Дашкевич Николай Павлович - Ромео и Джульетта

ожно сказать - высочайшаго.

   Уже въ этотъ пер³одъ творчества Шекспира его занимала мысль о демоническомъ началѣ въ м³рѣ, та мысль, которая достигла ужасающей силы потомъ, въ годы создан³я величайшихъ трагед³й Шекспира. Это демоническое въ м³рѣ и въ отражающихъ его произведен³яхъ Шекспира не поддается разсудку и можетъ быть только указываемо. Оно выступаетъ уже въ "Снѣ въ лѣтнюю ночь". Въ основу этого произведен³я положена символика, которую нельзя свести къ какимъ-нибудь сухимъ и общимъ положен³ямъ. Чтобы понять шутку, на которой построена та п³еса, надо вспомнить проклят³е, на которое обречена любовь Венерою въ концѣ Шекспировой поэмы "Венера и Адонисъ". Соотвѣтственно съ тѣмъ любовь и въ "Снѣ въ лѣтнюю ночь" представлена преходящею какъ сонъ, да и сама жизнь есть отчасти сонъ. Влечен³е любви приравнивается къ проблеску молн³и полуночи: прежде чѣмъ человѣкъ возможетъ сказать: "вотъ (смотри)!" пасть мрака поглощаетъ ее; такъ быстро изчезаютъ свѣтлыя явлен³я во мракѣ непроглядной ночи. Такова же и участь любви въ "Ромео и Джульеттѣ": она возникла внезапно, блеснула яркимъ метеоромъ и затѣмъ исчезла во тьмѣ вѣчности. Мы можемъ признать это уподоблен³е весьма мѣткимъ поэтическимъ символомъ. И вообще творчество Шекспира символично въ смыслѣ удивительнаго соотвѣтств³я внѣшней, чувственной стороны п³есъ, ихъ тона и колоратуры, сторонѣ духовной. Внѣшняя сторона п³есъ является символомъ стороны духовной, полной нерѣдко смысла, глубоко овладѣвающаго нашей душой.

   Такимъ образомъ, по основной мелод³и, трагед³я "Ромео и Джульетта" и "Сонъ въ лѣтнюю ночь" довольно близки другъ къ другу: въ первой также изображено непродолжительное счаст³е, почти исчезающее вмѣстѣ съ лунною ночью, во время которой произошло объяснен³е Ромео съ Джульеттой. Изъ сада Капулетовъ, послѣ того какъ миновала та чудная ночь, поэтъ переноситъ насъ, при свѣтѣ утренней зари, въ монастырск³й садъ, гдѣ о. Лоренцо собираетъ уже травы, которыя войдутъ потомъ въ напитокъ, введш³й Джульетту въ преддвер³е смерти.Трагед³я о Ромео и Джульеттѣ является какъ бы символическою иллюстрац³ею другой анаѳемы, изреченной любви Венерою, послѣ того какъ послѣдняя лишилась Адониса:

  

         За смерть его скажу я въ предвѣщанье,

         Что будетъ впредь родниться съ зломъ любовь,

         Что будетъ грудь жечь ревности страданье,

         Что счастье дастъ - разрушитъ горе вновь!

         Одно другимъ замѣнится - и радость

         Любви сердцамъ не будетъ больше въ сладость...

         Коль скоро смерть мою любовь сразила,

         Пусть всѣхъ людей любовь возьметъ могила.

                   (Переводъ г. Соколовскаго).

  

   "Ромео и Джульетта" - трагед³я, совмѣщающая так³е самые разительные контрасты человѣческаго существован³я. Въ ней видимъ, съ одной стороны, горячее возвеличен³е любви, того таинственнаго сочетан³я душъ, которое направляетъ ихъ къ одному изъ наивысшихъ подъемовъ человѣческаго чувства; a съ другой стороны, слышимъ скорбное сѣтован³е о непрочности такого счаст³я. Все счаст³е жизни въ высокой степени благородныхъ личностей, охваченныхъ неудержимымъ къ нему стремлен³емъ, казалось, бывшее столь возможнымъ въ силу отрады, которую приносило имъ ихъ чувство, ограничилось нѣсколькими часами короткой лѣтней ночи, a затѣмъ уже до наступлен³я другой полуночи упоен³е этимъ счастьемъ было отравляемо грознымъ призракомъ неотвратимой разлуки. Затѣмъ весьма скоро холодная могила сокрыла всѣ горяч³е порывы этой любви, видѣвшей цѣль въ самой себѣ и болѣе ни въ чемъ. Ея какъ будто и не было, она пронеслась какъ чарующ³й сонъ. И сколько довелось ей испытать мучен³й даже во время этого короткаго сладостнаго сна! Если не ошибаемся, Шекспиръ - одинъ изъ первыхъ поэтовъ, выдвинувшихъ въ трагед³и любви мотивъ столкновен³я со средой и ея предразсудками. Уже въ "Ромео и Джульеттѣ" заключается какъ бы зерно сопоставлен³я морали мелочно-буржуазной съ романтическою, протеста противъ "роковыхъ буржуазныхъ отношен³й", противъ которыхъ возставала мѣщанская драма XVIII в.; возникаетъ роковой вопросъ о высшей правдѣ въ человѣческихъ отношен³яхъ вообще и о разумности человѣческихъ дѣян³й. Оказывается, что полной правоты и разумности нѣтъ въ нихъ, нѣтъ ни на одной сторонѣ, и даже лучш³я личности являются не вполнѣ правыми и ослѣпленными въ своемъ сознан³и, безсильными устроить даже свою личную судьбу въ желательномъ направлен³и, какъ безсильна помочь и философская мудрость о. Лоренцо. Выводъ получается неутѣшительный, въ силу чего и говорится въ концѣ п³есы, что на свѣтѣ не было истор³и болѣе печальной. Дѣйствительно, трудно представить что-нибудь болѣе печальное. Среди ненависти родителей выростаетъ любовь дѣтей, но эти крайности непримиримы по доброй волѣ, и грѣхъ родителей оказывается отомщеннымъ въ ихъ дѣтяхъ. Рядомъ поставлены и одна изъ высшихъ радостей жизни и величайшее зло ея, любовь и ненависть, два полюса, около которыхъ вращается вся фабула п³есы, веселье бала, ликован³е радости и власть смерти, ключомъ бьющая жизнь и умерщвлен³е ею самой себя; и всѣ эти контрасты сливаются гармонически въ единое цѣльное дѣйств³е, какъ гармонична и жизнь, несмотря на разящ³е въ ней при первомъ впечатлѣн³и диссонансы.

   Такое элегическое созерцан³е жизни, отголосокъ котораго особенно отчетливо слышится въ приведенныхъ выше словахъ отца Джульетты о ранней смерти послѣдней, повторяется постоянно въ жизни человѣчества и нерѣдко въ его поэз³и. Оно было не разъ въ ходу со времени Возрожден³я. Его находимъ въ поэз³и итальянской и французской. Возобновлялось оно и потомъ. Имъ полна, напр., поэз³я Жуковскаго, въ романсѣ котораго "Цвѣтокъ" (1810) читаемъ:

  

         Увы! кто скажетъ: жизнь иль цвѣтъ

         Быстрѣе въ м³рѣ исчезаетъ.

  

   Но изображенная Шекспиромъ въ "Ромео и Джульеттѣ" чета влюбленныхъ, иллюстрирующая собою такое элегическое созерцан³е жизни, пр³обрѣла типическое значен³е въ европейскихъ литературахъ, какъ никакая другая: нельзя указать никакой другой, которая могла бы поравняться популярностью съ Шекспировскою. Причина того заключается не только въ художественныхъ достоинствахъ трагед³и "Ромео и Джульетта" и въ увлекательномъ изображен³и всей красоты молодого и горячаго чувства, но и въ томъ, что Шекспиръ самымъ типическимъ и универсальнымъ образомъ выразилъ самое общее и вмѣстѣ поэтичнѣйшее чувство, высоко-поэтично и трогательно воспроизвелъ вѣчно повторяющуюся въ человѣческой жизни истор³ю первой любви, со всею чистотою, нѣжностью и безграничностью этого чувства, передалъ всю отраду, какую оно находитъ въ самомъ себѣ *), всю его необычайную силу и весь нравственный ростъ личностей, подпадающихъ его вл³ян³ю. Велик³й успѣхъ произведен³я Шекспира порожденъ также его глубокомысл³емъ, истинно драматическимъ изображен³емъ и драматической силы страсти, и всего высокаго, что она вызываетъ въ нашей душѣ, и тѣхъ неотвратимыхъ препятств³й, которыя постоянно ставитъ человѣческому счаст³ю и лучшимъ влечен³ямъ человѣка жалкая внѣшняя жизнь. Ни въ какомъ другомъ поэтическомъ произведен³и не найдемъ такого изображен³я контрастовъ радости и страдан³я и гибели, такого разительнаго и столь поэтичнаго сочетан³я любви и смерти. Нѣтъ другой такой трагед³и, въ которой молодость и любовь такъ становятся лицомъ къ лицу съ неразрѣшимыми загадками жизни, съ ненавистью и смертью. Наконецъ, трагед³я Шекспира увлекаетъ и тѣмъ моральнымъ выводомъ, который не навязывается авторомъ, но, тѣмъ не менѣе, вытекаетъ изъ нея довольно ясно для вдумчиваго зрителя, выводомъ о томъ, что ничто не можетъ сломить внутренно духа, вѣрящаго въ возвышенность своихъ стремлен³й; онъ торжествуетъ въ самой своей внѣшней гибели; онъ сильнѣе смерти.

  

  

   {*) Му bounty il asboundless as the sea,

   My love as deep; the more I give to thee,

   The more I have, for both are infinite,

   говоритъ Джульетта.}