Замятин Евгений Иванович - Юрий Анненков. Евгений Замятин

амятин".

  

  

   Тина (Валентина Ивановна) была тогда моей женой, с которой я позже разошелся. В тридцатых годах она, действительно, была "красоткой", но - не нормандской, а чистокровно-московской.

   Федор Оцеп (русский) был очень известным кинематографическим постановщиком, жившим во Франции до войны 1939 года. Им были сделаны фильмы "Парижский мираж", "Пиковая дама", "Княжна Тараканова", и др. В "Пиковой даме" (фильм, в котором участвовали такие актеры, как Маргерит Морэно - в роли графини, Мадлэн Озерэй - в роли Лизы и Пьер Бланшар - в роли Германа) мне пришлось заменить Мстислава Добужинского в качестве автора костюмов, так как Добужинский должен был срочно выехать в Вену. Мною были также созданы костюмы для фильма "Княжна Тараканова", крутившегося в Италии (Рим, Ватикан, Венеция), где моей ассистенткой была дочь Ф.И.Шаляпина - прелестная Марина, "мисс Россия" 1937 года.

   У Федора Оцепа, в Париже, Замятин и я проводили иногда вечера, засиживаясь до поздней ночи. По просьбе Оцепа, Замятин написал сценарий "Анна Каренина". К сожалению, этот фильм остался неосуществленным.

  

   В том же году приезжал в Париж Борис Пастернак, и втроем мы катались по городу в моей машине. Я спросил однажды, куда Пастернак хотел бы еще съездить? Он ответил:

  

   - В предместье St-Denis, к гробницам королей.

   - Весьма своевременно, - сказал Замятин.

   И мы поехали в St-Denis...

   Тридцатые годы были временем очень частых наездов русских писателей в Париж: Замятин, приехавший с разрешения Сталина и потому не считавший себя эмигрантом; Пастернак, Федин, Пильняк, Бабель, Эренбург, Безыменский, Слонимский, Мариетта Шагинян, Никулин, Алексей Толстой, Киршон, Всеволод Иванов... Приезжая в Париж, они постоянно и весьма дружески встречались с писателями-эмигрантами, несмотря на политические разногласия. Случались, конечно, и небольшие недоразумения. Так, я помню, в моей квартире Федин упрекнул меня в том, что я не предупредил его о приходе Осоргина, встреча с которым казалась ему неуместной. Но это был редчайший случай, и в тот же вечер они мирно беседовали друг с другом, сидя рядом на диване.

  

   Теперь - некоторые выписки из моего дневника того времени:

  

   "17 августа 1935 г.

   Ездил с Замятиным в Бельвю к доктору Рубакину, в его "образцовую школу". Метро переполнено толпой, не перестающей меня поражать своей потливостью, семейственностью и упорством, с которым люди решаются потратить около двух часов на скучнейшее путешествие под землей, чтобы провести два часа на травке, закиданной клочками просаленной бумаги, окурками и яичной скорлупой.

   В саду образцовой школы (сад огромный, великолепный, холмистый) велась за чаем беседа о новых методах образования и воспитания детей. Рубакины - завидные энтузиасты своего дела, но, к сожалению, пользование их школой доступно лишь очень состоятельным людям: плата за нравоучение - 6т 500 франков в месяц с ребенка. Как всегда - все хорошее стоит дорого.

   Дочь Рубакина, кустодиевская барышня, не знает ни слова по-русски. Рубакин показывал свою книгу, написанную по-французски: "Человеческое неравенство перед болезнью и смертью" - труд из области социальной гигиены, основанный на данных международной статистики. Содержание исчерпывается заглавием.

   К вечеру читали в парке последние номера советского журнала "Творчество", только что пришедшие из Москвы. Безграмотность советских художников и художественных критиков непонятным образом возрастает с каждым годом. Довольно крепко упомянув "мамашу", Замятин прибавил:

   - Возврат от трактора к сохе, от аэроплана - к телеге".

  

   "22 мая 1936 г.

   Весь день просидел безвыходно дома. Живопись.

   Вечером пришли Оленька Глебова-Судейкина и Замятин. Оленька рассказывала о новых своих заботах: у нее расплодились канарейки. Итого - 54 птицы без клеток, в одной комнате для прислуги. Потому что Оленька живет в комнате для прислуги.

   Замятин:

   - Не хватает филина и страуса. Необходимо исхлопотать!"

   Здесь я чувствую необходимым привести еще нигде не опубликованное стихотворение Игоря Северянина, посвященное Ольге Судейкиной и написанное в Париже, куда поэт приезжал в начале тридцатых годов:

  

   Голосистая могилка

  

   В маленькой комнатке она живет.

   Это продолжается который год.

  

   Так что привыкла почти уже

   К своей могилке в восьмом этаже.

  

   В миллионном городе совсем одна:

   Душа хоть чья-нибудь так нужна!

  

   Ну вот, завела много певчих птиц, -

   Былых ослепительней небылиц, -

  

   Серых, желтых и синих всех

   Из далеких стран, из чудесных тех,

  

   Где людей не бросает судьба в дома,

   В которых сойти нипочем с ума...

  

   Париж, 12 февраля 1931 г.

  

  

   "6 октября 1936 г.

   Чудный осенний вечер. Осенние скрипки. Но денег у меня по-прежнему нет ни копейки. Телефон не работает уже свыше трех месяцев. Утром купил на два франка и пять сантимов хлеба, сахара и яиц. Жизнь дешева и прекрасна: грошовая опера, "Opera de quat"sous". Тинок бодрится".

  

   "7 октября 1936 г.

   Утром был разбужен... телефонным звонком: со станции сообщили, что моя линия восстановлена. Происшествие непонятное, так как денег я не вносил. Остаются два предположения: либо свет не без добрых людей, либо в жизни бывают чудеса. Хорошо бы верить и в то и в другое. Около полудня - еще звонок. Голос Замятина:

   - Уже восстановили?

   - Восстановили.

   - Ну так пойдем, на радостях, пожрать креветок и мулей.

   - Пойдем.

   И мы встретились в маленьком ресторанчике на бульваре Эксельманс, где изумительно вкусно готовились всяческие ракушки".

  

   Во все годы, что я знал Замятина, он был всегда окружен книгами, жил книгами. Книги, книги, постоянно - книги. Книги были для Замятина своего рода культом.

   В 1928-м году он писал:

   "Когда мои дети выходят на улицу дурно одетыми - мне за них обидно; когда мальчишки швыряют в них каменьями из-за утла - мне больно; когда лекарь подходит к ним с щипцами или ножом - мне кажется, лучше бы резали меня самого.

   Мои дети - мои книги; других у меня нет".

   Несколько иначе, но с теми же чувствами, писал о книгах и Виктор Шкловский в статье "О пользе личных библиотек и о пользе собрания книг в первых изданиях в частности" ("Новый Мир", Москва, 1959).

   "Работать с книгой, не пользуясь государственными библиотеками, невозможно... Лестницы государственных библиотек священны, и те, кто ходят по этим ступеням, не разочаровываются. Но книгу надо иметь и дома.

   Библиотечную книгу читаешь в определенные часы; потом она от тебя уходит; ее нельзя размечать.

   Своя книга остается дома, обогащается от чтения к чтению; в ней можно сделать отметку, к ней можно возвратиться.

   Проходят годы, изменяется жизнь; ты возвращаешься к старой книге по-новому... (примеряешь свой рост к ней, и оказывается иногда, что время тебя вырастило).

   Очень важны книги, оставшиеся после работы... К ним надо возвращаться для того, чтобы проверить себя так, как художник возвращается к старым своим рисункам...

   Надо накапливать книги, знакомясь с человеческим опытом, - пускай они лежат вокруг твоей мысли, становясь твоими - кольцо за кольцом, так, как растет дерево, пускай они подымаются со дна, как коралловые острова.

   Если от книг становится тесно и некуда поставить кровать, то лучше заменить кровать раскладушкой.

   Я собирал книги, собрал хорошую библиотеку по старой русской прозе. Она сейчас не у меня - она стала частью библиотеки Союза писателей.

   Я скучаю по ней, потому что она заперта в шкафах и я слыхал, что ее теперь редко читают...

   Самая маленькая, библиотека, оставшаяся у человека, драгоценна...

   Частные собрания книг для нас драгоценность, потому что они сохраняют книгу. Книга должна иметь друга, иначе она растеривается, зачитывается".

   Почему собранные им книги, о которых он скучает, стали "частью библиотеки Союза писателей", - осиротевший Шкловский не говорит.

  

   В начале 1937 года здоровье Замятина сильно пошатнулось. В последний раз я был у него за несколько дней до его смерти. Замятин принял меня, лежа на диване, и конечно, с улыбкой на усталом лице.

   Замятин скончался 10 марта 1937 года. В день похорон я поднялся на этаж замятинской квартиры в доме No 14, на улице Раффэ, но войти в квартиру у меня не хватило мужества. Я остался на площадке лестницы перед открытой дверью. Через несколько минут из квартиры вышел заплаканный Мстислав Добужинский и прислонился к стене рядом со мной. Он сказал мне, что лицо Замятина сохраняло улыбку. Еще минут через пять на лестницу вынесли гроб. Лестница в доме была крутая, вьющаяся и слишком узкая, так что гроб пришлось спускать по ней в вертикальном положении. Присутствовало много провожающих, но мне было так тяжело, что я не запомнил ни лиц, ни имен.

   Погребение состоялось на кладбище в Тие (предместье Парижа).

  

   "Советская Энциклопедия" (1935) - о Замятине: "Замятин (1884) печатается с 1908 г. В дореволюционных произведениях ("Уездное", 1911; "На куличках", 1914) 3. выступал изобразителем тупости, ограниченности и жестокости захолустного мещанства и провинциального офицерства. В своем пореволюционном творчестве 3. продолжает давать ту же консервативную провинциальную обывательщину, которая, по его мнению, осталась характерной и для Сов. России. Буржуазный писатель, 3. в своих произведениях (особенно в "Пещере" и "Нечестивых рассказах") рисует картину, совершенно искажающую советскую действительность. В опубликованном за границей романе "Мы" 3. злобно клевещет на советскую страну".

   Точка. В последующих изданиях "Советской Энциклопедии" имя Замятина не упоминается.

  

   По счастью, Людмила Николаевна отличалась редкой бережливостью ко всему литературному наследству Замятина и тщательно охраняла все им написанное - до кратчайших заметок, записных книжек, всевозможных черновиков и писем. И это не только береглось, но, одновременно, и распределялось по хронологическим и иным признакам, с точными указаниями дат и другими пояснительными примечаниями. Замятинские архивы уцелели.

   После смерти Евгения Ивановича, Людмила Николаевна, несмотря на тяжесть наступившего одиночества, отдала все свое время и свои силы на поиски возможностей спасти произведения Замятина от забвения. Уже в 1938 году вышел в свет, на русском языке, роман "Бич Божий", в издательстве "Дома Книги", в Париже. Но шли годы страшной эпохи, надвигалась мировая война, разразившаяся через несколько месяцев, и издательская деятельность почти совершенно прекратилась во всех странах. Только в 1952 году, то есть - спустя 32 года после его написания, роман "Мы" впервые вышел, наконец, полностью на русском языке, но, конечно, не в Советском Союзе, а в Соединенных Штатах Америки, в нью-йоркском русском издательстве имени Чехова. Там же, в 1955 году, появилась книга статей Замятина "Лица". В 1958 году "Мы" появились на немецком языке ("Wir", изд. Kieepenheuer u. Witch, Кёльн-Берлин). Вслед за тем, в 1959 году, этот роман вышел по-итальянски ("Noi", изд. Minerva Italica, Бергамо-Милан), по-фински ("Me", изд. K. J. Gummerus Osakeyhtio Jyvaskyla), по-шведски ("Vi", изд. Albert Bonniers Forlag, Стокгольм), по-норвежски ("Vi", изд. Tiden Norik Forlag, Осло), по-датски ("Vi", изд. C. A. Rotsels Forlag), и - во второй раз - по-английски ("We", изд. E. P. Dutton and Company, New York). Кроме того, "Мы" были напечатаны в "Антологии Русской Литературы" советского периода (изд. Random House, New York, 1960). Наконец, в 1963 году, вышел в свет, на русском языке, том повестей и рассказов Замятина (изд. ЦОПЭ, Мюнхен)...

   Всем этим русская литература обязана Людмиле Николаевне.

   В 1965 году, исполнив долг, Людмила Николаевна вернулась к своему мужу, и ее гроб укрылся в могиле Евгения Замятина, в Тие.