Главная » Книги

Богданович Ангел Иванович - Сочинения Н. А. Добролюбова.- Н. В. Шелгунов в "Очерках русской жизн...

Богданович Ангел Иванович - Сочинения Н. А. Добролюбова.- Н. В. Шелгунов в "Очерках русской жизни".- "Современные течения" в характеристике г. Южакова



А. И. Богдановичъ

  

"Сочинен³я Н. А. Добролюбова" - Н. В. Шелгуновъ въ "Очеркахъ русской жизни".- "Современныя течен³я" въ характеристикѣ г. Южакова.

  
   Годы перелома (1895-1906). Сборникъ критическихъ статей.
   Книгоиздательство "М³ръ Бож³й", Спб., 1908
  
   На зарѣ возрожден³я русскаго общества, когда впервые оно приступило къ сознательной планомѣрной работѣ и отъ узколичной перешло къ жизни общественной, встаетъ одинъ образъ, выдѣляющ³йся своей трагической красотой и нравственнымъ велич³емъ среди окружающихъ его и не менѣе блестящихъ, и не менѣе талантливыхъ дѣятелей того времени. Юношески чистый, не запятнанный жизнью, чуждый низменныхъ стремден³й обыденности, съ ея пошлостью и мелкими страстями, онъ возвышается надъ всѣми не силою ума, не громаднымъ талантомъ или знан³ями. Его сила заключалась въ нравственной красотвѣ, которую или надо признать и подчиниться ей, или отвергнуть и возненавидѣть, потому что она не допускаетъ никакихъ сдѣлокъ, колебан³й, сомнѣн³й, на которыя такъ легко поддается толпа. Въ такой красотѣ есть всегда элементъ трагическаго, т.е. того рокового, что неизбѣжно приводитъ въ столкновен³е съ жизнью, къ борьбѣ и смерти.
   Когда Добролюбовъ, еще двадцатилѣтнимъ юношей, вступилъ въ литературу, онъ сразу занялъ то мѣсто, которое какъ бы для него было уготовано и ждало его. И онъ занималъ это мѣсто не только до смерти, но и послѣ оно осгалось за нимъ, и, опустѣвшее, напоминало окружающимъ, что только другой, не уступающ³й Добролюбову въ нравственгой высотѣ, можетъ замѣнить его. Но другого такого не было тогда, какъ не было послѣ, нѣтъ и теперь.
   Вступивъ въ редакц³ю "Современника", Добролюбовъ засталъ въ ней не пустоту, a рядъ силъ и талантовъ, какими ни одна редакц³я ни въ то время, ни потомъ не могла блеснуть. Довольно назвать двоихъ - Некрасова и Чернышев-скаго: одинъ уже признанный всѣми поэть народной печали, другой - ученый и первый публицистъ. Около нихъ сгруппировались менѣе видные, изъ которыхъ каждый потомъ занялъ мѣсто въ литературѣ и запечатлѣлъ въ ней свое имя навсегда. Но и Некрасовъ, и Чернышевск³й, безспорно превосходивш³е Добролюбова талантомъ, опытомъ и знан³емъ, безпрекословно подчинились и отдали руководство журналомъ ему. Они почувствовали, что съ нимъ вошла въ журналъ новая сила, увѣнчавшая здан³е, сила, безъ которой ни талантъ, ни опытъ, ни знан³е не имѣютъ всей полноты совершенства, цѣльности и рѣшающаго значен³я. Трогательно было видѣть, говоритъ г-жа Головачева, какъ относились къ нему его старш³е товарищи по журналу. Каждый день по утрамъ, разсказываетъ она, "къ чаю являлся Чернышевск³й, чтобы пользуясь этимъ свободнымъ временемъ поговорить съ Добролюбовымъ. Ихъ отношен³я удивляли меня тѣмъ, что не были ни въ чемъ рѣшительно схожи съ взаимными отношен³ями другихъ, окружавшихъ меня лицъ. Чернышевск³й былъ гораздо старѣе Добролюбова, но держалъ себя съ нимъ какъ товарищъ". Некрасовъ въ своихъ отношен³яхъ шелъ еще дальше, и голосъ Добролюбова былъ для него рѣшающимъ, какъ, напр., въ истор³и разрыва съ Тургеневымъ, котораго Некрасовъ любилъ и какъ товарища, и какъ самаго талантливаго баллетриста въ журналѣ, занимавшаго тогда первое мѣсто въ литературѣ.
   Въ чемъ же заключалась сила этого вл³ян³я, почему вчера еще никому неизвѣстный юноша явился вдругъ рѣшителемъ судебъ одного изъ виднѣйшихъ журналовъ и повелъ за собой другихъ, превосходившихъ его во многихъ отношен³яхъ?
   Сила эта заключалась въ обаян³и нравственной красоты, олицетворенной въ Добролюбовѣ съ такой полнотой, до которой послѣ него никто не возвысился, a до него могъ равняться съ нимъ въ этомъ отношен³и только Бѣлинск³й, "неистовый Виссар³онъ", тоже не знавш³й никакихъ сдѣлокъ съ совѣстью, прямодушный и чистый, служивш³й только тому, что признавалъ истиною. "Идеальное прямодуш³е во всѣхъ литературныхъ отношен³яхъ, отсутств³е поклонен³я какимъ бы то ни было авторитетомъ и заискиван³и передъ громкими именами и знаменитостями, наконецъ, полное отрицан³е какихъ бы то ни было компромиссовъ, подлаживав³й и уступокъ ради практическихъ соображен³й",- такими словами опредѣляетъ г. Скабичевск³й характеръ литературной дѣятельности Добролюбова. Въ выдержкахъ изъ писемъ его и изъ воспоминан³й Головачевой, г. Скабичевск³й въ б³ограф³и, составленной имъ для новаго (5-го) издан³я О. H. По-повой сочинен³й Добролюбова, приводитъ массу крайне характерныхъ для послѣдняго признан³й и отзывовъ. "Редакц³я,- говорилъ Добролюбовъ,- обязана дорожить мнѣн³емъ читателя, a не литературными сплетнями. Если бояться всѣхъ сплетень и подлаживаться ко всѣмъ требован³ямъ литераторовъ, то лучше вовсе не издавать журнала; достаточго и того, что редакц³и нужно сообразоваться съ цензурой. Пусть господа литераторы сплетничаютъ, что хотятъ; неужели можно обращать на это вниман³е и жертвовать своими убѣжден³ями. Рано или поздно, правда разоблачится, a клевета, распущенная изъ мелочнаго самолюб³я, заклеймитъ презрѣн³емъ самихъ же клеветниковъ". Добролюбовъ, говоритъ Головачева, никогда не позволялъ себѣ примѣшивать къ своимъ отзывамъ о чьихъ-либо литературныхъ произведен³яхъ своихъ личныхъ симпат³й и антипат³й.
   Мы привели эти отзывы, чтобы показать, въ чемъ и какъ проявлялась въ личныхъ отношен³яхъ та нравственная высота, на которой стоялъ Добролюбовъ. Сущность же ея заключалась въ идеѣ долга, которая проникаетъ дѣятельность Добролюбова, съ перваго выхода его на публицистическую арену и до могилы. Съ трогательной простотой, задушевностью и сжатостью, столь характерной для Добролюбова, онъ самъ лучше всего выразилъ этотъ основной мотивъ своей жизни въ извѣстномъ стихотворен³и:
  
   Милый другъ, я умираю,
   Потому что былъ я честенъ,
   Но за то родному краю
   Вѣрно буду я извѣстенъ.
   Милый другъ, я умираю,
   Но спокоенъ я душою...
   И тебя благословляю:
   Шествуй тою же стезею,
  
   Онъ былъ олицетворен³емъ этой идеи и въ жизни, и въ литературѣ, и это придаетъ его облику что-то антично-суровое и скорбное. Въ немъ нѣтъ ни одной черты веселья или радости. Такимъ представляется судья, спокойный и неподкупный, безстрастный и неумолимый. Это чувствовалъ каждый, подходя къ нему, и отсюда та ненависть, которую онъ возбуждалъ въ однихъ, и то безграничное уважен³е, которое питали къ нему окружающ³е, и то вл³ян³е, которое онъ имѣлъ въ литературѣ. Можно было не соглашаться съ его приговоромъ, но нельзя было его заподозрить. Жизнь не выноситъ такихъ людей, и въ этомъ трагизмъ ихъ судьбы. Онъ долженъ былъ умереть на зарѣ своихъ дней, такъ какъ поднялъ тяжесть не по силамъ для смертнаго.
   Роковой недугъ, уложивш³й его въ могилу двадцати пяти лѣтъ, когда люди только-только вступаютъ въ жизнь, явился результатомъ не одной слабости организма, но и громаднаго, непосильнаго труда, который несъ Добролюбовъ, ни уклоняясь ни на минуту отъ выполнен³я долга. "Надо было удивляться,- говоритъ Головачева,- когда Добролюбовъ успѣвалъ перечитывать всѣ русск³е и иностранные журналы, газеты, всѣ выходящ³я новыя книги, массы рукописей, которыя приносились и присылались въ редакц³ю. Авторамъ не нужно было по нѣскольку разъ являться въ редакц³ю, чтобы узнать объ участи своей рукописи. Добролюбовъ всегда прочитывалъ рукопись къ тому дню, который назначенъ автору. Много времени терялось y Добролюбова на бесѣды съ новичками-писателями, желавшими узнать его мнѣн³е о недостаткахъ своихъ первыхъ опытовъ. Если Добролюбовъ видѣлъ как³я-нибудь литературныя способности въ молодомъ авторѣ, то охотно давалъ совѣты и поощрялъ къ дальнѣвшимъ работамъ. Не мало времени и труда нужно было употребить также на исправлен³е нѣкоторыхъ рукописей. Наконецъ, приходилось безпрестанно отрываться отъ дѣла для объяснен³й съ разными лицами и вѣдомствами. Оставалаоь затѣмъ своя работа - писан³е статей, за которой онъ часто засиживался до 4 часовъ ночи". Почти пять лѣтъ такой гигантской работы изо дня въ день - и то очень много.
   Къ этому необходимо присоединить недовѣр³е къ себѣ, то мучительное "святое недовольство", которое заставляетъ человѣка напрягать свои силы черезъ мѣру, чтобы хотя на мигъ прибдизиться къ выношенному въ душѣ идеалу. По вѣрному замѣчан³ю г. Скабичевскаго, Добролюбову было свойственно истинное велич³е души, заключающееся "въ отсутств³и кичливости умомъ, знан³емъ, положен³емъ, въ отсутств³и всякаго самодовольства и рисовки". Уже стоя во главѣ литературы, направляя ее и давая ей тонъ, этотъ человѣкъ пишетъ къ своей пр³ятельницѣ: "Мнѣ горько признаться вамъ, что я чувствую постоянное недовольство самимъ собой и стыдъ своего безсил³я и малодуш³я. Во мнѣ есть убѣжден³е (очень вѣроятно, что и несправедливое) въ томъ, что я по натурѣ своей не долженъ принадлежать къ числу людей дюжинныхъ и не могу пройти въ своей живни незамѣченнымъ, не оставивъ никакого слѣда по себѣ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, я чувствую совершенное отсутств³е въ себѣ тѣхъ нравственныхъ силъ, которыя необходимы для поддержки нравственнаго превосходства. Тоска и негодован³е охватываеть меня, когда я вспоминаю о своемъ воспитан³и и прохожу въ умѣ то, надъ чѣмъ я до сихъ поръ бился... Пора ученья прошла. A работа моя, къ несчастью, такая, что учить другихъ надобно... Иногда мнѣ приходится встрѣчать людей тупыхъ и безполезныхъ, но громадными средствами обладающихъ для образован³я и развит³я себя. Тогда я думаю, если бы я такъ былъ воспитанъ, если бы я столько зналъ и имѣлъ средства - какой бы замѣчательный человѣкъ изъ меня вышелъ!.. Но за неимѣв³емъ этого, я работаю - пишу кое-какъ;- и какъ же вы хотите, чтобы мое писан³е составляло для меня утѣшен³е и гордость? Я вижу самъ, что все, что я пишу, слабо, плохо, старо, безполезно, что тутъ виденъ только безплодный умъ, безъ знан³й, безъ данныхъ, безъ опредѣленныхъ практическихъ взглядовъ. Поэтому, я и не дорожу своими трудами, не подписываю ихъ и очень радъ, что ихъ никто не читаетъ..." Не правда ли, эта критика несравненно суровѣе всего, что было написано съ тѣхъ поръ разными врагами Добролюбова?
   И въ этомъ не было никакой дѣланности или рисовки. Головачева приводитъ тяжелую сцену наканунѣ смерти Добролюбова. "Добролюбовъ схватился за голову и съ отчаян³емъ произнесъ: "Умирать съ сознан³емъ, что не успѣлъ ничего сдѣлать... Ничего! Какъ зло насмѣялась надо мной судьба!.. Пусть бы раньше послала мнѣ смерть! Хоть бы еще года два продлилась моя жизнь, я успѣлъ бы сдѣлать хоть что-нибудь полезное... теперь ничего, ничего! Онъ упалъ со стономъ на подушки, стиснулъ зубы, закрылъ глаза, и слезы потекли по его впалымъ щекамъ..."
   Литературнь³е гады, тщетно силящ³еся доказать ничтожество Добролюбова, должны быть довольны этой сценой: ихъ мнѣн³е сходится съ отзывомъ его самого о своей работѣ. Чего же лучше?...
   Не такъ думали его окружающ³е, и вся тогдашняя литература, прямо или косвенно, признала вл³ян³е этой удивительной личности. Судьба многихъ дѣятелей бываетъ довольно печальна. Одни изъ нихъ кажутся при жизни очень большими единицами, но чѣмъ дальше мы уходимъ отъ нихъ, тѣмъ болѣе мельчаетъ ихъ образъ, пока совершенно не сольется съ общимъ фономъ. Друг³е переживаютъ себя еще при жизни, и стоятъ, какъ развалины, свидѣтельствуя о быломъ величьи. И только немног³е становятся лишь яснѣе, выше, глубже и величавѣе, по мѣрѣ того, какъ время очищаетъ ихъ память, сглаживаетъ шероховатости и устраняетъ будничный налетъ, не чуждый самымъ великимъ и сильнымъ душамъ. Добролюбовъ принадлежитъ, безпорно, къ послѣднему типу. Никто не подвергался такой ожесточенной критикѣ и при жизни, и долго спустя, вплоть до нашихъ дней, какъ онъ, и образъ его сталъ еще чище и обаятельнѣе, значен³е его еще болѣе всеобъемлющимъ, вл³ян³е возвышеннѣе. Теперь онъ нредставляется намъ величественной горой, вершина которой, озаренная солнцемъ возрожден³я распространяетъ ослѣпительный блескъ, проникающ³й въ самые темные закоулки дореформенной жизяи. Отражен³е этого свѣта доходитъ и до насъ, такъ какъ и мы, въ большей или меньшей степени, пользовались и пользуемся его лучами, руководясь въ своихъ искан³яхъ истины тѣмъ направлен³емъ, которое они освѣщаютъ.
   Это направлен³е можетъ быть опредѣлено двумя словами: демократическ³й принципъ. Добролюбовъ первый ясно и опредѣленно формулировалъ его, положилъ въ основу всей своей дѣятельности и далъ тонъ, котораго неизмѣнно держалась литература съ тѣхъ поръ. Долгъ передъ народомъ - вотъ идея того долга, которому Добролюбовъ посвятилъ себя и отъ котораго не допускалъ отстуилен³й, выступая безпощаднымъ критикомъ всего, что противорѣчило этому долгу или противилось ему. Отсюда вытекаетъ та служебная роль, которую онъ отводилъ и литературѣ, и интеллигенц³и. "По существу своему, литература не имѣетъ дѣятельнаго значен³я; она только или предлагаетъ то, что нужно сдѣлать, или изображаетъ то, что дѣлается и сдѣлано. Въ первомъ случаѣ она беретъ свои матер³алы и основан³я изъ чистой науки, во второмъ - изъ самихъ фактовъ жизни. Такимъ образомъ, вообще говоря, литература представляетъ собою силу служебную, которой значен³е состоитъ въ пропагандѣ, a достоинство опредѣляется тѣмъ, что и какъ она пропагандируетъ". Дальше онъ указываетъ и содержан³е этой проповѣди литературы, которая устами дѣятелей "должна проводить въ сознан³е массъ то, что скрыто передовыми дѣятелями человѣчества, раскрывать и пояснять людямъ то, что въ нихъ живетъ еще смутно и неопредѣленно". Таково же значен³е и интеллигенц³и, къ которой Добролгобовъ относился скептически и отрицательно, сравнивая ее съ Обломовымъ, y котораго всегда къ услугамъ "300 Захаровъ".
   Добролюбовъ ввелъ въ литературу народъ, въ которомъ онъ видѣдъ "воплощен³е всѣхъ своихъ высшихъ нравственныхъ идеаловъ" и "единственную надежду на возрожден³е общества" (г. Скабичевск³й въ упомянутой б³ограф³и). Но Добролюбовъ не былъ "народникомъ" въ современномъ смыслѣ. Ему была совершенно чужда мысль о бюрократической опекѣ, которая лежитъ въ основѣ современнаго народничества. Для него народъ былъ могучей силой, которая нуждается только въ свободныхъ услов³яхъ для полнаго развит³я и расцвѣта. Роль интеллигенц³и и заключается, по его мнѣн³ю, въ выяснен³и этихъ услов³й, a отнюдь не въ руководительствѣ, тѣмъ болѣе опекѣ надъ народомъ, какъ надъ какимъ-то несовершеннолѣтнимъ, котораго только предоставь самому себѣ, и онъ, Богъ знаетъ, что натворитъ.
   Что касается различныхъ факторовъ, вл³яющихъ на развит³е силъ народа, то Добролюбовъ стоялъ на той точкѣ зрѣн³я, которая очень близка къ тому, что принято теперь называть доктриной экономическаго матер³ализма. Въ замѣткѣ "Жизнь Магомета", "Первые годы царствован³я Петра Великаго" и другихъ онъ проводитъ то положен³е, что личность всецѣло зависитъ отъ внѣшнихъ услов³й и обстоятельствъ, что историческ³е дѣятели безсильны предъ общимъ ходомъ истор³и, если имъ не благопр³ятствуютъ обстоятельства и услов³я культуры. "Человѣкъ не творитъ ничего новаго, a только перерабатываетъ существующѣе". "Исгорическая личность, даже и великая, составляетъ не болѣе, какъ искру, которая можетъ взорвать порохъ, но не воспламенитъ камней и сама тотчасъ потухаетъ, если не встрѣтитъ матер³ала, скоро загорающагося", a "этотъ матер³алъ всегда подготовляется оботоятельствами историческаго развит³я народа, и, вслѣдств³е историческихъ-то обстоятельствъ, и являются личности, выражающ³я въ себѣ потребности общества и времени". To же повторяется имъ въ статьѣ "О степени участ³я народности въ развит³и русской литературы", въ замѣткѣ о Полежаевѣ, стихотворен³яхъ Плещеева и т. п. Чисто экономической стороны доктрины онъ не касался, предоставивъ ее ведѣн³ю болѣе свѣдущаго своего товарища, который и далъ ей въ общемъ обоснован³е, весьма близкое къ современному.
   Въ течен³е сорока лѣтъ, прошедшихъ со времени выступлен³я Добролюбова въ литературѣ, идеи, имъ внесенныя, не могли оставаться безъ движен³я. Произошла естественная эволюц³я во взглядахъ и на литературу, и на интеллигенц³ю и ея отношен³е къ народу. Но проникающ³й Добролюбова демократическ³й принципъ остался въ литературѣ неизмѣннымъ. Скептицизмъ и отрицательное отношен³е къ интеллигенц³и исчезли, интеллигенц³я сознала себя, какъ неразрывную часть народа, составляющую въ немъ все то, что стремится къ сознательной жизни, желаетъ жить, чтобы,- по слову Пушкина,- "мыслить и страдать". Исчезло и подчиненное отношен³е ея къ народу, вмѣстѣ съ понят³емъ "долга", которое теперь замѣняется понят³емъ общности, тожественности интересовъ народа и интеллигенц³и. Словомъ, принципъ, впервые съ опредѣленностью, не допускающей сомнѣн³й и колебан³й, уступокъ и сдѣлокъ, высказанный Добролюбовымъ, эволюц³онировалъ въ направлен³и глубоко демократическомъ - оть подчинен³я народу къ равенству съ народомъ.
   Свои взгляды Добролюбовъ проводилъ съ художественной ясностью и сосредоточенной силой выражен³я. Слогъ его чистъ, силенъ, проникнутъ сдержанной страстью, что придаетъ ему почти классическую пластичность, какую мы встрѣчаемъ y Тацита. Его ирон³я уб³йственна, сарказмъ ядовитъ, a глубокая скорбь, которая постоянно чувствуется въ лучшихъ его статьяхъ, какъ отражен³е его скорбной натуры, - сжимаетъ сердце. Читая его, никогда не засмѣешься, много-много, если невеселая улыбка мелькнетъ на лицѣ и исчезнетъ, потому что изъ-за самыхъ остроумныхъ фразъ вамъ чудятся строг³е и грустные глаза. Вы постоявно чувствуете, что, "раздѣлывая" какого-нибудь Ведрова съ неподражаемымъ остроум³емъ, авторъ имѣетъ въ виду не злополучнаго Ведрова, который для него ничто, a васъ, читателя, котораго онъ учитъ критически мыслить и критически относиться къ себѣ. Добролюбовъ никогда не разбрасывается, не отвлекается въ сторону,- увлекая читателя, онъ самъ никогда не увлекается, что дѣлаетъ его логику неотразимой. Еще одна отличительная черта произведен³й Добролюбова - ихъ удивительная свѣжесть. Не смотря на сорокалѣтн³й (почти) возрастъ, они производятъ такое впечатлѣн³е, какъ будто написаны вчера. Въ вышедшемъ первомъ томѣ, напримѣръ, есть небольшая замѣтка о "библ³отекѣ римскихъ писателей въ русскомъ переводѣ" Клеванова, - замѣтка, какихъ тысячи появляются въ текущей печати, чтобы мелькнуть передъ читателемъ и исчезнуть безслѣдно. Между тѣмъ, замѣтка Добролюбова и теперь производитъ сильное впечатлѣн³е и врядъ ли забудется прочитавшимъ. Гдѣ же причина этой свѣжести и силы впечатлѣн³я? Намъ кажется, что, кромѣ таланта, съ которымъ написаны всѣ эти замѣтки, яркости мысли и художественности выражен³я, причина заключается въ общемъ ихъ направлен³и, въ идейной связи съ тѣмъ демократическимъ принципомъ, который объединяетъ всѣ произведен³я Добролюбова и связываетъ его съ современнымъ читателемъ. И пока не измѣнится кореннымъ образомъ общественная психолог³я, до тѣхъ поръ сочинен³я Добролюбова не утратятъ своего значен³я и вл³ян³я, сколько бы ни старались ихъ пошатнуть разные литературные микробы.
   Прямую противоположвость Добролюбову по темпераменту мы видимъ въ H. В. Шелгуновѣ, какимъ онъ вырисовывается въ своихъ "Очеркахъ русской жизни". Изъ-за каждой строчки выглядываетъ умное, добродушное лицо, съ чуть-чуть лукавой усмѣшкой посматривающее на своихъ противниковъ, когда, напр., г. Абрамовъ или какой-либо "толстовецъ" наскакиваетъ на него съ непремѣннымъ желан³емъ "разнести" этого "шестидесятника" во славу "восьмидесятниковъ". Шелгуновъ парируетъ ударъ мягко, какъ-то стыдясь за тѣ удары, которые самъ наноситъ, желая усовѣстить, убѣдить своихъ оппонентовъ, пристыдить ихъ, доказавъ, что ихъ поведен³е недостойно. Въ немъ не чувствуется ни малѣйшей горечи и злости, самое большее, если y него прорвется иногда рѣзкое слово негодован³я, и онъ снова впадаетъ въ обычный ему спокойно-убѣдительный тонъ.
   Его "Очерки", собранные заботливой и умѣлой рукой, даютъ превосходный матер³алъ для истор³и внутренней жизни нашего общества въ восьмидесятые годы. Въ нихъ можно прослѣдить тѣ незамѣтныя измѣнен³я въ общественномъ настроен³и, которыя повели въ общемъ къ существенной перегруппировкѣ силъ. Слѣдя изъ мѣсяца въ мѣсяцъ за фактами текущей жизни и ихъ отражен³емъ въ литературѣ, Шелгуновъ собралъ массу данныхъ, разсѣянныхъ въ многочисленныхъ статьяхъ, корреспонденц³яхъ, бѣглыхъ замѣткахъ, и объединилъ ихъ рядомъ общихъ положен³й и выводовъ, къ которымъ онъ самъ приходитъ или которые отмѣчаетъ y своихъ противниковъ.
   Первое, что бросается въ глаза при бѣгломъ просмотрѣ "Очерковъ", это большое мѣсто, отводимое въ нихъ вопросу о личности, ея идеалахъ, самоопредѣлен³и, цѣляхъ жизни и ея безсил³и найти себѣ широкую и свободную дорогу къ прогрессу. Очень характеренъ въ этомъ отношен³и споръ Шелгунова съ г. Д. Ж., проводившимъ въ "Недѣлѣ" ту мысль, что для интеллигенц³и нѣтъ иного пути, какъ отказаться отъ умственной работы, которая всегда не свободна, и вхяться за любой "свободный трудъ". Въ видѣ примѣра, авторъ приводитъ трудъ лавочника въ деревнѣ. Шелгуновъ, съ тонкимъ юморомъ изложивъ аргументац³ю г. Д. Ж., заканчиваетъ свои возражен³я общей характеристикой мысли этого "кающагося" интеллигента:
  
   "Это именно атавизмъ мысли, атавизмъ, понемногу и незамѣтно отравляющ³й насъ все болѣе и болѣе, до того, наконецъ, что люди перестаютъ различать черное отъ бѣлаго и съ самыми искренними намѣрен³ями тащуть щипцы, чтобы погасить и послѣдн³й мерцающ³й огарокъ мысли. И это вовсе не знамен³е времени. Это обычный фактъ во времена, подобныя нынѣшнему, когда первыя скрипки въ оркестрѣ молчатъ, потому что для нихъ наступила пауза, и играть начинаютъ третьи скрипки да барабанщики. И г. Д. Ж. съ самыми благожелательными цѣлями открываетъ шеств³е назадъ, не подозрѣвая, что по этому скользкому путй можно идти только подъ гору. Теперь, на первый разъ, г. Д. Ж. разулъ интелдигента и сдѣлалъ его лавочникомъ, но потомъ онъ уже заставитъ его идти и "въ кусочки". И все это ради того, чтобы создать "свободнаго человѣка", не продающаго никому своего труда и своей совѣсти. Еще не такъ давно никому бы не пришло въ голову выставлять для интеллигента деревенскаго лавочника цѣлью стремлен³й и идеаловъ гражданственности; тогда y насъ были въ оборотѣ все-таки кое-как³я идеи общественнаго блага, имѣлся и нѣкоторый политическ³й смыслъ, и нѣкоторый политическ³й тактъ. Теперь все это закрылось какимъ-то пластомъ, очутилось подъ спудомъ и мы едва подаемъ признаки своего интеллектуальнаго существован³я" (стр. 322-23).
  
   Искан³е личнаго успокоен³я, на почвѣ смутныхъ общихъ идеаловъ личной свободы и совѣсти, опять повторилось въ проповѣди "малыхъ дѣлъ", съ которою шумно выступила часть печати, и Шелгуновъ снова отмѣчаетъ шагъ назадъ, въ сторону отъ развит³я общественности и истинно-народныхъ интересовъ. Проповѣдники мелкой культурной работы рѣзко заявили, что не имѣютъ ничего общаго съ предшествовавшимъ поколѣн³емъ, признавая его задачи неосуществимыми и несущественными. Тогда (т. е. въ шестидесятые годы) общество увлекалось общими схемами, упуская изъ виду мелочи, изъ которыхъ и слагается жизнь. Теперь нѣтъ крупныхъ вопросовъ, нѣтъ того оживлен³я, какое замѣчалось вездѣ тогда, но за то дѣлается масса маленькихъ дѣлъ, вопросы разбились на отдѣльныя составныя части, и задача современности въ проведен³и ихъ въ жизнь. Отсюда, при видимомъ понижен³и тона, фактическое расширен³е жизни, что и замѣчается въ ростѣ печати, въ усилен³и земской дѣятельности и проч. Шелгунова изумляетъ прежде всего озлобленность проповѣдниковъ практичности противъ движен³я мысли, какъ-будто "она и есть тотъ самый врагъ, который всему мѣшаетъ и котораго, поэтому, нужно унизить, смѣшать съ грязьго, уничтожить". Что же такое случилось, спрашиваетъ онъ, чтобы естественный законъ преемственности мысли былъ объявленъ не существующимъ,- и даетъ прекрасный отвѣтъ о значен³и индиферентизма къ общественному движен³ю мысли, "Считая главною, первою своего задачею практическую дѣятельность на помощь народу, "фракц³я" эта соприкасается своею программою съ программой любого издан³я, ибо "народъ", "помощь народу, "изучен³е положен³я народа" есть общая программа всей русской нечати, слѣдовательно, писатели этой фракц³и могутъ считать себя сотрудниками всей русской печати. Попятное движен³е зтой фракц³и объясняется весьма просто - ея практичностью и желан³емъ оказать народу существенную и ближайшую помощь; но существенная помощь не должна бы, казалось, вести къ той страстности, съ какой фракц³я относится къ недавнему движен³ю мысли, изъ котораго она сама вышла и въ которомъ она какъ бы видитъ себѣ помѣху". Такая непослѣдовательность кажется Шелгунову проявлен³емъ невѣрнаго пониман³я роли и значен³я интеллигенц³и y насъ. Здѣсь онъ даетъ опредѣлен³е интеллигенц³и, близкое къ тому, которое мы привели выше, какъ эволюц³ю этого понят³я со вренени Добролюбова.
  
   "Не все, что интеллигентно, даетъ прогрессивно-историческое направлен³е и движен³е жизни Росс³и, и только то, что дѣйствительно идейно прогрессивно. Собственно интеллигенц³я есть та неуловимая лаборатор³я, не имѣющая ни мѣста, ни числа, которая вырабатываетъ извѣстну. идейную руководящую властную силу, подчиняющую себѣ всѣ остальныя силы. Это умственная атмосфера, образующаяся изъ очень разнообразныхъ, но однородныхъ умственныхъ течен³й, составляющихъ одно гармоническое направдяющее цѣлое. Да, именно атмосфера, которой дышетъ всяк³й живой человѣкъ, подобно тому, какъ онъ дышетъ обыкновеннымъ воздухомъ. Онъ черпаетъ изъ этой атмосферы свою умственную силу, крѣпость и здоровье, также какъ изъ обыкновеннаго воздуха черпаетъ свое физическое вдоровье и свою физическую силу. Интеллигенц³я не образуетъ собою никакой юридической единнцы. Она не корпорац³я, не сослов³е, ея права и обязанности не установлены и не опредѣлены закономъ и не регламентированы никакими правилами, инструкц³ями или формами. Это совершенно свободная сила, подчиняющаяся въ своемъ идейномъ творчествѣ толкоо одному закону мысли и велѣн³ямъ той дѣйствительности, которой онъ служитъ. Это кормч³й, стоящ³й y компаса, a не y руля, и указывающ³й, куда плыть, это лоцманъ, сдѣдящ³й за фарватеромъ, выкрикивающ³й, гдѣ какая глубина и гдѣ лежатъ камни и мели. И эту родъ интеллигенц³и можно прослѣдить во всѣхъ нашихъ большихъ и малыхъ внутреннихъ дѣдахъ. Иителлигенц³я всегда стояла на стражѣ ихъ, всегда зорко слѣдила за всѣми движен³ями общественной жизни и всегда являлась высшимъ разумомъ и источникомъ уравновѣшеннаго сужден³я, стоящаго выше всего частнаго, случайнаго, временнаго и искавшаго справедливаго разрѣшен³я только въ общемъ" (стр. 853).
  
   Съ этой точки зрѣн³я относится Шелгуновъ и къ тому противокультурному течен³ю, которое выразилось въ стремлен³и части интеллигентовъ къ "опрощен³ю". Корни его онъ видѣлъ въ томъ же понижен³и общественной мысли, что и для проповѣди малыхъ дѣлъ. Явись такое учен³е въ шестидесятые годы, оно прошло бы въ лучшемъ случаѣ незамѣченнымъ, или же вызвало бы общее негодован³е. Широкое, захватывающее всѣхъ движен³е общественной мысли не давало мѣста вопросамъ узкой личной морали, ставящей личность центромъ жизни. Но разница межлу обоими течен³ями, противъ которыхъ боролся Шелгуновъ, очень велика. Первое, сводящее все къ практичности, держалось "исключительно гражданской почвы" и не только старалось опредѣлить, "что можно и чего нельзя, но и пыталось установить новую общественно-гражданскую истину и такой новый теоретическ³й принципъ, который былъ бы осуществимъ на практикѣ. A такъ какъ подобнаго принципа въ предъидущихъ опытахъ послѣдователи его не усмотрѣли, a одни стремлен³я къ идеалу ихъ не удовлетворяли, то они и рѣшили, что слѣдуеть предоставить жизни идти сама собой, въ тѣхъ рамкахъ и при тѣхъ дѣятельныхъ силахъ, которыя даютъ ей движен³е, цвѣтъ, характеръ и направлен³е теперь, и пока ограничиться лишь наблюден³емъ того, что совершается въ живни, не относясь къ этому ни съ какой предвзятой теор³ей". Толстовцы тоже не удовлетворялись предшествующими попытками рѣшен³я общественныхъ вопросовъ, но пришли къ отрицан³ю всего, всей цивилизац³и, вычеркнувъ общественную и гражданскую жизнь цѣликомъ. Но какой же результатъ они предвидѣли и чего собственно могли ожидать?
  
   "Предположите,- отвѣчаетъ Шелгуновъ,- что обскурантное учен³е проповѣдниковъ морали становится настолько сильнымъ, что увлекаетъ за собой хоть 100000 интеллигентныхъ людей и преимущественно молодежь, и всѣ эти люди "садятся на землю". Да, вѣдь, это же такое общественное бѣдств³е и такой общественный минусъ, передъ которымъ должно поблекнуть нашеств³е десяти Тамерлановъ и Аттилъ. Сто тысячъ, вынутые изъ нашего скуднаго запаса образованныхъ и интеллигентныхъ людей и омужиченные ради того лишь, что "интеллигентъ долженъ отдать свой долгъ народу и своими руками добывать себѣ насущный хлѣбъ",- это не только общественный абсурдъ, но и тягчайшее общественное првступден³е, которое должно бы вызвать проклят³е на главу проповѣдниковъ этого безбожнаго и бездушнаго изб³ен³я людей, можетъ быть, даже лучшихъ нашвхъ людей, ибо идутъ за нашими проповѣдниками только энтуз³асты и люди, способные жертвовать собою ради нравственныхъ общественныхъ цѣлей" (стр. 1072).
  
   Такимъ образомъ, изъ этихъ выписокъ мы видимъ, какимъ тонкимъ наблюдателемъ современныхъ ему течен³й мысли является Шелгуновъ въ своихъ "Очеркахъ". Оставаясь вполнѣ человѣкомъ шестидесятыхъ годовъ, онъ прекрасно ор³ентируется среди нихъ, отводя каждому подобающее мѣсто, не смотря на ихъ противорѣчивость. Онъ не забываетъ также указать, гдѣ слѣдуетъ искать ихъ корни, и въ той же толстовской личной морали видитъ окончательную фазу идеи долга народу, явившагося какъ проявлен³е потребности уплатить народу цѣну созданнаго народомъ прогресса, дворянской интеллигенц³и и ея наслѣдственньгхъ состоян³й. Но, добавляетъ онъ, "освобожден³е крестьянъ выдвинуло еще и другую группу, ничего общаго съ этой группой не имѣющую, группу иного, новаго происхожден³я, вышедшую изъ того же народа и вмѣстѣ съ нимъ послужившую на создан³е нашей дворянской интеллигенц³и,- эту новую общественную группу составилъ разночинецъ, которому "не въ чемъ каяться и отдавать долгъ некому".
   Къ нашимъ днямъ эти течен³я, только намѣчавш³яся въ восмидесятые годы, болѣе или менѣе оформились, и очень жаль, что Шелгунову не пришлось дожить до этого момента. Его мягк³й темпераментъ и спокойный, объективный анализъ не мало содѣйствовалъ бы выяснен³ю взаимныхъ отношен³й, a вѣское, авторитетное слово послужило бы къ мирному дебатирован³ю спорныхъ вопросовъ, которые, трактуются теперь не всегда въ духѣ "любви къ истинѣ".
  

---

  
   Далеко не съ такой мягкостью разбирается въ этихъ вопросахъ г. Южаковъ въ только что изданной имъ книгѣ "Соц³ологическ³е Этюды".
   Во второй главѣ введен³я - "Современныя течен³я", онъ указываетъ, что "съ одной стороны, откололись "народники", съ другой,- шумно заявляютъ о своемъ существован³и и обособлен³и экономическ³е матер³алисты новѣйшей формац³и". И тѣхъ, и другихъ авторъ не одобряетъ, видя въ обоихъ "течен³яхъ" признакъ "безнадежности, недальновидности и малодуш³я" извѣстной части общества. Въ особенности достается экономическому матер³ализму, который "является однимъ изъ порожден³й умственнаго шатан³я и сомнѣн³я". Въ обоихъ течен³яхъ онъ находитъ много общаго, прежде всего то первенствующее значен³е, которое придается экономическимъ услов³ямъ.
  
   "Современное народничество въ значительной степени соотвѣтственно современному экономическому матер³ализму, хотя, повидимому и состоитъ съ нимъ въ самомъ крайнемъ противорѣч³и. Начать съ того, что и народники, и матер³алисты придаютъ исключительное значен³е экономикѣ нац³ональной жизни. Далѣе, и тѣ, и друг³е впадають въ исключительность, одни, рекомендуя исключительно самобытность, друг³е - заимствован³е. Для однихъ традиц³онные устои такъ же паллад³умъ, какъ для другихъ капитализмъ. Тѣ и друг³е страдаютъ своего рода историческимъ дальтонизмомъ, не видя или не желая видѣть цѣлыхъ сторонъ исторической дѣйствительности. Одни, укрываясь за малыми дѣлами и маленькими вопросами отъ крупныхъ явлен³й и широкихъ проблеммъ, не допускаютъ возможности капиталистическаго процесса y насъ. Друг³е, ослѣпленные яркимъ маревомъ (?) западно-европейскаго быта, упорно закрываютъ глаза передъ невозможностью такого же процвѣтан³я капитализма yгасъ. Тѣ и друг³е ищуть выхода въ одностороннемъ исключительномъ рѣшен³и: погибай все, лишь бы спасти экономическ³е устои самостоятельнаго народнаго хозяйства (курсивъ автора, какъ и далѣе), восклицаютъ одни, не понимая, что со всѣмъ дрyгимъ непремѣнно погибнутъ и эти устои; пусть раззоряется народъ, но да торжествуетъ вмѣстѣ съ капитализмомъ высшая культура, возглашаютъ друг³е, непонимая, что раззорить народъ капитализмомъ возможво и y насъ, a насадить высшую культуру такой цѣной, пожалуй, и не удастся" (стр. 36).
  
   У г. Южакова есть одна faculté maitresse - выражаясь языкомъ Тэна - господствующая особенность, именно склонность къ схемѣ. Такая особенность дѣлаетъ его несправедливымъ, какъ къ народникамъ, такъ и къ экономическимъ матер³алистамъ. Мы не помнимъ ни одного представителя народниковъ, который такъ странно формулировалъ бы свои желан³я. Но еще болѣе несправедливымъ оказывается г. Южаковъ, приписывая экономическимъ матер³алистамъ приводимую имъ формулу. Откуда онъ ее позаимствовалъ, извѣстно ему самому, но врядъ ли можно повѣрить г. Южакову, при всемъ вашемъ уважен³и къ нему, что экономическ³е матер³алисты, съ одной стороны, такъ жестокосердны, съ другой - такъ непроходимо глупы. Въ самомъ дѣлѣ, подумать только, что это за "статуй безчувственный", кто бы помыслилъ, не то что сказалъ, такую вещь! Иродъ избилъ младенцевъ, и за то проклятъ изъ рода въ родъ. A эти - весь народъ хотятъ раззорить во имя какой-то высшей культуры. Какъ будто они не знаютъ, что "не человѣкъ для субботы, a суббота для человѣка", слѣдовательно, и культура для народа, a не обратно. Но если ужъ они, эти "исчадья тьмы", рекомые экономическ³е матер³алисты, такъ безсердечны, то какъ же они мечтаютъ обосновать высшую культуру на раззорен³и народа? Раззорен³е - это отрицан³е всякой культуры, не то что еще "высшей". Очевидно, здѣсь что-то не такъ. Защищая свою точку зрѣн³я, не слѣдуетъ приписывать противникамъ того, что имъ не принадлежитъ, какъ не слѣдуетъ возлагать на ихъ отвѣтственность чуж³е грѣхи. Г. Южаковъ, въ числѣ доводовъ противъ, указываетъ, что воззрѣн³я экономическихъ матер³алистовъ эксплуатируются разными господами, которые "желаютъ сознательно служить сильнымъ противъ слабыхъ". Доводъ немножко странный, и на него можно бы отвѣтить, что первые, воспользовавш³еся методомъ Сократа, были софисты. Но развѣ отъ этого Сократъ пересталъ быть "праведнѣйшимъ изъ людей", a его методъ потерялъ свое значен³е? Это старая истор³я, хорошо знакомая и г. Южакову, которому, вѣроятно, и самому приходилось быть въ такомъ же положен³и и видѣть, какъ вѣрную и справедливую мысль его пускаютъ въ оборотъ нечистыя руки для нечистыхъ цѣлей.
   Намъ кажется, что г. Южаковъ превратно толкуетъ воззрѣн³я экономическихъ матер³алистовъ, отрицающихъ только возможность какихъ бы то ни было благожелательныхъ и неблагожелательныхъ экскурс³й въ область хозяйственныхъ отношен³й, признающихъ, что эти отношен³я слагаются внѣ власти человѣка, который самъ является ихъ производной величиной. Они заявляютъ, что есть законы, управляющ³е этими отношен³ями, столь же незыблемые, какъ и проч³е естественные законы, но что они подлежатъ изучен³ю,- и на ихъ "изслѣдуемъ" г. Южаковъ отвѣчаетъ ссылкой на современныхъ софистовъ. Далѣе, они осмѣливаются думать, что если эти законы дѣйствительно существуютъ, то ихъ вл³ян³ю подчинена и наша страна, какъ и всѣ проч³я, и предлагаютъ изучен³е текущей дѣйствительности, не съ предвзятой точки зрѣн³я, хотя бы самой возвышенгой, a съ чисто-фактической. И когда анализъ существующихъ отношен³й приводитъ ихъ къ выводу, что Росс³я идетъ по пути капитализма, г. Южаковъ возглашаетъ: "они хотятъ раззоригь народъ, ради торжества капитализма и высшей культуры".
   Такимъ образомъ, экономическ³й матер³ализмъ, какъ мы его понимаемъ, не отступаетъ, вообще, отъ той программы, которой "пользуется европейск³й умъ ддя сужден³я о настоящемъ". Послѣдователи этой доктрины являются прямыми продолжателями тѣхъ, которые, какъ справедливо отмѣчаетъ и г. Южаковъ, въ шестидесятые годы "исходили изъ доктрины преобладан³я экономическаго матер³ализма". Этимъ снимается съ нихъ обвинен³е въ отсутств³и "преемственности идей", хотя, конечно, современные экономическ³е матер³алисты значительно дадьше пошли въ развит³и этой доктрины, такъ какъ было бы странно и непонятно, если бы масса накопившихся за эти 40 лѣтъ фактовъ и изслѣдован³й, всѣ измѣнен³я въ строѣ жизни не оказади на нихъ вл³ян³я. Но они сохранили прямую связь съ старымъ м³росозерцан³емъ, и прежде всего съ демократическимъ принципомъ, лежащимъ въ его основѣ.
   Въ несправедливомъ упрекѣ по адресу экономическихъ матер³алистовъ намъ слышатся отголоски нападокъ, сыпавшихся въ свое время на критику Добролюбова и его товарищей. Такъ, г-жа Головачева приводитъ слѣдующ³й любопытный, съ исторической точки зрѣн³я, отзывъ Тургенева о Добролюбовѣ: "Когда Тургеневъ убѣдился, что Добролюбовъ не поддается на его любезныя приглашен³я, то оскорбился и началъ говорить, что "въ статьяхъ Добролюбовъ видитъ инквизиторск³й пр³емъ осмѣять, загрязнить всякое увлечен³е, всѣ благородные порывы души писателя, что онъ возводитъ на пьедесталъ матер³ализмъ, сердечную сухость и съ нахальствомъ глумится надъ поэз³ей, что никогда русская литература, до вторжен³я въ нее семинаристовъ, не потворствовала мальчишкамъ изъ желан³я пр³обрѣсти этимъ популярность. Кто любитъ русскую литературу и дорожитъ ея достоинствомъ, тотъ долженъ употребить всѣ усил³я, чтобы избавить ее отъ этихъ кутейниковъ-вандаловъ".
   Какъ можно судить, это опять таки старая истор³я, повторен³е которой никого не должно смущать. Но не лучше-ли, вмѣсто нея, вспомнить публицистическое credo, которое мы позволяемъ себѣ позаимствовать y г. Лесевича, почтеннаго товарища и сотрудника г. Южакова по журналу, изъ его статьи "Лессингъ и его "Натанъ Мудрый" ("Этюды и очерки", Спб. 1886 г.). Г. Лесевичъ, возражая противъ идиллическихъ взглядовъ на борьбу убѣжден³й, говорить: "Изъ той истины, что не слѣдуетъ дѣлать своихъ убѣжден³й послушниками страстей, вытекаетъ не фантастическое слѣдств³е - прекращен³е борьбы мнѣн³й или устранен³е ихъ нея страстности, но весьма практическое и важное заключен³е - справедливость и самообладан³е въ борьбѣ, умѣн³е различать средства борьбы, устранять изъ нея все недостойное человѣка, все безсмысленное, нечестное... Въ справедливости и выборѣ средствъ и заключается вся суть нравственной стороны борьбы за убѣжден³е (стр. 107).
   Къ этому остается добавить еще мудрыя слова самого Лессинга, что "не та истина, которою обладаетъ или думаетъ обладать человѣкъ, опредѣляетъ его достоинство; достоинство это заключается въ непрестанномъ усил³и ддя овладѣн³я ею, ибо не обладан³е истиною, но искан³е ея расширяетъ силы человѣка и служитъ принципомъ его совершенствован³я".
   Итакъ, будемъ стремиться къ истинѣ...
  
   Мартъ 1896 г.
  

Категория: Книги | Добавил: Ash (12.11.2012)
Просмотров: 740 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа