div>
Ассирияне шли как на стадо волки,
В багреце их и в злате сияли полки,
И без счета их копья сверкали окрест,
Как в волнах Галилейских мерцание звезд.
Словно листья дубравные в летние дни,
Еще вечером так красовались они;
Словно листья дубравные в вихре зимы.
Их к рассвету лежали развеяны тьмы.
Ангел смерти лишь нá-ветер крылья простер
И дохнул им в лицо, и померкнул их взор.
И на мутные очи пал сон без конца,
И лишь раз поднялись и остыли сердца.
Вот расширивший ноздри, повергнутый конь,
И не пышет из них гордой силы огонь,
И как хладная влага на бреге морском,
Так предсмертная пена белеет на нем.
Вот и всадник лежит, распростертый во прах,
На броне его ржа, и роса на власах;
Безответны шатры, у знамен ни раба,
И не свищет копье и не трубит труба.
И Ассирии вдов слышен плач на весь мир,
И во храме Ваала низвержен кумир,
И народ, не сраженный мечом до конца,
Весь растаял, как снег, перед блеском Творца!
И вот народ, который всемирно был утешителем всех скорбных, утомленных, нуждающихся в свете душ, - теперь во тьме, и не только сам без утешения, но пинаем и распинаем... Что же, что такое случилось? Явно - случилось в планете и в судьбах человечества?
Булочки, булочки...
Хлеба пшеничного...
Это ужасное замерзание ночью. Страшные мысли приходят. Есть что-то враждебное в стихии "холода" - организму человеческому, как организму "теплокровному". Он боится холода, и как-то душевно боится, а не кожно, не мускульно. Душа его становится грубою, жесткою, как "гусиная кожа на холоду". Вот вам и "свобода человеческой личности". Нет, "душа свободна" - только если "в комнате тепло натоплено". Без этого она не свободна, а боится, напугана и груба.
Впечатления еды теперь главные. И я заметил, что, к позору, и господа и прислуга это равно замечают. И уже не стыдится бедный человек, и уже не стыдится горький человек. Проехав на днях в Москву, прошелся по Ярославскому вокзалу, с грубым желанием видеть, что едят. Провожавшая меня дочь сидела грустно, уткнувшись носиком в муфту. Один солдат, вывернув из тряпки огромный батон (витой хлеб пшеничный), разломил его широким разломом и начал есть, даже не понюхав. Между тем пахучесть хлеба, как еще пахучесть мяса во щах, есть что-то безмерно неизмеримее самого напитания. О, я понимаю, что в жертвеннике Соломонова храма были сделаны
ноздри и сказано, - о
Боге сказано, - что он "вдыхает туки своих жертв".
Заботится ли солнце о земле?
Не из чего не видно: оно ее "притягивает прямо пропорционально массе и обратно пропорционально квадратам расстояний".
Таким образом, 1-й ответ о солнце и о земле Коперника был глуп.
Просто - глуп.
Он "сосчитал". Но "счет" в применении к нравственному явлению я нахожу просто глупым.
Он просто ответил глупо, негодно.
С этого глупого ответа Коперника на нравственный вопрос о планете и солнце началась пошлость планеты и опустошение Небес.
"Конечно, - земля не имеет об себе заботы солнца, а только притягивается по кубам расстояний".
"Без грешного человек не проживет, а без святого - слишком проживет". Это-то и составляет самую, самую главную часть а-космичности христианства.
Не только: "читаю ли я Евангелие с начала к концу, или от конца к началу", я совершенно ничего не понимаю:
как мир устроен? и - почему?
Так что Иисус Христос уж никак не научил нас мирозданию; но и сверх этого и главным образом: - "дела плоти" он объявил грешными, а "дела духа" праведными. Я же думаю, что "дела плоти" суть главное, а "дела духа" - так, одни разговоры.
"Дела плоти" и суть космогония, а "дела духа" приблизительно выдумка.
И Христос, занявшись "делами духа", - занялся чем-то в мире побочным, второстепенным, дробным, частным. Он взял себе "обстоятельства образа действия", а не самый "образ действия", - т.е. взял он не сказуемое того предложения, которое составляет всемирную историю и человеческую жизнь, а - только одни обстоятельственные, теневые, штриховые слова.
"Сказуемое" - это еда, питье, совокупление. О всем этом Иисус сказал, что - "грешно", и - что "дела плоти соблазняют вас". Но если бы "не соблазняли" - человек и человечество умерли бы. А как "слава Богу - соблазняют", то - тоже "слава Богу" - человечество продолжает жить.
Позвольте: что за "слава Богу", если человек (человечество) умер?
Как же он мог сказать: "Аз есмь путь и жизнь"? Ничего подобного. Ничего даже приблизительного. "Обстоятельственные слова".
Напротив, отчего есть "звезды и красота" - это понятно уже из насаждения рая человекам. Уже
он - прекрасен, и это есть утренняя звезда. Я хочу сказать, что "утреннюю звезду" Бог дал человеку в раю: и тайным созданием Эдема Он выразил и вообще весь план сотворения чего-то изумительного, великолепного, единственного, неповторимого. Все к этому рвется: "лучше", "лучше", "лучше". Есть меры и измеримость: Бог как бы изрек - "Я - безмерный, и все сотворенное мною рвется к безмерности, бесконечности, нескончаемости". А, это - понятно. "Там оникс и камень бдолах" (о рае). Напротив, когда мы читаем Евангелие, то что же мы понимаем в безмерности? Да и не в одной безмерности: мы вообще - ровно ничего не понимаем в мире.
"И вот, на небе великое знамение - жена, облеченная в солнце; под ногами ее - луна; и на голове ее - венец из двенадцати звезд.
Она имела во чреве и кричала от мук рождения".
(Апокалипсис, 12)
|
"Иисус же сказал: "Есть скопцы, которые из чрева матернего родились тако; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сами сделали себя скопцами ради Царства Небесного. Кто может вместить это да вместит".
(Евангелие от Матфея, 19)
|
Тут мы понимаем, что роды, именно человеческие роды, лежат в центре космогонии.
Библия - нескончаемость.
|
Тут мы совершенно ничего не понимаем, кроме того, что это не нужно. Евангелие - тупик.
|
Теперь: "грех" и "святость", "космическое" и "а-космичность": мне кажется, что если уже где может заключаться "святое", "святость" - то это в "сказуемом" мира, а не "в обстоятельствах образа действия". Что за эстетизм. Поразительно великолепие Евангелия: говоря о "делах духа" в противоположность "делам плоти" - Христос через это именно и показал, что "Аз и Отец - не одно". "Отец" - так Он и отец: посмотрите Ветхий Завет, - чего-чего там нет. Отец не пренебрегает самомалейшим в болезнях дитяти, даже в капризах и своеволии его: и вот там, в Ветхом Завете, мы находим "всяческое". Все страсти кипят, никакие случаи и исключительности - не обойдены. "Отец" берет свое дитя в руки, моет и очищает его сухим и мокрым, от кала грязного и от мокрого. Посмотрите о лечении болезней, парши, коросты. В пустыне Он идет над ними тенью - днем (облако, зной) и столбом огненным - ночью освещает путь. Похитили золотые вещи у египтян, и это не скрыто; ибо так естественно, так просто: ведь они работали на них в рабстве, работали - бесплатно. Этим таинственным и глубоким попечением о человеке, каким-то кутающим и пеленающим,- отличается "Отцовский завет" от сыновнего. Сын - именно "не одно" с Отцом. Пути физиологии суть пути космические, - и "роды женщины" поставлены впереди "солнца, луны и звезд". Тут тоже есть объяснение, чего абсолютно лишено Евангелие. Действительно: тут показано, в видении Апокалипсиса, что и луна, и звезды, и солнце - все для облегчения "родов". Жизнь поставлена выше всего. И именно - жизнь человека. Пирамида ясна в основании и завершении. Евангелие оканчивается скопчеством, тупиком. "Не надо". Не надо - самых родов. Тогда для чего же солнце, луна и звезды? Евангелие со странным эстетизмом отвечает - "для украшения". В производстве жизни - этого не нужно. Как "солнце, луна и звезды" явились ни для чего, в сущности, так и роды - есть "ненужное" для Евангелия, и мир совершенно обессмысливается. "Все понятно" - в Библии, "ничего не понятно" - в Евангелии.
И вот - Престол Апокалипсиса, посреди коего сидят животные. Что за представление небес? Но разве роды коровы ниже чем-нибудь родов женщины? Это - "пути Божии". В "оправдании всего" Апокалипсиса - именно и лежит оправдание Божеское, оправдание Отцовское, и с болячками, и с коростами, и с поносами, и с запорами дитяти-человека. Как чудно! О, как хорошо! Славны и велики пути Твои, Господи, и славны они в болезни и в исцелении. Апокалипсис изрекает как бы правду Вселенной, правду целого - вопреки узенькой "евангельской правде", которая странным образом сводится не к богатству, радости и полноте мира, а к точке, молчанию и небытию скопчества. Воистину - "поколебались основания земли". Христос пришел таинственным образом "поколебать все основания" сотворенной "будто бы Отцом Его" Вселенной. И что Коперник, на вопрос о солнце и земле, начал говорить, что они действуют "по кубам расстояний",- то это совершенно христианский ответ. Это - именно "обстоятельство образа действия". А "для чего они действуют" - это и неведомо, и неинтересно.
Таинственным образом христианство начало обходиться "пустяками". На вопрос о земле и луне оно ответило "кубами расстояний", а на вопрос о гусенице, куколке и мотыльке оно ответило еще хуже: что так "бывает". "Наука христианская" стала сводиться к чепухе, к позитивизму и бессмыслице. "Видел, слышал, но не понимаю". "Смотрю, но ничего не разумею" и даже "ничего не думаю". Гусеница, куколка и мотылек имеют объяснение, но не физиологическое, а именно - космогоническое. Физиологически - они необъяснимы; они именно - неизъяснимы. Между тем космогонически они совершенно ясны: это есть все живое, решительно все живое, что приобщается жизни, гробу и воскресению.
В фазах насекомого даны фазы мировой жизни. Гусеница: - "мы ползаем, жрем, тусклы и недвижимы". - "Куколка" - это гроб и смерть, гроб и прозябание, гроб и обещание.- Мотылек - это "душа", погруженная в мировой эфир, летающая, знающая только солнце, нектар, и - никак не питающаяся, кроме как из огромных цветочных чашечек. Христос же сказал: "В будущей жизни уже не посягают, не женятся". Но "мотылек" есть "будущая жизнь" гусеницы, и в ней не только "женятся", но - наоборот Евангелию при сравнительной неуклюжести гусеницы, при подобии смерти в куколке, - бабочка вся только одухотворена, и, не вкушая вовсе (поразительно!! - не только хоботок ее вовсе не приспособлен для еды, но у нее нет и кишечника, по крайней мере - у некоторых!!), странным образом - она имеет отношение единственно к половым органам "чуждых себе существ", приблизительно - именно Дерева жизни: растений, непонятных, загадочных. Это что-то, перед всякой бабочкою, - неизмеримое, огромное. Это - лес, сад. Что же это значит? Таинственным образом жизнь бабочки указует или предвещает нам, что и души наши после гроба-куколки - будут получать от нектара двух или обоих божеств. Ибо сказано, что сотворена была Вселенная от Элогим (двойственное число Имени Божия, употребленное в рассказе Библии о сотворении мира), а не от Элоах (единственное число); что божеств - два, а не одно: "по образу и по подобию которых - мужем и женою сотворил Бог и человека".
Мотылек - душа гусеницы. Solo - душа, без привходящего. Но это показывает, что "душа" - не нематерьяльна. Она - осязаема, видима, есть: но только - иначе, чем в земном существовании. Но что же это и как? Ах, наши сны и сновидения иногда реальнее бодрствования. Гусеница и бабочка показывают, что на земле мы - только "жрем"; а что "там" будет все - полет, движение, камедь, мирра и фимиам.
Загробная жизнь вся будет состоять из света и пахучести. Но именно - того, что ощутимо, что физически - пахуче, что плотски, а не бесплотно - издает запах. Не без улыбки можно ответить о "соблазнах мира сего", что в них-то и "течет", как бы истекает из души вещей, из энтелехии вещей - уже теперь "жизнь будущего века"; и что вкусовая и обонятельная часть нашего лица, и вообще-то наиболее прекрасная и "небесная", именно и прекрасна от очертаний губ, рта и носа. "Что за урод, в ком нет носа и губ", или есть в них повреждение, и даже просто - некрасивая линия. Апокалипсическое в нас - улыбка. Улыбка - всего апокалипсичнее.
Радость, ты - искра небес, ты - божественна,
Дочь елисейских полей...
Это - не аллегория, это - реальная, точнее - это ноуменальная правда. "Хорошо соблазняться" и "хорошо быть соблазняемым". Хорошо, "через кого соблазн входит в мир": он вносит край неба на плосковатую землю. Загадочно, что в Евангелии ни разу не названо ни одного запаха, ничего - пахучего, ароматного; как бы подчеркнуто расхождение с цветком Библии - "Песнью песней", этою песнею, о которой один старец Востока выговорил, что "все стояние мира недостойно того дня, в который была создана "Песня песней". И вот. Евангелие, таким образом, представляет "эту" и "будущую жизнь" совсем наоборот: "пути"-то жизни, насколько они физиологические пути, и есть главное и небесное (Престол Апокалипсиса); это есть "подлежащее", которое "оправдалось".
А тот "путь жизни", "жизнь духа" - есть "обстоятельственный путь", Проводимый в праздности, эстетике и разговорах...
И долго на свете томилась она
это - земная жизнь гусеницы, ползающая и жрущая...
Желанием чудным полна
это - мотылек, бабочка, утопающая в эфире, в солнечных лучах. Того самого Солнца, которое "и со звездами, и с луною" - только "окружает роды женщины".
И песен любви заменить не могли
Ей скучные песни земли.
И никакого "ада и скрежета зубовного"
там, а - собирание нектара с цветов. За муки, за грязь и сор и "земледелие" гусеницы, за гроб и подобие, - но только
подобие смерти в куколке, - душа восстанет из гроба; и переживет, каждая душа переживет, и грешная и безгрешная, свою невыразимую "песню песней". Будет дано каждому человеку по душе этого человека и по желанию этого человека. Аминь.
"Не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам яко Иуда..."
Как
это сказано... О, как сказано... И чудятся какие-то действительно страшные тайны за сказавшим так или, особенно, за
увидевшим что-то...
Чтобы сын родился - нужно допустить какой-то недостаток в отце. Отец - это так полно. Отец - это все. Отец - это Солнце и душа и правда солнца. Везде лучи Его до концов Вселенной. Отец, и - кончено.
Что же значит, что Сын родился? Только если Отец в чем-то недотворил? Или, может быть, он не научил или недоучил? Но и "нравственный закон" он уже принес (на Синае). Вовсе не одно сотворение "глыб", "солнца и луны", и "света" и "ночи". Что же? Как же?
Нельзя понять иначе, как заподозрив отца в недостатке и полноте. "Отец - это еще не всё и не конец".
Ну, - тогда понадобился и Сын.
Живет ли Солнце?
Вот самое загадочное, - и даже единственно загадочное, - о нем.
Все решительно ученые, до единого все, от Лапласа до гимназиста, убеждены, что оно "конечно - не живет"; что оно есть "предмет"...
Но почему не гаснет? - "Погаснет". Но ведь времени было довольно, чтобы погаснуть. Довольно ли?? О, кажется...
"От него жизнь на земле". От него ли? По-видимому. Живое от механического? Странно. "Да. Но так учат атомы". "Они все стучат".
Ну а если оно "живет"? Тогда 1-я мысль кидается к Христу. "Значит, Ты - не Бог". Странно.
"Солнце живет". Допустим эту гипотезу. Допустим не как фразу, а как действительность. Но как же оно живет? "В таком огне?" - В таком огне прекращается жизнь. И если бы так, то значило бы, что для "жизни" пределов температуры нет.
Странно.
Нет, по-видимому,- "не живет". "При такой горячности - все скипит,сварится".
Имеет ли оно душу - вот вопрос. "Что будет с душой при очень высокой t° ?"
Неведомо.
Почему планеты движутся около Солнца? Почему не "стоят" около Солнца? "Тогда бы упали". Ну, и "упали" - ничего. "Мала куча".
Все же в "движениях планет" и в самом "Солнце" наука ничего не понимает, даже раз-наука. И Лаплас понимает столько же, сколько гимназист.
Да, еще: что заключается внутри чего. Солнечная система заключается внутри Евангелия, или Евангелие заключается внутри Солнечной системы?
Вследствие повышения с февраля 1918 г. платы за пересылку печатных бандеролей почтою, прошу лиц, имеющих лично у меня подписку, дослать один рубль за десять NoNo "Апокалипсиса нашего времени", по адресу: В Сергиев Посад, Московской губ., Красюковка, Полевая ул., д. свящ. Беляева. В. В. Розанову.
Всех выпусков "Апокалипсиса" заготовлено не менее 50-60, и только по техническим и денежным препятствиям он растянется более чем на год.
За величиною статьи, следующий выпуск выйдет в двойном размере (т.е. сразу NoNo 6 и 7, за 70 коп.).
Очень рекомендую всем читателям "Апокалипсиса", взволнованным революцией, прочесть брошюру: "Научный социализм или учение о прибыли как ренте", инженер-технолога Трофимова, прекрасно раскрывающую софизмы, заложенные в нашу революцию.
"Приидите володеть и княжити над нами. Земля бо наша велика и обильна, а наряда в ней нет".
Нестерова летопись.
"Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил благословляя".
Тютчев.
Удивительное сходство с евреями. Удивительное до буквальности. Историки просмотрели, а славянофилы не догадались, что это вовсе не "отречение от власти" народа, до такой степени уж будто бы смиренного, а - неумелость власти, недаровитость к ней или, что лучше и даже превосходно до единственности: что это прекрасный дар жить улицею, околодочком, и - не более, не грешнее.
"С нас довольно и сплетен, да кумовства".
Ей-ей, под немцами нам будет лучше. Немцы наведут у нас порядок,- "как в Риге". Устроят полицию, департаменты. Согласимся, что ведь это было у нас всегда скверно и глупо. Министерию заведут. Не будут брать взяток, - наконец-то... и о чем мы выли, начиная с Сумарокова, и довыли до самого Щедрина... "Бо наряда - нет". Ну их к чёрту, болванов. Да, еще: наконец-то, наконец немцы научат нас русскому патриотизму, как делали их превосходные Вигель и Даль. Но таких было только двое, и что же могли они?
Мы же овладеем их душою так преданно и горячо, как душою Вигеля, Даля, Ветенека (Востоков) и Гильфердинга. Ведь ни один русский душою в немца не переделался, потому что они воистину болваны и почти без души. Почему так и способны "управлять".
Покорение России Германиею будет на самом деле, и внутренно и духовно, - покорение Германии Россиею. Мы, наконец, из них, - из лучших их, - сделаем что-то похожее на человека, а не на шталмейстера. А то за "шталмейстерами" и "гофмейстерами" они лицо человеческое потеряли.
Мы научим их танцовать, музыканить и петь песни. Может быть, даже научим молиться. Они за это будут нам рыть руду, т.е. пойдут в каторгу, будут пахать землю, т. е. станут мужиками, работать на станках, т. е. сделаются рабочими. И будут заниматься аптеками, чем и до сих пор ни один русский не занимался. "Не призвание", - будут изготовлять нам "французские горчишники", тоже - как до сих пор.
Мы дадим им пророков, попытаемся дать им понятие о святости, - что едва ли мыслимо. Но хоть попытаемся. Выучим говорить, петь песни и сказывать сказки.
В тайне вещей мы будем их господами, а они нашими нянюшками. Любящими и послушными нам. Они будут нам служить. Матерьяльно служить. А мы будем их духовно воспитывать.
Ибо и нигилизм наш тогда пройдет. Нигилизм есть отчаяние человека о неспособности делать дело, к какому он вовсе не призван.
Мы, как и евреи, призваны к идеям и чувствам, молитве и музыке, но не к господству. Овладели же, к несчастию и к пагубе души и тела,
1/
6 частью суши. И, овладев, в сущности, испортили
1/
6 часть суши. Планета не вытерпела и перевернула все. Планета, а не германцы.
Обаятельный, обольстительный, лукавый.
Удивительно, что в категории "лукавства",- вот этого особенного и особой глубины греха, - не ведут вообще никакие порочные ступени, кроме как если ступить на первую:
- Обаятелен...
- Что такое? Как? Почему?
- Обаятелен, - потому что не подлежит укору, не представляет порока и пороков, и всех "обаяет", с первого же взгляда, как только кто увидит или услышит его.
- Обольстителен, потому что, в силу качества непорочности и красоты, - все идут за ним.
Но вот странно: как же из непорочности и красоты может вдруг выйти третье? Это совершенно не натурально. Но, однако, глаз людской, обыкновенный и, так сказать, нетенденциозный, вдруг заметил, что опасная категория именно и начинается с двух качеств:
- Обаятельности, обольстительности.
Поэтому бы, - "по предречениям", - надо быть особенно осторожным, если вдруг увидим человека особливо, исключительно невинного, чистого, непорочного.
- Обаятельного.
В этом отношении хорошо бы поставить зарок, ввиду именно предупреждений:
- Пусть будет хоть маленький порок. Почти - невинный, но - однако, недостаток. Величайший из древних, коего люди могли счесть "Богом", - и даже действительно начали было "искать его могилу как Бога", и не могли найти, - что человек этот был - говоря славянским словом - "гугнив". Т. е. он был косноязычен, заикался. "Спас народ Божий от рабства" и "дал все (все!!) законы" и, с тем вместе, был ни более ни менее как заикою. Качество - прямо смешное. Но качество невинно. И вот, по этому соединению "невинного и смешного",- мы узнаем Божию книгу и узнаем Божие событие.
В самом деле: от события и от книги никакого "худого последствия не проистекло". Нужно заметить, что "лукавое" начинает узнаваться по последствиям.
Ибо прямо-то ведь как узнать: "обаятелен" и "обольщает".
Где обожжет огонь Христов...
Но - по-настоящему обожжет...
Там уже никогда ничего не вырастет.
Вот - и град Салима (Соломона).
И - судьба Иудеи.
И Павел, просивший распять его "не как нашего Господа: но головою книзу", дабы "голова его была там, где ноги его возлюбленного Учителя".
И - наши скопцы.
Об этом-то и догадались впервые иезуиты.
Сказавшие: "Не увлекайтесь очень". И начавшие торговать в Парагвае.
Ты один прекрасен. Господи Иисусе! И похулил мир красотою Своею. А ведь мир-то - Божий.
Зачем же Ты сказал: "Я и Отец - одно"? Вы не только "одно", а ты - идешь на Него. И сделал что Сатурн с Ураном.
Ты оскопил Его. И только чтобы оскопить - и пришел. Вот! вот! вот! - наконец-то разгадка слов о скопчестве. И что в Евангелии уже не "любят", а живут как "Ангелы Божии": как в плавнях приднепровских, "со свечечками и закопавшись". О, ужасы, ужасы...
И весь Ты ужасен. Ты - не простой, а именно - ужасен. И ты воскрес - о, я верю! "Егда вознесусь - всех привлеку к себе".
Но,- чем?
О, ты не друг человеков. Нет, не друг. "Договор", "завет" (о "ветхом"), и это кажется формально и сухо. Но как Ты их ужасно угнел, до последнего рабства. Поистине - "рабы Господни"... Даже и до смерти, до мученичества.
Не потрясает ли: "Ни единый мученик не был пощажен". А ведь мог бы?..
Мог ли?
О...
Конечно, кто воскресил Лазаря - мог. Значит - не захотел...?
О, о, о...
Ты все мог, Господи Иисусе. Ты, "потрясший небо и землю".
И не избавивший даже детей ни от муки небесной, ни от муки земной.
Рабы, рабы... Да, "договор" - он "свят". - "Ты - мне, как я тебе". Ты же дал все унижение и взял себе всю славу. И вот, неужели Ты не понимаешь, почему на Тебя восстал праведный Израиль. Он восстал - не понимая. "Что-то - не то". Что - "не то"? Да похулив создание Божие, Ты более всего похулил, - похулил особенно и страшно, - "отрока Иеговы". И он, не понимая, "что" и "за что", - восстал на Тебя.
Вот разгадка, вот разгадка, вот разгадка.
Ну, слушай: очень хороши "лилии полевые". Но ведь не хуже и "человек"? Что же Ты его все гвоздил "грехом"? И испугал муками? "Там будет огнь неугасимый" и "скрежет зубовный". Очень мило.
Вообще, все очень мило в Твоем создании, поистине - особом создании, особом "от Отца". Люди более не посягают, не любят, не множатся. А все слушают Тебя, как эта бедная Мария.
О, бедная, бедная... Да уж не мученица ли она "потом", которую Ты тоже забыл в небесном величии.
Чтобы быть "без греха" - Христу и надо было удалиться от мира... Оставить мир... Т. е. обессилить мир.
"Силушка" - она грешна. Без "силушки" - что поделаешь? И надо было выбирать или "дело", или - безгрешность.
Христос выбрал безгрешность. В том и смысл искушения в пустыне. "И дам тебе все царства мира". Он не взял. Но тогда как же он "спас мир"? Не-деланием. "Уходите и вы в пустыню".
Не нужно царств... Не нужно мира. Не нужно вообще "ничего"... Нигилизм. Ах, так вот где корень ею. "Мир без начинки"... Пирог без начинки. "Вкусно ли?" Но действительно: Христом вывалена вся начинка из пирога, и то называется "христианством".
Говорят: "Нет вечного perpetuum mobile". Доказывают. Наука. Свинья, роющая носом землю: посмотри вверх. Солнце.
Сказать: "солнце
устало", "теряет
энергию" - бессмыслица. Поистине оно -
не истощается, и все как-то - живет. Вот что если "не скучно" - то солнышко... Протуберанцы. Играет. Вулканы. "Корона солнечная" (видна в затмениях). И - эти таинственные "ультрафиолетовые лучи", от коих, говорят, - вся жизнь.
Рост
было, есть, будет.
Почему оно "будет-то"?
Потому что - есть рост...
Возрастание, "больше". В загадке "больше" лежит разгадка "прогресса", "развития".
Все "развертывается" из "точки" в "окружность". И вот мир из "точки Бога" развернулся в "красоту-мироздание".
И где же "в мире" нет "Бога"? И где же "в Боге" - нет "мира"?
И вот они связаны. "Religio"... Молитва. Нет вещи, которая бы не "молилась", потому что она - "растет". И знает, что "из точки" растет, из - отцовской точки.
И нет Бога не-Покровителя. Это - Провидение. Ибо точка знает свою окружность, как курица - порожденные ею яйца, на которых она сидит.
Так вышли небо, земля и звезды. Они "вышли", потому что мир есть религия: - не потому, что "в мире зародилась религия", а совсем и вовсе наоборот, совершенно и вовсе разное: потому-то и вышли "луна, звезды и земля", и "закружилось все - в небо", что в тайне и сущности мироздания - как вздох и тень - всегда лежала молитва.
Можно сказать, что вздох был "тем паром", "туманом", из которого и вышло "все". Так что "все" - естественно и "задышало", когда появилось.
Оно задышало, потому что появилось из "вздоха". Потому что "вздох" - это "Бог".
Бог - не бытие. Не всемогущество. Бог - "первое веяние", "утро". Из которого все - "потом".
Неужели же, неужели все европейцы, - и первые ученые из них, и так вообще "толпа", воображают об евреях и об отношении их ко Христу, что это одно лишь упорство народа, сделавшего ошибку, но затем - ни за что не желающего поправиться, сознать свою ошибку? Хотя "теперь-то уже очевидно все превосходство христианства над законом Моисеевым"? - "таким узким и таким обрядовым?!!" - "Евреи ошиблись, не признав своими же пророками предреченного Мессию, и просто в один скверный день бытия своего они перемешали туфли, одев правую ногу в левую туфлю, а левую ногу в правую туфлю"? "И вот с тех пор так и ходят, смеша людей и являясь посмешищем истории"...
Такова общая концепция европейцев и Европы об Иуде и юдаизме.
Между тем, неужели европейцам не приходит на ум, что "иначе переобув туфли", - еврей каждый и единолично соделался бы в христианском мире равнозначащ Апостолу Павлу, и вообще - апостолам, которые "все были из иудеев"? И что это обещало бы и исполнило для них обетование Исаии: "будет время, и народы понесут вас на плечах своих"... И это, т. е. исполнение обетования, - настало бы просто "завтра", "завтрашний день"... Неужели же не очевидно, что если власть над целым миром, "которая вот в руках уже", - евреи не берут, - если корыстные не берут богатства, славолюбивые не берут славы, то... то... то...
Это - оттого, что взять ее
грех
О, - такой особенный грех, в таком исключительном виде грех... И который не простится ни в жизни этой, ни - в будущей. Это уже не воровство, кража, жадность, лень, что мы делаем каждый в норках жития своего, а что-то планетное, космогоническое, страшное. "Перемена судьбы своей. "Обменить душу свою на богатства мира и на власть над миром".
Как же было европейцам, и особенно мыслителям европейским, подумать не о "туфле на ноге", о чем-то именно несоизмеримейшем... И - не об упрямстве, а о том: "Не грех ли это в самом деле?"
Если же "грех признать Иисуса": то, сверкая молниями, сюда как было не оглянуться:
"А может быть, мы - и приняли этот грех?"
Ведь так именно и получено самим Христом: получена власть над целым миром, вопреки видимого, рассказанного в Евангелии, отречения; - богатства целого мира. Власть над Европою, европейцами, мыслью их, смыслом их.
Вдруг последний бедняк-еврей отказывается: - "не надо этого!" - "не хочу этого!"
Неужели не ясно, что это - не то же, что "туфля".
Но, когда так: то не явно ли, что скорее уж мы "обули
не так ноги", - но что вот именно мы, по своей действительно лени, по своей засвидетельствованной лени, лишь держимся этого
косно и
по традиции.
В Посаде мера картофеля (августа 12-го 1918 года) - 50 рублей. Услышал от старушки Еловой, что в гор. Александрове, близ Посада, мера- 6 руб. Спешу на вокзал справиться, когда в Александров отходят поезды. Отвечает мастеровой с бляхой:
- В три.
Я:
- Это по старому или по новому времени?
Часы по приказанию большевиков переведены в Ссргиеве на 2 часа вперед.
- Конечно, по новому. Теперь все по-новому. (Помолчав:) - Старое теперь все в могиле.
Да. Радуйся русская литература. И ржаная мука уже 350 р. пуд.
Бедные мрут. Богатые едва имеют силу держаться.
ПОЧЕМУ НА САМОМ ДЕЛЕ ЕВРЕЯМ НЕЛЬЗЯ УСТРАИВАТЬ ПОГРОМОВ?
В революции нашей в высшей степени "неясен" еврей. Как он во всем неясен и запутался во всей европейской цивилизации. Но до Европы - оставим. Нам важны "мы". Посмотрите, как они трясутся над революцией. Не умно, злобовредно, но - трясутся. А ведь это и их "гешефтам" не обещает ничего. Даже обещает плохо. Почему же они трясутся? Я раз посмотрел в иллюстрированном журнале - Нахамкиса; и, против неприятного Ленина, сказал: "Как он серьезен" (хотел бы видеть в натуре).
Да, речь его против Михаила Александровича - нагла. Но ведь евреи и всегда наглы. В Европе, собственно, они не умеют говорить европейским языком, т. е. льстивым, вкрадчивым и лукавым, во всяком случае - вежливым, а орут как в Азии, ибо и суть азиаты, грубияны и дерзки. Это - гогочущие пророки, как я определил как-то. Они обо всякой курице, т. е. в торге, пророчествуют. "Ефа за ефу",- "отчего ефу не выверяешь", "отчего весы не верны" (Исаия, или который-то, раз попалось). Но... он действительно, действительно "припадал к ногам" - хотя быть "Стекловым". Но это - не обман. Только отодвинутый "кончиком носка сапога", он разъярился как "Нахамкис" и на Михаила Александровича, и - дальше... И возненавидел всю эту старую, "черствую Русь".
Евреи... Их связь с революцией я ненавижу, но эта связь, с другой стороны, - и хороша; ибо из-за связи и даже из-за поглощения евреями почти всей революции - она и слиняет, окончится погромами и вообще окончится ничем: слишком явно, что "не служить же русскому солдату и мужику евреям"... Я хочу указать ту простую вещь, что если магнаты еврейства, может быть, и думают "в целом руководить потом Россией", то есть бедные жидки, которые и соотечественникам не уступят русского мужика (идеализированного) и ремесленника и вообще (тоже идеализированного) сироту. Евреи сантиментальны, глуповаты и преувеличивают. Русский "мужичок-простачок" злобнее, грубее... Главное - гораздо грубее. "С евреями у нас дело вовсе не разобрано". Еврей есть первый по культуре человек во всей Европе, которая груба, плоска и в "человечестве" далее социализма не понимает. Еврей же знал вздохи Иова, песенки Руфи, песнь Деворры и сестры Моисея:
- О, фараон, ты ввергнулся в море. И кони твои потонули. И вот ты - ничто.
Евреи - самый утонченный народ в Европе. Только по глупости и наивности они пристали к плоскому дну революции, когда их место - совсем на другом месте, у подножия держав (так ведь и поступают и чтут старые настоящие евреи, в благородном: "мы - рабы Твои", у всего настояще Великого. "Величит душа моя Господа" - это всегда у евреев, и всегда - в отношении к великому и благородному истории). О, я верю, и Нахамкис приложился сюда. Но - сорвалось. Сорвалось не-"величие", и он ушел, мстительно, как еврей, - ушел "в богему". "Революция так революция". "Вали все". Это жид и жидок и его нетерпеливость.
Я выбираю жидка. Сколько насмешек. А он все цимбалит. Насмешек, анекдотов: а он смотрит русскому в глаза и поет ему песни (на жаргоне) Заднепровья, Хохломании, Подолии, Волыни, Кавказа и, может быть, еще Сирии и Палестины и Вавилона и Китая (я слышал, есть китайцы-евреи, и отпускают себе косы!!!). Еврей везде, и он "странствующий жид". Но не думайте, не для "гешефта": но (наша Летопись) - "Бог отнял у нас землю за грехи наши, и с тех пор мы странствуем".
И везде они несут благородную и святую идею "греха" (я плачу), без которой нет религии, а человечество было бы разбито (праведным небом), если бы "от жидов" не научилось трепетать и молить о себе за грех. Они. Они. Они. Они утерли сопли пресловутому европейскому человечеству и всунули ему в руки молитвенник: "На, болван, помолись". Дали псалмы. И Чудная Дева - из евреек. Что бы мы были, какая дичь в Европе, если бы не евреи. Но они пронесли печальные песни через нас, смотрели (всегда грустными глазами) на нас. И раз я на пароходе слышал (и плакал): "Купи на 15 коп. уксусной кислоты - я выпью и умру. Потому что он изменил мне". Пела жидовка лет 14-ти, и 12-летний брат ее играл на скрипке. И жидовка была серьезна. О, серьезна... Я (в душе) плакал. И думал: "Как честно: они вырабатывают пятаками за проезд, когда у нас бедные едут фуксами, т. е. как-нибудь на казенный счет, или под лавкою, и вообще - на даровщинку".
И вот они пели, как и Деворра, не хуже. Почему хуже? Как "На реках вавилонских": - "О, мы разобьем детей твоих о камень, дщерь вавилонская". Это - Нахамкис. Нахамкис кричит: "Зачем же лишили его права быть Стекловым", "благородным русским гражданином Стекловым", и так же стал "ругать зверски Михаила Александровича", как иудеянки хотели (ведь только хотели) "разбивать вавилонских детей о камня" (вавилонский жаргон).
Это - гнев, ярость: но оттого-то они и живут и не могут, и не хотят умереть, что - горячи.
И будь, жид, горяч. О, как Розанов - и не засыпай, и не холодей вечно. Если ты задремлешь - мир умрет. Мир жив и даже не сонен, пока еврей "все одним глазком смотрит на мир". - "А почем нынче овес?" - И торгуй, еврей, торгуй, - только не обижай русских. О, не обижай, миленький. Ты талантлив, даже гениален в торговле (связь веков, связь с Финикией). Припусти нас, сперва припусти к "Торговле аптекарскими товарами", к аптекам, научи "синдикатам" и, вообще, введи в свое дело ну хоть из 7-8%, а себе - 100, и русские должны с этим примириться, потому что ведь не они изобретатели.