Вяземск³й П. А. Полное собран³е сочинен³й. Издан³е графа С. Д. Шереметева. T. 7.
Спб., 1882.
"Кто, будучи въ Женевской республикѣ, не почтетъ за пр³ятную должность быть въ Фернеѣ, гдѣ жилъ славнѣйш³й изъ писателей нашего вѣка?"
Въ этихъ словахъ Русскаго Путешественника поразило меня слово должность. Теперь сказали бы мы долгъ или обязанность. Конечно, лестно самолюб³ю каждаго писателя отыскать неправильное выражен³е въ Карамзинѣ, какъ всякому астроному отыскать пятнышко въ солнцѣ. Это доказываетъ, что глаза хороши и телескопъ хорошъ. Но полно пятнышко-ли это? Съ Карамзинымъ надобно быть осторожнымъ, онъ слова употреблялъ не на угадъ. Можетъ-быть, выражен³е Карамзина и правильно, и въ духѣ языка нашего. Долгъ и должность имѣютъ не одно значен³е. "Отпусти намъ долги наши!" Тутъ не замѣнишь слово долги словомъ должность, равно какъ и въ смыслѣ долги, не лежащаго на должникѣ. Слово обязанность было бы ближе къ дѣлу. Теперь выражен³е должность приняло исключительно оффиц³альное и служебное назначен³е.
Какъ бы то ни было, и я почелъ за пр³ятную обязанность или должность побывать еще разъ въ Фернеѣ. Посѣтилъ я его за нѣсколько лѣтъ тому въ первый мой проѣздъ черезъ Женеву. Вчера опять отправился я на поклонен³е. Я не вольтер³янецъ, но и не бѣшеный анти-вольтер³янецъ. Иное въ сторону, и очень въ сторону, и очень далеко въ сторону, а все-таки въ Вольтерѣ найдется много, за что можно помянуть его не лихомъ, а добрымъ словомъ. Да и время взяло свое и отребило пшеницу отъ плевелъ. Кощунства Вольтера не читаются нынѣ даже и необдуманной молодежью, падкой на всяк³е соблазны. Можетъ быть, даже ударились въ противоположную крайность. Вольтера, можетъ быть, вовсе не читаютъ. Это жаль и несправедливо. Какъ и во времена Карамзина, доступъ въ Фернейск³й замокъ или дворецъ (ссылаясь на недавно вышедшую книгу Arsène Houssaye "Le Roi Voltaire") не совершенно свободенъ. Онъ долженъ былъ увѣрить въ благодарности человѣка, вышедшаго ему на встрѣчу съ отказомъ, а я побѣдилъ недоброжелательство своею визитною карточкой. Благо, что нынѣшн³й владѣлецъ Фернейскаго помѣстья, г. Давидъ, торгующ³й брилл³антами, торговалъ ими и въ Росс³и, гдѣ, по словамъ моего чичероне, нажилъ онъ значительное богатство. Впрочемъ, нельзя обвинять и владѣльцевъ извѣстныхъ историческихъ мѣстностей, если они не растворяютъ дверей настежь алчной и хищной ордѣ туристовъ, которые совершаютъ набѣги на достопамятныя мѣста. Они, и вѣроятно наиболѣе изъ орды Англо-Саксоновъ, ободрали занавѣски, окружавш³я кровать Вольтера, такъ-что не осталось ни одного клочка. Есть въ саду вязъ, посаженный самимъ Вольтеромъ. Онъ такъ изувѣченъ и ободранъ, что прошла молва, что его обожгло молн³ею, По ближайшему слѣдств³ю и достовѣрнымъ справкамъ оказывается, что кору слупили съ него тѣ же ордынцы-туристы. Теперь дерево обведено защитительною оградою. Вообще, по всему видно, что нынѣшн³й хозяинъ дорожитъ памятью своего дальняго предмѣстника. У насъ подобный консерватизмъ не введенъ въ наши нравы и обычаи. Съ царствован³я Императора Николая государственная историческая археолог³я и особенно нынѣ археограф³я получили живое значен³е. Признательное потомство этого не забудетъ. Но частные, семейные, б³ографическ³е памятники, которые также, въ свою очередь, суть принадлежность и необходимое пополнен³е общей народной истор³и, почти у насъ не существуютъ. Во многихъ-ли семействахъ сохранились семейные портреты, переписки, родовые акты, родовыя имѣн³я? Меня увѣряли, что недавно, когда, для совершен³я какого-то акта, потребны были бумаги князя Смоленскаго-Голенищева-Кутузова, нигдѣ не могли найти послужнаго списка его. Мы скоро живемъ, и наши доисторическ³я эпохи, какъ изволите видѣть, довольно свѣжи. Авось новое поколѣн³е наше будетъ бережливѣе и домостроительнѣе... Передъ входомъ во дворъ замка стоитъ еще каплица, построенная Вольтеромъ, и сохранила свою знаменитую надпись: Deo erexit Voltaire. Нынѣ церковь упразднена и даже прежними владѣльцами обращена была въ сарай. Это святотатство, но, впрочемъ, достойное святотатства самой надписи. Слышно, что новый помѣщикъ хочетъ возобновить церковь и возвратить ея служен³ю Богу. Пускай помолятся въ ней добрые люди объ успокоен³и души усопшаго болярина Аруэта и о прощен³и ему вольныхъ и невольныхъ прегрѣшен³й его; а болярина-помѣщика есть чѣмъ помянуть. Онъ создалъ это селен³е, благодѣтельствовалъ ему и жителямъ его. Изъ любви въ нимъ навязывалъ часы издѣл³я ихъ земнымъ владыкамъ, а особенно Императрицѣ Екатеринѣ II. Изъ благодарности къ ней портретъ ея висѣлъ надъ самымъ изголовьемъ кровати. Онъ и донынѣ сохранился на томъ же мѣстѣ. Вообще спальня Вольтера, которая была и кабинетомъ его, довольно тѣсная комнатка, и рядомъ съ нею пр³емная его носятъ еще признаки и характеръ ему современные. Портреты, висящ³е на стѣнѣ, большею част³ю, гравированные въ маломъ размѣрѣ, вводятъ зрителя въ кругъ пр³язней и сочувств³й его. Мавзолей, весьма не художественный и не богатый, въ которомъ было погребено сердце его, съ надписью: son esprit est partout et son coeur est ici, остался, но пустой. Надпись лживая, какъ почти всѣ надписи. Умъ или духъ его уже не вездѣ, а сердце его не здѣсь. Умъ нѣсколько выдохся, а сердце не успокоилось и не улеглось и тогда, когда перестало тревожно биться въ груди его. Оно увезено было въ Парижъ. Слышно, что оно возвратится восвояси. Нынѣшн³й хозяинъ Фернея, брилл³анщикъ домогается добыть его. Можетъ быть вымѣняетъ онъ его на драгоцѣнный алмазъ. Странная участь сердца покойника. Что живыя сердца пускаются въ торговое обращен³е, это дѣло виданное и сбыточное; но мертвое! Совѣстно, примѣнен³е, но это невольно напоминаетъ Чичикова и закупку его мертвыхъ душъ. Кстати о Фернеѣ и Карамзинѣ. Любопытно отмѣтить литтературное сужденье его о Вольтерѣ. Отдавая полную справедливость уму и дарован³ю его, не признаетъ онъ въ немъ тѣхъ великихъ идей, которыя бываютъ непосредственною принадлежностью избранныхъ смертныхъ, каковъ, напримѣръ, Шекспиръ; на этомъ, такъ-сказать, среднемъ состоян³и ума и основываетъ онъ общ³й успѣхъ Вольтера. Вольтеръ писалъ для читателей всякаго рода, для ученыхъ и не ученыхъ; всѣ понимали его и всѣ плѣнялись имъ. Далѣе говоритъ онъ: "Кто не чувствуетъ красоты Заиры? но мног³е-ли удивляются Отеллу?" Затѣмъ въ выноскѣ слѣдуетъ оговорка, весьма любопытная, "тогда я такъ думалъ". Тогда, то-есть въ молодости; я не думаю, чтобы Карамзинъ въ лѣтахъ умственной зрѣлости болѣе уважалъ и выше цѣнилъ творца Заиры: съ лѣтами, съ усовершенствован³емъ дарован³я и духовныхъ силъ его, понят³я болѣе и болѣе приходили въ немъ въ равновѣс³е и стройное спокойств³е. Чисто судорожные, насильственные движен³я и порывы должны были предъ судомъ его вредить истиннымъ красотамъ Шекспира. Золото золотомъ, а грязь грязью. Не забудемъ, что только промытое золото становится золотомъ. Шекспиръ не промывалъ своего золота. Вольтеръ не только промывалъ свое золото, но и давалъ ему художественную оправу. Вспомнимъ, что и Гёте, который также бывалъ иногда Шекспиромъ, признавалъ къ старости пользу и необходимость изрѣдка перечитывать Французскихъ классиковъ. На память приходитъ мнѣ случай, который какъ ни маловаженъ, но можетъ пояснить и подтвердить догадку мою о позднѣйшемъ умственномъ настроен³и Карамзина. Графъ В³ельгорск³й пѣлъ при немъ только-что появившуюся пѣснь Пушкина изъ поэмы Цыгане. Когда дошло до стиховъ: рѣжь меня, жги меня и проч. Карамзинъ воскликнулъ: какъ можно класть на музыку так³е ужасы, и охота вамъ ихъ пѣть? Много причинъ, почему, согласно съ Карамзинымъ: публика была всегда на сторонѣ Вольтера. Главная и лучшая есть, конечно, та, что онъ былъ человѣкъ ума необычайнаго, разнообразнаго, смѣлаго и остраго и писатель, въ отношен³и художественномъ, какихъ не много. Но есть причины и прикладныя, содѣйствовавш³я успѣху его и господству надъ современниками. Во-первыхъ, онъ родился во время. Родись онъ ранѣе, его, можетъ быть, сожгли бы: умри онъ нѣсколько позднѣе, его бы гильотировали какъ аристократа. Вольтеръ былъ умозрительный революц³онеръ; но въ житейскихъ услов³яхъ онъ былъ консерваторъ и дворянинъ, пожалуй баринъ и помѣщикъ. Во-вторыхъ, по словамъ не помню кого: онъ въ высшей степени имѣлъ тотъ умъ, который всѣ имѣютъ. Il avoit le plus de cet esprit qu'а tout le monde. A каждый любитъ видѣть свои мысли, свои сочувств³я въ изящномъ переводѣ и въ блестящей оправѣ. Въ заключенье, онъ былъ изъ Французовъ Французъ, а въ его эпоху вся Европа была болѣе или менѣе питомица Франц³и. О Нѣмцахъ, объ Англичанахъ въ литтературномъ отношен³и не было и помину. Послѣ сами же Французы, начиная отъ г-жи Сталь, которая сама писала со словъ братьевъ Шлегелей, имена Шекспира, Гете, Шиллера и другихъ иноземцевъ получили право гражданства въ литтературной республикѣ. Тутъ возникло противодѣйств³е. Начали жечь то, что прежде обожали, и воздвигать алтари тому, чего прежде не знали. У насъ, когда прочая Европа еще молчала объ Англ³йскихъ поэтахъ и Нѣмецкихъ писателяхъ, Карамзинъ первый, и на долгое время исключительно одинъ, говорилъ о нихъ; онъ знакомилъ насъ съ ихъ произведен³ями и оцѣнивалъ ихъ съ тонкимъ чувствомъ критика и съ сочувств³емъ ума доступнаго и души открытой ко всему изящному.
Мы упомянули выше о книгѣ Царь Вольтеръ. Она замысловата и остроумно составлена, но жаль, что авторъ ея часто грѣшитъ излишнею изысканностью и остроум³емъ, иногда до приторности. Слогъ его нарумяненъ, напудренъ, облѣпленъ мушками. Все это было въ обычаяхъ XVIII вѣка, но не въ обычаяхъ лица, котораго жизнь онъ намъ разсказываетъ. Вольтеръ былъ тоже остроуменъ и замысловатъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, всегда простъ, ясенъ и умѣренъ на краски и блестки. Авторъ раздѣляетъ свою б³ограф³ю на отдѣленья: молодость Вольтера, дворъ его, министры, народъ, завоеван³я, династ³я его и проч. Подъ оболочкою шутки есть истина въ этомъ расположеньи. Остановимся мимоходомъ на статьѣ дворъ Вольтера, потому что она переноситъ насъ въ Ферней и ближе знакомитъ насъ съ пребываньемъ его въ этой резиденц³и. Въ книгѣ нашей о Фонъ-Визинѣ мы уже замѣтили, задолго до появленья сочиненья, о которомъ идетъ здѣсь рѣчь, что Вольтеръ имѣлъ при себѣ аккредитованныя дипломатическ³я лица и, между прочими, нашего Салтыкова. Въ письмахъ своихъ Гриммъ, котораго Arsène Houssaye, именуетъ министромъ внѣшнихъ дѣлъ Вольтера, разсказываетъ слѣдующимъ образомъ о другомъ Русскомъ посольствѣ, прибывшемъ въ Ферней: "на-дняхъ пр³ѣхалъ въ замокъ Ферней князь Козловск³й, присланный чрезвычайнымъ посломъ отъ Императрицы Всеросс³йской, въ сопровожден³и гвардейскаго офицера, и поднесъ Вольтеру, отъ имени Ея Императорскаго Величества, круглую костяную табакерку, оправленную въ золотѣ, художественно отдѣланную и выточенную руками самой Императрицы. Табакерка была украшена портретомъ Ея Величества и осыпана драгоцѣнными брилл³антами. Вмѣстѣ съ тѣмъ, была доставлена патр³арху отъ Императрицы великолѣпная шуба, чтобы охранять его отъ Альп³йскихъ вѣтровъ. Къ подаркамъ приложены были Французск³й переводъ Наказа Екатерины II и письмо, достойное ген³я, который продиктовалъ его, и того, которому оно было надписано. Увѣряютъ, что Вольтеръ помолодѣлъ десятью годами отъ этого императорскаго посольства. Гюберъ, извѣстный своими вырѣзками, предложилъ недавно Императрицѣ представить домашнюю жизнь Вольтера въ собран³и отдѣльныхъ картинокъ. Предложен³е было благосклонно принято, и онъ нынѣ занимается этою работою. На первый разъ послалъ онъ Императрицѣ изображен³е пр³ема посольства князя Козловскаго въ замкѣ Фернея!" Извѣстно, что послѣ ссоры своей съ Фридрихомъ Великимъ, непр³ятностей и гонен³й, претерпѣнныхъ имъ въ отечествѣ, Вольтеръ переселился въ Женевскую республику. Ему было тогда 60 лѣтъ. Онъ купилъ помѣстье Les Délices, у самыхъ воротъ республиканскаго города. Странная противоположность, говоритъ A. Houssaye, И. И. Руссо, Спартанск³й уроженецъ Женевы, переселяется въ Парижъ, а Вольтеръ, Аѳинск³й уроженецъ Парижа, водворяется въ Женевѣ. Не смотря на то, онъ не очень ей сочувствуетъ: "Вы не повѣрите", писалъ онъ, "какъ эта республика заставляетъ меня любить монарх³и". Замокъ и садъ помѣстья Délices существуютъ и нынѣ. Деревья съ лѣтами разрослись и богаты дремучею тѣнью. Болѣе прежняго Вольтеръ могъ бы сказать теперь:
Невольно при этомъ стихѣ рождается во мнѣ мысль, что въ саду было много комаровъ. Простите мнѣ этотъ пошлый кадамбуръ!
Vous qui me présentez dans vos enclos divers
Ce qui souvent manque à mes vers
Le mérite de l'art soumis à la nature.
Но домъ, который, говорятъ, остался въ прежнемъ видѣ, выдержалъ странное внутреннее преобразован³е или новое назначен³е. Это мѣсто принадлежитъ нынѣ Фази, брату нынѣшняго диктатора, и домъ отдается въ наемъ подъ дѣвич³й панс³онъ. Должно надѣяться, что тѣнь великаго проказника, автора Кандида и многихъ другихъ сочинен³й, не совсѣмъ принаровленныхъ ad usum, не является во снѣ непорочнымъ дѣвицамъ и не нашептываетъ имъ свои часто грѣшные стихи и грѣшную прозу.
Но онъ не ужился въ республикѣ и вскорѣ послѣ того купилъ Фернейское помѣстье, пограничное между Франц³ею и Женевою. Здѣсь построилъ замокъ, церковь, театръ. Построилъ онъ городокъ и призвалъ туда переселенцевъ, не имѣющихъ пристанища. Основалъ онъ мануфактуру часовъ, коей доходъ ежегодный возросъ скоро до 400,000 ливровъ. Онъ осушилъ болото, разработалъ безплодныя земли и проч. Однимъ словомъ, былъ попечительный и благотворительный помѣщикъ. Эта часть трудовъ его не потеряла цѣны своей, пережила его и мног³е друг³е письменные труды его, которые нынѣ забыты. Городокъ или посадъ Фернейск³й, существующ³й и нынѣ, создан³е его... Чтобы о томъ не забывали, содержатель харчевни, вмѣсто вывѣски, повѣсилъ надъ заведеньемъ своимъ Вольтера портретъ, который качается по вѣтру и словно поклономъ привѣтствуетъ любопытныхъ посѣтителей его любимаго жилища.
Авторъ упоминаемой нами книги мысленно переносится обратно въ давно минувшую эпоху и входитъ въ кабинетъ Вольтера: "Вхожу въ комнату, гдѣ разбросаны книги всѣхъ нарѣч³й и всѣхъ возможныхъ понят³й. Тутъ работаютъ два человѣка, приготовляя судьбы или случаи м³ра. Вольтеръ диктуетъ. Ваньеръ пишетъ. Низко кланяюсь Вольтеру, который подаетъ мнѣ руку, не прерывая начатой фразы. "Позвольте", говоритъ Ваньеръ, "мнѣ кажется, что вы ошибаетесь въ приведен³и текстовъ". Идите далѣе, отвѣчаетъ Вольтеръ, я ошибаюсь, но я правъ. Истина выше всего, донынѣ истор³и не было; я за нее принялся "et je la fais". Между тѣмъ, осматриваю его съ головы до ногъ. Онъ въ странномъ нарядѣ. Это чета Жанъ-Жаку въ его Армянскомъ одѣян³и. Огненная голова его заключена въ огромномъ парикѣ, камзолъ, обшитый мѣхомъ, штаны цвѣта ventre de biche, на ногахъ сандал³и, руки обременены книгами. Вотъ въ какомъ видѣ представляется мнѣ Вольтеръ. Не переставая диктовать Ваньеру и лаская дѣтей его, онъ говорить мнѣ о Парижѣ, о великомъ человѣкѣ, котораго зовутъ Дидеротомъ, о негодяѣ, котораго зовутъ Ноннотомъ; онъ говорилъ мнѣ о поэз³и, какъ человѣкъ, который не имѣетъ времени сдѣлаться мечтателемъ". Переходятъ въ пр³емныя комнаты. Подаютъ завтракъ. Вольтеръ пьетъ одинъ коф³й. Являются посѣтители; онъ принимаетъ ихъ и часто смѣется ихъ торжественной важности. Адвокатъ развертываетъ предъ нимъ все свое провинц³альное краснорѣч³е и, восторженно обращаясь къ нему, восклицаетъ: привѣтствую васъ, свѣтильникъ м³ра! Г-жа Денисъ, подайте щипцы, говоритъ Волътеръ. За часомъ славы слѣдуетъ часъ текущихъ дѣлъ. Приходятъ фермеры, заемщики, жильцы по найму въ помѣстьяхъ Турна и Ферней, весь народъ воскормленный Вольтеромъ. Онъ требуетъ коф³й, еще коф³й, всегда коф³й. На просьбы является онъ снисходительнымъ и упорнымъ; выслушиваетъ иныхъ какъ отецъ семейства, другихъ какъ помѣщикъ. Послѣ опять идетъ въ свой паркъ, иногда съ лопаткою, другой разъ съ книгою въ рукѣ, съ цвѣткомъ никогда. Приходятъ вѣсти и письма изъ Парижа. Тутъ ему и коф³й не нуженъ: онъ можетъ ими одними питать себя и жить. Взволнованный идетъ онъ въ свой кабинетъ; пишетъ двадцать писемъ въ одинъ часъ, пуская на волю невоздержное перо свое, которое выкупается умомъ его.
Вечеромъ гости замка: Кондорсетъ, Кименесъ, Мармонтель, Лагарпъ, Флор³анъ и нѣсколько дамъ и актрисъ являются во двору Фернейскаго царя.
Знаменитый герцогъ Ришелье (о которомъ Вольтеръ говорилъ: "мой герой и мой должникъ", потому что онъ давалъ ему денегъ взаймы. Вольтеръ былъ не только помѣщикъ, но и капиталистъ) и не менѣе знаменитый и намъ по двору Екатерины II знакомый, принцъ де-Линь были въ числѣ хаджи, которые ѣздили на поклонен³е въ эту Мекку философ³и XVIII вѣка. A Вольтеру часто были въ тягость приходящ³е къ нему поклонники и онъ ограждалъ себя отъ нихъ страннымъ и забавнымъ образомъ. Не зная еще принца де-Линь и боясь скуки, онъ добросовѣстно принялъ лекарство, чтобы имѣть право сказаться больнымъ, когда принцъ де-Линь въ первый разъ посѣтилъ Ферней. Но вскорѣ дѣло объяснилось и уладилось, и патр³архъ призналъ въ принцѣ достойнаго ученика своего и онъ сдѣлался у него домашнимъ. Непремѣнный секретарь академ³и французской Arsène de Honssaye приводитъ въ книгѣ своей: любопытныя выписки изъ писемъ г-жи Сюаръ къ мужу своему, которому разсказываетъ она пребыванье свое въ Фернеѣ. Эти выписки доказываютъ, до какой восторженности, до какого дайламическаго обожан³я доходили его приверженцы. "Наконецъ", пишетъ она въ своемъ письмѣ, "я видѣла г. Вольтера, мнѣ казалось, что я стою предъ существомъ не земнымъ, не смертнымъ; сердце мое ужасно билось, когда я въѣзжала во дворъ этого освященнаго замка. Вольтера не было дома: онъ гулялъ по саду. Скоро возвратился онъ, громко взывая: "гдѣ она, эта душа, которую ищу?" И г-жа Сюаръ блѣдная и трепещущая, подходитъ и говоритъ: "эта душа преисполнена вами: еслибы сожгли ваши сочинен³я, ихъ отыскали бы во мнѣ". "Исправленныя", говоритъ Вольтеръ, съ тою быстротою и сметливостью ума, которыя сохранилъ онъ до послѣдняго часа. "Невозможно", продолжаетъ она, "описать пламень глазъ его, привлекательность и миловидность (les grâces) лица. Какая обворожительная улыбка. Какъ была я поражена, когда вмѣсто дряхлости, которую думала я найти, увидѣла эту физ³оном³ю, исполненную выражен³я; когда вмѣсто согбеннаго старца, предсталъ мнѣ человѣкъ статный, держащ³йся прямо, съ благородною и развязною поступью. Нѣтъ въ лицѣ его ни одной морщины, которая не была бы миловидна". (Вольтеръ былъ тогда 81 года). Г-жа Сюаръ цѣлуетъ руки его: "счастливъ я", говоритъ онъ, "что я уже полумертвый; вы не такъ ласково обходились бы со мною, будь мнѣ 20 лѣтъ". Но могла бы я любить васъ сильнѣе, нежели теперь люблю, но была бы я вынуждена таить отъ васъ б³ен³е моего сердца, еслибъ вы были бы 20 лѣтъ.
Однажды катаются они по лѣсу въ коляскѣ: "я была въ восхищен³и", пишетъ она, "я держала въ рукѣ своей руку его и поцѣловала ее двѣнадцать разъ. Онъ не мѣшалъ мнѣ, видя, что это для меня счаст³е".
По счаст³ю, замѣчаетъ историкъ, они были не одни. Третьимъ съ ними сидѣлъ Салтыковъ, чрезвычайный посолъ Екатерининскаго двора и былъ свидѣтелемъ сего возрожденья къ новой юности стараго титана. Дѣло въ томъ, что Вольтеръ былъ очень влюбчивъ и сердечкинъ до преклонной старости. Эта черта сильно миритъ меня съ нимъ. Странно нынѣ читать подобныя изл³ян³я восторга и идолопоклонства. Авторамъ нашихъ дней не воздаютъ такихъ сердечныхъ почестей. A вотъ что Пушкинъ разсказывалъ о себѣ: дорогою гдѣ-то обѣдалъ онъ въ почтовомъ домѣ. Является барыня, молодая, пр³ятной наружности, похвалами осыпаетъ поэта, радуется случаю, который доставилъ ей счаст³е узнать его, взглянуть на него и подноситъ ему кошелекъ своего рукодѣл³я. Пушкинъ, какъ ни былъ скептикъ, тронуть изъявленьемъ этой простосердечной преданности и доказательствомъ популярности своей даже и въ уѣздной глуши. Барыня уходить. Въ коляску Пушкина запрягли лошадей и онъ отправился далѣе. Не успѣлъ онъ выѣхать изъ селенья, какъ слышитъ погоню за собою. Верховой скачетъ во всю прыть, останавливаетъ коляску и докладываетъ Пушкину, что барыня проситъ заплатить ей 5 рублей за кошелекъ, который онъ принялъ отъ нее....