Горбунов-Посадов Иван Иванович - Елена Горбунова-Посадова. Друг Толстого Мария Александровна Шмидт, Страница 2 - Книги

Ге.

желающая упростить свою жизнь: вместо барской жизни вести трудовую жизнь учительницы сельской. Я постараюсь найти ей место учительницы, а пока она хочет жить в деревне, привыкая к предстоящим ей условиям жизни на те малые средства (15 рублей в месяц) для города и достаточные с избытком для деревни, которые у нее есть. Нельзя ли ей устроиться около вас? Стремление упростить свою жизнь, отказ от материальных благ и суеты, особенно в молодых годах, всегда верный признак доброй натуры, какою мне кажется она. Если вам неудобно, не стесняйтесь, скажите.

Как вы живете? Хотя вы и не велите беспокоиться о вас, я не могу не думать часто о вас, особенно после нашего такого приятного свидания в Серпухове.

Я все сижу за своей работой и очень радостно живу ею. Новые книжечки ¹) на днях получу и пошлю вам".

М. А. удивительно чутко умела подойти к таким людям, как эта девушка. Многим из них не легко дался душевный переворот, многие искали в перемене жизни спасения от какой-нибудь пережитой драмы. М. А. умела дать таким и ласку, и дело, и хоть временный душевный покой. Но когда люди приходили к ней

--------

¹) Издания "Посредника" для распространения среди населения.

В середине восьмидесятых годов Льва Николаевича глубоко интересовал вопрос о снабжении народа хорошим чтением.

При его ближайшем участии В. Г. Чертков организовал в Петербурге в 1885 г. народное книгоиздательство "Посредник", а затем и склад хороших народных книг. Деятельным сотрудником Черткова в этом деле был П. И. Бирюков. Вскоре к ним присоединилась А. К. Дитерихс (впоследствии Черткова), а затем И. И. Горбунов-Посадов.

В складе продавалась только хорошая по своему содержанию и направлению книжка, вполне доступная народу и по цене, и по языку. Л. Н. сам писал для "Посредника" один за другим свои народные рассказы, и мало-по-малу "Посредник" привлек к себе лучшие литературные силы (Гаршин, Чехов, Эртель, Станюкович, Короленко, Лесков и др.), привлек лучших художников для иллюстрирования народных книг (Репин, Бем, Касаткин, Переплетчиков, Кившенко и мн. др.). "Посредник" вызвал к работе целый ряд даровитых писателей из народа (Савихин, Семенов, Дрожжин и др.).

Целый ряд прекрасных переводчиков работал над подысканием для "Посредника" подходящих произведений для народного читателя во всей мировой литературе. Они переводили для "Посредника" лучшее, что удавалось найти. Так были сделаны переводы Диккенса, Гюго, Коппе, Элиот, Бичер-Стоу, Ожешко, Конопницкой и многих других. Особенно много дали своих переводов Е. И. Баратынская и племянница Л. Н-ча В. С. Толстая.

Вокруг "Посредника" группировалась значительная группа людей, увлеченных новым делом, особенно молодежь, которая помогала в распространении книг среди народа.

Первое время, благодаря тому, что во главе издательства стоял Чертков, с его огромными связями и знакомствами в "высшем свете" и в высших правительственных слоях, книги "Посредника" не только легко проходили через цензуру, но даже допускались в бесплатные народные читальни и к обращению в войсках. Напр., даже "Сказка об Иване дураке" Л. Н-ча была допущена к обращению в войсках.

Но очень скоро "Посредник" был замечен правительственными и церковными кругами и оценен по достоинству. Цензура стала безмерно строга, все рассказы Л. Н-ча, изданные "Посредником", запрещались для школ и народных читален, а многие и вовсе не разрешались цензурой. Не была допущена для школ и бесплатных читален даже "Сказка о рыбаке и рыбке" Пушкина в издании "Посредника". Книжки "Посредника" на базарах нередко

"учиться жить", она глубоко огорчалась, волновалась и говорила: "Чему у меня учиться? Я злая эгоистка! и больше ничего, едва со своей жизнью справляюсь. Какой я пример другим!"

"Хорошо, только довольно беспокойно жила, - вспоминала про это время М. А. - Л. Н. присылал разных чающих движения воды хотящих переменить жизнь. Были такие, что искренне глубоко хотели переменить жизнь. С теми легко, хорошо было. А то приехала раз барышня, разряженная, молодая. Сундучище у нее со всякими нарядами, румяна, белила. Всех крестьянских девушек выучила румяниться. Вот уж свалилось на меня! Спрашиваю: "Почему вы ко Л. Н-чу приехали?" - "Я прочла, - говорит "В чем счастье", поняла, как хорошо в деревне жить. Слышу, у Толстых большая семья, много лошадей. Думаю, всем места хватит. Взяла с собой амазонки - черную и белую, - думаю, кататься будем"... Гора свалилась с плеч, как осенью уехала".

Вот письмо Л. Н-ча, относящееся к тому же времени.

"Спасибо вам, дорогая Мария Александровна, за присылку книг. Я перешлю их Буткевичу ¹). Я все работаю над своим писанием ²) и радуюсь. Дохтуров ошибочно называет толкованием на Иоанна, вероятно, большое исследование Евангелия. Свое писание пошлю набирать с Павлом Ивановичем ³), который заехал нынче на обратном пути. Не забуду послать вам. Мне это так же нужно, как и вам, чтобы вы прочли.

Дай Бог - хотел сказать всего хорошего, но есть одно хорошее - жизнь с Богом". (1887 г.).

Знаю по рассказам М. А-ны, что она жила в это время не только в Новоселках, но и где то по Курской дороге невдалеке от

--------

отбирались у книгонош, были случаи, что сельские учителя, крестьяне и рабочие подвергались гонениям за то, что имеют у себя и дают читать эти книги. В конце концов, издательству "Посредник" пришлось не только снять со своих книг девиз: "Не в силе бог, а в правде", но и совсем снять свою фирму. Только хорошо знающие люди, видя книжку, напечатанную в типографии Сытина (который тогда печатал все издания "Посредника"), но без указания, что это издание Сытина, и видя на ней номер, знали, что книжка издана "Посредником". Издавать народные книжечки Льва Николаевича в "Посреднике" на некоторое время (в конце восьмидесятых и девяностых годах) стало почти невозможно. Только после революции 1905 г. "Посредник" вновь смог издавать сочинения Л. Н-ча для народа, и с этих пор в издании "Посредника" стали усиленно появляться одно за другим большие и малые произведения Л. Н-ча и его единомышленников.

Л. Н. следил за работой "Посредника" со дня его основания и до самой своей смерти, из года в год помогал своими советами, выбирал статьи и художественные произведения для издания и рассылал и раздавал лично книжки "Посредника" своим бесконечным посетителям и корреспондентам. В кабинете у него в Ясной всегда стоял стол, заваленный и заставленный изданиями "Посредника", и часто, отправляясь на прогулку, он набивал обширные карманы своей длинной блузы вновь полученными книжками, чтобы раздать их при случайно завязавшихся разговорах со встречными прохожими, знакомым крестьянам и ребятам.

¹) Буткевич, Анатолий Степанович, теперь известный пчеловод, автор больших трудов по пчеловодству. Один из первых единомышленников Толстого, живший тогда и живущий теперь на земле земельным трудом и пчеловодством под Крапивной Тульской губернии.

²) "О жизни".

³) Бирюков.

Серпухова. Сохранилось ее письмо ко Льву Н-чу из Рудакова, небольшого села, верстах в восьми от Тулы, верстах в шести от Ясной Поляны, от 14 мая 1887 г.

Работа "Посредника" разросталась. В. Г. Чертков с женой переехали в имение родственников Черткова, Пашковых, недалеко от Москвы. Там и была теперь главная часть редакции "Посредника". У Чертковых сильно разрослась к этому времени переписка со всеми краями России и даже всего света по вопросам, которые интересовали Толстого, его друзей и единомышленников. Горячо ценя всю эту работу, М. А. решила отдать помощи Чертковым свои силы. Бирюков, приехав к Чертковым, пишет Л. Н-чу о М. А-не: "Слабая телом и ободряет всех".

Чертков пишет Толстому 19 окт. 1887 г. из Крекшина: "М. А. Шмидт с нами. Она стала нам помогать по делам издания. Ее помощь неоценима и незаменима. Но, знаете ли, она больна, и повидимому, очень серьезно - начало чахотки. (Но это между нами, т. к. она не любит, чтобы об этом говорили). Болезнь в первой степени развития и может долго продлиться. Я очень рад за нее, что она будет с нами жить, т. к. обстановка все ж таки не будет такая суровая, пища и помещение здоровее, и окружена она будет людьми - нами, которые ее будут беречь, чего она сама не делает. Выходит и с этой стороны хорошо, что мы заживем вместе. Она на днях уезжает к себе, чтобы забрать вещи".

8 ноября 1887 г. Л. Н. пишет Черткову: "Сейчас была Ольга Алексеевна Баршева, друг М. А-ны. М. А. приехала и вызвала к себе О. А-ну. Она была больна в Иванове ¹) и теперь больна, но все таки завтра (понедельник) хочет ехать к вам. Не знаю, задержит ли ее О. А. Если она слаба, то я просил уговорить ее переждать". Конец этой зимы М. А. провела уже в Москве, часто видаясь со Л. Н-чем.

5. ВОСПОМИНАНИЯ М. А. ШМИДТ О ТОЛСТОМ (1885-1888 гг.)

"В это время Л. Н. учился работать у сапожника, - вспоминает М. А., - в их же Хамовническом переулке ²). Ходил к нему по вечерам со своим ящиком. Сапожничал он часто по вечерам и дома, сидя в большой гостиной. Сидит со своим ящиком, работает. И в это время вслух читали. Хорошо было".

В эти года М. А. бывала нередко и в Ясной, живя то в "барском доме", то на деревне и помогая Л. Н-чу во всех работах.

"Л. Н. тогда был еще в расцвете сил, - вспоминает она, - увлекался работой. Всему хотел как можно лучше научиться, у всех расспрашивал, добивался сам. Стоит, бывало, на крыше в синей холщевой рубахе, в синих широких портках (узкие бы лопнули при работе), стоит, работает и шутит. Все хохочут, а он, работает.

--------

¹) Имение матери П. И. Бирюкова, где Бирюков пробовал поселиться, работая на земле с несколькими единомышленниками. М. А. уехала из Иванова, так как знала, что мать П. И-ча боится поселения единомышленников Льва Н-ча на своей земле.

²) Зимы с 1882 г. Толстые жили в своем доме в Москве, в Хамовническом переулке.

"Он всегда удивительно разумно работал. Работой и помогал, выбирал самых нуждающихся.

"В Ясной была вдова Копылова. Она осталась с пятью детьми, мал-мала меньше, без работника. Так Л. Н. все работы для нее за мужика справлял. Он и пахал для нее, и косил, и хлеб убирал, и возил, печь складывал. Одним словом, все вплоть до возки дров на зиму. Правда, ему помогали. Печь ему помогал складывать Николай Николаевич ¹) (он мастер был), Павел Иванович и я. Молотила Марья Львовна.

"Все дети Л. Н-ча умели работать, только серьезно работала одна Марья Львовна. Она хорошо молотила, всякую крестьянскую работу знала, только, как все вообще интеллигенты, слишком уж набрасывалась на работу. Мужик совсем иначе работает, он не набрасывается, а тратит силы понемногу, - чтобы на весь день хватило. А интеллигенты набросятся, а потом сорвутся. Вот и Марья Львовна надорвала себе матку на работе, и это ей всю жизнь остальную искалечило.

"Раз пожар был в Ясной. Несколько дворов сгорело. Л. Н. прибежал сразу. Так и бежал прямо через болото. Уж как помогал тушить, - прямо в огонь бросался. Потом у себя среди гостей и домашних 200 рублей собрал. Принес погорельцам, а потом собрал сход и говорит: "Постигло несчастье братьев. Со всеми то же может быть. Надо помочь, кто чем может". И помогли.

"Помню, - рассказывает М. А., - тогда в Ясной жил Фейнерман ²). Л. Н-чу очень хотелось, чтобы он учителем был в Ясной, а он еврей, - значит, нельзя ему было учительствовать. В школе был другой учитель, а Фейнерман приходил туда по вечерам зани-

--------

¹) Ге, Николай Николаевич, художник, близкий по духу Толстому. До знакомства со Л. Н-чем он приобрел большую известность своими картинами: "Петр I и царевич Алексей" и, главное, "Тайной вечерей", возбудившей столько толков. Познакомившись в 1882 г. с религиозными произведениями Толстого и всею душою отдавшись новому религиозному пониманию, Ге посвятил себя созданию большого цикла картин из жизни Христа в духе того нового освещения жизни и учения Христа, которое дано было Толстым. То, что Лев Николаевич изображал словом, Ге стремился изобразить кистью. Самыми замечательными из этих его картин были "Что есть истина"? и "Распятие". Кроме этого, им были исполнены превосходные иллюстрации к "Чем люди живы". Новое жизнепонимание произвело большие перемены в жизни Н. Н. Ге. Он очень упростил свою жизнь и отдавал немало времени физическому труду. Он с увлечением занимался пчеловодством, выучился, между прочим, прекрасно складывать печи и обслуживал этим нуждающихся окрестных крестьян. Умер Ге 63 лет от разрыва сердца в самом разгаре своей одушевленной работы в 1894 г.

См. о нем книгу В. В. Стасова "Николай Николаевич Ге, его жизнь, произведения и переписка". Изд. "Посредника", 1904 г.

²) Фейнерман после Ясной Поляны жил сначала столярным трудом в Елизаветграде. Затем перебрался в Петербург и занялся литературным трудом. Оригинальные произведения его были слабы. В его воспоминаниях о Льве Н-че, печатавшихся под псевдонимом И. Тенеромо, правда часто переплеталась с фантазией.

Помню, как М. А. говорила об этой фантазии: "Ведь выдумает же человек такое! Про меня, например, написал, что я Льву Н-чу рубаху не то сшила, не то вышила. Плохого, конечно, ничего тут нет. А только не было этого. Что бы Софья Андреевна сказала, если бы Л. Н. мной сшитую рубаху надел! Не приведи бог!".

маться, читал детям. Тогда Андрей и Миша ¹) были маленькие. Тоже на его уроки в школу бегали.

"И вот пришла кому то в голову идея - перекрестить Фейнермана. Л. Н. на этот компромисс пошел, потому что ужасно любил детей, так дорожил тем, чтобы эти чистые, распускающиеся цветки росли во всей их чистоте и неиспорченности. Страшно он дорожил детской чистотой и развитием. Софья Андреевна уехала, - Фейнермана и крестили. Татьяна Львовна была крестной матерью. Его за ширмой крестили. Приехала Софья Андреевна, узнала и очень рассердилась и ругательски ругала Татьяну Львовну.

"А Фейнермана так и не утвердили. Пришла бумага какая-то из Киева. Так и окрестили ни к чему, а Фейнермана постоянно мучило, что он сделал компромисс - крестился.

"Фейнерман жил в избе, спал на сломе. Жена не могла жить его жизнью. Бывало, лежит он на траве, всколоченный, рубаха черная в штаны заправлена, а Л. Н. сидит рядом и беседуют. Л. Н. очень увлекался им...

"Только тяжело было, что Софья Андреевна с самого начала скверно к нам относилась. А один раз даже выгнала нас, - передала через кого-то, чтобы мы с Ольгой Алексеевной больше к ним не приезжали.

"Нас нет и нет. Л. Н. спрашивает, отчего нас нет? Софья Андреевна, наконец, сказала. Он очень взволновался, огорчился: "Поезжай сейчас же, проси прощения".

"И вдруг к нам являются Софья Андреевна и Н. Н. Ге. "Я приехала у вас просить прощения". А у ней тогда умер 4-летний Алеша (в 1886 году). Она очень страдала и Л. Н. легко растрогал ее.

- Да, что вы, Софья Андреевна! - говорю я.

- И прошу вас попрежнему бывать у нас.

"Ну, мы в тот же вечер опять отправились".

"И семейные некоторые так же скверно к нам относились, особенно сыновья, к отцу плохо и к нам тоже".

"Раз я в Ясной летом была (в 1888 г.), крыла со Л. Н-чем крыши несгораемые, глиносоломенные. И была тогда в Ясной любимая игра в почтовый ящик. Вечером собирались и играли, жестоко же доставалось от сыновей отцу и мне, и всем попадало! Раз Л. Н-чу особенно досталось от Сергея Львовича. Л. Н. казал, что Сережа сегодня особенно хорош, в ударе. Ну, а я возмутилась, сказала, что это тяжело, не то, что надо мной смеются (это меня все же всегда стесняло), а что сын так кастит отца. Очень взволновалась и разгорячилась. Почему то с тех пор Сережа перестал подшучивать. Теперь то он ко мне всегда хорошо, даже почтительно относится, подходит к руке, чего я терпеть не могу. Тогда же он протестовал против идей отца.

"Гордые они все, не хотели своих чувств выкладывать, хоть и поймут, что неладно сделали, а молчат...

--------

¹) Сыновья Л. Н-ча.

"Помню, кончил Сергей университет, пришел к отцу: "Что делать?" "Тротуары мести!" Сергей Львович страшно оскорбился. Они все бог знает что о себе думали. Думал, что университет дает ему право на что то особенное. А самое главное - физический труд - ни во что ставил.

"Татьяна Львовна тогда выезжала. Очень хороша была. Худенькая такая. А Марья Львовна в панталончиках ходила. К отцу они относились тогда равнодушно, даже хуже. Им внушалось все дурное к отцу. Раз сидим за столом, Софья Андреевна говорит Андрюше: "Что отец, что самовар - одно и то же". Я ее ногой под столом толкнула.

"Л. Н. поссорился раз с Софьей Андреевной и уехал на рождество к Олсуфьевым. Пришла я к Толстым, заговорила с Машей. Она говорит: "Папа уехал, в такое время, у всех праздник, балы, все выезжают, а он о нас ничего не думает. У нас нет отца" "Что ты, - говорю с ужасом, - бог с тобой, что ты, Маша, никогда, никогда не говори так. Напротив, ты должна учиться у него. Ведь ты и слушать не хочешь его. А ты попробуй послушать. Залезь под стол и слушай". Долго говорили.

"С тех пор стала Марья Львовна иначе к отцу относиться, прислушивалась к нему, а потом и совсем близким другом отца стала. Маша сколько раз мне этот разговор вспоминала".

В записках И. И. Горбунова-Посадова со слов М. А-ны нет точных ее слов об этом, но я помню, как она говорила, что все тяжелое в отношении старших детей ко Л. Н-чу в это время было не потому, что в них не было любви к отцу, но в них был бунт молодости против его ученья, молодая огромная самоуверенность, раздражение на отца за то, что он своими взглядами (которые в глубине души они считали правильными) мешает им жить той беззаботной, легкой жизнью, какой жили все кругом них. В их душах шла борьба между стремлением к правде и лучшей жизни и стремлением к веселой, пустой, светской, барской, богатой жизни. Победит в их душе добро - и им делается хорошо и Л. Н. становится им близок и хорош. Победит легкомыслие и эгоизм, - и им тяжело, и Л. Н. станет им плох.

"Софья Андреевна, - рассказывала М. А., - всегда любила его, как мужа, любила его славу, а глубины души его не могла понять, не чувствовала: она знала горячую, страстную любовь к мужу, к детям, а божеская любовь была ей чужда.

"Раз мы сидели в зале, - вспоминает М. А., - а она подняла с ним историю в кабинете и потом преследовала его. Он к нам в залу. Она за ним, он повернул в гостиную, она туда. "Что ты от меня бегаешь?" - говорит Софья Андреевна. "Соня, я говорю тебе одно: забудь о себе, помни о других".

"Он весь был полон божьей любви, работал над ростом в душе этой любви. В нем умирала, а потом и вовсе умерла плотская любовь, а она все жила этой плотской семейной любовь и считала ее святой".

-----

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

1. НОВЫЕ РОБИНЗОНЫ.

Жить и работать на земле на севере было трудно М. А-не, болезненной, страдающей хроническим тяжким бронхитом каждую зиму, и она решила перебраться на юг, где рабочий сезон дольше, где больная грудь зимою легче дышит, где не надо добывать топливо, не надо теплой одежды и т. д. И вот М. А. решила перебраться на Кавказ.

"В это время, - рассказывала М. А., - одна родственница Ольги Алексеевны захотела построить себе дачу на Кавказе. Построила дачу в 15 верстах от Сочи в Уч-Дере, а сама туда не поехала. Вот мы с О. А-ной туда и поехали. На холме, две версты от моря, небольшой домик с терассой".

Участок их был высоко в горах и по близости не было ни селенья, ни проезжей дороги. Жил невдалеке от них только Старк, управляющий большого имения, со своей семьей, а до ближайшего селения армян было около 5 верст по едва проходимой дороге. Дичь. Глушь. Часто по вечерам, сидя у себя в домике, они слышали, как выли под окнами шакалы. "Они смелые на воле, - а в дом входить боялись". А в горах, куда М. А. ходила за хворостом, жили дикие кошки. Они ей казались особенно страшными. "Идешь и думаешь, - а вдруг она с дерева тебе на шею прыгнет! Жуть! Ведь сидит она где-нибудь на ветке, прижалась, ее и не увидишь!"

Сообщение с Сочи было очень трудное. Прибрежные жители сообща нанимали фелюгу (турецкую парусную лодку) для привоза продуктов и почты.

Обе подруги вставали на заре и принимались за работу. Обе непривычные, обе болезненные, они работали до изнеможения. Работа была очень тяжелая. Почва глинистая, каменистая, сорные травы, колючки на них и на кустах, корни повсюду в земле протянулись. "Смерть! Руки поколешь, ноги поцарапаешь, платье рвешь!"

"Но жара хуже всего, особенно, когда кукурузу цапали. А ведь это была главная наша пища: и так ее варили, и кашу из нее варили, и мамалыгу делали, и лепешки из нее пекли и многое другое".

Вот как М. А. описывает свою жизнь в письме к одному своих друзей:

"...Теперь скажу вам несколько слов о нашем хозяйстве: огород у нас на славу, редиску, лук уже употребляем; картофель, горох, репа, брюква, огурцы - прелесть, как хороши; бахчи тоже очень нас утешают. С поливкой огорода мы устроились так: отыскали вблизи нас небольшое болото, вырыли яму, которая, благодаря этому, всегда с водой; дорожку к яме вымостили камнем, и я несу ведра с водой от ямы до горы, а О. А. в гору вплоть до огорода, так что минут в двадцать ведер 16 или 20 у нас бывает готово, и нисколько не утомляемся, а, напротив, очень все это радостно. Куры у нас теперь свои и скоро будут три наседки; пчелы работают прекрасно, - одним словом все только веселит душу.

Странники ¹) нас не забывают и ежедневно целыми партиями останавливаются у нас отдохнуть, обсушатся и опять в путь. Часто мы с ними читаем легенды Л. Н-ча, вместе от умиления наплачемся, беседуем по душе и расходимся спать с самым легким сердцем".

Случалось, что их навещали знакомые Старка ("Хороший был швед", - вспоминает М. А.), приезжавшие к нему из Сочи целой компанией, веселой, шумной. Они заходили в этот уединенный утолок, посмотреть на удивительных, оригинальных, смелых, странных женщин, живущих такой... чудаковатой жизнью.

Мне пришлось слышать рассказ о жизни М. А-ны на Кавказе от старушки Е. П. Майковой, которая прожила в Сочи почти всю свою долгую жизнь.

Она говорила, как поражала ее веселость, бодрость и доброта М. А-ны и как жутко ей было смотреть на ее истощенную фигуру, с заступом или цапой в руке, в полукороткой юбке, в белой войлочной шляпе. Майкова говорила, с какими совершенно новыми думами возвращалась она после посещения маленького одинокого домика в горах.

Нередко забредали к ним по одиночке, а то и по двое, по трое, оборванные, часто обвешенные оружием путники, которые имели, может быть, основание избегать более людных дорог и ночевок в деревне. Жутко было иной раз М. А-не и О. А-не в эти часы. Случалось, они запирались в своей комнатке, и бывало, что даже заставляли дверь и не смыкали глаз до рассвета.

"Раз собака у нас так и заливается, - вспоминает М. А. - А мы уже спали. Слышим голоса. Посмотрели в щелочку - имеретины, 6 человек. Разговаривают, на дачу показывают. "Ну, думаем, плохо". Входят на террасу. Был сзади другой выход, - можно бы убежать. Но ведь их 6 человек. Куда от них убежишь! Притаились мы. Те на балкон вошли, подослали бурки и легли. Собака на пороге. Утром встали, свернули пожитки и ушли. Видно, лишь заночевать на досках хотели".

Было, очевидно, в жизни этих двух женщин, в их отношении к людям что-то такое, что внушало и этим случайным посети-

--------

¹) Недалеко проходила дорога в Ново-Афонский монастырь.

телям чувство уважения: ни один из них не причинил им вреда, многие уходили с самыми добрыми пожеланиями, а были и такие, что приходили еще и еще раз на маленькую дачу и помогали им в их трудной работе, а иногда жили у них по нескольку недель и даже месяцев.

"...Я совершенно здорова, - пишет М. А. Марье Львовне. - Раз в день купаюсь в море, оно в нескольких шагах от нас. Сначала от купанья ли или от сложного дела, я сильно утомлялась, а теперь все прошло и я сильна и бодра, как никогда. Не знаете ли что о дедушке и Количке Ге? ¹). Ольга Алексеевна посылает вам свой перевод с тем, что бы вы в удобную минуту дали Льву Николаевичу поправить его, если он того стоит".

"Маша, дорогая, в настоящее время мы живем точно два Робинзона, - пишет она той же Марье Львовне летом 1889 года. - Никого нет с нами, кроме кота да дикого козленка, которых на время оставил нам мингрелец. С вечера наготовим дров, воды, а утром без задержки топим печь. За дровами ходим по лесу и по берегу моря. Много есть около домика сухих деревьев, да пилы с собой не взяли, а у Старка боимся взять, - легко сломаешь ее, тогда и их оставишь без пилы. Жаль, что вас здесь нет. Знаю наперед, что первобытная здешняя жизнь пришлась бы вам по-сердцу".

2. ПЕРЕПИСКА С ТОЛСТЫМ (1889 - 1891 гг.).

Через некоторое время после поселения М. А-ны на Кавказе друг их Старк собирался уехать из Уч-Дере. М. А-не и О. А-не жутко стало оставаться без его дружеской поддержки и они стали подумывать - уже не перебраться ли им из их уголка куда-нибудь поближе к людям. Они написали об этом Л. Н-чу, и вот, что он ответил им 23 июня 1889 года.

"Давно мы с Машей поджидали от вас весточки, дорогая М. А., и вот получили и хорошую и дурную. Хорошую потому, что из нее вижу, что вы живы в настоящем значении этого слова, а не то что дурную, но не совсем хорошую, потому что из нее же вижу, что вы как будто жалеете, что поехали на Кавказ, как будто отсутствие Старка изменяет все ваши намерения и как-будто вы от этого хотите вернуться назад. Не делайте планов, дорогая М. А., не предполагайте, что есть время, место и люди, в которые могут быть нужны и важны для вашей жизни, и что есть время, место и люди, среди которых вы не можете быть вполне хорошей и потому вполне счастливой. Я знаю это давно, но постепенно все больше и больше приучаюсь к тому, чтобы не предпочитать никаких одних внешних условий другим и не заботиться о них, а заботиться о том, чтобы в данную минуту соблюсти данную мне божескую искру и исполнить везде волю Отца. Этого желаю вам, потому что знаю, что в этом одном и успокоение и

--------

¹) Н. Н. Ге - художник и его сын.

разрешение всех отвлеченных и самых практических задач, как например, той, которая представляется вам теперь: уезжать ли с Кавказа или оставаться? Напишите нам, пожалуйста, еще и поскорее и попросите о том же Ольгу Алексеевну, которой передайте мою любовь и тот же, как и вам, совет: как можно меньше действовать.

Чем затруднительнее кажется положение, тем меньше надо действовать. Действиями то мы обыкновенно и портим начинающие складываться наилучшим для нас образом условия. Пожалуйста, О. А., напишите мне подробнее о вашем положении, намерениях и финансовых условиях. Вас это не должно интересовать, а я имею право этим интересоваться.

Про себя, кроме хорошего, ничего не могу сказать. С каждым днем становится радостнее жить и по внутреннему улучшающемуся состоянию и по внешним, самым радостным, условиям.

Дня не проходит, чтобы я не получал доказательства распространения того огня, который Христос зажег на земле, и у нас и в Америке, откуда вчера получил удивительное письмо и статьи, которые непременно переведу и постараюсь распространить.

Три условия исполнения воли Отца по моему такие: 1) чистота, т.-е. отсутствие всего того, что оскверняет человека - об'ядение, пьянство, роскошь, всякая похоть; 2) смирение, т.-е. отсутствие заботы о том, как обо мне будут судить люди, - даже готовность прослыть между ними за шута или за дурака и 3) доброжелательство, т.-е. отсутствие враждебного чувства к кому-либо, недовольства на что-либо. Если человек соблюдает эти три, то, что бы он ни делал, он будет делать волю Бога".

"Крепко благодарю, дорогой Лев Николаевич, за письмо, - отвечала М. А., - в каждом слове которого одна истина. Спасибо вам. От'езд Старка не изменяет моего искреннего желания кормиться трудом рук своих, но я хотела одно сказать, что с его от'ездом здесь на расстоянии 10-15 верст не остается ни одной живой души человеческой. Кроме того, денег у меня всего 150 рублей, а стройка (избушка с двориком) стоит 400 рублей, да расчистка участка 100 рублей. Вот, взвесив все это, я и решила не арендовать земли. Старк предлагает мне выстроиться в рассрочку платежа, с тем, чтобы я ему ежегодно вносила по 50 рублей, но я и от этого отказалась, потому что этим самым поставила бы себя в ненавистные, адские условия - собирания денег на уплату долга.

О том же, как и что мне делать дальше, - таких вопросов у меня в голове нет, живу пока очень хорошо и ни одну минуту не скучала и не скучаю. Да правду сказать, скучать и думать о будущем некогда, всегда дел полон рот...

...Знаете, - мы с 1 июля израсходовали на свое содержание по 4 рубля на человека, включая странников. Сыты были по горло. Одна странница указала нам душистую траву, рассказала, как сушить и употреблять вместо чая. Мы сделали и пьем. Трава вполне заменяет нам чай, на вкус приятная и ароматичная.

...Маша, дорогая моя, - приписывает М. А. в том же письме Марье Львовне: - сейчас вернулась со стирки от Старков. Пришлите же статьи для перевода, м-м Баршева переведет, а я перепишу. Нет ли чего особенно хорошего в Посреднике?"

Л. Н. пишет М. А-не 30 июня 1890 г.

Как радостно слышать про вас добрые вести, дорогая М. А. Странное у меня о вас чувство: знаю я, что когда в душе хорошо, то и в мире все будет хорошо, и знаю, что у вас в душе все хорошо, a всегда страшно за вас, что вы пересилите, переработаете и что-то случится, - хотя знаю, что случиться нечему. До сих пор страхи эти не сбывались и приходилось только радоваться на вашу жизнь. Дай Бог, чтобы вас так же радовали мы и другие ваши близкие. Мне таких радостей, слава Богу, очень много. Здоровье теперь совершенно поправилось и работы предстоит ужасно много. Физически работаю меньше. Пишите нам почаще...".

"...Теперь я посылаю вам дивное письмо папа о христианстве, - пишет М. А. Марье Львовне в 1890 г. - Трегубов ¹) нам прислал. Мне оно и не знаю сколько пользы принесло. Подумайте только, прожила я 47 лет на белом свете, а был ли хоть один час в мою жизнь, когда бы я всю свою жизнь и себя самое отдала в жертву богу и людям, - никогда. Если мы теперь делимся со странниками, то не последнее же мы даем, и ни разу я в своей жизни не поголодала ради другого, а смела называться христианкой. Одно, - гадость да и только. Крепко вас обнимаю, равно и О. А. Ваша М. Ш.

У папа крепко целую руки. Приятель Старка при первом знакомстве со мной враждебно отнесся к папа. Но как прочел письмо о христианстве, так сейчас же его переписал и пожелал иметь Исследование Евангелия.

Живем мы пока хорошо, тихо и мирно, работ пока нет никаких, только пилим себе дрова понемногу. Мы, дорогой Лев Николаевич, находят все, очень поздоровели, растолстели на этой жизни, и все, все к нам относятся самым дружелюбным образом. Черкесы, армяне к нам расположились и беспрестанно пишем им или письма или прошения. Так что живем и страха не имеем и спим с открытыми окнами".

"Спасибо за ваши письма, дорогая М. А., - отвечает Л. Н. 10 августа 1890 г., - вы вот часто меня благодарите, а мне как вас благодарить за все те радости, которые вы мне доставляете? Каждое известие о вас (я получил такое через Ге) и письмо от Вас - это радость.

Вот живут люди по-человечески и не только не жалеют о брошенном язычестве, а только радуются. И какие люди? - испорченные, слабые. Никогда мне не удастся придумать и написать таких доводов в пользу исповедуемого нами учения, какие вы даете своей жизнью.

--------

¹) Трегубов Ив. Мих. сын священника, воспитатель духовного училища. Ставши последователем учения Толстого и распространителем его идей, он оставил эту службу. Вместе с Чертковым и Бирюковым был выслан за содействие духоборам. Всю последующую жизнь он отдал на служение и помощь сектантам.

Маша непременно вам доставит и комедию ¹) и послесловие ²) и еще статейку "предисловие" к книге Алексеева "О пьянстве" ³) и статью, составленную из катехизиса Баллу ⁴) и декларации Гаррисона ⁵). Баллу это американец, 87-летний старец, посвятивший свою жизнь на борьбу с ложным учением о возможности соединения христианства с властью и написавший прекрасное сочинение о непротивлении. Одно из них, кроме катехизиса, довольно большое переведено и мы его, по невозможности печатать, будем сообщать тем, которых это интересует.

В Америке происходит, на мой взгляд, огромное движение христианское, практическое, которое короче всего определить стремлением к всеобщему братству. Я получаю все больше и больше писем, статей, книг в этом направлении.

У нас живых людей тоже много. Сейчас у нас гостит Рахманов ⁶). Он жил у сестры, у Буткевича ⁷), который поселился на земле и сам работает. По дороге оттуда к нам живет Булыгин ⁸) точно так же с одним Бибиковым, замечательно милым, кротким, человеком. Идет же он к Новоселову ⁹), на время, а оттуда в Новгородскую губернию к доктору ¹⁰), чтобы зиму с ним заняться медицинской практикой. На него наваливают требования лечения, а он считает себя слишком мало знающим. Лето же он жил у Алехина ¹¹). Там было человек 16. Все сильные духом люди. Продолжатся ли эти общины или нет, все равно, они много помогли людям, много опыта духовного вынесли из них.

--------

¹) "Плоды просвещения".

²) К "Крейцеровой сонате".

³) "Для чего люди одурманиваются". Книга Алексеева была переиздана "Посредником".

⁴) Его книга "Учение о христианском непротивлении" была впоследствии напечатана "Посредником".

⁵) Гаррисон - великий борец с рабством негров в Сев.-Америк. Соед. Штатах в 30-50 годах. Выступил в 40-х годах с декларацией, содержащей в себе взгляды, чрезвычайно близкие взглядам Л. Н-ча на насилие, войну и государство.

⁶) Владимир Васильевич Рахманов - тогда молодой врач, единомышленник Л. Н., принимавший участие в земледельческих общинах. Впоследствии деятельный сотрудник "Посредника".

⁷) Андрей Степанович, врач, в то время единомышленник Толстого.

⁸) Мих. Вас. - единомышленник и друг Льва Н-ча, сын сенатора, получивший воспитание в Пажеском корпусе. Под влиянием своих новых взглядов на жизнь, резко переменил ее направление, поселился на небольшом хуторе, обрабатывая его без наемного труда.

⁹) Михаил Александрович Новоселов, в то время молодой единомышленник Толстого, организатор земледельческой общины в Тверской губ. Печатал на гектографе нецензурные произведения Толстого (Николай Палкин и др.), за что и был арестован.

¹⁰) Вероятно, доктор Таиров, который жил в деревне вольной практикой, среди крестьян.

¹¹) Аркадий Васильевич Алехин. По образованию агроном. Купил в Смоленской губернии небольшое имение и организовал там общину, которая просуществовала несколько лет. В ней перебывало много очень сильных духом людей. В общине ставились и самым горячим образом обсуждались коренные вопросы жизни, особенно половой вопрос, в связи с появившейся тогда "Крейцеровой сонатой", и вопрос об отношении к окружающим крестьянам.

Вышел французский перевод Бондарева ¹) статьи с моим предисловием под заглавием "Le travail" - очень хорошо. Я пришлю вам одну. Да еще попрошу Машу послать вам книжек новых, посредниковских.

Что вы не поручите нам что-нибудь? Пожалуйста, поручайте нам, когда вам что-нибудь нужно. Все наши вам кланяются. Как я радуюсь на вас. Вы, верно, преувеличиваете, говоря, что вы здоровенная стали. Я очень боюсь, что вы очень изморены. Да, впрочем это ничего. Только бы жить. Любящий вас всей душой Л. Толстой".

"Письмо это перешлет, а может быть передаст вам, - пишет Л. Н. М. А-не 29 августа 1890 г., - Екатерина Семеновна Кузнецова, дочь богатого купеческого семейства, видела много горя и бед от денег и теперь хочет отдать половину своего состояния - 200 тыс. - на добро для детей сирот. Как это сделать? У меня есть один план, который вы знаете, состоящий в том, чтобы добрые люди, хорошо живущие по деревням, учителя, учительницы, и просто живущие, как вы, или общины, или Поша ²), Ге и другие, брали бы к себе заброшенных детей по два, по три и больше, если могут, и учили и воспитывали их так, чтобы приготовить крестьян, которых брали бы охотно в зятья, и девушек, которых охотно брали бы замуж в крестьянские семьи. Это самое лучшее и нужное, но можно готовить и ремесленников и ремесленниц. На таких детей г-жа Кузнецова выдавала бы, сколько оказалось бы нужным.

Пишу это и чувствую, что все это пустое и что из этого ничего доброго, как и всегда из денег, выйти не может. Но боюсь решать и хотелось бы помочь доброму, бескорыстному настроению. Может быть, вы, или О. А., или ваши друзья придумаете еще что-нибудь. Пишу это, главное, с той целью, чтобы свести вас с г-жею Кузнецовой, которая очень одинока. Может быть, вы вместе с ней найдете еще что-нибудь. Если бы вы согласились взять к себе детей, то сейчас же можно отдать двух знакомых вам детей-сирот - Филиппушку и Анюту.

Мы живы, здоровы, вас любим по прежнему и радуемся тому, что вам по последним известиям хорошо живется".

"Дорогой Лев Николаевич, - отвечает М. А. 15 сентября 1890 г., - вы по безграничной своей доброте думаете о нашей жизни в тысячу раз лучше, чем она есть в действительности. Мы живем так: убравшись по хозяйству, все свободное время занимаемся перепиской ваших сочинений, получаем небольшую денежную плату, которая покрывала до сих пор все наши нужды. Землю мы не работаем за исключением небольшого огорода. Ну, подумайте, дорогой, соответствует ли внешняя обстановка нашей жизни вашему плану: ведь так будущего крестьянина и ремесленника мы никогда не сделаем. Но вам виднее, чем нам, и если найдете, что мы все-таки годны, то присылайте к нам пока одного Филиппушку. Мы с большой радостью возьмем его. На содержание его ничего не надо, он будет сыт около нас...".

--------

¹) См. примеч. стр. 15.

²) П. И. Бирюков.

Е. Горбунова-Посадова.

Вот ответ на это письмо Л. Н-ча от 29 октября 1890 г.

"Получил ваше письмо о детях, которых вы хотите взять. Я думаю, что это не нужно теперь делать. Дети живут при местах и затевать перемену в их жизни, сопряженную с таким дальним перемещением и расходом без всякого вызова - требования совести - я думаю не нужно. Ведь все затеялось от того, что хотелось содействовать Кузнецовой в помещении ее денег на пользу детей. Я другого помещения не мог придумать, - да и это оказывается не нужно, - и предложил. Если случится, - вызовет потребность, тогда сделаем. Письмо ваше очень коротко, нет подробностей о вашей жизни. Нет сведений о здоровьи дорогой О. А. Пожалуйста, напишите.

У нас жил дедушка Ге месяц, вчера уехал в Петербург. Его тревожит семья Ильина, который повез его картину за границу ¹). Картина его в Германии имеет большой успех. Критические статьи, - много которых присылают оттуда, - показывают, до какой степени немцы впереди нас в понимании учения Христа жизненного, уличающего богатство и гордость и ублажающего нищету и смирение.

Я живу хорошо. Многое хочется написать - да не пишется - и иногда огорчаюсь, а иногда опоминаюсь и понимаю, что дело жизни - творить волю Пославшего, а чтобы творить эту волю надо быть кротким и смиренным сердцем, отвергнуться от себя и взять крест на каждый день, итти с ним, а не писать".

"Спасибо вам, дорогие М. А. и Ольга Алексеевна, - пишет Л. Н. 3 февраля 1891 г., - что продолжаете радовать нас вашим письмами. Вы так хорошо живете (я говорю о внешней форме жизни), что всякий раз, как получаю ваши письма, робею распечатывать и начинать читать, как бы не узнать, что жизнь ваша изменилась. Но, слава Богу, все идет хорошо и вы, христианские робинзонки, еще нашли своего Пятницу, Али ²), которому передайте мой привет. Я