Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Р. К. Баландин. Николай Николаевич Миклухо-Маклай

он решительно отверг: "Хотя получение суммы 1200 р. мне было бы приятно, но я с удовольствием откажусь от нее, если ее получение идет наперекор разрешению моих научных задач. Я убежден, что разрешение этих задач, хотя даже не полное, может принести немалую пользу нашим знаниям, и я им не изменю ради нескольких грошей, если бы даже гроши превратились в рубли".

   Оценим по достоинству гордое заявление ученого. И во времена студенчества и позже ему приходилось подсчитывать буквально каждую копейку, носить костюмы до тех пор, пока они не расползались от ветхости, жить впроголодь, путешествовать на скупые пожертвования. Он не выходил из бедности. 1200 рублей были для него огромной суммой, а поручение Географического общества открывало верный путь в академическую науку. Но не в его характере было приспосабливаться к обстоятельствам. Он избрал путь преодоления. И победил.

   Он добился личного свидания с Ф. П. Литке. В разговоре дипломатично и с большим знанием дела упомянул о путешествиях и исследованиях старого адмирала в Тихом океане. И вот Ф. П. Литке согласен ходатайствовать перед морским министерством принять естествоиспытателя Миклухо-Маклая на борт военного корабля для совершения путешествия к берегам Тихого океана. Географическое общество поддержало, после вполне естественных сомнений, смелую инициативу молодого ученого. Позже Миклухо-Маклай с благодарностью отмечал роль Географического общества в научной подготовке и организации его экспедиций.

   ...Многие из тех, кто знал о предстоящем путешествии Миклухо-Маклая, оставались в недоумении. Чем объяснить подобный отчаянный поступок: решение в одиночку отправиться в едва ли не самый неведомый и дикий край земли? Потрясающая наивность? Сумасбродство? Авантюризм? Недальновидность? Разве не ясно ему, как мало шансов вернуться живым? Мыслимо ли провести даже малую долю тех работ, которые поручило ему сделать Географическое общество: несколько крупнейших специалистов в разных областях знания дали ему свои рекомендации относительно методики предстоящих исследований.

   Действительно, намеченные изыскания были столь обширными, что требовали не одного года работы целой группы ученых. Это, конечно, понимал Миклухо-Маклай. Он ориентировался на предельные нагрузки; брал на себя непосильный труд. Было ли это проявлением его непредусмотрительности? Нет, ни в коем случае.

   Всякий, кому приходилось участвовать в дальних и непростых экспедициях, знает, как важно учесть возможные неожиданности и постоянно иметь в виду максимальные результаты, сверхзадачи (одновременно памятуя о главном). Чем слабее исследователь, тем более простые и легко выполнимые задачи он ставит перед собой. Выдающиеся ученые берутся за такие проблемы, которые после них продолжают целые поколения исследователей. В этом, пожалуй, главная особенность крупных научных открытий: они не столько "закрывают", исчерпывают проблемы, сколько открывают широкие горизонты для дальнейших разработок.

   В одном отношении планы Миклухо-Маклая заведомо не могли реализоваться. Даже собрав гигантский материал, произведя обширные и разнообразные наблюдения, он вряд ли сумел бы их должным образом обработать. В отличие от многих знаменитых западноевропейских путешественников, он неохотно писал о своих исследованиях, не старался издавать много своих трудов. На эту его особенность обратил внимание замечательный русский ученый, князь, революционер, путешественник П. А. Кропоткин:

   "Миклухо-Маклай... принадлежал к той же категории людей, которые могли бы сказать гораздо больше, чем высказывали в печати. Он был маленький, нервный человек, постоянно страдавший лихорадкой. Когда я познакомился с ним, он только что возвратился с берегов Красного моря... Миклухо-Маклай поставил себе правилом, которому неуклонно следовал, быть всегда прямым с дикарями и никогда их не обманывать даже в мелочах, даже для научных целей. Когда он впоследствии путешествовал по Малайскому архипелагу, к нему на службу поступил туземец, выговоривший, чтобы его никогда не фотографировали... И вот однажды, когда дикарь крепко спал, Маклаю, собиравшему антропологические материалы, страшно захотелось сфотографировать своего слугу, так как он мог служить типичным представителем своего племени. Дикарь, конечно, никогда бы не узнал про фотографию, но Маклай вспомнил свой уговор и устоял перед искушением. Эта мелкая черта вполне характеризует его... Этот замечательный человек, напечатал, однако, лишь самую незначительную часть своих поистине драгоценных наблюдений".

   Да, так уж вышло: увлеченный научными поисками, работая подчас на пределе сил и рискуя жизнью, он без особого энтузиазма выполнял заключительную фазу исследований - обработку и публикацию добытых материалов. При жизни ученого не вышла в свет ни одна из его крупных работ, а значение его исследований недооценивалось.

   О, таинственные и благословенные острова южных морей! Издавна европейские мореплаватели стремились сюда. Здесь обитали антиподы - жители "обратной" стороны земного шара. Здесь все было не так, как в привычных водах северного полушария. Чудовищные морские змеи высовывали из воды свои глянцевые шеи; гигантские кашалоты вдребезги разбивали деревянные корабли; щупальцы колоссальных спрутов тянулись на палубы; стаи серебристых рыб вспархивали над волнами, как птицы; морские девы с рыбьими хвостами удивленно взглядывали на моряков; страшные штормы с корнем вырывали пальмы и сметали все живое с поверхности атоллов; а то в тумане в полный "штиль возникал странный корабль и шел по неведомой трассе под черным пиратским флагом и с командой мертвецов...

   Много необычайного рассказывали о южных морях, где островитяне живут по законам дремучих джунглей. В начале нашего века Джек Лондон, певец романтики, приключений, писал об этом крае: "Там до сих пор свирепствует тропическая лихорадка, и дизентерия, и всякие кожные болезни; воздух там насквозь пропитан ядом, который, просачиваясь в каждую царапину и ссадину, превращает их в гноящиеся язвы, так что редко кому удается выбраться оттуда живым, и даже самые крепкие и здоровые люди зачастую возвращаются на родину жалкими развалинами".

   Далекие тропические острова притягивали к себе не только охотников за наживой, но и романтиков, искателей приключений, желающих жить раскованно и рискованно, испытывать острые ощущения. Среди подобных романтиков бывали не только неопытные юнцы, но и определенная категория путешественников-исследователей. Особенно привлекала Новая Гвинея, которая во второй половине прошлого века оставалась крупнейшей на планете неведомой землей (не считая Антарктиды и Гренландии).

   Новая Гвинея предоставляла Миклухо-Маклаю возможность не только продемонстрировать свою "неукротимость", но и сделать новые открытия. Однако его поступки полностью противоречили тем канонам поведения "белого человека", о которых писал Джек Лондон.

   На какие открытия мог рассчитывать человек, не имеющий возможности надолго покидать свой затерянный в джунглях домик - не только по состоянию здоровья, но и при отсутствии помощников, оборудования, подходящих средств передвижения? Казалось бы, предприятие Миклухо-Маклая обречено на неудачу.

   Он не был ни путешественником-авантюристом, ни искателем славы первооткрывателя; совершенно не походил на "романтика", искателя приключений, которого одолевает "охота к перемене мест". Он методично штудировал научную литературу, относящуюся к темам его предстоящих работ. Находясь на "Витязе" в кругосветном плавании, он добросовестно вел утомительные измерения и наблюдения, несмотря на приступы морской болезни и лихорадки. Капитан Назимов, видя плачевное состояние здоровья своего пассажира, настоятельно рекомендовал ему не оставаться на Новой Гвинее, что, по его мнению, было равносильно самоубийству. Миклухо-Маклай не изменил своих планов.

   Точно регламентированная по законам военной дисциплины жизнь на корвете представлялась сугубо штатскому и единственному пассажиру невыносимой. Это была, по его словам, "плавучая казарма". Но подобные обстоятельства не мешали Миклухо-Маклаю успешно провести на борту корабля научные исследования. Ему охотно помогали офицеры, отдавая должное его мужеству и настойчивости.

   Миклухо-Маклай неоднократно проводил замеры температуры в океане на разных глубинах. Делать такие замеры с помощью примитивных приспособлений было хлопотно и трудно. Он справился со своей задачей. О результатах наблюдений сообщил Географическому обществу. Статьи его, опубликованные без промедления уже весной 1872 г., снабжены графиками и таблицами. Автор доказал несостоятельность мнения (высказанного А. Гумбольдтом) о том, что температура в океане всегда понижается при приближении к берегу. Миклухо-Маклай показал, что так происходит далеко не всегда.

   "Витязь" миновал остров Рапа-Нуи (Пасхи), сделав здесь лишь небольшую остановку. Путешественник не имел возможности обследовать остров, но все-таки посвятил его описанию несколько страниц. Судя по этой заметке, Миклухо-Маклая интересовали различные сведения об острове, затерянном в просторах Тихого океана.

   Во время пребывания в Чили Николай Николаевич посетил этнологический музей, тщательно собрав сведения об острове Рапа-Нуи. Он пришел к мнению: культура островитян изучена недостаточно. Ученых прежде всего интересовали знаменитые и загадочные каменные колоссы, созданные на острове в незапамятные времена неизвестными людьми. По мнению Миклухо-Маклая, следовало внимательно изучать все проявления культуры островитян. Очень важно было разгадать тайну "кохау ронго ронго" - говорящего дерева - табличек с выбоинками в виде первобытных писем. Некоторые ученые пришли к мнению, что это - колотушки для выделки тапы - материи из древесных волокон, а "иероглифы" - обыкновенные выбоины. Миклухо-Маклай оспорил такую точку зрения и снял копии с "говорящих досок". К этому времени на острове уже не оставалось никого из тех, кто умел читать деревянные письмена, да и не сохранилось здесь ни одного крупного дерева...

   Интересовался Миклухо-Маклай и причинами вымирания островитян. Он привел сведения об уменьшении населения. Среди причин этого явления упомянул о скудности пищи (что приводило к периодическому людоедству), а также о тяжелом положении женщин. По-видимому, мнение русского путешественника совершенно справедливо: по мере увеличения населения происходило истощение ограниченных природных ресурсов острова; были уничтожены почти все деревья и наиболее плодородные почвы, после чего начались острые социальные неурядицы и вымирание островитян.

   Преодолев немалые трудности и проведя ряд исследований, Миклухо-Маклай с двумя помощниками начал свою научную деятельность на Новой Гвинее. Впрочем, очень скоро выяснилось, что рассчитывать ему можно только на себя. Ульсон постоянно хандрил и трусил.

   Страницы дневника, воскрешающие ночь смерти Боя, производят сильное впечатление.

   "Теперь ровно 11 час. 50 мин. вечера, и я удобно сижу в моем зеленом кресле и записываю при свете неровно горящей лампы происшествия дня". Он предчувствовал беду и с утра готовился спрятать, в случае нужды, свои документы. Пытался, чем мог, облегчить страдания Боя: "...его холодные руки удерживали мои; он как будто желал мне что-то сказать, но не мог..."

   Тело умершего Боя следовало скрыть от туземцев, чтобы не возбудить у них желания расправиться с оставшимися непрошенными гостями. (Миклухо-Маклай сохраняет спокойствие и производит некоторые анатомические операции. К ужасу Ульсона, он собирается оставить мозг Боя для исследования (намерение не осуществилось из-за отсутствия соответствующей посуды). В темноте они переносят тело в лодку и выходят в море. К ним неожиданно приближаются огни: это туземцы с факелами плывут, занимаясь рыбной ловлей. К счастью, встречи удалось избежать, хотя револьверы пришлось держать наготове.

   "От огней на пирогах ложились длинные столбы света на спокойной поверхности моря. От каждого взмаха весел вода светилась тысячами искр. При таком спокойном море поверхностные слои его полны богатой и разнообразной жизнью. Я пожалел, что нечем было зачерпнуть воды, чтобы посмотреть завтра, нет ли чего нового между этими животными, и совсем забыл о присутствии покойника в шлюпке и о необходимости схоронить его.

   Любуясь картиной, я думал, как скоро в человеке одно чувство сменяется совершенно другим..."

   С утра явились папуасы. Туй заговорил о Бое. Надо было отвлечь гостей от этой темы. Миклухо-Маклай принял великолепное решение. Он показал фокус. Налил в блюдечко спирт. Поставил блюдце на веранде. Пригласив сюда гостей, взял стакан воды, отпил и дал попробовать воду Тую. Присутствующие с величайшим интересом следили за происходящим. К спирту Маклай добавил немного воды из стакана, зажег спичку и поднес к блюдцу. Спирт вспыхнул. Изумленные туземцы отшатнулись и замерли. Маклай выплеснул горящую воду на землю. Среди гостей началась тихая паника. Они поспешили уйти, а через десяток минут вернулись в сопровождении целой толпы. Все уговаривали Маклая показать горящую воду. Опыт был повторен с еще более сильным эффектом. Часть зрителей остолбенела, а часть бросилась наутек с криками: "Маклай, не зажигай море!"

   Слухи о могуществе Маклай быстро распространились по окрестным деревням. К тамо-русс стало обращаться за помощью множество больных. О причинах отсутствия Боя Маклай ничего не сказал (лжи он не терпел, а говорить правду было слишком опасно). Туземцы решили, что Бой, по воле Маклая, улетел далеко-далеко, в таинственную Русь...

   Мне очень хотелось бы рассказать как можно подробнее о первом пребывании Миклухо-Маклая на берегу Новой Гвинеи, который с полным правом называют берегом Маклая. Однако ограничимся отдельными эпизодами и общими замечаниями.

   Искренностью, мужеством и терпением добивается Маклай полного доверия со стороны туземцев. Он не навязывается к ним в друзья и не стремится демонстрировать им свое могущество. Никогда их не обманывает. Всегда держит свое слово, благодаря чему появилась даже поговорка: "Балан Маклай худи" (слово Маклая одно).

   Он изысканно вежлив. При его появлении из деревни убегают прятаться женщины и дети (а с ними подчас и собаки со свиньями); он обзавелся свистком, чтобы предупреждать жителей о своем приближении. Записал: "Я много раз замечал, что туземцам очень нравится мой образ действий. Они видели, что я поступаю с ними открыто и не желаю видеть больше, чем они хотят мне показать". В конце концов его перестала бояться женская половина населения. Сначала он познакомился с женой Туя, пожав ей руку (что очень понравилось окружающим). Потом каждый мужчина представил гостя (вновь проходил обмен рукопожатиями). В честь знакомства женщины преподнесли Маклаю так много подарков, что нести их пришлось двум туземцам.

   Приобретать черепа для научных исследований оказалось не так-то просто. Не потому, что местные жители были охотниками за черепами и очень дорожили этими трофеями. Напротив, к черепам у них не было особого интереса (только нижние челюсти часто использовались как браслеты, по-видимому, в память об умерших). Причина была курьезнее - русские моряки, побывавшие на берегу, старались заполучить черепа, обменивали их на разные безделушки, воображая, будто приобретают ужасные трофеи диких охотников, а может быть, и людоедов. Эта "охота за черепами" весьма озадачивала местных жителей, которым она представлялась странной и дикой.

   Немало затруднений и недоразумений возникало при изучении языка папуасов. Каждая деревня имела свое наречие. Сравнительно легко было узнать названия предметов. Но чтобы выяснить обозначения определенных действий или признаков, требовались порой недели, а то и месяцы. И папуасы в свою очередь изучали язык Маклая, стараясь постичь и повторять его слова. Доходило до нелепостей. Каким-то образом возникло слово "киринга", которое, по мнению Маклая, обозначало "женщина". А папуасы были уверены, что слово это русское!

   Маклай, в сущности, не вел специальных научных изысканий, не делал изощренных опытов для выяснения быта, верований и психики папуасов. Он просто жил среди них. Он общался с ними, как друг. А вечерами записывал свои впечатления.

   Наблюдает он и за собой: "При моей теперешней жизни, т. е. когда приходится быть часто и дровосеком, и поваром, и плотником, а иногда и прачкой, и матросом, а не только барином, занимающимся естественными науками, рукам моим приходится очень плохо... Руки мои и прежде не отличались особенной нежностью, но теперь они положительно покрыты мозолями, порезами и ожогами; каждый день старые подживают, а новые появляются".

   Или другое замечание: "Становлюсь немножко папуасом: сегодня утром, например, почувствовал голод во время прогулки и, увидев большого краба, поймал его и съел сырого..." Но все-таки о себе он пишет мало и не без иронии. Заниматься самонаблюдениями он не любил.

   Постоянное общение с местными жителями привело к тому, что главными его занятиями сделались антропология и этнография. Например, ему очень хотелось проверить мнение о "шерстистости" и "пучковатости" волосяного покрова папуасов. Проверка затруднялась пышными шевелюрами островитян, взбивающих гребнями волосы на голове в виде огромных шапок. Однажды ему попался на глаза мальчик с низко подстриженными волосами. Маклай долго и тщательно изучал голову мальчика, чем сильно обеспокоил взрослых. Они, возможно, опасались, что Маклай пожелает забрать себе голову мальчика (ведь тамо-русс почему-то очень ценят человеческие черепа!). Осмотр дал прекрасные результаты: без сомнения, волосы у папуасов растут точно так же, как и у европейцев. Был опровергнут один из доводов теории расового неравенства.

   Между прочим, с целью приобретения для исследований волос папуасов Маклаю приходилось обмениваться с ними прядями волос, вследствие чего прическа его находилась в довольно плачевном состоянии.

   Конечно, туземцы имеют немалые психические отличия от цивилизованных народов. Они более непосредственны, подвержены вспышкам бурных чувств, почти вовсе не предаются заботам о будущем... Впрочем, прошлое они помнили. В одной из деревень трое жителей пожаловались Маклаю на то, что "тамо-русс" (из команды "Витязя" - год назад) взяли у них без спросу несколько вещей. Маклай не стал выяснять, справедливы ли эти притязания, а передал потерпевшим подарки. Это вызвало взрыв восторга, и многие жители заголосили: "Маклай - хороший, хороший человек!"

   20 сентября 1872 г. Миклухо-Маклай записывает в дневнике: "Сегодня исполнился ровно год, как я вступил на берег Новой Гвинеи. В этот год я подготовил себе почву для многих лет исследования этого интересного острова, достигнув полного доверия туземцев, и в случае нужды я могу быть уверенным в их помощи. Я готов и буду рад остаться несколько лет на этом берегу. Но три пункта заставляют меня призадуматься относительно того, будет ли это возможно: во-первых, у меня истощается запас хины, во-вторых, я ношу последнюю пару башмаков и, в-третьих, у меня осталось не более как сотни две пистонов".

   Положение его было значительно более серьезным и опасным. Постоянные болезни истощали его силы. Он совершил несколько далеких экскурсий в горные деревни, рискуя разбиться насмерть на скалах; и вскоре состояние его здоровья резко ухудшилось, он уже с трудом поднимался на невысокие холмы. Теперь его судьба все больше и больше зависела от местных жителей. Они постоянно заботились о нем, помогали на охоте, при долгих переходах, при ремонте хижины. Приглашали его на свои пиршества, присылали при случае провизию на дом и упрашивали остаться с ними навсегда, предлагая в этом случае построить для него по хорошему дому в каждой деревне с полным обслуживанием.

   Орава о тамо-русс Маклай или, как его еще называли, каарам-тамо (человек с Луны) разнеслась по окрестным островам и селениям. Близкие соседи Маклая охотно рассказывали жителям других деревень о чудесах, на которые способен каарам-тамо: извлекать из щепки огонь, поджигать воду и т. д. Обычно способности Маклая сильно преувеличивались, чтобы показать, какой могущественный человек дружит с тамо-бонгу и тамо-горенду. Однако сам Маклай избегал демонстрации чудес и старался не вмешиваться в дела местных жителей. Ему не хотелось превращаться в руководителя и повелителя. Как всякий независимый и благородный человек, он не любил без особой нужды подавлять волю других людей, командовать и принимать изъявления раболепия, преклонения.

   Судя по дневникам, у Миклухо-Маклая никогда не появлялась мысль (или даже ощущение, подсознательное чувство) о своем превосходстве над окружающими. Он с удовлетворением отмечает значительное сходство свое с "дикими" папуасами, духовную близость с ними. Во время посещения острова Били-Били, он заметил: туземцы делали вид, будто очень рады гостю, но по выражению их лиц можно было понять, что затянувшийся визит тамо-русс начал их тяготить. (Подобные сцены нетрудно наблюдать во всяком обществе.)

   Миклухо-Маклай записал: "Чувство это я нашел вполне естественным, может быть, вследствие того, что сам испытывал его нередко. Эти люди привыкли быть одни; всякое посещение, особенно такого чужестранного зверя, как я, было для них хотя сперва и интересно, но потом утомительно, и желание избавиться от него, отдохнуть, вполне натурально".

   Стремление побыть одному для Миклухо-Маклая часто объяснялось необходимостью записывать свои наблюдения и обдумывать полученные результаты. Как мы знаем, целый ряд крупных ученых предложили ему перечень вопросов, на которые он должен был, по возможности, ответить. Из этих вопросов около 16 относились к физической географии и метеорологии, более 55- к этнографии и антропологии и столько же - к экономике папуасов и демографии. Столь обширная программа вызывала у него вполне понятные сомнения. Однако, доложив о ней на общем собрании Географического общества, он счел нужным подчеркнуть:

   "Вышеизложенная программа не рассматривается мною критически. Собирая эти научные desiderata (пожелания), я хотел только выслушать все то, что могут от меня требовать специалисты по разным научным отраслям. Насколько и каким образом могут быть исполнены эти задачи - скажется на месте. С своей стороны я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы мое предприятие не осталось без пользы для науки".

   Он самым добросовестным образом, вопреки всем трудностям, стремился выполнить свою непомерно обширную программу. И это ему в значительной степени удалось. Причем он не просто искал ответы на вопросы, высказывая свое мнение, а главным образом собирал и с предельной точностью фиксировал факты. Его полевые материалы носят характер документов, а не личных впечатлений и предположений. Это действительно научные сведения - без прикрас и домыслов.

   Мы уже знаем, что Миклухо-Маклай не любил писать научные труды, отдавая предпочтение полевым наблюдениям, добыванию фактов. И все-таки нашел в себе силы в труднейших условиях не только вести дневники, но и написать обстоятельную научную статью: "Антропологические заметки о папуасах берега Маклая на Новой Гвинее".

   В статье Миклухо-Маклай привел основные характеристики физического типа папуасов и некоторые их обычаи. Он доказал несостоятельность мнения о принципиальных расовых отличиях папуасов от представителей кавказской (европейской, арийской) расы. Например, отметил вариации цвета кожи туземцев в разных районах, в разных семьях, а то и среди близких родственников. Индивидуальные различия и в этом случае оказываются существенными.

   Во время своего первого посещения Новой Гвинеи Миклухо-Маклай не упомянул о случаях людоедства. По-видимому, надежных фактов у него не было, а заниматься расспросами он не желал. Позже выяснилось, что бывают и случаи каннибальства. Ученый не позволяет себе никаких дополнительных высказываний. Любое его сообщение делается по-деловому, без расчета на эффект или сенсацию.

   Его общие выводы имеют ту же особенность. Несмотря на молодость, ученый очень осторожен в своих обобщениях и не стремится теоретизировать. Оговаривается: "Моим стремлением было, следуя совету К. М. Бэра, наблюдать людей по возможности "без предвзятого мнения относительно количества и распространения человеческих племен и рас". В течение следующих лет я надеюсь посетить еще несколько островов Меланезии и собрать там дополнительный материал по антропологии папуасов. Поэтому в ныне публикуемых заметках я избегал всяких предположений, сравнений и выводов".

   В другой статье он пояснил свое нежелание делать обобщения так: "Я мог бы на основании собранного материала написать целый трактат о религиозных представлениях и церемониях и изложить суеверия папуасов, высказав ряд гипотез об их миросозерцании. Я мог бы это сделать, если бы рядом с моими личными наблюдениями и заметками я поставил то, чего не видел и не наблюдал... С некоторой ловкостью можно было бы сплести интересную на вид ткань, в которой было бы нелегко отличить правду от вымысла. Такой образ действий, однако, мне противен; он ставит преграду на пути научного проникновения в это и без того нелегкое для исследования поле воззрений и понятий расы, очень далекой от нас по степени своего культурного развития".

   И все-таки один вывод он сделал. Не предположение, не теоретическое умозаключение, а очень точное обобщение фактов: раса папуасов распадается на несколько разновидностей не обособленных резко одна от другой.

   По-видимому, в формировании папуасов немалую роль сыграло смешение разных рас.

   Очень интересны сведения Миклухо-Маклая о зачатках письменности папуасов. Ему довелось наблюдать, как производились подобные примитивные записи, и получить соответствующие пояснения. Правда, эти записи умели "прочесть" только их автор, либо небольшая группа лиц. Кроме этого, в память о событиях папуасы имели обыкновение сохранять отдельные предметы. Особенно бережно хранили они корзинки, в которых им соседи (или гости из других деревень) приносили подарки. Таков был прекрасный обычай добропамятности.

   Много внимания уделил Миклухо-Маклай изучению и зарисовкам идолов (телумов). Два из них особенно любопытны. Один представлял изображение человека с головой крокодила и черепахой на голове. Другой - человека, держащего в руках таблицу, покрытую непонятными знаками. Оказалось, это - копия со старинного телума. Ученый не высказал своего мнения по поводу этих изображений (кроме того, что они, возможно, связаны с религиозными представлениями). Позже исследователи вполне правдоподобно предположили: идолы изображают почитаемых предков.

   По некоторым данным, было время, когда островитяне Тихого океана, включая жителей Новой Гвинеи, имели более развитую культуру, в частности знали металл. Возможно, древние племена, отважные мореплаватели, заселявшие южные острова Тихого океана с берегов Азии (и Южной Америки?), стояли на более высоких ступенях цивилизации. Но после того, как закончился "героический период" их истории, они вынуждены были встать на путь приспособления к окружающим природным условиям: обживались на открытых островах, меняли уклад жизни и тип хозяйства, отчасти упрощая свои обычаи, навыки, верования - в соответствии с той первобытной природной средой, которую им приходилось осваивать.

   Кстати, по наблюдениям Миклухо-Маклая, дети у папуасов имеют светлую кожу и некурчавые волосы. Это относилось, в частности, к одной новорожденной девочке, которой, по просьбе родителей, имя дал Маклай (выбрали - Мария). Чем объясняется более светлый цвет кожи у папуасских детей? (То же наблюдается и у негров.) Не исключено, что это - проявление признака давних предков.

   Но это все - предположения, домыслы, гипотезы, которых так избегал Миклухо-Маклай. В популярной книге можно дать волю фантазии. В научных статьях это - неоправданная вольность.

   Хочется упомянуть еще об одном виде сообщений русского путешественника о нравах "дикарей". В те времена на этот счет существовали самые разные мнения и предрассудки. Многих представителей европейской цивилизации (из числа обывателей) тешила мысль о том, что есть на свете существа несравненно более низкие по культуре, чем они: существа, не имеющие понятия о стыде, долге, чести, совести. И вот - заключение Миклухо-Маклая: "Я думаю, что в нравственном отношении папуасские девушки могут поспорить с европейскими, воспитанными в лицемерии и показном целомудрии".

   Смелое заявление. Подобные высказывания ученого раздражали самолюбие обывателей. Самые активные из них постарались при случае отомстить Миклухо-Маклаю, печатая на него непристойные карикатуры и пасквили. Но мы знаем, что ученый более всего заботился о точности, писал и говорил только правду.

   Он подмечал с одинаковой проницательностью и достоинства и недостатки своих друзей из Новой Гвинеи. Но как не отметить, что так называемые "дикие" папуасы очень любят детей! Их дети обычно веселы, плачут и кричат редко. Отец относится к детям нежнее, чем мать, обремененная хозяйственными заботами, делает им игрушки, лодочки например. "Ребенок уже в детстве научается практически своим будущим занятиям и еще маленьким мальчиком становится серьезным и осторожным в обхождении". Нередко малыш лет четырех пресерьезно носил дрова, разводил костер, мыл посуду, помогал отцу чистить плоды, а в перерывах между этими "взрослыми" занятиями подбегал к матери, кормящей грудного младенца и тоже принимался сосать.

   В подобных сценах из жизни ощущается не только наблюдательность автора, но и его доброжелательность. Иногда говорят, что наиболее точны бесстрастные наблюдения. Но это правило оправдывается далеко не всегда. От равнодушного взгляда ускользает порой самое главное.

   Чтобы узнать человека или жизнь общества, надо не только обзавестись знаниями и умением наблюдать, анализировать, обобщать. Традиционные методы науки тут полезны, но недостаточны. Надо уметь жить среди людей, сочувствовать им, переживать среди них и вместе с ними тревоги, опасности, печали, радости.

   "Расспросы у туземцев об их обычаях,- писал Миклухо-Маклай,- вследствие многих причин мало помогают, так как приводят к ошибкам или воображаемому разрешению вопросов. Единственный надежный путь - видеть все собственными глазами, а затем, отдавая себе отчет о виденном, надо быть настороже, чтобы полную картину обычая или обряда дало не воображение, а действительное впечатление наблюдения. Мне даже кажется полезным быть еще осторожнее: следует удерживаться при этом описании виденного от всякого рода гипотез, объяснения и т. п.".

   Таковы требования научного метода исследований. Миклухо-Маклай придерживается их неукоснительно. Поэтому его сообщения остаются в науке, не старея и, пожалуй, приобретая со временем дополнительную ценность.

   Для Миклухо-Маклая пребывание на далеком неизвестном острове значило значительно больше, чем интересная и плодотворная научно-исследовательская экспедиция. "Мне удалось,- считал он,- многое сделать по разным отраслям науки в Новой Гвинее, не говоря уж о счастье, доставшемся мне на долю, наблюдать и жить среди самого первобытного из человеческих племен, потому что до меня никто положительно не был в этом месте Новой Гвинеи, и папуасы воображали себя единственными жителями земного шара".

  

  

   Степень "популярности" человека часто пропорциональна количеству публикуемых на него пародий, шаржей, рассказываемых о нем былей и небылиц. В этом отношении Миклухо-Маклай не был исключением. В русских популярных журналах его путешествиям сначала посвящали небольшие заметки, затем - объемистые статьи и, наконец, появились карикатуры и анекдоты.

   Многие просвещенные граждане искренне недоумевали и посмеивались - ну, что за ажиотаж вокруг господина Миклухо? Что он сделал особенного? Остров открыл, зверя обнаружил диковинного или племя дикарей новое? Нет, нет и нет!

   А этот человек открыл нечто значительно большее, чем многие знаменитые путешественники. Об этом хорошо сказал выдающийся советский географ и биолог Л. С. Берг: "Среди великих путешественников прошлого века Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846-1888) занимает совершенно особое место. В то время как другие географы открывали новые, доселе неизвестные земли, Миклухо-Маклай стремился прежде всего открыть человека - среди исследовавшихся им "первобытных", т. е. не затронутых европейской культурой народов".

   Безусловно, чтобы это понять и оценить, потребовался определенный срок. Поначалу его статьи без промедления печатались в "Известиях Географического общества" - по-деловому, как и подобает научным материалам. Знакомились с ними преимущественно специалисты. В общедоступных журналах сообщения о путешествиях Миклухо-Маклая стали публиковаться чуть позже. Осенью 1872 г. в печати появились заметки о том, что, по сообщениям немецких и английских мореплавателей, Миклухо-Маклай погиб.

   Трагическая развязка его предприятия была более чем вероятна. Сам путешественник оставил перед отъездом конверт с завещанием. Состояние его здоровья еще на "Витязе" внушало серьезное беспокойство.

   И вот в "Кронштадтском вестнике" появилась статья, вернее, даже некролог, сообщение о смерти: "Экспедиция Миклухо-Маклая и его кончина". Среди прочей информации там говорилось: "По последним сведениям, г. Миклухо-Маклай скончался в Новой Гвинее от злокачественной лихорадки. Было бы очень желательно, чтобы кто-либо из знавших покойного составил его биографию. Г. Миклухо-Маклай - редкий тип мучеников науки, пожертвовавший жизнью для изучения природы".

   На поиски путешественника был направлен клипер (трехмачтовое быстроходное судно) "Изумруд". В состав его команды включили офицера А. Раковича - участника кругосветного плавания "Витязя", знавшего местоположение тайника с документами Миклухо-Маклая. После трудного перехода по неизвестным водам, усеянным коралловыми рифами и банками, вспоминал Ракович, клипер приблизился к заливу Астролябия. Офицеры направили подзорные трубы и бинокли на берег, едва надеясь увидеть какие-либо признаки "робинзонов". Волнение моряков было так велико, что офицер, первым заметивший мачту с русским флагом, не сразу смог доложить об этом командиру. Клипер прибавил ходу. Показался домик. Две пироги отошли от берега, направляясь к кораблю. Можно было различить среди гребущих туземцев какого-то европейца. Ульсон? Несколько минут сомнений... Маклай!

   Клипер остановился, выпуская пар, как, бы тяжело отдуваясь. На мостике выстроились офицеры. Команда высыпала на ванты, снасти. Радостное могучее "ура!" грянуло над заливом. Папуасы от страха попадали в воду. Маклай поднялся на палубу. Он был в потертой фланелевой рубахе, рваных штиблетах, с кинжалом и револьвером за поясом, с сумкой через плечо, в ветхой соломенной шляпе - настоящий Робинзон Крузо!

   Бурная встреча и шумные разговоры быстро утомили путешественника. M. H. Кумани, капитан "Изумруда", предложил ему поселиться на клипере, поручив перевозку вещей с берега одному из молодых офицеров. Миклухо-Маклай неожиданно нахмурился:

   - А кто Вам сказал, Михаил Николаевич, что я поеду с Вами на клипере? Это далеко еще не решено. Полагаю, Вам будет возможно уделить мне немного провизии, забрать Ульсона и мои письма до ближайшего порта. Мне предстоит еще много дел по антропологии и этнологии здешних туземцев. Прошу Вас позволить мне ответить завтра, отправлюсь ли я на "Изумруде" или останусь здесь.

   Это заявление вызвало недоумение. Некоторые офицеры решили, что соотечественник в результате лишений и тягот потерял рассудок.

   Поведение путешественника выглядело странным. Он бегло разговаривал на местном наречии и ходил с туземцами по кораблю, как гид, весьма живописно: подвязанный веревкой, за концы которой держались две гирлянды папуасов. (Сделать так пришлось потому, что местные жители, пугаясь, цеплялись за Маклая; с помощью веревки они были как бы привязаны к нему.) Наибольшее впечатление на папуасов произвели два невиданных зверя по имени "бик" (это были два бычка).

   Делегации из нескольких деревень пришли к Маклаю с просьбой остаться у них. Он уверил своих темнокожих друзей, что вскоре вернется (не сомневался в этом, узнав, что одно голландское судно будет обследовать берега Новой Гвинеи). В честь него устроили на берегу праздничные пиршества, в которых участвовали сотни новогвинейцев...

   Клипер "Изумруд" направился к Филиппинским островам. В России с возрастающим любопытством и нетерпением ждали возвращения отважного путешественника. Однако он не намерен был наслаждаться на родине заслуженным триумфом. Сообщил секретарю Географического общества: "После трудного, но небезуспешного начала я более, чем когда-либо, намерен продолжать начатое и надеюсь в продолжение этого года направиться снова на Новую Гвинею"...

   Матери он пишет: "Хотелось бы мне очень хотя бы на короткий срок повидать вас, но придется еще подождать. Неужели вы бы захотели, чтобы я начатое бросил, захотели бы, чтобы оправдалось мнение многих: что русский человек хорошо начинает, но у него не хватает выдержанности, чтобы так же кончить. Как только смогу - сейчас же к вам! Слова никогда не забываю.

   Замечу только, что благодаря моей нервной, эластичной и крепкой натуре, которую вы понимаете, потому что и сами ее имеете, я перенес все хорошо, здоров и готов на все, что потребуется для новых путешествий и исследований".

   Деловое письмо председателю Географического общества великому князю Константину Николаевичу он заканчивает так: "Моим исследованиям и путешествиям я не предвижу еще конца и не предполагаю вернуться в Россию ранее нескольких лет, когда моими научными исследованиями я докажу себя более достойным оказанной мне помощи и сочувствия".

   Своему другу со студенческой скамьи князю А. А. Мещерскому он признается; "Мне делается совершенно ясным, что мне не придется жить более в Европе, и это по двум причинам. Природа, воздух, обстановка жизни под тропиками мне положительно более по характеру и вкусу. Вторая причина и еще более непреодолимое препятствие жить в Европе будет невозможность устроить себе там независимую и комфортабельную жизнь...

   Закабалить себя кафедрою, связать с каким-нибудь захолустьем, хотя бы и Петербургом,- на то у меня не было и не будет никакого желания".

   ..."Изумруд" посетил два острова Молуккского архипелага - Тидор и Тернате, которыми управляли султаны, находившиеся в зависимости от Голландии. Султан Тидорский, наслышанный о славном путешественнике, назвал именем "султана Маклая" своего новорожденного принца. На острове сохранялось рабство. Местный властитель подарил Маклаю папуасского мальчика по имени Ахмат - бойкого, смышленого, но не всегда послушного. Он быстро выучился говорить по-русски.

   На Филиппинских островах Миклухо-Маклай постарался выполнить одно из поручений Бэра: отыскать остатки первобытного населения, изучить их, обращая особое внимание на строение черепа. По некоторым данным, филиппинские негритосы - широкоголовые (брахицефалы) в отличие от длинноголовых (долихоцефалов) папуасов.

   На рейде в Маниле (о. Люсон) "Изумруд" стоял несколько дней. Этим воспользовался Миклухо-Маклай: переплыл на туземной лодке залив и с проводником отправился в горы. В низеньких лачужках приветливых негритосов он провел три дня, успев убедиться, что местные жители по облику, манерам, обычаям, быту очень похожи на папуасов, однако резко отличаются от них по типу черепа. Папуасы - длинноголовые, негритосы - круглоголовые. Ученый сделал верный вывод: форма черепа не определяет психических свойств человека. Он опроверг еще один предрассудок расистов и обосновал идею о значительном разнообразии расовых признаков, не сводимых к какому-то главному показателю, скажем к форме черепа.

   Имя его обрело широкую известность. "Благодаря разным английским газетам,- пишет он,- которые сперва похоронили, а потом возвестили о моем воскрешении из мертвых, все стараются знакомиться со мной, что доставляет мне иногда изрядную скуку". Воспользуясь приглашением генерал-губернатора Явы, Миклухо-Маклай поселяется в его резиденции в городе Бейтензорге (что переводится - "Беззаботный"). Действительно, здесь прошло для Миклухо-Маклая полгода беззаботного существования. Наконец-то ему не приходилось заботиться о самом необходимом... Испытание благополучием порой выдержать непросто: ученый переживает периоды апатии. Впрочем, более существенно затрудняют работу участившиеся приступы лихорадки. Врачи не советуют ему предпринимать новое путешествие.

   В феврале 1874 г. Миклухо-Маклай направился на юго-западный берег Новой Гвинеи (Папуа-Ковиай), где основательно похозяйничали малайцы, а затем голландцы. Контакты папуасов с "более развитыми" цивилизациями распространили среди местного населения разбой, войны. Однако и здесь русский путешественник сумел завоевать доверие и радушие. Организовал базу на мысе Айва и отправился в глубь страны. В его отсутствие на базу было совершено бандитское нападение, сопровождавшееся грабежом и убийствами.

   Поощрял нападавших местный вождь, "капитан" Мавары. Миклухо-Маклай с двумя слугами отправился на берег, где стояла пирога Мавары и было много его "подчиненных". Маклая это не остановило. Он сорвал циновку, служащую крышей пироги. Огромный "капитан" дрожал от страха. Маклай приставил револьвер к голове разбойника. "Я беру этого человека,- сказал он столпившимся папуасам, некоторые из которых были вооружены.- Он грабил мои вещи. А на вас не сержусь. Помогите моим людям перенести мои вещи из хижины на лодку". Обошлось без кровопролития. Мавары был увезен и передан голландским властям.

   Миклухо-Маклай в случае необходимости мог превратиться из непротивленца в яростного и активного противника зла. В иные моменты он поступал на манер отчаянных флибустьеров. Во время шторма, когда их жалкая лодка-урумбай трещала по всем швам и дала течь, а рулевой упал на колени, закрыв лицо руками, Маклай выхватил револьвер и заставил его взяться за руль и бороться с ураганом.

   Результаты поездки на Папуа-Ковиай: обнаружение неизвестного горного озера с интересной фауной (и обилием крокодилов); открытие пролива, не нанесенного на карты; интересные наблюдения за повадками сорных кур, насыпающих огромные кучи мусора для выведения яиц; антропологическое изучение горных папуасов и составление словаря диалектов всего побережья.

   Вновь он показал себя не только превосходным натуралистом, но и проявил благородство и силу духа. В экспедицию к горным папуасам, славящимся жестокостью и людоедством, отправился без вооруженного конвоя. Закончив путешествие, обратился к голландским властям с письмом, где описал тяжелое положение жителей Папуа-Ковиай и предложил принять меры для восстановления здесь мира и спокойствия.

   Едва оправившись от очередной серии болезней, он в конце 1874 г. предпринимает новое тяжелейшее путешествие - в глубь полуострова Малакка в поисках неизученных племен лесных людей (оран-утан). Время для экспедиции было выбрано неудачно. Настал период дождей. Нередко приходилось идти в лесу, залитом водой. То и дело попадались болота, непролазные заросли, ручьи и реки. Досаждали комары, пиявки, сколопендры.

   Передвигаясь то пешком, то в лодке, путешественник с Ахматом и проводником пересек водораздел Бенгальского залива и Южно-Китайского моря. Два месяца продолжалась изнурительная экспедиция. Удалось не раз встретиться с загадочными оран-утан. Миклухо-Маклай отметил у этих людей признаки смешения с другими племенами, возможно, даже папуасами.

   После вынужденного перерыва (опять болезни!) он еще раз отправляется в дебри Малаккского полуострова. Пользуясь покровительством махараджей и раджей, пересекает территории княжеств, сопровождаемый носильщиками, охраной. Часть пути проделывает на слонах. Политические и межплеменные распри делали его путешествие очень опасным. Никто не гарантировал, что в дебрях его минуют отравленные стрелы диких сакаев и семангов, не признающих никакой власти.

   Миклухо-Маклай прошел этот путь. Он встречался и беседовал с сакаями и семангами. Услышал от них, что в горных лесах еще недавно жили громадные странные обезьяны "бру" (возможно, оран-утаны). "Это было,- пишет И. И. Пузанов,- из ряда вор выходящее достижение: Миклухо-Маклаю удалось пройти местами, не посещенными до него ни одним европейцем; рельеф страны, по которой проходил маршрут похода, представляет собою непрерывное чередование крутейших поперечных хребтов... Научные результаты обоих походов надо считать выдающимися для того времени, когда сведения ученых о примитивных народах, загнанных в дебри горных лесов Малайского полуострова, были чрезвычайно скудны".

   К 1875 г. имя Миклухо-Маклая стало популярным в России. Его биография, эпизоды путешествий, наконец, его портреты помещались в газетах и журналах. В одном из номеров журнала "Пчела", в частности, говорилось: "Имя Миклухо-Маклая принадлежит к числу тех русских имен, которыми мы, русские, по справедливости можем гордиться... Наш ученый соотечественник своим оригинальным методом исследования и наблюдения природы и человека, своей неустрашимостью и самоотв