Дмитрий Савватеевич Дмитриев
Театральная критика Власа Дорошевича / Сост., вступ. статья и коммент. С. В. Букчина.
Мн.: Харвест, 2004. (Воспоминания. Мемуары).
Мир праху этого мирного человека.
Что за необыкновенный совместитель!
Контролер театра Корша, исторический романист и священник.
Старые москвичи не могут себе представить "старого Корша" без Д.С. Дмитриева.
"Корша героических времен".
В коридоре, при входе в партер, с правой стороны - человек в сюртуке, невысокого роста, очень белокурый, глуховатый на одно ухо.
С тем недоумевающим и немного растерянным выражением лица, какое бывает у глухих.
- Ваш билет!
У Корша шли оригинальные пьесы.
Чехова, Невежина, Владимира Александрова и других.
У Корша были превосходные артисты.
Давыдов, Киселевский, Рощин-Инсаров, Градов-Соколов, Иванов-Козельский.
У Корша были великолепные режиссёры.
Яблочкин, Синельников.
У Корша не стало ни пьес, ни актеров, ни режиссёров, - остались одни сборы.
Сборы остались, несмотря ни на что.
Москва любит насиженные места.
А при входе в партер, с правой стороны, бессменно стоял белокурый, глуховатый человек.
- Извините. Ваш билет!
Мимо него проносился, дергаясь, жестикулируя, крича, бурно-пламенный Петр Иванович Кичеев.
Он умел только проклинать актеров или сравнивать с Сосницким. После первого акта он кричал с пеной на губах:
- Градов? Гнать! Помелом гнать со сцены! Из Москвы выслать его в двадцать четыре часа за такую игру! Лишить всех прав состояния.
После второго:
- Градов? Щепкин-с! Щепкин! Второй Щепкин! На площадь его вывести и театр вокруг него построить!
Медленно проходил, потирая руки и улыбаясь умной и тонкой улыбкой, Николай Петрович Кичеев.
Если он заходил в антракте к актеру и целовал:
- Позвольте вас поблагодарить за доставленное удовольствие!
Актер знал, что, значит, Николай Петрович назавтра его непременно:
- Выругает.
Бог знает почему, но он любил этот "иезуитизм".
Проходил "бог корректности" А.Д Курепин.
Пробегал непременно чем-нибудь, а особенно кем-нибудь увлеченный Н.О. Ракшанин.
Величественно проплывал "маститый критик" "Московских Ведомостей" С.В. Васильев-Флеров, с морским биноклем через плечо.
В белых гетрах.
Величественный.
Всем видом спрашивая:
- Разве я не Сарсэ?
Литератор Д.С. Дмитриев никогда не написал даже двух слов о театре.
Там, за плотно прикрытой дверью, играли прекрасные артисты.
Оттуда доносился взрыв хохота, гром аплодисментов.
А он сидел в коридоре и обдумывал, вероятно, свои исторические романы.
Что связывало его с театром такими странными узами?
Сколько мог ему платить "голуба-Корш"?
"Рубликов" шестьдесят.
Но это:
- Определенное.
А литература нечто:
- На воде вилами писанное.
Газеты в Москве вскакивали и лопались, как пузыри на луже после дождя.
И не появлялась ни одна новая газета без "большого исторического романа Д.С. Дмитриева".
О, эти милые романы!
Написанные на ученических тетрадках, четким ученическим почерком.
"Было прекрасное майское утро.
На площади в Новгороде шумел народ.
На возвышение вошел Гостомысл и, по русскому обычаю, поклонился на все четыре стороны.
- Тише, тише! - заговорили в народе, - дайте боярину Гостомыслу слово молвить!
- Он человек старый! - сказал посадский Иван. - Пусть молвит!
- И почтенный! - благоразумно добавил горожанин Петр.
- Братцы! - сказал проникновенным голосом боярин Гостомысл. - Земля наша велика!
- Верное слово молвил боярин! - зашумели в толпе.
- Действительно, что земля наша велика!
- Не объедешь, - со слезами приговаривала Мавра.
- И обильна! - продолжал Гостомысл.
- И это правильно! - зашумела толпа.
- Правду-матку режет боярин!
- Чего только у нас нет! И лесу, и дерева всякого, и ржи, и сена!
- И меду! - добавили другие.
- А порядку у нас нет! - сказал Гостомысл.
Взвыл народ.
- Это действительно! Нет у нас порядку.
- Какие же порядки, когда авчирашнего дня на торгу свеклой у меня взяли... - начала было Мавра, но ее перебили:
- Стой! Не замай! Пущай боярин настоящее слово молвит.
И Гостомысл, по русскому обычаю, поклонившись на все четыре стороны, продолжал:
- Что ж, братцы, нам делать?
Толпа задумалась.
Продолжение следует".
И читали.
Успех "Московского Листка" кружил головы.
- Всякому хотелось в Пастуховы!
"Московские Листки" возникали десятками. Про таких издателей спрашивали:
- Этот с чего газету издавать вздумал?
- Спать не может.
- Почему?
- Пастуховские лошади очень громко ржут.
Возникла "Московская Газета".
Кое-как питалась розницей, объявлениями. Но денег, чтобы даже объявить в других газетах о своем существовании, не было.
Сотрудники собрались.
- Позвольте, господа! Есть чудеснейший способ бесплатно объявить во всех газетах, что издается, мол, в Москве "Московская Газета"!
- Каким манером?
- Получить предостережение.
То были времена "трех предостережений".
- Все газеты обязаны будут напечатать, что объявлено "Московской Газете" первое предостережение.
- И интерес к газете явится!
- Опасная газета!
Выбрали сотрудника и поручили:
- Пиши на предостережение!
Сотрудник сел и начал писать "смело". Прочли и остались довольны:
- Здорово на первом.
Напечатали и стали ждать. Прошла неделя, - ничего.
- Эх, ты! Под предостережение даже написать не можешь! Пиши вовсю!
Сотрудник написал вовсю.
Смело, дерзко, возмутительно.
"Для верности" даже послали в Главное управление по делам печати несколько экземпляров, чтобы:
- Не прозевали!
Отчеркнули статью красным, синим карандашом, наставили знаков восклицательных, вопросительных. Написали на полях:
- Куда мы идем?
- Неужели такие вещи позволяют печатать?
- Чего смотрит цензура?
Прошла неделя, - ничего. Сотрудники возмутились:
- Ну, уж, брат! Какой же ты после этого писатель! Тебе говорят: рискуй! Жарь! Основы подрывай! Ты даже предостережения заслужить не можешь!
Сотрудник принялся в ужасе.
- Сибирью пахнет!
Писал и дрожал:
- Вот уж и тележку подали!
Статью напечатали, отчеркнули, наставили вопросительных, восклицательных знаков, ждут. Назавтра же телеграмма:
- Воспретить "Московской Газете" розницу и объявления.
Последние ресурсы кончились.
Заложили кое-что из носильного, собрали редактора в Петербург. Явился он в Главное управление по делам печати:
- Что? Смело слишком?
- Не смело, а глупо. Раз у вас напечатали глупую статью, - мы не обратили внимания. Другой раз еще глупее, - опять не обратили внимания. Наконец, в третий раз такую глупую, - мочи нет!
Газета начала быстро умирать.
Все разошлись.
Кто куда.
И только в фельетоне печатался "большой исторический роман Д.С. Дмитриева".
"- Что же нам теперь с тобой делать? - спросил Ермак Тимофеевич у своего верного есаула, по прозвищу Кольцо.
- А что, - почесываясь, отвечал Кольцо, - не покорить ли нам, атаман, Сибирь?
- Правильное слово молвил! - сказал, подумав, Ермак Тимофеевич. - Сибирь покорить знатно. Только, что ж мы с Сибирью делать-то будем?
- А поклонимся ею Грозному царю Ивану Васильевичу! - сказал есаул Кольцо.
- Верное слово сказал! - воскликнул Ермак Тимофеевич. - И как это мне раньше в голову не приходило?
И поцеловал своего верного есаула.
Продолжение следует".
И читали.
Издавалась газета "Голос Москвы". Теперешней только тезка. Сотрудников в ней было трое. Трое молодых людей, лет по 16-ти. Один был:
- Корреспондент по газетам.
Читал в газетах известия:
"Около города Подольска найден труп убитой неизвестной женщины. В убийстве подозревается мешанин Иванов".
И "украшал":
"От собственного корреспондента. Тихая, мирная жизнь нашего богоспасаемого Подольска была нарушена таинственным и в высшей степени романтическим происшествием. На окраине города был найден труп неизвестной молодой женщины чарующей красоты. Незнакомка была одета в бальное кружевное платье, украшенное крупными бриллиантами. Около трупа рыдал богатый местный домовладелец, известный красавец Иванов. "Берите меня! - сказал он. - Это я убил ее, мою милую!". Но имени убитой красавицы назвать не пожелал. Ходит много догадок".
Его спрашивали остальные двое товарищей по редакции:
- Что это у тебя всё красавиц убивают? Что ни труп, то красавица!
Он отвечал с гордостью:
- Публика это любит! Чтобы красавиц резали.
Другой был:
- Репортер по объявлениям.
Читал в "Московских Ведомостях" объявление:
"Сегодня членом ихтиологического общества г. Иевсеевым будет прочитан доклад "О строении плавников у акулы". Начало в 7 часов".
Живописал:
"Вчера в стенах нашего старейшего университета произошло научное событие. Молодой отважный ученый-путешественник г. Иевсеев открыл тайны подводного царства..."
Он зачеркивал "царство" и для цензурности вставлял: "мира".
"Открыл тайны подводного мира и дал исчерпывающий доклад о строении плавников у акулы.
Эта редкая и крайне опасная рыба до сих пор ускользала от изучения наших ученых. С опасностью для жизни молодой отважный ученый исследовал строение ее плавников. Доклад произвел неотразимое впечатление. В науке предстоит переворот".
И, наконец, третий. Я его знавал:
- Сочинителем телеграмм.
Тогдашнее "Северное телеграфное агентство" за неплатеж денег телеграмм не давало.
И сотрудник писал:
"Мадрид, такого-то числа. - От нашего собственного корреспондента. - Вспыхнуло восстание кортесов".
- А что такое кортесы? - спрашивали товарищи.
- А черт их знает! Во всех газетах пишут, что в Испании есть кортесы. Должно быть, бунтовщики.
Газета в розницу продавалась. Потому доход.
Но подписчикам не рассылалась. За неплатежом денег ни разносчикам, ни почте. Издатель ехал в почтамт, получал подписные деньги и отправлялся в трактир Саврасенкова, на Тверском бульваре. Не домой, - там ждет судебный пристав. Не в редакцию, - там, наверно, ждал судебный пристав. А в кабинет. Спрашивал ножницы и ветчины.
Ветчину съедал, а пакет вскрывал, деньги клал в карман, а письма подписчиков с адресами отдавал половому:
- Выбросить!
Даже "корреспондент по газетам", "репортер по объявлениям" и "кортес" один за другим от голода ушли.
А в газете все еще печатался "большой исторический роман Д.С. Дмитриева".
"- Как же мне называть тебя, удалой добрый молодец? - спрашивал его пан Вишневецкий. - Не знаю, как звать тебя по имени, как величать по отчеству!
- Зовут меня, пан, Дмитрием, а по отечеству прозываюсь Ивановичем, - дерзко отвечал ему первый самозванец, - а еще зовут меня Царевичем!
- Вот на! - с недоверием сказал Вишневецкий. - Где же это видано, чтобы царевичи у простых шляхтичей в слугах служили!
- А служил я у тебя в слугах, - дерзко отвечал первый самозванец, - потому, что я принужден скрываться.
Вишневецкий задумался.
- Это похоже на правду! - вымолвил он, наконец. - Что же теперь ты намерен делать?
- А теперь думаю я покорить Россию! - отвечал первый самозванец.
- Твое дело! - ответил Вишневецкий.
- А поможешь ли ты мне? - спросил первый самозванец.
Продолжение следует".
И читали.
А.Я. Липскеров издавал "Новости Дня".
Сотрудников не было.
Причина банальная:
- Не хватало денег.
А.Я. Липскеров говорил знакомым, заходившим к нему поболтать:
- Чего так сидите? Взяли бы ножницы, вырезали что-нибудь.
Знакомые брали ножницы и вырезали из газет, что им нравилось. Метранпаж В.И. Коротков, корректор Дорошевич:
- Семь отчетов об одном и том же процессе прислали!
Сотрудник был один.
"Корреспондент американских газет" Гиллин. Он писал на каком-то американском языке.
- В наш канканисто-шантажисто-салонистый век ультра-кулинарно-комильфотных желудков, железнодорожных тузов-концессионеров, пшютов и вланов обеих столиц".
Словом:
А в чем дело, - неизвестно.
А в фельетоне газеты печатался "большой исторический роман Д.С. Дмитриева".
"- Так неужто ж, - восклицал Кочубей, - ты и впрямь, Мазепа, хочешь изменить Государю Петру Великому?
- А зачем, - восклицал Мазепа, мрачно сверкая очами, - зачем он на почестном пиру таскал меня за усы!
- Не дело, брат, ты задумал! - вздохнув, сказал Кочубей, - Не идут мне после твоих слов в горло ни мед твой густой, ни брага твоя хмельная, не обессудь на этом!
И пошел к двери.
- Куда же ты? - спросил его Мазепа, мрачно сверкая очами. - Или ты не со мною?
- Делай, что сам знаешь! - отвечал загадочно Кочубей. - А я буду делать, что указывает мне мой долг!
Мазепа стукнул кулаками по столу.
Продолжение следует".
И читали.
Публика, как корова, пережевывала эти романы.
- Бога, Дмитрий Савватеевич, побойтесь! - восклицал один из издателей. - Елизавета Петровна у вас десятый фельетон говорит, пока по Тверской в карете едет! Да что ж, Тверская-то в сто верст длиною?!
Такая литература и такие писатели водятся только в Москве.
Д.С. Дмитриев читался.
И очень читался.
Чем объяснить?
Вероятно, нашим малым знакомством с историей, нашей большой любовью к истории.
Мы знаем только Иловайского, и человек, знающий Беллярминова, для нас полон интереса.
Публика любит:
- Поговорить о старине.
И этой бесхитростной публике нравился бесхитростный Дмитриев, его добрые бабушкины рассказы, бесконечные повести про бояр и изменников.
Где старина была простодушна, бояре сановиты, изменники сверкали глазами, добрые молодцы удалы, а красные девушки, в конце концов, выходили замуж.
Тихо и мелко, - как река Москва.
Д.С. Дмитриев был последним, отдаленным, слабым эхом Загоскина и Зотова.
С ним, вероятно, кончилась эта тихая историческая воркотня... Он был все-таки близок к театру. Был литератором.
Можно было думать, что он окончит тем, что захочет открыть театр, основать газету.
А он сделался священником.
Почему?
Какой переворот совершился в его душе?
Почему он служил контролером в театре?
Почему он занимался литературой?
Мы все знали его десятки лет и не знали совсем.
Как он жил?
Откуда он появлялся?
Куда он уходил?
Он жил в своей скорлупе.
Появлялись новые газеты.
И совсем:
- Улитка, высуни рога!
Откуда-то появлялся Д.С. Дмитриев.
С ученическими тетрадками, в которых четким, наивным ученическим почерком был написан исторический роман.
- Какие смешные гроши ему платили! Платили ли?
Не знаю.
Он снова появлялся в тот день, когда газета рушилась.
Один кричал, что:
- Он напишет письмо во все газеты!
Другой "организовывал протест сотрудников".
Третий собирался:
- Застрелить издателя!
А Д.С. Дмитриев так же тихо, скромно, мирно говорил:
- У меня тут полрукописи осталось ненапечатанной. Нельзя ли получить?
Бережно складывал ученические, затрепанные в наборной тетрадки и куда-то уходил.
До новой газеты.
В свою скорлупу.
Он скромно начал контролером в театре и скромно кончил в вагоне трамвая.
Я знал его добрых 30 лет и с интересом послушал бы, если бы кто-нибудь рассказал мне:
- Что такое был Дмитрий Савватеевич Дмитриев.
Мне кажется, что и в жизни для него было, как в театре Корша.
Там, за дверью, играли превосходные и ужасные актеры, ставились и рушились грандиозные и ужасные пьесы, раздавались взрывы безумного хохота, стоны, громы аплодисментов, бури свистов, люди скрежетали зубами, пели победные песни, все волновались, кипели, неистовствовали.
А он сидел в коридоре и обдумывал свои бесконечные, как старинное вязание, исторические романы.
А, может быть, это истинная мудрость!
- Блаженны далекие от жизни.
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том "Сцена" девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905-1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве "Петроград" небольшую книжечку "Старая театральная Москва" (Пг.-М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы - очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания ("Рассказы и очерки", М., "Московский рабочий", 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., "Московский рабочий", 1986; Рассказы и очерки. М., "Современник", 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти "возвраты" вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется "история с полтавским помещиком". Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, "швов" не только не видно, - впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: "Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований... Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге - сам Дорошевич, как журналист и литератор".
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран "средний вариант" - сохранен и кугелевский "монтаж", и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и "кугелевского" издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник "Старая театральная Москва", целиком включен восьмой том собрания сочинений "Сцена". Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики - "Одесского листка", "Петербургской газеты", "России", "Русского слова".
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, "неправильного" синтаксиса Дорошевича, его знаменитой "короткой строки", разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ
Старая театральная Москва. - В.М. Дорошевич. Старая театральная Москва. С предисловием А.Р. Кугеля. Пг.-М., "Петроград", 1923.
Литераторы и общественные деятели. - В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. - В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ - Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ - Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ - Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ - Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
ДМИТРИЙ САВВАТЕЕВИЧ ДМИТРИЕВ
Впервые - "Русское слово", 1915, 29 марта, No 71.
Дмитриев Дмитрий Савватиевич (1848-1915) - русский писатель, драматург. Автор многочисленных исторических романов и повестей, написанных в духе массовой, "народной" беллетристики, и пьес для "народных сцен". В 80-е годы служил билетером в Театре Ф.А. Корша. В 1908 г. принял сан священника.
Яблочкин Александр Александрович (1821-1895) - русский режиссёр и актер. Работал в провинции, был главным режиссером в Александрийском театре, ставил спектакли в театрах Ф.А. Корша и М.В. Лентовского.
Синельников Николай Николаевич (1855-1939 - русский режиссёр, актер, театральный деятель. Работал в провинции и в Москве. В 1900-1909 гг. был главным режиссёром Театра Корша.
Сосницкий Иван Иванович (1794-1872) - русский актер. Играл на сцене Петербургского театра, в молодости прославился в ролях молодых фатов, затем - как мастер отточенных социальных характеристик.
Курепин Александр Дмитриевич (1846-1891) - русский журналист, редактор журнала "Будильник" (с 1883 г.), фельетонист газеты "Новое время" (в 1876-1891 гг.).
О, эти милые романы! - Имеются в виду такие "исторические произведения" Д.С. Дмитриева как романы "Государева невеста" (М., 1899), "Иван Мазепа" (М., 1899), "Таинственный дом" (М., 1901), "Золотой век" (М, 1902) и др.
Гостомысл (1-я половина IX в.) - полулегендарный первый новгородский посадник, который якобы завещал призвать варягов.
Пастуховские лошади очень громко ржут. - Имеется в виду материальное преуспеяние издателя "Московского листка" Н.И. Пастухова, позволившее ему завести собственную конюшню. См. также комм. к очерку "Петроний оперного партера".
"Московская газета" - выходила в 1882-1884 гг., издание бульварного характера.
То были времена "трех предостережений". - Согласно закону о печати 1865 г. и Временным правилам о печати 1882 г., после трех предостережений периодическое издание власть могла приостановить или закрыть.
Ермак Тимофеевич (умер в 1585 г.) -казачий атаман, завоеватель Сибири.
"Голос Москвы" - газета, выходившая в 1885-1886 гг., издание бульварного характера.
Теперешней только тезка. - Имеется в виду газета "Голос Москвы", выходившая в 1906-1915 гг., орган партии октябристов.
"Северное телеграфное агентство" - работало в Петербурге в 1882-1894 гг., выпускало бюллетень с телеграммами, распространявшийся по подписке.
Кортесы - парламенты в Испании и Португалии (до 1911 г.).
...пшютов и вланов (от фр. vlan - трах! бац!) - хлыщей и проходимцев.
Кочубей Василий Леонтьевич (1640-1708) - деятель украинской казацкой генеральной старшины, предупредил Петра I о готовившейся измене гетмана Мазепы, был казнен последним.
Мазепа Иван Степанович (1644-1709) - гетман Украины (1687-1708).
Петр Великий, Петр I (1672-1725) - русский царь, первый российский император (с 1721).
Елизавета Петровна (1709-1761) - российская императрица с 1741 г.
Иловайский Дмитрий Иванович (1832-1920) - русский историк, автор многих научных трудов, а также популярных учебников по русской и всеобщей истории для средней школы.
Беллярминов Иван Иванович (1837-?) - русский историк, педагог, автор учебников "Курс русской истории", "Курс всеобщей истории" и др.
Загоскин Михаил Николаевич (1789-1852) - русский писатель, автор популярных исторических романов, зачинатель русского исторического романа как жанра.
Зотов Рафаил Михайлович (1795-1871) - русский писатель и театральный деятель, автор исторических романов, рассчитанных на непритязательного читателя.