ину. -
Я хорошо знаю графиню, это во всех отношениях почтенная особа, и я не могу
допустить оскорбительных об ней отзывов..." - "Зачем же вы не остановили
меня, когда я только начинал рассказ? - отвечал Пушкин. - Почему вы мне не
сказали раньше, что знакомы с граф. Бобринской? А то вы спокойно выслушали
весь рассказ, и потом каким-то донкихотом становитесь в защитники этой дамы
и берете ее под свою протекцию". Вся эта сцена произошла в довольно тесном
кружке обычных гостей кн. Урусова; тут же был и П. А. Муханов, передавший
нам подробности происшествия. Затем разговор в тот же вечер не имел никаких
последствий, и все разъехались по домам, не обратив на него никакого
внимания. Но на другой же день рано утром на квартиру к Муха-нову является
Пушкин. С обычною своею живостью он передал, что в это утро получил от
Соломирского письменный вызов на дуэль, и, ни минуты не мешкав, отвечал ему,
письменно же, согласием, что у него был уже секундант Соломирского, А. В.
Шереметев, и что он послал его для переговоров об условиях дуэли к нему,
Му-ханову, которого и просит быть секундантом. - Только что уехал Пушкин, к
Муханову явился Шереметев. Муханов повел переговоры о мире. Но Шереметев,
войдя серьезно в роль секунданта, требовал, чтобы Пушкин, если не будет
драться, извинился перед Соломирским. (Муханову долго пришлось убеждать
Шереметева). Шереметев понял наконец, что эта история падет всем позором на
головы секундантов в случае, если будет убит или ранен Пушкин, и что надо
предотвратить эту роковую случайность и не подставлять лоб гениального поэта
под пистолет взбалмошного офицера. Шереметев поспешил уговориться с
Мухановым о средствах к примирению противников. В то же утро Шереметев
привел Со-ломирского к С. А. Соболевскому, на Собачью Площадку, у которого
жил в это время Пушкин. Сюда же пришел Муханов, и, при дружных усилиях обоих
секундантов и при посредничестве Соболевского, имевшего, по свидетельству
Муханова, большое влияние на Пушкина, примирение состоялось. Подан был
роскошный завтрак, и, с бокалами шампанского, противники, без всяких
извинений и объяснений, протянули друг другу руки.
М. И. СЕМЕВСКИИ со слов П. А. МУХАНОВА. К биографии Пушкина. Рус.
Вест., 1869, 11, стр. 81 - 85. Ср. Н. О. Лернер, Рус. Стар., 1907, т. 131,
стр. 104 и Б. Л. Модзалевский. Письма, II, 239.
"Княжне С. А. Урусовой" (впоследствии княгине Рад-зивил) ("Не веровал я
Троице доныне..."). Не полагаю, чтобы эти стихи принадлежали Пушкину... Во
всяком случае, не написаны они княжне Урусовой. Пушкин был влюблен в сестру
ее, графиню Пушкину.
Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ. Старина и Новизна, кн. VIII, стр. 38.
Соболевский был недоволен приглаженными и припомаженными портретами
Пушкина, какие тогда появлялись. Ему хотелось сохранить изображение поэта,
как он есть, как он бывал чаще, и он просил известного художника Тропинина
нарисовать ему Пушкина в домашнем его халате, растрепанного, с заветным
мистическим перстнем на большом пальце. Кажись, дело шло также и об
изображении какого-то ногтя на руке Пушкина, особенно отрощенного. Тропинин
согласился. Пушкин стал ходить к нему.
Н. В. БЕРГ со слов В. А. ТРОПИНИНА. Рус.Арх., 1871, стр. 191.
Пушкин заказал Тропинину свой портрет, который и подарил Соболевскому.
Этот портрет украли; он теперь у кн. Мих. Андр. Оболенского. Для себя
Тропинин сделал настоящий эскиз, который после него достался Алексееву.
После Алексеева был куплен Н. М. Смирновым, а после Смирнова (ск. 3 марта
1870 г.) подарила его Соболевскому. Апрель 1870 г.
СОБОЛЕВСКИЙ. Надпись на бумажном ярлыке на обороте этюда Тропинина к
портрету Пушкина. А. В. Лебедев. Пушкин в Третьяковской галерее. М., 1924,
стр. 12.
Одно время отличительным признаком всякого масона был длинный ноготь на
мизинце. Такой ноготь носил и Пушкин; по этому ногтю узнал, что он масон,
художник Тропинин, придя рисовать с него портрет. Тропинин передавал кн. М.
А. Оболенскому, у которого этот портрет хранился, что когда он пришел писать
и увидел на руке Пушкина ноготь, то сделал ему знак, на который Пушкин ему
не ответил, а погрозил ему пальцем.
М. И. ПЫЛЯЕВ. Старая Москва. СПб., 1891, стр. 86.
Сходство (тропининского) портрета с подлинником поразительно, хотя нам
кажется, что художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого
выражения лица поэта. Впрочем, физиогномия Пушкина, - столь определенная,
выразительная, что всякий хороший живописец может схватить ее, - вместе с
тем и так изменчива, зыбка, что трудно предположить, чтобы один портрет
Пушкина мог дать о нем истинное понятие.
Н. А. ПОЛЕВОЙ. Московский Телеграф, 1827, часть XV, отд. 2, стр. 33.
В доме Ушаковых Пушкин стал бывать с зимы 1826 - 1827 годов. Вскоре он
сделался там своим человеком. "Пушкин, - записывает Н. С. Киселев, - езжал к
Ушаковым часто, иногда во время дня заезжал раза три. Бывало, рассуждая о
Пушкине, старый выездной лакей Ушаковых, Иван Евсеев, говаривал, что
сочинители всё делают не по-людски: "Ну, что, прости господи, вчера он к
мертвецам-то ездил? Ведь до рассвета прогулял на Ва-ганькове!" Это значило,
что Ал. С-ч, уезжая вечером от Ушаковых, велел кучеру повернуть из ворот
направо, и что на рассвете видели карету его возвращающеюся обратно по
Пресне. Часто приезжал он верхом, и если случалось ему быть на белой лошади,
то всегда вспоминал слова какой-то известной петербургской предсказательницы
(которую посетил он вместе с актером Сосницким и другими молодыми людьми),
что он умрет или от белой лошади, или от белокурого человека - из-за жены.
Кстати, об этом предсказании Пушкин рассказывал, что, когда он ,был
возвращен из ссылки и в первый раз увидел императора Николая, он подумал:
"не это ли - тот белокурый человек, от которого зависит его судьба?" -
Охотно беседовал Пушкин со старухой Ушаковой и часто просил ее диктовать ему
известные ей русские народные песни и повторять их напевы. Еще более находил
он удовольствия в обществе ее дочерей. Обе они были красавицы, отличались
живым умом и чувством изящного.
Л. Н. МАЙКОВ по записям Н. С. КИСЕЛЕВА, сына Ел. Н. Киселевой-Ушаковой.
Л. Майков, 361.
Екатерина Ушакова была в полном смысле красавица: блондинка с
пепельными волосами, темно-голубыми глазами, роста среднего, густые косы
нависли до колен, выражение лица очень умное. Она любила заниматься
литературою. Много было у нее женихов; но по молодости лет она не, спешила
замуж. Старшая, Елизавета, вышла за С. Д. Киселева. - Является в Москву
Пушкин, видит Екат. Ник. Ушакову в благородном собрании, влюбляется и
знакомится. Завязывается полная сердечная дружба.
П, И. БАРТЕНЕВ. Записная книжка. Рус. Арх., 1912,111, 300.
Вчерась мы обедали у (Ушаковых), а сегодня ожидаем их к себе. Меньшая
очень, очень хорошенькая, а старшая чрезвычайно интересует меня, потому,
что, по-видимому, наш поэт, наш знаменитый Пушкин, намерен вручить ей судьбу
жизни своей, ибо уж положил оружие свое у ног ее, т. е. сказать просто
влюблен в нее. Это общая молва. Еще не видавши их, я слышала, что Пушкин во
все пребывание свое в Москве только и занимался, что (Утаковою): на балах,
на гуляниях он говорил только с нею, а когда случалось, что в собрании
(Ушаковой) нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумавшись, и ничто уже
не в силах развлечь его!.. Знакомство же с ними удостоверило меня в
справедливости сих слухов. В их доме все напоминает о Пушкине: на столе
найдете его сочинения, между нотами - "Черную шаль" и "Цыганскую песню", на
фортепианах - его "Талисман" и "Копеечку" (?), в альбоме - несколько
листочков картин, стихов и каррикатур, а на языке беспрестанно вертится имя
Пушкина.
Е. С. ТЕЛЕПНЕВА. Из дневника, 22 июня 1827 г. П-н и его совр-ки, \7,
121.
Семейные обстоятельства требуют моего присутствия в Петербурге: приемлю
смелость просить на сие разрешения у вашего превосходительства.
ПУШКИН - гр. А. X. БЕНКЕНДОРФУ, 24 апр. 1827 г., из Москвы.
Его величество, соизволяя на прибытие ваше в С.-Петербург, высочайше
отозваться изволил, что не сомневается в том, что данное русским дворянином
государю своему честное слово вести себя благородно и пристойно будет в
полном смысле сдержано.
Гр. А. X. БЕНКЕНДОРФ - ПУШКИНУ, 3 мая 1827 г., из Петербурга. Дела III
Отдел. СПб., 1906, стр. 49.
Москва неблагородно поступила с Пушкиным: после неумеренных похвал и
лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него, взводить на
него обвинения в ласкательстве, наушничестве и шпионстве перед государем.
Это и было причиной, что он оставил Москву. - Шекспира (а равно Гете и
Шиллера) он не читал в подлиннике, а во французском старом переводе,
поправленном Гизо, но понимал его гениально. По-английски выучился он
гораздо позже, в Петербурге, и читал Вордсворта.
С. П. ШЕВЫРЕВ. Л. Майков, 330.
15 мая 1827 г. Туманное небо - мелкий дождик. Обедню слушал в Страстном
монастыре... Зашел к Погодину на завтрак, где я нашел Пушкина, К.
Вяземского... За столом Пушкин с Баратынским написали на Шаликова след. по
случаю рассказанного анекдота:
Князь Шаликов, газетчик наш печальный,
Элегию семье своей читал,
А козачок огарок свечки сальной
В руках со трепетом держал.
Вдруг мальчик наш заплакал, запищал.
"Вот, вот с кого пример берите, дуры!" -
Он дочерям в восторге закричал. -
"Откройся мне, о милый сын натуры,
Ах! что слезой твой осребрило взор?"
А тот ему: "Мне хочется на двор".
И. М. СНЕГИРЕВ. Из дневника. П-н и его совр-ки, XVI. 50.
Погодин, делая прощанье Пушкину перед отъездом сего последнего из
Москвы, пригласил многих литераторов и поэтов... Они все вместе составляли
эпиграммы на кн. Шаликова. Между прочим был рассказан анекдот о последнем
(Эпиграмма: "Кн. Шаликов, газетчик наш печальный.,.").
В. Ф. ЩЕРБАКОВ. Из заметок о пребывании Пушкина в Москве. Собр. соч.
Пушкина, ред. Ефремова, 1905, т. VIII, стр. 111.
16 мая 1827 г. Когда лег было спать, приехал Пушкин с Соболевским и
увезли меня к Полевому на вечеринку.
И. М. СНЕГИРЕВ. Из дневника. П-н и его совр-ки, XVI, 52.
Пушкин и его сотрудники (по "Московскому Вестнику") бывали у Н. А.
Полевого и при встрече казались добрыми приятелями. Весною 1827 года у брата
был литературный вечер, где собрались все пишущие друзья и недруги; ужинали,
пировали всю ночь и разъехались уже утром. Пушкин казался председателем
этого сборища и, попивая шампанское с сельтерской водой, рассказывал смешные
анекдоты, читал свои непозволенные стихи, хохотал от резких сарказмов И. М.
Снегирева, вспоминал шутливые стихи Дельвига, Баратынского и заставил
последнего припомнить написанные им с Дельвигом когда-то рассказы о
житье-бытье в Петербурге. Его особенно смешило то место, где в пошлых
гексаметрах изображалось столько же вольное, сколько невольное убожество
обоих поэтов, которые "в лавочку были должны, руки держали в карманах
(перчаток они не имели!)"...
КС А. ПОЛЕВОЙ. Записки, 209.
Весною 1827 г. Пушкин спешил отправиться в Петербург, и мы были
приглашены проводить его. Местом общего сборища для проводин была назначена
дача С. А. Соболевского, близ Петровского дворца. В то время, вокруг
исторического Петровского дворца, где несколько дней укрывался Наполеон от
московского пожара, было несколько старинных, очень незатейливых дач,
стоявших отдельно одна от другой, а все остальное пространство, почти вплоть
до заставы, было изрыто, заброшено или покрыто огородами, и даже полями с
хлебом. - В эту-то пустыню, на дачу Соболевского, около вечера стали
собираться знакомые и близкие Пушкина. Мы увидели там Мицкевича...
Постепенно собралось много знакомых Пушкина, а он не являлся. Наконец,
приехал А. М. Муханов (А. А.) и объявил, что он был вместе с Пушкиным на
гулянье в Марьиной роще (в этот день пришелся семик) и что поэт скоро
приедет. Уже поданы были свечи, когда он явился, рассеянный, невеселый,
говорил не улыбаясь (что всегда показывало у него дурное расположение) и
тотчас после ужина заторопился ехать. Коляска его была подана, и он, почти
не сказавши никому ласкового слова, укатил в темноте ночи. Помню, что это
произвело на всех неприятное впечатление. Некоторые объяснили дурное
расположение Пушкина, рассказывая о неприятностях его по случаю дуэли,
окончившейся не к славе поэта. В толстом панегирике своем Пушкину, г.
Анненков умалчивает о подобных подробностях жизни его, заботясь только
выставить поэта мудрым, непогрешительным, чуть не праведником.
КС. А. ПОЛЕВОЙ. Записки, 210.
Александр Пушкин, отправляющийся нынче в ночь, доставит тебе это
письмо. Постарайся с ним сблизиться; нельзя довольно оценить наслаждение
быть с ним часто вместе, размышляя о впечатлениях, которые возбуждаются в
нас его необычайными дарованиями. Он стократ занимательнее в мужском
обществе, нежели в женском...
А. А. МУХАНОВ - Н. А. МУХАНОВУ, из Москвы, 19 мая 1827 г. Щукинский
Сборник, X, 353.
От переезда в Петербург до путешествия в Арзрум (Май 1827 - май 1829)
Перед нами один из самых плодоносных периодов литературной биографии
Пушкина. "Полтава", крупнейший шаг в эволюции поэта от его ранних поэм к
созданиям 30-х годов; седьмая глава "Евгения Онегина"; множество лирических
стихотворений, в том числе такие шедевры, как "Я вас любил...",
"Воспоминание" и знаменитый "Анчар"; "Арап Петра Великого", первый в России
и блистательный опыт биографического романа; критические статьи, излагающие
новые эстетические принципы и взгляды на назначение литературы, ее
историческую и социальную роль. Между тем жизнь ставила перед поэтом не одни
творческие задачи.
Из разговора с царем поэт вынес убеждение, что правительство намерено
встать на путь широких реформ. Он надеялся, что его отношения с государем
помогут облегчить участь декабристов, поверил (на какое-то время), что
судьба послала России второго Петра Великого и что ему предназначено быть
его сподвижником и вдохновителем. Перед Пушкиным открывалось новое поприще.
На самом деле царь Николай I был человеком совсем не поэтического склада.
Без серьезных собственных идей, неспособный ни к предвидению событий, ни к
их предупреждению, он сам выразил свой идеал так: "Я чувствую себя вполне и
совершенно счастливым только между солдатами... В военной службе
господствует порядок, строгая, безусловная законность, не замечается
всезнайства и страсти противоречить; здесь все подходит одно к другому и
сливается одно с другим... Я считаю всю жизнь человеческую службой, потому
что каждый служит; многие, конечно, лишь своим страстям, но им-то солдат и
не должен служить, остерегаясь даже своих наклонностей [Кони А. Ф. Очерки и
воспоминания. СПб., 1906, с. 451.]. Пушкин скоро понял, как далек новый
монарх от его представлений о нем. Прямое общение с властью вскоре свелось
для поэта к встречам и переписке с шефом жандармов. По всякому пустяковому
поводу он должен был выслушивать наставления Бенкендорфа. В воздухе стали
собираться тучи. Еще продолжалось дело о "стихах на 14 декабря" (отрывке из
"Андрея Шенье"), а уже началось еще более неприятное дело о "Гаврилиаде",
грозившее очень тяжелыми последствиями (лишением всех прав состояния и
ссылкой в Сибирь). Свобода поэта была зыбкой. К тому же он оказался в весьма
двусмысленном положении: власти смотрели на него как на прощенного, но не
раскаявшегося грешника, друзья молодости видели в его отношениях с царем
измену общим идеалам. Одновременно он принужден создавать приветственные
стансы императору "В надежде славы и добра..." (необходимый ответный жест на
монаршую милость - возвращение из ссылки, а с другой стороны - надежда
повлиять на царя в нужном направлении) и стансы - послание в Сибирь -
декабристам, за которыми отправился бы вослед и сам, если б они стали
известны правительству. Верную позицию найти было нелегко. Обстановка начала
нового царствования казалась противоречивой и неопределенной. Какие-то
надежды на царя держались у поэта довольно долго, вплоть до 30-х годов.
Пушкин много разъезжает, словно не может насытиться неожиданной
вольностью. В ноябре 1826 года он едет в Ми-хайловское, в декабре
возвращается в Москву, оттуда в мае 1827 года едет в Петербург, в июне -
снова в Михайловское, откуда в октябре опять в Петербург. В 1828 году ряд
неудачных попыток уехать в длительное путешествие - на турецкий фронт, за
границу; в октябре он уезжает в тверское имение Вульфов Малинники, откуда в
декабре - в Москву, но в начале января 1829 года он уже снова в Малинниках,
откуда, после краткого пребывания, едет в Петербург, в начале марта - опять
в дороге: из Петербурга в Москву... Пушкин безудержно играет в карты. Позже
он будет объяснять жене один из своих проигрышей: "Я так был желчен, что
надо было развлечься чем-нибудь" (1834). В картах была поэзия риска,
дававшая отдохновение от засилия невиданной в России дотоле степени
бюрократии, которую с пылом устанавливал вокруг себя новый государь. Для
большинства внешних наблюдателей карты и сменяющие друг друга любовные
увлечения и составляли жизнь Пушкина. На самом деле истинный ее ток протекал
совсем в другом русле.
Поэт стремительно расширяет круг своей образованности, восполняя
упущенное из-за ссылки время. В 1828 году - 29 лет - он овладевает
английским и читает в оригинале Байрона и его соотечественников, он изучает
Данте и итальянских поэтов, переводит с французского, испанского
(Сервантеса), английского, польского, старофранцузского,.. Глубокая и
разносторонняя осведомленность его в вопросах искусства, литературы и
истории, политики, даже лингвистики, удивлявшая его собеседников в ЗО-е
годы, складывалась именно в это время. Перед современниками, знавшими его в
молодости, поэт неожиданно предстанет как глубокий мыслитель, разносторонний
эрудированный ученый, знаток истории человечества и человеческой культуры,
как острый критик и публицист. Пушкин сумел соединить в себе, по выражению
Мицкевича, столь "выдающиеся и разнообразные способности, что они, казалось,
должны были бы исключать друг друга". Он размышлял и над новыми духовными и
социальными исканиями Запада. Тот же Мицкевич писал позже об интересе
Пушкина этих лет, к, с одной стороны, С. Пеллико и Г. Муру, с другой -
Сен-Симону и Фурье, представителям углубленно-философского
и
социально-утопического течений европейской мысли: "В некоторых его воздушных
стихах, в его разговорах обозначились уже следы обоих направлений".
Впечатления мира театра, вновь открывшегося для него с возвращением в
столицы, музыкальные вечера (в частности, у Дельвигов с участием Глинки),
общение с книгами, которые не нужно было теперь выписывать издалека, с
друзьями, с петербургскими и московскими литераторами - все это ложилось на
благодатную почву души много пережившего и передумавшего человека,
сознающего свое предназначение.
Пушкин официально признан первым поэтом России - он задумал изменить
сам язык отечественной поэзии и прозы. Он захотел сделать его общепонятным,
чтобы потом построить на нем литературу, которая стала бы голосом нации в
целом, внятным всем и волнующим всех. Таким путем, по его мысли,
преодолевалась бы пропасть между сословиями, та самая, которую ire смогли
преодолеть его друзья-декабристы. Осуществление этого его замысла потребует
многого, прежде всего, разрыва с существующим общественным вкусом. Пушкин
принесет в жертву свою популярность романтического поэта. Литераторы всех
лагерей тотчас обрушат на него давно сдерживаемый критический удар.
Одиночество и непонимание современников постепенно станут его привычными
спутниками. И пройдут годы, прежде чем заложенное в зрелых творениях поэта
возвышенно-демократическое отношение к слову принесет великие плоды- Пока,
много читая и многому учась у других, он вырабатывает и подготавливает
позицию, собирает силы.
Я познакомилась с Александром (Пушкиным), - он приехал вчера, и мы
провели с ним день у его родителей. Сегодня вечером мы ожидаем его к себе, -
он будет читать свою трагедию "Борис Годунов"... Я не знаю, любезен ли он в
обществе, - вчера он был довольно скучен и ничего особенного не сказал;
только читал прелестный отрывок из 5-й главы "Онегина"... Надобно было
видеть радость матери Пушкина: она плакала, как ребенок, и всех нас
растрогала. Мой муж также был на седьмом небе, - я думала, что их объятиям
не будет конца.
Баронесса С. М. ДЕЛЬВИГ (жена поэта) - А. Н. СЕМЕНОВОЙ, 25 мая 1827 г.
Б. Л. Модзалевский. Пушкин. Л., 1929, стр. 207 (фр.-рус).
Вот я провела с Пушкиным вечер, о чем я тебе говорила раньше. Он мне
очень понравился, очень мил, мы с ним уже довольно коротко познакомились,
Антон {ее муж) об этом очень старался, так как он любит Александра,как
брата.
Бар-сса С. М. ДЕЛЬВИГ - А. Н. СЕМЕНОВОЙ, 29 мая 1827 г. 5.
Модзалевский, стр. 207 (фр.-рус).
Смирдин сказал о Пушкине: "Сочинил Цыгане - и продает ее, как Цыган -
за 2 листа 8 рублей. Странно напечатано - несколько белых страниц между
печатными".
Б. М. ФЕДОРОВ. Из дневника (май 1827 г.). Русский Библиофил, 1911, 5,
стр. 32.
С Пушкиным я опять увиделась в Петербурге, в доме его родителей, куда
он приехал из своей ссылки в 1827 г., прожив в Москве несколько месяцев. Он
был тогда весел, но чего-то ему недоставало. Он как будто не был так доволен
собою и другими, как в Тригорском и Михайловском... Он приехал в Петербург с
богатым запасом выработанных мыслей. Тотчас по приезде он усердно начал
писать, и мы его редко видели. Он жил в трактире Демута, его родители - на
Фонтанке, у Семеновского моста... Мать его Надежда Осиповна, горячо любившая
детей своих, гордилась им и была очень рада и счастлива, когда он посещал их
и оставался обедать. Она заманивала его к обеду печеным картофелем, до
которого Пушкин был большой охотник. В год возвращения его из Михайловского
именины свои (2 июня) праздновал он в доме родителей, в семейном кружку, и
был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его
любезности. После обеда Абр. Серг. Норов, подойдя ко мне с Пушкиным, сказал:
"Неужели вы ему сегодня ничего не подарили, а он так много вам писал
прекрасных стихов?" - "И в самом деле, - отвечала я, - мне бы надо подарить
вам что-нибудь: вот вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне".
Он взял кольцо, надел на свою маленькую прекрасную ручку и сказал мне, что
даст мне другое. - На другой день Пушкин привез мне обещанное кольцо с тремя
бриллиантами и хотел было провести у меня несколько часов: но мне нужно было
ехать с графинею Ивелич, и я предложила ему прокатиться к ней на лодке. Он
согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в
Тригорском. Он шутил с лодочником, уговаривал его быть осторожным и не
утопить нас. Потом мы заговорили о Веневитинове, и он сказал: "Почему вы
дали ему умереть? Он тоже был влюблен в вас, не правда ли?" На это я
отвечала ему, что Веневитинов оказывал мне только нежное участие и дружбу и
что сердце его давно уже принадлежало другой. Тут кстати я рассказала ему о
наших беседах с Веневитиновым... Пушкин слушал внимательно, выражая только
по временам досаду, что так рано умер чудный поэт. Вскоре мы пристали к
берегу, и наша беседа кончилась.
А. П. КЕРН. Воспоминания. Л. Майков, 247 - 249.
(Летом 1827 г.). Когда я возвратился летом в Москву, я спросил
Соболевского: "Какая могла быть причина, что Пушкин, оказавший мне столь
много приязни, написал на меня такую злую эпиграмму" ("Лук звенит, стрела
трепещет"). Соболевский отвечал: "вам покажется странным мое объяснение, но
это сущая правда: у Пушкина всегда была страсть выпытывать будущее, и он
обращался ко всякого рода гадальщицам. Одна из них предсказала ему, что он
должен остерегаться высокого белокурого молодого человека, от которого
придет ему смерть. Пушкин довольно суеверен, и потому, как только случай
сведет его с человеком, имеющим все сии наружные свойства, ему сейчас
приходит на мысль испытать: не это ли роковой человек? Он даже старается
раздражать его, чтобы скорее искусить свою судьбу. Так случилось и с вами,
хотя Пушкин к вам очень расположен".
А. Н. МУРАВЬЕВ. Знакомство с русскими поэтами.
Киев, 1871, стр. 14.
1827 года, в один из дней начала лета, я посетил бывшую тогда выставку
художественных произведений на Невском проспекте против Малой Морской в доме
Таля. В это время была выставлена картина, присланная Карлом Брюлловым из
Италии, известная под названием "Итальянское утро". Уже не в первый раз я с
безотчетно приятным наслаждением смотрел на эту картину. Странное чувство
остановилось во мне. Казалось, я дышал каким-то мне дотоле неведомым
воздухом. Что-то неизъяснимо приятное окружало меня. С таким чувством я
вышел на улицу. Первые особы, мне встретившиеся, был барон Дельвиг и с ним
под руку идущий, небольшого роста, смуглый и с курчавыми волосами. Я с
Дельвигом поздоровался, как с хорошо знакомым, и он меня спросил, разве я не
знаю его (указывая на своего товарища). Получив от меня отрицательный ответ,
он сказал: "Это - Пушкин". Тогда я, от души обрадовавшись, отнесся к
Александру Сергеевичу, как уж несколько знакомому, ибо часто до приезда его
виделся с его матерью Надеждой Осиповной и сестрою Ольгою Сергеевною. Одежда
на нем была вовсе не петербургского покроя, в особенности же картуз
престранного вида. Желая быть долее с Пушкиным, я вместе с ними пошел опять
на выставку. Дельвиг подвел Пушкина прямо к "Итальянскому утру".
Остановившись против этой картины, он долго оставался безмолвным и, не сводя
с нее глаз, сказал:
- Странное дело, в нынешнее время живописцы приобрели манеру выводить
из полотна предметы и в особенности фигуры; в Италии это искусство до такой
степени утвердилось, что не признают того художником, кто не умеет этого
делать.
И, вновь замолчав, смотрел на картину, отступил и сказал:
- Хм! Кисть, как перо: для одной - глаз, для другого - ухо. В Италии
дошли до того, что копии с картин до того делают похожими, что, ставя одну
оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да,
это, как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они
будут хороши. Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих, - и все
начали писать хорошо.
В это время он взглянул на Дельвига, и тот с обычною своею скромностью
и добродушием, потупя глаза, ответил: "Да".
А. С. АНДРЕЕВ. Встреча с Пушкиным. Звенья, II, "Академия", 1933, стр.
237.
8 июня 1827 г. Я просидел у г-жи Керн до десяти часов вечера. Когда я
уже прощался с нею, пришел поэт Пушкин. Это человек небольшого роста, на
первый взгляд не представляющий из себя ничего особенного. Если смотреть на
его лицо, начиная с подбородка, то тщетно будешь искать в нем, до самых
глаз, выражения поэтического дара. Но глаза непременно остановят вас: в них
вы увидите лучи того огня, которым согреты его стихи. Об обращении его и
разговоре ничего не могу сказать, потому что я скоро ушел.
А. В. НИКИТЕНКО. Моя повесть о самом себе. СПб., 1905, т. 1, стр. 168.
Александр {Пушкин) меня утешил и помирил с собой. Он явился таким
добрым сыном, как я и не ржи-дал. Его приезд обрадовал меня и Сониньку (жена
Дельвига). Она до слез была обрадована, я - до головной боли.
Бар. А. А. ДЕЛЬВИГ - П. А. ОСИПОВОИ, 14 июня 1827 г. Пушкин. Письма, т.
II, Гос. изд., стр. 245.
[Ris01.gif]
Был у Карамзиных - виделся там с Пушкиным. Коля (сын Федорова) сидел на
коленях его и читал ему его стихи.
Б. М. ФЕДОРОВ. Из дневника, июнь 1827 г. Русский Библиофил, 1911, 5,
стр. 33.
Небольшая поэма Пушкина под названием Цыгане, только что напечатанная в
Москве, в типографии Августа Семена, заслуживает особого внимания своей
виньеткой, которая находится на обложке. Потрудитесь внимательно посмотреть
на нее, дорогой генерал, и вы легко убедитесь, что было бы очень важно
узнать наверное, кому принадлежит ее выбор, - автору или типографу, потому
что трудно предположить, чтоб она была взята случайно. Я очень прошу вас
сообщить мне ваши наблюдения, а также и результат ваших расследований по
этому предмету (см. рис. 1).
А. X. БЕНКЕНДОРФ - А. А. ВОЛКОВУ (жандармскому генералу в Москве), 30
июня 1827 г. Дела III Отделения об А. С. Пушкине. СПб., 1906. Изд. И.
Балашова, стр. 260 (фр.).
Выбор виньетки достоверно принадлежит автору, который ее отметил в
книге образцов типографских шрифтов, представленной ему г. Семеном; г.
Пушкин нашел ее вполне подходящей к своей поэме. Впрочем, эта виньетка
делалась не в Москве. Г. Семен получил ее из Парижа. Она имеется в
Петербурге во многих типографиях, и вероятно, из того же источника. Г. Семен
говорит, что употреблял уже эту виньетку два или три раза в заголовках
трагедий.
А. А. ВОЛКОВ - А. Х.БЕНКЕНДОРФУ, 6 июля 1827 г., из Москвы. Дела III
Отделения, стр. 261 (фр.).
Пушкин, после свидания со мной, говорил в Английском клубе с восторгом
о Вашем Величестве и заставил лиц, обедавших с ним, пить здоровье Вашего
Величества. Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его
перо и его речи, то это будет выгодно.
А. X. БЕНКЕНДОРФ в донесении имп. Николаю, 12 июля 1827 г. Старина и
Новизна, VI, 6 (фр.).
Тайная полиция не упускала из виду поведение и связи графа Александра
Завадовского, которого она имеет некоторое основание остерегаться. В
политическом отношении пока не замечено ничего, если не считать того, что
несколько молодых ротозеев приходят к нему рассуждать и фрондировать, но -
без каких-либо последствий. Главное занятие Завадовского в настоящее время -
игра. Он нанял сельский домик на Выборгской Стороне, у Пфлуга, где. почти
каждый вечер собираются следующие господа: ...Пушкин, сочинитель, был там
несколько раз. Он кажется очень изменившимся и занимается только финансами,
стараясь продавать свои литературные произведения на выгодных условиях. Он
живет в гостинице Демута, где его обыкновенно посещают: полковник
Безобразов, поэт Баратынский, литератор Федоров и игроки Шихмаков и
Остолопов. Во время дружеских излияний он совершенно откровенно признается,
что он никогда не натворил бы столько безумия и глупостей, если бы не
находился под влиянием Александра Раевского, который по всем данным,
собранным с разных сторон, должен быть человеком весьма опасным.
М. Я. фон-ФОК в донесении Бенкендорфу, 13 июля 1827 г. 5. Модзалевский,
37 (фр.).
Пушкин любил веселую компанию молодых людей. У него было много
приятелей между подростками и юнкерами. Около 1827 года в Петербурге водил
он знакомство с гвардейскою молодежью и принимал деятельное участие в
кутежах и попойках. Однажды пригласил он несколько человек в тогдашний
ресторан Доминика и угощал их на славу. Входит граф Завадовский и, обращаясь
к Пушкину, говорит: "Однако, Александр Сергеевич, видно, туго набит у вас
бумажник!" - "Да ведь я богаче вас, - отвечает Пушкин, - вам приходится иной
раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный с
тридцати шести букв русской азбуки".
Кн. А. Ф. ГОЛИЦЫН-ПРОЗОРОВСКИЙ по записи П. И. БАРТЕНЕВА. Рус. Арх.,
1888, III, 468.
Пушкина я вовсе не вижу, встречаю его иногда в клубе, он здесь в кругу
шумном и веселом молодежи, в котором я не бываю; впрочем, мы сошлись с ним
хорошо, не часто видимся, но видимся дружески, без церемоний... С Пушкина
списал Кипренский портрет необычайно похожий.
Н. А. МУХАНОВ - А. А. МУХАНОВУ, 15 июля 1827 г., из Петербурга.
Щукинский Сборник, X, 354.
О. Кипренский жил в доме гр. Шереметевых на Фонтанке до своего
последнего отъезда в Италию; предание добавляет, что в этом доме позировал
ему для портрета А. С. Пушкин.
B. К. СТАНЮКОВИЧ. Фонтанный дом Шереметевых. Путеводитель. Изд.
Брокгауз-Ефрон. Пг., 1923, стр. 8.
(Портрет кисти Кипренского). Положение поэта не довольно хорошо
придумано: оборот тела и глаз не свойствен Пушкину; драпировка умышленна;
пушкинской простоты не видно; писан со всем достоинством живописи
Кипренского.
(Н. В. КУКОЛЬНИК). Художественная газета на 1837 г., 9 - 10, стр.
160.
Лучший портрет сына моего есть тот, который написан Кипренским и
гравирован Уткиным.
C. Л. ПУШКИН. Отечеств. Записки, 1841, т. XV, особ, прилож, 4.
(На выставке картин в Академии Художеств). Вот поэт Пушкин. Не смотрите
на подпись: видев его хоть раз живого, вы тотчас признаете его
проницательные глаза и рот, которому недостает только беспрестанного
вздрагивания: этот портрет писан Кипренским.
А. В. НИКИТЕНКО, т. I, 174.
Большую известность получил портрет Кипренского в сделанной с него
гравюре Н. И. Уткина (известного профессора-гравера), изданный в 1827 - 29
гг. отчасти отдельно, отчасти в приложении к альманаху "Северные цветы" на
1828 г. и др. изд. Уткинская гравюра хотя и сделана по Кипренскому, но с
многими отступлениями от оригинала: так, на гравюре не показано рук, есть
отличия в изображении костюма (заметен край выреза жилета, иначе представлен
левый воротничок манишки), но главным образом отличается изображение лица.
Шевелюра и баки выделаны тщательнее, с более натуральной передачей
спиральных завитков; лицо представлено более удлиненным и немного более
повернутым кпереди; скулы выступают более натурально; в глазах более
выразительности, и смотрят они более кверху; нос имеет несколько иную форму,
он вообще прямее, но спинка его на конце шире и загнутее, ноздри обозначены
резче; выступление челюсти и губ показано явственнее. Отличия эти
заслуживают внимания, так как Уткин работал при жизни поэта и видал его
лично.
Д. Н. АНУЧИН. А. С. Пушкин. Антропологический этюд. М., 1899, стр. 36.
Без сомнения, величайшая услуга, какую бы мог я оказать вам, это -
держать Пушкина на узде, да не имею к тому способов. Дома он бывает только в
девять часов утра, а я в это время иду на службу царскую; в гостях бывает
только в клубе, куда входить не имею права, к тому же, с ним надо нянчиться,
до чего я не охотник и не мастер... Дельвиг имеет влияние на Пушкина.
В. П. ТИТОВ - М. П. ПОГОДИНУ, 18 июля 1827 г., из
Петербурга. - Н. Барсуков. Жизнь и труды Погодина, кн. II, изд. 2, стр.
71.
(Середина 1827 г.). Братья Критские с товарищами неоднократно
совещались о ходе и развитии своего тайного общества и предполагали
вербовать членов среди студенчества, а председателем, по предложению Михаила
Критского, избрать А. С. Пушкина. На последнее возражал Лушников, говоря,
что "Пушкин ныне предался большому свету и думает более о модах и остреньких
стишках, нежели о благе отечества".
М. К. ЛЕМКЕ. Тайное общество братьев Критских (по данным архива
Третьего Отделения). Былое, 1906, июнь, 46.
Я в деревне и надеюсь много писать. В конце осени буду у вас.
Вдохновения еще нет, покамест принялся я за прозу.
ПУШКИН - бар. А. А. ДЕЛЬВИГУ, 31 июля 1827 г., из Михайловского.
(1827 - 1831 гг.). Никто не имел столько друзей, сколько Пушкин, и, быв
с ним очень близок, я знаю, что он вполне оценил сие счастие. Осенью он
обыкновенно удалялся на два и три месяца в деревню, чтобы писать и не быть
развлекаемым. В деревне он вел всегда одинаковую жизнь, весь день проводил в
постеле с карандашом в руках, занимался иногда 12 часов в день, поутру
освежался холодной ванною; перед обедом, несмотря даже на непогоду, скакал
несколько верст верхом, и, когда уставшая под вечер голова требовала отдыха,
он играл один на биллиарде или призывал с рассказами свою старую няню. Как
скоро приезжал он в деревню и брался за перо, лихорадка переливалась в его
жилы, и он писал, не зная ни дня, ни ночи. Так писал он, не покидая почти
пера, каждую главу Онегина; так написал он почти без остановки Графа Нулина
и Медного Всадника. Он писал всегда быстро, одним вдохновением, но иногда,
недовольный некоторыми стихами, потом с гневом их марал, переправлял, ибо в
его глазах редко какой-нибудь стих выражал вполне его мысль.
Н. М. СМИРНОВ. Из памятных заметок. Рус. Арх., 1882, I, 232.
(16 сент. 1827 г.). Вчера обедал я у Пушкина в селе его матери, недавно
бывшем еще местом его ссылки, куда он недавно приехал из Петербурга с
намерением отдохнуть от рассеянной жизни столиц и чтобы писать на свободе
(другие уверяют, что он приехал оттого, что проигрался). По шаткому крыльцу
взошел я в ветхую хижину первенствующего поэта русского. В молдаванской
красной шапочке и халате увидел я его за рабочим столом, на коем были
разбросаны все принадлежности уборного столика поклонника моды; дружно также
на нем лежали Montesquien о "Bibliotheque de campagne" с "Журналом Петра I";
виден был также Альфиери, ежемесячник Карамзина и изъяснение основ,
скрывшееся в полдюжине русских альманахов; наконец две тетради в черном
сафьяне остановили мое внимание на себе: мрачная их наружность заставила
меня ожидать что-нибудь таинственного, особливо, когда на большей из них я
заметил полустертый масонский треугольник. Пушкин, заметив внимание мое к
этой книге, сказал мне, что она была счетною книгою масонского общества, а
теперь пишет он в ней стихи; в другой же книге показал он мне только что
написанные первые две главы романа в прозе, где главное лицо представляет
его прадед Ганнибал, сын абиссинского эмира, похищенный турками, а из
Константинополя русским посланником присланный в подарок Петру I, который
его сам воспитывал и очень любил. Главная завязка этого романа будет - как
Пушкин говорит - неверность жены сего арапа, которая родила ему белого
ребенка и за то была посажена в монастырь. Вот историческая основа этого
сочинения. Мы пошли обедать, запивая рейнвейном швейцарский сыр; рассказывал
мне Пушкин, как государь цензирует его книги; он хотел мне показать
"Годунова" с собственноручными его величества поправками. Высокому цензору
не понравились шутки старого монаха с харчевницею. В "Стеньке Разине" не
пошли стихи, где он говорит воеводе астраханскому, хотевшему у него взять
соболью шубу: "Возьми с плеч шубу, да чтобы не было шуму". Смешно
рассказывал Пушкин, как в Москве цензировали его "Графа Нулина": нашли, что
неблагопристойно его сиятельство видеть в халате! На вопрос сочинителя, как
же одеть, предложили сюртук. Кофта барыни показалась тоже соблазнительною,
просили, чтобы он дал ей хотя салоп. Говоря о недостатках нашего частного и
общественного воспитания, Пушкин сказал: "Я был в затруднении, когда Николай
спросил мое мнение о сем предмете. Мне бы легко было написать то, чего
хотели, но не надобно же пропускать такого случая, чтоб сделать добро.
Однако, я между прочим сказал, что должно подавить частное воспитание.
Несмотря на то, мне вымыли голову".
Играя на бильярде, сказал Пушкин: "Удивляюсь, как мог Карамзин написать
так сухо первые части своей "Истории", говоря об Игоре, Святославе. Это
героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра I, а
Александрову - пером Курбского. Непременно должно описывать современные
происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и
царствование Николая, и об 14-м декабря".
АЛ. Н. ВУЛЬФ. Дневник. Л. Майков, 176.
15 окт. 1827 г. - Вчерашний день был для меня замечателен: приехав в
Боровичи в 12 час. утра, застал я проезжего в постели. Он метал банк
гусарскому офицеру. Перед тем я обедал. При расплате недоставало мне 5
рублей, я поставил их на карту. Карта за картой, проиграл 1600. Я
расплатился довольно сердито, взял взаймы двести рублей и уехал очень
недоволен сам собой. На следующей станции нашел я Шиллерова "Духовидца"; но
едва успел я прочитать первые страницы, как вдруг подъехали четыре тройки с
фельдъегерем. Я вышел взглянуть на них. Один из арестантов стоял, опершись у
колонны. К нему подошел высокий, бледный и худой молодой человек с черною
бородою, во фризовой шинели... Увидев меня, он с живостью на меня взглянул;
я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга - и я узнаю
Кюхельбекера [В. К. Кюхельбекер - лицейский товарищ Пушкина, декабрист.]. Мы
кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня
за руку с угрозами и ругательством. Я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось
дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали.
ПУШКИН. Встреча с Кюхельбекером.
Отправлен я был сего месяца 12 числа в г. Дина-бург с государственными
преступниками, и на пути приехав на станцию Залазы, вдруг бросился к
преступнику Кюхельбекеру ехавший из Новоржева в С. Петербург некто г.
Пушкин, начал после поцелуев с ним разговаривать. Я, видя сие,
наипоспешнейше отправил как первого, так и тех двух за полверсты от станции,
дабы не дать им разговаривать; а сам остался для написания подорожной и
заплаты прогонов. Но г. Пушкин просил меня дать Кюхельбекеру денег; я в сем
ему отказал. Тогда он, г. Пушкин, кричал и, угрожая мне, говорил, что: по
прибытии в Петербург в ту же минуту доложит его императорскому величеству
как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему на дорогу денег;
сверх того не премину также сказать и генерал-адъютанту Бенкендорфу. Сам же
г. Пушкин, между прочими угрозами, объявил мне, что он посажен был в
крепость и потом выпущен, почему я еще более препятствовал иметь ему
сношение с арестантом; а преступник Кюхельбекер мне сказал: это тот Пушкин,
который сочиняет.
ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ ПОДГОРНЫЙ в рапорте дежурному генералу главного штаба
Потапову 28 окт. 1827 т. Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в
последнее собрание его сочинений. Изд. Р. Вагнера. Берлин, 1861, стр. 192.
(Осень 1827 г.). Я познакомился с Пушкиным. Другой человек, как мне его
описывали, и каковым он был прежде в самом деле. Скромен в суждениях,
любезен в обществе и дитя по душе. Гусары испортили его в лицее. Москва
подбаловала, а несчастия и тихая здешняя жизнь его образумили.
Ф. В. БУЛГАРИН - В. А. УШАКОВУ, 6 янв. 1828 г. Щукинский Сборник, IX,
161.
На днях вышла третья глава "Онегина". Разговор Филипьевны седой с
Татьяной удивительно природен. Груша утверждает, что он списан с натуры.
Н. А. МУХАНОВ - А. А. МУХАНОВУ, 31 окт. 1827 г. Щукинский Сборник, X,
356.
(Октябрь 1827 г.). Поэт Пушкин здесь (в Петербурге). Он редко бывает
дома. Известный Соболевский возит его по трактирам, кормит и поит на свой
счет. Соболевского прозвали брюхом Пушкина. Впрочем, сей последний ведет
себя весьма благоразумно в отношении политическом.
М. Я. фон-ФОК в донесении ген. А. X. Бенкендорфу. Б. Модзалевский, 40.
Пушкина, после его возвращения из ссылки, я увидела в 1827 году, когда
я уже была замужем за Каратыгиным. Это было на Малом театре (он находился на
том самом месте, где теперь Александрийский). В тот вечер играли комедию
Мариво: "Обман в пользу любви", в переводе П. А. Катенина [Пьеса эта
единственный раз шла на сцене Малого театра во вторник 27 сентября 1827 г.
(См.: Северная Пчела, 1827, 116.) Пушкин в это время был в деревне.
Встреча, вероятно, произошла позднее]. Он привел ко мне в уборную "кающегося
грешника", как называл себя Пушкин. (См. эпиграмму Пушкина на Колосову, 1819
г.). "Размалеванные брови"... напомнила я ему, смеясь. - "Полноте, бога
ради, - перебил он меня, конфузясь и целуя мою руку, - кто старое помянет,
тому глаз вон! Позвольте мне взять с вас честное слово, что вы никогда не
будете вспоминать о моей глупости, о моем мальчишестве?!" Слово было дано;
мы вполне примирились.
А. М. КАРАТЫГИНА-КОЛОСОВА. Воспоминания. Рус. Стар., 1880, т. 28, стр.
571.