В кривом зеркале
(Из завещания Хапун-паши)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Я сижу в тюрьме... в сырой, холодной, мрачной тюрьме..., куда я всю жизнь сажал моих врагов...
Моих врагов... Теперь они господа положения, мои господа!..
А я, могучий Хапун-паша, гроза ослушников, предмет зависти всех соперников,- я сижу теперь в этой вонючей камере, сплю на голых досках, ем черт знает что...
И, может быть, умру...
Может быть, победители нынешнего дня посадят меня на кол, четвертуют, задушат здесь, во мраке тюрьмы?
Да, я могу умереть.
И как правоверный, как гражданин, как отец, я должен написать свое завещание.
(А, может, я не умру! Может, меня пощадят и только вышлют из Турции? Ведь говорят же, что младотурки гуманный, образованный народ!)
Итак, я приступаю к моему завещанию.
О, Аллах!
Первая моя мысль - о моем турецком народе.
Много у нас творилось неправды, много угнетали и душили народ, много грабили и воровали, убивали и калечили, истязали и насиловали.
Много, ох, как много!
Даже очень много!
И я... нечего греха таить!.. И я делал то же...
Не потому, что я жесток, свиреп, нечеловечен и пр., как клевещут на меня подлые либералишки, а потому что... все так делали, нельзя было иначе делать, даже неблагоразумно было бы делать иначе!..
Такой уж режим был! Скверный, отсталый, бюрократический режим!..
Если б не он - да разве стал бы я грабить, насиловать, неправду чинить? - Никогда! Я ведь в душе сам - конституционалист!
Если бы это только знали! Если бы умели заглянуть в мое великое сердце, которое бьется только для родины.
Но, увы, они не умеют читать в моем сердце, и... я могу умереть!
Однако, завещание...
Первая моя мысль - о народе.
Я завещаю моему дорогому народу (о, как тяжело умирать, когда видишь пробуждающийся народ!), я завещаю ему все мои благоприобретенные земли.
Мои родовые земли, которые я унаследовал от моего папеньки Грабил-паши, перейдут, конечно, к моему сыну, Обдул-паше. Но мои благоприобретенные земли, которые я захватил у крестьян и у казны, я отдаю безвозмездно народу.
(Это тем легче сделать, что они все равно взяты в секвестр новым правительством!)
Кроме того, я уступаю безвозмездно недра этих земель до самого центра земного шара, а также лежащее над ними воздушное пространство вплоть до седьмого неба.
Все безвозмездно и для народа.
В награду я прошу только одной милости.
Пусть на месте моих бывших владений воздвигнут столб с надписью:
"Национальная собственность. Добровольный и безвозмездный дар народу Хапун-паши".
О, я бы отдал все, что имею. Но у меня уж ничего нет - я нищий.
Всю мою наличность увез мой сын за границу, равно как драгоценности, бумаги, дорогое оружие и жен.
Мои дома давно уже переписаны на моих жен, и я уже не вправе ими распоряжаться.
Вот... разве только этот генеральный мундир: все равно уж носить его мне не придется. Пусть же возьмет народ этот шитый золотом мундир, под которым билось любящее его сердце!
Больше мне нечего завещать.
Умирая, я хочу сказать моему народу еще только одно:
С Хапун-пашой гибнет большой и ценный талант. Мало того, с ним гибнет искренний конституционалист. И если бы мудрость народная, так блестяще проявившая себе в победоносном младотурецком движении, захотела призвать его на пост конституционного министра... она бы нашла в нем неподкупного, бескорыстного и верного до гроба защитника прав народа... О, Аллах!..
"Одесское обозрение",
6 августа 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые. Публикации фельетона предшествовали газетные сообщения об арестах высокопоставленных лиц из окружения султана Абдул-Гамида.
Более подробно о событиях в Турции см. прим. к фельетону "Турецкие дела" (No 41).