Отрывокъ изъ воспоминан³я о С. П. Шевыревѣ.
Читаннаго въ засѣдан³и Общества любителей Росс³йской словесности,
17 Января 1865 г.
...Изъ Вильдбада больной воротился въ Парижъ съ нѣкоторымъ облегчен³емъ, но неисцѣленный. Тамъ, въ январѣ 1864 года, мног³е депутаты и сенаторы, ничего не знавш³е о Росс³и, ея истор³и и учрежден³яхъ, вздумали судить о ней. Шевыревъ горячо вступился, и въ трехъ статьяхъ, помѣщенныхъ въ журналѣ Le Nord, старался доказать имъ всю лживость ихъ сужден³й. Въ это время онъ продолжалъ диктовку своего курса, и начавъ лекц³и о Карамзинѣ и Жуковскомъ, говорилъ: "Лишь кончу ихъ, примусь за Пушкина! Какая славная лекц³я у меня о немъ; теперь она вся въ головѣ, еще немножко обдумаю, и скоро она совсѣмъ будетъ готова." Но 25 января, онъ слегъ и уже болѣе не вставалъ...
Поутру въ воскресенье, онъ вдругъ почувствовалъ неловкость въ лѣвой ногѣ. Показалась краснина и опухоль. Шевыревъ думалъ, что это рожа. Доктора никакъ не хотѣлъ призывать, напуганный прежнимъ леченьемъ. Но видя, что опухоль увеличивается, онъ черезъ полторы недѣли рѣшился послать за Сорелемъ, первымъ помощникомъ Нелатона. Сорель сказалъ: "Vous m'avez appelle trop tard?" {Вы меня позвали слишкомъ поздно.} однако принялся за леченье, и казалось, лекарства помогали. Сорель взрѣзывалъ безпрестанно нарывы на подъемѣ ноги. Въ продолжен³и трехъ недѣль, больной ничего почти не ѣлъ, и находился все въ забытьи: слабость была ужасная, и ежедневная лихорадка его изнуряла еще болѣе. Сорель призвалъ Нелатона, рѣшившись сдѣлать новую операц³ю. Прорѣзали всю опухоль, просверлили ногу насквозь до подошвы, и провели въ раны дренажъ. Операц³я продолжалась два часа, съ 10 до 12 утра. Шевыревъ ни охнулъ, разговаривалъ съ докторомъ, даже шутилъ съ нимъ. Мучен³я были несносныя, какъ онъ самъ послѣ говорилъ. Докторъ удивился его твердости и силѣ воли. Операц³я, казалось, принесла пользу, лихорадка уменьшалась, аппетитъ немного возвратился. Рана очищалась.
На четвертой недѣлѣ поста, въ понедѣльникъ, онъ исповѣдывался и пр³общился св. Таинъ, и въ первый разъ со времени болѣзни съ удовольств³емъ выпилъ чаю съ хлѣбомъ, и бесѣдовалъ въ продолжен³и полутора часа съ отцемъ ²осифомъ. Послѣ причаст³я онъ сказалъ: "Теперь я готовъ, когда будетъ угодно Богу." Отецъ ²осифъ съ удивлен³емъ говорилъ о силѣ его вѣры, о христ³анскомъ чувствѣ любви. Но надежда на выздоровлен³е не совсѣмъ покидала его, мысль, что увидитъ Москву, куда онъ думалъ вернуться немедленно по выздоровлен³и, оживляла его: ему ужасно хотѣлось скорѣй возвратиться на родину. Онъ составилъ планъ путешеств³я, дѣлалъ разныя предположен³я касательно житья въ Москвѣ. Но иногда говорилъ своимъ: "Прощайте, друзья мои, скоро я васъ покину." Или, заговоря о Москвѣ, прибавлялъ: "А можетъ быть, вы повезете меня туда въ ящикѣ." Однажды онъ сказалъ: "Много курсовъ читалъ я въ жизни; теперь читаю курсъ страдан³й моимъ дѣтямъ! Если эти страдан³я послужатъ къ очищен³ю души моей, то да будетъ воля Бож³я."
Въ кратк³е промежутки ослаблен³я болѣзни онъ возвращался мысл³ю къ любимымъ предметамъ своихъ занят³й. Узнавъ о кончинѣ графа Блудова, котораго всѣ мы любили одинаково, какъ послѣдняго представителя Карамзинской эпохи, онъ сочинилъ стихи, которые и прислалъ ко мнѣ при письмѣ 5/17 апрѣля:
"Десять недѣль какъ лежу въ постелѣ. Вынесъ семь взрѣзовъ и двѣ операц³и, по совѣту Нелатона. Не могъ ѣсть ничего, ни мяса, ни хлѣба. Все было противно. Питался бульономъ, какъ лекарствомъ. Исповѣдывался и пр³общился св. Таинъ. Съ тѣхъ поръ все пошло лучше; сталъ ѣсть хлѣбъ. Теперь ѣмъ все. Но рана еще на ногѣ, и ходить не могу. Обѣщаютъ черезъ мѣсяцъ. Во время болѣзни получилъ твое второе письмо. Благодарю за всѣ извѣст³я. Своей рукой тебѣ отвѣчать не могу. Первый плодъ и признакъ начала моего выздоровлен³я - стихи на кончину гр. Блудова, которыя прилагаю, прося прочесть въ засѣдан³и Общества. Если можешь потомъ напечатать въ Московск. Вѣд., то напечатай, или гдѣ-нибудь. Хворать въ Парижѣ мнѣ надоѣло. Какихъ болѣзней онъ мнѣ не далъ? Невралг³ю, доктора съ белладонной, нарывъ и рану на лѣвой ногѣ, флегмонъ на правой! Ѣдемъ нынѣшнимъ лѣтомъ въ Росс³ю. Это рѣшено".
Приведемъ здѣсь нѣкоторыя строфы, замѣчательныя по своимъ мыслямъ:
Лить свѣтъ добра въ умы народу,
Лить щедрой, полною рукой,
Вотъ въ чемъ онъ разумѣлъ свободу
И силу Руси молодой.
Онъ былъ у васъ изъ той дружины,
Гдѣ бодро дѣютъ, силъ полны,
Не дѣти праздныя чужбины,
А Руси вѣрные сыны
Отколь ихъ началося время?
Отколь ихъ роду конъ и чинъ?
Вамъ, благороднѣйшее племя,
Всѣмъ общ³й предокъ Карамзинъ.
Предъ вами храмъ бытописанья
Онъ въ зданье стройное слагалъ,
И тайну русскаго преданья
И русской жизни открывалъ.
Благоговѣйно вы входили
Истор³и въ родной предѣлъ,
И всѣ оттуда выносили
Сознанье силъ земли и дѣлъ.
Служители идеямъ новымъ,
Вы всѣ, созданные Петромъ,
Всем³рнымъ замысламъ Петровымъ
Не измѣнили вы ни въ чемъ.
Но чтя завѣтныя скрижали,
Въ народный вѣруя закалъ,
Изъ древней Руси почерпали
Вы крѣпость жизненныхъ началъ,
У алтаря родныхъ предан³й
Всякъ свѣточь жизни зажигалъ,
И дальн³й путь своихъ дѣян³й
Имъ неуклонно освѣщалъ.
Вотъ почему средь жизни шума,
Гдѣ время рушитъ наповалъ,
Была его спокойна дума
И неподвиженъ пьедесталъ.
Покойся жь мирно, мужъ почивш³й,
Не знавъ преклоннаго житья,
Своей чредѣ неизмѣнивш³й
Съ послѣднимъ вздохомъ быт³я!
Косою смерти быстро сжатый,
Какъ снопъ созрѣлый на поляхъ,
Красуйся жатвою богатой
Въ своихъ зернистыхъ сѣменахъ.
На другой день 6/18 апр. онъ продиктовалъ другое письмо ко мнѣ съ поправками, прибавивъ: "Кстати посылаю тебѣ фотограф³ю Гизо. Бецкой давно уже прислалъ мнѣ ее для тебя изъ Флоренц³и. Я все забывалъ написать тебѣ: видѣлъ я прекрасный портретъ Гизо на выставкѣ, и удивился тому, какъ измѣнилось лицо этого человѣка. Помнишь, въ 1839 году, какъ мы его видѣли въ палатѣ, оно казалось все на пружинахъ, такъ его и дергало. Вдругъ на выставкѣ увидѣлъ я лицо успокоенное. Вотъ что значитъ политическая жизнь бурная, а съ другой стороны трудъ и наука.... Я не могу здѣсь оставаться болѣе. Такъ и тянетъ въ Росс³ю. Тоскую по ней и по всѣхъ васъ на своемъ одрѣ. Лишь бы Богъ далъ силы; не знаю, когда заживетъ рана, а тяжело!- Ахъ еслибъ я могъ обнять тебя въ полѣ мѣсяцѣ въ полѣ Дѣвичьемъ! Одинъ изъ первыхъ моихъ сновъ во время болѣзни былъ ты. Я увидѣлъ тебя на Дѣвичьемъ полѣ - и какъ обрадовался! Въ другой разъ я видѣлъ тебя возвратившагося изъ какого-то публичнаго засѣдан³я, очень раздраженнаго и усталаго. Увѣдомь объ участи стиховъ. О моемъ послан³и къ Императору я вѣдь ничего не знаю, что съ нимъ сталось? Было ли оно читано? Вяземск³й ратуетъ изъ Венец³и съ Пеллетаномъ. Итал³я его возстановила, его не то что Парижъ меня. Еще разъ прости."
Наконецъ уже умирающ³й онъ написалъ въ стихахъ: Дань памяти Шекспира въ день трехсотлѣтняго юбилея его рожден³я 1564-1864, 23 апрѣля {Стихи эти напечатаны въ Днѣ 1865 года.}.
Любезные образы носились въ его погасавшемъ воображен³и. Ему хотѣлось пожить старою жизн³ю; половину стиховъ онъ продиктовалъ дочери, а другую написалъ самъ дрожащею рукою.
Тяжело было мнѣ увидѣть эти кривыя, неправильныя черты, вмѣсто прежняго твердаго, прямаго почерка. На пакетѣ печать 27 апрѣля, слѣдов. Шевыревъ отправилъ его за три недѣли до кончины. Вотъ что написалъ онъ на тоненькомъ лоскуткѣ: "Христосъ воскресе, милой другъ М. П. Цѣлую тебя воскреснымъ поцѣлуемъ со всею твоею семьею. Дай Богъ вамъ всякаго добра. Посылаю тебѣ мои стихи на рожден³е Шекспира. Прочти ихъ въ Обществѣ. Юбилей его въ Москвѣ празднуется, кажется, на Святой. Нельзя ли предложить ихъ директору театра Львову для прочтен³я въ театрѣ со сцены? Предоставляю все тебѣ. Поблагодари Соловьева за его книгу о Польшѣ. Я все еще лежу въ постелѣ безъ ноги. Сонъ съ каждою ночью лучше. Но рана болитъ. Она глубока и заживаетъ не скоро. Обѣщаютъ, что начну ходить въ концѣ мая. Тяжелая болѣзнь! Въ полѣ нашъ отъѣздъ въ Москву рѣшенъ. Стосковался. Авось родина вылечитъ, а ужъ коли умирать, то на рукахъ у своихъ."
Думалъ ли я, читая эту записку, что въ слѣдующемъ письмѣ я получу извѣст³е объ его кончинѣ?
Во время самыхъ сильныхъ страдан³й онъ продиктовалъ еще слѣдующ³е четыре стиха:
Когда составъ слабѣетъ, страждетъ плоть,
Средь жизненной и многотрудной битвы,
Не дай мнѣ, мой Помощникъ и Господь,
Почувствовать безсил³е молитвы!
На страстной недѣлѣ докторъ вдругъ вынулъ дренажъ, сказавъ, что рана начинаетъ уже заживать; но возобновилась лихорадка; аппетитъ и сонъ исчезли. Тогда Сорель вставилъ опять дренажъ. Въ первый день Пасхи Шевыреву было очень дурно; казалось, уже умиралъ. Сорель на другой день привелъ Нелатона. Они рѣшились вставить ногу въ жестяную клѣтку, увѣряя до конца, что Шевыревъ выздоровѣетъ.
Въ воскресенье, 3 мая, Шевыревъ еще весело говорилъ о Москвѣ, былъ довольно бодръ, продиктовалъ два послѣдн³я письма въ Росс³ю. Въ вечеръ понедѣльника ему стало хуже; онъ впалъ въ забытье, открылось воспален³е въ легкихъ праваго бока. Шевыревъ сильно кашлялъ. Послѣдн³я двѣ ночи онъ совсѣмъ не спалъ: "Хоть бы на полчасика заснуть", говорилъ онъ. Въ пятницу, 8 мая, утромъ, спросилъ онъ чаю, выпилъ съ удовольств³емъ двѣ маленьк³я чашки; "но хлѣба еще не хочу", сказалъ онъ. Въ 12 часовъ велѣлъ опустить сторы; "можетъ быть усну немного"; но черезъ четверть часа вдругъ велѣлъ открыть ихъ и произнесъ: "свѣту, свѣту!" За часъ до смерти онъ сказалъ женѣ, голосомъ совершенно спокойнымъ: je crois, que c'est le commencement de l'agonie" {Т. е. кажется, начинается предсмертная мука.}; потомъ прибавилъ "когда все будетъ кончено, телеграфируй Борису." Онъ сталъ наклоняться къ стѣнѣ, ему подложили подушку, онъ прислонился, и, казалось, ему было хорошо; дыхан³е сдѣлалось рѣдко, потомъ разъ пять онъ дохнулъ тяжело, и заснулъ на вѣки. Онъ умеръ, придерживая правый бокъ. Въ первую минуту на лицѣ изображалось еще земное страдан³е; но черезъ нѣсколько времени лице его выразило совершенное спокойств³е: онъ какъ будто улыбался. За лит³ей еще пѣли: Христосъ воскресе! Шевыревъ умеръ на 58 году.
Въ заключен³е передамъ тѣ строки, которыя вылились у меня на бумагу въ первую минуту при получен³и скорбнаго извѣст³я.
И Шевыревъ успокоился отъ трудовъ и отъ скорбей своихъ! Онъ скончался въ Парижѣ, 8 мая, послѣ продолжительной и тяжкой болѣзни.
А трудовъ его было много! Напомнимъ забывшимъ:
Истор³я Русской Словесности, четыре тома, обнимающ³е древнѣйш³й ея пер³одъ.
Теор³я Поэз³и, томъ.
Истор³я общей Словесности, въ шести томахъ, изъ коихъ одинъ напечатанъ.
Истор³я Московскаго Университета, томъ.
Б³ографическ³й Словарь профессоровъ Московскаго Университета, въ двухъ томахъ.
Литературныхъ реценз³й, тома на 4-ре.
Разныхъ переводовъ съ Греческаго, Нѣмецкаго, писемъ и проч. тома на четыре.
Изслѣдован³е о Дантѣ.
Обозрѣн³е Истор³и Итальянской живописи.
Рѣчь о заслугахъ Жуковскаго.
Рѣчь о нравственномъ воспитан³и.
Археолого-филологическое путешеств³е въ Кирилловъ монастырь, въ двухъ томахъ.
А сверхъ того онъ прочитывалъ, въ продолжен³е двадцати лѣтъ, сотъ по пяти студенческихъ разсужден³й въ годъ, съ придачею магистерскихъ разсужден³й, отъ строки до строки, и выучилъ писать многихъ изъ нашихъ писателей.
Довольно ли человѣкъ сдѣлалъ?
Мало, отвѣчаютъ мнѣ тѣ, которые ничего не дѣлаютъ, ничего не могутъ дѣлать, но очень хорошо, отлично знаютъ, что и какъ надо дѣлать.
Есть ли за что благодарить труженика?
Не за что, продолжаютъ они отвѣтъ, его физ³оном³я намъ не нравилась, его походка была не тверда, его голосъ иногда дребежжалъ, онъ дѣлалъ намъ непр³ятности.
Правда среди усиленныхъ трудовъ, при напряженныхъ нервахъ, особенно предъ университетск. юбилеемъ, который онъ вынесъ на плечахъ своихъ, случалось ему быть очень раздраженнымъ; но вся наша братья, работающ³е головой, знаютъ по опыту, какъ это положен³е естественно и извинительно. Точно, онъ бывалъ тяжолъ въ такомъ положен³и, особенно для тѣхъ, которые безъ всякой пощады, не только безъ всякой снисходительности, старались дразнить, и какъ бы нарочно выводить его изъ себя,- но его доброе сердце, его чистая любовь къ наукѣ, его забота о добросовѣстномъ исполнен³и своей профессорской обязанности, его безпримѣрное трудолюб³е, его общее многообразное образован³е, его ревностное попечен³е о студентахъ, любовь къ отечеству, за которую онъ и пострадалъ, искупаютъ сторицею всѣ недостатки, и онъ имѣетъ полное право на общую признательность.
Да, скажу я смѣло здѣсь, въ Обществѣ любителей русской Словесности, Шевыревъ имѣетъ полное право на глубочайшую признательность всѣхъ друзей ея! Онъ сдѣлалъ много для своего времени, онъ далъ сочинен³я, которыя надолго еще останутся лучшими источниками свѣдѣн³й о словесности, какъ Русской, такъ и иностранной; онъ далъ разборы, въ которыхъ заключается много вѣрныхъ, поучительныхъ замѣчан³й о важнѣйшихъ произведен³яхъ искусства; онъ содѣйствовалъ образован³ю тысячей студентовъ, которыхъ онъ выучилъ писать по русски. И къ нимъ обращаю я теперь мое слово, къ его ученикамъ, разсыпаннымъ по всей Росс³и, получившимъ свѣдѣн³я объ отечественномъ языкѣ подъ его руководствомъ, къ студентамъ, въ судьбѣ которыхъ во всѣхъ отношен³яхъ онъ принималъ живое участ³е, которымъ онъ жертвовалъ своимъ временемъ, трудами, помогалъ всѣмъ, чѣмъ могъ, которымъ былъ преданъ отъ всей души. Я обращаюсь къ его товарищамъ, членамъ Московскаго Университета, къ членамъ Общества Любителей Русской Словесности. На насъ лежитъ долгъ искупить, хоть по смерти, часть той неправды, которой подвергся покойный Шевыревъ. Соберемъ сумму для сооружен³я на могилѣ его надгробнаго памятника, соберемъ сумму на учрежден³е стипенд³и для вознагражден³я, хотя въ продолжен³и нѣсколькихъ лѣтъ, студентовъ за лучш³я сочинен³я по отдѣлен³ю историко-филологическому, въ которомъ покойникъ двадцать лѣтъ читалъ лекц³и, и десять лѣтъ служилъ деканомъ самымъ ревностнымъ.
Брат³я! сказалъ Апостолъ, поминайти наставники ваша.