В. Ф. Одоевский: Краткая справка
--------------------------------------
Оригинал находится на
RULEX.RU
--------------------------------------
I. А.Ф. Кони.
В. Ф. Одоевский: биографическая справка.
Одоевский, Владимир Феодорович, князь - известный русский писатель и
общественный деятель. Родился в Москве, 30 июля 1803 г. Окончив курс в
благородном пансионе при Московском университете, сотрудничал в "Вестнике
Европы"; сблизившись с Грибоедовым и Кюхельбекером, издавал в 1824 - 1825
годах альманах "Мнемозина"; позднее служил в ведомстве иностранных
исповеданий и редактировал "Журнал Министерства Внутренних дел". В 1846 г.
был назначен помощником директора Императорской публичной библиотеки и
директором Румянцевского музея. С переводом в 1861 г. музея в Москву,
назначен сенатором московских департаментов Сената и состоял
первоприсутствующим 8-го департамента. Скончался 27 февраля 1869 г. и
погребен на кладбище Донского монастыря. Человек самого разностороннего и
глубокого образования, вдумчивый и восприимчивый мыслитель, талантливый и
оригинальный писатель, Одоевский чутко отзывался на все явления современной
ему научной и общественной жизни. Искание во всем и прежде всего правды
("Ложь в искусстве, ложь в науке и ложь в жизни, - писал он в свои
преклонные годы, - были всегда и моими врагами, и моими мучителями: всюду я
преследовал их, и всюду они меня преследовали"), уважение к человеческому
достоинству и душевной свободе, проповедь снисхождения и деятельной любви к
людям, восторженная преданность науке, стремление всесторонне вникнуть в
организм духовной и физической природы отдельного человека и целого
общества - характерные черты его произведений и его образа действий. Они
проявляются уже в полемике с Булгариным, в письмах к "Лужницкому старцу", в
"Стариках", где в прозрачной и ядовитой аллегории выставляются жалкие и
отрицательные стороны служебной и общественной жизни - и красной нитью
проходят через все им написанное. Одоевский - не только занимательный
повествователь или, по его собственному выражению сказочник, но и научный
мыслитель, популяризатор нравственно-философских, экономических и
естественно-исторических учений. Зорко следя за открытиями в науке и за
новыми теориями, он в той или другой форме знакомит с ними своих читателей.
Его язык - живой и образный, иногда слишком богатый сравнениями и
метафорами - в передаче сложных и отвлеченных понятий очень определителен и
ясен. В нем почти постоянно слышится подмеченный Белинским "беспокойный и
страстный юмор", а некоторые страницы напоминают блестящие ораторские
приемы. Главное место среди сочинений Одоевского принадлежит "Русским
ночам" - философской беседе между несколькими молодыми людьми, в которую
вплетены, для иллюстрации высказываемых ими положений, рассказы и повести,
отражающие в себе задушевные мысли, надежды, симпатии и антипатии автора.
Так, например, рассказы: "Последнее самоубийство" и "Город без имени"
представляют, на фантастической подкладке, строго и последовательно до
конца доведенный закон Мальтуса о возрастании населения в геометрической
прогрессии, а произведений природы - в арифметической, со всеми выводимыми
из него заключениями, и теорию Бентама, кладущую в основание всех
человеческих действий исключительно начало полезного, как цель и как
движущую силу. Лишенная внутреннего содержания, замкнутая в лицемерную
условность светская жизнь нашла живую и яркую оценку в "Насмешке Мертвеца"
и в патетических страницах "Бала", где описывается страх смерти, овладевший
собравшейся на бале публикой. Жестоко порицаемое стремление к чрезмерной
специализации знаний, с утратой сознания общей между ними связи и гармонии,
служит сюжетом для "Импровизатора" и ряда других рассказов. В "Русских
ночах" особенно выдаются два рассказа, "Бригадир" и "Себастиан Бах": первый
- потому, что в нем автор, за пятьдесят лет до появления "Смерти Ивана
Ильича", затрагивает ту же самую - и по основной идее, и по ходу рассказа -
тему, которую впоследствии, конечно, с неизмеримо большим талантом,
разработал Л. Н. Толстой ; второй - потому, что здесь (а также в "Последнем
квартете Бетховена") автор высказал свою восторженную любовь к музыке,
"величайшему из искусств". Серьезному изучению ее истории и теории он
посвятил в значительной мере свою жизнь. Еще в 1833 г. он написал "Опыт о
музыкальном языке", много занимался затем вопросом о наилучшем устройстве
своего любимого инструмента - органа и даже изобрел особый инструмент,
названный им энгармоническим клавесином. Отдавшись, после переселения в
Москву, изучению древней русской музыки, Одоевский читал о ней лекции на
дому, в 1868 г. издал "Музыкальную грамоту, или Основания музыки для не
музыкантов" и открыл московскую консерваторию речью "Об изучении русской
музыки не только как искусства, но и как науки". Смерть застала Одоевского
за усиленными работами об устройстве в Москве съезда археологов (он был
одним из учредителей археологического общества, а также Императорского
географического общества), во время которого ученики консерватории должны
были, под его руководством, исполнять древние русские церковные напевы.
Среди повестей и рассказов, не вошедших в "Русские ночи", выделяются:
большая повесть "Саламандра" - полуисторический, полуфантастический сюжет
которой навеян на автора изучением истории алхимии и исследованиями Я.К.
Грота о финских легендах и поверьях, - и серия полных злой иронии рассказов
из светской жизни ("Новый год", "Княжна Мими", "Княжна Зизи"). Сатирические
сказки ("О мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем", "О господине
Коваколе" и другие), из которых иные отличаются мрачным колоритом и, ввиду
господствовавших тогда в правящих сферах взглядов, большою смелостью,
составляют переход от фантастических рассказов, где чувствуется сильное
влияние Гофмана, к серии прелестных и остроумных, нравоучительных ("Душа
женщины", "Игоша", "Необойденный дом") детских сказок, одинаково чуждых как
деланной сентиментальности, так и слишком раннего, безжалостного
ознакомления детей с ужасами жизни и ее скорбями. Значительная часть
последних сказок была издана отдельной книжкой под названием "Сказок
дедушки Иринея". Одной из выдающихся сторон литературной деятельности
Одоевского была забота о просвещении народа, в то время крайне редкая и
многими рассматривавшаяся как странное чудачество. Долгие годы состоял
Одоевский редактором "Сельского Обозрения", издававшегося Министерством
внутренних дел, вместе с другом своим, А.П. Заболоцким-Десятовским, он
выпустил в свет книжки "Сельского чтения", под заглавиями: "Что крестьянин
Наум твердил детям и по поводу картофеля", "Что такое чертеж земли и на что
это пригодно" (история, значение и способы межевания); написал для
народного чтения ряд "Грамоток дедушки Иринея" - о газе, железных дорогах,
порохе, повальных болезнях, о том, "что вокруг человека и что в нем самом";
наконец, издал "Пестрые сказки Иринея Гамозейки", языком которых восхищался
знаток русской речи Даль, находивший, что некоторым из придуманных
Одоевским поговорок и пословиц может быть приписано чисто народное
происхождение. Одоевский дорожил званием литератора и гордился им. Друг
Пушкина и князя Вяземского, он радушно раскрывал свои двери для всех
товарищей по перу, брезгливо относясь лишь к Булгарину и Сенковскому,
которые его терпеть не могли, и ставил свои занятия литературой выше всего,
что давалось ему его знатным происхождением и общественным положением.
"Честная литература, - писал он, - точно брандвахта, аванпостная служба
среди общественного коварства". Он всегда стоял на страже против всяких
двусмысленных и нечистых литературных приемов, предупреждал писателей о
грозивших им опасностях, в тревожные времена горячо заступался за них, где
только мог, настойчиво заботился о расширении круга изданий. Его хлопотам
обязаны были своим разрешением "Отечественные Записки". Приветствуя
облегчение цензурных правил в 1865 г. (о чем он и прежде писал в
составленных им обстоятельных записках о цензуре и ее истории у нас),
Одоевский высказывался против взятой из наполеоновской Франции системы
предостережений и ратовал за отмену безусловного воспрещения ввоза в Россию
враждебных ей книг. До пятидесятых годов по своим взглядам на отношение
России к Западу Одоевский приближался во многом к славянофилам, хотя
никогда систематически к ним не примыкал; но уже в начале 40-х годов он
высоко ставил Петра, а личное знакомство с "гнилым Западом" во время
поездок за границу, начиная с 1856 г. (в 1859 г. он был депутатом
Императорской публичной библиотеки на юбилее Шиллера в Веймаре), заставило
его изменить свой взгляд на смысл европейской цивилизации. Это выразилось с
особой силой в его записках и бумагах, составляющих интереснейшее собрание
замечаний по поводу всевозможных вопросов (оно хранится в публичной
библиотеке). Признаки "нашей прирожденной болезни" Одоевский видит в
"общенародной лени ума, в непоследовательности и недостатке выдержки" и
негодует на то наше свойство, которое он называет "рукавоспустием".
Идеализм в народе - пишет он - является большей частью в виде терпимости к
другим народам и понимания их. Вместе с тем он до конца верил в русского
человека и его богатые задатки: "а все-таки русский человек - первый в
Европе не только по способностям, которые дала ему природа даром, но и по
чувству любви, которое чудным образом в нем сохранилось, несмотря на
недостаток просвещения, несмотря на превратное преподавание религиозных
начал, обращенное лишь на обрядность, а не на внутреннее улучшение. Уж если
русский человек прошел сквозь такую переделку и не забыл христианской
любви, то стало быть в нем будет прок - но это еще впереди а не назади".
Преобразования Александра II, обновившие русскую жизнь, встретили в
Одоевском восторженное сочувствие. Он предлагал считать в России новый год
с 19 февраля и всегда, в кругу друзей, торжественно праздновал "великий
первый день свободного труда", как он выразился в стихотворении, написанном
после чтения манифеста об упразднении крепостного права. Когда в 1865 г. в
газете "Весть" проводился под предлогом упорядочения нашего
государственного устройства, проект дарования дворянству таких преимуществ,
которые, в сущности, были бы восстановлением крепостного права, только в
другой форме, - Одоевский написал горячий протест, в котором, от имени
многих, его подписавших, так определял задачи дворянства: "1) приложить все
силы ума и души к устранению остальных последствий крепостного состояния,
ныне с Божьей помощью уничтоженного, но бывшего постоянным источником
бедствий для России и позором для всего ее дворянства; 2) принять
добросовестное и ревностное участие в деятельности новых земских учреждений
и нового судопроизводства, и в деятельности этой почерпать ту опытность и
знание дел земских и судебных, без которых всякое учреждение осталось бы
бесплодным, за недостатком исполнителей; 3) не поставлять себе целью
себялюбивое охранение одних своих сословных интересов, не искать розни с
другими сословиями пред судом и законом, но дружно и совокупно со всеми
верноподданными трудиться для славы Государя и пользы всего отечества и 4)
пользуясь высшим образованием и большим достатком, употреблять имеющиеся
средства для распространения полезных знаний во всех слоях народа, с целью
усвоить ему успехи наук и искусств, насколько то возможно для дворянства".
Протест этот возбудил в некоторых кругах Москвы ожесточенное негодование
против Одоевского; его обвиняли в измене своему времени, в предательстве
дворянских интересов, в содействии прекращению "Вести". Одоевский, с
негодованием опровергнув эти обвинения, говорил: "мои убеждения - не со
вчерашнего дня; с ранних лет я выражал их всеми доступными для меня
способами: пером - насколько то позволялось тогда в печати, а равно и в
правительственных сношениях, изустной речью - не только в частных беседах,
но и в официальных комитетах; везде и всегда я утверждал необходимость
уничтожения крепостничества и указывал на гибельное влияние олигархии в
России; более 30 лет моей публичной жизни доставили мне лишь новые
аргументы в подкрепление моих убеждений. Учившись смолоду логике и
постарев, я не считаю нужным изменять моих убеждений в угоду какой бы то ни
было партии. Никогда я не ходил ни под чьей вывеской, никому не навязывал
моих мнений, но зато выговаривал их всегда во всеуслышание весьма
определительно и речисто, а теперь уж поздно мне переучиваться. Звание
русского дворянина, моя долгая, честная, чернорабочая жизнь, не запятнанная
ни происками, ни интригами, ни даже честолюбивыми замыслами, наконец, если
угодно, и мое историческое имя - не только дают мне право, но налагают на
меня обязанность не оставаться в робком безмолвии, которое могло бы быть
принято за знак согласия, в деле, которое я считаю высшим человеческим
началом и которое ежедневно применяю на практике в моей судейской
должности, а именно: безусловное равенство пред судом и законом, без
различия звания и состояния!" С чрезвычайным вниманием следил Одоевский за
начатой в 1866 г. тюремной реформой и за введением работ в местах
заключения. Еще в "Русских ночах" он указал на вредную сторону
исправительно-карательных систем, основанных на безусловном уединении и
молчании. Обновленный суд нашел в нем горячего поборника. "Суд присяжных, -
писал он, - важен тем, что наводит на осуществление идеи правосудия таких
людей, которые и не подозревали необходимости такого осуществления; он
воспитывает совесть. Все, что есть прекрасного и высокого в английских
законах, судах, полиции, нравах - все это выработалось судом присяжных, то
есть возможностью для каждого быть когда-нибудь бесконтрольным судьей
своего ближнего, но судьей во всеуслышание, под критикой общественного
мнения. Никогда общественная правдивость не выработается там, где
судья-чиновник, могущий ожидать за решение награды или наказания от
министерской канцелярии". Смущенный слухами о возможности, под влиянием
признаков политического брожения, изменения коренных начал, вложенных в
преобразования Александра II, Одоевский, незадолго до своей смерти,
составил всеподданнейшую записку для государя, в которой, указывая вредное
влияние на нравственное развитие молодежи того, что ей пришлось видеть и
слышать в частной и общественной жизни в дореформенное время, при
господстве крепостного права и бессудия, умолял о сохранении и укреплении
начал, положенных в основу реформ. Записка была представлена императору
после кончины Одоевского, и Александр II написал на ней: "прошу благодарить
от меня вдову за сообщение письма мужа, которого я душевно любил и уважал".
Князю Одоевскому принадлежит почин в устройстве детских приютов; по его
мысли основана в Петрограде больница для приходящих, получившая
впоследствии наименование Максимилиановской; он же был учредителем
Елизаветинской детской больницы в Петрограде. В осуществлении задуманных им
способов прийти на помощь страждущим и "малым сим" Одоевский встречал
поддержку со стороны великой княгини Елены Павловны, к тесному кружку
которой он принадлежал. Главная его работа и заслуга в этом отношении
состояла в образовании в 1846 г. Общества посещения бедных в Петербурге.
Широкая и разумно поставленная задача этого общества, организация его
деятельности на живых, практических началах, обширный круг его членов,
привлеченных Одоевским, сразу выдвинули это общество из ряда других
благотворительных учреждений и создали ему небывалую популярность среди
всех слоев населения столицы. Посещение бедных, обязательное для каждого
члена не менее раза в месяц, три женских рукодельни, детский "ночлег" и
школа при нем, общие квартиры для престарелых женщин, семейные квартиры для
неимущих, лечебница для приходящих, дешевый магазин предметов потребления,
своевременная, разумная личная помощь деньгами и вещами - таковы средства,
которыми действовало общество, помогая, в разгар своей деятельности, не
менее как 15 тысяч бедных семейств. Благодаря неутомимой и энергетической
деятельности Одоевского, совершенно отказавшегося на все время
существования общества от всяких литературных занятий, средства общества
дошли до 60 тысяч ежегодного дохода. Необычная деятельность общества,
приходившего в непосредственные сношения с массой бедных, стала, однако,
под влиянием событий 1848 года, возбуждать подозрения - и оно было
присоединено к Императорскому человеколюбивому обществу, что значительно
стеснило его действия, лишив их свободы от канцелярской переписки, а отчеты
общества, составлявшиеся самим Одоевским, - своевременной гласности,
поддерживавшей интерес и сочувствие к обществу. Последовавшее затем
воспрещение военным участвовать в нем лишило его множества деятельных
членов. Несмотря на усилия Одоевского спасти свое любимое детище от гибели,
Общество должно было в 1855 г. прекратить свои действия, обеспечив, по
возможности, своих пенсионеров и воспитанников. Новый почетный попечитель,
великий князь Константин Николаевич, желая почтить "самоотверженную
деятельность князя Одоевского", вступил в переписку об исходатайствовании
ему видной награды, но вовремя узнавший о том Одоевский отклонил ее
письмом, исполненным достоинства. "Я не могу, - писал он, - избавить себя
от мысли, что, при особой мне награде, в моем лице будет соблазнительный
пример человека, который принялся за под видом бескорыстия и сродного
всякому христианину милосердия, а потом, тем или иным путем, все-таки
достиг награды... Быть таким примером противно тем правилам, которых я
держался в течение всей моей жизни; дозвольте мне, вступив на шестой
десяток, не изменять им...". Отдал Одоевский долю участия и городским
делам, исполняя обязанности гласного общей Думы в Санкт-Петербурге и живо
интересуясь ходом городского хозяйства. Когда Дума, снабжая домовладельцев
обывательскими грамотами, получила такую обратно от одного из них с
надменным заявлением, что, происходя из старинного московского дворянского
рода и "не причисляя себя к среднему роду людей", он не считает возможным
принять присланный Думой документ, Одоевский - прямой потомок первого
варяжского князя - немедленно обратился в Думу с письменной просьбой о
выдаче ему обывательской грамоты. Последние годы его в Москве протекли
среди внимательных и усидчивых занятий новым для него судебным делом. За
три года до смерти он снова взялся за перо, чтобы в горячих строках статьи:
"Недовольно!", полных непоколебимой веры в науку и нравственное развитие
человечества и широкого взгляда на задачи поэзии ответить на проникнутое
скорбным унынием "Довольно" Тургенева . - Сочинения Одоевского вышли в 1844
г. в 3 томах. - См. А.П. Пятковский "Князь В.Ф. Одоевский" (СПб., 1870; 3-е
изд., 1901), "В память о князе В.Ф. Одоевском" (М., 1869); Н.Ф. Сумцов
"Князь В.Ф. Одоевский" (Харьков, 1884); "Русский Архив" (1869 и 1874); В.В.
Стасов "Румянцевский Музей" (1882); "Сочинения" Белинского (том IX); А.М.
Скабичевский "Сочинения"; Панаев "Литературные воспоминания" (1862);
Некрасова "Сказки Одоевского"; Б. Лезин "Очерки из жизни и переписки В.
Одоевского" ("Харьковского Университета Известия", 1905 - 1906), А.Ф. Кони
"Очерки и воспоминания"; Сакулин "Из истории русского идеализма. Князь
Одоевский" (М., 1913).
II. С. Булич
Одоевский является одним из выдающихся наших музыкальных деятелей. Ему
принадлежит ряд музыкально-критических и музыкально-исторических статей,
заметок и брошюр, а также и несколько музыкальных произведений (романсов,
фортепианных и органных пьес и т.д.) Замечательны по верности и тонкости
суждения его статьи о "Жизни за Царя" и "Руслане и Людмиле" Глинки
("Северная Пчела", 1836, и "Библиотека для Чтения", 1842). Ряд статей
посвящен им русскому народному пению и музыке ("Об исконной великорусской
песне" в "Каликах Перехожих" Бессонова , выпуск 5; "Старинная песня" в
"Русском Архиве" 1863 г.; церковному пению ("О пении в приходских церквах"
в "Дне" 1864 г.; "К вопросу о древнерусском пении", "Различие между ладами
и гласами" в "Трудах I Археологического Съезда в Москве" 1871 и т. д.).
Занимаясь теорией и историей нашего церковного пения, Одоевский собрал
много старинных церковных нотных рукописей. Большой любитель органной
музыки вообще и музыки Иоганна Себастьяна Баха в частности, Одоевский
соорудил для себя компактный орган чистого (не темперированного строя),
названный им в честь Баха "Себастьянон" и впоследствии подаренный им
московской консерватории. Им было построено также такое фортепиано
"натурального", то есть чистого строя. Одоевский не был лишен и
композиторского дарования: "Татарская песня" из "Бахчисарайского фонтана"
Пушкина в "Мнемозине" 1824 г.; "Le clocheteur des Trepasses", баллада, в
лирическом альбоме на 1832 г. Ласковского и Норова , "Колыбельная" для
фортепиано (напечатана в 1851 г. в "Музыкальном альбоме с карикатурами"
Степанова и переиздана затем с незначительными исправлениями М.А.
Балакиревым ). Ряд пьес для органа и другие музыкальные рукописи Одоевского
находятся в библиотеке московской консерватории. - См. "Музыкальная
деятельность князя Одоевского" речь о. Д.В. Разумовского ("Труды I
Археологического Съезда в Москве", 1871).