аночки! надежда у
нас на вас, вы нас обороните!" "Стреляйте, стреляйте! - кричал беспрестанно
Никанор. - Смотрите хорошенько в трубки, где воевода; в него и стреляйте: как
поразим пастыря, ратные люди разойдутся, аки овцы". Но между осажденными была
постоянно рознь. Мы видели, что монахи, стоя горячо за предания чудотворцев, как
они выражались, не хотели, однако, порвать с правительством и на вопрос
архимандрита Иосифа: царь православен ли, отвечали утвердительно; даже главный
оратор старообрядства, Геронтий, не одобрял стрельбы в государевых людей. Таким
образом, двое главных заводчиков восстания разошлись. Но на стороне Никанора
были начальники ратных людей, сотники Воронин и Самко; эти не только считали
позволительным стрелять в государевых людей, но требовали от священников, чтоб
перестали молиться за государя. "Молитесь за преосвященных митрополитов и за
всех православных христиан!" - говорили они священникам, а про государя говорили
такие слова, что "не только написать, но и помыслить страшно". Видя, что по их
не делается, воры схватили четырех монахов, главных своих противников, в том
числе и Геронтия. 16 сентября созвали собор и объявили келарю, что служить
больше не будут и ружье на стену положили, потому что священники их не
слушаются, молятся за государя, а они этих молитв слышать не хотят. Келарь стал
им бить челом, и они умилостивились, взяли снова оружие, но объявили священников
еретиками, перестали ходить в церковь, исповедовались друг у друга, а не у отцов
духовных, завели содомию, начали расхищать монастырскую казну. Геронтий с
товарищами были выпущены из тюрьмы, но принуждены были оставить монастырь и
явились к Мещеринову. Геронтий остался верен своим убеждениям и объявил в
допросе: "Перед великим государем я во всем виноват: я за него всегда бога
молил, теперь молю и вперед молить должен: апостольскому и св. отец преданию
последую: а новоисправленных печатных книг, без свидетельства с древними
харатейными, слушать и тремя перстами крест на себе воображать сумнительно мне,
боюсь страшного суда божия!"
Большая часть священников оставила монастырь:
тогда воры приговорили между собою крест целовать, что им стоять и биться против
государевых людей, за сотников и помереть всем заодно: но когда начали целовать
крест, то оказалось много нежелающих, а двое оставшихся священников прямо
отказали и церковной службе. Но Никанор не унывал. "Мы, - кричал он, - и без
священников проживем, в церкви часы станем говорить, а священники нам не нужны!"
В конце мая 1675 года Мещеринов опять явился
под монастырем со 185 стрельцами. В августе пришло к нему еще около 800
стрельцов двинских и холмогорских. На этот раз воевода не пошел, 110 обычаю,
зимовать в Сумской, но остался под монастырем. Попытка взять его приступом 23
декабря не удалась: но перебежчик монах Феоктист указал Мещеринову отверстие в
стене, легко закладенное камнями. Ночью на 22 января, в сильную метель и бурю,
Феоктист новел стрельцов к отверстию; камни были выломаны, и перед рассветом
стрельцы были уже в монастыре; осажденные, ничего не подозревая, разошлись уже
спать, часовые стояли по башням, и стрельцы могли на свободе сбить замки и
отворить ворота, в которые и вошел Мещеринов с остальными стрельцами. Защитники
монастыря проснулись уже слишком поздно: некоторые из них бросились было на
стрельцов с оружием в руках, но сгибли в неравном бое; заводчики Никанор, Самко
были схвачены и казнены, другие разосланы в Кольский и Пустозерский остроги; те
же, которые объявили, что повинуются государю и церкви, прощены и остались жить
в монастыре.
ДОПОЛНЕНИЕ К ТОМУ ОДИННАДЦАТОМУ
1. Дела Малоросс. в Москов. глав. архиве мин. иност. дел 1665
года, 68. Список городов:
Переяславский полк: Переяславль, Барышполе, Барышовка,
Воронков, Золотоноша, Домонтов, Бубнов, Оржица; разоренные: Генмязов, Ирклеево,
Басань, Кропивная, Бурорль.
Киевский полк: Киев, Острь, Козелец: разоренные:
Бобровица, Заворычь, Гоголев.
Нежинский полк: Нежин; разоренные: Кобыжжа, Носовка,
Олшевка, Мрын, Девица Салтыкова, Ивань-Городище, Бахмач; жилые: Борозна,
Конотоп, Батурин, Новые Млыны, Короп, Глухов, Королевец, Воронеж.
Черниговский полк: Чернигов, Седнев, Березная, Мена,
Сосница; разоренные: Любеч, Лоев.
Стародубский полк: Стародуб, Новгородок, Погарь, Почеп,
Мглин.
Полтавский полк: Полтава, Санджаров Старый, Санджаров
Новый, Белики, Кобыляк, Кишенка, Переволочная, Решетиловка.
Миргородский полк: Миргород, Хороль, Сорочинцы,
Учтивица, Ярески, Остап Голтва, Манджеленовка; разоренные: Барановка, Шишак,
Белоцерковка, Богачка, Балаклейка.
Лубенский полк: Лубны, Пирятин, Глинск, Ромен;
разоренные: Чернухи, Смелая, Костянтинов, Лукомль, Венча, Куренка, Яблонов.
Прилуцкий полк: Прилуки, Гуня, Красной, Серебряное,
Варва, Иваница, Переволочная, Буровка (разорен).
Роспись, в которые времена в малороссийских городах ярмонки
бывают:
В Киеве: в день св. Георгия после Светлого Воскресения;
на Рождество богородицы; в первую неделю Великого поста.
В Переяславле: в день св. Симеона (1 сентября); на
Богоявление; в десятую пятницу.
В Баришовке: на Воздвиженье; о Васильеве дне (1 января);
в день Николы вешнего.
В Барышполе: в день св Петра и Павла, о Масляной неделе.
В Золотоноше: на Успение богородицы: в Сырную неделю.
В Чернигове: на Богоявление; в день св. Прокопия; в день
св. Евстафия.
В Мглине: в день Преображения.
В Погаре: в оба Николина дня и на Успение.
В Почепе: в Ильин день.
В Конотопе: в день св. Георгия.
В Коропе: в Троицын день и в день св. Евстафия (сентября
20).
В Прилуке: в Сырную неделю; в день Рождества Предтечи; в
день св. Димитрия.
В Ичне: о Петровом заговенье; в Ильин день.
В Варве: в день апостола Петра.
В Чернухах: в Петрово заговенье.
В Красном: в Николин день осенний; в Петрово заговенье.
В Серебряном: в день Николы осеннего.
В Пирятине: в четвертую неделю Великого поста.
В Лубнах: в Троицын день, Преображенье, Покров.
В Миргороде: в Рождество богородицы; в Николин день
осенний.
В Нежине: на Троицын день; на Покров; во всеедную неделю
перед Масленицею.
2. Из отписки князя Алекс. Никит. Трубецкого царю в августе
1659 года. Когда Трубецкой объявил ратным людям поход в Нежин, то "городовые
дворяне и дети боярские на нас, холопей твоих, кричали великим шумом и говорили
с большим невежеством, что им с нами в поход не идти, и шумели на нас гилем: и
мы тех гилевщиков велели имать стрельцом, и из тех гилевщиков изымали бежиченина
Кирилла Неупокоева сына Корякина да костромитина Тихомира Иванова сына Матцкого,
и их, Кирилла и Тихомира, городовые дворяне и дети боярские у стрельцов учали
отбивать, и я, холоп твой Алешка, за тех гилевщиков сам принялся, чтоб их отбить
не дать. Городовые дворяне и дети боярские много кричали большим криком: не
давай, не давай! отыми, отыми! и меня затеснили, и товарищи мои и ясаулы,
которые были за нами в то время на съезжем дворе, гилевщиков от меня отбили, и
изыманых гилевщиков, бежиченина Кирилла Корякина да костромитина Тихомира
Матцкого, мы велели отослать в тюрьму до твоего, великого государя, указу. А как
мы пошли с съезжего двора, и на нас городовые дворяне и дети боярские шумели ж
многим невежеством, и говорили, что-де им в поход с нами в Нежин не хаживать, и
по улицам учали бунтовать, и на площадях круги заводить, и рейтар, и драгунов, и
стрельцов наговаривать, чтоб они с ними заодно были. Да августа ж в 29 день
поехали мы к обедне, и на улице у двора, на котором я стою, стояли городовые
дворяне и дети боярские многолюдством же и гилем, а иные были с чеканы и с
топорками, и, выступя из них, арзамасец Яков Дмитреев да костромитин Василей
Салманов учали нам в походе отказывать большим шумом и невежеством и учали
многие бунтовать и на нас кричали ж большим криком, и мы тех пущих гилевщиков
дву человек велели изымать стрельцам и отвести на съезжий двор, и тех гилевщиков
учали у стрельцов отбивать, и мы тех пущих гилевщиков изымали, а иные
разбежались, и тех дву человек велели повесить и, доведчи до виселицы, велели от
виселицы поворотить и до съезжего двора бить кнутом нещадно". (Архив мин.
юстиции, столбцы Малоросс. приказа, No 5855)