Главная » Книги

Белый Андрей - Огненный ангел

Белый Андрей - Огненный ангел


  
  
  
  Андрей Белый
  
  
  
   "Огненный ангел" --------------------------------------
  Брюсов В. Я. Огненный ангел (Сост., вступ. ст., коммент. С. П. Ильёва)
  М.: Высш. шк., 1993. - (Б-ка студента-словесника).
  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------
  "Огненный Ангел" останется навсегда образцом высокой литературы для небольшого круга истинных ценителей изящного; "Огненный Ангел" - избранная книга для людей, умеющих мыслить образами истории; история - объект художественного творчества; и только немногие умеют вводить исторические образы в поле своего творчества.
  История для Валерия Брюсова не является материалом для эффектных сцен; она вся для него в мелочах; но эти мелочи умеет он осветить неуловимой прелестью своего творчества. Валерий Брюсов здесь сделал все, чтобы книга его была проста; творчество его выглядит скромной, одетой в черное платье, девушкой с гладкой прической, но с дорогой камеей на груди; нет в "Огненном Ангеле" ничего кричащего, резкого; есть даже порой "с_в_я_т_а_я с_к_у_к_а", какой веет на нас, когда мы читаем повести Вальтер Скотта; и я благодарю автора за растянутость; за то, что своим спокойным тоном он отвлекает меня от фабулы, описывая быт, мелочи этого быта; широкой волной течет предо мной река прошлого, и в медленном течении этой реки отражается кроткий лик его Музы - девушки с гладкой прической. Нет здесь кричащих перьев модернистического демимонда; нет косметики выкриков и страшных псевдо-символических зубовных скрежетов; нет здесь шелестящих шелков импрессионизма, ни брызжущих в нос дешевых духов современных словечек, то есть, всего того, чем жив модернизм; несовременен, в высшей степени несовременен Валерий Брюсов в своем романе. Но за это-то и оценят его подлинные любители изящной словесности.
  История говорит с нами: Брюсова мы не видим; но в этом умении стушеваться высокое изящество того, кто в нужное время говорил своим языком; ведь теперь язык его присвоили все; десятки новоявленных брюсовцев черпают свой словарь из его словаря.
  В "Огненном Ангеле" Брюсов, тем не менее, оригинален; опытной рукой воскрешает он историю; и мы начинаем любить, понимать его детище - историю кельнской жизни 1534 года; будь здесь м_о_д_е_р_н_и_с_т_и_ч_е_с_к_и_е п_е_р_ь_я, мы не увидели бы старинную жизнь Кельна, которую душой полюбил Брюсов; эта жизнь отражается в зеркале его души:
  
  
  
  Помню вечер, помню лето,
  
  
  
  Рейна полные струи,
  
  
  
  Над померкшим старым Кельном
  
  
  
  Золотые нимбы света...
  И далее:
  
  
  
  Где-то пели, где-то пели
  
  
  
  Песню милой старины.
  
  
  
  Звуки, ветром тиховейным
  
  
  
  Донесенные, слабели
  
  
  
  И сливались, там, над Рейном,
  
  
  
  С робким ропотом волны.
  
  
  
  Мы любили! Мы забыли,
  
  
  
  Это вечность или час!
  
  
  
  Мы тонули в сладкой тайне,
  
  
  
  Нам казалось: мы не жили,
  
  
  
  Но когда-то Heinrich Heine
  
  
  
  В стройных строфах пел про нас!
  Я привожу нарочно это стихотворение Брюсова, чтобы яснее выразить свою мысль; как перекликается песня Брюсова с песней Шумана на слова Рейнике; я хочу сказать, что настроение музыки Шумана и слов Брюсова из одного корня - романтизма.
  С эпохи "Венка" в Брюсове все слышней песнь романтизма; и "Огненный Ангел" - порождение этой песни; золотым сияньем романтизма окрашен для Брюсова Кельн; эпоха, эрудиция, стремление воссоздать быт старого Кельна - только симптомы романтической волны в творчестве Брюсова; и потому-то не утомляют в романе тысячи отступлений, и потому-то не останавливаемся мы на длиннотах, на некотором схематизме фабулы; не в фабуле, - не в документальной точности пленяющая нас нота "Огненного Ангела", а в звуках, которые
  
  
  
  ...ветром тиховейным
  
  
  
  Донесенные, слабели.
  
  
  
  И сливались, там, над Рейном,
  
  
  
  С робким ропотом волны.
  Эти звуки - звуки "милой старины"; вот эти-то звуки своей души стыдливо прячет Брюсов под исторической амуницией, в которой он выступает перед нами; но пленительно отражают душу Брюсова "Рейна тихие струи"; но пленительно сияют на исторической амуниции "з_о_л_о_т_ы_е н_и_м_б_ы с_в_е_т_а".
  Э_т_и т_и_х_и_е з_в_у_к_и - их забыли; они не слышны на базаре псевдо-символических зубовных скрежетов; тяжелогрохотный модернист, тяжелогрохотно загрохотавший брюсовским стихом, сел верхом на символического коня; тяжелогрохотный скакун символизма тяжело грохочет; и не лицам, покинувшим келью творчества, под стыдливой маской истории расслушать "п_е_с_н_ю м_и_л_о_й с_т_а_р_и_н_ы": в демимонде ведь все просто; ежели ты пролагаешь новые пути, так греми, труби и взывай; коли хочешь щеголять в импрессионистическом шелку, так шелести им на всю русскую литературу; коли у тебя нет слов о "п_р_о_в_а_л_а_х, б_е_з_д_н_а_х и п_р_о_ч_е_м м_н_о_г_о_м", так ты и не символист.
  Где же демимонду понять "Огненного Ангела"!
  Неспроста вернулся Брюсов к песням о "м_и_л_о_й с_т_а_р_и_н_е"; из старины он вызвал образ Агриппы; он вводит нас в атмосферу того освободительного движения в мистике, которое в лице Агриппы и Парацельса,. учеников Тридгейма, породило, быть может, интереснейшее течение; течение это, правда, погасло в Иоанне Вейере, но оно продолжалось в учениках Парацельса - Боденштейне, Кунрате, ван Гельмонте и других до начала XIX столетия; течение это, быть может, и теперь живо и по-своему воскресает в современности; то, о чем заговаривает Стриндберг, стыдливо встает в образах Брюсова, намеренно
  завуалированных
  "а_р_х_е_о_л_о_г_и_ч_е_с_к_о_й п_ы_л_ь_ю"; нужно быть глухим и слепым по отношению к заветнейшим устремлениям символизма, чтобы не видеть в образах "м_и_л_о_й с_т_а_р_и_н_ы", вызванных Брюсовым, самой жгучей современности. Брюсов не остался в символической толкучке; и толкучка решила, что Брюсов устарел; но вчитайтесь в Брюсова, разглядите героев его романа, - и вы увидите, что они символы, быть может, близкого будущего, о котором и не подозревает толкучка.
  "Огненный Ангел" - произведение извне историческое ("з_в_у_к_и м_и_л_о_й с_т_а_р_и_н_ы"), изнутри же оккультное. Фабула, так неожиданно, даже механически оборванная, есть рассказ о том, о чем нельзя говорить, не закрываясь историей.
  Брюсов является в своем романе то скептиком, то, наоборот, суеверно верующим оккультистом; из-под маски Локка и Юма выглядывает лицо Агриппы; но едва вы поверите в это лицо, оно становится маской; из-под маски над вами уже смеется ученик английской психологии; и так далее, и так далее. Но в этой игре с читателем мы усматриваем вовсе не хитрость...
  Впрочем, не будем распространяться: все это демимонду останется до конца непонятным; демимонд увлекается тяжелогрохотным грохотом символических эпигонов и мировым разумом, стоящим на сцене с бутафорским мечом в руке.
  
  
  
  
   КОММЕНТАРИЙ
  
  Печатается по: Андрей Белый. Арабески: Книга статей. М., 1911. С. 453-457.
  Андрей Белый (псевдоним Бориса Николаевича Бугаева, 1880-1934) - русский писатель, критик, философ, литературовед, автор статей и воспоминаний о жизни и творчестве В. Брюсова. Впервые рецензия "Огненный ангел" была опубликована: Весы. 1909. Š 9. С. 91-93.

Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
Просмотров: 791 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа