Сумароков Александр Петрович - Разговор в царстве мертвых: Кортец и Мотецума: Благость и милосердие потребны Героям

  

  

  

  

   Наконецъ и ты являеться здѣсь, Посолъ Восточной, тиранъ моего отечества! Гдѣ твоя гордость ? Гдѣ твое златожаждущее войско? Коль бы намъ полезно было, ежели бы Тласкальское общее правленƒе намѣренƒямъ храбраго Ксикотенкала до конца послушно было.

  

  

   Ты ли меня гордымъ и тираномъ называть отваживаешься? Собственная твоя гордость и тиранство очистили мнѣ дорогу, завоевать твое царство. Ты подданныхъ твоихъ раззорялъ, собирая съ нихъ себѣ третью часть ихъ доходовъ, прочихъ же податей не считая; заставлялъ ты ихъ себѣ покланяться яко Богу, повелѣнƒя же свои почитать яко божественныя онредѣленƒя; дочерей и женъ у нихъ нагло отнимая для удовольствƒя скотской своей страсти, приносилъ на жертву оныхъ потомъ Богамъ для мерзскаго своего обжирства. За то, что въ Кƒабисланѣ меня ласково приняли, не требовали ли зборщики твои для утоленƒя гнѣва твоего дватцати невинныхъ, коихъ бы потомъ Богамъ принесть на жертву? И могло ли тебя поразить великодушƒе мое, когда я тому воспрепятствовавши не допустилъ жителей до погубленƒя оныхъ зборщиковъ, которыхъ къ тебѣ отпустилъ въ цѣлости? Не зналъ ты различƒя между подданнымъ и невольникомъ, почиталъ токмо твердость правленƒя въ ихъ утѣсненƒи, и ихъ страхъ угоденъ былъ тебѣ паче ихъ терпѣнƒя. До того, какъ ты имъ былъ страшенъ, бремя твоихъ мучительствъ сносили они съ воздыханƒемъ: Но когда тотъ страхъ миновался, то не можно тебѣ забыть отчаяннаго ихъ надъ тобою отмщенƒя, когда они на стѣнѣ ополченƒя моего тебя стрѣлами своими ранили смертельно.

  

  

   Тѣмъ меня порицать тебѣ не можно. Когда взбунтовавшƒеся мои подданные, не сожалѣя о утратахъ своихъ, нѣкогда такъ жестоко на твое войско напали, что уже и крѣпость стѣнъ оное отъ нихъ едва могла защищать. Тогда я опасаясь погибели твоей, наблюдая лицемѣрнаго твоего посольства въ нашихъ земляхъ толь почтенное право страннопрƒимства, надѣлъ на себя царскƒя мои украшенƒя, и въ провожанƒи благородныхъ моихъ, взошелъ на стѣны, гдѣ я старался повелѣть, или просилъ моихъ подданныхъ, чтобъ низположили оружƒе поборяющее войско твое безъ моей воли; хотя твое сокрушенƒе даровало бы мнѣ назадъ потерянную мою свободу, для прƒобрѣтенƒя которой къ собственному стыду моему войско мое наконецъ такъ сурово на тебя вооружилось; будучи еще къ должности своей побуждено жаднымъ грабительствомъ, и пролитƒемъ крови многаго числа знатныхъ изъ народа отъ твоего оставшаго въ Мексикѣ войска, въ день случившагося у насъ праздника. Тогда предъ концемъ моимъ подданные мои, увидѣвъ меня, отдали особѣ моей довольные знаки почтенƒя; но услышавши мое къ нимъ увѣщаванƒе, касающееся до спасенƒя тебя съ войскомъ твоимъ, увидѣли, что уже не тотъ я побѣдитель, которой не по праву наслѣдства, и токмо чрезъ свою отмѣнную храбрость получилъ себѣ царскƒй престолъ. Но малодушный невольникъ окруженный стражею злохитростнѣйшаго непрƒятеля въ чертогахъ отъ меня ему данныхъ. Подвигнутые яростно общимъ ихъ позоромъ пустили въ меня стрѣлы, коими ранили меня смертельно. Узрѣвши меня падша встрепетали, что дерзнули руки нало жить на государя своего, разсѣялись во всѣ улицы, опасаясь казни отъ боговъ, и укрываясь зрѣнƒя небесъ съ ужасомъ грознымъ и смущеннымъ, которымъ совершенƒе лютаго грѣха духъ обременяетъ. Когда же по концѣ жизни моей мертвое мое тѣло по приказу твоему вынесенное на рамахъ вельможъ моихъ для отданƒя послѣдней должности народъ увидѣлъ, то сколь жестоко возстеналъ! Войско оставя стражи свои послѣдовало за мною на гору Хапулпетекъ; чрезъ три дни обо мнѣ плача не преставая бѣгали по улицамъ, какъ изумленные, и со слѣзами имя мое воспоминая, довольно тѣмъ оказали, что не ради собственнаго надо мною отмщенƒя, но ради общаго срама моего невольничества учинили они въ отчаянƒи неумышленное убƒйство. До пришествƒя же твоего вѣрные мои подданные повиновались моимъ повелѣнƒямъ, почитали строгое мое правосудƒе въ защищенƒи утѣсненныхъ и въ награжленƒи разныхъ степеней; чего ради хотя и правда, что собиралъ я въ подати, кромѣ того что на чрезвычайности, треть доходовъ съ каждаго: но сƒе было какъ долгъ, отдаваемой при случаяхъ того достойнымъ, выключая отмѣнность достойнѣйшихъ, коихъ награждалъ притомъ кавалерƒями Орла, Льва, Тигра и проч. Тѣ же подати, что ты отягощенƒемъ называешь, обращались въ ихъ же собственную пользу; сверьхъ того что общей народъ имѣющей злыя склонности, отъ сего налога получалъ укрѣпленƒе своего покоя, ибо лишась изобилƒя не имѣлъ способовъ къ нарушенƒю должнаго послушанƒя. Я почиталъ боговъ: но что меня общенародƒе почитало имъ подобнымъ, то сƒе чинено было по притчинѣ знатнаго моего надъ нимъ преимущества. Хотя женской полъ красотою цвѣтущƒй, и собираемый изъ всѣхъ мѣстъ областей моихъ заключался у меня въ чертогахъ: однако оной служилъ токмо для любви моей; и я приносилъ на жертву богамъ токмо тѣхъ, кои мнѣ въ невѣрности являлись. Обыкновеннаяжъ жертва и слѣдующее по ней пиршество стыда мнѣ не наносятъ; сего у насъ чрезъ множество вѣковъ вкоренившагося обычая и самому тебѣ искоренить не возможно было, особливо непрƒятели государственные, осужденные уже на смерть по ихъ винамъ, не славно ли умрутъ закланные на жертвенникахъ безсмертныхъ?

  

  

   Не воспоминай мнѣ о сей мерзостной жертвѣ, которою само естество гнушается. Не малая уже добродѣтель твоя, что ты хотя подданныхъ своихъ отъ сего отвратить въ состоянƒи и не былъ, однако самъ сƒю несносную жертвенную пищу отъ стола своего отвергъ по моему желанƒю. Чтожъ принадлежитъ до достоинствъ твоихъ, то многƒя изъ нихъ на зло склонялись: ревность твоя къ правосудƒю простиралась до крайности сопротивной, и часто была соединена съ немилосердƒемъ простирающимъ наказанƒе даже до отмщенƒя; окруженъ будучи льстецами изторгнутое отъ бѣдныхъ твоихъ подданныхъ чрезъ ихъ труды прƒобрѣтенное имѣиƒе расточалъ по большой части тѣмъ безрассудно. Ты былъ мужественъ и храбръ, разширилъ области твоего царства, учинилъ страшнымъ имя Мексиканское всѣмъ твоимъ сосѣдямъ, такъ что они и по смерти твоей противъ многократно мною побѣжденнаго твоего войска долго безъ помощи моей сражаться не могли отважиться. Но за сƒе надлежало ли тебѣ допустить, или паче повелѣть, чтобъ тебя почитали яко бога? Подданные твои, видя тебя дошедша уже до такой гордости, что предъ богами своими колѣно преклонять стыдился, могли ли сносить такое продерзское принужденƒе, какому примѣра. До тебя отъ предковъ твоихъ не бывало? Особливо для наслажденƒя скотской твоей страсти похищалъ ты женъ съ ложъ ихъ супруговъ, и дочерей изъ рукъ ихъ родителей, не взирая на слезы самыхъ благороднѣйшихъ твоихъ. Ради причины сихъ твоихъ неистовствъ и немилосердƒевъ возможно ли, чтобъ твои подданные въ почтенƒи къ тебѣ искренность имѣли? Когда разнесся слухъ о побѣдахъ моихъ надъ Табаскомъ и Пилпатой, правитель области твоей, гдѣ я на берегъ выступилъ, особливо Тейтилей твой генералъ, наконецъ въ мое тамъ присудствƒе все недовольствƒе свое мнѣ оказали, то получа посольство изъ Цемпоала призывающее меня къ жителямъ сей области твоей державы: первое было, когда я въ ихъ городъ вступилъ, то меня молили, дабы ихъ избавилъ отъ мучительнаго твоего правленƒя. Кƒабисланцы тожъ учинили, почитая оружƒя мои благословенными отъ небесъ, и имѣющими непреоборимую власть надъ тиранами. Услыша добронравƒе мое и благость мою къ союзникамъ моимъ, которые подъ под кровомъ моимъ избавляющимъ отъ жестокости подданства твоего жили въ совершенной вольности, звѣрообычные горскƒе тотонаки защищавшƒе вольность свою отъ основанƒя народа ихъ, съ радостнымъ желанƒемъ въ мой союзъ вступили, для того что быть въ подданствѣ у короля моего за честь себѣ почитали. Потомъ я повелѣвши сокрушить корабли свои войску моему, дабы у онаго отнять способъ къ желанƒю возвращенƒя назадъ: примѣръ мужества рѣдкой между нами! Допустилъ до предѣловъ тласкальскихъ, Сенатъ сего общаго правлеƒня отложивъ мудрость свою, и не слѣдуя разумнымъ совѣтамъ Магискациновымъ склонился на продерзость юнаго ксикотенкала, воспротивясь чрезъ область сƒю моему съ войскомъ мирному проходу, о позволенƒи чего я учтиво у онаго требовалъ. Но что изъ того послѣдовало? Горестное кровопролитƒе сихъ гражданъ и ихъ благородныхъ. При ихъ на насъ вооруженною рукою нападенƒяхъ, храбрость и искусство ксикотенкаловы никакой почти утраты мнѣ учинить не могли; и наконецъ оные не токмо со мною помирились, но призвавши меня и войско мое съ сугубымъ моленƒемъ въ городъ свой, предали себя въ совершенную мою волю. Сƒя ихъ повѣренность не довольно ли потомъ была награждена милосердƒемъ моимъ? Котораго чувствительное мнѣ отъ нихъ оскорбленƒе, хотя я былъ и совершенной побѣдитель, потушить въ сердцѣ моемѣ не могло. Отомƒйцы и Хонталы, Варвары между Варварами, и иные послѣдовали имъ вступленƒемъ въ союзъ съ нами, и безъ того, чтобъ они много къ тому принуждены были.

  

  

   Не задолго передъ тобою выступалъ на берегъ мой нѣкто съ войскомъ, пришедшей въ большихъ плавающихъ на морѣ зданƒяхъ, имѣя съ собою огнедышущƒя горлы, сокращенные дикƒе звѣри намъ незнакомые имъ служили, въ означенномъ семъ быль тебѣ подобенъ, отъ насъ отмѣнностƒю своею край, но онъ отличился: но получа отъ меня дары, ко-торыми по обычаю привѣтствовали мы всѣхъ иностранныхъ, и обмѣнявши свои товары на золото наше, которое войску его весьма прƒятно казалось, возвратился. Когда же о блистательныхъ и скорыхъ побѣдахъ войска твоего надъ Табаскомъ съ его союзникомъ, и потомъ надъ храбрыми тласкальцами, которое сочинялъ сотую часть ихъ многолюдства, до меня слухъ дошелъ, то съ начала хотя по благоразсудƒю моему не могъ васъ почтить богами, хотя вы превосходствомъ вашимъ съ перваго виду имъ уподоблялись, ратоборствуя сопротивныхъ, какъ намъ думалось, перунами, и потаптывая ихъ ужасно дикими звѣрями вамъ подвластными: но по крайней мѣрѣ божественной природы, и со всѣмъ отъ человѣческаго отмѣнной, вы себя почитать заставляли. Однако потомъ довольно мы узнали, что вы не безсмертны, и можете такожъ осилены быть, какъ и протчƒе люди. Извѣстное твое изгнанƒе изъ Мексики довольной примѣръ оному.

  

  

   То учинилось послѣ смерти твоей. Оплакавъ несчастную твою кончину, какъ великую мнѣ утрату, не потерялъ я бодрости моей, и оборонялся мужественно противъ войска вашего, наконецъ увидя, что несчетное онаго множество на многократно предложенной имъ миръ не склоняется, и не имѣя спосооовъ получить ни откуду себѣ помощи, наипаче въ недостаткѣ съѣстныхъ припасовъ хотя съ утратою, но не побѣжденъ, изъ Мексики выступилъ, дѣтей твоихъ въ рукахъ моихъ сущихъ съ почтеннымъ раченƒемъ охраняя, которые въ смятенƒя отъ мексиканцовъ, можетъ быть, не умышленно убиты бы были; отложа конечное завоеванƒе царства вашего, которое королю моему по праву общей учиненной вами при вступленƒи въ подданство присяги, справедливо уже принадлежало, до способнаго случая, коего по томъ и не пропустилъ вскорѣ.

  

  

   Въ томъ тебѣ вспомоществовали ссюзники твои, и отъ владѣнƒя натего отпадшƒе народы.

  

  

   То правда. Побѣдивши нѣсколько разъ въ отступномъ моемъ походѣ и разбивши наконецъ всѣ силы мексиканскƒя, кои, оставивши намъ свободной проходъ, собрались, и загородили путь въ излогѣ Отумбѣ, пришелъ я въ Тласкалу, гдѣ меня всѣ граждане съ радостƒю и удивленƒемъ о спасенƒи моемъ приняли; какъ они, такъ и прочƒе союзники мои не щадили потомъ ни войскъ, ни протчаго для моей помощи. Но Мотецума, отчего сƒе воспослѣдовало? Гордостƒю твоею и тиранствомъ съ подданными отвратилъ ты отъ себя въ конецъ сихъ храбрыхъ народовъ; напротивъ того благость моя съ мирными, и милосердƒе съ побѣжденными, столько преданными ихъ ко мнѣ учинили; и сƒе подлинно было главною причиною завоеванƒя всей Мексики. Холульцы, лукавѣйшƒй и предательнѣйшƒй народъ, особливо, какъ ты, отложа мужество, и облекшись въ малодушƒе, разными презрительнѣйшими способами меня погубить старался, и лестно меня уже самъ къ своему двору съ войскомъ призывалъ, въ нашемъ для того чрезъ ихъ городъ походѣ изъ Тласкалы, по наученƒю твоему намъ толь злоковарственную хитрость устроили; но потомъ и они превознося милосердƒе мое, и чувствуя различƒе между онымъ и жестокостƒю подданства твоего были намъ столько же вѣрны, какъ протчƒе. Когда Нарваеца, начальника надъ гишпанскимъ войскомъ, присланнымъ на меня, отъ Велазкеца, губернатора гишпанскаго острова Кубы, непрƒятеля моего, по злому наученƒю завистниковъ моихъ, я изъ Мексики выступивши побѣждалъ, то оставшей тамъ при тебѣ капитанъ мой Алварадо, не имѣлъ ли притчины въ день случившагося тамъ нѣкоего праздника, напасть и побить многихъ твоихъ благородныхъ, хотя безоружныхъ? Ибо тебѣ извѣстно, что учиненъ былъ тайной заговоръ между ими, дабы въ тотъ день взволновавши народъ погубить его съ оставшимъ съ нимъ войскомъ. По окончанƒи сего возможно ли ему было противиться подлому грабительству въ томъ смятенƒи нѣкоторыхъ его повелѣнƒемъ сребролюбивыхъ салдатъ? И возможно ли меня винить, что онъ всей притчины того зла немедлѣнно при собранƒи всѣхъ мексиканцовъ о томъ ни чего невѣдущихъ, подробно объявить не тщился, но неосторожностпо сею поощрилъ, какъ слѣдственно, мексиканцовъ до крайняго остервѣненƒя на себя и на все наше войско, имѣвшихъ уже негодованƒе, что видѣли царя своего у насъ въ неволѣ, въ которой мнѣ было не возможно, чтобъ тебя не содержать ради безопасности моей. Когда я съ войскомъ въ Мексику вошелъ, ты меня принялъ ласково и съ почтенƒемъ, какъ посланника отъ наслѣдника Квецалкоалова, бывшаго госудяря седми пещеръ Навтлакскихъ и основателя вашего царства, прежде нежели онъ по вашимъ древнимъ преданƒямъ для новыхъ завоеванƒевъ на востокъ не отдалился; но тогда, какъ уже всѣ злыя твои хитрости для нашей погибели храбростƒю моею побѣждены были: и сƒе такожъ ты учинилъ лицемѣрно, ибо не оказалъ ли ты сего потомъ скоро, когда твой генералъ Кваполпока не взирая на увѣщанƒе Ескаланта, коменданта нашей крѣпости Веракруца, Тошонаковъ союзниковъ моихъ раззорять не преставалъ; и понеже Ескалантъ ихъ защищашь предпрƒялъ, то оной отважился по приказу твоему тому противность оказать надъ слабымъ гварнизономъ той крѣпости вооруженною рукою, на которомъ сраженƒи Ескалантъ побѣдивши окончалъ жизнь съ протчими, между коими Аргеллова присланная для жертвы въ подарокъ тебѣ голова столь много тебя обрадовала. Ожидая того, что ты потомъ и на меня въ своемъ городѣ вооружишься, принялъ я отважность, которая мало примѣровъ имѣетъ, и въ собственныхъ твоихъ чертогахъ, вошедши въ нихъ съ немногими людьми, принудилъ тебя безъ наглости слѣдовать за мною, въ данной мнѣ для ополченƒя нашего отъ тебя дворецъ, не давая виду, что ты дѣйствƒю твоего генерала былъ сопричастникъ, гдѣ особѣ твоей, хотя уже ты былъ и въ моей власти, почтенƒя моего ни когда не уменшалъ, выключая то, что потомъ, когда Кваполпока, на котораго одного ты всю вину сложилъ, въ Мексикѣ для примѣру повѣшенъ быть осужденъ былъ, и убѣгая казни наконецъ мнѣ о твоемъ подлинномъ ему приказѣ, касающемся до совершеннаго погубленƒя нашего въ Веракруцѣ войск, явно объявилъ; то для собственной же нашей безопасности, дабы ты устыдясь сего предательства, не возхотѣлъ препятствовать достойному тому наказанƒю, и для собственнаго твоего за злодѣйствƒе наказанƒя, дерзко и нечаянно на тебя наложилъ оковы, которыя по исполненƒи казни, стоя на колѣняхъ, немедленно я снялъ.

  

  

   Разныя толь часто повторяемыя и чудесныя доказательствы храбрости и великодушƒя не побѣдимаго твоего сердца, довольно напослѣдокъ принудили меня явить, сколько я чрезъ покорность мою ихъ почитать умѣю.

  

  

   Ты имѣлъ такожъ многƒя почтенныя достоинства, коими подлинно превозвышалъ мексиканцовъ: но пороки твои были притчиною погибели твоей. Благость моя съ союзниками моими и милосердƒе мое съ побѣжденными; гордость же твоя и тиранство твое надъ подданными твоими послужили мнѣ главною помощƒю въ завоеванƒи царства мексиканскаго, и въ покоренƒи онаго гишпанской державѣ.