а Ростислава
Георгиевича послав в Бужск, чтобы охранять тамошние границы и спокойно ждать
конца войны, Великий Князь отправился в Смоленск к брату, веселился с ним,
праздновал, менялся дарами и расположил военные действия. Он поручил всю
рать Смоленскому Князю, велел ему идти к берегам Волги, к устью Медведицы, и
приехал в Новгород.
Там начальствовал уже не брат его, а сын, Ярослав: ибо Святополк,
утратив любовь народную, был переведен Изяславом в область Владимирскую.
Граждане давно не видали у себя Великих Князей и встретили внука Мономахова
с живейшею радостию.
Многочисленные толпы провожали его до городских ворот, где стояли все
Бояре с юным Князем. Отслушав Литургию в Софийском храме, Изяслав дал пир
народу. Бирючи или Герольды ходили по улицам и звали граждан обедать с
Князем. Так называемое Городище, доныне известное, было местом сего истинно
великолепного пиршества:
Государь веселился с народом, как добрый отец среди любезного ему
семейства. На другой день ударили в Вечевой колокол, и граждане спешили на
Двор Ярославов: там Великий Князь, в собрании Новогородцев и Псковитян,
произнес краткую, но сильную речь. "Братья! - сказал он. - Князь Суздальский
оскорбляет Новгород. Оставив столицу Русскую, я прибыл защитить вас. Хотите
ли войны? Меч в руке моей. Хотите ли мира? Вступим в переговоры". "Войны!
Войны! - ответствовал народ: - ты наш Владимир, ты Мстислав! Пойдем с тобою
все, от старого до младенца". Ратники надели шлемы. Псковитяне, Корелы
собрали также войско, и Великий Князь на устье Медведицы соединился с братом
своим, Ростиславом. Напрасно ждали они возвращения Посла, отправленного ими
к дяде еще из Смоленска: Георгий задержал его и не хотел ответствовать на их
жалобы. Напрасно ждали и Князей Черниговских, которые остановились в земле
Вятичей и хотели прежде видеть, кому счастие войны будет благоприятствовать.
[1149 г.] Мстиславичи вступили в область Суздальскую: села и города запылали
на берегах Волги до Углича и Мологи; жители спасались бегством.
Новогородцы разорили окрестности Ярославля, и война кончилась без
сражения: ибо весна уже наступала, реки покрывались водою и кони худо
служили всадникам.
Изяслав, проводив Новогородцев, весновал в Смоленске и благополучно
возвратился в столицу, к искренней радости народа. Семь тысяч пленников
свидетельствовали его победу.
Скоро Великий Князь испытал превратность счастия и мог приписать оную
собственной несправедливости. Ростислав Георгиевич был ему истинным другом;
но клеветники говорили Изяславу, что сей Князь, в его отсутствие, старался
обольстить Днепровских Берендеев и самых Киевлян, хотел завладеть столицею и
подобно отцу ненавидит род Мстислава. Люди, склонные к чистосердечной
доверенности, легко верят и злословию: Великий Князь, упрекая Ростислава
неблагодарностию, отнял у него все имение, оружие, коней; заключил в цепи
дружину и самого отправил с тремя человеками в лодке к отцу, не дав ему суда
и не хотев слушать оправданий. Георгий оскорбился бесчестием сына гораздо
более, нежели опустошением Суздальской области. "Так платит Изяслав
неосторожному юноше за безрассудную любовь и дружбу! - говорил он: -
жестокий племянник совершенно отчуждает меня и детей моих от земли Русской"
(сим именем преимущественно означалась тогда Россия южная). Георгий наконец
выступил, соединясь с Половцами.
Святослав Ольгович, видя беспрестанно в мыслях своих окровавленную тень
брата и считая Великого Князя убийцею, обрадовался случаю мести: мир,
клятвенно утвержденный в Черниговском храме, и брачный союз юной его дочери
с сыном Князя Смоленского не могли укротить сей злобы, ибо она казалась ему
священным долгом.
Но Давидовичи решительно отказались от дружбы Георгия, ответствуя: "Ты
не спас городов наших; ныне, заключив союз с Изяславом, не хотим нарушить
оного и не можем играть душою". Усердно помогая Великому Князю, они вместе с
ним убеждали Святослава быть его другом, согласно с данною ими клятвою.
"Буду (сказал Ольгович), когда Изяслав возвратит мне все имение моего
брата". Уверенный, что Георгий действительно намерен идти к Киеву, Святослав
выехал к нему на встречу близ Обояна; также и сын Всеволодов, единственно в
угодность дяде. Георгий долго стоял у Белой Вежи, надеясь одним страхом
победить Великого Князя. Но Изяслав, собрав верных братьев, готовился к
битве. "Я отдал бы ему (говорил он) любую область, если бы Георгий пришел
один с детьми своими; но с ним варвары Половцы и враги мои, Ольговичи".
Киевляне хотели мира: "Заключим его (сказал Изяслав), но имея в руках
оружие". Георгий осадил Переяславль: там находились Владимир и Святополк
Мстиславичи. Великий Князь спешил защитить город и вошел в него; а Георгий,
желая оказать умеренность, послал к нему Боярина с такими словами:
"Чтобы отвратить несчастное кровопролитие, забываю обиды, разорение
моих областей и старейшинство, коего ты лишил меня несправедливо. Царствуй в
Киеве: отдай мне только Переяславль, да господствует в нем сын мой!" Гордый
Изяслав велел задержать Посла; отслушал Литургию у Св. Михаила и, готовясь
обнажить меч, требовал благословения от Епископа Евфимия. Напрасно сей
добрый Пастырь слезно умолял его примириться. "Нет! - сказал Князь: - я
добыл Киева и Переяславля головою: могу ли отдать их?" Умные Бояре
советовали ему хотя помедлить, думая, что Георгий без сражения удалится, с
одним стыдом неудачи. Но Изяслав, следуя мнению других и порыву
собственного, нетерпеливого мужества, расположил войско против неприятеля.
Уже солнце спускалось к западу, и в Переяславле благовестили к Вечерне:
Полководцы еще не давали знака, и рать не двигалась; одни стрелки были в
действии. Георгий начал отступать: тогда Изяслав, как бы пробужденный от
глубокого сна, быстро устремился вперед, вообразив, что неприятель бежит.
Затрубили в воинские трубы; солнце закатилось, и шум битвы [23 августа
1149 г.] раздался. Она была кровопролитна и несчастлива для Великого Князя.
Берендеи обратили тыл; за ними Изяслав Давидович с дружиною Черниговскою; за
ними Киевляне; а Переяславцы изменили, взяв сторону Георгия. Изяслав
пробился сквозь полк Ольговича и Суздальский, прискакал сам-третий в Киев и,
собрав жителей, спрашивал, могут ли они выдержать осаду? Граждане в унынии
ответствовали ему и Ростиславу Смоленскому: "Отцы, сыновья и братья наши
лежат на поле битвы; другие в плену или без оружия. Государи добрые! Не
подвергайте столицы расхищению; удалитесь на время в свои частные области.
Вы знаете, что мы не уживемся с Георгием: когда увидим ваши знамена, то все
единодушно на него восстанем".
Великий Князь, взяв супругу, детей, Митрополита Климента, поехал в
Владимир, а Ростислав в Смоленск. Георгий вошел в Переяславль, через 3 дня в
Киев и, дружелюбно пригласив туда Владимира Черниговского, в общем Княжеском
совете распорядил Уделы: отдал Святославу Ольговичу Курск, Посемье, Сновскую
область, Слуцк и всю землю Дреговичей, бывшую в зависимости от Великого
Княжения; сыновьям же: Ростиславу Переяславль, Андрею Вышегород, Борису
Белгород, Глебу Канев, Васильку Суздаль. Знаменитый Епископ Нифонт находился
тогда в Киеве: призванный Изяславом, он все еще не хотел покориться
Митрополиту Клименту; называл его не Пастырем Церкви, а волком, и,
заключенный в монастыре Печерском, великодушно сносил гонение. Георгий
возвратил ему свободу и, с честию отпустив к Новогородцам сего любезного им
Епископа, надеялся тем преклонить к себе сердца их, хотя в то же самое время
Воевода Иоанн Берладник, оставив Смоленского Князя и вступив в Георгиеву
службу, нападал на чиновников Новогородских, собиравших дань в уездах.
Изгнанный Великий Князь обратился к старшему дяде, Вячеславу, им
оскорбленному; льстил ему именем второго отца, предлагал господствовать в
Киеве. Но Вячеслав держал сторону Георгия, не веря ласкам, не боясь угроз
племянника, который нашел союзников в Венгерском Короле Гейзе, Владиславе
Богемском и в Ляхах. Первый незадолго до того времени женился на его меньшей
сестре, Евфросинии - так она называется в Булле Папы Иннокентия IV - и дал
шурину 10000 всадников. Летописец сказывает, что Государи Богемский и
Польский, сваты Изяславовы, сами привели к нему войско, и что Болеслав
Кудрявый, вместе с братом Генриком угощенный роскошным обедом в Владимире,
опоясал мечом многих сыновей Боярских. Но сии иноземные союзники, узнав, что
Георгий соединился с Вячеславом в Пересопнице и что мужественный Владимирко
Галицкий идет к нему в помощь, не захотели битвы, остановились у Чемерина и
советовали Изяславу примириться с дядею. Они, как посредники между ими,
вступили в переговоры, уверяя, что равно доброхотствуют той и другой
стороне. "Верю и благодарю вас, - ответствовал Георгий: - идите же домой и
не тяготите земли нашей; тогда я готов удовлетворить требованиям моего
племянника". Союзники вышли весьма охотно из России; но хитрый Георгий,
удалив их, отвергнул мирные предложения, которые состояли в том" чтобы он,
господствуя в столице Киевской или уступив оную старшему брату, клятвенно
утвердил за Изяславом область Владимирскую, Луцкую и Великий Новгород со
всеми данями. Князь Суздальский надеялся отнять у племянника все владения, а
гордый Изяслав предпочитал гибель миру постыдному.
[1150 г.] Неприятельские действия началися в Волынии осадою Луцка,
славною для сына Георгиева Андрея, ибо он имел случай оказать редкое
мужество. В одну ночь, оставленный союзными Половцами - которые с воеводою
своим, Жирославом, бежали от пустой тревоги, - сей Князь презрел общий
страх, устыдил дружину и хотел лучше умереть, нежели сойти с места. Видя же
под стенами Луцка знамена отца своего (пришедшего к городу с другой стороны)
и сильную вылазку осажденных, Андрей устремился в битву [8 февраля], гнал
неприятелей и был на мосту окружен ими. Его братья, Ростислав, Борис,
остались далеко, ничего не зная: ибо пылкий Андрей не велел распустить своей
хоругви, не вспомнил сего обряда воинского и не приготовил их к сражению.
Только два воина могли следовать за Князем: один пожертвовал ему жизнию.
Камни сыпались с городских стен; уязвленный конь Андреев исходил кровию;
острая рогатина прошла сквозь луку седельную. Герой готовился умереть
великодушно, подобно Изяславу I, его прадеду; изломив копье, вынул меч;
призвал имя Св. Феодора (ибо в сей день торжествовали его память), сразил
Немца, готового пронзить ему грудь, и благополучно возвратился к отцу.
Георгий, дядя Вячеслав, Бояре, витязи с радостными слезами славили храбрость
юноши. Добрый конь его вынес господина из опасности и пал мертвый:
благодарный Андрей соорудил ему памятник над рекою Стырем.
Брат Изяславов, Владимир, начальствовал в Луцке. Три недели
продолжалась осада: жители не могли почерпнуть воды в Стыре, и Великий Князь
хотел отважиться на битву для спасения города. Тут Владимирко Галицкий
оказал человеколюбие: стал между неприятелями, чтобы не допустить их до
кровопролития, и взял на себя быть ходатаем мира. Юрий Ярославич, внук
бывшего Великого Князя, Святополка-Михаила, и Ростислав, сын Георгиев,
мешали оному; но Владимирко, кроткий Вячеслав и всех более добродушный
Андрей склонили Георгия прекратить несчастную вражду. Весною заключили мир:
Изяслав признал себя виновным, то есть слабейшим; съехался с дядями в
Пересопнице и сидел с ними на одном ковре. Согласились, чтобы племянник
княжил спокойно в области Владимирской и пользовался данями Новогородскими;
обязались также возвратить друг другу всякое движимое имение, отнятое в
течение войны. Изяслав сложил с себя достоинство Великого Князя; а Георгий,
желая казаться справедливым, уступил Киев брату, старшему Мономахову сыну.
Свадьбы и пиры были следствием мира: одна дочь Георгиева, именем Ольга,
вышла за Ярослава Владимирковича Галицкого, а другая за Олега, сына
Святославова.
Все казались довольными; но скоро обнаружилось коварство Георгия. В
угодность ему, как вероятно, Бояре его представили, что тихий, слабый
Вячеслав не удержит за собою Российской столицы: Георгий, согласный с ними,
послал брата княжить в Вышегород, на место своего сына Андрея. Сверх того,
будучи корыстолюбив, он не исполнил условий, и не возвратил Изяславу
воинской добычи. Племянник жаловался: не получив удовлетворения, занял Луцк,
Пересопницу, где находился Глеб Георгиевич. Дав ему свободу, Изяслав сказал:
"У меня нет вражды с вами, братьями; но могу ли сносить обиды? Иду на вашего
отца, который не любит ни правды, ни ближних". Уверенный в доброхотстве
Киевлян, он с малочисленною дружиною пришел к берегам Днепра и соединился с
Берендеями; а Князь Суздальский, изумленный нечаянною опасностию, бежал в
Городец.
Надеясь воспользоваться сим случаем, слабодушный Вячеслав приехал в
Киев и расположился во дворце. Но граждане стремились толпами навстречу к
Изяславу. "Ты наш Государь! - восклицали они: - не желаем ни Георгия, ни
брата его!" Великий Князь послал объявить дяде, чтобы он, не хотев
добровольно принять от него чести старейшинства, немедленно удалился, ибо
обстоятельства переменились. "Убей меня здесь, - ответствовал Вячеслав: - а
живого не изгонишь". Сия минутная твердость была бесполезна. Провожаемый
множеством народа из Софийской церкви, Изяслав въехал на двор Ярославов, где
дядя его сидел в сенях. Бояре советовали Великому Князю употребить насилие;
некоторые вызывались даже подрубить сени. "Нет! - сказал он: - я не убийца
моих ближних; люблю дядю, и пойду к нему сам". Князья обнялися дружелюбно.
"Видишь ли мятеж народа? - говорил племянник: - дай миновать общему волнению
и для собственной безопасности иди в Вышегород. Будь уверен, что я не забуду
тебя". Вячеслав удалился.
Торжество Великого Князя было не долговременно. Сын его, Мстислав,
хотел взять Переяславль: там княжил Ростислав Георгиевич, который вместе с
Андреем решился мужественною обороною загладить постыдное бегство отца,
привел в город Днепровских кочующих Торков, готовых соединиться с
Киевлянами, и ждал врага неустрашимо. Великий Князь не имел времени заняться
сею осадою: сведав о приближении Владимирка Галицкого, друга Георгиева,
также о соединении Давидовичей с Князем Суздальским, он поехал к Вячеславу и
вторично предложил ему сесть на трон Мономахов. "Для чего же ты выгнал меня
с бесчестием из Киева? - возразил дядя: - теперь отдаешь его мне, когда
сильные враги готовы изгнать тебя самого". Смягченный ласковыми словами
племянника, сей добродушный Князь обнял его с нежностью и, заключив с ним
искренний союз над гробом святых Бориса и Глеба, отдал ему всю дружину свою,
знаменитую мужеством, чтобы отразить Владимирка. Изяслав при звуке труб
воинских бодро выступил из столицы; но счастие опять изменило его храбрости.
Еще дружина Вячеслава не успела к нему присоединиться: Берендеи же и
Киевляне, встретив Галичан на берегах Стугны, ужаснулись их силы и, пустив
несколько стрел, рассеялись. Он удерживал бегущих; хотел умереть на месте;
молил, заклинал робких; наконец, видя вокруг себя малочисленных Венгров и
Поляков, сказал дружине с горестию: "Одни ли чужеземцы будут моими
защитниками?" - и сам поворотил коня. Неприятель следовал за ним осторожно,
боясь хитрости. Великий Князь нашел в Киеве Вячеслава и еще не успел
отобедать с ним во дворце, когда им сказали, что Георгий на берегу Днепра и
что Киевляне перевозят его войско в своих лодках. Исполняя совет племянника,
Вячеслав уехал в Вышегород, а Великий Князь со всею дружиною в область
Владимирскую, заняв крепости на берегах Горыни.
Георгий и Князь Галицкий сошлися под стенами Киева: с первым находились
Святослав, племянник его (сын Всеволодов) и Давидовичи. Напрасно хотев
догнать Изяслава, они вступили в город, коего жители не дерзнули противиться
мужественному Владимирку. Сей Князь и Георгий торжествовали победу в
монастыре печерском: новые дружественные обеты утвердили союз между ими.
Владимирко выгнал еще Изяславова сына из Дорогобужа, взял несколько городов
Волынских, отдал их Мстиславу Георгиевичу, с ним бывшему, но не мог взять
Луцка и возвратился в землю Галицкую, довольный своим походом, который
доставил ему случай видеть славные храмы Киевские и гроб Святых мучеников
Бориса и Глеба.
Георгий, боясь новых предприятий Изяславовых, поручил Волынскую область
свою надежнейшему из сыновей, храброму Андрею. Сей Князь более и более
заслуживал тогда общее уважение: он смирил Половцев, которые, называясь
союзниками отца его, грабили в окрестностях Переяславля и не хотели слушать
Послов Георгия; но удалились, как скоро Андрей велел им оставить Россиян в
покое. Укрепив Пересопницу, он взял такие меры для безопасности всех
городов, что Изяслав раздумал воевать с ним и в надежде на его добродушие
предложил ему мир.
"Отказываюсь от Киева (говорил Великий Князь), если отец твой уступит
мне всю Волынию. Венгры и Ляхи не братья мои: земля их мне не отечество.
Желаю остаться Русским и владеть достоянием наших предков". Андрей вторично
старался обезоружить родителя; но Георгий отвергнул мирные предложения и
заставил Изяслава снова обратиться к иноземным союзникам.
[1151 г.] Меньший его брат, Владимир Мстиславич, поехал в Венгрию и
склонил Короля объявить войну опаснейшему из неприятелей Изяславовых,
Владимирку Галицкому, представляя, что сей Князь отважный, честолюбивый,
есть общий враг держав соседственных. В глубокую осень, чрез горы
Карпатские, Гейза вошел в Галицию, завоевал Санок, думал осадить Перемышль.
Желая без кровопролития избавиться от врага сильного, хитрый Владимирко
купил золотом дружбу Венгерского Архиепископа, именем Кукниша, и знатнейших
чиновников Гейзиных, которые убедили своего легковерного Монарха отложить
войну до зимы. Но связь Гейзы с Великим Князем еще более утвердилась:
Владимир Мстиславич женился на дочери Бана, родственника Королевского, и,
вторично посланный братом в Венгрию, привел к нему 10000 отборных воинов.
Тогда Изяслав, нетерпеливо ожидаемый Киевлянами, Берендеями и преданною ему
дружиною Вячеслава, смело выступил в поле, миновал Пересопницу и, зная, что
за ним идут полки Владимирковы, спешил к столице Великого Княжения. Бояре
говорили ему: "У нас впереди неприятель, за нами другой". Князь
ответствовал: "Не время страшиться. Вы оставили для меня домы и села
Киевские; я лишен родительского престола: умру или возьму свое и ваше.
Достигнет ли нас Владимирко, сразимся; встретим ли Георгия, также
сразимся. Иду на суд Божий".
Граждане Дорогобужа встретили Изяслава со крестами, но боялись венгров.
"Будьте покойны, - сказал Великий Князь: - я предводительствую ими. Не вы,
люди моего отца и деда, а только одни враги мои должны их ужасаться". Другие
города изъявляли ему такую же покорность. Он нигде не медлил; но войско его
едва оставило за собою реку Уш, когда легкий отряд Галицкого показался на
другой стороне. Сам Владимирко, вместе с Андреем Георгиевичем, стоял за
лесом, в ожидании своей главной рати. Началась перестрелка. Великий Князь
хотел ударить на малочисленных неприятелей: Бояре ему отсоветовали. "Река и
лес перед нами, - говорили они: - пользуясь ими, Владимирко может долго
сопротивляться; задние полки его приспеют к битве. Лучше не тратить времени,
идти вперед и соединиться с усердными Киевлянами, ждущими тебя на берегах
Тетерева". Изяслав велел ночью разложить большие огни и, тем обманув
неприятеля, удалился; шел день и ночь, отрядил Владимира Мстиславича к
Белугороду и надеялся взять его внезапно. Так и случилось. Борис Георгиевич,
пируя в Белогородском дворце своем с дружиною и с Попами, вдруг услышал
громкий клик и воинские трубы: сведал, что полки Изяславовы уже входят в
город, и бежал к отцу, не менее сына беспечному. Георгий жил спокойно в
Киеве, ничего не зная: приведенный в ужас столь нечаянною вестию, он
бросился в лодку и уехал в Остер; а Великий Князь, оставив в Белегороде
Владимира Мстиславича для удержания Галичан, вошел в столицу, славимый,
ласкаемый народом, как отец детьми. Многие Бояре Суздальские были взяты в
плен.
Великий Князь, изъявив в Софийском храме благодарность Небу, угостил
обедом усердных Венгров и своих друзей Киевских: а друзьями его были все
добрые граждане. За роскошным пиром следовали игры: ликуя среди обширного
двора Ярославова, народ с особенным удовольствием смотрел на ристание
искусных Венгерских всадников.
Еще Киевляне опасались Владимирка; но, изумленный бегством Георгия, он
сказал Андрею, который шел вместе с ним: "Сват мой есть пример беспечности;
господствует в России и не знает, что в ней делается; один сын в
Пересопнице, другой в Белегороде, и не дают отцу вести о движениях врага!
Когда вы так правите землею, я вам не товарищ. Мне ли одному ратоборствовать
с Изяславом, теперь уже сильным? Иду в область свою". И немедленно
возвратился, собирая на пути дань со всех городов Волынских. Обитатели,
угрожаемые пленом, сносили ему серебро; жены, выкупая мужей, отдавали свои
ожерелья и серьги. Андрей с печальным сердцем приехал к отцу в Городец
Остерский.
Утвердясь в столице, Великий Князь призвал дядю своего, Вячеслава, из
Вышегорода. "Бог взял моего родителя, - говорил он: - будь мне вторым отцем.
Два раза я мог посадить тебя на престоле и не сделал того, ослепленный
властолюбием.
Прости вину мою, да буду спокоен в совести. Киев твой: господствуй в
нем подобно отцу и деду". Добрый Вячеслав, тронутый сим великодушием, с
чувствительностию ответствовал: "Ты исполнил наконец долг собственной чести
своей. Не имея детей, признаю тебя сыном и братом. Я стар; не могу один
править землею; будь моим товарищем в делах войны и мира; соединим наши
полки и дружину. Иди с ними на врагов, когда не в силах буду делить с тобою
опасностей!" Они целовали крест в Софийском храме; клялися быть неразлучными
во благоденствии и злосчастии.
Старец, по древнему обыкновению, дал пир Киевлянам и добрым союзникам,
Венграм.
Одарив последних конями, сосудами драгоценными, одеждами, тканями,
Изяслав отпустил их в отечество; а вслед за ними отправил сына своего
благодарить Короля Гейзу. Сей Посол именем отца должен был сказать ему
следующие выразительные слова: "Да поможет тебе Бог, как ты помог нам! Ни
сын отцу, ни брат единокровному брату не оказывал услуг важнейших. Будем
всегда заодно. Твои враги суть наши: не златом, одною кровию своею можем
заплатить тебе долг. Но соверши доброе дело: еще имеем врага сильного.
Ольговичи и Князь Черниговский, Владимир, в союзе с Георгием, который сыплет
злато и манит к себе диких Половцев. Не зовем тебя самого: ибо Царь
Греческий имеет рать с тобою. Но когда наступит весна, мирная для Венгрии,
то пришли в Россию новое войско. И мы в спокойную чреду свою придем к тебе с
дружиною вспомогательною. Бог нам поборник, народ и Черные Клобуки друзья".
- Великий Князь звал также в помощь к себе брата, Ростислава Смоленского,
который всегда думал, что старший их дядя имеет законное право на область
Киевскую. Вячеслав, уверяя сего племянника в дружбе, назвал его вторым сыном
и с любовию принял Изяслава Черниговского, который, вопреки брату, Владимиру
Давидовичу, отказался от союза с Князем Суздальским.
Георгий имел время собрать войско и стал против Киева вместе с
Ольговичами - то есть двумя Святославами, дядею и племянником - Владимиром
Черниговским и Половцами, разбив шатры свои на лугах восточного берега
Днепровского. Река покрылась военными ладиями; битвы началися. Летописцы
говорят с удивлением о хитром вымысле Изяслава: ладии сего Князя, сделанные
о двух рулях, могли не обращаясь идти вверх и вниз; одни весла были видимы:
гребцы сидели под защитою высокой палубы, на которой стояли латники и
стрелки. Отраженный Георгий вздумал переправиться ниже Киева; ввел ладии
свои в Долобское озеро и велел их тащить оттуда берегом до реки Золотчи,
впадающей в Днепр. Изяслав шел другою стороною, и суда его вступили в бой с
неприятелем у Витичевского брода. Князь Суздальский и тут не имел успеха; но
Половцы тайным обходом расстроили Изяславовы меры: у городка Заруба, близ
Трубежского устья, они бросились в Днепр на конях своих, вооруженные с
головы до ног и закрываясь щитами. Святослав Ольгович и племянник его
предводительствовали ими. Береговая стража Киевская оробела. Напрасно
Воевода Шварн хотел остановить бегущих: "С ними не было Князя (говорит
Летописец), а Боярина не все слушают". Половцы достигли берега, и Георгий
спешил в том же месте переправиться через Днепр.
Великий Князь отступил к Киеву и вместе с дядею стал у Златых врат;
Изяслав Давидович между Златыми и Жидовскими вратами; подле него Князь
Смоленский; Борис Всеволодкович Городненский, внук Мономахов, у врат
Лятских, или Польских. Ряды Киевлян окружили город. Черные Клобуки явились
также под его стенами с своими вежами и многочисленными стадами, которые
рассыпались в окрестностях Киевских.
Деятельность, движение, необозримый строй людей вооруженных и самый
беспорядок представляли зрелище любопытное. Пользуясь общим смятением,
хищные друзья, Берендеи и Торки, обирали монастыри, жгли села, сады.
Изяслав, чтобы унять грабителей, велел брату своему, Владимиру, соединить их
и поставить у могилы Олеговой, между оврагами. Воины, граждане, народ с
твердостию и мужеством ожидали неприятеля.
Но старец Вячеслав еще надеялся убедить брата словами мирными и в
присутствии своих племянников дал Послу наставление. "Иди к Георгию, -
сказал он: - целуй его моим именем и говори так: Сколько раз молил я вас,
тебя и племянника, не проливать крови Христиан и не губить земли Русской!
Изяслав, восстав на Игоря, велел мне объявить, что ищет престола Киевского
единственно для меня, второго отца своего; а после завладел собственными
моими городами, Туровом и Пинском!
Равно обманутый и тобою - лишенный Пересопницы, Дорогобужа - не имея
ничего, кроме Вышегорода, я молчал; имея Богом данную мне силу, полки и
дружину, терпеливо сносил обиды, самое уничижение и, думая только о пользе
отечества, унимал вас. Напрасно: вы не хотели внимать советам человеколюбия;
отвергая их, нарушали устав Божий. Ныне Изяслав загладил вину свою: почтил
дядю вместо отца; я назвал его сыном. Боишься ли унизиться предо мною? Но
кто из нас старший? Я был уже брадат, когда ты родился. Опомнись, или,
подняв руку на старшего, бойся гнева Небесного!" - Посол Вячеславов нашел
Георгия в Василеве: Князь Суздальский, выслушав его, отправил собственного
Боярина к брату; признавал его своим отцом; обещал во всем удовлетворить
ему, но требовал, чтобы Мстиславичи выехали из области Киевской. Старец
ответствовал: "У тебя семь сыновей: отгоняю ли их от родителя? У меня их
только два: не расстанусь с ними. Иди в Переяславль и Курск; иди в Великий
Ростов или в другие города свои; удали Ольговичей, и мы примиримся. Когда же
хочешь кровопролития, то Матерь Божия да судит нас в сем веке и будущем!"
Вячеслав, говоря сии последние слова, указал на Златые врата и на образ
Марии, там изображенный.
Георгий ополчился и подступил к Киеву от Белагорода. Стрелы летали чрез
Лыбедь.
Пылкий Андрей устремился на другую сторону реки и гнал стрелков
неприятельских к городу; но был оставлен своими: один Половчин схватил коня
его за узду и принудил Героя возвратиться. Юный Владимир Андреевич, внук
Мономахов, спешил разделить с братом опасность: пестун силою удержал сего
отрока. Дружина их шла на полк Вячеславов и Великого Князя за Лыбедью;
прочее войско Георгиево сразилось с Борисом у врат Лятских. Изяслав наблюдал
все движения битвы: он велел братьям, не расстроивая полков, с избранными
отрядами и Черными Клобуками ударить вдруг на неприятеля. Смятые ими,
Половцы, Суздальцы бежали, и трупы наполнили реку Лыбедь. Тут вместе со
многими пал мужественный сын Хана славного, Боняка, именем Севенч, который
хвалился, подобно отцу своему, зарубить мечом врата Златые. С того времени
Суздальцы не дерзали переходить чрез Лыбедь, и Георгий скоро отступил, чтобы
соединиться с Владимирком: ибо Галицкий Князь, забыв прежнюю досаду, шел к
нему в помощь.
Храбрые Мстиславичи пылали нетерпением гнаться за врагом. Согласно с
характером своим, Вячеслав говорил, что они могут не спешить и что Всевышний
дает победу не скорому, а справедливому; но, убежденный их представлениями,
и сам немедленно сел на коня, вместе с племянниками совершив молитву в храме
Богоматери. Никогда народ Киевский не вооружался охотнее; никогда не
изъявлял более усердия к своим Государям. "Всякий, кто может двигаться и
владеть рукою, да идет в поле! - сказали граждане: - или да лишится жизни
ослушник!" Борис Городненский был отправлен лесом вслед за Георгием, который
думал взять Белгород; но видя жителей готовых обороняться, пошел на встречу
к Галичанам. Изяслав, стараясь предупредить сие опасное соединение, настиг
его за Стугною. Сделалась ужасная буря и тьма; дождь лился рекою, и ратники
не могли видеть друг друга. Как бы устрашенные несчастным предзнаменованием,
оба войска желали мира: Послы ездили из стана в стан, и Князья могли бы
согласиться, если бы мстительные Ольговичи и Половцы тому не воспротивились.
Георгий, приняв их совет, решился на кровопролитие; однако ж убегал битвы,
ожидая Владимирка, и ночью перешел за реку Рут (ныне Роток). Изяслав не дал
ему идти далее: надлежало сразиться. Андрей устроил Суздальцев; объехал все
ряды; старался воспламенить мужество в Половцах, и в своей дружине. С другой
стороны, Великий Князь, Полководец искусный, также наилучшим образом
распорядил войско и требовал благословения от Вячеслава. Сей старец,
утомленный походом, должен был остаться за строем. "Неблагодарный Георгий
отвергнул мир, столь любезный душе твоей, - говорили ему племянники: -
теперь мы готовы умереть за честь нашего отца и дяди". Вячеслав
ответствовал:
"Суди Бог моего брата; я от юности гнушался кровопролитием". - Битва
началася.
Изяслав приказал всем полкам смотреть на его собственный, чтобы
следовать ему в движениях. Андрей встретил их и сильным ударом изломил свое
копие. Уязвленный в ноздри конь его ярился под всадником; шлем слетел с
головы, щит Андреев упал на землю: но Бог сохранил мужественного Князя.
Изяслав также был впереди; также изломил копие: раненный в бедро и руку, не
мог усидеть на коне и плавал в крови своей. Битва продолжалась. Дикие
варвары, союзники Георгиевы, решили ее судьбу: пустив тучу стрел, обратились
в бегство; за Половцами Ольговичи и, наконец, Князь Суздальский. Многие из
его воинов утонули в грязном Руте; многие легли на месте или отдались в
плен. Георгий с малым числом ушел за Днепр в Переяславль.
Между тем Великий Князь, несколько времени лежав на земле, собрал силы,
встал и едва не был изрублен собственными воинами, которые, в жару битвы, не
узнали его.
"Я князь", - говорил он. "Тем лучше", - сказал один воин и мечом рассек
ему шлем, на коем блистало златое изображение Святого Пантелеймона. Изяслав,
открыв лицо, увидел общую радость киевлян, считавших его мертвым; исходил
кровию, но слыша, что Владимир Черниговский убит, велел посадить себя на
коня и везти к его трупу; искренно сожалел об нем и с чувствительностию
утешал горестного Изяслава Давидовича, который, взяв тело брата, союзника
Георгиева, спешил защитить свою столицу: ибо Святослав Ольгович хотел
незапно овладеть ею; но тучный, дебелый и до крайности утомленный бегством,
сей Князь принужден был отдыхать в Остере, где, сведав, что в Чернигове уже
много войска, он решился ехать прямо в Новгород Северский; а после
дружелюбно разделился с Изяславом Давидовичем: каждый из них взял часть
отцовскую.
Мстиславичи осадили Переяславль. Утратив лучшую дружину в битве и
слыша, что Владимирко Галицкий, достигнув Бужска, возвратился, Георгий
принял мир от снисходительных победителей. "Отдаем Переяславль любому из
сыновей твоих, - говорили они, - но сам иди в Суздаль. Не можем быть с тобою
в соседстве, ибо знаем тебя. Не хотим, чтобы ты снова призвал друзей своих,
Половцев, грабить область Киевскую". Георгий дал клятву выехать и нарушил
оную под видом отменного усердия к Св. Борису: праздновал его память, жил на
берегу Альты, молился в храме сего Мученика и не хотел удалиться от
Переяславля. Один сын его, Андрей, гнушаясь вероломством, отправился в
Суздаль. Узнав, что коварный дядя зовет к себе Половцев и Галичан, Великий
Князь грозно требовал исполнения условий:
Георгий оставил сына в Переяславле, но выехал только в Городец и ждал
благоприятнейших обстоятельств.
[1152 г.] Надеждою его был мужественный Владимирко. Мстислав, сын
Великого Князя, вел к родителю многочисленное союзное войско Короля Гейзы и
своею неосторожностию лишился оного. Вступив в Волынию, он пировал с
Венграми, угощаемый дядею, Владимиром Мстиславичем; слышал о приближении
Галицкого Князя, но беспечно лег спать, в надежде на стражу и самохвальство
Венгров. "Мы всегда готовы к бою", - говорили они и пили без всякой
умеренности. В полночь тревога разбудила Мстислава: дружина его села на
коней; но упоенные вином союзники лежали как мертвые. Владимирко ударил на
них пред рассветом: бил, истреблял - и Великий Князь получил известие, что
сын его едва мог спастися один с своими Боярами. Тогда Изяслав призвал
союзников: Князя Черниговского и сына Всеволодова, его племянника: даже и
Святослав Ольгович, повинуясь необходимости, дал ему вспомогательную
дружину. Сие войско осадило Городец. Теснимый со всех сторон, оставленный
прежними друзьями и товарищами, Князь Суздальский должен был чрез несколько
дней смириться: уступив Переяславль Мстиславу Изяславичу, возвратился в
наследственный Удел свой и поручил Городец сыну Глебу. Но скоро Изяслав
отнял у Георгия и сие прибежище в южной России: сжег там все деревянные
здания, самые церкви и сравнял крепость с землею.
Наказав главного неприятеля, Великий Князь желал отмстить хитрому,
счастливому сподвижнику Георгиеву, Владимирку: Король Венгерский хотел того
же. Им надлежало соединиться у подошвы гор Карпатских. Летописцы славят
взаимную искреннюю дружбу сих Государей: сановники Гейзы от его имени
приветствовали Великого Князя на дороге; сам Король, провожаемый братьями,
Ладиславом и Стефаном, всем Двором, всеми Баронами, выехал встретить
Изяслава, который вел за собою многочисленное стройное войско. С любовью
обняв друг друга, они, в шатре Королевском, условились не жалеть крови для
усмирения врага - и на рассвете, ударив в бубны, семьдесят полков Венгерских
двинулись вперед; за ними шли Россияне и конные Берендеи; вступив в землю
Галицкую, расположились близ реки Сана, ниже Перемышля. Владимирко стоял на
другой стороне, готовый к бою, и схватил несколько зажитников Королевских.
Тогда было Воскресенье; Гейза, обыкновенно празднуя сей день, отложил битву
до следующего. По данному знаку союзное войско приступило к реке. Изяслав
находился в средине, и так говорил ратникам: "Братья и дружина! Доселе Бог
спасал от бесчестия землю Русскую и сынов ее: отцы наши всегда славились
мужеством. Ныне ли уроним честь свою пред глазами союзников иноплеменных?
Нет, мы явим себя достойными их уважения". В одно мгновение ока Россияне
бросились в Сан: Венгры также, и смяли Галичан, стоявших за валом.
Побежденный Владимирко, проскакав на борзом коне между толпами Венгров
и Черных Клобуков (один, с каким-то Избыгневом), заключился в Перемышле.
Союзники могли бы тогда взять крепость; но воины их, грабя Княжеский богатый
дворец на берегу Сана, дали время многим рассеянным битвою Галичанам
собраться в городе.
Владимирко хотел мира: ночью отправил к Архиепископу и Боярам
Венгерским множество серебра, золота, драгоценных одежд и вторично склонил
их быть за него ходатаями. Они представили Гейзе, что Галицкий Князь, тяжело
раненный, признается в вине своей; что Небо милует кающихся грешников; что
он служил копием своим отцу Гейзину, Беле Слепому, против Ляхов; что
Владимирко, зная великодушие Короля и готовясь скоро умереть, поручает ему
юного сына и боится единственно злобы Изяславовой. Великий Князь не хотел
слышать о мире. "Если умрет Владимирко, - говорил он, - то безвременная
кончина его будет справедливою Небесною казнию. Сей вероломный, клятвенно
обещав нам приязнь свою, разбил твое и мое войско. Забудем ли бесчестие?
Ныне Бог предает Владимирка в руки наши: возьмем его и землю Галицкую".
Мстислав, сын Великого Князя, еще ревностнее отца противился миру: напрасно
Владимирко старался молением и ласками обезоружить их.
Но Гейза ответствовал: "Не могу убить того, кто винится", и простил
врага, с условием, чтобы он возвратил чужие, занятые им города Российские
(Бужск, Тихомль, Шумск, Выгошев, Гнойни) и навсегда остался другом Изяславу,
или, по тогдашнему выражению, не разлучался с ним ни в добре, ни в зле. Из
шатра Королевского послали ко мнимо больному Владимирку чудотворный крест
Св. Стефана: сей Князь дал присягу. "Если он изменит нам (сказал Гейза), то
или мне не царствовать или ему не княжить". Услужив шурину и смирив
надменного Владимирка, бывшего в тесном союзе с Греками, Король спешил к
берегам Сава отразить Императора Мануила, хотевшего отмстить ему за обиду
своего Галицкого друга.
Изяслав, возвратяся в Киев с торжеством, изъявил благодарность
Всевышнему, праздновал с дядею Вячеславом, уведомил брата своего, Князя
Смоленского, о счастливом успехе похода и советовал ему остерегаться
Георгия, слыша, что он вооружается в Ростове.
Князь Суздальский еще более возненавидел Мстиславичей за разрушение
Городца, который был единственным его достоянием в полуденных, любезных ему
странах Государства. Там он жил духом и мыслями; там лежал священный прах
древних Князей Российских, славились храмы чудесами и жители благочестием.
Георгий в наследственном восточном Уделе своем видел небо суровое, дикие
степи, дремучие леса, народ грубый; считал себя как бы изгнанником и,
презирая святость клятв, думал только о способах удовлетворить своему
властолюбию. Он призвал Князей Рязанских и Половцев, кочевавших между Волгою
и Доном; занял область Вятичей и велел Князю Новагорода Северского,
Святославу Ольговичу, также быть к нему в стан под Глухов. Владимирко,
сведав о походе Георгия, думал вместе с ним начать военные действия против
Мстиславичей; но Изяслав успел отразить его и заставил возвратиться. Князь
Галицкий, мужеством достойный отца, не хотел уподобляться ему в верности
слова: не боялся клятвопреступления и доказал ошибку снисходительного Гейзы,
не исполнив обещания, то есть силою удержав за собою города Великокняжеские,
Шумск, Тихомль и другие. Видя, что Георгий намерен осадить Чернигов, Князь
Смоленский, по сделанному условию с братом, вошел в сей город защитить
Изяслава Давидовича, их союзника. Тут находился и Святослав Всеволодович,
который уже знал характер Георгиев и не любил его. С душевным прискорбием
они говорили друг другу: "Будет ли конец нашему междоусобию?"
Набожный Князь Суздальский, подступив к Чернигову в день Воскресный, не
хотел обнажить меча для праздника; но велел Половцам жечь и грабить в
окрестностях!
Двенадцать дней продолжались битвы, знаменитые мужеством Андрея
Георгиевича: он требовал, чтобы Князья, союзники Георгиевы, сами по очереди
ходили на приступ, для ободрения войска; служил им образцом и собственною
храбростию воспламенял всех. Осажденные не могли защитить внешних
укреплений, сожженных Половцами, и город был в опасности; но Великий Князь
спас его. Услышав только, что Изяслав перешел Днепр, робкие Половцы бежали:
Георгий также отступил за Снов, и Князь Черниговский встретил своего
избавителя на берегу реки Белоуса.
Святослав Ольгович, удерживая Георгия, говорил: "Ты принудил меня
воевать; разорил мою область, везде потравил хлеб и теперь удаляешься!
Половцы также ушли в степные города свои. Мне ли одному бороться с
сильными?" Но Князь Суздальский, оставив у Святослава только 50 человек
дружины с сыном Васильком, вышел из области Северской, чтоб овладеть всею
страною Вятичей, где ему никто не противился.
Тогда была уже глубокая осень: Изяслав дождался зимы, поручил
Смоленскому Князю наблюдать за Георгием, осадил Новгород Северский и дал мир
Святославу Ольговичу; а сын Великого Князя, Мстислав, с Киевскою дружиною и
с Черными Клобуками воевал землю Половецкую: [в феврале 1153 г.] разбил
варваров на берегах Орели и Самары, захватил их вежи, освободил множество
Российских пленников. Но сей успех не мог утвердить безопасности восточных
пределов Киевских: скоро Мстислав должен был вторично идти к берегам Псла
для отражения Половцев.
Тогда, желая покоя, Великий Князь отправил Боярина, Петра Бориславича,
с крестными грамотами к Владимирку Галицкому. "Ты нарушил клятву, - говорил
ему Посол, - данную тобою нашему Государю и Королю Венгерскому в моем
присутствии.
Еще можешь загладить преступление: возврати города Изяславовы и будь
его другом". Владимирко ответствовал: "Брат мой Изяслав нечаянно подвел на
меня Венгров: никогда не забуду того; умру или отмщу". Посол напоминал ему
целование креста. "Он был не велик!" - сказал Владимирко в насмешку. "Но
сила оного велика, - возразил Петр: - Вельможа Королевский объявлял тебе,
что если, целовав сей чудесный крест Св. Стефана, преступишь клятву, то жив
не будешь". Владимирко не хотел слушать и велел Послу удалиться. Изяславов
Боярин положил на стол грамоты клятвенные, в знак разрыва. Ему не дали даже
и подвод. Петр отправился на собственных конях; а Владимирко, пошедши в
церковь к Вечерне и видя его едущего из города, смеялся над ним с своими
Боярами. - В ту же ночь Отрок Княжеский, догнав сего Посла, велел ему
остановиться. Петр ожидал новой для себя неприятности, беспокоился, и на
другой день, вследствие вторичного повеления, возвратился в Галич. Слуги
Владимирковы встретили его пред дворцом в черных одеждах. Он вошел в сени:
там юный Князь Ярослав сидел на месте отца, в черной мантии и в клобуке,
среди Вельмож и Бояр, также одетых в печальные мантии. Послу дали стул.
Ярослав заливался слезами; царствовало глубокое молчание. Изумленный Боярин
Изяславов хотел знать причину сей общей горести и сведал, что Владимирко,
совершенно здоровый накануне, отслушав Вечерню в церкви, не мог сойти с
места, упал и, принесенный во дворец, скончался. "Да будет воля Божия! -
сказал Петр: - все люди смертны". Ярослав отер слезы. "Мы желали известить
тебя о сем несчастии, - говорил он Послу: - скажи от меня Изяславу: Бог взял
моего родителя, быв Судиею между им и тобою. Могила прекратила вражду. Будь
же мне вместо отца. Я наследовал Княжение; воины и дружина родительская со
мною: одно его копие поставлено у гроба: и то будет в руке моей. Люби меня
как сына своего, Мстислава: пусть он ездит с одной стороны подле твоего
стремени, а я с другой, окруженный всеми полками Галицкими".
Великий Князь изъявил сожаление о внезапной кончине знаменитого, умного
Владимирка, основателя могущественной Галицкой области, но требовал
доказательств искреннего дружелюбия от Ярослава - то есть, возвращения
городов Киевских, и видя, что ему хотят удовлетворить только ласковыми
словами, а не делом, прибегнул к оружию. Войско Галицкое стояло на берегах
Серета: Изяслав, пользуясь густым утренним туманом, перешел за сию реку.
Мгла исчезла, и неприятели увидели друг друга. Юный Князь Галицкий сел на
коня. Усердные Вельможи сказали ему: "Ты у нас один: что будет, если
погибнешь? Заключись в Теребовле: мы сразимся; и кто останется жив, тот
придет умереть с тобою". В сражении упорном и кровопролитном победа казалась
сомнительною. Сын и братья Изяславовы не могли устоять; но Великий Князь
одолел на другом крыле. С обеих сторон гнались и бежали; обе стороны взяли
пленников, но Изяслав более. Он поставил на месте битвы знамена
неприятельские и схватил многих рассеянных Галичан, которые толпами к ним
собирались, обманутые сею хитростию. Видя малое число своей дружины и боясь
вылазки из Теребовля, Изяслав велел ночью умертвить всех несчастных
пленников, кроме Бояр, и с покойною совестию возвратился в Киев,
торжествовать второй брак свой. Невестою его была Княжна Абазинская, без
сомнения Христианка: ибо в отечестве ее и в соседственных землях Кавказских
находились издавна храмы истинного Бога, коих следы и развалины доныне там
видимы. Мстислав, отправленный отцом, встретил сию Княжну у порогов
Днепровских и с великою честию привез в Киев.
Готовясь к новому междоусобному кровопролитию (ибо непримиримый Князь
Суздальский стоял уже с войском в земле вятичей, близ Козельска), Изяслав с
прискорбием видел бесчестие своего меньшего сына, Ярослава, изгнанного
Новогородцами, которые - в 1149 году положив на месте 1000 Финляндцев,
хотевших ограбить Водскую область, - в течение пяти лет не имели иных
врагов, кроме самих себя, и занимались одними внутренними раздорами.
Избранный сим легкомысленным народом, Ростислав Смоленский, в угодность ему,
отправился княжить в Новгород, а Ярослав в Владимир Волынский, на место
умершего Святополка Мстиславича.
Малочисленность союзных Половцев и конский падеж заставили Георгия
отложить войну. Между тем Изяслав, не дожив еще до глубокой старости,
скончался, к неутешной горести Киевлян, всех Россиян и самых иноплеменников,
Берендеев, Торков. Они единогласно называли его своим Царем славным,
господином добрым, отцем подданных. Старец Вячеслав, проливая слезы,
говорил: "Сын любезный! Сему гробу надлежало быть моим; но Бог творит, что
ему угодно!" - Княжение Изяслава описано в летописях с удивительною
подробностию. Мужественный и деятельный, он всего более искал любви народной
и для того часто пировал с гражданами; говорил на Вечах, подобно Великому