В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
Если когда-либо гг. интендантам случалось смеяться так, чтобы животики подводило, так это при чтении отчета о заседании думы 13 апреля1.
Интендантское ведомство предстало в этот день на суд думы, а настроение этого суда было таково, словно на здании Таврического дворца написано не "Государственная дума", а "Вода и восточные сладости".
Этот привкус содовой воды "с фиалкой" был внесен в прения и докладчиком и еще более - "оратором большинства" Александром Ивановичем Маниловым-Гучковым.
Маниловщина не просто смешное качество, она - качество очень ценное в некоторых случаях - для Манилова, конечно.
Сущность маниловщины в том, что она с сентиментальным видом говорит о добродетели, о патриотизме, о любви, о сострадании, в то время, когда на глазах Маниловых и с их ведома третьи лица занимаются свежеваньем людей.
Маниловым был, например, знакомый нам крыловский повар, который читал моральную проповедь над котом, уплетавшим общественный пирог.
И если покойный Крылов негодовал на этого повара и грозил ему зарубить на носу,
Чтоб он речей не тратил по-пустому,
Где нужно власть употребить,2 -
то было плодом некоторого недоразумения.
Ибо в сущности повар не имел достаточно оснований портить себе кровь из-за съеденного Васькой курчонка.
Курчонок, видите ли, был хозяйский. Деньги за него были уплачены хозяйские, а сам повар нередко - и по такому же праву, как кот,- угощался этим курчонком.
Они оба были в том же положении, и не в чем было им упрекнуть друг друга. Но...
Но дело в том, что по общественной иерархии повар был поваром, а кот - котом. И повару неприлично было бы, конечно, потакать экспроприаторским наклонностям кота.
Теперь войдите в его положение. "Употребить власть", т. е. взять кота, скажем, за хвост и эксфепестрировать его, как какого-нибудь Пуришкевича,- для этого у повара слишком мало психологических оснований.
Оставить кота безнаказанным - значило бы дать пищу языкам, которые не замедлили бы заподозрить его в соучастии.
И вот повару остается единственное средство: выразить платоническое возмущение без применения "власти".
Таким образом, и кот оказывается сытым и повар - неподкупным, либералом.
В положении повара был в некотором роде и гражданин Манилов-Гучков при обсуждении сметы интендантства.
Дефекты сего ведомства - только неизбежное последствие, всей той системы, которую в целом поддерживают гг. Гучковы. Зато с тем большим пафосом любят они греметь против частных злоупотреблений этой системы.
И когда Гучков призывал к военно-полевым судам, как мере преследования интендантских злоупотреблений, интенданты фыркали в кулак, не в силах удержаться на высоте своего призвания.
О том, что они "слушают и едят", конечно, упоминать не приходится.
"Одесское обозрение",
15 апреля 1909 г.
1 На заседании Государственной думы 13 апреля 1909 г., обсуждавшем смету главного интендантского управления, А. Гучков, лидер октябристов, выступил с речью о хищениях в интендантском ведомстве. Признавая, с одной стороны, "фаталистически пассивную покорность... перед повальным воровством в этом ведомстве", А. Гучков, с другой стороны, подчеркивал, что он далек от того, чтобы бросать на руководителей армии и интендантства "пятно подозрения в какой-либо корысти".
Цитата из басни "Кот и Повар" приведена неточно.