Соловьев Сергей Михайлович - История России с древнейших времен. Том 3

ка уехать, хожу в земле ратной, кто проводит войско мое домой? Пусть вместо меня едет сын мой Олег". В 1276 году толпы пруссов, спасаясь от притеснений Ордена, явились к литовскому князю с просьбою о помещении: Тройден одну часть их посадил в Гродне, а другую в Слониме. Владимиру и Льву это соседство показалось опасным; они послали рать свою к Слониму и взяли пруссов. За это Тройден послал воевать около Каменца (Литовского); Владимир отомстил ему взятием Турийска Неманского. Борьба на этот раз кончилась, и летописец говорит, что оба князя - Тройден и Владимир - начали жить в большой любви. Но последний, как видно, не полагался на долговременность этого мира и стал думать, где бы поставить город за Брестом. В этом раздумье он взял книги пророческие и разогнул их на следующем месте: "Дух господень на мне, его же ради помаза мя... и созижют пустыня вечная, запустевшая прежде, воздвигнути городы пусты, запустевшая от рода". Владимир, говорит летописец, уразумел к себе милость божию и начал искать места, где бы поставить город, для чего послал мужа искусного именем Алексу с туземцами на челнах вверх по реке Лосне; Алекса нашел удобное место и объявил об этом князю, который сам отправился на берега Лосны и заложил город, названный Каменцом, потому что почва была каменистая.

    На этот раз татары не дали русским и литовским князьям пожить в мире; в 1277 году Ногай прислал к русским князьям грамоту: "Вы все мне жалуетесь на Литву, так вот вам войско и с воеводою, ступайте с ним на своих врагов". Зимою пошли русские князья Мстислав, Владимир и Юрий Львович на Литву к Новогрудку; но когда пришли они к Бресту, то получили весть, что татары опередили их; тогда князья стали думать: "Что нам идти к Новогрудку? там татары все уже извоевали; пойдем куда-нибудь к целому месту" - и пошли к Гродну. Минувши Волковыйск, они остановились ночевать, и тут Мстислав с Юрием тайком от Владимира послали лучших своих бояр и слуг с воеводою Тюймою воевать окрестную страну. Те, повоевавши, расположились также на ночлег вдалеке от главной рати, сторожей не расставили и доспехи сняли. Тогда один переметчик убежал от них прямо в город и объявил жителям: "Там-то и там-то на селе люди лежат безо всякого порядка". Пруссы и борты выехали из города и ударили на сонных русских: половину избили, другую повели пленными в город, а Тюйму повезли на санях, потому что был тяжело ранен. На другой день, когда главная рать подошла к городу, прибежал к ней один из посланных с Тюймою, наг и бос, и объявил о поражении своих; князья, погоревавши, начали промышлять, как бы взять город: перед ним стояла высокая каменная башня, где заперлись пруссы и стрельбою своею никак не давали приблизиться к городу; русские поэтому приступили сперва к башне и взяли ее, тогда страх напал на горожан; они стояли как мертвые на забралах, потому что вся их надежда была на башню, стали рядиться с осаждающими и порешили на том, что русские не будут брать города, за что осажденные выдали им всех бояр, взятых в плен ночью.

    Татары же водили русских князей и на поляков в 1287 году: Телебуга послал звать с собою в поход всех князей волынских и заднепровских. Князья, каждый на границе своей волости, встречали хана с напитками и дарами; они боялись, что татары перебьют их и города возьмут себе. Этого не случилось, но насилиям татарским в городах и по волости не было конца. Телебуга, отправившись в Польшу, оставил около Владимира отряд татар кормить любимых коней своих; эти татары опустошили всю землю Владимирскую, не давали никому выйти из города за съестными припасами: кто выедет, тот непременно будет или убит, или схвачен, или ограблен, и от того в городе Владимире померло людей бесчисленное множество. Пробывши десять дней в Польше, Телебуга на возвратном пути остановился в Галицком княжестве на две недели и опустошил его точно так же, как татары его опустошили Волынское.

    В то время еще, когда Телебуга был на Волыни, тамошний князь Владимир, уже давно страдавший тяжкою болезнию (гниением нижней челюсти), почувствовал, что становится ему гораздо хуже, и послал сказать двоюродному брату своему, Мстиславу Даниловичу луцкому: "Брат! Ты видишь мою немощь, а детей у меня нет; так даю тебе, брату своему, землю свою всю и города по смерти своей и даю это тебе при хане и его вельможах". Послал также сказать и другому двоюродному брату, Льву, и племяннику Юрию: "Объявляю вам, что я отдал брату Мстиславу землю свою и города". Лев отвечал Владимиру: "И хорошо сделал, что отдал; мне разве искать под ним после твоей смерти? все мы под богом ходим, а мне дал бы только бог и своим княжеством управить в нынешнее время". Потом Мстислав послал сказать брату Льву и племяннику: "Брат Владимир отдал мне землю свою и города; если чего захочешь искать по смерти брата Владимира, так скажи лучше теперь, когда здесь хан". Лев не отвечал на это ни слова. Телебуга пошел в Польшу со всеми князьями и с Владимиром; но последний должен был воротиться с дороги, потому что жалко было смотреть на него. Пробыв несколько дней во Владимире, он начал говорить княгине и боярам: "Хотелось бы мне поехать в Любомль, потому что погань эта (татары) сильно мне опротивела; я человек больной, нельзя мне с ними толковать, пусть вместо меня остается здесь епископ Марк". Князь поехал в Любомль с княгинею и слугами придворными, из Любомля в Брест, а из Бреста в Каменец (Литовский), где и слег в постель, говоря княгине и слугам: "Когда эта погань выйдет из земли, то поедем в Любомль". Чрез несколько дней приехали к нему слуги бывшие в Польше на войне с татарами; он стал спрашивать их o Телебуге, пошел ли он назад из Польши? Те отвечали, что пошел. "А брат мой Лев, и Мстислав, и племянник здоровы ли? Те отвечали, что все здоровы, бояре и слуги, причем сказали, что Мстислав уже раздает своим боярам города и села волынские. Владимир очень рассердился и стал говорить: "Я лежу болен, а брат придал мне еще болезни; я еще жив, а он уже раздает города мои и села; мог бы подождать, когда умру". И отправил посла к Мстиславу с жалобою: "Брат! ведь ты меня ни на полону взял, ни копьем добыл, ни ратью выбил меня из городов моих - что так со мною поступаешь! ты мне брат, но ведь есть у меня и другой брат, Лев, и племянник Юрий; из вас троих я выбрал тебя одного и отдал тебе свою землю и города по своей смерти, а пока жив, тебе не вступаться ни во что; я так распорядился, отдал тебе землю за гордость брата Льва и племянника Юрия". Мстислав спешил успокоить больного. "Брат и господин! - велел он отвечать ему, - земля божия и твоя и города твои, и я над ними не волен, сам я в твоей воле, и дай мне бог иметь тебя как отца и служить тебе со всею правдою до смерти, чтоб ты, господин, здоров был, а мне главная надежда на тебя". Эта речь была люба Владимиру, он успокоился и поехал в Рай-город; здесь он начал говорить княгине: "Хочу послать за братом Мстиславом, урядиться с ним о земле, и о городах, и о тебе, княгиня моя милая Ольга, и об этом ребенке Изяславе, которую люблю, как дочь родную; бог за грехи мои не дал мне детей, так эта была мне вместо родной, потому что взял ее от матери в пеленах и вскормил". За Мстиславом послали, и когда он приехал, то Владимир поднялся с постели, сел и стал его расспрашивать про поход; Мстислав рассказал ему все по порядку, как было, и когда пришел к себе на подворье, то Владимир послал епископа и двух бояр сказать ему: "Брат! я за тем тебя вызвал, что хочу урядиться с тобою о земле и о городах, о княгине своей и о ребенке Изяславе, хочу грамоты писать". Мстислав отвечал: "Брат и господин! Я разве хотел искать твоей земли по твоей смерти? Сам ты прислал ко мне в Польшу объявить, что отказываешь мне свою землю; если хочешь грамоты писать, то пиши как богу любо и тебе". Епископ возвратился с этим ответом, и Владимир велел писцу писать грамоты: в одной отказал Мстиславу всю свою землю и города; в другой отказал жене своей город Кобрин с несколькими селами и монастырь Апостольский с селами же. "А княгиня моя, сказано в конце грамоты, захочет идти в монастырь после меня, пусть идет, а не захочет, то как ей любо: мне ведь не смотреть, вставши из гроба, что кто станет делать по моей смерти".

    Когда грамоты были написаны, Владимир послал сказать Мстиславу: "Целуй крест на том, что не отнимешь ничего у княгини моей и у ребенка Изяславы, не отдашь ее неволею ни за кого, но за кого захочет княгиня моя, за того отдашь". Мстислав поцеловал крест, после чего поехал во Владимир, в Богородичную церковь, куда созваны были бояре и граждане русские и немцы; перед ними прочли Владимирову духовную, в которой отказана была вся земля Мстиславу, и епископ благословил последнего крестом воздвизальным на княжение; Мстислав уже хотел начать после этого княжить, но опять был остановлен больным Владимиром, который велел ему подождать до своей кончины. Мстислав отправился в свою Луцкую волость, а Владимир из Рая переехал в Любомль, где лежал больной всю зиму, рассылая слуг своих на охоту, потому что был страстный охотник и храбрый: завидит вепря или медведя - не станет дожидаться слуг, сам убьет всякого зверя. Но больному князю не дали успокоиться; как наступило лето, прислал к нему Конрад Семовитович мазовецкий. "Брат и господин! - велел сказать ему Конрад, - ты был мне вместо отца, держал под своею рукою, своею милостью; тобою я княжил и города свои держал, от братьи отступился и был грозен; а теперь, господин! слышал я, что ты отказал свои земли брату своему Мстиславу - так послал бы ты к нему своего посла вместе с моим, чтоб и он принял меня под свою руку и стоял бы за меня, как ты". Владимир исполнил желание Конрада, послал к Мстиславу, и тот обещался не давать в обиду мазовецкого князя и, если случится, голову свою за него сложить. Мстиславу хотелось также видеться лично с Конрадом; тот согласился с радостию, заехал сперва к Владимиру, в Любомль, где горько плакал, увидевши, как болезнь истощила красивое тело князя волынского; оттуда поехал к Мстиславу, который встретил его с боярами и слугами своими и принял с честию и любовию под свою руку, сказавши: "Как тебя брат мой Владимир честил и дарил, так дай бог и мне честить тебя, и дарить, и стоять за тебя, когда кто-нибудь тебя обидит". Потом князья начали веселиться: Мстислав одарил Конрада конями красивыми в седлах дивных, платьем дорогим и другими дарами многими и так с честью отпустил его.

    За Конрадом явился к больному Владимиру другой гость: прислал князь Юрий Львович посла своего сказать дяде: "Господин дядюшка! Бог знает, и ты знаешь, как я служил тебе со всею правдою, почитал я тебя, как отца; чтоб тебе сжалиться за мою службу? теперь отец прислал ко мне, отнимает у меня города, что прежде дал, - Бельз, Червень и Холм, а велит мне быть в Дрогичине и Мельнике; бью челом богу и тебе: дай мне, господин дядюшка, Брест". Владимир велел отвечать ему: "Племянник! не дам: сам знаешь, что я не двуречив и не лгун, не могу нарушить договора, что заключил с братом Мстиславом: дал ему всю землю и все города и грамоты написал". Отправивши с этим ответом Юрьева посла, Владимир отрядил к брату Мстиславу верного слугу своего Ратьшу с таким наказом: "Присылал ко мне племянник Юрий просить Бреста, но я не дал ему ни города, ни села" - и, взявши из-под постели клок соломы, прибавил: "Не давай и такого клока соломы никому после моей смерти". Мстислав велел отвечать ему: "Ты мне и брат, ты мне и отец, Данило король, когда принял меня под свои руки; что ни велишь мне, все с радостию исполню". Но этим дело не кончилось: чрез несколько времени вошли слуги и объявили больному: "Владыка, господин, приехал". "Какой владыка?" - спросил Владимир. "Перемышльский Мемнон, от брата твоего Льва приехал". Догадался Владимир, зачем приехал владыка, но делать нечего, велел позвать; владыка вошел, поклонился князю до земли, промолвив: "Брат тебе кланяется", сел и начал править посольство: "Брат твой велел тебе сказать, господин: дядя твой Данило король, а мой отец лежит в Холме у св. Богородицы, и сыновья его, братья мои и твои, Роман и Шварн, и всех кости тут лежат; а теперь, брат, слышал я про твою болезнь тяжкую: чтоб тебе, братец, не погасить свечи над гробом дяди своего и братьи своей, дать бы тебе свой город Брест? То бы твоя свеча была". Владимир, говорит летописец, разумел всякие притчи и темные слова и начал с епископом длинный разговор от книг, потому что был книжник большой и философ, какого не было во всей земле, да и по нем не будет; наконец отпустил епископа к брату с такими словами: "Брат Лев! что ты думаешь, что я уже из ума выжил и не пойму твоей хитрости? мало тебе твоей земли, что еще Бреста захотел, когда сам три княженья держишь: Галицкое, Перемышльское и Бельзское, и того все мало? мой отец, а твой дядя лежит у св. Богородицы во Владимире, а много ль ты над ним свеч поставил? какой город дал, чтоб свеча была? сперва просил ты живым, а теперь уже мертвым просишь; не дам не только города, села у меня не выпросишь, разумею я твою хитрость, не дам".

    Волость свою Владимир отдал брату; что же касается движимого имения, то, еще будучи на ногах, роздал его бедным: золото, серебро, камни драгоценные, пояса отцовские и свои, золотые и серебряные, все роздал; блюда большие серебряные, кубки золотые и серебряные сам пред глазами своими побил и полил в гривны, полил и монисты, большие золотые бабки и матери своей, и разослал милостыню по всей земле; и стада роздал убогим людям, у кого лошадей нет и кто потерял их во время Телебугина нашествия. Владимир умер в 1288 году, после двадцатилетнего княжения. Княгиня и слуги придворные обмыли тело, обвили бархатом с кружевами, как следует хоронить царей, и, положивши на сани (10 декабря), повезли во Владимир; граждане от мала до велика с громким плачем проводили своего господина. Привезши во Владимир вечером того же дня, на другой день похоронили в соборной Богородичной церкви, причем княгиня причитала: "Царь мой добрый, кроткий, смиренный, правдивый! вправду назвали тебя в крещеньи Иваном, всякими добродетелями похож ты был на него: много досад принял ты от сродников своих, но не видала я, чтоб ты отомстил им злом за зло"; а бояре причитали: "Хорошо б нам было с тобою умереть: как дед твой Роман, ты освободил нас от всяких обид, поревновал ты деду своему и наследовал путь его; а уж теперь нельзя нам больше тебя видеть: солнце наше зашло и остались мы в обиде". Так плакали над ним множество владимирцев, мужчины, женщины и дети, немцы, сурожцы, новгородцы; жиды плакали точно так, как отцы их, ведомые в плен вавилонский.

    Мстислав, приехавши после похорон и поплакавши над братним гробом, спешил разослать засады (гарнизоны) по всем городам, боясь Льва и Юрия. Страх его не был напрасен: на юге не все так охотно исполняли завещания князей своих, как на севере, и Мстиславу дали знать, что Юрьева дружина уже сидит в трех городах: Бресте, Каменце (Литовском) и Бельске. Еще во время болезни Владимировой жители Бреста поклялись признать своим князем Юрия, и тот сейчас же после дядиной смерти приехал в Брест и стал здесь княжить. Но бояре Мстиславовы, старые луцкие и новые владимирские, начали говорить своему князю: "Господин! племянник осрамил тебя, отнял то, что дал тебе бог, брат, молитва отцовская и дедовская; можем и с детьми положить за тебя свои головы, ступай, возьми сначала Юрьевы города - Бельз и Червень, а потом пойдешь к Бресту". Мстислав отвечал: "Не дай мне бог пролить кровь неповинную; я исправлю дело богом и благословением брата своего Владимира", - и послал сказать племяннику: "Племянник! добро бы ты не был сам на том пути и ничего не слыхал, а то сам слышал и отец твой и вся рать слышала, что брат Владимир отдал мне землю свою и города все, при хане и при его вельможах, и мы оба, я и Владимир, вам об этом объявляли: если ты чего хотел, то почему тогда ничего не сказал мне при хане? теперь объяви мне: сам ли ты сел в Бресте своею волею или по приказанию отца своего? не на мне будет кровь, а на виноватом; я пошлю за татарами, а ты сиди, пожалуй, не поедешь добром, так злом поедешь". Потом отправил епископа владимирского к брату Льву сказать ему: "Жалуюсь богу и тебе, потому что ты мне больше всех по боге, брат ты мне старший; скажи мне правду: своею ли волею сын твой сел в Бресте или по твоему приказанию? если по твоему приказанию, то объявляю тебе прямо: я послал за татарами и сам собираю войско; как меня бог с вами рассудит". Лев испугался, потому что еще у него не сошла оскомина после Телебугина нашествия, говорит летописец, и велел отвечать брату: "Сын мой это сделал без моего ведома, своим молодым умом, и об этом, братец, не беспокойся, я пошлю к нему, чтоб он выехал из Бреста". И действительно, послал сказать Юрию: "Ступай вон из города, не погуби земли: брат послал за татарами; если же не поедешь, то я сам буду помогать брату на тебя и отрешу тебя от наследства, все отдам брату Мстиславу, если меня, отца своего, не послушаешься". Юрий поехал из Бреста с большим позором, взявши с собою главных крамольников, которых поклялся не выдавать дяде, пограбивши все дома дядины, и не осталось камня на камне ни в Бресте, ни в Каменце, ни в Бельске. Мстислав приехал в Брест и наказал его жителей тем, что заставил их содержать ловчих княжеских, и тем, что известие о крамоле их велел внести в летопись.

    Покончив так удачно с родственниками, Мстислав был одинаково счастлив и в отношениях литовских: двое тамошних князей отдали ему свой город Волковыйск, чтоб только был с ними в мире. Со стороны Польши не могло быть также никакой опасности: в то время, когда Конрад Семовитович мазовецкий был в Луцке у Мстислава, в Любомль к больному Владимиру приехал лях из Люблина и объявил, что ищет Конрада, потому что Лешко Черный краковский умер, и люблинцы послали за Конрадом, хотят, чтоб он княжил в Кракове. Владимир велел дать гонцу свежую лошадь, и он нагнал Конрада во Владимире; тот сильно обрадовался краковскому княжению и, взявши у Владимира воеводу волынского Дуная, чтоб было почетнее приехать в Люблин, немедленно отправился туда, но нашел ворота городские запертыми. Остановившись в монастыре, он послал сказать гражданам: "Зачем же вы привели меня, когда теперь город передо мною затворили?" Те отвечали: "Мы тебя не приводили и не посылали за тобою, голова нам Краков: там воеводы наши и бояре большие; если ты станешь княжить в Кракове, то и мы будем твои". После этого вдруг разнеслась весть, что рать идет литовская к городу: Конрад переполошился и вбежал в башню к монахам; но оказалось, что рать была не литовская, а русская; привел ее князь Юрий Львович, хотевший овладеть Люблином, но граждане не приняли его, стояли вооруженные на стенах и кричали ему: "Князь! плохо ездишь, рать с тобою малая, придет ляхов много, позор тебе будет большой". Юрий должен был удовольствоваться опустошением окрестностей краковских и отправился назад с добычею; поехал назад и Конрад мазовецкий, взявши себе позор великий, так что лучше было бы ему умереть, говорит летописец.

    Шляхта краковская позвала себе на престол старшего брата его, Болеслава Семовитовича; но княжение Болеслава не могло быть продолжительно и спокойно, ибо если прежде в Польше на княжеские отношения обнаруживали сильное влияние вельможи я прелаты, то теперь сюда присоединилось третье сословие, не туземное, как в Европе Западной, так называемое среднее сословие, выступившее тогда на сцену вследствие известных обстоятельств, но иностранное, немецкое. Немцы краковские, сендомирские и из других городов, которым не понравился новый князь Болеслав, обратили свои взоры на Генриха IV, князя силезского-вратиславского (бреславского), Пяста, но совершенно онемеченного, который сочинял немецкие любовные песни (Minnelieder) и был вассалом немецкого императора. Генрих принял предложение краковских граждан, часть шляхты приняла также его сторону, и он успел выгнать Болеслава. Но тот не думал еще уступать ему: он собрал войско и призвал на помощь родного брата Конрада и двоюродного Владислава Локетка, собственно законного наследника Кракову по родном брате своем, Лешке Черном. Мазовецкие князья пошли на Генриха, и тот выехал в Бреславль, поручивши охранять краковскую крепость немцам, лучшим мужам своим, задобрив их обещаниями даров и волостей и оставя им много съестных припасов. Немцы объявили, что сложат за него свои головы, а крепости не сдадут, и сдержали слово: Болеслав вошел в город (посад), но крепости взять не мог; при этом граждане отказались биться с крепостным гарнизоном, говоря: "Кто будет княжить в Кракове, тот наш и князь". Целое лето стояли мазовецкие князья под крепостью; наконец на помощь к ним явился Лев Данилович галицкий, стал ездить около крепости, стращая гарнизон, но приступить ниоткуда нельзя было: вся она была каменная, утверждена пороками и самострелами, большими и малыми, которые поворачивались во все стороны. Видя невозможность взять крепость, Лев послал войско в Силезию, к Бреславлю, пустошить наследственную волость Генрихову, и галицкая рать взяла множество добычи, потому что никакое другое войско до нее не входило так глубоко в эту область. Удовольствовавшись этим, Лев окончил поход и поехал на свидание к чешскому королю Вячеславу; очень вероятно, что при этом свидании была речь и уговор насчет Краковского княжества, ибо, когда по смерти Генриха силезского (1290 г.) за Краков подняли вражду Пршемыслав великопольский, внук Владислава Одонича, с Владиславом Локетком мазовецким, краковцы послали к Вячеславу с предложением ему короны, и Вячеслав согласился принять ее. Ни Пршемыслав великопольский, ни Владислав Локетек мазовецкий не хотели сначала отказаться от прав своих в пользу чужеземца, следствием чего была усобица: кому из них помогали русские князья Лев и Мстислав Данииловичи - неизвестно, известно только то, что они во время этой усобицы входили в Сендомирскую землю и опустошили ее. Наконец, по смерти Пршемыслава Вячеславу чешскому удалось утвердиться в Кракове: Пясты, княжившие в других польских областях, должны были признать свою зависимость от него, как от короля всей Польши, а сам Вячеслав был вассал императора немецкого (1300).

    Кроме потомков Романа Великого на западной стороне Днепра упоминаются еще другие князья из других племен: так, под 1289 годом упоминается Юрий, князь поросский, служивший волынским князьям - Владимиру и потом Мстиславу; под 1292 годом помещены известия о смерти пинского князя Юрия Владимировича и степанского князя Ивана Глебовича, после которого стал княжить сын его Владимир.

    Из князей на восточной стороне Днепра мы встретили опять Романа брянского с сыном Олегом; этот Роман известен не по одной борьбе своей с Литвою: в 1286 году он приходил под Смоленск, пожег окрестности, посад, приступал к крепости, но, не взявши ее, ушел прочь. Из других черниговских Ольговичей упоминаются Олег, князь рыльский и волгорский, и Святослав, князь липецкий, по поводу следующего происшествия. Был в Курске ханский баскак, именем Ахмат, сын Темиров; он откупал в Орде всякие дани Курского княжества, и тяжко было от него и князьям, и черным людям; мало того, он построил себе две большие слободы во владениях князя Олега рыльского и волгорского и князя Святослава липецкого. Олег и Святослав были родственники между собою, но, как обыкновенно тогда водилось, то жили в мире, то воевали друг с другом; нападали они и на Ахматовы слободы, враждовали с ним и опять мирились, так что в Орде ничего об этом не знали. Но скоро князьям нельзя стало более терпеть у себя этих слобод, которых народонаселение увеличилось беглецами отовсюду, и окрестным жителям стало от них уже слишком тяжко. Олег и Святослав начали думать, как помочь злу, и решили, чтоб Олег шел с жалобою в Орду, к Телебуге. Хан решил дело в пользу князей, велел им разорить слободы и жителей их вывести в свою волость; князья исполнили приказ ханский. Тогда Ахмат, видя, что Телебуга принял сторону русских князей, обратился с жалобою на них к сопернику Телебугину, Ногаю. "Князь Олег и родственник его, князь Святослав, - говорил он Ногаю, - именем только князья, а на самом деле разбойники и тебе неприятели; если не веришь, то испытай: есть в Олеговой волости много ловищ лебединых: ты пошли своих сокольников, пусть наловят тебе лебедей, и князь Олег пусть с ними же ловит, а потом пусть они позовут его к тебе: если Олег послушается, придет к тебе, то я солгал, а Олег прав". Ногай сделал по Ахматову, послал звать к себе Олега, и тот не пошел: он боялся, что хотя сам он и не грабил слобод Ахматовых, но люди его и князь Святослав липецкий грабили; к этому можно прибавить также, что пойти к Ногаю, признать над собою его суд и власть значило рассердить Телебугу. Сокольники возвратились и объявили Ногаю, что Ахмат прав, а Олег со Святославом разбойничают и не слушаются хана. Ногай рассердился и послал вместе с Ахматом войско для опустошения волости Олеговой и Святославовой. Татары пришли к городу Ворголу в январе месяце, в сильную стужу; Олег, услыхав о Ногаевой рати, бросился бежать в Орду к своему хану Телебуге с женою и детьми, а Святослав бежал в Рязанское княжество, в леса воронежские; бояре Олеговы побежали было вслед за своим князем, но были перехвачены татарами, в числе одиннадцати человек. Двадцать дней стояли татары в Рыльском и Липецком княжествах, воюя повсюду и складывая добычу в слободах Ахматовых, которые наполнились людьми, и скотом, и всяким богатством. В числе пленников находились и купцы иностранные, немецкие и цареградские, которых привели закованных в железа немецкие; но татары, узнавши, что они купцы, освободили их и отдали им все товары, сказавши: "Вы купцы, торгуете, ходите по всяким землям, так рассказывайте всюду, что бывает тому, кто станет спорить со своим баскаком". Бояр Олеговых Ахмат велел перебить и трупы их развешать по деревьям, а в слободах оставил двух своих братьев с отрядом войска из татар и русских.

    В следующем году по весне случилось обоим братьям Ахматовым идти из одной слободы в другую, а с ними шло 35 человек русских слуг их. Липецкий князь Святослав, услыхав об этом, подстерег их со своими боярами и дружиною, ударил нечаянно, убил 25 человек русских да двух татар, а братья Ахматовы успели убежать в слободу; Святослав преследовал их и туда, но слобожане встретили его с оружием, и с обеих сторон пало много людей в бою. Братья Ахматовы побоялись, однако, оставаться долее в слободе и побежали в Курск к брату, а за ними разбежались и все остальные слобожане. Ахмат прислал к Святославу с миром, но тот убил и посла. В это время возвратился из Орды от Телебуги князь Олег рыльский, сделал поминки по боярам своим и всем побитым, после чего послал сказать Святославу: "Что это ты, брат, сделал! правду нашу погубил, наложил на себя и на меня имя разбойничье, знаешь обычай татарский, да и у нас на Руси разбойников не любят, ступай в Орду, отвечай". Святослав велел сказать ему на это: "Из чего ты хлопочешь, какое тебе до меня дело? я сам знаю про себя, что хочу, то и делаю; а что баскаковы слободы грабил, в том я прав, не человека я обидел, а зверя; врагам своим отомстил; не буду отвечать ни перед богом, ни перед людьми в том, что поганых кровопийцев избил". Олег послал опять сказать ему: "Мы целовали с тобою крест, что ходить нам по одной думе обоим; когда рать была, то ты со мною к царю не бежал, остался в Руси, спрятался в воронежских лесах, чтоб после разбойничать, а теперь погубил и мою, и свою правду, нейдешь ни к своему царю, ни к Ногаю на исправу, так как тебя со мною бог рассудит". Объявивши войну Святославу, Олег отправился в Орду, пришел оттуда с толпою татар и убил Святослава. Место последнего занял брат его Александр; он не мог стерпеть, чтобы не отомстить за брата, пошел в Орду с богатыми дарами и, взявши от хана войско, убил князя Олега рыльского с двумя сыновьями. Летописец говорит о своем рассказе, что в нем пропущено много подробностей, потому что и малая эта повесть может исторгнуть слезы у разумного человека.

---

ГЛАВА ПЯТАЯ

БОРЬБА МЕЖДУ МОСКВОЮ И ТВЕРЬЮ ДО КОНЧИНЫ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИОАННА ДАНИЛОВИЧА КАЛИТЫ (1304-1341)

    Соперничество между Михаилом Ярославичем тверским и Юрием Даниловичем московским. - Борьба за Переяславль. - Юрий увеличивает свою волость. - Наступательные движения Твери на Москву. - Борьба Новгорода с Михаилом. - Юрий женится на сестре ханской и воюет с Михаилом, который побеждает его. - Жена Юрия умирает в плену тверском. - Вызов Михаила в Орду и убиение его. - Юрий получает ярлык на великое княжение. - Димитрий Михайлович тверской усиливается против него в Орде. - Димитрий убивает Юрия и сам убит по ханскому приказу. - Хан отдает великое княжение брату Димитриеву, Александру Михайловичу. - События в других княжествах. - Продолжение борьбы у Новгорода со шведами, у Пскова с ливонскими немцами. - Набег литвы. - Война новгородцев с устюжанами. - Иоанн Данилович Калита княжит в Москве. - Митрополит Петр утверждает свой престол в Москве. - Истребление татар в Твери. - Калита с татарами опустошает Тверское княжество. - Александр спасается сперва в Пскове, а потом в Литве. - Он мирится с ханом и возвращается в Тверь. - Возобновление борьбы между Александром и Калитою. - Александр вызывается в Орду и умерщвляется там. - Московский князь примышляет к своей волости. - Судьба Ростова и Твери. - События в других северных княжествах. - События в Новгороде и Пскове. - Смерть Калиты и его духовные грамоты. - Усиление Литвы на западе. - Поляки овладевают Галичем. - События на восточной стороне Днепра.

    По смерти Андрея Александровича, по прежнему обычаю, старшинство принадлежало Михаилу Ярославичу тверскому, потому что он был внуком Ярослава Всеволодовича, а Юрий Данилович московский - правнуком, и отец его Даниил не держал старшинства. Но мы уже видели, что место родовых споров между князьями заступило теперь соперничество по праву силы: Юрий московский был также силен, если еще не сильнее Михаила тверского, и потому считал себя вправе быть ему соперником. Когда Михаил отправился в Орду за ярлыком, то и Юрий поехал туда же. Когда он был во Владимире, митрополит Максим уговаривал его не ходить в Орду, не спорить с Михаилом, ставил себя и тверскую княгиню, мать Михаилову, поруками, что Михаил даст ему волости, какие только он захочет. Юрий отвечал: "Я иду в Орду так, по своим делам, а вовсе не искать великого княжения". Он оставил в Москве брата своего Ивана, а другого, Бориса, отправил в Кострому; но здесь Борис был схвачен тверскими боярами, которые хотели перехватить и самого Юрия на дороге, но тот пробрался другим путем. Опасность грозила Переяславлю, и князь Иван Данилович переехал из Москвы сюда оборонять отцовское приобретение от тверичей. Ему дали тайно весть из Твери, что хотят оттуда прийти внезапно под Переяславль с войском; и действительно, под городом скоро появились тверские полки под начальством боярина Акинфа. Этот Акинф был прежде боярином великого князя Андрея Александровича городецкого, по смерти которого вместе с другими боярами перешел в Москву; но туда же пришел тогда на службу знаменитый киевский боярин Родион Несторович с сыном и привел собственный двор, состоявший из 1700 человек; московские князья обрадовались такому слуге и дали ему первое место между своими боярами. На этом оскорбился Акинф, отъехал к Михаилу тверскому и теперь спешил отомстить Даниловичам московским за свое бесчестье. Он три дня держал Ивана в осаде; но на четвертый день явился на выручку Родион из Москвы, зашел тверичам в тыл; Иван в то же время сделал вылазку из города, и неприятель потерпел совершенное поражение; Родион собственноручно убил Акинфа, взоткнул голову его на копье и поднес князю Ивану с такими словами: "Вот, господин, твоего изменника, а моего местника голова!"

    Между тем в Орде решился спор между князьями другим образом: когда Юрий приехал в Орду, то князья татарские сказали ему: "Если ты дашь выходу (дани) больше князя Михаила тверского, то мы дадим тебе великое княжение". Юрий обещал дать больше Михаила, но тот надбавил еще больше; Юрий отказался, и Михаил получил ярлык. В 1305 году Михаил возвратился из Орды и, узнав о смерти боярина своего Акинфа, пошел на Юрия; чем кончилась эта война, на каких условиях помирились соперники, неизвестно; но известно, что после этого Юрий московский начал стремиться к усилению своей волости, не разбирая средств: он убил рязанского князя, плененного отцом его Даниилом, и удержал за собою Коломну, и в том же году встречаем известие об отъезде братьев Юрьевых из Москвы в Тверь. Через два года (1308) Михаил опять пошел к Москве, бился под ее стенами, наделал много зла, но ушел, не взявши города. Под 1312 годом находим в летописях трудное для объяснения известие, что двенадцатилетний сын Михаила тверского, Димитрий, отправился в поход на Нижний Новгород, на князя Юрия, но во Владимире был удержан от своего намерения митрополитом Петром и распустил войско.

    До сих пор мы видели наступательные движения на Москву со стороны Твери; но в 1313 году дела переменились: хан Тохта умер, престол ханский занял молодой племянник его Узбек, и Михаил спешил в Орду взять ярлык от нового хана; этим отсутствием решились воспользоваться новгородцы, чтоб с помощью московского князя избавиться от притеснений тверского. Уже давно северные князья по примеру родоначальника своего Всеволода III стремились привести Новгород в свою волю, и только соперничеству между ними последний был обязан продлением своего быта. Когда по смерти Андрея Александровича оба князя соперника - и московский и тверской - отправились в Орду, тверичи хотели силою ввести в Новгород наместников своего князя; но последние не были приняты новгородцами, которые немедленно отправили рать оберегать Торжок на случай нападения тверичей; тверские полки действительно явились у Торжка, но не решились напасть, потому что новгородцы собрали всю свою землю против них; наконец, положено было, что новгородцы на свободе будут дожидаться ханского решения, признают своим князем того из соперников, кто привезет ярлык на Владимирское княжество. Ярлык привез Михаил, и новгородцы в 1308 году посадили его у себя на столе на обычных условиях. Однако в самом начале мы уже встречаем повторительные договорные грамоты новгородцев с Михаилом, и в их числе находится следующая жалоба новгородцев на двоих волостелей: "Князь великий Андрей и весь Новгород дали Федору Михайловичу город стольный Псков, и он ел хлеб; а как пошла рать, то он отъехал, город бросил, новгородского и псковского поклона не послушал, да еще приехавши в село Новгородскую волость пусту положил, братью нашу испродал. Тебе, князь, не кормить его новгородским хлебом, кормить его у себя, а за села его мы деньги ему отдадим. Бориса Константиновича кормил Новгород корелою, а он корелу всю истерял и за немцев загнал, да и на Новгороде брал больше, чем следует. Как будешь в Новгороде у отца своего владыки и у своих мужей, то нам с ним суд перед тобою, господин, и теперь серебра не вели ему брать. И тебе, господин, новгородским хлебом не кормить его, пусть выедет из Новгородской волости, а за села его деньги отдадим". Четыре года прошли, впрочем, мирно; на пятый встала ссора: Михаил вывел своих наместников, захватил Торжок, Бежецк со всеми волостями и остановил подвоз хлеба, что всего хуже было для новгородцев; весною, в распутье, отправили они владыку Давыда в Тверь, и тот успел заключить мир: Михаил отворил ворота для обозов и прислал опять своих наместников в Новгород, взявши с него за мир 1500 гривен серебра. Легко догадаться, что тверские наместники не стали воздержнее после этого, было от них новгородцам много обид и нужды, и вот в 1314 году, в отсутствие Михаила, новгородцы послали в Москву звать к себе князя Юрия. Тот отправил к ним сначала князя Федора ржевского, который перехватал тверских наместников и пошел с новгородскими полками к Волге, куда навстречу вышел к нему сын Михаилов Димитрий с тверскою ратью. Битвы, впрочем, не было: простоявши до морозов у Волги, новгородцы заключили мир с Димитрием и послали в другой раз в Москву звать к себе князя Юрия на всей воле новгородской; Юрий на этот раз приехал сам вместе с братом Афанасием, и рады были новгородцы своему хотению, говорит их летописец.

    Недолго радовались новгородцы: хан прислал звать Юрия в Орду, и тот поехал вместе с послами новгородскими, оставив в Новгороде брата Афанасия; тогда же пришла весть, что Михаил идет в Русь, ведет с собою татар. Новгородцы не могли теперь ждать от него милости и решились защищаться силою: князь Афанасий вышел с полками к Торжку и стоял здесь шесть недель, чтоб перенять весть; весть пришла, что Михаил со всею Низовою землею и татарами идет на Новгород. На этот раз дело не обошлось без битвы, и битва была злая: новгородцы потеряли много мужей добрых, бояр и купцов, и потерпели совершенное поражение: князь Афанасий с остатком рати затворился в Торжке, куда победитель прислал сказать новгородцам: "Выдайте мне Афанасия и Федора ржевского, так я с вами мир заключу". Новгородцы отвечали: "Не выдаем Афанасия, но помрем все честно за св. Софию". Михаил прислал опять, требовал выдачи по крайней мере одного Федора ржевского; новгородцы сперва не соглашались, но потом поневоле выдали его, кроме того, заплатили Михаилу 50000 гривен серебра (по другим известиям - только 5000) и заключили мир. Но Михаил, несмотря на мирное постановление, призвавши к себе князя Афанасия и бояр новгородских, перехватал их и отправил заложниками в Тверь, на жителей Торжка наложил окуп, сколько кто мог заплатить за себя, отобрал у них все оружие и тогда отправил своих наместников в Новгород, где посадничество дано было Семену Климовичу; но, по некоторым, очень вероятным известиям, Михаил дал посадничество из своей руки Михаилу Климовичу и Ивану Димитриевичу. Заключен был договор: "Что сталось между князем и Новгородом, какое розратье, что в эту замятню взято в княжой волости, или у наместников, или у послов, или гостиный товар, или купеческий, или в церквах, или у которого боярина и по всей волости, то все князь отложил; а что взято новгородского товара но всей волости, того всего Новгороду не поминать. Которые села или люди новгородские заложились в эту замятню за князя и за княгиню, или за детей их и бояр, или кто купил села - тот возьмет свои деньги, а села отойдут Новгороду по прежней грамоте владыки Феоктиста, что утвердил в Твери. Что взято полону по всей волости Новгородской, то пойдет к Новгороду без окупа. Князю великому Михаилу и боярам его не наводить рати на Новгород ни за что, гостя не задерживать в Суздальской земле, нигде; а за все это взять князю у Новгорода 12000 серебра, а что взято у заложников, то пойдет в счет этих 12000; брать эти деньги в низовый вес, в четыре срока; а когда князь все серебро возьмет, то всех заложников должен отпустить. Нелюбье князь отложил от Новгорода, и от Пскова, и от всех пригородов и недругам своим мстить не будет; Новгороду держать княженье без обиды, а князю великому держать Новгород без обиды, по старине; опять сел князь великий Михаил на Феоктистовой грамоте, которую утвердил с владыкою и послами новгородскими в Твери. Если Новгород заплатит все серебро, 12000, то великий князь должен изрезать две прежние грамоты: одну, которая утверждена была в Городце, на Волге, и другую - новоторжскую, что утвердили в Торжке".

    Договор не был исполнен; новгородцы отправили послов к хану жаловаться на Михаила, но тверичи поймали послов и привели их в Тверь; в 1316 году наместники Михаиловы выехали из Новгорода, по другим известиям, были выгнаны, и Михаил отправился к Новгороду со всею Низовскою землею, а новгородцы сделали острог около города по обе стороны, и к ним на помощь сошлась вся волость: псковичи, ладожане, рушане, корела, ижора, вожане схватили какого-то Игната Беска, били его на вече и сбросили с моста в Волхов, подозревая, что он держит перевет к Михаилу, но правда ли это - бог один знает, по замечанию летописца; тогда же убит был и Данилко Писцов своим холопом, который донес горожанам, что господин посылал его с грамотами к князю Михаилу. Между тем Михаил приближался с войском и стал в 50 верстах от города; но собственная болезнь, мор на лошадей, вести о враждебных намерениях Юрия московского заставили его отступить, и отступление было гибельно: тверские ратники заблудились в озерах и болотах, начали мереть от голода, ели конину, оружие свое пожгли или побросали и пришли пешком домой. В надежде, что эта беда сделает Михаила уступчивым, новгородцы в следующем 1317 году отправили к нему владыку Давыда с мольбою отпустить на окуп новгородских заложников; но Михаил не послушал просьбы архиепископской; ему, как видно, нужно было иметь в руках новгородских заложников в предстоящей борьбе с Юрием московским.

    Юрий недаром жил в Орде; он не только оправдался в обвинениях Михаиловых, но умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею. Ханский зять возвратился в Русь с сильными послами татарскими, из которых главным был Кавгадый; один татарин отправился в Новгород звать на Михаила его жителей; но последние, еще не зная, где князь Юрий, заключили с Михаилом договор в Торжке, по которому обязались не вступаться ни за одного из соперников, после чего тверской князь, собравши войско и снесшись с другими князьями, пошел к Костроме, навстречу Юрию; Долго соперники стояли на берегу Волги, наконец заключили договор, в содержании которого источники разногласят: по одним известиям, Юрий уступил великое княжение Михаилу, по другим, наоборот, Михаил уступил его Юрию. Как бы то ни было, дело этим не кончилось; Михаил, возвратясь в Тверь, стал укреплять этот город, ожидая, как видно, к себе врага, и действительно, Юрий остался в Костроме, собирая отовсюду войска. Когда пришли к нему князья суздальские и другие, то он двинулся из Костромы к Ростову, из Ростова пошел к Переяславлю, из Переяславля к Дмитрову, из Дмитрова к Клину; а новгородцы уже дожидались его в Торжке. Наконец войска Юриевы пошли в Тверскую волость и сильно опустошили ее; послы Кавгадыевы ездили в Тверь, к Михаилу, с лестию, по выражению летописца, но мира не было, и в 40 верстах от Твери при селе Бортеневе произошел сильный бой, в котором Михаил остался победителем; Юрий с небольшою дружиною успел убежать в Новгород, но жена его, брат Борис, многие князья и бояре остались пленными в руках победителя. Кавгадый, видя торжество тверского князя, велел дружине своей бросить стяги и бежать в стан, а на другой день послал к Михаилу с мирными предложениями и поехал к нему в Тверь. Михаил принял его с честию, и татары стали говорить ему: "Мы с этих пор твои, да и приходили мы на тебя с князем Юрием без ханского приказа, виноваты и боимся от хана опалы, что такое дело сделали и много крови пролили". Князь Михаил поверил им, одарил и отпустил с честию.

    Между тем Юрий явился опять у Волги, и с ним весь Новгород и Псков с владыкою своим Давыдом: понятно, что Новгород должен был вступиться за Юрия, не ожидая себе добра от усиления Михаилова. Тверской князь вышел к неприятелю навстречу, но битвы не было: заключили договор, по которому оба соперника обязались идти в Орду и там решать свои споры; Михаил обязался также освободить жену Юриеву и брата; новгородцы заключили с ним особый договор, как с посторонним владельцем (1317 г.). Но жена Юриева не возвратилась в Москву: она умерла в Твери, и пронесся слух, что ее отравили. Этот слух был выгоден Юрию и опасен для Михаила в Орде, и когда тверской князь отправил в Москву посла Александра Марковича с мирными предложениями, то Юрий убил посла и поехал в Орду с Кавгадыем, со многими князьями, боярами и новгородцами.

    Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михаилова, Константина, посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду, и Узбек приказал выпустить Константина. Что же касается до Кавгадыя, то он боялся присутствия Михаилова в Орде и послал толпу татар перехватить его на ДОроге и убить; но это не удалось; чтоб воспрепятствовать другим способом приезду Михаилову, Кавгадый стал говорить хану, что тверской князь никогда не приедет в Орду, что нечего его дожидаться, а надобно послать на него войско. Но в августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: "Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом, сказал, что не бывать тебе в Орде". Бояре стали говорить Михаилу: "Один сын твой в Орде, пошли еще другого". Сыновья его, Димитрий и Александр, также говорили ему: "Батюшка! не езди в Орду сам, но пошли кого-нибудь из нас, хану тебя оклеветали, подожди, пока гнев его пройдет". Михаил отвечал им: "Хан зовет не вас и никого другого, а моей головы хочет; не поеду, так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души". Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши грамоту, Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князьям ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: "Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват". Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинительные: "Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил". Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя; причем последний был вместе и обвинителем и судьею. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду и повели за ханом, который ехал на охоту; по ночам руки у Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: "Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою". Михаил отказался. "Если я один спасусь, - говорил он, - а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?" Уже двадцать четыре дня Михаил терпел всякую нужду, как однажды Кавгадый велел привести его на торг, созвал всех заимодавцев, велел поставить князя перед собою на колени, величался и говорил много досадных слов Михаилу, потом сказал ему: "Знай, Михайло! Таков ханский обычай: если хан рассердится на кого и из родственников своих, то также велит держать его в колодке, а потом, когда гнев минет, то возвращает ему прежнюю честь; так и тебя завтра или послезавтра освободят от всей этой тяжести, и в большей чести будешь"; после чего, обратясь к сторожам, прибавил: "Зачем не снимете с него колоды?" Те отвечали: "Завтра или послезавтра снимем, как ты говоришь". "Ну по крайней мере поддержите колоду, чтоб не отдавила ему плеч", - сказал на это Кавгадый, и один из сторожей стал поддерживать колоду. Наругавшись таким образ