(Критико-биографический очерк)
--------------------------------------
Собрание сочинений в восьми томах. Т. 1. М.:
Государственное издательство художественной литературы, 1952
OCR : Бычков М.Н.
--------------------------------------
В одной из своих статей А. М. Горький писал: "В России каждый писатель
был воистину и резко индивидуален, но всех объединяло одно упорное
стремление - понять, почувствовать, догадаться о будущем страны, о судьбе ее
народа, об ее роли на земле. Как человек, как личность, писатель русский
доселе стоял освещенный ярким светом беззаветной и страстной любви к
великому делу жизни, литературе..."
К числу таких русских писателей относится и Гончаров. В литературной
деятельности Гончаров видел свое призвание, свое общественное назначение.
Отмечая 125-летие со дня рождения Гончарова, "Правда" назвала его "великим
русским писателем".
Гончаров вошел в русскую литературу как прогрессивный писатель, как
выдающийся представитель той школы художников-реалистов 40-х годов, которые
продолжали традиции Пушкина и Гоголя, воспитывались под непосредственным
воздействием критики Белинского.
Исторической эпохой, взрастившей творчество Гончарова, были 40-60-е
годы прошлого столетия, время глубокого кризиса феодально-крепостнического
строя, период ликвидации крепостного правя, подъема демократического
движения в России. Эта эпоха и нашла свое отражение в трех романах писателя:
"Обыкновенная история", "Обломов", "Обрыв".
Центральной темой творчества Гончарова всегда были судьбы его родины.
"То с грустью, то с радостью, смотря по обстоятельствам, наблюдаю
благоприятный или неблагоприятный ход народной жизни", - писал Гончаров. В
крупнейших своих произведениях, как на это указывает сам писатель, он
стремился ответить на вопросы, которые выдвигались современной ему русской
жизнью.
Творчество Гончарова сыграло большую роль в истории русской литературы
XIX века, в развитии критического реализма, в создании русского
реалистического романа.
Иван Александрович Гончаров родился в Симбирске 18 июня 1812 года.
Детские годы Гончарова прошли в патриархально-крепостнической обстановке
богатой полупомещичьей, полукупеческой усадьбы. Гончаров видел повсюду
картины беспечной, сонной, ленивой жизни обитателей усадьбы, во многом
воспроизведенные впоследствии в "Сне Обломова".
Духовные интересы мальчика пробудились в общении с крестным отцом,
Трегубовым, человеком просвещенным, связанным с кругами декабристов,
заботившимся о воспитании своего крестника. Влиянию обломовских нравов
противостояло и чтение книг, которые поглощались в великом множестве. Уже в
детстве Гончаров прочитал произведения Ломоносова, Фонвизина, Державина,
Жуковского, сочинения Вольтера и Руссо, описания всевозможных путешествий -
Кука, Крашенинникова, исторические труды Голикова и Карамзина. В
автобиографии Гончаров писал: "Это повальное чтение... открыв мальчику
преждевременно глаза на многое, не могло не подействовать на усиленное
развитие фантазии, и без того слишком живой от природы".
Московское коммерческое училище, в котором учился Гончаров в 1822-1830
гг., оставило в писателе тягостные воспоминания о бездарных учителях и
рутинном преподавании. "Мне тяжело вспоминать о нем", - говорил Гончаров. По
свидетельству историка С. М. Соловьева, "в Коммерческом училище учили плохо;
учителя были допотопные". И в юношеские годы воспитателем Гончарова
оказалась русская литература: он увлекается произведениями Пушкина, которые
были для будущего писателя образцом правдивого изображения жизни, школой
эстетического вкуса. В юношескую пору возникла, по признанию Гончарова, и
его "страсть к писанию"; к творчеству.
Осенью 1831 года Гончаров поступил на словесный факультет Московского
университета. Преподавание в университете, гонимом и опальном в условиях
страшной политической реакции начала 30-х годов, стояло не на высоком
уровне. "Но, несмотря на это, - свидетельствует Герцен, - опальный
университет рос влиянием: в него, как в общий резервуар, вливались юные силы
России со всех сторон, из всех слоев; в его залах они очищались от
предрассудков, захваченных у домашнего очага, приходили к одному уровню,
братались между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои
ее". Передовая часть студентов, в числе которых находились в ту пору
Белинский, Герцен, Станкевич, Лермонтов, по своим духовным запросам и
стремлениям была выше своих профессоров. Умственное и нравственное развитие
передового студенчества протекало в ожесточенных философских и политических
спорах в кружках Герцена, Белинского, Станкевича. Мало интересовавшийся
общественно-политическими вопросами и событиями Гончаров оказался в стороне
от этих споров. Университетские годы представлялись ему впоследствии как
время, проведенное "без туч, без гроз и без внутренних потрясений, без
всяких историй, кроме всеобщей и российской, преподаваемых с кафедр". Из
профессоров университета наибольшее влияние оказал на Гончарова своими
талантливыми лекциями по эстетике Н. И. Надеждин.
В области искусства, театра, литературы, которыми он увлекался,
духовные интересы будущего писателя сближались с интересами "юных сил
России". Как и его передовые сверстники, Гончаров с восхищением смотрел игру
великого Щепкина, несшего правду жизни на сцену русского театра, преклонялся
перед гением Пушкина. "Я в то время был в чаду обаяния от его поэзии, -
вспоминал Гончаров, - я питался ею, как молоком матери; стих его приводил
меня в дрожь восторга. На меня, как благотворный дождь, падали строфы его
созданий ("Евгения Онегина", "Полтавы" и др.). Его гению я и все тогдашние
юноши, увлекавшиеся поэзиею, обязаны непосредственным влиянием на наше
эстетическое образование". На всю жизнь запомнил Гончаров посещение Пушкиным
Московского университета в 1832 году.
К студенческим годам относится и первый опубликованный в печати
литературный опыт Гончарова. Сблизившись с Н. И. Надеждиным, Гончаров
напечатал в его журнале "Телескоп" в 1832 году перевод отрывка из романа
французского писателя Евгения Сю "Аттар Гюль".
По окончании университета Гончаров с лета 1834 года до весны 1835 года
пробыл в Симбирске, где служил в канцелярии губернатора. Провинциальное
дворянско-чиновническое общество не удовлетворяло его: Гончаров решает
уехать в Петербург.
Первые десять лет жизни в столице Гончарову пришлось служить мелким
чиновником департамента внешней торговли Министерства финансов. Эти годы
принесли пользу ему как писателю, много почерпнувшему из своих наблюдений
над бюрократическим и коммерческим миром Петербурга. Но о своей чиновничьей
службе, об обстановке, которая окружала его с молодых лет, Гончаров всегда
вспоминал с отвращением. В 1853 году он писал одному из своих друзей: "Если
бы Вы знали, сквозь какую грязь, сквозь какой разврат, мелочь, грубость
понятий ума, сердечных движений души проходил я от пелен и чего стоило
бедной моей натуре пройти сквозь фалангу всякой нравственной и материальной
грязи и заблуждений, чтобы выкарабкаться на ту стезю, на которой Вы видели
меня, все еще... вздыхающего о том светлом и прекрасном человеческом образе,
который часто снится мне..."
По собственному признанию Гончарова, он "все свободное от службы время
посвящал литературе".
В Петербурге он сблизился с литературно-художественным кружком
живописца Н. А. Майкова, сыновьям которого - будущему известному критику
Валерьяну и поэту Аполлону Майковым - преподавал литературу. Кружок
отличался барско-эстетским характером; главную роль играли в нем сторонники
уже отжившего романтизма. На страницах рукописного альманаха кружка
появились четыре стихотворения Гончарова, написанные в романтическом стиле.
Там же были помещены и ранние повести писателя "Лихая болесть" (1838) и
"Счастливая ошибка" (1839). Сам Гончаров не придавал этим произведениям
серьезного значения. В автобиографии 1858 года Гончаров, вспоминая о кружке
Майковых, указывал, что он "писал в этом домашнем кругу и повести, также
домашнего содержания, то есть такие, которые относились к частным случаям
или лицам, больше шуточного содержания и ничем не замечательным".
Повести свидетельствовали о реалистической направленности его раннего
творчества. "Лихая болесть" интересна описаниями быта, жанровыми картинками.
В. ней осмеиваются мелодраматические декламации романтиков. В образе Никона
Тяжеленко, ленивца и чревоугодника, можно видеть черты будущего Обломова. В
"Счастливой ошибке" рассказывается история одной романтической любви.
Повесть написана в жанре популярных тогда произведений о светской жизни.
Реалистическая тенденция повести проявилась в правдивом изображении
переживаний влюбленных героев, в таких персонажах, как крепостной слуга,
молодой помещик Егор Адуев, в образе которого много черт, предваряющих
Адуева-младшего из "Обыкновенной истории".
В 1842 году Гончаров пишет очерки "Иван Саввич Поджабрин" в жанре
распространенного в литературе 40-х годов "физиологического очерка". В
очерках даны юмористические зарисовки быта большого петербургского дома,
выразительные образы дворника, слуги, колоритные жанровые сценки. Образ
Поджабрина некоторыми чертами напоминает гоголевского Хлестакова. В очерках
проявились наблюдательность писателя, его непринужденный комизм.
Однако очерки "Иван Саввич Поджабрин" мало удовлетворили Гончарова; он
не торопился их печатать. Писателю хотелось выступить со значительным по
содержанию произведением. К 1843 году относится замысел романа "Старики", в
котором Гончаров намеревался дать правдивое изображение обыденной жизни
обыкновенных людей. По сюжету роман напоминает повесть Гоголя "Старосветские
помещики". Работа вскоре приостановилась. Написанные отрывки не сохранились,
но замысел романа, так же как и очерки о Поджабрине, свидетельствовал о
переходе Гончарова к изображению реальной действительности в духе Гоголя.
Таким образом, к середине 40-х годов Гончаров уже имел значительный
творческий опыт. О том, как овладевал он мастерством писателя, Гончаров на
склоне жизни рассказывал одному из своих знакомых:
"Я с 14-15-летнего возраста, не подозревая в себе никакого таланта,
читал все, что попадалось под руку, и писал сам непрестанно...
Все это чтение и писание выработало мне, однако, перо и сообщило,
бессознательно, писательские приемы и практику. Чтение было моей школой,
литературные кружки того времени сообщили мне практику, т. е. я
присматривался к взглядам, направлениям и т. д. Тут я только, а не в
одиночном чтении и не на студенческой скамье, увидел - не без грусти - какое
беспредельное и глубокое море - литература, со страхом понял, что
литератору, если он претендует не на дилетантизм в ней, а на серьезное
значение, надо положить в это дело чуть не всего себя и не всю жизнь!.." С
этим высоким пониманием долга и ответственности писателя и вступил Гончаров
в русскую литературу.
Литературная деятельность Гончарова началась в мрачную пору
царствования Николая I.
После разгрома декабристов в стране усилилась политическая реакция;
беспощадно подавлялись малейшие проявления свободолюбивой мысли.
Характеризуя положение литературы в эту пору, И. С. Тургенев впоследствии
вспоминал: "Едва ли кто из теперешних людей может составить себе понятие о
том, какому ежеминутному и повсеместному рабству подвергалась печатная
мысль. Литератор - кто бы он ни был - не мог не чувствовать себя чем-то
вроде контрабандиста". Царская цензура свирепствовала, запрещая и уродуя
лучшие произведения русской литературы. Поэты Полежаев и Шевченко были
отданы в солдаты, Чаадаев был объявлен сумасшедшим, Герцен, Салтыков-Щедрин
подверглись ссылке. Своими преследованиями самодержавие довело до могилы
Пушкина и Лермонтова.
Однако царизму не удалось поработить живую душу народа, сумевшего в
1812 году в борьбе с полчищами Наполеона отстоять свою национальную
независимость. Освободительные идеи все глубже проникали в русскую
общественную жизнь, отражая антикрепостнические настроения народных масс,
свидетельствуя о глубоком социальном и политическом кризисе
феодально-крепостнического строя.
Главным врагом для всех прогрессивно мыслящих русских людей было
крепостное право. "Нельзя забывать, - писал В. И. Ленин, - что в ту пору...
когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные
вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками. Новые
общественно-экономические отношения и их противоречия тогда были еще в
зародышевом состоянии" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 2, стр. 473.}.
Огромную роль в борьбе с крепостным строем сыграла передовая русская
литература 40-х годов во главе с великим революционным критиком В. Г.
Белинским.
Пушкин, Лермонтов, Гоголь заложили незыблемый фундамент новой русской
литературы, обратив ее к реальной действительности, к коренным вопросам
русской жизни, придав литературе критическое направление, проникнутое
враждой к феодально-крепостному строю. Русская литература приобретает роль
воспитателя русского общества, становится делом национальной важности. От
обслуживания узкого круга дворянской интеллигенции литература переходит к
служению общественным интересам, становится трибуной, с которой в массу
читателей шли идеи гуманности и просвещения, призывы к борьбе и протесту
против крепостнических нравов, отсталости и застоя русской жизни, против
пошлости и дикости помещичье-чиновнического быта. Как отмечает Белинский в
знаменитом письме к Гоголю, читатели, общество видели "в русских писателях
своих единственных вождей, защитников и спасителей от русского самодержавия,
православия и народности". В условиях борьбы с феодально-крепостническим
порядком, как отражение роста антикрепостнических настроений в народных
массах, в результате исканий передовой общественной и эстетической мысли
рождается и развивается реализм в русской литературе. Передовыми писателями
великий учитель русской литературы, глубокий теоретик и неутомимый
пропагандист реалистического искусства считал тех писателей, которые
"воспроизводят жизнь в действительности, в ее истине".
Блестящая плеяда таких писателей появляется в русской литературе во
второй половине 40-х годов. В это десятилетие начинается литературная
деятельность А. И. Герцена, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, А. Н.
Островского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ф. М. Достоевского, а немного позднее
Л. Н. Толстого. Их творчество определяет развитие русской литературы во
вторую половину XIX века. К этой группе писателей относится и Гончаров.
Развитие реализма в творчестве Гончарова было связано с
антикрепостническими настроениями писателя. В середине 40-х годов на
Гончарова оказал большое влияние Белинский, с которым он знакомится весной
1846 года. Об этом влиянии говорит сам писатель. "Беллетристы, изображавшие
в повестях и очерках черты крепостного права, - указывает он, - были,
конечно, этим своим направлением более всего обязаны его (Белинского. - С.
П.) горячей _ и словесной и печатной - проповеди". До конца жизни Гончаров с
глубоким уважением отзывается "о светлых кругах тогдашних деятелей", "о
передовых людях 40-х годов". "Белинскому, Грановскому и прочим вокруг них
приходилось рассеивать мрак не одного эстетического неведения, а бороться
еще с непробудной помещичьей, общественной, народной тьмой, будить умы от
непробудного сна: - пишет Гончаров в предисловии к роману "Обрыв". -
...Крепостное право, телесное наказание, гнет начальства, ложь предрассудков
общественной и семейной жизни, грубость, дикость нравов в массе - вот что
стояло на очереди в борьбе и на что были устремлены главные силы русской
интеллигенции тридцатых и сороковых годов. Нужно было с критической трибуны,
с профессорской кафедры, в кругу любителей науки и литературы, под лад
художественной критики взывать к первым, вопиющим принципам человечности,
напоминать о правах личности, собственности и т. п.".
Содержащийся в высказывании Гончарова перечень общественных вопросов,
волновавших русских людей 40-х годов, свидетельствует о влиянии на него в
эту пору знаменитого письма Белинского к Гоголю. "Я разделял во многом образ
мыслей относительно, например, свободы крестьян, лучших мер к просвещению
общества и народа, о вреде всякого рода стеснений и ограничений для
развития", - вспоминает впоследствии Гончаров. В мировоззрении и
общественных симпатиях Гончарова в 40-е годы ясно ощутимы демократические
тенденции, питавшие сильные стороны его творчества, как художника-реалиста.
Но в среде писателей, группировавшихся вокруг Белинского, уже к
середине 40-х годов давали себя чувствовать идейные различия, расхождения во
взглядах на ближайшие задачи общественного движения в России. Революционная
программа борьбы против феодально-крепостнического строя, сложившаяся у
Белинского и, Герцена, их материалистическое мировоззрение, их
социалистические идеи сталкивались с умеренно-демократическими или
либеральными тенденциями творчества ряда писателей 40-х годов. Критическое
направление в русской литературе оказывалось идейно неоднородным, и чем
сильнее обострялась классовая борьба в России, тем ощутимее становились
разногласия, полностью определившиеся в канун падения крепостного права.
В мировоззрении Гончарова антикрепостнические взгляды, сближавшие его с
кружком Белинского, сочетались с отрицательным отношением к революционной
программе преобразования феодально-крепостнической России и к
социалистическим идеям великого революционера-демократа. Однако до конца
жизни Гончарова Белинский оставался для него великим гуманистом и
просветителем, учителем в вопросах искусства и литературы.
Замыслы всех трех основных произведений Гончарова - романов
"Обыкновенная история", "Обломов" и "Обрыв" - возникают в 40-е годы, в ту
пору, когда писатель был наиболее близок к демократическому отрицанию
феодально-крепостнического строя.
Замысел "Обыкновенной истории" возникает в 1844 году, а в начале 1846
года Гончаров заканчивает роман.
Прежде чем отдать свое произведение в печать, писатель решает
ознакомить с ним Белинского. "Я с ужасным волнением передал Белинскому на
суд "Обыкновенную историю", не зная сам, что о ней думать", - вспоминал он
впоследствии. Белинский с глубоким интересом отнесся к роману. По словам
самого писателя, великий критик при каждом свидании с ним осыпал его
горячими похвалами и пророчил ему много хорошего в будущем.
"Обыкновенная история" была напечатана в "Современнике" в 1847 году в
третьей и четвертой книгах журнала. "Повесть Гончарова произвела в Питере
фурор - успех неслыханный, - писал Белинский В. П. Боткину весной 1847 года.
- Все мнения слились в ее пользу... Действительно, талант замечательный". В
своей статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года" Белинский дал высокую
оценку "Обыкновенной истории", подчеркнув жизненную верность содержания
романа, его типов, назвав роман "одним из замечательных произведений русской
литературы". Оценивая каждое новое явление русской литературы с точки зрения
борьбы с крепостническим строем, со всем отсталым и косным в русском
обществе, революционный демократ Белинский считал, что роман Гончарова
принесет большую пользу русскому обществу, нанося "страшный удар романтизму,
мечтательности, сентиментальности, провинциализму", всему, что задерживало
прогрессивное развитие русской жизни.
"Обыкновенная история" примыкала к тем произведениям о городской
столичной жизни, которые появились в русской литературе к середине 40-х
годов, и была из них самым значительным по широте охвата действительности,
по глубине раскрытия исторических тенденций в развитии русского общества
того времени, по силе реалистического искусства.
Действие романа происходит примерно с начала 30-х до середины 40-х
годов. В "Обыкновенной истории" нашли свое отражение те перемены в русской
жизни, которые в эту пору происходили на почве все усиливавшегося развития
буржуазно-капиталистических
отношений
в
России,
подрывавших
феодально-крепостнический строй. Роман был направлен против крепостнической
отсталости, против провинциально-помещичьей праздности, затхлости и застоя.
Гончарову хотелось подчеркнуть своим романом приближение, как он
говорил, "сознания необходимости труда, настоящего, не рутинного, а живого
дела в борьбе с всероссийским застоем". Он указывал, что "Обыкновенная
история" является маленьким зеркалом того, что в том же духе, но в разных
масштабах разыгрывалось в самых различных сферах русской жизни конца 30-х -
начала 40-х годов. Обличая никчемность и беспочвенность ложных, уводивших от
действительности, маниловских представлений о жизни, свойственных
большинству дворянской интеллигенции 30-х годов, Гончаров поддерживал своим
романом ту борьбу с лжеромантизмом в жизни и литературе, которую вели с
начала 40-х годов Белинский, Герцен и другие передовые русские люди. В
работе над романом, в понимании новых явлений и черт русской
действительности существенную помощь писателю оказали статьи Белинского, в
которых критик высмеивал "романтических ленивцев и вечно бездеятельных или
глуподеятельных мечтателей" ("Русская литература в 1845 году").
"Недовольство судьбою, брань на толпу, вечное страдание, почти всегда
кропание стишков и идеальное обожание неземной девы - вот родные признаки
этих "романтиков" жизни", - писал Белинский, как бы предваряя этой
характеристикой образ Адуева-младшего. В другой статье 1845 года "Петербург
и Москва" Белинский рассуждает о двух противоположных типах людей, из
которых одни отличаются презрением и равнодушием к миру практическому, живя
в мире отвлеченном, идеальном, а другие, кроме этого практического мира, ни
о чем знать не хотят, а в идеалах видят одни мечты.
Эта отмеченная Белинским антитеза и воплощена в романе Гончарова в
образах Адуева-племянника и Адуева-дядюшки. Несомненно, Гончаров был знаком
и с известными статьями Герцена "Дилетантизм в науке", опубликованными в
"Отечественных записках" в 1843 году, направленными против "мечтательного
романтизма", как выражался Герцен.
Раскрывая общественно-исторический смысл своего романа, сам Гончаров
указывал, что "в борьбе дяди с племянником отрази* лась и тогдашняя только
что начинавшаяся ломка старых понятий и нравов - сентиментальности,
карикатурного преувеличения чувств дружбы и любви, поэзия праздности,
семейная и домашняя ложь напускных, в сущности небывалых чувств... пустая
трата времени..."
В образе и судьбе Адуева-племянника Гончаров, по его словам, стремился
воплотить "всю праздную, мечтательную, аффектационную сторону старых
нравов". По словам Белинского, Александр Адуев, происходя по прямой линии от
пушкинского Ленского, "был трижды романтиком - по натуре, по воспитанию и по
обстоятельствам жизни". Петербургская жизнь беспощадно разбивает
романтические иллюзии Александра Адуева, воспитанного в тепличной обстановке
крепостной помещичьей усадьбы. Вместе с тем Гончаров показывает, что
псевдоромантические настроения Адуева скрывали под собой эгоизм,
самолюбование и неприспособленность к жизни. Не случайно Адуев из романтика
превращается в трезвого и практического карьериста-чиновника и дельца с
ограниченными интересами и мещанским, филистерским пониманием жизни.
Образ Адуева-старшего сложился в творческом воображении Гончарова под
впечатлением его встреч и знакомств в бюрократическом и коммерческом мире
столицы. Среди близких знакомых писателя в годы службы в Петербурге были,
например, видный чиновник министерства государственных имуществ А. П.
Заблоцкий-Десятовский, автор ряда статей по экономическим вопросам, которые
решались им в буржуазно-либеральном духе; крупный чиновник министерства
финансов Солоницын, сторонник буржуазного прогресса. Видные бюрократы,
связанные с промышленно-финансовыми кругами столицы, они в то же время
являлись участниками кружка Майковых, интересовались литературой,
искусством. Петр Иванович Адуев во многом напоминает их. Он видный чиновник,
заводчик-предприниматель, что было для того времени, по свидетельству
Гончарова, смелой новизной и нарушением привычных дворянских традиций.
Вместе с тем писатель стремится представить его культурным и образованным
человеком.
Развенчивая
под
несомненным
влиянием
Белинского
реакционно-романтическое понимание жизни, Гончаров критически отнесся и к
буржуазному делячеству, к голому практицизму, хотя образ дядюшки ему
несомненно импонировал: он внес в этот образ идеализирующие его черты.
Как отмечает Белинский, дядюшка "эгоист, холоден по натуре, не способен
к великодушным движениям". И в сущности в жизни самого дядюшки немало
застойного. Рутина бюрократической службы, поездки на завод, карточная игра
с влиятельными партнерами - вот, собственно говоря, и все, чем живет Петр
Иванович Адуев. Читатель не очень верит тому, что дядюшка человек высокой
культуры, любит и понимает искусство и т. д. При всей своей склонности
обстоятельно обо всем рассказывать, раскрывать источники жизненных явлений
Гончаров не посвящает нас в то, каким образом и откуда возникли у старшего
Адуева интерес к искусству, к многообразным знаниям. Да ведь и произведения
искусства являются для Петра Ивановича Адуева главным образом предметом
комфорта. Лизавета Александровна Адуева, жена Петра Ивановича, пытается
понять жизненные принципы своего мужа. "Что было главной целью его трудов?
Трудился ли он для общей человеческой цели, исполняя заданный ему судьбою
урок, или только для мелочных причин, чтобы приобрести между людьми чиновное
и денежное значение, для того ли, наконец, чтобы его не гнули в дугу нужды,
обстоятельства?.. О высоких целях он говорить не любил, называя это бредом,
говорил сухо и просто, что надо дело делать". Под отказом от высоких целей в
жизни и деловитостью скрывался эгоизм и ограниченность буржуа.
Гончаров правильно показал в романе ломку старых отношений и понятий,
приход им на смену новых буржуазных отношений, появление новых характеров,
"трезвое сознание необходимости дела, труда, знания". Но дядюшка вовсе не
был подлинно новым человеком и тем более выразителем борьбы с "всероссийским
застоем". Новые люди, действительно принесшие с собой отрицание всего
крепостнического, отсталого, пришли позднее, и их выдвигала, как правило, не
дворянско-поместная среда, из которой вышли оба Адуева. Хладнокровный и
расчетливый дядюшка и романтически настроенный племянник-антиподы в своем
понимании жизни. Но объективно они вместе представляют собой и единство
противоположностей, в одинаковой мере взращенных феодально-крепостническим
строем периода его глубокого кризиса. Сущность эгоистического,
индивидуалистического отношения к жизни, к людям одна и та же как у
романтика Александра, так и у практика дядюшки.
Белинский правильно указал на известное прогрессивное значение для
русской жизни крепостной эпохи таких людей, как Петр Иванович Адуев. Однако
великий критик отчетливо видел всю ограниченность "практической натуры"
буржуа-предпринимателя, хотя бы и культурного. "Уважаю практические натуры,
les hommes d'action, но если вкушение сладости их роли непременно должно
быть основано на условии безвыходной ограниченности, душной узости - слуга
покорный, я лучше хочу быть созерцающей натурой, человеком просто, но лишь
бы все чувствовать и понимать широко, привольно и глубоко", - писал он
Боткину 8 марта 1847 года.
Критические идеи романа нашли свое выражение и в образе жены Петра
Ивановича. На ее тягостной судьбе Гончаров раскрыл всю ограниченность и
эгоизм житейской философии дядюшки, как выразителя новых буржуазных
принципов жизни. Еще Белинский справедливо отметил, что, несмотря на
честность и порядочность Петра Ивановича, "бедная жена его была жертвою его
мудрости. Он заел ее век, задушил ее в холодной и тесной атмосфере". Жизнь
Лизаветы Александровны оказалась лишенной каких бы то ни было увлечений,
страсти, поэзии, труда. Образ Лизаветы Александровны Адуевой заключал в себе
прогрессивную, одновременно антикрепостническую и антибуржуазную идею
утверждения права женщины на счастье, на самостоятельную духовную жизнь.
В беседах Лизаветы Александровны с племянником раскрывается и другая
идея романа. Читатель иронизирует по поводу романтических иллюзий и мечтаний
молодого Адуева, но в то же время ему жаль, что под влиянием суровой
действительности и уроков дядюшки в Александре вместе с пустой
мечтательностью и сентиментальностью исчезают простосердечие и искренность,
юношеская страстность, способность увлекаться прекрасным. Гончаров показал в
романе, что процесс перерождения Адуева-племянника в бюрократа и
предпринимателя буржуазного склада, думающего только о выгодной женитьбе, о
карьере, о доходах, нес с собой утрату им искренних и благородных
человеческих чувств. Эта мысль романа отражала свойства и черты
развивавшихся в России буржуазно-капиталистических отношений. Роман
Гончарова объективно содержал в себе не только развенчание, говоря словами
"Коммунистического манифеста", "патриархальных идиллических отношений",
"мещанской сентиментальности", но и критику буржуазного делячества и
эгоизма. Он заставлял также читателя критически размышлять над многими
нравственными вопросами, поставленными русской жизнью того времени. Именно в
этом смысле положительно отозвался о романе Гончарова Л. Н. Толстой.
"Прочтите эту прелесть, - писал он в декабре 1856 года В. А. Арсеньевой об
"Обыкновенной истории". - Бот где учиться жить. Видишь различные взгляды на
жизнь, на любовь, с которыми не можешь ни с одним согласиться, но зато свой
собственный становится умнее, яснее".
"Обыкновенная история" была одним из первых реалистических русских
романов в прозе. Роман сразу же обнаружил особенности таланта и писательской
манеры Гончарова. Он свидетельствовал о стремлении Гончарова к правдивому
изображению повседневной жизни, обыкновенных людей. В романе выразительно
обрисованы типы русской действительности того времени, типические
обстоятельства их жизни, что, как известно, является важнейшим признаком
реализма. Взыскательный художник, Гончаров добивается всестороннего,
обстоятельного изображения той среды, которую показывает. Сюжет романа
развивается последовательно, события вытекают из особенностей характеров и
взглядов персонажей романа. Уже в "Обыкновенной истории" Гончаров проявил
себя как мастер бытовых, портретных и пейзажных зарисовок. "Главная сила
таланта г. Гончарова, - писал Белинский, - всегда в изящности и тонкости
кисти, верности рисунка; он неожиданно впадает в поэзию даже в изображении
мелочных и посторонних обстоятельств, как, например, в поэтическом описании
процесса горения в камине сочинений молодого Адуева". Белинский восхищался
живостью повествования-писателя, мастерством его диалогов. "Рассказ
Гончарова в этом отношении не печатная книга, а живая импровизация, - писал
великий критик. - Некоторые жаловались на длинноту и утомительность
разговоров между дядею и племянником. Но для нас эти разговоры принадлежат к
лучшим сторонам романа. В них нет ничего отвлеченного, не идущего к делу;
это - не диспуты, а живые, страстные драматические споры, где каждое
действующее лицо высказывает себя, как человек и характер, отстаивает, так
сказать, свое нравственное существование". Роман "Обыкновенная история"
принадлежит к числу тех замечательных произведений конца 40-х годов, которые
упрочили победу реализма в русской литературе.
Осенью 1852 года Гончаров отправился в кругосветное путешествие на
русском военном корабле фрегате "Паллада" в качестве секретаря начальника
экспедиции адмирала Путятина. Главной целью экспедиции было завязывание
политических и торговых отношений с Японией. Гончаров был приглашен для
описания плавания русских моряков. Он принял предложение, "чтобы видеть,
знать все то, что с детства читал как сказку, едва веря тому, что говорят".
Путешествие продолжалось два с половиной года. Его описанием явились два
тома очерков, изданных под названием "Фрегат "Паллада".
Русский корабль посетил много стран. Наиболее интересны очерки,
посвященные жизни народов Азии, с которой пришлось познакомиться писателю.
Гончаров увидел проникновение капитализма в патриархальные отношения, веками
сложившиеся у народов Востока. Олицетворением капиталистической цивилизации
является в очерках мастерски нарисованный образ предпринимателя-дельца,
фигуры "в черном фраке, в круглой шляпе, в белом жилете, с зонтиком в
руках", которую, как своего рода символ, Гончаров наблюдал на лондонской
бирже, а затем встречал и у подошвы горы Мадеры, и на юге Африки, и на
плантациях Китая и Филиппин.
Виденное в путешествии вызвало у писателя противоречивые настроения. В
суждениях писателя много ошибочного: Гончарову представлялась прогрессивной
роль всемирной торговли, которая распространялась повсюду, проникая во все
страны. Не раз в своих очерках он указывает на положительные стороны
буржуазной "предприимчивости" и деловитости, буржуазного "прогресса",
который, как казалось Гончарову, несет отсталым народам культуру и
просвещение.
Но от внимательного взгляда писателя не скрылись беспощадная жестокость
и жадность английских и американских капиталистов-захватчиков, стремившихся
при помощи торговли и пушек к порабощению отсталых народов Африки и Азии.
Правдивый художник, Гончаров, противореча своему общему отношению к
буржуазному прогрессу, неоднократно отмечает в своей книге гибельные для
народных масс стран Востока последствия капиталистической разбойнической
колониальной политики. Глубоко возмущает писателя "повелительно-грубое или
презрительное отношение" англичан к туземцам Африки и Азии. "Они не признают
этот народ за людей, - пишет Гончаров, - а за какой-то рабочий скот". Говоря
об отношении англичан к китайцам, писатель указывает, что англичане
обогащаются за счет Китая, торгуя опиумом. "Бесстыдство этого скотолюбивого
народа, - пишет Гончаров об английских и американских капиталистах, -
доходит до какого-то героизма, чуть дело коснется до сбыта товара, какой бы
он ни был, хоть яд!" Указывая на кичливость и жестокость английских дельцов,
Гончаров саркастически замечает: "Не знаю, кто из них кого мог бы
цивилизировать - не китайцы ли англичан?" С большой симпатией отмечает
писатель честность, талантливость и трудолюбие китайского народа,
предсказывая ему большую историческую будущность.
Рассказывает Гончаров и о том, как американские колонизаторы
разбойничьим образом захватили "под свое покровительство" Ликейские острова.
Вслед за англичанами к народам Востока пришли "люди Соединенных Штатов... с
бумажными и шерстяными тканями, ружьями, пушками и прочими орудиями новейшей
цивилизации", - иронически пишет Гончаров.
Противоречивость описаний и оценок в очерках Гончарова сказывается и на
тех страницах, которые посвящены жизни Англии. Положительно оценивая
некоторые стороны жизни английского буржуазного общества, Гончаров
высказывает недовольство делячеством, сухостью и механизированным бытом
делового англичанина, которые поразили его в Лондоне. Поистине блестящи
страницы, посвященные изображению того, как в погоне за прибылью лондонский
делец превратил себя в машину. Вечером "покойный сознанием, что он прожил
день по всем удобствам... выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в
парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем
твердо, вешает в шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой
сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает". С
неприязнью отмечает Гончаров ханжество и филистерство английского
буржуазного общества. "Филантропия возведена в степень общественной
обязанности, а от бедности гибнут не только отдельные лица, семейства, но
целые страны под английским управлением", - замечает он.
Рисуя картины жизни Японии, писатель правильно отмечает глубокий кризис
феодального строя в стране, нищенское положение, в котором находится
японский народ, и вместе с тем его трудолюбие.
Во все время путешествия Гончарова сопровождал образ далекой родины,
России. С чувством патриотической гордости вспоминает он о славных русских
путешественниках и землепроходцах, которые "подходили близко к полюсам,
обошли берега Ледовитого моря и Северной Америки, проникали в безлюдные
места, питаясь иногда бульоном из голенищ своих сапог, дрались с зверями, со
стихиями, - все это герои, которых имена мы знаем наизусть и будет знать
потомство". С горячей симпатией писатель пишет о мужества и
самоотверженности русских моряков в борьбе со стихиями, их любви к кораблю -
частице родины.
"Какой интерес должны теперь представлять его очерки для советской
молодежи, воспитывающейся на подвигах наших отважных исследователей", -
писала в 1937 году "Правда" о "Фрегате "Паллада" Гончарова.
С теплым юмором рисует писатель привлекательный образ матроса Фаддеева
и других матросов и офицеров корабля, не останавливаясь, однако, в своих
очерках на описании тягостных условий матросской жизни на корабле, на
котором многие офицеры во главе с адмиралом Путятиным отличались
самодурством и жестокостью.
Очерки выделялись реалистичностью, красочностью и яркостью картин
путешествия, природы и быта. Критик-демократ Писарев в своей рецензии
указывал, что "на книгу Гончарова должно смотреть не как на путешествие, но
как на чисто художественное произведение... В его путевых очерках мало
научных данных, в них нет новых исследований, нет даже подробного описания
земель и городов, которые видел Гончаров; вместо этого читатель находит ряд
картин, набросанных смелой кистью, поражающих своей свежестью,
законченностью и оригинальностью". В изображении природы Гончаров
отказывается, от популярных тогда в описательной литературе романтических
шаблонов, фантастических пейзажей, зло высмеивая эпигонов романтизма. Очерки
продолжили реалистическую традицию в описательной литературе, созданную
"Путешествием в Арзрум" Пушкина.
"Фрегат "Паллада" Гончарова во многом представляет собой классический
образец очерков о путешествии.
Путешествие вокруг света прервало работу Гончарова над романом
"Обломов". Замысел романа возник у него еще в период общения с Белинским.
"Вскоре после напечатания в 1847 году в "Современнике" "Обыкновенной
истории", - рассказывает сам Гончаров, - у меня уже в уме был готов план
"Обломова". Работа над романом шла медленно, с большими перерывами. В
феврале 1849 года был опубликован отрывок под названием "Сон Обломова",
который сам писатель определил как "увертюру всего романа". Первая часть
"Обломова" была вчерне закончена к 1850 году. Возвратившись в Петербург из
путешествия, Гончаров снова обратился к роману. "В 1857 г., - рассказывает
писатель, - я поехал за границу в Мариенбад и там написал в течение 7-ми
недель почти все три последние тома "Обломова".
Впечатления детских лет, годы службы в столице дали писателю обильный
материал для его романа. Вспоминая свое детство, Гончаров писал: "Мне
кажется, у меня, очень зоркого и впечатлительного мальчика, уже тогда при
виде всех этих фигур, этого беззаботного житья-бытья, безделья и лежанья и
зародилось неясное представление об "обломовщине". Впоследствии это
представление обогатилось новыми впечатлениями, отразившимися в романе.
"Обломов" был напечатан в первых четырех книгах журнала "Отечественные
записки" за 1859 год. Роман имел большой и шумный успех. Один из
современников, критик А. М. Скабичевский, свидетельствует: "Нужно было жить
в то время, чтобы понять, какую сенсацию возбудил этот роман в публике и
какое потрясающее впечатление произвел он на все общество. Он как бомба упал
в интеллигентную среду как раз во время самого сильного общественного
возбуждения, за три года до освобождения крестьян, когда во всей литературе
проповедовали крестовый поход против сна, инерции и застоя". "Обломов" -
капитальнейшая вещь, какой давно не было, - писал Л. Н. Толстой в одном из
своих писем 1859 года. - Скажите Гончарову, что я в восторге от
"Обломова"... Он имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый,
капитальный, а не временный..." Как об "отличной вещи" отзывался о романе и
Тургенев. С глубокой оценкой "Обломова" сразу же после появления романа
выступил и Добролюбов в своей знаменитой статье "Что такоз обломовщина",
напечатанной в майской книге "Современника" в 1859 году.
"Обломов" - наиболее значительное произведение Гончарова. А. М. Горький
оценивал "Обломова" как один из самых выдающихся романов русской литературы,
подчеркивал его большую обобщающую силу.
Роман появился в обстановке подъема демократического движения и 'имел
большое значение в борьбе передовых кругов русского общества против
феодально-крепостнического порядка. Сам Гончаров видел в своем новом
произведении продолжение той критики, с которой он выступал в "Обыкновенной
истории" против отсталых, косных и застойных нравов.
В "Обломове" нашли свое отображение 40-е и начало 50-х годов: период
глубокого и всестороннего кризиса феодально-крепостнического строя,
породившего обломовщину. Определяя самый замысел романа, Гончаров отмечает:
"Я старался показать в "Обломове", как и отчего у нас люди превращаются
прежде времени в... кисель". Обломова превратила в кисель, в "ком теста"
крепостная среда, крепостнические нравы, которые и подвергаются в романе
последовательному и всестороннему обличению. Сущность и происхождение
обломовщины раскрывается в романе с антикрепостнической, демократической
точки зрения. Гончаров показал, что обломовщина сложилась на почве владения
"крещеной собственностью", "тремя стами Захаров", что Обломова взрастила
дворянская усадьба с ее застойным бытом и помещичьими нравами. "Гнусная
привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а
от других, - пишет Добролюбов об Обломове, - развила в нем апатическую
неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства.
Рабство это так переплетается с барством Обломова, так они взаимно проникают
друг друга и одно другим обусловливаются, что, кажется, нет ни малейшей
возможности провести между ними какую-нибудь границу". Апатия, неподвижность
и нравственное рабство отражены Гончаровым даже во внешнем облике Обломова,
изнеженного, обрюзгшего не по летам человека, который "наспал свои недуги".
Добролюбов указывал в своей статье, что, рисуя себе идеал беззаботной и
привольной помещичьей жизни, обеспеченной трудом крепостных, Обломов не
задумывался о своих правах на это и вообще не задавал себе вопросов о "своих
отношениях к миру и к обществу". Поэтому он "тяготился и скучал от всего,
что ему приходилось делать".
Обломову были присущи хорошие душевные качества, гуманность. В своих
суждениях он нередко проявляет критическое отношение к бюрократизму, к
пустоте светского общества и т. п. Когда-то Обломов и читал, интересовался
литературой, даже задумал научный труд, посвященный России, но все это
кончилось все той же обломовщиной. "Жизнь у него была сама по себе, а наука
сама по себе, - пишет Гончаров об Обломове. - Его познания были мертвы...
Голова его представляла сложный архив мертвых дел, лиц, эпох, цифр,
религий... задач, положений... Это была как будто библиотека, состоящая из
одних разрозненных томов по разным частям знаний". Проявлением обломовщины
была и болезненная мечтательность, выражавшаяся во всякого рода маниловских
фантазиях, одолевавших лежавшего на диване Обломова. Непрактичность,
беспомощность - вот что характерно для Обломова. "Я, - признается он
Мухоярову, - не знаю, что такое барщина, что такое сельский труд, что значит
бедный мужик, что богатый; не знаю, что значит четверть ржи или овса, что
она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда прода