Главная » Книги

Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Р. К. Баландин. Николай Николаевич Миклухо-Маклай, Страница 4

Миклухо-Маклай Николай Николаевич - Р. К. Баландин. Николай Николаевич Миклухо-Маклай


1 2 3 4 5

ержением ради науки успел уже приобрести очень громкую известность не только у нас, но и во всей Европе".
   А путешественник, окончив экспедицию, забрал у нотариуса очередное свое завещание, где, между прочим, предлагал присоединить к коллекций черепов, собранных на берегу Маклая, и свой собственный. Даже свою смерть он воспринимал как натуралист. А часть своих научных наблюдений не стал публиковать. Тут он поступил вопреки правилам ученых. Потому что некоторые собранные им сведения могли использовать в корыстных целях европейцы, начинавшие "прибирать к рукам" природные богатства этого края. По его мнению, публикация подобных сведений "под покровом научной пользы" было бы делом нечестным.
   Беззаветная преданность науке никогда не могла отвлечь Миклухо-Маклая от высоких идеалов добра, человеколюбия. Зато над собой он не страшится делать самые разнообразные опыты. Например, находясь в Гонконге, решил испытать на себе действие курения опиума под наблюдением врача. Сам испытуемый делает вывод:
   "Выкурив достаточную дозу опиума, приходишь в состояние глубокого покоя. Это состояние очень своеобразное, чувствуешь, что не хочешь ничего, абсолютно ничего.
   Так как совершенно ни о чем не вспоминаешь, ни о чем не думаешь, то теряешь свое "я".
   Подобный результат - отрешение от своей личности - слишком часто непреодолимо привлекает людей к наркотикам. И, может быть, самое страшное, что существуют в обществе люди, желающие такой отрешенности, стремящиеся уйти в небытие при жизни..."
   Миклухо-Маклай деловито провел опыт с опиумным опьянением. Он верил в себя. Он не мог испытывать удовольствия от потери своего "я". Устремленность в неведомое, жажда познания, счастье преодоления трудностей, стремление быть полезным людям делали его жизнь напряженной, увлекательной, радостной.
   Странный характер у этого путешественника, любящего одиночество. Он меньше всего заботится о себе, и больше всего - о других. Не успев обработать материалы прежних путешествий, испытывая недостаток средств, он все-таки собирается вернуться на берег Маклая. Его беспокоит стремление капиталистических держав захватывать все новые и новые территории. Папуасам угрожает закабаление.
   "Последнее время,- пишет он Мещерскому,- когда вторжение европейской колонизации со всеми ее опасностями для туземцев грозит моим черным друзьям, я думаю, наступило время исполнения моего слова, которое сдержать я должен и хочу, несмотря на то что решение это отрывает меня на время от чисто научных занятий и что я вполне сознаю всю серьезность и трудность предприятия, которое предпринимаю один и без ничьей помощи".
   Переслав в Зоологический музей Академии наук свои коллекции животных, а в Географическое общество отчеты о проделанной работе, он отправился на английской купеческой шхуне "Морская птица" в плавание. Шхуна шла на острова Каролинского архипелага (острова Адмиралтейства). Находясь в плавании, посещая острова южных морей, Миклухо-Маклай имел возможность проводить антропологические и этнографические изыскания. Он знакомился с нравами и обычаями "диких племен". Описал внушительные каменные гробницы (о. Вуап или Яп), подобные древним гробницам на о. Таити, и не менее внушительные каменные монеты - "фе", наиболее ценные из которых весят несколько тонн. На архипелаге Пелау, в опровержение взглядов знаменитого этнографа Дж. Леббока, удалось обнаружить достаточно сложные формы религии. Оказалось, здесь распространена вера в духов умерших; в призраков - "делеп", способных хозяйничать в доме, тревожить сон человека, а то и душить, пугать, мучить. Общаются с миром духов особые люди - "калит", исполняющие роль шаманов и предсказателей. Влияние их велико. Калит может быть мужчиной или женщиной, которые нередко сами распространяют слухи о своем могуществе.
   Много интересных и ценных научных наблюдений удалось сделать Миклухо-Маклаю во время недолгих стоянок "Морской птицы" на островах. Постоянно общаясь с представителями различных племен и культур, он вспоминал высказывание Дарвина о том, что невозможно передать различия между диким и цивилизованным человеком. Это совершенно верно, по мнению русского ученого, в том случае, если полагаться главным образом на книжные сведения и решать все вопросы за письменным столом. Миклухо-Маклай не развил эту мысль. Нетрудно ее продолжить: для того, чтобы понять представителей чуждых культур, надо не только уметь собирать соответствующие сведения, но и непременно стараться вжиться в их духовный мир, наблюдать их в естественной обстановке - непредвзято и уважительно.
   На этом пути познания бытия человека возникает парадоксальная ситуация: невозможно плодотворно заниматься наукой, ограничиваясь только научными проблемами. Вглядываясь и вживаясь в окружающее, вольно или невольно подмечаешь проявления несправедливости, жестокости, бесчестности и тупости "дикарей высшей культуры". Поэтому Миклухо-Маклай не ограничивается бесстрастными и тематически узкими научными заметками. Он видит, как обманывают туземцев белые торгаши, выманивая за безделушки жемчужные раковины, панцири черепах и другие ценности; увозя в кабалу для ловли трепанга сильных юношей, из которых очень немногие возвращаются на родину; запугивая островитян оружием, а на их справедливые возмущения или ответные жестокости организуя карательные экспедиции, которые уничтожают целые деревни.
   Миклухо-Маклай невольно становится общественным деятелем. Но если обычно общественные трибуны сплачивают группы последователей, становятся вождями, то он продолжает оставаться одиночкой, не желая ничего другого, кроме защиты права угнетенных.
   Его понимают немногие. Даже Географическое общество недоверчиво относится к его предложениям облегчить участь папуасов. Полагают, что он занялся не своим делом (эта недоверчивость имела и практические результаты: отказ финансировать его экспедицию). На это он с возмущением отвечает: необходимо думать не только о текущих политических, но и общечеловеческих интересах; научные исследования должны сопровождаться гуманными мероприятиями. "И я, - заявляет ученый,- если даже чем-либо помогу моим protХges (подопечным), никогда не спущусь на ступень единственно их судьи, начальника или благодетеля".
   К чести русского общества, искренность и благородство целей Миклухо-Маклая не были поставлены под сомнение (во всяком случае, в этот период). Петербургская газета "Голос" в ноябре 1876 г. писала: "...г. Маклай... имел случай наблюдать пагубное влияние европейской цивилизации, когда она приходит в соприкосновение с первобытными порядками диких островитян. Ему не один раз приходилось возмущаться до глубины души при виде образа действий английских и голландских администраторов, вторгшихся в патриархальный быт туземцев.
   ...Для нас может быть утешительной мысль, что представителем бескорыстных истинно человеческих стремлений в этих далеких странах является русский гражданин".
   Учтем: обследование островов, разбросанных в просторах Тихого океана, было занятием небезопасным. Пиратам XIX в., обуянным жаждой наживы, туземцы представлялись полуобезьянами, понимающими только язык плетки и револьвера. Перенимая эти звериные нравы, туземцы, в свою очередь, становились коварными, жестокими. Приходилось учитывать самый худший вариант: насильственную смерть и последующее отмщение островитянам со стороны колонизаторов. Неотвратимость отмщения Миклухо-Маклай ясно понимал, а потому включил в контракт с капитаном шхуны (во время своего вторичного путешествия по островам Меланезии) специальный пункт: "Капитан обязуется не производить никаких репрессий в случае, если г. Миклухо-Маклай будет убит туземцами одного из островов". В контракте был еще один, сугубо научный параграф: "В случае смерти г. Миклухо-Маклая обязуется доставить его заспиртованную голову в Петербург".
   И вот - возвращение на берег Маклая. Восторженная встреча. Собрались даже дети и женщины близлежащих деревень. Общая радость, но не удивление. Все знали, что Маклай вернется. "Слово Маклая одно!"
   На этот раз все было лучше прежнего: и дом, и слуги, и состояние здоровья, и отношения с местными жителями. С первого же дня добровольные помощники-папуасы участвовали в постройке нового дома, очистке площадки, переноске грузов. Появилась возможность совершать дальние экскурсии.
   Уже в тот момент, когда шхуна подходила к заливу Астролябия, Миклухо-Маклай занялся научными наблюдениями. Обратил внимание на изменившийся облик прибрежного горного хребта. Его острый глаз художника отметил полное исчезновение растительности на крутых участках склонов, появившиеся новые расселины, свежие светлые полосы. Все указывало на какую-то крупную недавнюю катастрофу.
   Местные жители подтвердили: после отъезда Маклая ночью земля сильно и страшно вздрогнула несколько раз. Многие хижины рухнули. Упало много кокосовых пальм, отчего погибло несколько человек. Утром с моря накатилась огромная волна, ломая деревья на берегу. Оказалось, что некоторые жители помнят о другом, еще более разрушительном землетрясении, происшедшем около 20 лет назад. Кроме сведений о землетрясениях в данном районе, Миклухо-Маклай первым описал (с зарисовками, как обычно) вулканическое извержение на острове близ Новой Гвинеи. Завершая свои геологические исследования, он указал на признаки значительного поднятия берега Маклая.
   Пользуясь полным доверием со стороны папуасов, ученый смог сделать много новых антропологических и этнографических наблюдений. Теперь он беспрепятственно допускается ко многим туземным церемониям. В его дневниках сохранились подробные описания папуасских ритуалов, обычаев. На правах "своего", неплохо зная местные наречия, он, как и окружающие его друзья, чувствует себя непринужденно.
   Вот идет свадьба. После вручения подарков старики поочередно подходят к невесте и произносят назидательные речи, учат ее правилам поведения. А чтобы их слова лучше запомнились, то и дело дергают невесту за прядь волос. Один из стариков по забывчивости вдруг спросил: а как же зовут жениха? Вопрос был встречен общим весельем.
   Или другой случай. На празднике танцоры устраивают пантомимы. Показывают, как отец и мать пытаются убаюкать голосистого ребенка. Один танцор, нацепив юбочку из веток, изображает мать. Ребенком служит небольшой барабан "окам", положенный в мешок. Другое представление - настоящая пародия на колдовство. Один танцор, изображая больного, сидит на земле. Другой приплясывает вокруг, обмахивая и ударяя первого длинной ветвью. Сделав несколько кругов, он отходит в сторону, шепчет что-то над веткой и вновь продолжает "курс лечения". Наконец, делая вид, что он вконец устал, утирая пот, "медик" отнес ветку в сторону, бросил на землю и растоптал.
   ...Миклухо-Маклай сидел около дома, любуясь вечерним закатом. Подошел Саул, сел рядом. Долго молчал. Наконец, спросил:
   - Маклай, сколько у тебя жен, внуков, правнуков?
   - Где?
   - Не знаю... В России, на Луне.
   - У Маклая нет жены и детей.
   - Маклай не хочет говорить... А ты помнишь, когда это дерево было маленькое?- Он указал на громадное дерево, возрастом несколько столетий.- Ты его посадил?
   Папуасы теперь не считали Маклая таинственным духом, но предполагали, что он - человек необыкновенный. Эту свою репутацию он очень скоро подтвердил.
   Друзья из Бонгу сказали ему, что два человека из Горимы собираются убить Маклая, чтобы завладеть его богатствами. Узнав имена этих людей, Маклай один отправляется в Гориму. До деревни добрался вечером, попросил еды и, сидя у костра, распорядился позвать к нему двух злоумышленников. Маклай произнес небольшую речь, рассказав о причине своего визита. Закончил неожиданно:
   - Я устал и пойду спать. Я никому не сделал зла. Если кто-то хочет меня убить, пусть убьет, пока я сплю. Утром я уйду из Горимы.
   Речь его выслушали в полнейшем молчании. Злоумышленники опускали головы или отводили глаза, не выдерживая взгляда Маклая. Закончив говорить, Маклай забрался на настил, завернулся в одеяло и вскоре заснул под негромкий говор встревоженных жителей Горимы.
   Утром злоумышленники пришли к Маклаю с подарком - свиньей и вызвались проводить его до самого дома. Этот эпизод вызвал много слухов в окрестных деревнях. Одни считали, что Маклай не боится смерти, другие были уверены, что Маклай не может умереть.
   Однажды в деревне Бонгу Маклай, зайдя в большую хижину, застал там много мужчин. Они оживленно переговаривались и сразу замолчали при появлении гостя. Здесь находились жители из нескольких деревень. Маклай сел. Все продолжали молчать. Наконец Саул, с которым Маклай нередко вел философские беседы, встал и осторожно спросил:
   - Маклай, ты можешь умереть? Ты можешь быть мертвым, как все мы?
   Как ответить? Солгать - невозможно. Сказать правду - опасно.
   Маклай встал и прошелся по хижине. Косые лучи солнца освещали предметы, висящие под крышей: черепа рыб, челюсти свиней, луки и стрелы, копья... Маклай нашел ответ. Снял тяжелое и острое копье, подошел к Саулу, вложил копье в его руку, отступил на несколько шагов, снял шляпу, чтобы лучше было видно его лицо, сказал:
   - Испытай, может ли Маклай умереть.
   Саул медлил поднять копье. Несколько человек подбежали к Маклаю, как бы желая закрыть его от копья. Саул воскликнул:
   - Нет, нет! - и отбросил копье.
   После этого случая никто не спрашивал Маклая, может ли он умереть.
   У папуасов о причинах смерти существовали самые фантастические представления (нередкие у племен низкой культуры). Смерть старого человека могла не вызвать особых подозрений. Но неожиданная смерть сильного мужчины или мальчика объяснялась вмешательством чужой недоброй воли. За это злодейство следовало отомстить тем, кто предполагался причастным к нему. Так возникали войны между деревнями, кровавая месть между семьями.
   Маклай, обычно не вмешивающийся в дела туземцев, делал все возможное, чтобы предотвращать войны между ними. Когда в Горенду умерли один за другим два юноши, жители всерьез стали готовиться к войне. Даже уговоры Маклая не могли их остановить. И тогда он вновь проявил мудрость и находчивость. Сказал:
   - Если вы будете воевать, случится беда.
   Все начали допытываться, о какой беде идет речь. Но Маклай не стал уточнять. Неведомая беда внушала людям страх. Они решили, что Маклай вызовет сильное землетрясение, и не начали войну. Однако жить в Горенду далее не захотели, боясь новых несчастий на этом проклятом месте, и переселились в другие деревни.
   Маклай остается для них таинственным человеком, о могуществе которого можно только догадываться. Он не дух, не божественный предок. Его не надо бояться. Ему надо доверять.
   А для Маклая его друзья папуасы становились все более близкими и понятными. Напрасно некоторые ученые считают, будто дикари непосредственны, как дети, а чувства свои выражают бурно и бесконтрольно. Тут можно подметить такие оценки, подобия которых происходят в цивилизованных странах. Например, обычай похищать невесту. Сторонний наблюдатель придет в замешательство, услышав крики о похищении девушки, увидя свирепые лица мужчин, приготовления к войне и торжественное шествие на бой вооруженных родственников похищенной. А кончается комедия возвращением в родную деревню с подарками. Обычное похищение по уговору сторон!
   Даже такое горестное событие, как смерть близкого человека, сопровождается не только скорбью, но и некоторыми принятыми в таких случаях действиями, выполняемыми по большей части формально. Когда у Моте умерла жена, он сильно горевал. Плакальщицы завели заунывные песни, причитания, а он под этот аккомпанемент принялся танцевать нечто подобное танцу печали. Чуть позже он нацепил головной убор из ярких перьев, взял топор и стал изображать высшую степень отчаяния, делая вид, будто готов подрубить устои собственной хижины. Войдя в роль, принялся рубить ствол кокосовой пальмы, посаженной возле дома. Тогда от хора плакальщиц отделилась сестра Моте, подошла к нему и спокойно напомнила: горе, мол, горем, а губить плодовое дерево глупо. Моте от дерева отошел и взялся крушить старенький забор.
   Подобные бытовые зарисовки подчеркивали общечеловеческие мотивы в поведении папуасов. Но Миклухо-Маклай не увлекался подобными сопоставлениями, не подчеркивал сходство выражения чувств у представителей разных рас. Он вел объективные исследования. По его данным, Дарвин преувеличивал черты сходства. Различий можно заметить немало, и они порой выражены яснее, чем подобия.
   ...Прошел год второго пребывания на берегу Маклая. По уговору капитан "Морской птицы" должен был забрать путешественника. Шхуна не появилась. Миклухо-Маклай сетовал на свою неосмотрительность: он не дал капитану судна никакого аванса, а эти пиратствующие торговцы признают только денежное поощрение. Приходилось ожидать случайной оказии. Прошло еще полгода, прежде чем ему со слугами удалось перебраться на Индостан, в Сингапур.
   Здесь его ждут... долги. Личных средств у него нет, мать, не может помочь, Географическое общество отказывается поддержать его экспедиции, учитывая сложность политической ситуации, когда несколько западноевропейских держав стараются распространить свое влияние на эти территории.
   Отчасти в сложившихся трудностях виноват сам Миклухо-Маклай: он с излишней доверчивостью и прямотой изложил в письме в Россию причины второго посещения берега Маклая. "Я держу слово и возвращаюсь в Новую Гвинею не единственно как естествоиспытатель, а также как и "покровитель" моих черных друзей берега Маклая... решился защищать, насколько могу, их правое дело: их независимость в случае европейского вторжения (которого неминуемое следствие - гибель туземцев..."). Он даже определенно высказал свои планы социальной организации на берегу Маклая независимого Папуасского союза, противодействующего европейскому вторжению.
   Географическое общество не имело права расходовать предоставляемые ему средства на политические мероприятия. Заявление Миклухо-Маклая было расценено как подтверждение того, что он вместо научных занятий перешел к организационно-политическим. Прямота высказываний ученого, по словам секретаря Географического общества Ф. Р. Остен-Сакена, "так хорошо характеризует все его существо, пламенную душу и вместе с тем крайнюю непрактичность". Была и еще одна причина забвения русским обществом имени H. H. Миклухо-Маклая. О его исследованиях в 1877-1878 гг. ничего не сообщалось: вспыхнувшая русско-турецкая война отвлекала общественное мнение от "посторонних" тем.
   Людская молва, как волна, способна вознести высоко, прославить громко, а, затем низвергнуть недавно еще знаменитого человека в полное забвение. Так произошло с Миклухо-Маклаем. Вдали от родины, больной, без средств к существованию, в долгах, он был обречен, казалось, на нищету, безвестность.
  

Глава 6

ВОЗВРАЩЕНИЕ МАКЛАЯ

   Осенью 1879 г. "Голос" опубликовал взволнованное письмо итальянского ботаника и путешественника О. Беккари. В письме рассказывалось о встрече с Миклухо-Маклаем, находящимся в весьма неудовлетворительном физическом и нравственном состоянии. По словам Беккари, коллекции, рисунки, записи, материалы долгих исследований русского ученого, запакованные в ящики, находятся в руках нескольких банкиров и купцов,- как залог неоплаченных долгов. "Необходимо сделать все, чтоб сохранить науке такого человека и такие труды, а родине его - честь считать его в числе своих сынов".
   Редакция "Голоса" обратилась к читателям с призывом незамедлительно принять меры для спасения научных трудов и жизни Миклухо-Маклая. В результате подписки было собрано 4500 рублей. Многие российские газеты вновь стали писать о личности и достижениях Миклухо-Маклая. Географическое общество посвятило ему обстоятельную статью. Однако в ней намекалось на то, что ученый публикует слишком мало научных трудов.
   Вряд ли подобные упреки были справедливы. Мы знаем, в каких тяжелейших условиях проходили путешествия Миклухо-Маклая, как часто он болел и как мало имел времени и сил на обработку своих материалов. Часть научных статей он отправлял в иностранные журналы, так и не успевая переводить их на русский язык. И не случайно в одной из статей "Голоса" было сказано: "К сожалению, никто из наших русских деятелей не нашел нужным обработать для русской публики труды Маклая, появлявшиеся в значительном количестве на иностранных языках".
   Действительно, долгое отсутствие Миклухо-Маклая, его экспедиции в отдаленном от России краю, не связанные с конкретными политическими интересами страны, занятия общечеловеческими проблемами, не имеющими непосредственного практического значения,- все это не способствовало его популярности на родине.
   В этом отношении показательна судьба другого замечательного русского путешественника - H. M. Пржевальского. В те годы, когда Миклухо-Маклай, бедствовал, не имея средств к существованию и признания официальных учреждений, Пржевальский в 1876-1877 гг. совершил вторую Центрально-азиатскую экспедицию, уже получив за первое свое Монгольское путешествие (1870-1873 гг.) высшую награду Географического общества - Большую Константиновскую медаль, золотую медаль Парижского географического общества, орден от французского министерства просвещения, Почетную грамоту от Международного географического конгресса. После второго путешествия его избрали почетным членом Академии наук и наградили медалями Лондонского и Берлинского географических обществ... Почет и награды стали как бы завершающим этапом каждой крупной его экспедиции. Нет сомнения, он вполне заслуживал чествований. Но возникает вопрос: а Миклухо-Маклай за свои самоотверженные и плодотворные исследования, совершаемые в тяжелейших условиях, разве не был достоин поддержки, поощрений, наград?
   Увы, оценки современниками тех или иных достижений нередко очень несправедливы. Почему? Сказывается так называемое общественное мнение и мнения отдельных влиятельных лиц и организаций. В случае с Миклухо-Маклаем большую роль сыграла пустяковая, в общем-то, формальность: в уставе Географического общества было оговорено, что оно обязано поощрять только труды, направленные на изучение отечества и сопредельных стран (как будто отдаленные страны имеют отдаленное отношение к предмету географии!). Повлияла вдобавок и текущая политическая ситуация, обострение отношений с колониальными державами и т. д.
   Приходится упоминать обо всем этом, чтобы показать, как бывает зависима научная деятельность и ее оценка от причин, совершенно как будто не относящихся к науке. А ведь до сих пор во многих учебниках и даже в теоретических работах на это обстоятельство не обращается внимания. Словно наука развивается сама по себе, по своим законам, связанным с экспериментами, наблюдениями, обобщениями, гипотезами и теориями. А ведь наука, вместе с тем - часть общечеловеческой культуры, общественное явление, особая форма организации специалистов...
   Итак, обстоятельства не благоприятствовали Миклухо-Маклаю. Впору было отчаяться, впасть в уныние, разочароваться в своей работе. Или другое: оставить начатые исследования, отказаться от изучения территорий, не примыкающих к обширным границам великой Российской империи.
   У Миклухо-Маклая нет никаких сомнений в правильности избранного пути. А в таком случае отступать, покоряться обстоятельствам, приспосабливаться он не считает возможным.
   В одном из писем сестре Ольге он высказывается: "Думаю, что и в тебе есть кое-что, что есть у меня: решимость и воля достичь, что назначил себе; уныние и малодушие ведут только к самой глупой жизни..." Письмо своему другу Мещерскому он начинает с индийского изречения:
   "Кто хорошо знает, что он должен делать, тот приручит судьбу".
   Миклухо-Маклай приручает судьбу. Несмотря на все невзгоды, его нельзя назвать "мучеником науки". Он - подвижник, энтузиаст научного познания. В каждом виде деятельности можно найти при желании источник безбедного и благополучного существования. Наука - не исключение. Но Миклухо-Маклай сознательно отстраняет любые выгоды, связанные с научными исследованиями. Даже в тех случаях, когда приходится просить материальной помощи, он всегда интересуется, кто и из каких побуждений ему помогает; неохотно принимает "пожертвования", а берет в долг, с обязательством последующей выплаты. "Сознание, что единственная цель моей жизни - польза и успех науки и благо человечества, позволяет мне прямо обращаться за помощью к тем, которые, я думаю, разделяют мои убеждения".
   Такие люди в России, конечно, нашлись. В апреле 1878 г. он получил первую сумму -3577 долларов и вместе с выражением благодарности спрашивает Ф. Р. Остен-Сакена: "Мне, однако же, весьма интересно знать, откуда эти деньги". Избавившись от части своих долгов, он готов продолжить научные исследования. Однако его одолевают болезни. Врачи советуют ему уехать, хотя бы на время, из тропиков. Он отправился в Австралию. Трехнедельная поездка пошла ему впрок (вступая на корабль, он весил около 45 кг, а сходя в Сиднее - 58 кг). Русское посольство выделило ему комнату в Австралийском клубе. Однако проводить там анатомические исследования он не мог, а потому с благодарностью принял предложение энтомолога, обладателя крупной зоологической коллекции, члена парламента Вильяма Маклея поселиться в его доме.
   "Я с наслаждением воспользовался возможностью работать,- пишет Миклухо-Маклай.- Чувство, которое я испытывал, было весьма похоже на чувство голодного, наконец находящего случай попробовать ряд любимых блюд".
   На этот раз его "любимыми блюдами" стали акулы, на которых он продолжил сравнительно-анатомические исследования головного мозга. И сравнительные характеристики головного мозга разных видов животных по-прежнему его интересуют. Он сравнил, например, характер извилин мозга дикой собаки динго и новогвинейской собаки. У динго извилин оказалось значительно больше. (Миклухо-Маклай объяснил это активным образом жизни животных на свободе и пассивным, не требующим умственного напряжения - в неволе.) Он начал собирать материалы по сравнительной анатомии головного мозга человеческих рас.
   Дел у него много. Это его не тяготит, хотя "день слишком короток для работы, а ночь недостаточно длинна для отдыха". И вновь он не может заниматься "чистой наукой". Его продолжает волновать судьба жителей берега Маклая. Появились слухи, что англичане собираются установить своё господство над южной половиной Новой Гвинеи. Он пишет открытое письмо влиятельному английскому деятелю Артуру Гордону, призывая не вмешиваться в судьбы местного населения Новой Гвинеи, уважать права человека и пресекать попытки грабить, спаивать, порабощать туземное население.
   Он уподобляется благородному идальго Дон Кихоту. Стремится защитить слабых и бесправных от непреодолимого зла. Это попытка отчаяния: "Знаю, что мой протест (или, вернее, напоминание о существовании прав слабых) остается пока гласом вопиющего в пустыне, но, тем не менее, надеюсь, что он встретит сочувствие между теми, для которых "справедливость" и "права человека" не единственно пустые слова".
   Иная судьба ожидала его предложение, связанное с созданием зоологической станции в Сиднее. Об этом он высказался вскоре после прибытия в Австралию. Его призыв нашел быстрый отклик. О результатах этой инициативы русского ученого было сообщено в газете "Голос" (март 1880 г.) со слов русского генерального консула в Сиднее Е. М. Пауля: "Вы, конечно, с радостью узнаете, что великие заслуги г. Миклухо-Маклая по достоинству оцениваются в Австралии и что, благодаря его рвению и неистощимой энергии, ему удалось основать в Сиднее зоологическую станцию, единственную... в южном полушарии". В письме Е. М. Пауля сообщалось, что им получены из России 4500 рублей для передачи путешественнику.
   А Миклухо-Маклай опять находится в пути. Он отправляется на трехмачтовой промысловой шхуне "Сади Ф. Каллер" к архипелагам Меланезии, чтобы продолжить их изучение.
   Наиболее впечатляющими из всего плавания были посещения одного из островов Адмиралтейства - Андра. На нем побывал Маклай еще в предыдущем своем плавании. Один из местных жителей из пироги узнал его, окликнул по имени. Осмелевшие туземцы забрались на палубу, окружили Маклая, гладя по спине и плечам, повторяя его имя с прибавлением "уян" (хороший), "кавас" (друг).
   Благодаря посредничеству Маклая, развернулся шумный торг. А ученый принялся изучать быт и нравы островитян, их язык. Капитан шхуны отговаривал его оставаться на берегу. Но ученый пренебрег этими опасениями.
   Он сделал немало интересных рисунков и записей. Довелось наблюдать бытовые сценки, обряд похорон, а также случай людоедства. Выяснилось, что в этих краях людоедство имеет некоторое распространение. Это обстоятельство не испортило хороших отношений ученого с местными жителями. Более опасным оказалось другое: научившись у белых жадности и несправедливости, туземцы вознамерились совершить нападение на корабль и разграбить находящиеся там богатства. Однако и в этом случае предусмотрительность и находчивость Маклая позволили избежать столкновения.
   О том, что такие столкновения стали обычным делом, Маклай узнал из рассказов матросов и капитана. Он сам знал двух торговцев, которые остались для проведения доходных торговых операций с дикарями. Один из них (итальянец Пальди) был убит, а другого (ирландца О'Хару) ограбили и бросили на произвол судьбы.
   В свое время Миклухо-Маклай в разговоре с Пальди предрекал ему верную гибель и отговаривал оставаться на острове. Общаясь с туземцами, Пальди рассчитывал более всего на револьвер и скорострельную винтовку. Оружие не спасло его. Судьба О'Хары оказалась не столь печальной, потому что его пожалели два местных жителя - Пакау и Мана-Салаяну. Последний, человек преклонного возраста, даже приютил и кормил О'Хару.
   Здесь же на острове находился один из матросов, сбежавший с "Морской птицы" в прошлое плавание Миклухо-Маклая. Чтобы узнать судьбу этого человека, Маклай добрался до отдаленной деревни, встретился с ним и выкупил его у туземцев. Они вместе отыскали тех, кто пожалел О'Хару, позаботились о нем. Маклай принес им подарки. Старик Мана-Салаяну очень расчувствовался, даже заплакал.
   Во время этого плавания Миклухо-Маклай вел преимущественно этнографические и антропологические исследования. И вновь он не стремится давать пояснения, а предпочитает добывать факты. Скажем, сообщая о случаях людоедства, не делает никаких замечаний с целью сенсационной подачи материала. Даже, к сожалению, воздерживается от комментариев, столкнувшись с любопытным обычаем: на о. Сорри он зарисовал деревянные фигуры, изображающие мужчину и женщину из враждебного племени, которые были убиты и съедены здесь. С чем связан этот обычай? Какие верования островитян отображают фигуры? Маклай воздерживался от попыток ответить на эти вопросы. Он по-прежнему осторожен в выводах и обобщениях. Оговаривается: с тех пор как европейцы стали посещать острова южных морей, многое в жизни островитян изменилось, усилился обмен товарами, меняются обычаи. Восстанавливать "естественный" образ жизни и историю местных племен становится очень и очень непросто.
   Первоначально ученый предполагал вновь посетить берег Маклая. Однако присмотревшись к нравам моряков "Сади Ф. Каллер", отказался от этого намерения. В письме Ольге пояснил этот отказ, припомнив слова английского писателя XVII в., называвшего всякое судно плавучим ящиком с дурным воздухом, дурной водой и дурным обществом. Последнее обстоятельство в данном случае имело решающее значение: "От зловония в каютах можно, однако же, избавиться, оставаясь большинство времени на палубе, воду можно фильтровать и варить, но избавиться от болтающих чепуху, пьянствующих, свистящих, поющих (wulgo {Проще говоря.} воющих) и т. п. двуногих на всяком судне нелегко и часто невозможно. Я могу и научился выносить многое, но общество т. наз. "людей" мне часто бывает противно, почти нестерпимо..."
   Странно слышать такие высказывания от человека, который так много делал в защиту людей. Но учтем: ничего подобного он никогда не говорил - даже намеком! - о представителях примитивных культур. Его невыносимо раздражали лицемерные, самодовольные и тупые дикари высшей культуры, озабоченные добыванием денег и грязных удовольствий. Такого сорта представителей "человеческого зверинца" он называл "подобиями людей" и стремился избавить своих папуасских друзей от знакомства с такими субъектами.
   На островах он занимался главным образом обмерами голов и зарисовками узоров татуировки. Он логично рассудил, что в результате влияния европейцев и в особенности христианских миссионеров жизнь и верования островитян существенно меняются. Одним из неизменных, пока что, обычаев остается "рисование на теле" - татуировка. Хотя и оно рано или поздно изменится или исчезнет от воздействий извне. Кроме множества зарисовок, он достает орудия татуировки и подвергает себя этой процедуре. Опыты на себе стали для него привычными.
   В начале 1881 г., вернувшись в Сидней, Миклухо-Маклай поселяется на созданной по его инициативе морской зоологической станции. Пользуется содействием и симпатией со стороны влиятельного деятеля П. Робертсона. Знакомится с его дочерью Маргаритой, которой суждено будет стать его женой.
   Его мучает сознание, что он не в состоянии отвести от друзей с берега Маклая угрозу закабаления со стороны жаждущих наживы и власти. Обдумывает способы создать свободный Папуасский союз на основе традиционной местной культуры. Себе он отводил роль советника и представителя в переговорах с чужестранцами. Надеялся значительно улучшить способы ведения хозяйства и превратить берег Маклая в один из центров тропического земледелия. Однако подобные проекты реализовать было невозможно. Его научные работы и предложения встречались в Австралии сочувственно, но планы устройства Папуасского союза воспринимались как наивная социальная утопия.
   Пользуясь глубоким уважением австралийских ученых, Миклухо-Маклай смог проводить самые разнообразные исследования. Помимо антропологии и анатомии головного мозга австралийских аборигенов, он проводит много зоологических наблюдений. Им, например, отмечены особенности распределения шерсти на теле кенгуру. Эта деталь имела определенное теоретическое значение: по мнению Дарвина и Уоллеса, у большей части млекопитающих густая шерсть на спине и ее направление приспособлены для стенания воды. На примере кенгуру это правило как будто не оправдывалось. По мнению Миклухо-Маклая, очень важно выяснить поведение кенгуру во время дождя, чтобы внести ясность в проблему.
   Интересные геофизические наблюдения произвел Миклухо-Маклай, измеряя температуру земли на разных глубинах в шахте (841 м), а также определяя температуру воды у восточного побережья Австралии. Он занимался палеонтологией, обнаружив и раскопав кости вымершего гигантского кенгуру и других древних животных, среди которых наиболее внушительным было гигантское сумчатое - дипротодон австралийский - размером с носорога, имеющее огромные бивнеподобные резцы.
   Научная деятельность Миклухо-Маклая в Австралии проходила очень успешно. Однако его тяготило большое количество собранных в прежних путешествиях материалов, оставшихся неопубликованными. Он предложил Географическому обществу подготовить к печати эти документы. Следовало для этой цели приехать в Россию. Обстоятельства благоприятствовали: в феврале 1882 г. Австралию посетила русская военная эскадра. На клипере "Вестник" ученый добирается до Сингапура. Отсюда на крейсере "Азия" через Красное море достигает Суэцкого канала. Однако крейсер надолго застревает в Александрии из-за начавшихся военных действий между Турцией и Великобританией.
   Сообщая русской общественности о предстоящем прибытии знаменитого путешественника, газета "Новое время" поместила большую статью, посвященную ему. В ней сообщалось, что ученый отказался от предложений опубликовать свои труды в Англии, желая издать их на родине. Напоминалось, что у него остаются немалые долги в Батавии, по которым идут большие проценты, так что долг постоянно растет (из всех кредиторов только китаец Ван Липуа отказался брать проценты, узнав, что заем был сделан для научных целей; европейские бизнесмены на такой благородный поступок оказались неспособными).
   В Петербург Миклухо-Маклаю удалось добраться только в сентябре 1882 г. Его встречают с огромным энтузиазмом. Зал заседаний Географического общества публика наполнила до отказа за час до выступления Миклухо-Маклая. Были забиты даже проходы и смежные с залом помещения. Ровно в 8 часов вечера вице-председатель общества П. П. Семенов появился в президиуме вместе с Миклухо-Маклаем, "каждая черта лица которого,- по сообщению газеты,- говорила о силе характера, редкостном героизме и неустрашимости этого человека".
   П. П. Семенов сказал: "Сегодня мы встречаем нашего энергичного, талантливого путешественника Николая Николаевича Миклухо-Маклая". Далее он перечислил некоторые достижения ученого, вскользь посетовав на недостаточное количество его научных публикаций; пребывание Маклая на Новой Гвинее назвал "смелым подвигом".
   Доклад Миклухо-Маклая слушали в полнейшей тишине. Говорил он несильным голосом, ровно, без выражения эмоций. Рассказал несколько эпизодов из своих путешествий и главным образом, о посещении Новой Гвинеи. Рассказал он и о том, что когда в его отсутствие берег Маклая посетили англичане, то папуасы не позволили им зайти в его хижину.
   Выступления знаменитого путешественника пользовались большим успехом. Появились первые карикатуры (журнал "Стрекоза"), где весьма развязно и без особого остроумия высмеивались некоторые слова Миклухо-Маклая, его рассказы о честности папуасов и т. д. Это были признаки не только популярности его имени, но и недоброжелательного отношения некоторых людей к его деятельности. Были даже и явно лживые сообщения о якобы отказе Географического общества финансировать издание трудов ученого.
   Отсутствие ораторского таланта, неумение подлаживаться ко вкусам публики, а также недостаточное знакомство ученых и тем более неспециалистов с его научными достижениями вызвали недоразумения, злословие, сплетни. Об этом с горечью и возмущением писал публицист и литературовед П. Н. Полевой. По его мнению, Географическое общество оказало путешественнику очень сдержанный прием: "Можно было, право, подумать, что Миклухо-Маклай вернулся из поездки по Рязанской губернии, где он на средства и по поручению Географического общества занимался исследованием кустарной промышленности".
   Полевой пересказал некоторые замечания, отпускаемые в адрес Миклухо-Маклая: и между дикарями-то он не жил, а больше в Калькутте; и не ученый он, а шарлатан, недоучившийся студент; вздумал поиграть в Робинзона, а когда ему потребовалось, приехал сюда нам очки втирать...
   "А между тем впечатление, которое Николай Николаевич... производил на своих чтениях и объяснительных беседах невольно располагало в его пользу всех слушателей. Прежде всего заметим, что Миклухо-Маклай довольно плохо говорит по-русски, результат его 12-летних странствований и пребываний на чужбине, и не обладает способностью к гладким фразам и ярким эффектам. Говорит он тихо, вяло, ищет иногда подходящие выражения и за недостатком их вставляет иностранные слова... Главное достоинство и главный недостаток этих лекций заключались в их замечательной простоте и в том полнейшем равнодушии, с которым автор относился к своему собственному рассказу. Каждый слушавший его понимал, что он говорит только правду... Но под этим равнодушием, под этой правдивой красотой рассказа слышалось глубокое сознание собственного подвига, глубокое сознание того, что рано или поздно этот подвиг должен быть оценен по заслугам и по достоинству..."
   Как ни злословили клеветники, злопыхатели и завзятые остряки, русское общество, в общем, сердечно, доброжелательно и с пониманием отозвалось на приезд и выступления Миклухо-Маклая. Показательно небольшое письмо (в числе прочих), полученное им от неизвестной корреспондентки: "Я знаю, что вы простите мою дерзость, потому что привыкли к простому, бесхитростному выражению симпатий со стороны ваших диких черных, а потому не примете это за очень уж огромную дерзость - право, я не могу удержаться, чтобы хоть чем-нибудь не выразить свое глубокое уважение к вам и удивление как к человеку; не то удивление, которое заставляет бегать смотреть новинку, а то, которое заставляет подумать - отчего так мало людей, похожих на человека. Еще раз примите мое глубокое уважение и симпатию как к русскому".
   И в Москве его встречают как долгожданного гостя. Он сообщает своему брату Михаилу: "Вчера состоялось чтение в обществе любителей естествознания в зале Политехнического музея, что на Лубянке. Народу было около или более 700. Губернатор, митрополит, два архиерея и т. д., и т. д. присутствовали. Давка из дверей была страшная. Наконец, толпа без билетов ворвалась... Чтение сошло с моей стороны удовлетворительно... Мне присуждена большая золотая медаль общества любителей естествознания и т. д. В воскресенье я принял обед, который дают мне профессора и другой ученый люд московский. Я принял под условием: дать мне бифштекс, молоко и не заставлять говорить".
   Его выступления воспринимались по-разному разными людьми. Скажем, по мнению известного антрополога и географа Д. Н. Анучина (преимущественно теоретика, а не путешественника), доклад Миклухо-Маклая был его полнейшим провалом как лектора. В то же время, по воспоминаниям некоторых современников, публика была настроена восторженно. Сам Николай Николаевич воспринимал происходящее спокойно, с полным сознанием правоты своего дела. Подобное отношение к людской молве было для него характерно всегда. В одном из своих писем он признавался: "На берегу Маклая я забыл о разных хитросплетениях общественной лжи, к тому же я и прежде никогда не прибегал к ним..."
   Свое привычное бытоустройство он описывает так: "Я предпочитаю самый простой стол - много зелени, мало говядины... много молока, никаких положительно напитков (даже пива), кроме кофе, чаю или какао. Ложусь по вечерам, с весьма редким исключением, около 9-ти часов вечера, встаю до 6-ти часов утра. Мое правило - ложиться в 9 часов вечера, избавляет меня от скуки принимать приглашения на обеды или вечера..."
   У него была натуральная, а не показная скромность. Он не любил шумных сборищ, а стремился к уединению и размышлениям. И выглядят чрезвычайно несправедливыми слова Анучина о провале Миклухо-Маклая как лектора. Тут непонято главное: Николай Николаевич и не выступал в качестве лектора, и не стремился потрясать публику своим красноречием. Так и понимали его выступления почти все слушатели. Люди приходили на его доклады не для того, чтобы обогатиться научной мудростью и красивыми высказываниями (в те времена блестящих ораторов и без того было немало). Не слова привлекали публику, а человек. Хорошо это высказала безвестная его корреспондентка: тут проявлялось "не то удивление, которое заставляет бегать смотреть новинку, а то, которое заставляет подумать - отчего так мало людей, похожих на человека".
   Русское общество, средние слои населения лучше, сердечнее понимали научный и человеческий подвиг Миклухо-Маклая, чем официальные политические и научные деятели... Так или иначе, возвращение Миклухо-Маклая в Россию было, судя по реакции общественности, триумфальным. А ведь он не имел ни чинов, ни почетных званий; его заслуги как ученого не были по достоинству оценены. Впрочем, конец 1882 г. был для Миклухо-Маклая счастливым. Географическое общество было избавлено от расходов на подготовку его трудов к печати: Александр III принял эти расходы на свой счет (2200 фунтов стерлингов). Таким образом были погашены прежние долги и предоставлены средства на двухлетнюю работу ученого (как он и просил).
   Из Петербурга Николай Николаевич отправился в Берлин, где сделал научный доклад, затем переехал в Лондон и оттуда отплыл в Австралию. Однако случайная встреча в пути изменила его планы. На рейде в Батавии он увидел русский корвет "Скобелев". Командир корвета В. Н. Копытов согласился исполнить просьбу путешественника и, сделав изрядный "крюк", доставить его на берег Новой Гвинеи. Миклухо-Маклай приобрел в одном из портов двух телок и бычка зебу, а также несколько коз и семена разных культурных растений. С этими подарками он в третий раз посетил берег Маклая - в марте 1883 г.
   За время его отсутствия произошли немалые перемены. Изменился отчасти облик деревень. Горенду оказалась покинутой. Многие старые друзья, и среди них Туй, умерли.
   Путешественника встретили так, будто он отсутствовал несколько дней, а не шесть лет. "Мне показалось странным,- записал он, - отсутствие всякой дружественной демонстрации по отношению ко мне со стороны папуасов..." Однако, подумав, нашел это обстоятельство понятным: "ведь я сам ничем особенн

Другие авторы
  • Языков Николай Михайлович
  • Каленов Петр Александрович
  • Краснов Платон Николаевич
  • Лесевич Владимир Викторович
  • Брешко-Брешковский Николай Николаевич
  • Емельянченко Иван Яковлевич
  • Башкирцева Мария Константиновна
  • Иммерман Карл
  • Рылеев Кондратий Федорович
  • Хвольсон Анна Борисовна
  • Другие произведения
  • Тынянов Юрий Николаевич - Стиховые формы Некрасова
  • Чужак Николай Федорович - Под знаком жизнестроения
  • Тетмайер Казимеж - Избранные стихотворения
  • Москвин П. - Невольная преступница
  • Розанов Василий Васильевич - Надвигающаяся жакерия
  • Самарин Юрий Федорович - Замечания на заметки "Русского Вестника" по вопросу о народности в науке
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Человек с высшим взглядом, или Как выйти в люди. Сочинение Е. Г.
  • Жанлис Мадлен Фелисите - Меланхолия и воображение
  • Хомяков Алексей Степанович - России
  • Марриет Фредерик - Приключения Джейкоба Фейтфула
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (22.11.2012)
    Просмотров: 393 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа