Главная » Книги

Литвинова Елизавета Федоровна - Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность

Литвинова Елизавета Федоровна - Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность


1 2 3 4

  Е. Ф. Литвинова

Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность

Биографический очерк Е. Ф. Литвиновой
  С портретом Ф. Бэкона, гравированным в Лейпциге Геданом
  
  
  
 []
  
  

  Введение
  
  
   Биография Бэкона не будит в душе нашей никаких возвышенных чувств, не вызывает ни умиления, ни благоговения. Мы проникаемся только холодным почтением к его умственным силам и стараемся отдать ему справедливость за оказанные человечеству услуги. Услуги эти действительно велики, и их легче всего и лучше всего можно оценить в наш век - век чудес науки. Бэкон ведь давно уже заслужил звание философа изобретений. Он не раз с гордостью говорил: 'Я поручаю свое имя векам, отдаленным потомкам и чужим нациям', - рассчитывая, конечно, на то, что отдаленные потомки и чужие нации будут знать его только как основателя реальной философии, как гениального мыслителя, но что до них не дойдут подробности его жизни, запятнавшие его имя. Случилось не так. Отдаленные потомки в настоящее время меньше знают о его заслугах, чем о недостатках, и даже люди, ничего не читавшие о Бэконе, по слухам утверждают, что Бэкон доказал совместимость гения с низостью характера! Такое исключительное положение Бэкона налагает особые обязанности на пишущего его биографию. Приходится не только развертывать перед читателем его жизнь, говорить о его ученых трудах, но также быть судьею его поступков, рассматривать их с точки зрения нравственности и касаться при этом общих вопросов, сюда относящихся, не вдаваясь, разумеется, в ненужные подробности.
  
   К сожалению, первые двадцать лет жизни Бэкона нам известны мало; но его общественная деятельность, история его падения и другие поступки, пятнающие его имя, переданы во всех сочинениях о Бэконе с самыми живыми подробностями. И не надо иметь большого воображения для того, чтобы они навсегда врезались в память. Мы выбрали из всего имевшегося в нашем распоряжении материала только наиболее достоверное, тщательно избегая излюбленных вариаций на эту тему, которые объясняются тем, что всякий, кто пишет биографию Бэкона, бывает поражен контрастом между его умственной деятельностью и жизнью. Современники относились к нему снисходительнее, чем потомки, потому что менее высоко ценили его как философа...
  
   Ввиду упомянутого исключительного положения Бэкона мы позволили себе в последних главах этой книги провести параллель между Бэконом-философом и Бэконом-человеком и общественным деятелем. Первые четыре главы мы посвятили главным событиям жизни Бэкона и его характеристике как общественного деятеля. В пятой главе читатель познакомится в общих чертах с философией и логикой Бэкона, а в шестой найдет краткое изложение энциклопедии Бэкона, имевшей большое влияние на энциклопедию XVIII века.
  

  Глава I
  
  

Родословные Бэконов и Сесилей. Отличительный характер сословия, к которому принадлежали оба семейства. - Отец и мать Бэкона. - Юность Бэкона, его занятия и путешествия. - Смерть отца. - Бэкон против воли избирает юридическую деятельность. - Отношение королевы Елизаветы к Бэкону. - Бэкон - депутат палаты общин. - Первая речь Бэкона заслуживает немилость королевы. - Раскаяние и попытки смягчить гнев королевы. - Первое знакомство с графом Эссексом

  
   Жизнь великого человека всегда привлекает внимание и современников, и отдаленных потомков; так естественно и сильно желание объяснить происхождение необыкновенных дарований, в чем бы они ни проявлялись: в математике, в философии, в общественной деятельности, в музыке. Но условия, создающие гениальность, остаются неуловимыми, несмотря на целые трактаты, посвященные этому предмету. Биография гения не выясняет, почему и как данный человек стал гением - и именно потому, что гениями не делаются, а родятся. Она только исследует условия, направлявшие деятельность великого человека и ее проявления. Эти условия распадаются на внешние и внутренние; к последним относятся характер человека и такие прирожденные свойства, которые не связаны с гениальностью, но оказывают влияние на ее развитие. Внешними же условиями определяются многие особенности деятельности, главным образом в том случае, когда мы имеем дело с писателями, общественными деятелями или философами. Математики и естествоиспытатели в этом отношении являются более независимыми от окружающей их среды.
  
   Гёте справедливо говорил, что талант развивается в тишине, а характер образуется среди житейских волнений. Характер Бэкона не в узком, а в самом широком значении этого слова проявился в его философии. Бэкон никогда не был кабинетным ученым. Он был светским человеком более, чем всякий другой философ. Он никогда не мог примириться с уединенной жизнью ученых и говорил: 'Понятия ученых так же узки, как их кабинеты, как монастыри и монастырские школы, в которых они живут как в тюрьме, не зная света, природы и века'.
  
   Практическая жизнь и деятельность наложила свою печать на философию Бэкона и придала ей особую оригинальность. Бэкон сам как нельзя лучше сознавал свои особенности и считал их преимуществами, упрекая ученых в недостатке тех умственных качеств, которые можно приобрести только из практической жизни, то есть из понимания житейских дел и гражданского благоразумия.
  
   Маколей сравнивал философию Бэкона с парящим ангелом, а Куно Фишер справедливее говорит, что Бэкон стремился отучить философию от заоблачных полетов; он желал оборвать у нее крылья или по крайней мере привязать к ним гирю, чтобы удержать ее на земле, среди земных нужд, радостей и печалей, от которых Бэкон сам никогда не отрывался. Это в наших глазах придает особенный интерес жизни Бэкона. Сверх того она, и независимо от связи с его философией, возбуждает много вопросов нравственного характера, вызывающих с каждым днем все больший и больший интерес в нашем обществе.
  
   В настоящее время наследственности придают такое большое значение при изучении и объяснении характера, что начинать биографию знаменитого человека с его предков является необходимостью. К сожалению, это не всегда возможно. Составляя биографию человека, жившего двести лет тому назад, мы, конечно, пользуемся уже существующими биографиями, в которых редко находим сведения о деде и прадеде великого человека; большей частью все ограничивается несколькими словами о родителях. Это общее замечание относится также и к биографии Бэкона. Мы имеем только родословные Бэконов и Сесилей, из которых узнаем, что дед Бэкона, Роберт Бэкон, был родом из Суффолка (Suffolk), женился на Елизавете Кэдж и оставил после себя сына Николаса (отца Фрэнсиса), имевшего от брака с Энн Кук, дочерью Энтони Кука, двух сыновей - Энтони и Фрэнсиса; последний был женат на Элис Бэрнгэм и не оставил после себя детей. Дядя Фрэнсиса Бэкона, Вильям Сесиль (женатый на сестре его матери), лорд Бюрлейг, был отцом Роберта Сесиля, лорда Солсбери. Вот и все, что мы встречаем по части родословной в известных нам биографиях Бэкона.
  
   Итак, приходится начинать с родителей Бэкона. Класс людей, к которым принадлежал по своему общественному положению отец Бэкона, был неизвестен в древности и даже мало распространен в средние века: это было служилое сословие - чиновники, занимавшие административные должности по назначению правительства. В Англии этот класс сделался заметным при Тюдорах. Правительство поддерживало служилых людей, окружая их почетом, давая им привилегии, потому что они были его слугами. Исключительное положение должностных лиц отразилось на их нравственных воззрениях. Верный, исполнительный слуга своего господина позволял себе презрительно относиться к обществу, от которого он был вполне независим. Все старания бюрократа, весь его ум был направлен на то, чтобы держаться на месте. Сесили, отец и сын, в царствование Елизаветы и ее наследника, могут служить образцами такого рода чиновников. Оба они были ловкими министрами. Среди таких людей выдающихся личностей было немного, и тем более трудно было встретить между ними философа. К этому-то миру чиновников, узкому и заеденному формальным отправлением обязанностей, принадлежало семейство Бэконов. Но и в этом мире, разумеется, попадались достойные люди; к числу последних принадлежал отец Фрэнсиса, Николас Бэкон. Отсутствие честолюбия предохраняло его от желания чересчур угождать властям и постоянно выслуживаться, хотя он был искренне и глубоко предан королевской власти. Николас Бэкон не стремился попасть в пэры, и девизом его всегда была 'непоколебимая умеренность'. В то же время это был человек весьма способный и деятельный. Благодаря этим качествам и близкому родству с Сесилем ему удалось, однако, сделаться хранителем большой печати - добиться важного звания, которое он сохранял до своей смерти.
  
   Итак, более двадцати лет место лорда-хранителя большой печати в царствование Елизаветы принадлежало Николасу Бэкону. Он родился в 1510 году и происходил из рода, пользовавшегося известностью. Отличительной чертой его характера была величайшая осторожность в поступках и уменье приспособляться к духу времени. Эти свойства доходили в нем до того, что в царствование Марии он сумел прикинуться католиком. В обыденной жизни, как и в общественной, отец Бэкона был человек простой, не зараженный ненасытным честолюбием, умеренный в своих привычках и обладающий здравым смыслом. Он всегда обращал внимание на суть дела, и его очень трудно было провести пустыми, громкими фразами.
  
   Мать Бэкона справедливо пользовалась славой одной из образованнейших женщин своего времени. Нам известно, что в то время в Англии женщины отличались большой начитанностью и любовью к литературе. Леди Грэй читала Федона в подлиннике; чтение служило ей отрадой в тяжелые минуты. Принцесса Елизавета говорила на многих языках и переписывалась со своим учителем по-гречески. Все пять дочерей Энтони Кука считались еще ученее принцессы. Вторая из них, Энн, вышла замуж за Николаса Бэкона. У них было, как мы сказали, два сына - Энтони и Фрэнсис.
  
   Современники утверждали, что мать Фрэнсиса Бэкона прекрасно владела греческим языком, была хорошо знакома с теологией и отличалась некоторым свободомыслием в религии.
  
   Фрэнсис Бэкон родился 22 января 1561 года в Йоркхаузе (York House), в доме отца в Лондоне. Он рос слабым и болезненным ребенком, но рано обнаружил необыкновенные умственные способности и любознательность. Явления природы особенно останавливали его внимание. Все находили, что по уму он в мать. Он напоминал свою мать и нежными, тонкими чертами лица, обрамленного чудными локонами. Королева Елизавета пришла в восторг, увидев впервые прекрасного мальчика. Она долго с удовольствием разговаривала с ним и назвала его своим маленьким лордом-хранителем большой печати.
  
   В 1573 году, тринадцати лет, Бэкон поступил в Кембриджский университет и через три года вышел оттуда, не получив никакой ученой степени, глубоко неудовлетворенный преподаванием всех предметов и главным образом лекциями философии, о которых он не мог равнодушно говорить. Он тогда уже начал мечтать о перевороте в науках. Известно, что Декарт в те же годы задумал свои преобразования в области философии.
  
   Вскоре по выходе из университета Бэкон отправился путешествовать; в то время это считалось необходимым довершением образования каждого англичанина, принадлежавшего к хорошему семейству. Бэкон объехал часть Франции и поселился в Париже.
  
   Итак, о первых двенадцати годах жизни Бэкона нам известно мало. Воображение рисует прекрасного мальчика, который тихо рос и быстро развивался в тенистых садах, расположенных на красивых берегах Темзы. Того немногого, что нам известно о родителях Бэкона, достаточно, однако, для составления понятия о главных условиях первоначального развития философа и человека. Мать любила рассуждать о религии; такие разговоры должны были рано направить ум Фрэнсиса на стезю философии, к которой он имел склонность, унаследованную от матери. В то же время от отца он мог заимствовать нелюбовь к 'словам, словам и словам!' Все это, вместе взятое, объясняет отрицательное отношение тринадцатилетнего мальчика к формальной философии, преподававшейся в то время в Кембриджском университете. Замечательно, что в тринадцать лет мы находим в Бэконе задатки будущего творца реальной философии. Итак, в умственном отношении первые годы жизни Бэкона, проведенные под влиянием отца и матери, принесли ему большую пользу. Посмотрим теперь, среди каких условий развивался нравственный характер Бэкона. Мать его очень свободно относилась к религии и не могла ему внушить твердых, незыблемых нравственных правил, в которых воспитала своего гениального сына строгая, религиозная мать Канта. Отец Бэкона и семейство Бюрлейгов принадлежали к людям, которые ни в коем случае не могли развить в нем нравственных принципов; их нравственность, как мы сказали, была относительной, эластичной, дочерью не только времени, но и обстоятельств. Такое безразличное отношение к нравственным принципам Бэкон вынес из дома своих родителей вместе с широким умственным развитием и с ними вступил в жизнь. Он не был злым и испорченным юношей; напротив, все знавшие его при жизни отца находили его мягким, приветливым, приятным в обращении, живым, остроумным. Если бы жизнь Бэкона с самого начала пошла ровно и гладко, он вероятно, как и его отец, оставил бы после себя незапятнанное имя и прожил бы мирно, как жил во Франции, когда находился на попечении заботливого родителя.
  
   В Париже в то время, когда там жил молодой Бэкон, было столько различных партий, что всякий человек находил себе единомышленников и не чувствовал себя чужим. Бэкону представлялось множество случаев наблюдать различные течения тогдашней европейской политики. Вскоре он был представлен английскому посланнику в Париже, и на него стали возлагать дипломатические обязанности. Во время этих экскурсий в область дипломатии Бэкон изобрел шифрованное письмо, которым затем пользовался, когда писал философские трактаты. Но самым ценным приобретением были наблюдения над положением различных европейских государств; из его заметок, относящихся к этому предмету, видно, что он верно понимал характер правителей и хорошо знал положение финансов каждой страны. В доказательство приведем его мнение о Генрихе III: 'Генриху III тридцать лет; он человек слабого сложения, со всеми физическими недостатками, ведет жизнь неправильную, слишком предается удовольствиям и любит только танцы и празднества. В нем нет большого ума, но он приятен в обращении... Без открытой войны, по-видимому бездействуя, он, однако, не теряет времени, чтобы обессилить своих врагов'.
  
   К таким суждениям Бэкон, очевидно, был подготовлен ранним знакомством с жизнью.
  
   Молодой Бэкон, живя по Франции, как видно, спокойно смотрел вперед; сын уважаемого отца, обеспеченный, образованный, богато одаренный от природы, он мог рассчитывать вскоре приобрести видное положение и славу, как только это будет нужно. В приятном ожидании того и другого можно было не торопиться, путешествовать, наблюдать жизнь с высоты птичьего полета, предаваться размышлениям. Но как раз в это время условия его жизни совершенно изменились. Бэкон находился в Пуатье в то время, как получил поразившее его известие о смерти отца; это случилось 20 февраля 1579 года. Бэкон понял свое новое положение и вернулся в Англию. Состояние его отца было невелико, хотя он значительно обогатился, потому что, согласно обычаю, наделен был поместьями, отнятыми у церкви. Прекраснейшее из них - Горгамбури близ Сент-Албана - отличалось великолепными садами, разбитыми и разведенными Николасом Бэконом; но поместье это наследовал, как старший сын хранителя печати, Энтони Бэкон. Вместе с замком и принадлежащими ему землями Энтони наследовал скромность и честность своего отца. Физические недостатки препятствовали Энтони играть видную роль в общественной деятельности, но он считался в кругу знавших его людей чрезвычайно дальновидным, тонким политиком. Многие отдавали ему в некоторых отношениях преимущество перед Фрэнсисом. Он всегда был в хороших отношениях со своим младшим братом, но никогда не входил в его положение и ничем ему не помогал. Бэкон, таким образом, из обеспеченного юноши превратился в молодого человека, предоставленного самому себе; у него не было ни своего замка, ни сильного покровителя. Отец позаботился о нем при жизни и отложил капитал для покупки имения своему младшему сыну, но так как он не успел этого сделать, то после его смерти собранный капитал поделили поровну между всеми наследниками. Таким образом, Фрэнсис Бэкон очутился на пороге жизни в положении очень стесненном. Ему предстояло избрать юридическую карьеру. Но он не чувствовал к ней ни малейшей склонности и возлагал всю надежду на покровительство своего дяди, лорда Бюрлейга; скоро ему, однако, пришлось убедиться, как мало можно рассчитывать на покровительство богатых и знатных родственников. Несмотря на то, он долгое время неотступно просил Бюрлейга дать ему какое-нибудь место. Избалованный, не привыкший к нужде, Бэкон глубоко страдал и готов был на всякое унижение, чтобы только умилостивить своего богатого родственника. Но дядя отвечал племяннику пренебрежительной холодностью, причину которой никто не мог объяснить. Впоследствии Бэкон говорил, что его дядя был таков со всеми, что он систематически устранял от деятельности всех способных людей. Предполагали, что это делалось с целью устроить получше своих детей, в частности своего второго сына Роберта, на которого он возлагал большие надежды. И действительно, отцу удалось передать сыну свое место. Но все это не могло помешать дяде помочь и племяннику. Не мог же гордый Бюрлейг думать, что Бэкон перебьет дорогу его детям.
  
   Мы сказали, что Бэкон склонял свою голову перед влиятельным родственником, но он смотрел на это как на временное и скоропреходящее унижение. Старый дядя чувствовал умственное превосходство молодого племянника и видел, что последний знал себе цену. Ему вообще не нравились смелые идеи, - его выводило из себя и раздражало все незаурядное. Он с презрением говорил о племяннике: 'Фрэнсис - человек отвлеченный'. Такое обращение раздражало Бэкона; неудачи не закаляли его души, а напротив, распаляли желание во что бы то ни стало выбиться из зависимого положения; в нем развивались мелочные чувства. Неволя заставила его в конце концов сделаться юристом. Ему пришлось начать с того же, с чего начинает всякий скромный студент: он поступил в Gray's Inn, куда поступали все готовящиеся к званию судей или к поприщу адвоката. В этом учреждении всем служащим предоставлялись квартиры на всю жизнь. И Бэкон под старость, лишившись своего дома в Лондоне (Йоркхауз), останавливался там, когда приезжал из Горгамбури в Лондон. Долгое время показывали комнаты, в которых он жил, и посаженные им деревья. В царствование Карла II аллеи Бэкона были модным, любимым местом прогулки, но теперь они не существуют; комнаты Бэкона также давно уничтожены пожаром.
  
   Бэкон вскоре приобрел солидные и основательные знания в юридических науках, но все же занимался ими неохотно. Впрочем, само учреждение, где он провел свои молодые годы, было ему всегда дорого, и он постоянно украшал свое пожизненное помещение, хотя очень долгое время его не занимал.
  
   Существует основание предполагать, что и в то время Бэкон занимался философией. Он сам подтверждает это предположение, но не говорит ни о каких внешних условиях, вызывавших в нем в то время интерес к философским вопросам. Главный источник, конечно, находился в нем самом, но соприкосновение с людьми также должно было оказать свое влияние. Известно, что в Лондоне находился в то время неаполитанец Бруно, изгнанный из своего отечества за свободомыслие; он переводил философские сочинения и занимался литературой. Елизавете он был представлен посланником Генриха III; она приняла Бруно в высшей степени благосклонно, и он называл ее Семирамидой и Клеопатрой, Дианой и Амфитритой. Замечательнее всего, что Бруно дозволено было в присутствии сконфуженных профессоров защищать движение Земли и беспредельность вселенной.
  
   Впоследствии Бруно описал это путешествие в Англию; он жаловался на невежество лондонских профессоров и смеялся над жалким положением английской науки. Действительно, в университете вместо живой науки царствовала тогда повальная формалистика. Профессора заботились только о том, чтобы выучить наизусть Аристотеля и затем торговать правилами 'Органона', объясняя каждое из них ученикам за пять шиллингов платы.
  
   Бэкон только раз мельком упоминает о Бруно, однако трудно допустить, чтобы он не знал человека, о котором одно время говорил весь Лондон. Впрочем, из сочинений Бэкона мы видим, что он не признавал даже великих открытий своего современника Галилея. Но, может быть, на него возбуждающе действовало самое отношение Бруно к авторитетам? Во всяком случае, то же отношение мы находим у самого Бэкона, и он оставался верен ему всю жизнь.
  
   Предаваясь философии, Бэкон не забывал, - или, вернее, не мог забыть, - что ему необходимо не только размышлять, но и действовать, - одним словом, он торопился начать свою общественную деятельность. Вскоре ему удалось получить место асессора, а потом ректора в том же Gray's Inn; но как он сам относился к юриспруденции свысока, так и юристы относились к нему. Его не признавали истинным юристом, потому что он вносил в этот предмет философскую точку зрения. Секретарь графа Эссекса отзывался о его юридических трудах так: 'Сумасшедший не мог бы написать этого, а благоразумный человек не осмелился бы этого сказать'. Из последнего замечания видно, что Бэкон в молодости не скрывал своих убеждений, проявлял свою оригинальность, хотя замечал, что она пугает других, и не воздерживался от острот, хотя наживал себе ими врагов. Между последними особенно заметен Эдуард Кук. Это был человек, имевший узкие взгляды, но делец, самый ловкий и богатый адвокат в Лондоне. Трудно было тягаться с ним Бэкону, которому в то же время приходилось бороться с бедностью и неизвестностью. Бэкону оставалось только одно: защищая процессы, возбужденные казной, угождать правительству. Королева Елизавета, подчиняясь общему мнению, также находила, что Бэкон, хотя очень умен и образован, но не глубокий юрист. Несмотря на это, она сделала его своим экстраординарным советником. Это было совершенно новое звание; оно давало ему право являться защитником во всех процессах казны и носить шелковое платье при исполнении обязанностей. А главное, предоставляло возможность видеть иногда королеву и беседовать с нею. Королева с удовольствием разговаривала с Бэконом; он успешно вел ее дела, но дальше не продвигался.
  
   Бэкон с блестящим остроумием ответил на один памфлет, направленный против правительства, удачно защищал память своего отца и восхвалял мудрое правление Бюрлейга. Его хвалили, но ему не хватало существенного, - он был необеспечен. Он писал в это время своему дяде: 'Признаюсь, мое честолюбие безгранично в области созерцания, но оно самое умеренное в общественной жизни. Я хочу пользоваться неограниченной властью в науке, я хочу изгнать всех, кто ей вредит: болтунов, слепых поклонников старых традиций и т. д. Если мне не удастся упрочить здесь своего положения, я продам свое маленькое наследство, буду жить на свой скромный доход, зароюсь в книги и отложу всякую надежду на общественное положение'. Наконец Бюрлейг сжалился и обещал ему место с содержанием в 16 тыс. рублей в год. Но это место являлось для Бэкона журавлем в небе, потому что вакансии надо было ждать двадцать лет. Он по-прежнему оставался бедняком. Все хвалили его талант, но делали это как-то холодно, поэтому он не становился широко известным. Многие ходили слушать его защиты, сама королева не раз присутствовала на них; но клиенты, обогащающие своих защитников, к нему не являлись. Между тем его кузен Роберт уже метил в министры и советовал ему в дружеском, но покровительственном тоне оставить мечты и перестать философствовать. Положение Бэкона знакомо всем людям, отмеченным природой и принужденным пробивать себе дорогу. К ним в обществе всегда относятся так, как цыплята к утенку, высиженному курицей. Все его оглядывают и находят, что ему не место между ними; другое дело свой брат - золотая посредственность, - ей подают руки, ее тянут за уши, каждый признает в ней что-то свое, родное!
  
   Бэкон чувствовал себя униженным и оскорбленным; среди людей чиновных и обеспеченных он был на голову выше других, но все же у него не было обеспеченного места и он- чувствовал себя лишним между своими знакомыми, как чувствует это всякий работник, остающийся без работы. Несмотря на приобретенную привычку свертываться в клубок перед сильным и целовать те руки, которые его били, он иногда изменял себе и делал какой-нибудь внезапный, независимый, смелый шаг.
  
   В 1593 году он представился избирателям графства Миддльсекс, желая быть выбранным в палату общин. Парламент не созывался уже четыре года. Елизавете повиновались, ее любили, и она обходилась без парламента. Палаты ей были нужны только в делах финансов. Елизавета созывала новый парламент всегда неохотно и запугивала его членов угрозами. Первые ораторы, заговорившие в палате общин о делах, не представленных парламентом на рассмотрение королеве, были заключены в тюрьму. В то время парламент был, таким образом, далеко не тем, чем он стал теперь. Но все же тем людям, которые знали дело и умели хорошо говорить, он открывал возможность приобрести влияние и выдвинуться. В палату общин Бэкон был выбран одновременно со своим братом Энтони. Легко понять, что Фрэнсиса Бэкона неотразимо влекла эта деятельность; в дебатах он мог проявить свое искусство владеть речью, усовершенствованное многосторонним образованием. В речах Бэкона, уцелевших по настоящее время, мы не находим ничего особенного, хотя его блестящее воображение обогатило эти речи удачными сравнениями; но, как видно, в то время эти речи действительно вызывали восторг у слушателей. Современники Бэкона утверждали, что он одинаково хорошо говорил и писал. Но не одно только желание проявить свое красноречие привело Бэкона в палату общин: ему хотелось провести реформу гражданского закона, составлявшую мечту всей его жизни. Требованиям этой реформы и посвятил он свою первую речь. Но между палатой общин и палатой пэров произошло столкновение, и объяснения вести пришлось Бэкону. Он смело стал защищать интересы слабых и угнетенных, говоря, что обязанность парламента - обнаруживать раны государственного тела и что королеве любовь народа должна быть дороже денег.
  
   Роберт Сесиль ответил ему на эту речь резким письмом; Бэкона не взяли под арест, но объявили ему, что он лишился благосклонности королевы и не может более рассчитывать на ее милости. Тут только понял Бэкон всю неосторожность своего поступка и взмолился о прощении. Он писал письма, полные раскаяния и самоуничижения; ничто не помогало. Последняя надежда занять видное общественное положение исчезла; он думал, что звезда его закатилась навсегда, однако скоро оправился от удара.
  
   Через год открылась вакансия генерал-прокурора; Бэкон с новой надеждой и удвоенной энергией стал добиваться этого места, но его занял все тот же Кук, которому суждено было являться счастливым соперником Бэкона. Бэкон снова пришел в отчаяние. Трудно было после всех неудач ждать чего-нибудь от сухого упрямого педанта Бюрлейга. Нужно было найти более милостивого, но такого же сильного покровителя. Таким покровителем мог быть только любимец королевы, не уступавший в силе министру и всегда составлявший ему оппозицию. В то время сердце королевы Елизаветы принадлежало Роберту Девере, графу Эссексу. Это был человек живой, увлекающийся, прямой, преданный друг и неизменный покровитель всех, кто был угнетен, обладал талантом и не был заурядным. Эссекс был самый популярный царедворец в Англии, отличавшийся рыцарской доблестью. Он принял горячее участие в положении Бэкона и своей энергией несколько пристыдил Бюрлейга, который, казалось, понял наконец, что и ему следует сделать хоть один шаг в пользу племянника. В это время в письме к Фрэнсису Бэкону Бюрлейг сообщил ему результаты своих неудавшихся хлопот. Письмо первого министра содержало следующее: 'Племянник! Не имею времени писать много; но я хлопотал за Вас. Королева приказала лорду-хранителю печати представить ей список всех известных юристов. Лорд уведомил меня об этом; я указал ему на Вас как на человека, вполне отвечающего назначению. На это он заметил мне, что готов был бы сделать представление о Вас из дружбы к Вашему отцу, но все же не решается поставить Вас на один уровень с другими предложенными им законоведами, которых он может особенно рекомендовать. Несмотря на то, я напомню о Вас королеве и прибегну к посредничеству графа Эссекса. Любящий Вас дядя'.
  
   Внезапно пробудившаяся благосклонность старого влиятельного родственника не принесла на этот раз Бэкону никакой пользы. Хранитель печати оказался главной помехой. Он находил, что Бэкон был к нему недостаточно почтителен. Бюрлейги, отец и сын, скоро перестали хлопотать о Бэконе; ходили даже слухи, что последний относился враждебно к своему двоюродному брату. Итак, у Бэкона был один только смелый и верный защитник - граф Эссекс. Равнодушие ближайших родственников Бэкона возмущало Эссекса до глубины души и придавало ему энергии; он писал: 'В хлопотах о Бэконе мне не приходят на помощь те люди, которые должны бы быть его первыми друзьями; это заставляет меня работать в пользу его за четверых'. Но королева, называвшая когда-то Бэкона своим маленьким лордом-хранителем большой печати, не желала сделать его и генерал-прокурором. Она оставалась при мнении, что Бэкон не ахти какой законник, и к тому же не могла ему простить смелой выходки в палате общин. Даже всемогущему Эссексу не удалось на этот раз ничего добиться у королевы; с сокрушенным сердцем он откровенно писал Бэкону о своих неудачных попытках. Благородный Эссекс был, кажется, тогда единственным поборником справедливости и врагом формализма.
  

  Глава II
  
  

Личность графа Эссекса. - Его упорное стремление выхлопотать Бэкону место штатного адвоката. - Эссекс дарит Бэкону свое поместье. - Обеспеченный им Бэкон предается научным и литературным занятиям. - 'Опыты' Бэкона. - Слава писателя. - Перемена в отношениях к нему правительства. - Неудачное сватовство

  
   Граф Эссекс занимает такую видную роль в жизни Бэкона, что нам необходимо на ней остановиться и рассмотреть его со всех сторон. Мы видели, что своим влиянием на королеву граф пользовался для того, чтобы выдвинуть вперед Бэкона. Приведем письмо Эссекса к Бэкону, которое послужит лучшей характеристикой этого во всех отношениях замечательного человека.
  
   'Королева не подает мне ни малейшей надежды; при этом она не проявляла никакой неприязни против Вас до тех пор, пока я не высказал своей привязанности к Вам. Но когда она заметила мое к Вам расположение, то с неудовольствием сказала, что только я и министр считаем Вас достойным такого назначения; никто другой не разделяет нашего мнения... Я просил ее не отнимать у меня надежды, дать мне тайное обещание, что она откроет Вам путь; это было бы для меня большим утешением, а лишение надежды - страшным горем. Она отвечала мне, что не может сказать ничего решительного и желает все дело отложить до пасхи; тогда она обсудит все как следует со своим советом, - в настоящую же минуту члены совета находятся в отсутствии. Наконец она рассердилась на меня и просила меня удалиться и лечь спать, если я не хочу говорить с ней о чем-нибудь другом. Тогда я также вышел из себя и сказал, что до тех пор, пока буду находиться при ней, не перестану просить ее о деле и человеке, которыми я глубоко заинтересован; я ушел, сказав, что намерен ждать того часа, когда меня выслушают благосклоннее. Так мы с королевой и расстались. Завтра я нарочно выезжаю отсюда и, уехав, напишу королеве трогательное письмо'. Из всего этого видно, как настойчиво и неуклонно добивался Эссекс расположения королевы к Бэкону. Иногда, казалось, она готова была дать ему место штатного адвоката, но через минуту опять твердила свое, и в конце концов на место штатного адвоката, остававшееся долго свободным после повышения Кука, был назначен сержант Флемминг. Огорченный Эссекс сообщал об этому Бэкону:
  
   'Королева мне отказала и назначила вместо Вас другого. Я знаю, Вы мало заботитесь о своих личных делах; Вы доверились мне; Вы на меня положились; я не умру, не сделав Вам чего-нибудь полезного'.
  
   Граф Эссекс хотел улучшить материальное положение Бэкона, подарив ему хорошее поместье. На простые, идущие от сердца слова Эссекса обрадованный Бэкон отвечал речами, преисполненными цитат и сравнений, заимствованных из истории, говорил, что граф напоминает ему Гиза, отдавшего все свое богатство на благотворительные дела, и так далее.
  
   Вероятно, граф Эссекс принес бы большую пользу своей родине, если бы судьба не привела его на скользкий, несвойственный ему путь любимца королевы Елизаветы; на горе себе граф Эссекс пробудил в сердце королевы одну из тех странных и страстных привязанностей, которую сами историки не смогли как следует выяснить. Многие утверждали, что в нем было более наружного блеска, чем истинного достоинства, что он способен был забываться, доходить до дерзости. Однако вместе с этим все утверждали, что Эссекс - человек обходительный, искренний, талантливый, умный, великодушный; в самих его недостатках, как и в достоинствах, было нечто гордое, рыцарское. Мы видели, что, познакомившись с Бэконом, он вскоре сделался его другом и покровителем. И Бэкон очень долго нуждался в нем, потому что королева Елизавета была предубеждена против Бэкона и не хотела дать ему видной должности, которой он, сознавая свои силы, упорно добивался. Из дальнейших писем Эссекса к Бэкону видно, что склонить королеву в пользу Бэкона ему было по-прежнему трудно; она сердилась на него за настойчивые просьбы и говорила: 'Ах, этот Эссекс! Он надоел мне даже больше Бэкона'. Ни подарки Бэкона, ни сочиненная в честь королевы аллегория не помогали. Бэкон впал в совершенное отчаяние и решился, уехав из Лондона, занять место в Кембриджском университете. Он жил в то время в поместье Эссекса, и его даже посещала мысль, оставив свое отечество, отправиться путешествовать.
  
   Эссекс, потеряв окончательно надежду сделать что-нибудь для Бэкона с помощью королевы и желая оказать поддержку своему другу, подарил ему обещанное поместье, находившееся в расстоянии десяти миль от Лондона. Подарок был сделан им от души и предложен в такой деликатной, изысканной форме, что нисколько не мог задеть гордости Бэкона. В этом очаровательном местечке, на красивых берегах Темзы, Бэкон со свойственной ему настойчивостью принялся работать, желая своими трудами заставить краснеть своих врагов за их пристрастие и несправедливость. Королева не раз высказывала сомнение относительно его юридических познаний; Бэкон, желая доказать ей свою состоятельность и в этом отношении, посвятил свое рукописное сочинение о применении на практике общинного закона. В то же время он начал печатать свои знаменитые 'Опыты', которые прославили его имя и произвели переворот в английской литературе и жизни. Это был его первый литературный труд. Ремюза сравнивает эти 'Опыты' Бэкона со знаменитыми 'Essais' Монтеня, которые, не заключая в себе ничего оригинального, оказали великую услугу, просветив современников. Их автор не открыл ничего нового, но создал литературный язык. Бэкон уступает Монтеню в изяществе, но превосходит его разнообразием предметов, глубиной мысли и содержательностью.
  
   В этих 'Опытах' Бэкон со свойственной ему ясностью излагал свои взгляды на вопросы нравственности и политики. Сам автор сравнивал свои 'Опыты' с письмами Сенеки. Он говорил: 'Эти размышления о многих различных предметах - плоды из моего сада, сорванные недозрелыми'. Такой взгляд Бэкона объясняется тем, что в то время в уме его росли и зрели идеи других, более обширных и глубоких трудов. Говорят, что то, чему предназначено долго жить, создается медленно. Великие труды, принадлежащие потомству, поглощают всю жизнь гениальных людей. 'Опыты' Бэкона нельзя причислить к таким трудам, к каким относится его 'Новый Органон'. Но сочинения, написанные легко и наскоро, более способны действовать на умы современников. В них писатель говорит языком, более отвечающим духу времени, хотя проводит те же идеи. Успех 'Опытов' Бэкона служит подтверждением этого замечания. В последних мы находим те же мысли, которые встречаем и в философии. В вопросах нравственности и политики Бэкон восстает против словесной мудрости и, вместо метафизических отвлеченных начал, советует исходить из опыта, наблюдать людей и жизнь и руководиться этим знанием для того, чтобы научить людей сделаться добрыми, а не навязывать им непонятных принципов и не проповедовать выдуманную нравственность. Существует основание думать, что среда, в которой жил Бэкон, была уже подготовлена к такого рода воззрениям. Мы видели, какой живой интерес возбудил в Лондоне Бруно своими речами, направленными против схоластической мудрости.
  
   В политике Бэкон явился последователем идеи Макиавелли, высказанной им в более мягкой форме. Современник Бэкона, Шекспир, обнаружил сходные взгляды в вопросах нравственности и политики. В драгоценной библиотеке Кузена находился единственный экземпляр 'Опытов' Бэкона, который будто бы принадлежал Шекспиру. Имя и почерк великого поэта, как утверждали, можно было разобрать на этой книге. Предполагают, что мысли Бэкона принесли огромную пользу Шекспиру, хотя сам Бэкон, казалось, не замечал не только его таланта, но и его существования. Однако тщательное изучение Шекспира приводит многих к заключению, что великий драматург думал и наблюдал в духе отца реальной философии. Такое сходство взглядов подало повод, как мы увидим дальше, к необоснованной гипотезе, что драмы Шекспира были написаны Бэконом. Влияние Бэкона на Шекспира еще более подтверждает мысль, что семена реального знания уже витали в воздухе. Такое знание вполне отвечало духу английского народа, мало склонного к метафизике. Итак, плоды философии Бэкона, которые он сам называл незрелыми, принесли большую пользу его современникам, потому что явились своевременными. Знатоки английской литературы считают язык, которым написаны 'Опыты', образцовым. Современники считали Бэкона лучшим учителем красноречия. Но не в этом главное достоинство Бэкона-писателя, а в объективном понимании действительности, в трезвом взгляде на вещи, который рассеял множество предрассудков.
  
   'Опыты' Бэкона не только имели живое и прочное влияние на умственное развитие Англии, но оставили также неизгладимый след в создании литературного языка. Этот новый род литературы нашел последователей, и авторы различных 'Опытов', начиная с Бэкона и кончая Маколеем, заняли почетное место в истории английской литературы.
  
   'Опыты' Бэкона еще при жизни автора выдержали девять изданий. Слава писателя возвысила славу юриста и оратора. И правительство стало относиться к нему благосклоннее. Ему оставалось, однако, победить своего главного врага - бедность. Он задумал поправить дела выгодной женитьбой. Случай скоро представился; овдовела одна его богатая родственница, знатная и красивая. Сватом Бэкона явился все тот же неутомимый покровитель, Эссекс.
  
   Леди Геттон, внучка Бюрлейга, отличалась выдающимся умом, но была капризна и своенравна. Небогатому Бэкону она предпочла богатого старика Кука и тайно с ним обвенчалась; она не захотела носить имя своего мужа и мучила его всю жизнь. Вероятно, и Бэкон был бы несчастлив с нею, но есть основание думать, что он искренне и неизменно любил свою жестокую кузину. С тех пор он еще более возненавидел Кука; о кузине же своей вспомнил и в последнем своем завещании. Тяжело было ему пережить неудачу в то время, когда бедность его доходила до того, что приходилось сидеть в заключении за ничтожный долг. Но все же многое было им достигнуто: он приобрел благосклонность и доверие королевы. Она часто приезжала к нему и советовалась относительно многих важных дел. Но не эти дела сблизили государыню с ее подданным, а то, что Бэкон считался другом Эссекса. Он часто служил посредником между непокорным любимцем и государыней, ревновавшей его ко всему, даже к славе. Пылкий Эссекс так увлекался своей славой, что становился высокомерен со своей покровительницей. Осторожный Бэкон советовал ему быть скромнее и уговаривал королеву относиться снисходительнее к Эссексу. Последнему он написал письмо, в котором излагал свои мысли о поведении любимца властной и подозрительной принцессы. Бэкон высказывал мнение, что такой любимец не должен иметь ни политического значения, ни военной славы, ни популярности. Он убеждал Эссекса отказаться от прав любимца и поставить вместо себя другого, который был бы только любимцем, но совершенно зависел бы от него. Такие советы были не в духе Эссекса; он не мог им следовать, он не только не думал о спокойствии королевы, но постоянно ее чем-нибудь раздражал. Он то сказывался больным, то делал вид, что примыкает к оппозиционной партии, то приводил ее в отчаяние своими изменами. Сам же неутомимо искал военной славы.
  
   Мы можем согласиться только с последним советом Бэкона: Эссексу необходимо было как-нибудь избавиться от роли любимца. На эту роль не способен был человек, к которому можно было отнести известные слова Шекспира, обращенные к Бруту: 'Вся природа могла выступить и сказать: это был человек!' Он был предан высоким человеческим интересам, горел благородным честолюбием и не мог лежать спокойно у ног ревнивой женщины, которая непременно хотела, чтобы он жил и дышал только ею. Эссекс рвался вдаль; его не пускали. Наконец ему удалось с великим трудом получить начальство над экспедицией в Испанию. Осторожный Бюрлейг восставал против наступательных военных действий. Что касается королевы, она думала только о графе Эссексе и, уступив ему, не знала, чего желать - победы или поражения; первой она боялась столько же, сколько и второго; военная слава могла вскружить голову Эссексу, но более всего она страшилась смерти Эссекса. Экспедиция имела успех; все хвалили храбрость, великодушие, сообразительность блестящего молодого генерала. По возвращении в Англию Эссекс был встречен с восторгом, но королева приняла его очень холодно и с неудовольствием заметила ему, что он обращался с королем Испании, как со своим личным врагом, как равный с равным. Эссекс, упоенный своими успехами, не обращал никакого внимания на недовольство королевы и министров; это усиливало гнев Елизаветы, и здесь, разумеется, дело не обошлось без Бэкона. Но удачный поход в Испанию только возбудил в Эссексе жажду военной славы; это был настоящий герой, не выносивший бездействия; его неотразимо тянуло в Испанию; он желал снова вести туда армию. Он получил было сильный отпор со стороны министра; но на помощь к нему явился Уолтер Рэли, человек очень умный, которому одно время предстояло занять место Эссекса у ног королевы; пылкий Рэли употребил все усилия на то, чтобы помирить Эссекса с Бюрлейгом, и это наконец ему удалось; таким образом Эссекс добился новой экспедиции в Испанию; он по-прежнему командовал всей эскадрой, то есть состоял главным начальником и на суше, и на море. Неблагоприятные ветры расстроили все намеченные планы и разъединили флот. Рэли, принимавший горячее участие в экспедиции, действовал опрометчиво, не дожидаясь приказаний Эссекса, которому, разумеется, пришлось отвечать за все. Экспедиция принесла так мало выгоды, что едва покрыла издержки. Королева встретила генералов и главного начальника экспедиции более чем холодно. Сверх того, у нее вскоре произошла ссора с Эссексом за назначение одного офицера. Эссекс в присутствии многих придворных дерзко говорил с королевой и с презрением повернулся к ней спиной. Елизавета так рассердилась, что выдрала его при всех за уши и сказала: 'Убирайтесь, велите себя повесить'. Эссекс приложил руку к своей шпаге и поклялся, что от самого Генриха VIII он не вынес бы такого оскорбления. Граф оставил дворец в припадке большой ярости. Все это тревожило Бэкона. Эссекс не сомневался в свой власти над королевой и думал, что его влиянию не будет конца, а Бэкон знал, что такое напряженное состояние, в котором Эссекс постоянно держал Елизавету, не могло тянуться долго. Разумеется, все эти выходки Эссекса приводили королеву в ярость, за которой следовал упадок сил. Эссекс понемногу утрачивал свою власть над нею, хотя и был по-прежнему любим. Мы видели, что он искал новой славы и просился в Испанию. После долгих усилий ему наконец удалось начать новый поход против Испании. Поход этот был неудачен. Королева холодно встретила своего любимца. Все это расстроило Эссекса; гордость его жестоко страдала; он постоянно дулся на королеву и не появлялся при дворе. Но когда в Лондоне разнесся слух, что Эссекс болен, в королеве пробудилось снова нежное чувство к нему; она торжественно с ним помирилась и пожаловала ему наследственный титул графа-маршала. Бэкон все время разрыва своего покровителя с королевой действовал в его пользу. Перемирие королевы с Эссексом продолжалось, однако, недолго. Он своей несдержанностью вновь навлек на себя ее гнев. Королева сердилась и на Бэкона, старавшегося оправдать как-нибудь своего покрови

Другие авторы
  • Черемнов Александр Сергеевич
  • Фофанов Константин Михайлович
  • Толстой Лев Николаевич
  • Подъячев Семен Павлович
  • Булгаков Федор Ильич
  • Ржевский Алексей Андреевич
  • Лонгинов Михаил Николаевич
  • Лавров Петр Лаврович
  • Соловьев Михаил Сергеевич
  • Никифорова Людмила Алексеевна
  • Другие произведения
  • Мультатули - Семя
  • Некрасов Николай Алексеевич - Ф. С. Глинка. К биографии Н. А. Некрасова
  • Павлов Николай Филиппович - Демон
  • Семенов Сергей Терентьевич - Катюшка
  • Вельтман Александр Фомич - Аттила и Русь Iv и V века
  • Глаголев Андрей Гаврилович - Записки русского путешественника с 1823 по 1827 год. Часть 1
  • Карамзин Николай Михайлович - Стихотворения
  • Кутузов Михаил Илларионович - Мнение государственного совета о потерях артиллерийского и интендантского имущества в Москве во время нашествия Наполеона в 1812 г.
  • Черский Леонид Федорович - Старый учитель
  • Мошин Алексей Николаевич - Из воспоминаний о Чехове
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
    Просмотров: 564 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа