Короленко Владимир Галактионович - Григорий Борисович Иоллос

  

  

   13 марта, среди бѣлаго дня, въ Москвѣ, на Спиридоновкѣ, убитъ Григор³й Борисовичъ ²оллосъ. Товарищъ и другъ Герценштейна, убитаго "каморрой народной расправы" въ Финлянд³и, онъ погибъ той же смертью, послѣ "предостережен³й", исходившихъ изъ того-же источника...

   Имя Григор³я Борисовича ²оллоса пользовалось широкой извѣстностью въ литературныхъ и интеллигентныхъ кругахъ. Уроженецъ Полтавской губерн³и, города Кременчуга, онъ окончилъ гимназ³ю въ Одессѣ и затѣмъ отправился для продолжен³я образован³я въ Берлинъ. Здѣсь, по окончан³и курса въ Берлинскомъ университетѣ, онъ написалъ диссертац³ю по рабочему вопросу, давшую ему ученую степень и открывавшую почетную дорогу въ ученыхъ кругахъ Герман³и. Однако, чисто ученая карьера не влекла къ себѣ этого живого и отзывчиваго человѣка. Онъ былъ журналистъ по натурѣ, по всему складу ума и по всѣмъ склонностямъ. Солидное научное образован³е только углубило и усилило въ немъ журналиста. Живя въ Берлинѣ, онъ сталъ посылать коррессонденц³и въ "Русск³я Вѣдомости", и очень скоро читатели этой распространенной передовой газеты привыкли, получая свѣж³й номеръ, прежде всего разыскивать въ немъ статьи, подписанныя скромной буквой I. Это были не корреспонденц³и въ обычномъ смыслѣ слова. Изложенныя живо, ярко, часто даже художественно,- это были бесѣды умнаго, талантливаго, глубоко образованнаго человѣка обо всѣхъ явлен³яхъ общественной, литературной и парламентской жизни Герман³и. Послѣдн³й трудъ извѣстнаго ученаго, новая драма выдающагося художника, рѣчь Бебеля или Рихтера въ парламентѣ, митингъ рабочихъ, парт³йный съѣздъ соц³алъ-демократовъ, рѣчь императора и корректный отвѣтъ на нее независимаго общественнаго дѣятеля, порой просто описан³е обычнаго берлинскаго дня, съ его текущими "злобами", погодой, уличнымъ движен³емъ, толками и развлечен³ями,- все это подъ перомъ ²оллоса жило, волновалось, мыслило и возбуждало волнен³я живой мысли въ его русскихъ чдтателяхъ. Было что-то особенное въ этомъ яркомъ и перемѣнчивомъ калейдоскопѣ чуждой намъ жизни,- что дѣлало ее и для насъ близкой, понятной, захватывающе интересной. Еврей по происхожден³ю и религ³и, европеецъ по образован³ю, такъ долго живш³й за границей, ²оллосъ никогда не переставалъ быть русскимъ гражданиномъ по чувствамъ, симпат³ямъ и стремлен³ямъ. Живя на высотахъ умственно-политической жизни одного изъ европейскихъ центровъ, окруженный атмосферой свободной и высокой культуры,- онъ никогда не терялъ ощущен³я той связи, которая и на чужбинѣ соединяетъ русскаго гражданина съ его безправнымъ отечествомъ. Схватывая на лету проявлен³я болѣе высокой умственной и политической жизни, облекая ихъ въ живую форму своего яркаго, гибкаго, пластически-выразительнаго слова,- онъ никогда не забывалъ, что его письмо съ берлинской маркой должно отправиться за германск³й рубежъ, въ Росс³ю, гдѣ его будутъ читать люди, живущ³е въ другой атмосферѣ, среди другихъ политическихъ услов³й. Корреспонденты, долго живущ³е за границей, порой теряютъ ощущен³е своей аудитор³и, вовлекаются въ подробности междупарт³йныхъ заграничныхъ споровъ, такъ что и отчеты ихъ начинаютъ отражать иной разъ чуждую намъ страстность къ заграничнымъ дѣламъ и столкновен³ямъ, къ мимолетнымъ вопросамъ чужой тактики данной минуты... ²оллосъ никогда не переносилъ центра тяжести своихъ симпат³й изъ Росс³и въ Герман³ю. Въ его статьяхъ, правда, всегда билось особенное, живое чувство, которое не позволяло имъ превратиться въ безстрастные репортерск³е отчеты. Но это чувство было чувство русскаго гражданина, коренившееся въ живомъ интересѣ къ русской жизни. И если во всѣхъ работахъ ²оллоса, подъ обаятельно спокойной формой, всегда ощущалось живое волнен³е и, пожалуй, полемика, споръ, даже борьба,- то это не была борьба европейскаго парт³йнаго полемиста. Нѣтъ,- въ статьяхъ ²оллоса сама европейская жизнь, культура, политическая свобода всегда оспаривала, порицала и стыдила русск³й произволъ, русское темное безправ³е. И это чувствовалось ясно какъ друзьями, такъ и противниками русскаго обновлен³я. Брюзгливая и желчная московская цензура всегда косилась на ²оллоса, не имѣя, однако, возможности придраться къ отдѣльнымъ статьямъ. Это послѣднее обстоятельство объяснялось совсѣмъ не ухищрен³ями автора, не уловками эзоповскаго стиля. Нѣтъ, ²оллосъ писалъ всегда ясно, просто, прозрачно и, прибавимъ - вполнѣ цензурно.

   Но въ этихъ простыхъ безыскусственныхъ картинкахъ вставала подлинная европейская жизнь въ изображен³и искренняго русскаго публициста. И безъ подчеркиван³й, безъ напряженной тенденц³и, безъ явнаго намѣрен³я,- всѣ эти картины рождали невольный, жгуч³й вопросъ: а у насъ? Это было ясно и неуловимо, "неблагонадежно" съ цензурной точки зрѣн³я и - не искоренимо. Это вытекало изъ самого положен³я вещей. Писалъ все это европеецъ по культурѣ и образован³ю, и русск³й по живому гражданскому чувству. Подъ самой радостной картиной чуждой жизни - слышалась своя, русская горечь, своя русская скорбь. Это создавало особую, естественно приподнятую точку зрѣн³я, съ которой ²оллосъ трактовалъ всѣ явлен³я европейской жизни. Бебель могъ спорить съ Рихтеромъ враждебно и страстно. Вождь свободомыслящихъ такъ же страстно могъ опрокидываться на вождя католическаго центра. ²оллосъ рисовалъ правильно и безпристрастно общую картину этой борьбы, но у него самого горѣла одна сдержанная страсть, преобладала одна перспектива: онъ бралъ эти европейск³е споры въ ихъ общемъ отношен³и къ русской жизни - безправной, темной, лишенной политической культуры. И вотъ почему выходило, что не только слова Бебелей и Либкнехтовъ, Зингеровъ и Рихтеровъ звучали призывомъ впередъ, къ отдаленнымъ горизонтамъ свободы,- но даже благонамѣреннѣйш³я рѣчи Виндгорстовъ, вождей центра и самыхъ отсталыхъ германскихъ консерваторовъ вызывали невольное сравнен³е уровня ихь политическихъ воззрѣн³й и культуры съ нашимъ "консерватизмомъ", отрицающимъ самыя основы всякой культуры... Русск³й читатель чувствовалъ тутъ глубокую, свою собственную, русскую правду. Задолго еще до открыт³я росс³йскаго парламента - онъ уже получалъ въ письмахъ ²оллоса уроки парламентской практики съ ея запутанной казуистикой, и, что еще важнѣе - съ ея философ³ей политической борьбы и спокойной терпимости на почвѣ свободы.

   Съ наступлен³емъ новой эры "росс³йской конституц³и", ²оллосъ тотчасъ же оставилъ Европу и вернулся въ Росс³ю, гдѣ онъ былъ выбранъ въ Думу отъ гор. Кременчуга. Въ Думѣ онъ не выдавался ни яркой полемикой, ни боевыми выступлен³ями. Какъ подъ своими статьями въ газетѣ онъ подписывалъ только одну скромную букву, такъ и въ Думѣ онъ не выставлялся впередъ, незамѣтно внося въ практику новаго русскаго учрежден³я свой огромный парламентск³й опытъ. И нѣтъ сомнѣн³я, что на протяжен³и сколько нибудь продолжительнаго времени эта работа стала бы такъ же замѣтна и значительна, какъ и его, тоже очень скромныя по формѣ, берлинск³я корресподенц³и.

   Судьба судила иначе. Первая Дума разогнана, во вторую ²оллосъ, какъ и мног³е депутаты перваго призыва, не попалъ по причинамъ внѣшняго свойства... Но какъ журналистъ и редакторъ,онъ представлялъ большую силу.

   13-го марта онъ убитъ.

   "Предостережен³я" онъ получалъ давно, еще въ ноябрѣ и декабрѣ прошлаго года, но относился къ нимъ съ спокойств³емъ человѣка, знающаго свою дорогу и ту цѣль, къ которой она ведетъ. Каждый день онъ проходилъ въ одни и тѣ же часы мимо роковыхъ воротъ на Спиридоновкѣ, у дома Торопова. Въ этомъ домѣ съ дворомъ, выходящимъ на двѣ улицы, помѣщается штабъ-квартира союза русскаго народа, редакц³я газ. "Вѣче"; тамъ же квартира князя Щербатова. Лицевой стороной каменнаго дома эта "усадьба" выходитъ на Никитскую. На Спиридоновку глядятъ мрачныя старыя деревянныя ворота, съ калиткой на цѣпи. Ежедневно два раза безоружный журналистъ безпечно проходитъ на работу и съ работы мимо этихъ воротъ, и очень можетъ быть, что уже не разъ въ него впивались въ ето время внимательные взгляды врага, выжидавшаго случая для безнаказаннаго уб³йства. 13 марта около двухъ часовъ дня изъ-за калитки высунулась рука съ револьверомъ. Спиридоновка была пуста... Раздались выстрѣлы.

   Истор³я освѣтитъ когда-нибудь и подробности уб³йства, и его пружины. На современное росс³йское правосуд³е надежды мало, а кидать обвинен³я безъ точно установленныхъ фактовъ, конечно, не слѣдуетъ. Итакъ, пока несомнѣнно только одно: ²оллосъ, всю жизнь боровш³йся только перомъ за новую свободную и просвѣщенную Росс³ю, за ея обновлен³е на началахъ свободы и самодѣятельности,- убитъ закоренѣлою "старою" Русью, на грязныхъ задворкахъ старой Москвы, людьми, стоящими за возвратъ къ темному прошлому, съ его произволомъ, безправ³емъ и нищетой народа. На его смерть глядѣли въ роковую минуту только грязныя ворота враждебной крѣпости, и враги огласили его паден³е злораднымъ издѣвательствомъ и поруган³емъ {См. газету "Вѣче" отъ 14, 16, 16 марта.}...

   Но - кто въ сущности побѣдилъ въ этомъ столкновеп³и? Герценштейнъ и ²оллосъ, два еврея по происхожден³ю убиты одинъ вслѣдъ за другимъ. Одинъ успѣлъ заявить себя въ борьбѣ русскаго парламента за землю для русскаго народа. Другой всю жизнь проводилъ идею русскаго гражданскаго освобожден³я. И имена этихъ двухъ евреевъ теперь связаны навѣки съ борьбой русскаго народа за землю и волю.

   Этого ли добивалась юдофобствующая нац³оналистическая "старая Русь"?.. Ни ²оллосъ, ни Герценштейнъ никогда спец³ально не занимались такъ называемымъ еврейскимъ вопросомъ. Оба находили, что рѣшен³е всѣхъ вопросовъ въ общемъ освобожден³и. И, однако, можно ли придумать лучш³й аргументъ противъ спец³алистовъ племенной вражды, чѣмъ тотъ, который невольно диктуется этой яркой смертью двухъ евреевъ, погибшихъ на глазахъ у всего русскаго народа за дѣло общерусскаго обновлен³я!

   Таковь неуклонный, неотвратимый и роковой ходъ великаго историческаго процесса, направляющагося отъ тьмы человѣконенавистничества и безправ³я къ свѣту освобожден³я и терпимости. Даже гибель отдѣльныхъ лицъ служитъ грядущему торжеству ихъ стремлен³й!