деревню любить надо...
Анна: - Ненавижу! Нена... (За кулисами вопли ужаса).
Г-н Тимковский (высовываясь из ложи): - Что там случилось?
Капельдинер: - Зритель отбинтовался. Побежал, деревню поджег!
Народников: - Деревня горит! Деревню любить нужно! Деревню тушить нужно! Что же ты, Анна! Таня?
Татьяна (в исступлении): - Пусть она горит, ваша деревня! Ненавижу! Ненавижу!
Народников (в растерянности): - Вот так посеял любовь к деревне! Один народу мешать пойду! (Уходит).
Татьяна (вслед ему): - Нет, стой, отец! И я бегу тушить! Дай мне кишку - залить народное бедствие. (Надевает пожарную каску). Да здравствует женская пожарная команда! (Убегает).
Анна (садится за рояль. Глаза у Анны вылезли из орбит и безумны. Она дико хохочет и начинает играть. Пожар пылает, Анна играет).
Сам г. Тимковский
(высовываясь из ложи и в ужасе показывая на нее пальцем): - Нероница!
7 часов утра. Коридор Малого театра.
Зритель (в изнеможении): - Капельдинер, калоши! Где ты посеял мои калоши?
Капельдинер (в умоисступлении, беспамятстве и безумии): - "Сейте разумное, доброе, вечное"... (Разбрасывает калоши во все стороны).
Г-н Тимковский (потирая руки): - Усвоили!
Я: - Еще никогда такие хорошие слова не были так скверно произносимы, как в этой пьесе.
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том "Сцена" девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905-1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве "Петроград" небольшую книжечку "Старая театральная Москва" (Пг.-М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы - очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания ("Рассказы и очерки", М., "Московский рабочий", 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., "Московский рабочий", 1986; Рассказы и очерки. М., "Современник", 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти "возвраты" вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется "история с полтавским помещиком". Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, "швов" не только не видно, - впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: "Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований... Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге - сам Дорошевич, как журналист и литератор".
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран "средний вариант" - сохранен и кугелевский "монтаж", и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и "кугелевского" издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник "Старая театральная Москва", целиком включен восьмой том собрания сочинений "Сцена". Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики - "Одесского листка", "Петербургской газеты", "России", "Русского слова".
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, "неправильного" синтаксиса Дорошевича, его знаменитой "короткой строки", разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ
Старая театральная Москва. - В.М. Дорошевич. Старая театральная Москва. С предисловием А.Р. Кугеля. Пг.-М., "Петроград", 1923.
Литераторы и общественные деятели. - В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. - В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ - Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ - Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ - Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ - Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
Трагедия в 2-х действиях, с прологом и эпилогом
Соч. Н.И. Тимковского и В.М. Дорошевича
Впервые - "Русское слово", 1903, 15 октября, No 282.
...служит продолжением пьесы "Дело жизни". - Пародия опубликована через день после премьеры пьесы Н.И. Тимковского в Малом театре, состоявшейся 13 октября 1903 г.
Сейте разумное, доброе, вечное! - Цитата из стихотворения Н.A. Некрасова "Сеятелям" (1877).
"Гражданин" - политический и литературный журнал консервативного направления, издавался в Петербурге в 1872-1914 гг. Основателем и издателем был князь В.П. Мещерский
Люблю отчизну я, но странною любовью - цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова "Родина" (1841).
Нероница! - Здесь: последовательница римского императора Нерона, устроившего грандиозный пожар Рима.