Главная » Книги

Гоголь Николай Васильевич - Литературные мемуары. Гоголь в воспоминаниях современников (Часть I), Страница 6

Гоголь Николай Васильевич - Литературные мемуары. Гоголь в воспоминаниях современников (Часть I)


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

">  Я не присутствовал при этом испытании, но потом слышал, помнится мне,
  от М. А. Азаревичевой, И. П. Борецкого и режиссера Боченкова, а также,
  кажется, и от П. А. Каратыгина, что Гоголь читал просто, без всякой
  декламации; но как чтение это происходило в присутствии некоторых артистов,
  и Гоголь, не зная на память ни одной тирады, читал по тетрадке, то сильно
  конфузился и, действительно, читал робко, вяло и с беспрестанными
  остановками.
  
  Разумеется, такое чтение не понравилось, и не могло нравиться,
  Храповицкому, истому поклоннику всякого рода завываний и драматической
  икоты. Он, как мне сказывали, морщился, делал нетерпеливые жесты и, не дав
  Гоголю кончить монолог Ореста из "Андромахи", с которым Гоголь никак не мог
  сладить, вероятно потому, что не постигал всей прелести стихов графа
  Хвостова, предложил ему прочитать сцену из комедии "Школа стариков"
  13; но и тут остался совершенно недоволен.
  
  Результатом этого испытания было то, что Храповицкий запискою донес
  князю Гагарину, "что присланный на испытание Гоголь-Яновский оказался
  совершенно неспособным не только к трагедии или драме, но даже к комедии.
  Что он, не имея никакого понятия о декламации, даже и по тетради читал очень
  плохо и нетвердо, что фигура его совершенно неприлична для сцены и в
  особенности для трагедии, что он не признает в нем решительно никаких
  способностей для театра и что, если его сиятельству угодно будет оказать
  Гоголю милость принятием его на службу к театру, то его можно было бы
  употребить разве только на выход", (Под этим выражением на театральном языке
  означались люди, которым поручалось на сцене выносить письма, подавать
  стулья и составлять толпу гостей, но которым никогда не позволялось разевать
  рта.) *
  
  * Записка эта должна храниться в архиве театральной дирекции. Мне
  помнится, что я отослал ее, в конце года, в контору, к бывшему в то время
  архивариусом и журналистом г. Федорову.
  
  
  Гоголь, вероятно, сам чувствовал неуспех своего испытания и не являлся
  за ответом; тем дело и кончилось.
  
  Через несколько времени потом И. И. Сосницкий, которому Гоголь читал
  своего "Ревизора", с восторгом отзывался об этой пьесе. Храповицкий, услыхав
  это, спросил:
  
  - Какой это Гоголь? Уж не тот ли, который хотел быть актером? Хороша
  же должна быть пьеса! Да он просто дурень и ни на что порядочное не годится.
  
  Каково же было удивление бедного Александра Ивановича, когда "Ревизор",
  поставленный вскоре потом на сцену, возбудил такой восторг и когда в авторе
  он узнал того самого Гоголя, которого забраковал и прочил разве только на
  выход! Потом я часто подтрунивал над Александром Ивановичем!.
  
  - Да, да... я точно ошибся, что он ни к чему неспособен; но утверждаю,
  что он все-таки был бы скверный актер... Да и в "Ревизоре" есть гадости,
  например, где говорится о монументах и о поднятии рубашонки... ну, на что
  это похоже, сами посудите! 14
  
  Впоследствии я встречался иногда с Гоголем у князя В. Ф. Одоевского, на
  его субботних вечерах. Гоголь был тогда уже знаменит, пользовался дружбой
  Жуковского и других известных писателей. Он или действительно не узнал меня,
  или делал вид, что не узнает. По крайней мере мне казалось, что каждый раз,
  когда взоры наши встречались, он отводил глаза в другую сторону, как будто
  конфузясь, и никогда не заводил со мною разговора, хотя мы и были
  представлены друг другу князем Одоевским. Впрочем, я не имел никакого права
  на его внимание. Он был, действительно, великий талант, если еще не более, а
  я - смиренный литературный труженик, работавший хотя много и усердно, но
  незаметно и безыменно, в "Отечественных записках", "Энциклопедическом
  лексиконе" и некоторых других журналах. Сознавая, как-то инстинктивно, что
  Гоголю не хотелось, чтоб намерение его и попытка сделаться актером были
  известны, я при жизни его никогда и никому не говорил об этом. Не знаю,
  делаю ли и теперь хорошо, решаясь напечатать об этом случае в его жизни, о
  котором он, может быть, сам желал забыть 15.
  
  

    M. H. Лонгинов

  

    ВОСПОМИНАНИЕ О ГОГОЛЕ

  
  ... В первый раз увидел я Гоголя в начале 1831 года. Два старшие мои
  брата и я поступили в число учеников его. Это было в то же время, когда он
  сделался домашним учителем и в доме П. И. Балабина, и, сколько помню,
  несколько раньше, чем знакомство его с домом А. В. Васильчикова
  16. Гоголь был рекомендован моим родителям покойным В. А.
  Жуковским и П. А. Плетневым, которые, по дружбе своей к ним, всегда
  принимали живое участие в деле нашего воспитания и образования.
  
  В то время, о котором я говорю, Гоголь действительно был очень похож на
  портрет, изображенный автором "Опыта биографии" 17. Первое
  впечатление, произведенное им на нас, мальчиков от девяти до тринадцати лет,
  было довольно выгодно, потому что в добродушной физиономии нового нашего
  учителя, не лишенной, впрочем, какой-то насмешливости, не нашли мы и тени
  педантизма, угрюмости и взыскательности, которые считаются часто
  принадлежностию звания наставника. Не могу скрыть, что, с другой стороны,
  одно чувство приличия, может быть, удержало нас от порыва свойственной
  нашему возрасту смешливости, которую должна была возбудить в нас наружность
  Гоголя. Небольшой рост, худой и искривленный нос, кривые ноги, хохолок
  волосов на голове, не отличавшейся вообще изяществом прически, отрывистая
  речь, беспрестанно прерываемая легким носовым звуком, подергивающим лицо, -
  все это прежде всего бросалось в глаза. Прибавьте к этому костюм,
  составленный из резких противоположностей щегольства и неряшества, - вот
  каков был Гоголь в молодости.
  
  Двойная фамилия учителя Гоголь-Яновский, как обыкновенно бывает в
  подобных случаях, затруднила нас вначале; почему-то нам казалось сподручнее
  называть его г. Яновским, а не г. Гоголем; но он сильно протестовал против
  этого с первого раза.
  
  - Зачем называете вы меня Яновским? - сказал он. - Моя фамилия
  Гоголь, а Яновский только так, прибавка; ее поляки выдумали 18.
  
  Уроки начались немедленно и происходили более по вечерам. Несмотря на
  то, что такие необыкновенные часы могли бы произвести неудовольствие в
  мальчиках, привыкших, как мы, учиться только до обеда, классы Гоголя так нас
  веселили, что мы не роптали на эти вечерние уроки. Сначала предполагалось,
  что он будет преподавать нам русский язык. Немало удивились мы, когда в
  первый же урок Гоголь начал толковать нам о трех царствах природы и разных
  предметах, касающихся естественной истории. На второй урок он заговорил о
  географических делениях земного шара, о системах гор, рек и проч. На третий
  - речь зашла о введении во всеобщую историю. Тогда покойный старший брат
  мой решился спросить у Гоголя: "Когда же начнем мы, Николай Васильевич,
  уроки русского языка?" Гоголь усмехнулся своею сардоническою усмешкою и
  ответил: "На что вам это, господа? В русском языке главное дело - уметь
  ставить Ъ и е, а это вы и так знаете, как видно из ваших тетрадей.
  Просматривая их, я найду иногда случай заметить вам кое-что. Выучить писать
  гладко и увлекательно не может никто; эта способность дается природой, а не
  ученьем". После этого классы продолжались на прежнем основании и в той же
  последовательности, то есть один посвящался естественной истории, другой -
  географии, третий - всеобщей истории.
  
  Я сказал уже, что уроки Гоголя нам очень нравились. Это немудрено: они
  так мало походили на другие классы; в них не боялись мы ненужной
  взыскательности со стороны учителя, слышали от него много нового, для нас
  любопытного, хотя часто и не очень идущего к делу. Кроме того Гоголь при
  всяком случае рассказывал множество анекдотов, причем простодушно хохотал
  вместе с нами. Новаторство было одним из отличительных признаков его
  характера. Когда кто-нибудь из нас употреблял какое-нибудь выражение, уже
  сделавшееся давно стереотипным, он быстро останавливал речь и говорил,
  усмехаясь: "Кто это научил вас говорить так? Это неправильно; надобно
  сказать так-то". Помню, что однажды я назвал Бальтийское море. Он тотчас же
  перебил меня: "Кто это научил вас говорить: Бальтийское море?" Я удивился
  вопросу. Он усмехнулся и сказал: "Надобно говорить: Бальтическое море
  19; называют его именем Бальтийского - невежды, и вы их не
  слушайте". Но какой тон добродушия слышался во всех его замечаниях! Какою
  неистощимою веселостию и оригинальностию исполнены были его рассказы о
  древней истории! Не могу вспомнить без улыбки анекдоты его о войнах Амазиса,
  о происхождении гражданских обществ и проч.
  
  Свидетельство многих опытных людей доказывает, что Гоголь не был
  сотворен ни профессором, ни педагогом. Кажется, это не подлежит сомнению.
  Конечно, блестящий талант его мог облекать роскошными красками какие-либо
  исторические материалы и создать из них исполненную интереса лекцию,
  подобную той, о которой говорится в "Опыте его биографии". Но от такой
  попытки, доступной людям, уже знакомым с предметом и ищущим только
  рассмотрения его лектором с новой стороны, до возможности преподавать целый
  ученый курс - так же далеко, как и до уменья элементарным образом
  передавать ученикам какие-либо сведения. В начале тридцатых годов Гоголь
  занимался сочинением синхронистических таблиц для преподавания истории по
  новой методе и, кажется, содействовал В. А. Жуковскому в составлении новой
  системы обучения этой науке, основания которой были изданы в свет
  впоследствии. Таблицы свои приносил Гоголь и к нам, но употреблял их только
  в виде опыта.
  
  Гоголь скоро сделался в нашем доме очень близким человеком. В дни
  уроков своих он часто у нас обедал и выбирал обыкновенно за столом место
  поближе к нам, детям, потешаясь и нашею болтовней и сам предаваясь своей
  веселости. Рассказы его бывали уморительны; как теперь помню комизм, с
  которым он передавал, например, городские слухи и толки о танцующих стульях
  в каком-то доме Конюшенной улицы, бывшие тогда во всем разгаре. Кажется,
  этот анекдот особенно забавлял его, потому что несколько лет спустя
  вспоминал он о нем в своей повести "Нос" 20. (См. Соч. Гоголя, т.
  III, стр. 124.) Никогда не забуду того нетерпения, с которым ожидали мы
  появления второй части его "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Любопытство
  наше так было возбуждено первым томом этих несравненных рассказов! Он иногда
  читал их сам, принося матушке экземпляр вновь вышедшей своей книги. Это
  бывал настоящий праздник. Заметим здесь, что Гоголь, так скоро и легко
  сделавшийся коротким знакомым матушки, которой говорил часто о своих
  литературных занятиях, надеждах и проч., никак не мог победить какой-то
  робости в отношении к моему покойному отцу. Причиною этому должно полагать
  то, что он никак не мог отделить отношений своих как доброго знакомого от
  мысли о подчиненности: отец мой был начальником его по Патриотическому
  институту, куда Гоголь определен был учителем 21. Черта довольно
  оригинальная, потому что все знавшие покойного моего отца могут
  засвидетельствовать, что он с своей стороны никогда не подавал подчиненным
  повода не только робеть перед ним, но и всячески заставлял, вне служебных
  отношений, забывать, что он начальник. Но такова уже была странность Гоголя.
  При отце он, например, ни слова почти не говорил о литературе, хотя предмет
  этот, как известно, всегда занимал Гоголя.
  
  Если не ошибаюсь, уроки Гоголя продолжались года полтора 22.
  После этого Гоголь пропадал месяца два, и, сколько могу припомнить, в это
  время было ему передано от матушки удивление об его отсутствии и объяснено,
  что нам без учителя нельзя долее оставаться. Так как он и после этого не
  явился, то место его занял П. П. Максимович. Вдруг однажды Гоголь является к
  обеду. Дело ему немедленно объяснилось; но это нисколько не переменило
  отношений его к нашему дому. Доказательством тому служит то, что уже в
  
  1835 году, когда я был в Царскосельском лицее, он приносил матушке
  экземпляры вышедших тогда сочинений своих: "Арабески" и "Миргород".
  
  С поступления в лицей я несколько лет не видал Гоголя. Помню, что
  слышал от братьев, бывших в здешнем университете, о том, что он читает там
  лекции, что его чтение слушали Жуковский и Пушкин 23. Когда
  сыгран был в начале
  
  1836 года "Ревизор" 24, все мы в лицее нетерпеливее
  обыкновенного ожидали праздников, чтобы видеть эту превосходную комедию; это
  было тем труднее, что в Петербург отпускали нас только на святки, на четыре
  последние дня масленицы и на пасху. Вскоре после представления "Ревизора"
  Гоголь уехал за границу.
  
  Весною 1842 года я уже оканчивал курс в Петербургском университете, в
  который перешел из лицея. В один теплый солнечный день веселый кружок
  молодежи (в том числе и я) обедал у известного в то время ресторатора
  Сен-Жоржа. После обеда общество наше продолжало пировать в саду. Туда
  перешли из комнат и другие обедавшие. Тут-то встретился я с небольшого роста
  человеком, причесанным a la moujik, в усах и эспаньолетке, и с трудом узнал
  прежнего своего учителя. Действительно, это был Гоголь, очень переменившийся
  лицом и похожий на тот портрет его, который помещен при альманахе Бецкого:
  "Молодик, 1844 года" 25. Гоголь только что приехал в Петербург, и
  в это время вышли в свет "Мертвые души" 26, Я подошел к Гоголю,
  который находился у Сен-Жоржа в обществе нескольких своих приятелей, в числе
  которых был князь П. А. Вяземский. Он обрадовался, когда я назвал себя.
  После расспросов о моих домашних он в свою очередь должен был отвечать на
  разные мои вопросы, которые особенно относились до второй части "Мертвых
  душ". Восторги мои по случаю первой части, по-видимому, доставили ему
  удовольствие. Он говорил, что осенью надеется напечатать следующий том.
  Нельзя было не заметить перемены в его характере: беззаботная веселость
  юноши в десять лет нашей разлуки частию заменилась в нем большею зрелостью
  мыслей и расположение духа сделалось серьезнее. Через несколько дней после
  этой встречи я уехал из Петербурга и не видел больше Гоголя; это было
  последнее наше свидание. Когда он приезжал в Петербург в последние годы
  своей жизни, я был беспрестанно в отлучках и кочевал по всевозможным концам
  России. Сказать ли правду? если провидению угодно было прекратить так рано
  дни любимого моего поэта, то я не сожалею о том, что не видел его под конец
  его жизни. Храню как светлое воспоминание память о знакомом мне авторе
  "Вечеров на хуторе", "Ревизора", "Мертвых душ", исполненном свежести, силы и
  поэзии, и память эта не помрачается горестною мыслию о виде несчастного,
  мучимого телесными и душевными недугами автора "Переписки с друзьями", в
  котором не было видно и тени прежнего Гоголя.
  
  

    В. А. Соллогуб

  

    <ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ГОГОЛЕМ>

  
  ... В 1831 году летом я приехал на вакации из Дерпта в Павловск. В
  Павловске жила моя бабушка и с нею вместе - покойная тетка моя Александра
  Ивановна Васильчикова, женщина высокой добродетели, постоянно тогда
  озабоченная воспитанием своих детей. Один из сыновей ее <Василий>,
  ныне умерший, к сожалению родился с поврежденным при рождении черепом, так
  что умственные его способности остались навсегда в тумане. Все средства
  истощались, чтоб помочь горю, но все было напрасно. Тетка придумала,
  наконец, нанять учителя, который бы мог развивать, хотя несколько, мутную
  понятливость бедного страдальца, показывая ему картинки и беседуя с ним
  целый День. Такой учитель был найден, и когда я приехал в Павловск, тетка
  моя просила меня познакомиться с ним и обласкать его, так как, по словам ее,
  он тоже был охотником до русской словесности и, как ей сказывали, даже
  что-то пописывал. Как теперь помню это знакомство. Мы вошли в детскую, где у
  письменного стола сидел наставник с учеником и указывал ему на изображения
  разных животных, подражая при том их блеянию, мычанию, хрюканью и т. д. "Вот
  это, душенька, баран, понимаешь ли? баран, - бе, бе... Вот это корова,
  знаешь, корова, му, му". При этом учитель с каким-то особым оригинальным
  наслаждением упражнялся в звукоподражаниях. Признаюсь, мне грустно было
  глядеть на подобную сцену, на такую жалкую долю человека, принужденного
  из-за куска хлеба согласиться на подобное занятие. Я поспешил выйти из
  комнаты, едва расслыхав слова тетки, представлявшей мне учителя и назвавшей
  мне его по имени Николай Васильевич Гоголь.
  
  У покойницы моей бабушки, как у всех тогдашних старушек, жили постоянно
  бедные дворянки, компанионки, приживалки. Им то по вечерам читал Гоголь свои
  первые произведения. Вскоре после странного знакомства я шел однажды по
  коридору и услышал, что кто-то читает в ближней комнате. Я вошел из
  любопытства и нашел Гоголя посреди дамского домашнего ареопага. Александра
  Николаевна вязала чулок, Анна Антоновна хлопала глазами, Анна Николаевна по
  обыкновению оправляла напомаженные виски. Их было еще две или три, если не
  ошибаюсь. Перед ними сидел Гоголь и читал про украинскую ночь. "Знаете ли вы
  украинскую ночь? Нет, вы не знаете украинской ночи!" Кто не слыхал читавшего
  Гоголя, тот не знает вполне его произведений. Он придавал им особый колорит
  своим спокойствием, своим произношением, неуловимыми оттенками насмешливости
  и комизма, дрожавшими в его голосе и быстро пробегавшими по его
  оригинальному остроносому лицу, в то время как серые маленькие его глаза
  добродушно улыбались и он встряхивал всегда падавшими ему на лоб волосами.
  Описывая украинскую ночь, он как будто переливал в душу впечатления летней
  свежести, синей, усеянной звездами, выси, благоухания, душевного простора.
  Вдруг он остановился. "Да гопак не так танцуется!" Приживалки вскрикнули:
  "Отчего не так?" Они подумали, что Гоголь обращался к ним. Гоголь улыбнулся
  и продолжал монолог пьяного мужика. Признаюсь откровенно, я был поражен,
  уничтожен; мне хотелось взять его на руки, вынести его на свежий воздух, на
  настоящее его место. "Майская ночь" осталась для меня любимым гоголевским
  творением, быть может, оттого, что я ей обязан тем, что из первых в России
  мог узнать и оценить этого гениального человека. Карамзины жили тогда в
  Царском Селе, у них я часто видал Жуковского, который сказал мне, что уже
  познакомился с Гоголем 27 и думает, как бы освободить его от
  настоящего места. Пушкина я встретил в Царскосельском парке. Он только что
  женился и гулял под ручку с женой, первой европейской красавицей, как
  говорил он мне после. Он представил меня тут жене и на вопрос мой, знает ли
  он Гоголя, отвечал, что еще не знает, но слышал о нем и желает с ним
  познакомиться 28.
  
  После незабвенного для меня чтения я, разумеется, сблизился с Гоголем и
  находился с того времени постоянно с ним в самых дружелюбных отношениях, но
  никогда не припоминал он о нашем первом знакомстве: видно было, что,
  несмотря на всю его душевную простоту (отпечаток возвышенной природы), он
  несколько совестился своего прежнего звания толкователя картинок. Впрочем,
  он изредка посещал мою тетку и однажды сделал ей такой странный визит, что
  нельзя о нем не упомянуть. Тетушка сидела у себя с детьми в глубоком трауре,
  с плерезами, по случаю недавней кончины ее матери. Докладывают про Гоголя.
  "Просите". Входит Гоголь с постной физиономией. Как обыкновенно бывает в
  подобных случаях, разговор начался о бренности всего мирского. Должно быть,
  это надоело Гоголю: тогда он был еще весел и в полном порыве своего
  юмористического вдохновения. Вдруг он начинает предлинную и преплачевную
  историю про какого-то малороссийского помещика, у которого умирал
  единственный обожаемый сын. Старик измучился, не отходил от больного ни
  днем, ни ночью по целым неделям, наконец утомился совершенно и пошел прилечь
  в соседнюю комнату, отдав приказание, чтоб его тотчас разбудили, если
  больному сделается хуже. Не успел он заснуть, как человек бежит.
  "Пожалуйте!" - "Что, неужели хуже?" - "Какой хуже! Скончался совсем!" При
  этой развязке все лица слушавших со вниманием рассказ вытянулись, раздались
  вздохи, общий возглас и вопрос: "Ах, боже мой! Ну что же бедный отец?" -
  "Да что ж ему делать, - продолжал хладнокровно Гоголь, - растопырил руки,
  пожал плечами, покачал головой, да и свистнул: фю, фю". Громкий хохот детей
  заключил анекдот, а тетушка, с полным на то правом, рассердилась на эту
  шутку, действительно, в минуту обшей печали, весьма неуместную. Трудно
  объяснить себе, зачем Гоголь, всегда кроткий и застенчивый в обществе,
  решился на подобную выходку. Быть может, он вздумал развеселить детей от
  господствовавшего в доме грустного настроения; быть может, он, сам того не
  замечая, увлекся бившей в нем постоянно струей неодолимого комизма. Впрочем,
  он очень любил это окончание едва внятным свистом и кончил им свою комедию
  "Женитьба". Я помню, что он читал ее однажды у Жуковского в одну из тех
  пятниц, когда собиралось общество (тогда немалочисленное) русских
  литературных, ученых и артистических знаменитостей. При последних словах:
  "Но когда жених выскочил в окно, то уже..." он скорчил такую гримасу и так
  уморительно свистнул, что все слушатели покатились со смеху. При
  представлении этот свист заменила, кажется, актриса <Е. И.> Гусева
  словами: "так уж просто мое почтение", что всегда и говорится теперь
  29. Но этот конец далеко не так комичен и оригинален, как тот,
  который придуман был Гоголем. Он не завершает пьесы и не довершает в зрителе
  последней комической чертой общего впечатления после комедии, основанной на
  одном только юморе.
  
  Пушкин познакомился с Гоголем и рассказал ему про случай, бывший в г.
  Устюжне Новгородской губернии, о каком-то проезжем господине, выдавшем себя
  за чиновника министерства и обобравшем всех городских жителей. Кроме того
  Пушкин, сам будучи в Оренбурге, узнал, что о нем получена гр. В. А.
  Перовским секретная бумага, в которой последний предостерегался, чтоб был
  осторожен, так как история Пугачевского бунта была только предлогом, а
  поездка Пушкина имела целью обревизовать секретно действия оренбургских
  чиновников 30. На этих двух данных задуман был "Ревизор", коего
  Пушкин называл себя всегда крестным отцом 31. Сюжет "Мертвых душ"
  тоже сообщен Пушкиным.
  
  

    А. С. Пушкин

  

    письмо К ИЗДАТЕЛЮ "ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРИБАВЛЕНИЙ К РУССКОМУ ИНВАЛИДУ"

  
  <Конец августа 1831 г. Царское Село>
  
  Сейчас прочел "Вечера близ Диканьки". Они изумили меня. Вот настоящая
  веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А
  местами какая поэзия! какая чувствительность! Все это так необыкновенно в
  нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился. Мне сказывали
  32, что когда издатель вошел в типографию, где печатались
  "Вечера", то наборщики начали прыскать и фыркать, зажимая рот рукою. Фактор
  объяснил их веселость, признавшись ему, что наборщики помирали со смеху,
  набирая его книгу. Мольер и Фильдинг, вероятно, были бы рады рассмешить
  своих наборщиков. Поздравляю публику с истинно веселою книгою, а автору
  сердечно желаю дальнейших успехов. Ради бога, возьмите его сторону, если
  журналисты, по своему обыкновению, нападут на неприличие его выражений, на
  дурной тон и проч. 33 Пора, пора нам осмеять les pr cieuses
  ridicules 34 нашей словесности, людей, толкующих вечно о
  прекрасных читательницах, которых у них не бывало, о высшем обществе, куда
  их не просят, и все это слогом камердинера профессора Тредьяковского.
  
  

    ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ

  

    ПОВЕСТИ, ИЗДАННЫЕ ПАСИЧНИКОМ РУДЫМ ПАНЬКОМ. ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ

  
  Читатели наши, конечно, помнят впечатление, произведенное над ними
  появлением "Вечеров на хуторе": все обрадовались этому живому описанию
  племени, поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы,
  этой веселости, простодушной и вместе лукавой. Как изумились мы русской
  книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен
  Фонвизина! Мы так были благодарны молодому автору, что охотно простили ему
  неровность и неправильность его слога, бессвязность и неправдоподобие
  некоторых рассказов, предоставя сии недостатки на поживу критики. Автор
  оправдал таковое снисхождение. Он с тех пор непрестанно развивался и
  совершенствовался. Он издал "Арабески", где находится его "Невский
  проспект", самое полное из его произведений. Вслед за тем явился и
  "Миргород", где с жадностию все прочли и "Старосветских помещиков", эту
  шутливую, трогательную идиллию, которая заставляет вас смеяться сквозь слезы
  грусти и умиления, и "Тараса Бульбу", коего начало достойно Вальтер-Скотта.
  Г. Гоголь идет еще вперед. Желаем и надеемся иметь часто случай говорить о
  нем в нашем журнале *.
  
  * На днях будет представлена на здешнем театре его комедия "Ревизор".
  
  

    В. П. Горленко

  

    <РАССКАЗ ЯКИМА НИМЧЕНКО О ГОГОЛЕ)

  
  ...Вот что рассказывал мне бедный старик, вспоминая го далекое время.
  
  Выехали они в Петербург (в 1829 году 35), Гоголь,
  Данилевский и Яким. По приезде остановились в гостинице, где-то возле
  Кокушкина моста, а потом поселились на квартире близ того же моста в доме
  Зверькова. Здесь Гоголь прожил около двух лет. Друг его Данилевский, тогда
  восемнадцатилетний юноша, поступил в старшие классы школы гвардейских
  подпрапорщиков и, в качестве родственника Гоголя 36, приходил к
  нему по праздникам. Когда вспыхнуло польское восстание, Данилевскому,
  Карскому и другим юным воинам, посещавшим Гоголя, пришлось по обязанности
  службы ехать в Варшаву. Но, вероятно, присмотр родственника не был особенно
  рачителен и строг, так как юный Данилевский попался на глаза своему
  начальству в одном из петербургских гуляний, в то время, когда его считали
  уже выехавшим из столицы. Последовало сиденье на гауптвахте, после которого
  пришлось все-таки проститься и с Петербургом и с Гоголем. Последний
  несколько времени жил в одной квартире с живописцем Мокрицким, также
  земляком. Как в доме Зверькова, так и в следующем своем местожительстве, на
  углу Гороховой и Малой Морской, Гоголь занимал квартиру комнат в пять.
  "Сначала Николай Васильевич хотел поступить на театр" 37. То же
  желание имели и два брата Прокоповичи, приехавшие в Петербург после Гоголя.
  Один из них ("он и женат был на актерке") поступил-таки на сцену и пробыл
  там года два, а Гоголь скоро бросил эту мысль и определился на службу, потом
  оставил службу и сделался учителем. Он два раза в неделю ходил в Институт,
  большею частью пешком, а то давал частные уроки, напр. в доме генерала
  Балабина. К нему приходили на дом ученики из дома католической церкви и
  другие. Из дому он получал очень мало и жил уроками. Когда "сочинял", то
  писал сначала сам, а потом отдавал переписывать писарю, так как в типографии
  не всегда могли разобрать его руку. В это время рассказчику часто
  приходилось бегать в типографию на Большую Морскую, иногда раза по два в
  день. "Прочтет Николай Васильевич, вписывает еще на печатных листах, тогда
  несет обратно". Раза два в неделю у Гоголя собирались гости по вечерам;
  соберутся, бывало, сидят долго. Бывали часто земляки; из прочих Пушкин
  бывал, "генерал" Жуковский, "полковник" Плетнев, "еще много, позабывал
  всех". "Пушкин заходил часто". Небольшого роста, курчавый, рябоватый,
  некрасивый, одевался странно, кое-как. К Пушкину, бывало, на неделю раза
  три-четыре с запиской хожу или с письмом. Он жил тогда на набережной
  38. Тоже и к генералу Жуковскому во дворец. Летом Николай
  Васильевич переезжал на дачу на Выборгскую сторону, а чаще оставалась
  квартира в городе, а Николай Васильевич, бывало, ездит в Царское Село или в
  Москву, и я с ними. Щепкин, приезжая из Москвы, каждый раз останавливался "у
  нас". Как идет по лестнице, то уже кричит мне снизу: "Нема лучше як у нас,
  Якиме; ступыв, уже и в хати, а тут дерысь-дерысь!.." Писал Гоголь иногда
  днем, но чаще вечером. Тогда никого не пускал. Сидел ночью долго, пока две
  свечи не сгорят. Здесь, в Яновщине, когда приезжал, то тоже писал у себя во
  флигеле; тогда Марья Ивановна к нему никого не пускала. По-малороссийски
  Гоголь говорил хорошо, песни "простые" очень любил, но сам пел плохо. Дома,
  в Яновщине, совсем не вникал в хозяйство. Больше рисовал да так гулял, садом
  занимался...
  
  

    Н. И. Иваницкий

  

    <ГОГОЛЬ - АДЪЮНКТ-ПРОФЕССОР)

  
  М. г. А. А. 39 В 10-м No "Современника" 1852 года напечатана
  статья г. В. Г<аев>ского, под названием: "Заметки для биографии
  Гоголя". В ней, между прочим, сказано вот что: "Какого мнения о своих
  лекциях был сам Гоголь - не знаем; но вот факт, доказывающий, что он не
  слишком доверял себе в этом отношении. Говорят, что Гоголь просил Пушкина и
  Жуковского приехать когда-нибудь к нему на лекцию. Оба поэта, очень долго
  собиравшиеся воспользоваться его приглашением, наконец условились, уведомили
  об этом предварительно Гоголя и в назначенное время отправились в
  университет. Поэты нашли полную аудиторию студентов, но Гоголя еще не было;
  они решились его дожидаться, но прождали напрасно, потому что Гоголь вовсе
  не являлся. Такой же маневр был употреблен Гоголем и в день, назначенный для
  испытания студентов по его предмету, с тою только разницею, что за ним
  послали, но оказалось, что он вовсе уехал из города".
  
  Гоголь читал историю средних веков для студентов 2-го курса
  филологического отделения. Начал он в сентябре 1834, а кончил в конце 1835
  года 40. На первую лекцию он явился в сопровождении инспектора
  студе

Другие авторы
  • Стурдза Александр Скарлатович
  • Давыдов Дмитрий Павлович
  • Прокопович Феофан
  • Златовратский Николай Николаевич
  • Писемский Алексей Феофилактович
  • Гольцев Виктор Александрович
  • Соловьев Михаил Сергеевич
  • Жадовская Юлия Валериановна
  • Антонович Максим Алексеевич
  • Михайлов Владимир Петрович
  • Другие произведения
  • Фонвизин Денис Иванович - Недоросль
  • Левинсон Андрей Яковлевич - Николай Гумилев. Костер.
  • Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Бумага теряет терпение
  • Коковцев Д. - Краткая библиография переводов
  • Тихомиров Лев Александрович - Государство, свобода и христианство
  • Лермонтов Михаил Юрьевич - Бородино
  • Анненский Иннокентий Федорович - Стихотворения Я. П. Полонского как педагогический материал
  • Розанов Василий Васильевич - Русская государственность и общество
  • Уйда - Верная служанка
  • Баранов Евгений Захарович - Легенды о русских писателях
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
    Просмотров: 407 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа