Образъ жизни и нравы рыцарей.
Весьма трудно описывать так³е предметы, которые однимъ уже именемъ своимъ воспламеняютъ воображен³е. Они представляются намъ въ какомъ-то неясномъ, но привлекательномъ образѣ, который превосходитъ всякое описан³е, и читатель по неволѣ остается въ неудовольств³и на автора за его неискусство. Сказавши: рыцарство, славный рыцарь, вы уже видите въ своемъ воображен³и нѣчто чудесное, нѣчто такое, чего ваше описан³е никогда достаточно изобразить не можетъ; въ этихъ простыхъ словахъ заключено для васъ все; и вымыслы Ар³оста, и подвиги истинныхъ паладиновъ, и очарованные замки Альц³оны, и грозныя стѣны Кевра, и зубчатыя башни Апета.
Историкъ, говоря о рыцарствѣ, принужденъ совѣтоваться съ трубадурами, прославившими его въ своихъ пѣсняхъ и которыхъ свидѣтельство, по мнѣн³ю самыхъ строгихъ критиковъ, также въ этомъ случаѣ важно, какъ и Гомеровы поэмы для тѣхъ, которые хотятъ описывать вѣки древняго героизма. Но не смотря на то, читая истор³ю рыцарства, чувствуете вы, что историкъ переселился въ страну волшебства и вымысловъ; ибо вы слишкомъ привыкли къ сухой истинѣ, и все то, что не имѣетъ сей отвратительной сухости, почитаете вы бредомъ и выдумкою, уподобляясь тѣмъ обитателямъ снѣжнаго полюса, которые свои печальныя пустыни предпочитаютъ онымъ счастливымъ странамъ, гдѣ
La terra molle, e lieta, e dilletеosa
Simili a se gli abitator produce.
(Tasso Gant I. oct. 62.)
Воспитан³е рыцаря начиналось обыкновенно съ семи лѣтъ {Sainte-Palage. Томъ I. Часть перв.}. Дюгеклень, будучи еще ребенкомъ, игралъ въ военныя игры на обширныхъ дворахъ родительскаго замка; со множествомъ маленькихъ поселянъ представлялъ онъ осады, турниры, сражен³я; часто убѣгалъ въ дремуч³й лѣсъ, боролся съ буйнымъ вѣтромъ; перепрыгивалъ черезъ глубок³е рвы; взлѣталъ на высок³е вязы и дубы; такимъ образомъ на поляхъ Бретани среди забавъ веселаго младенчества уже открывалъ онъ въ себѣ героя; спасителя Франц³и {Жизнь Дюгекленя.}.
Кандидатъ рыцарства послѣ первыхъ уроковъ отдаваемъ былъ въ должности пажа (damoifeau) во двору какого нибудь барона; здѣсь получалъ онъ важныя наставлен³я о вѣрности къ Богу и прекрасному полу {Sainte-Palage. Томъ I, стр. 7.}. Иногда молодой пажѣ воспламенялся любов³ю къ дочери владѣльца; въ сердцѣ его загоралась сильная и продолжительная страсть, которую въ послѣдств³и прославлялъ онъ чудесами неустрашимости. Обширная и величественная архитектура готическаго Замка, древн³е лѣса, пруды широк³е, уединенные, всегда окружаемые молчан³емъ, питали своею романическою прелест³ю с³и страсти, которыхъ никакая сила не могла уничтожить, и которыя казались очарован³емъ неразрушаемымъ.
Любовь усиливала мужество. Молодой пажъ ревностно исполнялъ тѣ обязанности и подчинялъ себя тѣмъ трудамъ, которые вели его на дорогу чести и славы. На дикомъ конѣ скакалъ онъ по чистому полю, или преслѣдовалъ въ густомъ лѣсу страшнаго звѣря. Въ другое время спускалъ онъ быстраго сокола, который, покорствуя клику своего господина, смиренно садился на лѣвую его руку. Иногда, подобно младенцу Ахиллу, перескакивалъ онъ на бѣгу съ одной лошади на другую; или, вооруженный тяжкими латами, взбирался на высоту гибкой лѣстницы, подъ нимъ дрожащей, и воображая себя уже у пролома стѣны, восклицалъ: Монжуа, и Сенъ-Дени {Sainte-Palage. Томъ II. Часть 2.} При дворѣ своего знаменитаго барона видѣлъ онъ тысячи примѣровъ, могущихъ образовать его для славной жизни. Тамъ собирались рыцари, извѣстные и неизвѣстные, одни, странствующ³е по всему свѣту и стократно уже видѣвш³е ужасы дремучихъ лѣсовъ и пустынь непроходимыхъ; друг³е, возвративш³еся или изъ какого-нибудь отдаленнаго Катайскаго царства, или отъ предѣловъ Аз³и, оныхъ невѣроятныхъ странѣ, гдѣ они разили злодѣевъ, или преслѣдовали противниковъ вѣры.
"По широкому двору, по заламъ обширнымъ, по комнатамъ великолѣпно убраннымъ - говоритъ Фруассаръ, описывая домъ Герцога де Фуа - прохаживались рыцари и благородные оруженосцы; они разговаривали о войнѣ и любви, отдавая имъ честь и славу; тутъ можно было слышать обо всемъ, что дѣлалось удивительнаго въ земляхъ чужестранныхъ, ибо вели,кое имя владѣтеля изо всѣхъ далекихъ краевъ привлекало къ нему людей знаменитыхъ!"
За пажескимъ зван³емъ слѣдовало достоинство оруженосца: обряды религ³и освящали его. Знаменитыя дамы и знатные рыцари были такъ называемыми воспр³емниками; передъ олтаремѣ Бож³имъ произносили они за будущаго рыцаря обѣтъ вѣры, вѣрности и любви. Въ мирное время обязанность оруженосца состояла въ разрѣзыван³и за столомъ мяса; онъ подносилъ его гостямъ, и подобно Гомеровымъ воинамъ, подавалъ имъ воду для умовен³я рукъ.
Et apres le manger laverent
Et cuier de l'еѵе (eau) donnerent.
Знатнѣйш³е люди не стыдились исполнять эту должность. "За столомъ противъ Короля - говоритъ Жуанвиль - сидѣлъ Король Наварск³й; платье на немъ было богатое; епанча шитая золотомъ; а я стоялъ передъ нимъ и разрѣзывалъ."
Въ военное время оруженосецъ слѣдовалъ за рыцаремъ своимъ на сражен³е, имѣя въ лѣвой рукѣ его копье и знамя, которыя держалъ передъ собою на сѣдлѣ, а правою ведя въ поводахъ его лошадь. На поединкахъ и во время сражен³я онъ долженъ былъ подавать ему оруж³е, подымать его, когда онъ падалъ отъ руки противника, подводить ему свѣжаго коня, отражать устремляемые на него удары, но никогда самому не сражаться.
Наконецъ искателей оруж³я удостоивали знаменитаго рыцарскаго ордена. Мѣсто турнира, поле сражен³я, ровъ замка, проломъ башни, все могло быть тѣмъ знаменитымъ театромъ, на которомъ воздавались с³и священныя почести. Не рѣдко въ смятен³и битвы неустрашимый оруженосецъ падалъ на колѣни передъ королемъ или военачальникомъ, и они, ударивъ его три раза мечемъ своимъ плашмя по плечу, возлагали на него такимъ образомъ достоинство рыцарское. Боярдъ, отъ котораго Король Францискъ первой принялъ ударъ рыцарства, сказалъ своему мечу; "Ты счастливъ, мой вѣрный мечь, ибо черезъ тебя великой и сильной Государь произведенъ нынѣ въ рыцари; буду хранить тебя, какъ святыя мощи, и отнынѣ ты будешь любимымъ мечемъ моимъ." И потомъ, прибавляетъ историкъ, прыгнувши два раза вверхъ, рыцарь Баярдъ вложилъ въ ножны мечь свой.
И новый рыцарь, получивши право владѣть оруж³емъ, спѣшилъ прославить себя какимъ-нибудь знаменитымъ подвигомъ. Онъ скакалъ по горамъ и равнинамъ; искалъ приключен³й опасныхъ; проходилъ темные лѣса, ужасныя дебри, пустыни безмолвныя. И когда по закатѣ солнца приближался онъ къ стѣнамъ крѣпкаго замка, котораго уединенныя башни чернѣлись надъ дремучимъ лѣсомъ; въ немъ раждалась надежда, что въ этомъ мѣстѣ ожидало его что-нибудь необычайное; и уже опускалъ онъ забрало шлема; и уже ввѣрялъ себя владычицѣ своихъ мыслей; но въ эту минуту раздавался звукъ рога; на кровлѣ замка появлялось знамя: это означало обитель гостепр³имнаго рыцаря. Подъемные мосты опускались съ громомъ, и странствующ³й витязь принимаемъ былъ съ дружелюб³емъ въ уединенномъ замкѣ. Если онъ хотѣлъ остаться неизвѣстнымъ, то покрывалъ щитъ свой или зеленымъ покровомъ; или ткан³ю, лил³ямъ въ бѣлизнѣ подобною. Прекрасныя дѣвицы и дамы снимали съ него оруж³е, одѣвали его въ богатое платье, подносили ему драгоцѣнныя вина въ сосудахъ кристальныхъ, Иногда находилъ онъ въ замкѣ больш³я весел³я. "Знаменитый господинъ Аманге Дезескасъ, по выходѣ изъ за обѣда, сидѣлъ передъ огнемъ въ обширной залѣ, устланной коврами; вокругъ него было множество оруженосцевъ; онъ разговаривалъ съ ними о любви; ибо всѣ въ этомъ домѣ, до послѣдняго варлета, знаютъ, что такое любовь {Sainte-Palage.}."
Во всѣ с³и праздники вмѣшивалась нѣкоторая таинственность: одинъ посвященъ былъ единорогу, другой обѣту павлина, трет³й фазану. И мног³е изъ присутствующихъ не менѣе казались таинственными; тогда являлись рыцари лебедя, бѣлаго цвѣта, золотаго копья, молчан³я - витязи, извѣстные одними девизами щитовъ своихъ, или славными испытан³ями, которымъ они себя подвергали {Histoire du marechal de Boucilault.}.
Трубадуры, украшенные павлиновыми перьями, являлись въ залѣ предъ концемъ обѣда, и запѣвали пѣснь любви (lay d'amour).
Главное правило рыцарскаго ремесла было слѣдующее:
Bruits es chans et jole à l'oftel.
Шумъ въ полѣ, а дома веселье,
Но рыцарь, пр³ѣзжая въ замокъ, не всегда находилъ въ немъ удовольств³я и праздники; иногда узнавалъ онъ, что въ немъ заточена несчастная жертва ревности или мщен³я; красавица, обремененная цѣпями, сидѣла у рѣшетчатаго окна и плакала, глядя на чистое небо и на шумныя вершины дремучаго лѣса, и рыцарь, вѣрный служитель прекраснаго пола, не будучи принятъ въ ужасный замокъ, проводилъ ночь у высокой башни, въ которой слышались ему жалобные стоны какой нибудь Габр³еллы, напрасно зовущей къ себѣ храбраго своего Куси. Витязь нѣжный и мужественный клялся своимъ острымъ мечемъ Дурандалемъ и борзымъ конемъ Аквиланомъ вызвать на поединокъ того недостойнаго, который, въ противность законамъ чести и рыцарства, утѣснялъ слабую женщину.
Иногда желѣзныя врата грозныхъ крѣпостей для него отворялись; тогда-то надлежало ему вооружить себя всею неустрашимост³ю воина. Молчаливые варлеты съ видомъ угрюмымъ, съ суровыми взглядами, вели его черезъ длинные, едва освѣщенные блѣдными лампадами переходы, въ тотъ уединенный покой, гдѣ надлежало ему провести ночь; и этотъ таинственный покой былъ иногда не иное что какъ мрачная темница, ужасная по предан³ю о какомъ нибудь древнемъ злодѣйствѣ; ее именовали темницею Короля Рихарда, Дѣвы семи башенъ и проч. Потолки украшены были гербами знаменитой фамил³и; стѣны покрыты обоями; огромныя лица, на полу изображенныя, казалось, слѣдовали глазами за рыцаремъ; и подъ обоями были сокрыты потаенныя двери, ведущ³я въ подземелья. Въ глухую полночь подымался тих³й шорохъ, по горницѣ начиналъ ходишь вѣтеръ, обои колыхались, лампада, горѣвшая передъ постелью паладина вдругъ потухала, и гробъ, обвитый чернымъ покровомъ, являлся устрашеннымъ глазамъ его.
И щитъ и копье и мечь были безполезны въ сражен³и противъ усопшихъ, Рыцарь начиналъ творить обѣты, и будучи сохраненъ могуществомъ Неба, спѣшилъ къ святому пустыннику, спасающемуся въ пещерѣ утеса, который говорилъ ему строгимъ голосомъ: "Хотя бы ты имѣлъ могущество Македонскаго Александра, и премудрость Царя Соломона, и мужество Гектора Троянскаго, и тогда бы с³и важныя преимущества были ничтожны: тобою владычествуетъ гордость {Sainte-Palage}. И рыцарь, постигнувъ, что видѣн³я, ужасавш³я его во мракѣ полуночномъ, были не иное что, какъ произведен³я пагубныхъ его пороковъ, давалъ вѣрное слово себя исправить, дабы заслужишь наименован³е безстрашнаго и безпорочнаго.
Такъ, странствуя по бѣлу свѣту, прославлялъ онѣ себя тѣми великими подвигами, тѣми знаменитыми ударами меча, которыя воспѣли стихотворцы и со:хранили для насъ правдолюбивые лѣтописатели. Онъ возвращалъ свободу принцессамъ, заключеннымъ въ пещерахъ, наказывалъ нечестивыхъ богоотступниковъ, подавалъ помощь сиротамъ и вдовицамъ, защищалъ себя или отъ хитрости: малорослыхъ карловъ, или отъ грознаго могущества надменныхъ великановъ. Храня непорочность нравовъ, съ отвращен³емъ приближался онъ къ замку безславной дамы, не входилъ въ него, но оставлялъ на воротахъ слово поношен³я {Du Cange Gloss.}. Еслижь напротивъ владѣтельница замка была у всѣхъ въ чести и славѣ, то онъ кричалъ ей привѣтственнымъ голосомъ: "Слава тебѣ, благородная госпожа! молю Бога, чтобы онъ сохранилъ доброе твое имя, ибо достойна ты почестей и почтен³я!"
Не рѣдко великодуш³е сихъ рыцарей соединялось съ такою жестокост³ю, которой мы съ ужасомъ удивляемся въ древнихъ Римлянахъ. Королева Маргарита, супруга Святаго Лудовика, будучи беременна, осталась въ Дам³еттѣ, гдѣ узнала она о совершенномъ разбит³и королевскаго воинства. Она упала на колѣни передъ однимъ девяностолѣтнимъ рыцаремъ, который стоялъ подлѣ нее въ угрюмомъ молчан³и. "Заклинаю тебя тою вѣрност³ю, въ которой ты мнѣ клялся! воскликнула Маргарита: недопусти меня до поношен³я; отруби мою голову, если Сарацины ворвутся въ этотъ городъ."
Рыцарь отвѣчалъ:
"Будь увѣрена, государыня, что просьбу твою исполню охотно. Я уже давно сказалъ самому себѣ, что надобно будетъ тебя убить, если невѣрные войдутъ въ Дам³етту."
Подвиги уединенные были, такъ сказать, лѣстницею, по которой мужественный рыцарь взбирался на высочайшую степень славы. Менестрели возвѣщали ему, что въ государствѣ Французскомъ знатные рыцари съѣзжались со всѣхъ сторонъ на турниръ великолѣпный: и онъ спѣшилъ съ копьемъ и мечемъ на сборище сильныхъ. Мѣсто уже очищено; дамы сидятъ на высокихъ мѣстахъ, сооруженныхъ въ видѣ башенъ, и ищутъ глазами тѣхъ витязей, которые украшены ихъ цвѣтами. Трубадуры поютъ:
Витязи славные, витязи грозные,
Съ башенъ, съ высокихъ мѣстъ; дѣвы прекрасныя,
Ангелы райск³е, вами любуются:
Смѣло во славу ихъ здѣсь подвизайтеся!
Будетъ и вамъ за то слава великая!
И вдругъ громозвучное восклицан³е раздается: Честь и слава могучимъ рыцарямъ! Трубы звучатъ, барьеры опускаются, сто рыцарей скачутъ во весь опоръ съ двухъ противныхъ сторонъ, и страшно сшибаются на срединѣ поприща. Какой ужасный ударъ! Копья разсыпались въ дребезги, они опрокинуты. Счастливъ могуч³й витязь, который щадитъ своего противника; поражая только отъ пояса до плеча, безъ вреда низлагаетъ его своею силою. Онъ всѣмъ любезенъ; дамы оспориваютъ одна у другой славу украсить дарами своими его оруж³я. Между тѣмъ герольды, вездѣ разсѣянные, кричатъ громогласно: именитой рыцарь, помни, кто былъ твой отецъ! мужайся! Сила, неустрашимость, искусство блистаютъ въ борьбѣ, на поединкѣ, въ сражен³яхъ толпами, шумныя восклицан³я мѣшаются со стукомъ мечей, звономъ щитовъ, топотомъ конскимъ. Каждая дама хочетъ ободрить своего рыцаря, или устремляя на него нѣжный взглядѣ, или брося на шлемъ его богатое зарукавье, локонъ прекрасныхъ своихъ волосъ, перевязь, ленту. Какой нибудь Саргини, прежде неизвѣстный, но вдругъ любов³ю обращенный въ героя, какой-нибудь мужественный незнакомецъ, сражавш³йся безъ оруж³я, безъ латъ, въ одной окровавленной рубашкѣ {Sainte-Palage.}, провозглашены побѣдителями, и шумные голоса восклицаютъ: "любовь прекрасныхъ, смерть героевъ, слава и награда рыцарямъ!"
На сихъ-то великихъ празднествахъ блистали мужественные Латремули, Бузиноты, Баярды, которыхъ славные подвиги сдѣлали для насъ вѣроятными чудеса Ланцелотовъ и Гандиферовъ. Въ несчастное время Карла VI Зампи и Бузикотъ одни принимали тѣ вызовы, которые побѣдители ежеминутно имъ дѣлали, и соединяя великодуш³е съ неустрашимост³ю, возвращали коней и оруж³е тѣмъ дерзновеннымъ, которые выходили съ ними единоборствовать.
Король хотѣлъ, чтобы его рыцари не подымали перчатки, говоря, что оскорблен³е частное должно бытъ пренебрегаемо, Но они отвѣчали ему: "Государь! честь Франц³и столь драгоцѣнна для сыновъ ея, что вѣрно найдутся люди, которые не устрашились бы сразиться и съ самимъ дьяволомъ, когда бы онъ вздумалъ выдти изъ ада и бросить перчатку!"
Но рыцари Англинск³е были достойные соперники рыцарей Французскихъ. Надобно замѣтить, что первые весьма превосходили послѣднихъ богатствомъ; ибо междоусобныя войны раздирали внутренность Франц³и. Сражен³е Поатьерское, столь гибельное для государства, было славно для рыцарей. Черный Принцъ, который изъ почтен³я никакъ не согласился видѣть за столомъ Короля ²оанна, взятаго имъ въ плѣнъ, сказалъ ему: "Извѣстно мнѣ, что Ваше Величество имѣете большую причину гордиться этимъ днемъ, который славенъ для васъ, хотя и несчастливъ; нынѣ пр³обрѣли вы имя великое; мы всѣ должны были уступить вамъ, съ подвигахъ славы и въ мужествѣ; и всякой изъ насъ согласенъ отдать Вашему Величеству честь и награду сражен³я!"
Рыцарь Рибомонъ на сражен³и, произходившемъ у воротъ города Кале, два раза повергалъ къ ногамъ своимъ Короля Эдуарда III; но Англ³йск³й Монархъ всякой разъ, воздвигался въ новой силъ, и наконецъ принудилъ Рибомона отдать ему мечь. Англичане, выигравъ сражен³е, вошли съ плѣнниками своими въ городъ; Эдуардъ, при которомъ находился и Принцъ Валл³йск³й, пригласилъ Французскихъ рыцарей на обѣдъ, и подошедши къ Рибомону сказалъ: "Нѣтъ ни одного рыцаря на свѣтѣ, который нападалъ бы такъ храбро на своего непр³ятеля, какъ вы, Рибомонъ." И Король Эдуардъ - пишетъ Фруассаръ - надѣлъ богатую свою шапку на знаменитаго господина Евстаф³я: "Знаменитый господинъ Евстаф³и! сказалъ онъ: тебѣ, какъ самому храброму изо всѣхъ храбрыхъ витязей, дарю мою королевскую шапку. Я знаю, что ты веселаго нрава, что женская красота сердце твое трогаетъ, что тебѣ весело сидѣть и разговаривать съ молодыми красавицами - сказывай же отнынѣ всѣмъ и каждому, что эта шапка дана шебѣ Королемъ Эдуардомъ. Возвращаю тебѣ свободу, и воленъ ты съ этой минуты ѣхать, куда пожелаешь!"
Анна д'Арнъ оживила во Франц³и духъ рыцарства; думаютъ, что она вооружена была славнымъ мечемъ Карла великаго (La joyeuse), найденнымъ ею въ Турени въ церквѣ Свят. Екатерины. Генрихъ IV на Ивр³йскомъ сражен³и кричалъ солдатамъ своимъ, которые колебались: оборотитесь не для того чтобы сражаться, но чтобъ увидѣть погибель вашего государя! Францискъ ², послѣдн³й изъ рыцарей, сказалъ послѣ сражен³я при Пав³и: все потеряно, кромѣ чести!
Так³я необыкновенныя добродѣтели рыцарск³я заслуживали и уважен³е необыкновенное. Если герой умиралъ на поляхъ отечественныхъ, то рыцари въ печальныхъ одеждахъ воздавали ему почести погребен³я. Еслижь напротивъ онъ гибнулъ въ странѣ далекой, посреди чужеземцевъ или невѣрныхъ, не имѣя при себѣ ни вѣрнаго оруженосца, ни своего названаго брата, которые могли бы съ чест³ю предать его землѣ; то Небо посылало къ нему одного изъ сихъ богоугодныхъ отшельниковъ, которые въ темномъ лѣсу или въ глубокой пещерѣ посвящали уединенную жизнь свою молитвамъ.
Прочтите превосходный эпизодъ Свенона въ Тассовомъ ²ерусалимѣ. Отшельники "Ѳиваиды" пустынники горы Ливана; скитались во тьмѣ ночной по полямъ, обагреннымъ кров³ю, и собирали остатки рыцарей, убитыхъ невѣрными. Пѣвецъ ²ерусалима только украсилъ цвѣтами поэз³и простую истину историческую:
"Внезапу отъ сего прекраснаго шара, отъ сего свѣтила нощи, отдѣлился ясный лучь; онъ пробѣжалъ съ небесъ золотою струею и прикоснулся къ тѣлу героя....
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Витязь не былъ простертъ на прахѣ лицемъ своимъ. Какъ нѣкогда и всѣми желан³ями, онъ былъ обращенъ къ небу, къ той горней странѣ, въ которой обитали его надежды. Правая рука его была сжата, крѣпко напряжена; она держала мечь, и витязь являлся въ грозномъ положен³и человѣка, готоваго поразить; другая рука въ образѣ смиреннаго покаян³я покоилась на груди; казалось, что она молила Создателя о прощен³и.-
"Но вотъ другое чудо поразило мои взоры: На томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ зрѣли мы тѣло Свенона, вдругъ воздвигнулась высокая гробница; она разверзла землю, облекла остатки юнаго витязя и сама надъ нимъ затворилась... и краткая надпись, изобразившаяся на камнѣ, возвѣщаетъ прохожему, что Свенонъ, витязь добродѣтельный, положенъ на этомъ мѣстѣ. Я не могъ отвратить своего взора отъ этой священной гробницы; я разсматривалъ начертан³я, разсматривалъ камень надгробный!
"Здѣсь, сказалъ мнѣ старецъ, тѣло Свенона будетъ покоиться среди неизмѣнныхъ его сподвижниковъ; а души ихъ, соединенныя въ небесахъ любов³ю, будутъ блаженствовать, будутъ наслаждаться вѣчною славою {Jex. lib. cant. 8.}!"
Но рыцарь, заключивъ въ юношескихъ лѣтахъ своихъ одинъ изъ оныхъ героическихъ союзовъ, которые прекращаются только съ жизн³ю, не могъ страшиться, что онъ умретъ безвѣстно въ пустынѣ ему сопутствовали чудеса дружбы за недостаткомъ чудесъ небесныхъ. Онѣ имѣлъ
неизвѣстнаго брата, всюду съ тѣмъ неразлучнаго, и этотъ спутникъ воинственными: руками своими заключилъ его въ тихую могилу. С³и святые союзы утверждаемы были ужаснѣйшими клятвами: нерѣдко друзья выпускали изъ жилъ своихъ нѣсколько крови и смѣшивали ее въ одномъ сосудѣ; въ залогъ взаимной вѣрности носили они или золотое сердце, или кольцо, или цѣпъ, и такая дружба предпочитаема была любви; ибо другу подавали помощь скорѣе,
нежели милой любовницѣ. Одно только могло уничтожить этотъ союзѣ: долгъ чести и патр³отизма. Два назван³е брата, различные нац³ями, переставали быть друзьями, какъ скоро между отечествами ихъ начиналась вражда: они обнажали мечи и нерѣдко нападали одинъ на другаго въ смятен³и кровопролитной битвы!
"Вѣстникъ Европы". Часть LIII, No 20, 1810