Плетнев Петр Александрович - Из очерка "Жизнь и сочинения Ивана Андреевича Крылова"

о было в старости по единодушному отзыву всего отечества". Когда Крылов, встав из-за стола, проходил близ хор, на него посыпались цветы и лавровые венки. Он с чувством благодарил дам за их трогательное внимание к нему - и, взяв один из венков, роздал из него по листку друзьям своим. В заключение празднества, по приглашению председателя его, все присутствовавшие согласились участвовать, чтобы в память этого события выбита была медаль с изображением Крылова.

   В следующем месяце напечатано было в "Коммерческой газете" объявление: "Его императорскому величеству благоугодно было в воспоминание совершившегося пятидесятилетия литературного поприща И. А. Крылова изъявить высочайшее соизволение не только на выбитие на счет казны медали с его портретом, но и на открытие подписки для учреждения стипендии под названием: Крыловской, чтобы проценты с собранной суммы были употребляемы на взнос в одно из учебных заведений для воспитания в нем, смотря по сумме, одного или нескольких молодых людей. Сообразно с сею высочайшею волею министр финансов приглашает желающих почтить знаменитого нашего баснописца, приняв участие в деле, которое с подвигом благотворительности связует одно из любезнейших для всякого русского имен".

   После учреждения стипендии Крылов пожелал, чтобы ею воспользовался мальчик Степан Кобеляцкий, сирота без отца и без матери, сын подпоручика Алексея Степановича Кобеляцкого, бывшего помещика Черниговской губернии Нежинского уезда. Его поместили в 3-ю Санкт-Петербургскую гимназию. В 1845 году молодой человек уже поступил в императорский Санкт-Петербургский университет по юридическому факультету и теперь слушает лекции во 2-м курсе.

   В 1839 году И. А. Крылов избрал в свои стипендиаты еще молодого человека, который определен был во 2-ю Санкт-Петербургскую гимназию. Это сын главной надзирательницы при Сиротском институте Санкт-Петербургского воспитательного дома Анны Федоровны Оом, вдовы учителя Морского кадетского корпуса, которая до замужества своего жила в доме А. Н. Оленина. Крылов, знавший ее почти с ее детства, до смерти своей сохранил к ней то уважение и дружбу, которые внушаются прекрасными качествами сердца, высоко образованным умом и наилучшим воспитанием. Молодой человек, сын ее, Федор Оом, в июле 1846 года, из гимназии поступил в Санкт-Петербургский университет, где ныне слушает лекции в 1-м курсе юридического факультета по камеральному отделению.

   В 1841 году Крылов навсегда оставил службу. Высочайше предписано было производить ему пенсии из Государственного казначейства по 5700 р. асе, что с пенсиею, которую получал он из Кабинета его императорского величества, составляло 11 700 р. асс. Он переехал жить на Васильевский остров в дом купца Блинова, что в 1-й линии. Отсюда еще менее стал выезжать он в свет. Даже в Английском клубе видели его редко. Из его коротких знакомых жили с ним по соседству только двое: в первом кадетском корпусе Я. И. Ростовцев и в университете Плетнев. Они еще навещали его. Он как будто отяжелел. Впрочем, тучность издавна одолевала его. Он сам очень мило подшучивал над нею. В блистательном маскараде, бывшем у великой княгини Елены Павловны, где все характерные костюмы подобраны были с таким вкусом и разнообразием, Крылов, нарядившись музой Талиею, произнес их императорским величествам стихи, и между прочим сказал:

  

   Люблю, где случай есть, пороки пощипать -

   Все лучше-таки их немножко унимать.

   Однако ж здесь, я сколько ни глядела,

   Придраться не к чему; а это жаль - без дела

   Я, право, уж боюсь, чтобы не потолстела.

  

   Последнюю из басен своих ("Вельможа") написал он еще в 1835 году. Он ее читал их императорским величествам также в маскараде, бывшем в Аничковом дворце, где Крылов одет был кравчим, в русском кафтане, шитом золотом, в красных сапогах, с подвязанной седой бородою. От стихотворений в других родах отказался он давно. Были, однако же, случаи, при которых он брался за перо. Так, еще в 1824 году написал он анакреонтическую оду свою "Три поцелуя", в воспоминание самой приятной для него шутки трех молоденьких почитательниц его таланта. После обеда у Оленина он сел в кресла и заснул. Не зная, как учтивее разбудить его, эти грации сговорились поцеловать его поочередно одна за другою. В последний раз сидел он над рифмою через пять месяцев после своего юбилея. Это было одно из самых грустных для него событий 3-го июня 1838 года скончалась Е. М. Оленина. Он почтил ее прах эпитафиею, которая и вырезана на ее надгробном камне. Замечательно, что Крылов отделкою языка в лучших баснях своих нисколько не напоминает блестящей школы Жуковского. Есть что-то, так сказать, увесистое в стихах его, как в нем самом. Однако же тут нет и того, что называется недоконченностию обработки. Напротив, ни на одном слове не задумываешься и не пожелаешь перемены его или перестановки. Эти стихи не достались Крылову так легко, как думают. Он иногда десять раз совершенно по-новому переделывал одну и ту же басню. Особенно пришлось ему помучиться над баснею "Дуб и Трость". Конечно, главною тут причиной был превосходи ный образец Дмитриева. Совершенно выправленные басни Крылов любил начисто переписывать сам, на особом листке каждую. Только старинный почерк его был так неразборчив, что иные из своих рукописей под конец никак не мог он разобрать и сам.

   В отшельнической жизни своей Крылов нашел забаву, обучая детей грамоте и прослушивая их уроки музыки. Он усыновил семейство крестницы своей, которое и поместил на квартире с собою. Ему весело было, когда около него играли дети, с которыми дома обедал он и чай пил. Девочка по имени Наденька особенно утешала его. Ее понятливость и способности к музыке часто выхвалял он как что-то необыкновенное <...>

  

   Во всю жизнь Крылов пользовался завидным здоровьем, благодаря той простоте, в которой он вырос и которая навсегда так много доставляет выгод и преимуществ бедным людям над богатыми. Неумеренность в пище и сидячая жизнь не могли ослабить физической его крепости, захваченной им в детстве. Правда, еще задолго до последней болезни своей он два раза, в разные эпохи, чувствовал легкие припадки паралича. Но и они, миновав без гибельных последствий, не заставили его озаботиться что-нибудь переменить в образе жизни <...>

  

   Равнодушие и беспечность еще заметнее сделались в нем в последнее время жизни. Случилось, что открылся пожар в доме, смежном с его квартирою. Торопливо уведомив о том Крылова, люди его бросились спасать разные вещи от видимой опасности и неотступно просили, чтобы он поспешил собрать те из своих бумаг и дорогих вещей, которых потеря необходимо расстроит остаток жизни его. Но он, против обыкновения, не спешил и на пожар взглянуть. Не обращая внимания на крик и слезы, он не одевался, приказал готовить себе чай - и, выпив его не торопясь, закурил еще сигару. Кончив это все, начал он одеваться как бы нехотя. Потом, вышедши на улицу, поглядел на горевшее здание - и, как знаток дела, сказал только: "не для чего перебираться". Он возвратился в свою комнату и скоро улегся спать. Незадолго до его последней болезни из Парижа присланы были к нему для поправки листы, на которых печаталось его жизнеописание для биографического словаря достопамятных людей. "Пускай пишут обо мне, что хотят", - сказал он, откладывая бумаги, - и, только уступив усильным просьбам бывших при этом свидетелей, внес туда несколько заметок.

  

   Предсмертная болезнь Крылова произошла от несварения пищи в желудке <...>

   Перед самою кончиною он попросил перенести себя в кресла, но, почувствовав тоску, сказал: "Тяжело мне", - и снова пожелал лечь на постелю. Там скоро произнес он слабым, прерывающимся голосом: "Господи! прости мне прегрешения мои". Последовавший за тем глубокий вздох был последним в его жизни. Он скончался утром в четверг в 3/4 8 часа 9 ноября 1844 года (который был високосный), 76 лет, 9 месяцев и 7 дней от роду.

   У Крылова не осталось родственников, кроме усыновленного им семейства крестницы его Савельевой. Душеприказчиком, по духовному завещанию его, назначен Я. И. Ростовцев. Министр народного просвещения предложил Академии наук и Университету принять участие в печальном сопровождении покойного в церковь Исаакиевского собора и при погребении его на кладбище Александро-Невской лавры. Крылов в академии был действительным членом по Отделению русского языка и словесности, а в университете... почетным членом <...>

  

   Церковь св. Исаакия Далматского едва могла вмещать собравшихся туда на последнее прощание с народным баснописцем. Викарий Санкт-Петербургский, преосвященный Иустин, совершил литию, а надгробное слово произнес протоиерей Исаакиевского собора А. И. Малое. Первые сановники государства несли гроб из церкви. На траурных принадлежностях вместо герба находилось изображение медали, выбитой в память пятидесятилетнего юбилея Крылова. Студенты Санкт-Петербургского университета поддерживали балдахин и несли ордена покойного. Народ, столпившийся при погребальном шествии, занял весь Невский проспект. В Александро-Невской лавре, после божественной литургии, обряд отпевания совершал высокопреосвященнейший Антоний, митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский, с Афанасием, епископом Винницким и викарием Иустином. Голову Крылова украшал лавровый венок, которым он был увенчан в день юбилея. Перед закрытием гроба министр народного просвещения положил туда медаль, поднесенную поэту в воспоминание 2 февраля 1838 года. Крылов погребен на так называемом новом кладбище, подле Гнедича, откуда видна и Карамзина гробница с умилительною надписью: "Блажени чистии сердцем".

   На другой день по кончине Крылова более тысячи особ в Санкт-Петербурге получили по экземпляру басен его, которые, начав печатать в 1843 году и кончив издание под собственным надзором, он не успел еще пустить в свет. Все эти книги разосланы были в траурной обертке со следующими словами, припечатанными на первом заглавном листе: "Приношение. На память об Иване Андреевиче. По его желанию. Санкт-Петербург, 1844, 9 ноября, 3/4 8-го, утром". Драгоценный этот подарок действительно предназначаем был самим Крыловым в изъявление благодарности лицам, участвовавшим в составлении юбилейного для него торжества. Он не успел удовлетворить желания сердца своего. Ревнуя к чести его и доброй о нем памяти, верный каждой его мысли, душеприказчик прекрасно исполнил его намерение.

  

   Утрата, которую живо почувствовали все, мгновенно обратила мысли к одному предмету - увековечить для России память Крылова видимым образом. Единодушное желание предупредило всякий холодный суд в этом деле. И можно ли усомниться в правах Крылова на памятник? Он, без власти, не достигнувший знатности, не обладавший богатством, живший почти затворником, без усиленной деятельности, наполнил собою помышления миллионов людей, вселился в их душу и навек остался присутственным в их уме и памяти. О нем то должно повторить, что древние сказали про Гомера: "Он каждому, и юноше, и мужу, и старцу, столько дает, сколько кто взять может". Есть люди, которые видят в Крылове только поэта для детей. Правда, ни из чьих сочинений дети не извлекут столько пользы, как из его басен. Но мыслящий человек почерпнет и еще более. Есть мудрость, доступная всем возрастам. Но во всей глубине своей она может быть постигнута только умом зрелым. То, что составляет самое существенное достоинство сочинений Крылова, не может потерять цены своей от изменений вкуса, языка и требований времени. На него никогда не пройдет мода, потому что успех его от нее никогда и не зависел. Никто не откинет Крылова, кто читает для того, чтобы окрепнуть умом и обогатиться опытностию.

  

  

   Плетнев Петр Александрович (1792-1865) - литературный критик, поэт, профессор российской словесности и ректор Петербургского университета. На протяжении многих лет человек близкий Пушкину, Жуковскому, Дельвигу, Вяземскому, Гоголю. После смерти Пушкина издавал журнал "Современник". В своих критических статьях Плетнев высоко оценивал Крылова-поэта, а в биографических очерках о нем стремился объяснить своеобразие личности Крылова. Эти очерки представляют собой произведения особого мемуарно-критического жанра, где личные воспоминания автора сочетаются с историко-литературным анализом деятельности поэта. Оценка Плетневым судьбы Крылова продиктована как политической благонамеренностью мемуариста, так и всей его жизненной позицией, основанной на идее морального самосовершенствования.

  

   Впервые напечатано в первом томе Полного собрания сочинений И. А. Крылова. СПб., 1847. Публикуемые в настоящем издании фрагменты очерка воспроизводятся по изданию: "Сочинения и переписка П. А. Плетнева", т. II. СПб, 1885, с. 31- 116.

   Статья Плетнева получила широкую известность. О ней тепло отозвался В. Г. Белинский в рецензии "Полное собрание сочинений И. Крылова, с биографиею его, писанной П. А. Плетневым...". Восторженные отзывы о ней содержатся в письмах Н. В. Гоголя. "Скажите Плетневу, - писал Гоголь А. О. Россету в апреле 1847 года, - что я читаю биографию Крылова с таким удовольствием, с каким давно не читал никакой русской книги. Она имеет интерес даже для ребенка и, вероятно, сделается у нас книгой народной". И вскоре же писал самому Плетневу: "Книга твоя о Крылове прекрасна во всех отношениях. Это первая биография, в которой передан так верно писатель".

  

   ¹ О взаимоотношениях Крылова и Я. Б. Княжнина см. коммент. к очерку Плетнева "Иван Андреевич Крылов" (с. 426), а также вступит, статью.

   ² Другой вариант этого анекдота по записи II. И. Второва опубликован М. Ф. Де-Пуле:

   "Раз приехал И. А. Крылов к одному своему знакомому. Слуга сказал ему, что барин спит. "Ничего, - отвечал Иван Андреевич, - я подожду", - и с этими словами прошел в гостиную, лег там на диван и заснул. Между тем хозяин просыпается, входит в комнату и видит лицо, совершенно ему незнакомое.

   - Что вам угодно? - спросил его Крылов.

   - Позвольте лучше мне сделать вам этот вопрос, - сказал хозяин, - потому что здесь моя квартира.

   - Как! Да ведь здесь живет N.?

   - Нет, - возразил хозяин, - теперь живу я здесь, а N. жил, может быть, до меня.

   После этих слов хозяин спросил Крылова об имени и, когда тот сказал, обрадовался случаю, что видит у себя знаменитого баснописца, и начал просить его сделать ему честь - остаться у него.

   - Нет уж, - сказал Крылов, - мне и так теперь совестно смотреть на вас, - и с этими словами вышел" ("Русская старина", 1870, т. I, с. 473).

   ³ О поднесении Крыловым рукописного экземпляра трагедии "Клеопатра" Павлу I см. выдержки из дневника М. П. Погодина и коммент. к ним (с. 245 и 437).

   ⁴ Дружеские связи с художниками Крылов поддерживал на протяжении всей жизни. См. рассказы А. Г. Венецианова о Крылове, а также коммент. к ним (с. 160 и 408). О знакомстве Крылова с Ф. П. Толстым см. опубликованные в настоящем издании воспоминания М. Ф. Каменской (с. 167-168).

   Известно, какую большую роль в творческой судьбе П. А. Федотова сыграл благожелательный отзыв Крылова о ранних работах художника. В своей автобиографии художник писал: "...Старая страсть к нравственно-критическим сценам из обыкновенной жизни, прорывавшаяся уже и прежде, очень естественна у человека, у которого средств к наслаждению были только глаза - глядеть на наслаждение других, и уши про это слушать, а теперь, получивши поощрительный отзыв и благословение на чин народного нравоописателя от И. А. Крылова, теперь страсть эта на свободе развилась вполне так, что профессор его Зауервейд (баталист) нашел нелишним оставить ученика своего собственному влечению, и тогда начались по временам появляться уже сложные эскизы" (см.: Я. Д. Лещинский. Павел Андреевич Федотов, художник и поэт. М.-Л., 1948, с. 99).

   Об участии Крылова в судьбе Айвазовского со слов самого художника рассказывает автор анонимной статьи "И. К. Айвазовский и его художественная 42-х летняя деятельность" ("Русская старина", 1878, т. 21, с. 664).

   Будучи "почетным вольным общником" Академии художеств, Крылов участвовал в торжественных академических актах. В частности, вместе с Жуковским он в июне 1836 г. чествовал прибывшего в Петербург К. П. Брюллова в торжественном собрании в Академии художеств (см. письмо А. Н. Оленина - П. М. Волконскому - с. 312).

   В 1841 г. Брюллов писал портрет Крылова. Об этом сохранились воспоминания ученика Брюллова художника М. Е. Меликова: "Портреты Жуковского, Крылова, Нестора Васильевича Кукольника, Струговщикова готовились на моих глазах. Особенно памятен мне Крылов, нетерпеливый во время сеансов, с которым Брюллов постоянно разговаривал". ("Русская старина", 1896, N 6, с. 655.) Об этом портрете говорит и другой ученик Брюллова, художник М. И. Железнов: "Голова этого портрета, его одежда и фон были написаны в один сеанс, а на том месте, где должна была находиться рука, осталась незакрашенная холстина. Кажется, что необыкновенно удачное начало портрета должно было бы заставить художника позаботиться поскорее приписать к нему руку, но Брюллов не собрался этого сделать до самой смерти Крылова и потом, смеясь, говорил: "Крылов предсказал, что портрет, который я начал с него, никогда но будет окончен" ("К. П. Брюллов в воспоминаниях современников". М., 1956, с. 230-231).

   ⁵ Уже в 1810-х гг. Крылов становится одной из самых заметных фигур литературного мира Петербурга.

   В. Г. Маслович, украинский литератор и профессор Харьковского университета, в очерке 1818 г. о столичных литераторах дает такой портрет Крылова: "Кто бы вы думали идет теперь мне навстречу? Это И. А. Крылов, вместе с какими-то двумя военными, которые смеются, и немудрено, ибо Крылов большой весельчак, в беседе приятен и компанию оживляет. Судя по басням его, вы, верно, рисуете его в воображении вашем человеком ловким, легким и даже резвым. Если так, то вы ошибаетесь. Он росту несколько больше среднего, широкоплеч и толст. Ему лет за сорок пять. Лицом черняв, несколько важен, впрочем, в физиономии имеет больше веселого и располагающего в свою пользу, вообще что-то заключает в себе оригинальное и без дальних церемоний. Одет просто, не совсем чисто, фрак на нем по большей части серого цвета". (Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР, ф. 265, оп. 7, ед. хр. 17. Опубликовано в сб. "Белые ночи". Л., 1974, с. 334-335).

   ⁶ Об отношениях Крылова с В. И. Карлгофом и его женой см. воспоминания Е. А. Карлгоф (с. 279-281), а также коммент. к ним (с. 444).

   ⁷ О посещениях Крыловым салона В. Ф. Одоевского см. в записках М. П. Погодина (с. 245), а также в воспоминаниях И. И. Панаева (с. 293) и в письме В. Г. Белинского В. П. Боткину (с. 332).