и, что отец Димитрия, Иоанн, был при жизни своего отца
уже великим князем, равным отцу, и потому, даже по прежним родовым счетам,
преждевременная смерть Иоанна Молодого не лишала сына его прав на старшинство;
притом же московскому государю не было теперь нужды до старых родовых счетов;
все предки его шли наперекор им, отдавая преимущество племяннику перед дядею;
Иоанн III, верный преданию, должен был также отдать преимущество внуку Димитрию
перед сыном Василием. Но последний имел за собою также важные преимущества: он
был сын Софии Палеолог, от царского корня; ему, разумеется, а уже никак не
Димитрию принадлежал герб Римской империи, и София была способна внушить мужу и
сыну высокое мнение о своем происхождении, своих правах, была способна
поддержать эти права. Начались происки, двор разделился на две стороны.
Если князья и бояре и по смерти Софии дурно
отзывались о ней, представляли ее виновницею перемены, перемены к худшему, по их
мнению, то ясно, что они не могли быть расположены к ней при жизни ее и потому
поддерживали Елену, вдову Иоанна Молодого, и сына ее Димитрия; на стороне же
Софии и сына ее Василия мы видим только детей боярских и дьяков. Дьяк Федор
Стромилов известил Василия, что отец хочет пожаловать великим княжением внука
Димитрия, и вместе с Афанасьем Яропкиным, Поярком, Руновым братом, и другими
детьми боярскими начал советовать молодому князю выехать из Москвы, захватить
казну в Вологде и на Белоозере и погубить Димитрия; главные заговорщики набрали
себе и других соумышленников, привели их тайно к крестному целованию. Но заговор
был открыт в декабре 1497 года; Иоанн велел держать сына на его же дворе под
стражею, а приверженцев его велел казнить; шестерых казнили на Москве-реке:
Яропкину отсекли руки, ноги и голову, Пояркову - руки и голову; двум дьякам -
Стромилову и Гусеву - да двум детям боярским - князю Палецкому-Хрулю и
Щевью-Стравину - отсекли головы, многих других детей боярских пометали в тюрьмы.
В то же время рассердился великий князь и на жену свою, великую княгиню Софию,
за то, что к ней приходили ворожеи с зельем; этих лихих баб обыскали и утопили в
Москве-реке ночью, после чего Иоанн стал остерегаться жены.
Желание бояр исполнилось. Но, удалившись от
Софии, Иоанн не удалился от мыслей, внушенных ею; отстранив сына ее от великого
княжения, он спешил совершить царское венчание над соперником его, внуком
Димитрием, и бояре, не любившие Софию за принесение новых понятий, пользуются,
однако, ими и называют Димитрия-внука боговенчанным в укор Василию и сыну его. 4
февраля 1498 года в Успенском соборе, среди церкви, приготовили место большое
там, где святителей ставят; на этом месте поставили три стула: великому князю,
внуку его, Димитрию, и митрополиту; на налое лежала шапка Мономахова и бармы.
Когда великий князь с внуком вошли в церковь, митрополит со всем собором начал
служить молебен богородице и Петру-чудотворцу, после чего митрополит и великий
князь сели на своих местах, а князь Димитрий стал у мест перед ними, у верхней
ступени. Иоанн, обратясь к митрополиту, начал говорить: "Отец митрополит! Божьим
изволением, от наших прародителей, великих князей, старина наша оттоле и до сих
мест: отцы наши, великие князья, сыновьям своим старшим давали великое княжение;
и я было сына своего первого, Ивана, при себе благословил великим княжением; но
божьею волею сын мой Иван умер, у него остался сын первый, Димитрий, и я его
теперь благословляю при себе и после себя великим княжением Владимирским,
Московским и Новгородским; и ты бы его, отец, на великое княжение благословил".
После этой речи митрополит велел Димитрию стать на его место и, вставши,
благословил его крестом, потом Димитрий преклонил голову, и митрополит,
положивши на нее руку, прочел громко молитву, чтоб господь бог дал поставляемому
скипетр царства, посадил его на престол правды и проч. Два архимандрита поднесли
сперва бармы, потом шапку; митрополит брал их, передавал великому князю, а тот
возлагал на внука. За этим обрядом следовали ектенья, молитва богородице и
многолетие, после которого духовенство поздравило обоих великих князей;
митрополит сказал Иоанну: "Божьею милостию радуйся и здравствуй, преславный царь
Иван, великий князь всея Руси, самодержец, и с внуком своим, великим князем
Димитрием Ивановичем всея Руси, на многая лета"; Димитрию сказал: "Божьею
милостию здравствуй, господин сын мой, князь великий Димитрий Иванович
всея Руси, с государем своим, дедом, великим князем Иваном Васильевичем
всея Руси, на многая лета". Потом поздравляли обоих великих князей дети
Иоанновы, бояре и все люди. Митрополит произнес Димитрию следующее поучение:
"Господин сын, князь великий Димитрий Иванович! Божьим изволением дед твой,
князь великий, пожаловал тебя, благословил великим княжеством; и ты, господин
сын, имей страх божий в сердце, люби правду и милость и суд праведный, будь
послушен своему государю и деду, великому князю, и попечение имей от всего
сердца о всем православном христианстве, а мы тебя, своего господина и сына,
благословляем и бога молим о вашем здоровье". После митрополита Иоанн повторил
то же наставление: "Внук князь Димитрий! Пожаловал я тебя и благословил великим
княжением; и ты имей страх в сердце, люби правду и милость и суд праведный и
попечение имей от всего сердца о всем православном христианстве". Так кончился
обряд, великие князья отслушали после литургию, и Димитрий вышел из церкви в
шапке и бармах; в дверях осыпал его трижды деньгами золотыми и серебряными дядя
Юрий Иванович (Василий содержался под стражею); то же повторено было перед
Архангельским и Благовещенским соборами.
Но торжество бояр не было продолжительно. Не
прошло еще году после царского венчания Димитриева, как в январе 1499 страшная
опала постигла два знатнейших боярских семейства - князей Патрикеевых и князей
Ряполовских. Мы видели, что при деде и отце Иоанна первое место между служилыми
князьями и боярами принадлежало литовским выходцам, князьям Гедиминова рода,
Патрикеевым, которые породнились и с великими князьями московскими, ибо князь
Юрий Патрикеевич женился на дочери великого князя Василия Дмитриевича. Сын Юрия,
Иван, первый боярин при Василии Темном, продолжал первенствовать и при Иоанне
III, к нему послы иностранные обращались с важными предложениями, к нему, как мы
видели, обратился и брат великокняжеский, Андрей, с просьбою о посредничестве.
Князь Иван породнился с другим знаменитым семейством боярским, ведшим свой род
от Ивана, сына Всеволода III, и возвысившимся в Москве при Василии Темном чрез
важные услуги, оказанные семейству последнего: Патрикеев выдал дочь за князя
Семена Ряполовского-Стародубского. И вот, несмотря на важное значение, родство,
заслуги отцовские, Иоанн велел схватить князя Ивана Юрьевича с двумя сыновьями,
зятя его, князя Семена Ряполовского, испытал подробно все крамолы, нашел измену
бояр и приговорил их к смертной казни: 5 февраля Семену Ряполовскому отрубили
голову на Москве-реке; просьбы духовенства спасли жизнь Патрикеевым: отец со
старшим сыном должны были постричься в монахи - первый у Троицы, другой в
Кириллове Белозерском монастыре, младший сын остался под стражей в доме.
Неизвестно, отобрано ли было имение у Патрикеевых, из духовной князя Ивана
Юрьевича, написанной прежде опалы, знаем, что у него было около пятидесяти
вотчин, сел, селец и деревень, поименованных в духовной, кроме таких селец и
деревень, которые не названы по имени, а причислены к селам.
Летописцы говорят глухо, не объявляют, в чем
состояли крамолы, измена Патрикеевых и Ряполовского, но нет сомнения, что эта
измена и крамолы состояли в действиях их против Софии и ее сына, в пользу Елены
и Димитрия-внука; это ясно видно из приведенных выше слов Курбского и Берсеня,
ясно и из того, что за опалою Патрикеевых и Ряполовского немедленно последовала
опала Елены и Димитрия, торжество Софии и Василия. Здесь мы не можем не привести
одного любопытного известия, из которого видно, что поведение Патрикеевых и
Ряполовского, поступавших еще по старой княжеской и боярской привычке, не
нравилось Иоанну, требовавшему новых отношений князей служилых и бояр к великому
князю, государю; давая наставление послам, отправлявшимся к польскому
королю, Иоанн говорит: "Чтоб во всем между вас было гладко, пили бы бережно, не
допьяна, чтобы вашим небреженьем нашему имени бесчестья не было; ведь что
сделаете не попригожу, так нам бесчестье и вам тоже; и вы бы во всем себя
берегли, а не так бы делали, как князь Семен Ряполовский высокоумничал с
князем Васильем, сыном Ивана Юрьевича".
После опалы боярской Иоанн начал
нерадеть о внуке, по выражению летописцев, и объявил сына Василия великим
князем Новгорода и Пскова. В Новгороде после выводов старых жителей было
тихо, оттуда не раздалось никакого возражения, но псковичи еще жили по старине:
узнавши об этой новости и не зная, в чем дело, они отправили в Москву троих
посадников и по три боярина с конца бить челом великим князьям Иоанну
Васильевичу и внуку его, Димитрию Иоанновичу, чтоб держали отчину свою в старине
и, который великий князь будет на Москве, тот был бы и во Пскове. Услыхав от
послов такую просьбу, великий князь рассердился. "Разве я не волен в своем внуке
и в своих детях? - сказал он. - Кому хочу, тому и дам княжество". Один посадник
с боярами были отпущены, двое других задержаны и посажены в тюрьму. В это время
приехал во Псков из Новгорода владыка Геннадий и хотел соборовать, но посадники
и псковичи, подумав, соборовать владыке не дали: "Ты хочешь молить бога за
великого князя Василия, а наши посадники затем поехали к великому князю, что мы
не верим, будто князь Василий будет великим князем новгородским и псковским,
подожди: когда приедут наши посадники и бояре, тогда и служи". Послы приехали,
но не все, приехали с опалою, без поклона, с одним ответом: "Разве не волен я,
князь великий, в своих детях и в своем княжении?" Псковичи поспешили послать
других бояр бить челом великим князьям - Иоанну Васильевичу и Василию Иоанновичу
новгородскому и псковскому, "чтоб государи наши держали отчину свою в старине, а
посадников бы отпустили". Посадники были отпущены, и вслед за ними приехал
боярин из Москвы с объявлением, что великий князь отчину свою держит в старине.
Псковичи напрасно беспокоились: Иоанн не хотел
делить великого княжения, не хотел раздирать его усобицами, которые могли
кончиться только гибелью одного из соперников, и предупредил борьбу, пожертвовав
сыну внуком. II апреля 1502 года великий князь положил опалу на внука своего,
великого князя Димитрия, и на мать его Елену, посадил их под стражу и с того дня
не велел поминать их в ектеньях и литиях, не велел называть Димитрия великим
князем, а 14 апреля пожаловал сына своего Василия, благословил и посадил на
великое княжение Владимирское и Московское всея Руси самодержцем по
благословению Симона-митрополита. С этих пор имя великого князя Василия является
в грамотах подле отцовского, причем Иоанн называется в отличие великим князем
большим. Отпуская послов в Литву, Иоанн дал им такой наказ: если дочь
великого князя (Елена) или кто другой спросит: "Как великий князь пожаловал сына
своего Василия великим княжеством?" - то послам отвечать: "Пожаловал государь
наш сына своего, учинил государем так: как сам он государь на государствах
своих, так и сын его с ним на всех тех государствах государь". Если же спросит:
"А ведь прежде государь пожаловал великим княжеством внука своего; и он взял ли
у внука великое княжество?" - то на это послы должны были отвечать: "Который сын
отцу служит и норовит, того отец больше и жалует; а который сын родителям не
служит и не норовит, того за что жаловать?" Если же дочь великого князя Елена
спросит: "Где теперь внук и сноха?" - то послы должны отвечать: "Внук и сноха
живут теперь у великого князя, так же как и прежде жили". Посол, отправленный в
Крым, должен был на те же вопросы отвечать так: "Внука своего государь наш было
пожаловал, а он стал государю нашему грубить; но ведь жалует всякий того, кто
служит и норовит, а который грубит, того за что жаловать?"
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ВОСТОК
Подчинение Казани. - Завоевание Перми. - Югорские князья
платят дань в Москву; утверждение русских на Печоре; переход за Уральские горы.
- Нашествия хана Золотой Орды Ахмата. - Поведение Иоанна во время второго
нашествия Ахмата. - Послание к нему Вассиана, архиепископа Ростовского. -
Отступление Ахмата от Угры. - Гибель Ахмата в степях. - Крымская орда. - Союз
Иоанна с крымским ханом Менгли-Гиреем; крымцы дорушивают Золотую Орду. - Первые
сношения России с Турциею. - Сношения с тюменцами, ногаями, Хоросаном и Грузиею.
Последний поход Василия Темного был на Казань,
первый поход московской рати в княжение сына его был также на Казань. В 1467
году служилый московский царевич Касим получил из Казани весть, что там хотят
видеть его ханом и чтоб он спешил туда с войском; Касим обрадовался, дал знать
об этом великому князю, и тот послал к нему сильную рать под начальством князя
Ивана Васильевича Оболенского-Стриги. Но когда Касим подошел к Волге, то на
другом берегу уже стоял казанский хан Ибрагим со всеми князьями и не допустил
его до перевоза. Обманутый Касим в холодную и дождливую осень должен был
возвращаться назад, оказался недостаток в съестных припасах, так что многие из
ратников Оболенского в постные дни принуждены были есть мясо, а лошади мерли с
голоду; много доспехов было побросано на дороге, но люди все возвратились домой
благополучно. Казанцы спешили отомстить и немедленно явились под Галичем, но
получили скудную добычу, ибо все окружные жители сидели, запершись в городе;
городов же брать не могли, потому что великий князь успел разослать заставы в
Муром, Нижний, Кострому и Галич. Счастливее были московские дети боярские,
которые зимою 6 декабря выступили из Галича в землю Черемисскую. Целый месяц в
сильную стужу, без дороги шли они лесами. 6 января 1468 года вошли к черемисам и
выжгли всю землю их дотла, людей перебили, других взяли в плен, иных сожгли,
имение все побрали, скот, которого нельзя было с собой увести, перебили; за один
день пути только не дошли до Казани и возвратились к великому князю все
поздорову; в то же время муромцы и нижегородцы воевали по Волге. Казанцы
отомстили нападением на верховья реки Юга, где сожгли городок Кичменгу; потом
повоевали две костромские волости; князь Оболенский-Стрига не мог догнать их;
счастливее был князь Данило Холмской, которому удалось разбить татар, разорявших
Муромскую волость.
Весною новый поход: воеводы собрались на Вятке,
под Котельничем, повоевали по Вятке черемис, выплыли в Каму, воевали до Тамлуга
и Перевоза Татарского, побили многих купцов и товару у них отняли много; входили
воевать и в Белую-Воложку; на берегах Камы разбили отряд татар из двухсот
человек, потерявши на бою двух человек убитыми, наконец, через Великую Пермь и
Устюг возвратились в Москву. С другой стороны, князь Хрипун-Ряполовский с
нижегородскою заставою разбил татарский отряд, состоявший из дворян ханских. Но
в то время как русские воевали по Каме, казанцы с большою силою пришли к Вятке и
заставили ее жителей передаться хану Ибрагиму.
В 1469 году, весною же, великий князь задумал
поход в более обширных размерах: пошла под Казань судовая рать, в которой были
дети боярские из всех городов, под начальством воеводы Константина
Александровича Беззубцева; пошла и московская городовая рать, сурожане,
суконники, купцы и прочие москвичи, которым было можно по их силе, с воеводою
князем Петром Васильевичем Оболенским-Нагим; суда шли к Нижнему из Москвы
Москвою-рекою и Окою, коломничи и муромцы - Окою, владимирцы и суздальцы -
Клязьмою, дмитровцы, можайцы, угличане, ярославцы, ростовцы, костромичи и все
другие поволжане - прямо Волгою, и все сошлись к Нижнему в один срок. Другая
рать, под начальством князя Данилы Ярославского, из Вологды и Устюга пришла к
Вятке и повестила вятчанам, чтоб шли вместе на казанского царя, но мы видели
уже, что вятчане отказались воевать против Ибрагима. В это время на Вятке был
казанский посол, который и дал знать своим, что идет от Вятки рать московская
судовая, но небольшая. Между тем Беззубцев с главною ратью стоял в Нижнем, куда
пришла к нему великокняжеская грамота с приказом: самому стоять в Нижнем, на
казанские места отпустить охотников. Беззубцев созвал всех князей и воевод и
объявил им: "Прислал великий князь грамоту и велел всем вам сказать: кто из вас
хочет идти воевать казанские места по обе стороны Волги, тот ступай, только к
городу Казани не ходите". Рать отвечала: "Все хотим на окаянных татар, за святые
церкви, за своего государя, великого князя Ивана, и за православное
христианство!" - и пошли все, а Беззубцев один остался в Нижнем. Ратники выплыли
из Оки под Нижний Новгород Старый, вышли из судов к церкви, велели священникам
служить молебен за великого князя и за воинов его и милостыню раздали каждый по
силе, потом собрались и стали думать, кого поставить воеводою, чтоб одного всем
слушать, долго думавши, выбрали себе по своей воле Ивана Руна. В тот же день
отплыли они от Нижнего, два раза ночевали на дороге и на третьи сутки на ранней
заре, 21 мая, пришли под Казань, забрались в посады, велели трубить в трубы и
бросились сечь сонных татар, грабить, брать в плен, освободили христианских
пленников, московских, рязанских, литовских, вятских, устюжских, пермских, и
зажгли посады со всех сторон; татары, не хотя отдаться в руки христианам и
больше жалея о богатстве своем, запирались со всем добром, с женами и детьми в
мечетях и там сгорали. Когда посады погорели, русская рать, истомившись,
отступила от города, села на суда и отплыла на остров Коровнич, где стояла семь
дней. На осьмой прибежал из Казани пленный коломнятин и объявил: "Собрался на
вас царь казанский Ибрагим со всею землею, Камскою, Сыплинскою, Костяцкою,
Беловоложскою, Вотяцкою, Башкирскою, и быть ему на вас на ранней заре с судовою
ратью и конною". Услыхавши эту весть, воеводы и ратники начали отсылать от себя
молодых людей с большими судами, а сами остались назади, на берегу, оборонять
их. Они приказали молодым стать на Ирыхове-острове, а на узкое место не ходить;
но те не послушались, пошли в узкое место на больших судах, и тут пришли на них
конные татары, начали стрелять, стараясь их выбить; но русские отстреливались
удачно и отбились от неприятеля. Между тем судовая рать татарская, лучшие князья
и люди пошли на главный отряд, сбираясь пожрать его, потому что был невелик; но
русские не испугались, пошли против татар и прогнали их до самого города.
Возвратившись с погони, вся рать стала на Ирыхове-острове, и тут пришел к ней
воевода Беззубцев, который, простоявши еще семь недель в ожидании вятчан и
отряда князя ярославского и видя, что в войске оказывается недостаток в съестных
припасах, двинулся со всею ратью к Нижнему; на другой день встретили они ханшу,
мать Ибрагимову, плывшую из Москвы, которая объявила им, что войны больше не
будет. "Князь великий, - говорила она, - отпустил меня к сыну со всем добром и с
честию; больше уже не будет никакого лиха между ними, по все только добро
будет". Вероятно, прибытие этой ханши в Москву и заставило великого князя
отложить поход Беззубцева из Нижнего. Воевода продолжал путь Волгою вверх и,
остановившись в воскресенье на Звениче-острове, велел священникам служить
обедню; отслушав обедню, хотели уже садиться обедать, а в некоторых церквах не
успели еще и обеден отслужить, как вдруг показались татары в судах на реке и на
конях по берегу. Русские бросились на суда, схватились с неприятелем и прогнали
его, но стрельба конницы заставила их отплыть к своему берегу; тогда судовые
татары погнались опять за ними, русские снова оборотились и прогнали татар; так
бились целый день и разошлись ночевать, татары на своем берегу, русские на
своем. Как на другой день они разошлись, летописи не говорят.
Но есть известие о судьбе другого отряда,
находившегося под начальством князя Ярославского, который, как мы видели, шел
Вяткою и Камою. Получивши весть от одного татарина, что войско Беззубцева было
под Казанью и ушло, заключивши мир с ханом, князь Ярославский решился выйти из
Камы в Волгу и мимо Казани плыть к Нижнему; но когда он поровнялся с Казанью, то
нашел, что Волга загорожена татарскими судами; несмотря на неравенство сил,
русские должны были вступить в битву, чтоб проложить себе дорогу; битва была
ожесточенная, секлись, схватываясь руками; несколько воевод полегло на месте,
особенное мужество оказал князь Василий Ухтомский, который скакал по связанным
судам татарским и бил ослопом неприятеля; русские потеряли 430 человек убитыми и
взятыми в плен, много было побито, потоплено и татар; наконец князю Ухтомскому и
устюжанам удалось пробиться и приплыть к Нижнему; откуда послали к великому
князю бить челом о жалованьи: Иоанн дважды посылал к ним по золотой деньге; но
они обе эти деньги отдали священнику, который был с ним под Казанью, пусть бога
молит о государе и о всем его воинстве; в третий раз Иоанн послал им запас: 700
четвертей муки, 300 пудов масла, 300 луков, 6000 стрел, 300 шуб бараньих, 300
однорядок из иностранного сукна и 300 сермяг - с приказом идти в новый поход на
Казань.
В четыре описанных похода ничего не было
сделано: весь успех ограничивался опустошением неприятельских областей, за что
казанцы также не оставались в долгу; сожжение казанских посадов Руном не могло
вознаградить за потери, понесенные отрядом князя Ярославского; мало того, выгода
была явно на стороне казанцев, потому что им удалось подчинить себе Вятку.
Летописи не говорят нам о числе войск, отправлявшихся до сих пор на Казань; но
из их рассказа ясно, что неуспех главным образом зависел от недостатка единства
в движениях, от недостатка подчиненности; один воевода не мог ничего сделать,
потому что не мог дождаться другого, приказ великокняжеский и воеводский не был
исполнен: Руно пошел на Казань, когда ему прямо сказано было не ходить; под
Казанью молодые не слушались старших. И вот для получения чего-нибудь
решительного летом же 1469 года Иоанн послал под Казань двоих братьев своих,
Юрия и Андрея Большого, вместе с молодым Верейским князем Василием Михайловичем,
со всею силою московскою и устюжскою, конною и судовою. 1 сентября князь Юрий
подошел к Казани; татары выехали навстречу, но, побившись немного, побежали в
город и затворились; а русские обвели острог и отняли воду. Тогда Ибрагим, видя
себя в большой беде, начал посылать с просьбою о мире и добил челом на всей воле
великого князя и воеводской. Мы не знаем, в чем состояла эта воля; знаем только,
что хан выдал всех пленников, взятых за 40 лет.
Очень быть может, что никаких других условий и
не было; могли желать покончить скорее с Казанью, потому что внимание
отвлекалось другими важнейшими отношениями: с новгородцами дела не ладились,
Казимир литовский пересылался с Ахматом, ханом Золотой Орды. В продолжение
следующих восьми лет, когда Иоанн был занят делами новгородскими, о Казани не
было слышно; и как нарочно, хан казанский нарушил мир в то самое время, когда
Иоанн привел Новгород окончательно в свою волю и мог обратить оружие на восток.
В начале 1478 года, когда еще великий князь был в Новгороде, пришла в Казань
весть, что он потерпел поражение от новгородцев и сам-четверт убежал раненый.
Хан поспешил воспользоваться благоприятным случаем и вооружился, но относительно
похода казанцев в летописях встречаем разные показания: в некоторых говорится,
что сам Ибрагим напал на Вятку, взял много пленных по селам, но города не взял
ни одного и под Вяткою потерял много своих татар, стоявши под городом с
масляницы до четвертой недели поста; в иных прибавлено, что и некоторые города
передались хану; в других сказано, что хан пошел было и на Устюг, но задержан
был разлившеюся рекою. Но в некоторых летописях говорится, что Ибрагим не пошел
сам, а послал на Вятку войско, и когда пришла к нему справедливая весть, что
великий князь покорил Новгород, то он отдал войску приказ возвратиться
немедленно; войско повиновалось так ревностно, что побежало, бросивши даже
кушанье, которое варилось в котлах. Мы не можем видеть несогласимого
противоречия в том, что хан сам пошел в поход или только отправил войско с
воеводами: народная молва и самые летописцы легко могли приписать поход самому
хану, хотя бы его и не было при войске; легко могло явиться выражение "приходил
царь казанский" вместо "приходили татары казанские" или "приходил царевич
казанский". Что же касается до известия о быстром отступлении вследствие приказа
из Казани, то оно не противоречит известию об опустошении Вятской области и
четырехнедельном стоянии под городом, ибо приказ возвратиться именно мог прийти
после этого четырехнедельного стояния; наконец, относительно известия о походе к
Устюгу легко можно допустить здесь отдельный отряд татарский.
Как бы то ни было, великий князь не хотел
оставлять без внимания нарушение мира со стороны Ибрагимовой, и весною
московские воеводы Образец и другие поплыли Волгою из Нижнего к Казани,
опустошили волости и подплыли к городу; но сильная буря и дождь помешали
приступу и заставили московское войско отступить; с другой стороны, вятчане и
устюжане вошли Камою в казанские владения и также опустошили их; Ибрагим послал
с челобитьем к великому князю и заключил мир на всей его воле; воля эта опять
остается неизвестною.
До сих пор война с Казанью ограничивалась
местью, опустошениями за опустошения; из мирных договоров, заключавшихся на воле
великого князя московского, знаем только об обязательстве хана отпустить
пленников; но скоро смерть Ибрагима и внутренние смуты, последовавшие за нею в
Казани, дали московскому князю возможность утвердить здесь решительно свое
влияние, впервые привести в зависимость татарское царство. После Ибрагима
осталось двое сыновей от разных жен - старший Алегам (Али-хан) и младший
Магмет-Аминь; около каждого из них образовалась своя сторона; Алегам с помощью
ногаев осилил и сел на отцовском столе; но волнения не прекратились и подавали
повод московскому князю вооруженною рукою вмешиваться в казанские дела, наконец
молодой Магмет-Аминь явился в Москву бить челом великому князю, назвал его себе
отцом и просил у него силы на брата Алегама. Иоанн обещал: ему тем более выгодно
было видеть ханом в Казани Магмет-Аминя, что мать последнего, Нурсалтан, вышла
замуж за крымского хана Менгли-Гирея, верного союзника Москвы, и скоро пришла
весть из Казани, обещавшая удачу в предприятии; казанские вельможи прислали
сказать великому князю: "Мы отпустили к тебе Магмет-Аминя для того, что если в
случае Алегам станет с нами поступать дурно, то ты опять отпустишь к нам
Магмет-Аминя; узнавши об этом, Алегам зазвал нас к себе на пир и хотел
перерезать, мы убежали в степь; а он, укрепивши город, выступил за нами". Иоанн
не стал более медлить и в апреле 1487 года послал на Казань большую рать под
начальством князей Данилы Холмского, Александра Оболенского, Семена Ряполовского
и Семена Ярославского, вслед за которыми отправил и Магмет-Аминя; войска, по
обычаю, плыли на судах, лошадей гнали берегом. Алегам выехал против них со всею
силою, но, побившись немного, убежал в город и заперся здесь. Казань была
осаждена, обведена была острогом; осада продолжалась три недели, и каждый день
Алегам делал вылазки; с другой стороны, много вреда русскому войску причинял
князь Алгазый, оставшийся вне города; наконец воеводам удалось прогнать Алгазыя
за Каму, в степь; после этого изнемог и Алегам, сам выехал из города и отдался в
руки воеводам 9 июля. На его место послан был Магмет-Аминь как подручник
великого князя московского; крамольные князья и уланы казнены смертью; Алегам с
женою сосланы в заточение в Вологду, мать его, братья и сестры - на Белоозеро в
Карголом. Подручнические отношения Магмет-Аминя к московскому великому князю не
выражаются нисколько в формах их грамот; письма ханские начинаются так:
"Великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь, царь,
челом бьет"; письма Иоанновы начинаются так же: "Магмет-Аминю, царю, брату
моему, князь великий Иван челом бьет". Но, несмотря на равенство в формах,
письма Иоанновы к Магмет-Аминю заключают в себе приказания; так, например,
муромские наместники поймали однажды казанского татарина, который ехал с
товарами через Мордву, а Новгород-Нижний и Муром объехал, избывая пошлин. Узнав
об этом, Иоанн писал Магмет-Аминю: "Ты бы в Казани и во всей своей земле
заповедал всем своим людям, чтоб из Казани через Мордву и Черемису на Муром и
Мещеру не ездил никто; а ездили бы из Казани все Волгою на Новгород-Нижний".
Желая жениться на дочери ногайского хана, Магмет-Аминь испрашивал на то согласия
великого князя; наконец, видим, что на казанские волости наложена была известная
подать, шедшая в московскую казну и сбираемая московскими чиновниками; так,
Магмет-Аминь жаловался великому князю, что какой-то Федор Киселев притесняет
цивильских жителей, берет лишние пошлины.
Но сам Магмет-Аминь возбудил против себя
негодование вельмож казанских разного рода насилиями. В мае 1496 года он
известил великого князя, что идет на него шибанский царь Мамук с большою силою,
а внутри Казани измена: сносятся с неприятелем князья Калимет, Урак, Садырь и
Агиш. Иоанн велел идти к нему на помощь воеводе своему, князю Семену
Ряполовскому, с детьми боярскими московского двора и понизовых городов; когда
Калимет с товарищами узнали о приближении московского войска, то выбежали из
Казани к Мамуку, который также испугался и ушел домой. Но только что московское
войско успело возвратиться, как недовольные казанцы дали об этом знать Мамуку, и
тот явился под Казанью с большою силою ногайскою и князьями казанскими;
Магмет-Аминь, боясь измены, выбежал из Казани с женою и верными князьями и
приехал в Москву, где великий князь держал его в чести. Мамук вошел в Казань без
сопротивления, но начал царствование тем, что схватил своих старых
доброжелателей, Калимета с товарищами, ограбил купцов и всех земских людей.
Князей он скоро выпустил и пошел с ними осаждать Арский город; но арские князья
города своего ему не сдали и бились крепко; в то же время и князья казанские
убежали из его стана в Казань, укрепили город, не пустили в него Мамука и
послали в Москву бить челом великому князю, чтоб простил их за измену и
пожаловал, не присылал бы к ним прежнего хана Магмет-Аминя, потому что от него
большое насилие и бесчестие женам их. Великий князь исполнил их просьбу и вместо
Магмет-Аминя послал в Казань младшего брата его, также сына Ибрагимова от
Нурсалтан, Абдыл-Летифа, недавно приехавшего служить ему из Крыма и получившего
в кормление Звенигород со всеми пошлинами. Князья Семен Холмской и Федор
Палецкий посадили Летифа на царство и привели к присяге (шерти) за великого
князя всех князей казанских, уланов и земских людей по их вере. Магмет-Аминю
вместо Казани дали Каширу, Серпухов, Хотунь со всеми пошлинами; но он и здесь
нрава своего не переменил, жил с насильством и алчно ко многим, по словам
летописца.
Летиф недолго царствовал. Как видно, тот же
самый князь Калимет, который был во главе недовольных Магмет-Аминем, потом
оказался опасен Мамуку и был им схвачен, теперь не мог ужиться и с Летифом и
действовал против него обвинениями в Москве; в январе 1502 года великий князь
отправил в Казань князя Василия Ноздреватого и Ивана Телешова с приказом
схватить Летифа за его неправду; Летиф был схвачен, привезен в Москву и сослан в
заточенье на Белоозеро. По другим же известиям, Летиф был схвачен Калиметом,
приехавшим для того из Москвы. Московский посол в Крыму объявил Менгли-Гирею о
винах Летифа в неопределенных выражениях: "Великий князь его пожаловал, посадил
на Казани, а он ему начал лгать, ни в каких делах управы не чинил, да и до земли
Казанской стал быть лих". На место Летифа посажен был опять Магмет-Аминь,
который не забыл, что Калимет был главным виновником его прежнего изгнания из
Казани; может быть, Калимет своим поведением и своими отношениями к Москве
убедил хана, что им двоим нельзя быть вместе в Казани. Магмет-Аминь убил
Калимета, "держа гнев на великого князя", по словам летописца. По другим
известиям, этот гнев еще более был воспламенен новою женою Магмет-Аминя, вдовою
прежнего, царя казанского, Алегама, на которой великий князь позволил жениться:
будучи научаема вельможами, она день и ночь шептала хану, чтоб отложился от
Москвы. Весною 1505 года Магмет-Аминь прислал в Москву одного из своих князей с
грамотою о каких-то делах; как видно, грамота заключала в себе жалобы, потому
что великий князь отправил в Казань своего посла сказать хану, чтобы он всем тем
речам не потакал. Этот отказ в удовлетворении жалоб послужил Магмет-Аминю
поводом к отложению от Москвы: посол великокняжеский был схвачен вместе с
русскими купцами, приехавшими на ярмарку 24 июня, некоторые из них были убиты,
другие ограблены и отосланы к ногаям, после чего Магмет-Аминь подходил к Нижнему
Новгороду, который был спасен искусством и храбростью пленных стрельцов
литовских, взятых на Ведроше и сосланных в Нижний. Скоро последовавшая за тем
смерть великого князя дала хану возможность наслаждаться своим торжеством
безнаказанно.
Прочнее, чем на низовьях Камы, утвердилось
русское владычество в верхних ее частях. Мы видели, что еще в княжение Димитрия
Донского св. Стефан крестил часть народонаселения Пермской земли, именно зырян;
из описаний этого события видно, что последние еще прежде были подчинены великим
князьям московским: св. Стефан является ходатаем за новообращенных перед
правительством; дело Стефана в Перми довершено было одним из преемников его: под
1462 годом встречаем известие, что епископ пермский Иона крестил Великую Пермь и
князя ее, поставил церкви, игуменов и священников. В каком отношении находилась
эта Великая Пермь и князь ее к Москве, мы не знаем; новгородцы даже в Шелонском
договоре включили Пермь в число своих владений, но тотчас по заключении этого
договора, в 1472 году, великий князь послал воеводу князя Федора Пестрого на
пермяков за их неисправление; 26 июня пришла в Москву весть, что Пестрый
завоевал Пермскую землю; с устья Черной реки воевода плыл на плотах с лошадьми
до городка Анфаловского; здесь сошел с плотов и отправился на лошадях в верхнюю
землю, к городку Искору, отпустивши отряд под начальством Нелидова в нижнюю
землю, на Урос, Чердынь и Почку, где владел князь Михаил. Не доходя до Искора,
на реке Колве, Пестрый встретил пермскую рать, разбил ее, взял в плен воеводу
Качаима. Отсюда русские пошли к Искору, взяли его, взяли и другие городки и
пожгли; Нелидов делал то же в нижней земле. Пришедши на место, где река Почка
впадает в Колву, Пестрый сождался со всеми своими отрядами, срубил
городок, сел в нем и привел всю землю за великого князя, к которому отправил
пленного князя Михаила с воеводами его и добычу - шестнадцать сороков соболей,
шубу соболью, двадцать девять с половиною поставов сукна, три панциря, шлем и
две сабли булатные. После, впрочем, во все продолжение княжения Иоаннова в Перми
оставались туземные князья; последним из них был Матвей Михайлович, вероятно сын
упомянутого выше Михаила; этого Матвея великий князь свел с Великой Перми в 1505
году и послал туда первого русского наместника, князя Василия Ковра.
Новгородцы и Югру причисляли к своим волостям;
но мы видели, как непрочно было там их владычество. В 1465 году Иоанн велел
устюжанину Василию Скрябе воевать Югорскую землю; с ним пошли охочие люди, пошел
также князь Василий Ермолаич Вымский с вымичами и вычегжанами. Выведши много
полона, они привели Югорскую землю за великого князя, двоих князей доставили в
Москву, где великий князь пожаловал их опять югорским княжением и отпустил
домой, наложивши дань. Давно уже вогуличи нападали на русские владения в Перми;
мы видели, что епископ Питирим, один из преемников св. Стефана, пал их жертвою.
В 1467 году 120 человек вятчан вместе с пермяками воевали вогуличей и взяли в
плен князя их Асыку. В 1481 году вогуличи напали на Великую Пермь, проникли до
Чердыни, но здесь настигли их устюжане под начальством Андрея Мишнева и побили.
Асыка каким-то образом успел освободиться из плена, и в 1483 году великий князь
послал на него воевод - князя Федора Курбского Черного и Салтыка Травина с
устюжанами, вологжанами, вычегжанами, вымичами, сысоличами, пермяками. На устье
Полыми встретили они вогуличей и разбили с потерею только семи человек своих,
отсюда пошли вниз по Тавде, мимо Тюмени в Сибирскую землю, дорогою воевали,
добра и пленных взяли много; от Сибири пошли вниз по Иртышу, с Иртыша на Обь, в
Югорскую землю, где взяли в плен большого ее князя Молдана и других, и
возвратились в Устюг 1 октября, вышедши оттуда 9 мая. В 1485 году по старанию
пермского епископа Филофея князья югорские, кодские - Молдан, отпущенный из
плена с детьми, да трое других - заключили мир под владычним городом
Усть-Вымским с князьями вымскими - Петром и Федором, с вычегодским сотником и с
владычним слугою, клялись лиха не мыслить и не нападать на пермских людей, а
пред великим князем вести себя исправно; для подкрепления клятвы пили воду с
золота, по своему обычаю. В последний год XV века был последний поход на
Югорскую землю, на вогуличей, ходили воеводы: князь Семен Курбский, Петр Ушатый
и Заболоцкий-Бражник с 5000 устюжан, двинян, вятчан; разными реками и волоками
достигли Печоры, построили на берегу крепость и отсюда отправились за Уральские
горы, которые перешли с большим трудом.
Так утверждение русского владычества на Каме, в
Перми имело необходимым следствием подчинение и отдаленнейших стран
северо-восточных, переход через Уральские горы, потому что дикие жители этих
стран нападали на Пермь и тем самым вызывали на себя русское оружие. Но,
вдаваясь все более и более на северо-восток по искони принятому направлению,
распространяясь легко на счет диких финских племен, редко разбросанных по
огромным пространствам, русские владения не могли с такою же легкостию
распространяться на юго-восток, ибо там еще стояли своими вежами татары,
ослабленные разделением на несколько орд, потерявшие для Руси прежнее значение
безусловных повелителей, но в первую половину княжения Иоаннова еще не
отказывавшиеся от притязаний на дань и долго после опасные, как разбойники
неукротимые. Казань благодаря усобице между детьми Ибрагимовыми была приведена в
волю великого князя московского, но отложилась перед смертью Иоанна и после
долгих усилий окончательно была покорена только при внуке его. Золотая Орда
рассыпалась окончательно при Иоанне III, но перед падением своим привела в
сильный страх Московское государство, не оставляя своих притязаний на господство
над ним. Увлекаемый новгородцами в борьбу с московским князем и не имея досуга и
средств к этой борьбе, Казимир литовский хотел остановить Иоанна посредством
татар. В 1471 году он послал в Золотую Орду к хану Ахмату татарина Кирея
Кривого, холопа Иоаннова, бежавшего от своего господина в Литву. Приехавши к
Ахмату, Кирей начал говорить ему от короля на московского князя многие речи
лживые и обговоры, поднес богатые дары хану и всем вельможам его и бил челом,
чтоб вольный царь пожаловал, пошел на московского князя со всею Ордою, а король
с другой стороны пойдет на Москву со всею своею землею; вельможи были за короля,
но хану в это время был недосуг; целый год продержал он у себя Кирея, не имея с
чем отпустить его, а между тем вятчане, приплывши Волгою, овладели Сараем во
время отсутствия хана, разграбили город, взяли пленных множество.
Не успевши вовремя отвлечь Иоанна от Новгорода,
Ахмат пришел к московским границам только летом 1472 года, когда новгородский
поход был уже кончен и великий князь мог направить все свои силы в одну сторону.
Узнавши, что хан под Алексином, Иоанн велел идти к Оке братьям своим и воеводам
и сам немедленно поехал в Коломну, а оттуда в Ростиславль, куда велел следовать
за собою и сыну Иоанну. В Алексине было мало ратных людей, не было ни пушек, ни
пищалей, ни самострелов, никакого городного пристрою, и потому великий князь
велел воеводе алексинскому Беклемишеву оставить город по невозможности держаться
в нем, но воевода не хотел выйти из города, не взявши посула с жителей; те
давали ему пять рублей, но он требовал шестого для жены, и, в то время как
происходила эта торговля, татары повели приступ. Воевода бросился с женою и
слугами на другой берег, татары кинулись также в Оку догонять его, но поймать не
могли, потому что в это время приспел на берег князь Василий Михайлович
Верейский и не дал им переправиться. В тот же день пришли к Оке двое братьев
Иоанновых, Юрий из Серпухова и Борис с Козлова Броду, да воевода Петр Челяднин с
двором великого князя. Хан велел своим взять Алексин, но граждане храбро
оборонялись и побили много татар. Скоро, однако, нечем стало более обороняться,
не осталось ни стрелы, ни копья; татары зажгли город, и он сгорел с людьми и
добром их; кто же выбежал из огня, те попались в руки татарам. Князь Юрий
Васильевич и воеводы стояли на другом берегу и плакали, но помочь не могли по
глубине Оки в этом месте. После хан спросил одного пленника: "Куда девались
алексинцы? Сгорело их мало и в плен попалось также мало?" Пленник, которому
посулили свободу за открытие, объявил, что более тысячи человек со всем добром
забежали в тайник, выведенный к реке; татары взяли тайник, и тут уже ни один
алексинец не ушел от них. Истреблением Алексина, впрочем, и ограничились все
успехи Ахмата; слыша, что сам великий князь стоит в Ростиславле, царевич Даньяр
Касимович с татарами и русскими - в Коломне, брат великого князя Андрей
Васильевич - в Серпухове, видя перед собою многочисленные полки князя Юрия, как
море колеблющиеся в светлом вооружении, хан двинулся назад, в свои улусы. По
некоторым же известиям, Ахмат принужден был отступить вследствие моровой язвы,
открывшейся в его войске; впрочем, страх Ахматов будет понятен и без моровой
язвы, если справедливо известие одного летописца, что у русских было 180000
войска, стоявшего в разных местах на пространстве 150 верст.
После этого, как видно, заключен был мир между
Ахматом и великим князем; под 1474 годом встречаем известие о приходе из Орды
Никифора Басенка с Ахматовым послом Кара-Кучуком, который привел с собою 600
татар, принадлежавших к посольству, получавших поэтому пищу от великого князя,
кроме 3200 купцов, приведших на продажу более 40000 лошадей. В 1476 году приехал
в Москву новый посол от Ахмата звать великого князя в Орду; Иоанн отправил с ним
к хану своего посла Бестужева, неизвестно с какими речами. Известно только то,
что эти речи не понравились; есть известие, впрочем сильно подозрительное, что
когда хан отправил в Москву новых послов с требованием дани, то Иоанн взял
басму (или ханское изображение), изломал ее, бросил на землю, растоптал
ногами, велел умертвить послов, кроме одного, и сказал ему: "Ступай объяви хану:
что случилось с его басмою и послами, то будет и с ним, если он не оставит меня
в покое". Гораздо вероятнее другое известие, что великую княгиню Софию
оскорбляла зависимость ее мужа от степных варваров, зависимость, выражавшаяся
платежом дани, и что племянница византийского императора так уговаривала Иоанна
прервать эту зависимость: "Отец мой и я захотели лучше отчины лишиться, чем дань
давать; я отказала в руке своей богатым, сильным князьям и королям для веры,
вышла за тебя, а ты теперь хочешь меня и детей моих сделать данниками; разве у
тебя мало войска? Зачем слушаешься рабов своих и не хочешь стоять за честь свою
и за веру святую?" К этому известию прибавляют, будто по старанию Софии у послов
и купцов татарских взято было Кремлевское подворье, будто София уговорила Иоанна
не выходить пешком навстречу к послам ордынским, привозившим басму, будто
древние князья кланялись при этом послам, подносили кубок с кумысом и
выслушивали ханскую грамоту, стоя на коленях; будто Иоанн для избежания этих
унизительных обрядов сказывался больным при въезде послов ханских; но можно ли
допустить, чтоб отец и дед Иоаннов подвергались этим обрядам, если даже
допустим, что иностранцы, свидетельствующие о них, и сказали полную правду?
Как бы то ни было, вероятно, что Ахмат не был
доволен поведением Иоанна и в 1480 году, заслышав о восстании братьев великого
князя и согласившись опять действовать заодно с Казимиром литовским, выступил на
Москву; летописцы говорят, что и на этот раз король был главным подстрекателем.
Получивши весть о движении Ахмата, великий князь начал отпускать воевод на
берега Оки: брата, Андрея Меньшого, отправил в Тарусу, сына, Иоанна, - в
Серпухов и, получивши весть, что хан приближается к Дону, отправился сам в
Коломну 23 июля. Но хан, видя, что по Оке расставлены сильные полки, взял
направление к западу, к Литовской земле, чтоб проникнуть в московские владения
чрез Угру; тогда Иоанн велел сыну и брату спешить туда; князья исполнили приказ,
пришли к Угре прежде татар, отняли броды и перевозы.
В Москве сели в осаде: мать великого князя
инокиня Марфа, князь Михаил Андреевич Верейский, митрополит Геронтий, ростовский
владыка Вассиан, наместник московский князь Иван Юрьевич Патрикеев с дьяком
Василием Мамыревым; а жену свою, великую княгиню Софию (римлянку, как выражаются
летописцы), Иоанн послал вместе с казною на Белоозеро, давши наказ ехать далее к
морю и океану, если хан перейдет Оку и Москва будет взята. Касательно самого
великого князя мнения разделились: одни, приводя непостоянства военного счастья,
указывая на пример великого князя Василия Васильевича, взятого в плен казанскими
татарами в Суздальском бою, указывая на бедствия, бывшие следствием этого плена,
думали, что Иоанн не должен выводить войска против татар, но должен удалиться на
север, в места безопасные; другие же, особенно духовенство, и из духовных
преимущественно Вассиан, архиепископ ростовский, по талантам, грамотности и
энергии выдававшийся на первый план, думали, что великий князь должен оставаться
с войском на границах; летописец, оставивший нам подробнейший рассказ о событии,
держался того же мнения и сильно вооружался против людей, настаивавших на
удалении великого князя от границ, именно против двоих приближенных бояр, Ивана
Васильевича Ощеры и Григория Андреевича Мамона. По его словам, эти богатые люди
думали только о богатстве своем, о женах, о детях, хотели укрыть их и самих себя
в безопасных местах и припоминали Иоанну Суздальский бой, как отца его взяли
татары в плен и били; припоминали, что когда Тохтамыш приходил, то великий князь
Димитрий бежал в Кострому, а не бился с ханом. Но должно заметить, что
летописец, равно как и Вассиан в послании своем, удивительным для нас образом
смешивают две вещи: удаление великого князя от войска и бегство целого войска,
покинутие государства на жертву татарам, что, по их словам, Ощера и Мамонов
именно советовали. Великий князь, оставя войско на берегу Оки и приказавши сжечь
городок Каширу, поехал в Москву, чтоб посоветоваться с матерью, митрополитом и
боярами, а князю Даниилу Холмскому дал приказ - по первой присылке от него из
Москвы ехать туда же вместе с молодым великим князем Иоанном. 30 сентября, когда
москвичи перебирались из посадов в Кремль на осадное сиденье, вдруг увидали они
великого князя, который въезжал в город вместе с князем Федором Палецким; народ
подумал, что все кончено, что татары идут по следам Иоанна; в толпах послышались
жалобы: "К