Сиповский Василий Васильевич - А. Ю. Веселова. Профессор и беллетрист

свидетельствуют хранящиеся в архиве Сиповского неопубликованные полемические статьи. Но и на опубликованную в 1924 году в "Литературном еженедельнике" статью "О формальном методе" (No 28-32) откликов обнаружить не удалось. Возможно Сиповский воспринимался его более молодыми современниками как некий пережиток прошлого, недостойный пристального внимания.

   Вместе с тем, односторонняя "дискуссия" Сиповского с формалистами достаточно последовательна и является частью целой системы взглядов на роль и назначение науки о литературе. Представитель школы Веселовского и сторонник "венгеровского" направления в литературоведении, Сиповский очень ценил прежде всего фактическое знание литературы и соответствующего контекста. С тревогой констатируя снижение общего уровня образования в университетской среде (как у студентов, так и у преподавателей), Сиповский отстаивал необходимость создания новой "поэтики", которую он называл социальной. Понятие "социальной поэтики" было разъяснено Сиповским в программной статье "Социальная поэтика (ее сущность, задачи и цели)": "Слово "социальный" я употребляю в смысле: "социологический подход к выяснению сущности поэзии и всех тех вопросов, которые, так или иначе, связаны с этою "сущностью"" (Сиповский. Социальная поэтика, л. 18); и далее: ""Поэтикой" я называю ту часть науки о поэзии, которая, по существу отличается от "истории поэзии" (или "истории литературы") своим теоретическим характером: "поэтика", или "теория поэзии" - есть наука, изучающая поэзию прежде всего в философском аспекте (выяснение сущности понятия поэзии, раскрытие ее объема и содержания и тех законов, которые управляют ее развитием, определяя динамику ее бытия)" (Сиповский. Социальная поэтика, л. 19). В этой же статье Сиповский поясняет, что социальная поэтика не должна стать единственной, и что "поэтику" можно также строить на других основаниях, но необходимость создания социальной поэтики именно в этот период обусловлена требованиями исторического момента. Говоря о задачах литературоведения Сиповский исходил из представлений о назначении самой литературы, утверждая, что она "... уясняет нам жизнь путем искусственного подбора ее типичных и характерных явлений" (Сиповский. Очерки, I, 1, 55) и, в конечном счете, "история всемирной литературы есть постепенное раскрытие смысла человеческой жизни" (Сиповский. История русской словесности, 52). Поэтому в условиях общего снижения культурного уровня задача науки о литературе заключается, с его точки зрения, в разъяснении "сущности" "типичных и характерных явлений", отраженных в художественной литературе.

   Сиповский видел несомненную опасность в доминировании формального метода в науке, главным образом из-за его "изолирующего" подхода: "И напрасными представляются мне упорные старания некоторых наших теоретиков (например, профессора Эйхенбаума) довести дифференциацию науки о поэзии до вполне обособленного и самостоятельного существования, а из изучения ее создать дисциплину особого порядка, не подчиненную истории культуры" (Сиповский. Социальная поэтика, л. 26). Следует отметить, что Сиповский неизменно подчеркивал уважение к своим оппонентам-формалистам (особенно к Б.Н. Эйхенбауму, к которому Сиповский апеллирует чаще других), но вместе с тем выражал опасение, что их последователи уже не будут обладать тем уровнем знания, который необходим для полноценного анализа литературного произведения. По мнению Сиповского, формалисты, за плечами у которых зачастую были венгеровские семинары и университетское образование "старой школы", ведут нечестную игру, что может ввести в заблуждение исследователя нового поколения: "...отвергая в принципе значимость "содержания", формалисты, отдавая все свои симпатии "форме", на деле тайком предварительно проделывают ту работу, которую считают недостойной их внимания, "мало плодотворной"" (Сиповский. О сущности литературного влияния, 13). И если в настоящий момент "ни один самый рьяный формалист не станет сравнивать две книги, случайно выхваченные с разных полок шкафа, не ознакомившись с их содержанием", потому что он сознает, что "формальные совпадения могут быть между "Бедной Лизой" и руководством по коневодству" (Сиповский. О сущности литературного влияния, 13), то в дальнейшем главенство формального метода в науке может привести именно к такому пренебрежению элементарным здравым смыслом. В ряде статей Сиповский спорил с представителями этого метода, настаивая на том, что формализм не может считаться полноценным методом, а является лишь приемом, вспомогательным при комплексном подходе к анализу литературного произведения. Поэтому Сиповский утверждает: "Только в тесном содружестве социологического и формального методов может быть достигнута полнота историко-литературного сравнительного анализа" (Сиповский. К вопросу об изучении..., 18). Но столь же очевидно и то, что будущее Сиповский видит за "социальной поэтикой", в период грядущего господства которой формализм естественным образом перейдет в разряд вспомогательного метода.

   Другая опасность, таившаяся в формализме, по мнению Сиповского, заключалась в тенденции к "аристократизму" (Сиповский. Борьба идеализма и реализма, 11) в литературоведении, то есть в игнорировании массовой литературы и предпочтении выбора для исследования признанных шедевров (опасность, как и предыдущая, тоже скорее потенциальная, потому что реальных формалистов нельзя было упрекнуть в презрении к низовой, массовой литературе). Тем не менее, Сиповский уделяет много внимания этому аспекту проблемы.

   Можно предположить, что строя свой роман как "социальное обоснование" (Предисловие) фактов, Сиповский, тем самым, косвенно продолжает свою полемику с формалистами. Очевидно, что деление литературы на реалистическую и идеалистическую в концепции Сиповского изоморфно делению науки о литературе на социальную и формальную поэтику, где первая опирается на "практическую обстановку", а вторая склонна к рассмотрению явления в обстановке "исключительной". Научный процесс представляет собой борьбу этих направлений, и на современном исследователю этапе оба эти направления не могут существовать друг без друга. Поэтому, создавая произведение, которое, в силу своей цитатности и даже пародийности, может служить благодарным материалом для формального анализа, Сиповский за литературной игрой прячет содержание, которое, по его мнению, может быть выявлено только при социологическом подходе, то есть при владении тем обширным дополнительным материалом, которым владел он сам. При этом роман остается и авантюрным, и литературной игрой, которая должна доставить удовольствие человеку образованному.

   Второй роман Сиповского "Коронка в пиках до валета" никак не может быть названа литературной игрой и тем более пародией. Это серьезный по содержанию, в чем-то даже трагический роман, затрагивающий некоторые немаловажные события русской истории XIX в. Российско-Американская компания, о которой идет речь в романе была создана в 1798 году (в первый год своего существования она называлась Соединенная Американская компания) для урегулирования торгово-промысловых интересов России на территории Аляски (см. Тихменев П. Историческое обозрение образования Российско-американской компании и ее действий до настоящего времени. Ч. 1-2. СПб., 1861-1863). Создание ее было подготовлено предшествовавшими исследованиями и постепенным освоением территории Аляски как с российской стороны, так и другими странами (см. Берх В. Хронологические исторические открытия Алеутских островов или подвиги российского купечества. СПб., 1823). Несмотря на то, что Российско-Американская компания была прежде всего торговым предприятием, представление о ней как о свободно торговой компании в рамках государственной службы было лишь иллюзией, впрочем сознательно поддерживаемой правительством. Несомненно освоение Аляски было делом политическим. Поэтому уже в 1804 г., помимо официально действующего правления компании, был создан временный комитет акционеров, обладавший правом общего собрания (см. История Русской Америки. Т. II. М., 1997). Этот комитет состоял из трех членов, из которых два были выборными, а третий назначался непосредственно императором. В первый комитет входили морской министр Н.С. Мордвинов, товарищ министра Министерства внутренних дел граф П.А. Строганов и тайный советник И.А. Вейдмейер, один из чиновников того же министерства. Комитет действовал негласно и преимущественно в тех случаях, когда дело касалось решения вопросов, связанных с государственной тайной. В 1813 г. временный комитет был преобразован в постоянный совет. На разных этапах его существования в него входили тот же Мордвинов, известный исследователь Аляски В.М. Головнин, правитель Русской Америки 1830-1835 гг. Ф.П. Врангель и др. Возможно существование этого комитета подтолкнуло Сиповского к написанию романа - политического детектива о мировом заговоре против России. Российское правительство действительно подталкивали к продаже Аляски. И если в 1821 г. император Александр I издал указ, запрещающий иностранным судам плавать вдоль берегов русских владений, то уже в 1824 г. Россия была вынуждена предоставить США (а затем и Англии) льготные условия мореходства, а в 1839 г. юго-восточные земли Аляску были сданы в аренду. Принято считать, что на политическую обстановку на Аляске оказала серьезное влияние так называемая "доктрина Монро": в 1823 г. президент США Монро в послании к конгрессу заявил, что земли американского континента не могут быть открыты для колонизации. Но непосредственно финансовые дела Российско-Американской компании особенно пошатнули события 1834 г., когда английская Компания Гудзонова залива сделала попытку силой закрепиться в пределах русских владений в устье реки Стикин (Стахин). И опять Россия вынуждена была пойти на уступки, в результате которых компания получила землю в аренду на выгодных условиях (возможно этот эпизод из истории Русской Америки отражен в романе Сиповского в главе о разорении Колмыковского редута). Все эти события происходили на фоне постепенно развивающейся золотой лихорадки, хотя первые настоящие золотые месторождения были найдены на Аляске только в 1890-х гг. Ослабление позиций России в мировой политике, усугубленное Крымской войной, привело к невозможности поддерживать процесс освоения Аляски, вследствие чего в 1867 г. российские владения на Аляске были проданы США за 7,2 млн. долларов.

   События, происходившие вокруг Аляски в первой половине XIX столетия несомненно дают богатую почву для воображения в жанре детектива, но тем не менее историю "Коронки в пиках", могущественной организации, постепенно вынудившей Россию продать Аляску, вероятно следует считать вымышленной. В то же время, Сиповский использовал в своем романе реальные события и имена, хотя и не всегда соблюдая хронологию. Название фрегата "Диана" видимо заимствовано у реально существовавшего шлюпа с тем же именем, на котором в 1807-1809 гг. совершил кругосветное путешествие упоминаемый в романе капитан первого ранга Головнин. Его записки "Путешествие российского императорского шлюпа "Диана" из Кронштадта в Камчатку, совершенное под началом флота лейтенанта, ныне капитана первого ранга Головнина в 1807, 1808 и 1809 годах" были выпущены в Петербурге в 1819 г. Можно предположить и прототипов морских министров Мериносова и Суходольского. Это Министр морских военных сил адмирал Н.С. Мордвинов (1754-1845), занимавший эту должность с 1802 по 1807 г. и сменивший его на этом посту вице-адмирал П.В. Чичагов. Чичагов сначала был товарищем министра и по свидетельству ряда современников практически вынудил Мордвинова уйти в отставку. Чичагов был англоманом на флоте и порой заслуживал самых нелестных отзывов. Так, Головнин писал о Чичагове: "Человек в лучших летах мужества, балованное дитя счастия, все знал по книгам и ничего по опытам. Всем и всегда командовал, и никогда ни у кого не был под начальством. Во всех делах верил самому себе более всех; для острого слова не щадил ни Бога, ни царя, ни ближнего. Самого себя считал способным ко всему, а других ни к чему. Вот истинный характер того министра, который, соря деньгами, воображал, что делает морские наши сил непобедимыми. Подражая слепо англичанам и вводя нелепые новизны, мечтал, что кладет основной камень величию русского флота. Наконец, испортив все, что оставалось еще доброго в нем (флоте) и наскучив наглостию своею и расточением казны, верховной власти удалился, поселив презрение к флоту в оной и чувство глубокого огорчения в моряках" (цит. по: Веселаго. Краткая история..., 441-442). С еще большей осторожностью можно предположить аналогию между барон фон-Фрейшютцем и бароном Ф.П. Врангелем Федор Петрович, с 1830 по 1935 г. занимавшего должность главного правителя Аляски (в 1817-1819 Врангель совершил кругосветное плавание на шлюпе "Камчатка", возможном прототипе "Камчадала" у Сиповского). Кроме того, один второстепенный персонаж введен в роман почти под своим именем - это преподаватель Морского корпуса Марк Фомич Гарковенко, то есть Марк Филиппович Горковенко (см. Веселаго Ф.Ф. Очерк истории Морского кадетского корпуса. СПб., 1852).

   Очевидно, что Сиповский не мог знать морского быта по собственному опыту. Поэтому ряд эпизодов в "Коронке в пиках.." почти напрямую заимствованы из русской маринистики, как документальной, так и художественной. Описание праздника Нептуна предположительно взято из записок Головнина (Головнин, I, 129-132) - оно совпадает в деталях, за исключением мотива матросского бунта, которого у Головнина нет. Там же содержится подробное описание мыса Доброй Надежды, дополненное у Сиповского элементами, заимствованными из "Фрегата "Паллада"" А.И. Гончарова. Путешествие Гончарова - один из наиболее очевидных источников романа Сиповского. Оттуда взяты не только рассказ о прогулке в Капштадт, повторяющийся в деталях во всех повествованиях о посещении мыса Доброй надежды, но и почти все эпизоды пребывания "Дианы" в японском порту, включая историю с деревянной пушкой и ожиданием разрешения из Иеддо (Гончаров, III, гл. 1). Есть даже прямая цитата: также, как и в "Фрегате "Паллада"" вахтенный матрос в "Коронке в пиках" при приближении торгового судна кричит "Купец наваливается" (Гончаров, II, 32).

   Описания Аляски и быта кенайцев могли быть взяты из различных путешествий, того же Головнина, Лаврентия Загоскина, где, например, есть подробное описание Михайловского редута (Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина в Русскую Америку в 1842-1844 годах) или даже из путешествий капитана Джеймса Кука, которые читает Илья Маклецов в корпусе. Из трех кругосветных путешествий Кука последнее проходило вдоль берегов Северной Америки и содержит характеристику алеутов и других северных народов. У Кука, возможно, заимствован эпизод столкновения с туземцами при попытке взять пресной воды - в путешествиях Кука таких эпизодов несколько. Возможно также Сиповский руководствовался и живописными изображениями Аляски. В 1895 году в Петербурге издавалась серия "Живописная Россия", в которую были включены и зарисовки Русской Америки.

   С большой степенью вероятности можно предположить влияние на роман Сиповского "Морских рассказов" К.М. Станюковича, содержащих много морских терминов и реалий, к тому же обычно поясняемых. Так, например, история расправы с боцманов Гогулей, названная у Сиповского матросским судом Линча возможно восходит к рассказу Станюковича "Матросский Линч" 1887 года (публиковался также под названиями "Между матросами" и "Матросская расправа"). В другом рассказе "Нянька" Станюкович объясняет суть этого матросского "обычая" наказывать зверствующего боцмана: "Боцмана избивали где-нибудь в переулке Кронштадта ии Ревеля до полусмерти и доставляли на корабль. Обыкновенно боцман того времени и не думал жаловаться на виновников, объяснял начальству, что в пьяном виде имел дело с матросами с иностранных купеческих кораблей, и после такой серьезной "выучки" уже дрался с "большим рассудком", продолжая, конечно, ругаться с прежним мастерством, за что, впрочем, никто не был в претензии". (Станюкович, 208.). Так же и Гогуля у Сиповского рассказывает, что подрался с американцами, которые "боксом били". Тема рукоприкладства на флоте вообще очень часто возникает как у Станюковича, так и у Сиповского.

   Интересно, что не только морские реалии, но и быт гаванских чиновников, который еще вполне мог быть лично знаком Сиповскому, тем не менее взять им из литературного источника. В 1860 году в 11 и 12 номерах журнала "Библиотека для Чтения" были опубликованы физиологические очерки И. Генслера "Гаваньские чиновники в домашнем быту или Галерная Гавань во всякое время дня и года. Пейзаж и жанр" (впоследствии они были изданы отдельно). Генслер так описывает Галерную Гавань: "Есть в Петербурге отдаленный уголок, который называется Галерной Гаванью, или просто Гаванью. Это последний квартал Васильевского острова, отрезанный от него Смоленским полем, слободка на правом берегу взморья, с дюжиною улиц, пересеченных переулками и закоулками, и с тремястами домов, домишек и лачуг, деревянных, одноэтажных и очень-очень пожилых. К ним примыкают длинные заборы, за которыми видны сады и огороды. /.../ На жестяных билетах, прибитых над воротами, прочтете все градации военных и гражданских чинов, от матроса, вахтера и унтер-офицера до штабс-капитана и от копииста и подканцеляриста до прославленного в русской литературе вечного титулярного советника..." (Генслер, 3-4). Генслер подробно характеризуетт быт гаванских обитателей, почти деревенскую, патриархальную атмосферу, царившую в Гавани. Есть там рассказы о том, как гаванцы охотятся на уток и собирают на заливе дрова (см. эпизоды с гаванскими чиновниками в "Путешествии Эраста..."). В "Коронке в пиках..." Сиповский не только основывался на этих описаниях. но и ввел почти прямую цитату из Генслера: французский диалог Жана Кожебякина с сестрой на свадьбе Ильи и Елены с небольшими отклонениями целиком перенесен из очерков Генслера (Генслер, 129-130).

   Не менее важны параллели "Коронки в пиках..." с приключенческой литературой, из которых наиболее очевидны аналогии с романами Фенимора Купера. "Куперовские настроения" главных героев неоднократно подчеркиваются. Гаванский мальчишки играют в делаваров и сиуксов (сиу), в Англии Илья собирается купить английские издания романов Купера и пишет в письме родным, что на Аляске ему придется "...быть следопытом и зверобоем и заводить друзей вроде куперовских Ункаса и Чингак-хока!", Уильдер, глядя на Уг-Глока, спрашивает Илью и Вадима, не напоминает ли он им о Купере и т.д. Интересно что Купер представлен в романе Сиповского на двух уровнях: на уровне сознания персонажей и на авторском. В первом случае Сиповский вновь возвращается к теме книжного сознания, но теперь уже рефлексивного. Герои Сиповского любят и читают Купера, видят аналогии с его романами в собственных приключениях, но отдают себе в этом отчет и способны иронизировать по этому поводу. С другой стороны, в романе есть глава, озаглавленная "Страничка из Купера", события в которой (засада на реке и уничтожение лодки с кенайцами) почти полностью повторяют то, что произошло с путешественниками в 5-6 главах романа Купера "Следопыт". Сами герои не замечают этой аналогии, но авторское указание на нее не подлежит сомнению. Если принцип, по которому построено "Путешествие Эраста..." распространить на "Коронку в пиках..." и принять во внимание, что событийная сторона бралась Сиповским из реалистической в его понимании литературы, то следует признать, что приключенческую литературу в духе Фенимора Купера Сиповский относил к реализму. Намек на конфликт реализма и идеализма дан в романе с помощью поэзии Байрона, которая едва не заставляет Вадима бросить "Диану" и стать корсаром. В этой главе Сиповский доходит едва ли не до литературного хулиганства: Уильдер не только цитирует Байрона в русском переводе начала XX века (вообще не очень ясно, на каком языке ведется разговор), но и цитирует строчку из стихотворения М.Ю. Лермонтова "Смерть поэта": "Судьбы свершился приговор". Но в данном тексте этот конфликт только намечен, а не развит, так как отсылки к "литературе реализма" доминируют.

   Купер не единственный автор этого типа: особенности перемещения на собаках, тема золотой лихорадки и сюжет с каннибализмом при длительных переходах взяты из ранних рассказов Дж. Лондона, как и имя одного из кенайцев Коскуш (так зовут главного героя рассказа Дж. Лондона "Закон жизни", старого индейца, оставленного умирать в одиночестве). А сюжет поиска пропавших родственников возможно отсылает к роману Жюль Верна "Дети капитана Гранта".

   Такого рода комментарий. как и в случае с "Путешествием Эраста..." может быть продолжен. Сиповский словно бы исследует возможности приключенческой литературы и ища подтверждения собственным исследованиям жанра романа. В 1910 г. Сиповский писал: "Классификация видов романического творчества должна быть произведена на двух основаниях - а) по признакам внешним и - б) внутренним. К первым отношу я чисто литературные особенности, в произведениях каждой группы обращающиеся в "общие места" (стиль, типы героев, темы и сюжеты, литературная форма и пр.), - ко вторым - те философские начала, которые (сознательно или бессознательно) положены в основу развития различных романов (фатализм, дуализм, индивидуализм)" (Сиповский. Очерки..., II, 905). "Коронка в пиках..." может быть интерпретирована как попытка провести обратный эксперимент: возможно ли при наличии всех необходимы составляющих (при вечной неизменности формальных элементов, о чем уже было сказано) создать нечто новое в рамках того же типа. Сиповский не узнал о результатах своего эксперимента: он умер в год издания романа, но отчасти о его успешности может свидетельствовать переиздание романа в 1994 г. в серии "Морская библиотека".

   В заключение нельзя не признать, что романы Сиповского, провокативные в филологическом отношении, являются достойными образцами русской беллетристики 30-х годов XX века и могут читаться с минимальным реальным комментарием без дополнительных разысканий в области поэтики. Поэтому комментарий, сопровождающий данную публикацию, выдержан именно в таком ключе, а соображения, высказанные в этой вступительной статье можно считать необязательными.

  

  

  

  

   Берх В. Хронологические исторические открытия Алеутских островов или подвиги российского купечества. СПб., 1823.

   Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. СПб., 1995. С. 441-442.

   Веселаго Ф.Ф. Очерк истории Морского кадетского корпуса. СПб., 1852.

   Веселовский А.Н. История или теория романа? // Веселовский А.Н. Избранные работы. Л., 1939. С. 3-22

   Генслер И. Гаваньские чиновники в домашнем быту или Галерная Гавань во всякое время дня и года. Пейзаж и жанр. СПб., без года.

   Головнин В.М. Путешествие российского императорского шлюпа "Диана" из Кронштадта в Камчатку, совершенное под началом флота лейтенанта, ныне капитана первого ранга Головнина в 1807, 1808 и 1809 годах" СПб., 1819. Ч. I-II.

   Гончаров И.А. Фрегат "Паллада" // Гончаров И.А. Собрание сочинений. М., 1953. Т. II-III.

   Григорьев Ап.А. Реализм и идеализм нашей литературы (По поводу нового издания сочинений Писемского и Тургенева) // Григорьев Ап.А. Сочинения. Т. II. М., 1990. С. 261-279.

   Достоевский Ф.М. Идиот // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. Т. 8. Л., 1973.

   Жихарев С.П. Записки современника. Ч. 2. Дневник чиновника. Л. 1989.

   История Русской Америки. Т. 1-3. М., 1997.

   Окунь Б.С. Российско-американская компания. М.; л., 1939.

   Рисс О.В. У слова стоя на часах... М., 1989.

   Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. М., 1913. Т. I. Ч. 2.

   Салтыков-Щедрин М.Е. Пошехонская старина // Салтыков-Щедрин М.Е. Полное собрание сочинений. Т. 15. Кн. 2. М., 1973.

   Сиповский В.В. Борьба реализма и идеализма в русской литературе XIX века. Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No65. 36 лл.

   Сиповский В.В. Влияние "Вертера" на русский роман XVIII столетия. СПб.,1906. Сиповский В.В. История литературы как наука СПб., 1911

   Сиповский В.В. История русской словесности. Ч.2. СПб., 1911.

   Сиповский В.В. К вопросу об изучении истории русской литературы // Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No 63.

   Сиповский В.В. Н.М. Карамзин, автор "Писем русского путешественника". СПб., 1899.

   Сиповский В. В. О литературном влиянии и заимствованиях. Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No68. 41 лл.

   Сиповский В.В. Онегин. Татьяна. Ленский. СПб., 1899.

   Сиповский В.В. О сущности литературного влияния // Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No 68.

   Сиповский В.В. Очерки из истории русского романа 18 века. Т.1. Вып. 1-2. СПб., 1909 - 1910.

   Сиповский В.В. Поэзия народа. Пролетарская и крестьянская лирика наших дней. Пг., 1923.

   Сиповский В.В. Русская жизнь XVIII века по романам и повестям // Русская Старина. 1906. No5-6.

   Сиповский В.В. Социальная поэтика (ее сущность, задачи и цели) // Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No 11.

   Сиповский В.В. Статья по вопросам поэтики. Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No14.

   Сиповский В.В. Украина в русской литературе первой половины XIX века. Архив В.В. Сиповского. РО ИРЛИ РАН Ф. 279. No35.

   Станюкович К.М. Морские рассказы и повести. Л., 1972.

   Тихменев П. Историческое обозрение образования Российско-американской компании и ее действий до настоящего времени. Ч. 1-2. СПб., 1861-1863.

   Шаликов П. Путешествие в Малороссию. М., 1803.

   Шкловский В. Техника писательского ремесла. Л., 1927.