Главная » Книги

Краснов Петр Николаевич - Душа армии, Страница 6

Краснов Петр Николаевич - Душа армии


1 2 3 4 5 6 7

ановится только на том, что изображено на знамени. Знамя побудит его к возвышенным мыслям, знамя заставит его делать благородные поступки. Поняв любовь ко всей Родине, человек научится любить и каждого гражданина этой Родины. Он не будет платонически говорить об этой любви, но применит ее на деле. Привыкнув поступать честно, он и во всей своей жизни будет вести себя достойно человека и гражданина. Таким образом знамя приучает всех тех, кто понимает его высокое значение, вести высоконравственную жизнь.
   Отсюда понятно, что этот "кусок материи" должен быть почитаем священным и подлинно неприкосновенным. Сдача знамени - бесчестие для полка. Каждый человек должен жертвовать своею жизнью на защиту знамени. Его охрана составляется из самых храбрых солдат полка. Мы же должны всеми средствами стараться овладеть знаменем противника, потому что это внесет упадок духа в его ряды. Взятие знамени у противника - блестящий подвиг солдата, взявшего знамя. Лучи его славы падают на весь полк. Знамя такого полка украшается за геройство его солдата. За отличное поведение солдата в бою на знамя вешается разноцветный шнур, подобный аксельбанту. Спортивные общества вешают на свои знамена медали и ордена, полученные их членами на состязаниях.
   Знаменам оказывают особые почести. Какое сильное впечатление производит на всех появление знамени, сопровождаемого почетным взводом! Полк ждет его неподвижно. Когда полковник салютует знамени, трепет патриотизма охватывает всех присутствующих. Самые пресыщенные люди, присутствующие на этой церемонии сотни раз, всегда бывают растроганы не менее молодых конскриптов.
   Есть ли такой интернационалист, у которого не забилось бы сердце при виде "Salut aux couleurs" на море или в чужой стороне?
   Солдаты обязаны отдавать воинскую честь проходящему знамени и, мало кто из граждан не снимет перед ним шляпы. Почитание знамени вкоренилось в нашей стране.
   Роль знамени - связать настоящее с прошлым и сделать будущее достойным нашей славной истории.
   Изображение на знамени имен прошлых побед имеет целью внушить молодым поколениям желание следовать примеру предков. "Пуалю" великой войны доказали, что они воспользовались этим уроком..." (Colonel Lebaud. Education moral du "Soldat de Demain". Pages 72-75)
   Так прекрасно и вдохновенно в наши дни пишет о знамени француз, полковник Лебо. Он смешивает в одно три разных по нашему понятию предмета: знамя, национальный флаг и значок спортивного или цехового общества. Мы эти предметы в прошлом различали. В определении знамени мы не расходимся с французами. "Знамя, - учили мы солдат в старой Императорской армии, - есть священная воинская хоругвь, под которою собираются все верные своему долгу воины и с которою они следуют в бой со врагом. Знамя должно напоминать солдату, что он присягал служить Государю и Родине до потери самой жизни. Величайший позор для части - потерять свое знамя. Такая часть подвергается расформированию, а люди, которым непосредственно была вверена охрана знамени, предаются смертной казни через расстреляние."
   Знамя встречалось у нас с большими почестями. Полк брал "на караул", офицеры салютовали, музыка играла и барабанщики били "поход". В Туркестанском военном округе со времен Скобелева знамя встречали громовыми криками ура! Это сильно действовало на туземцев. И у нас встречному знамени все военнослужащие становились во фронт, и у нас редко кто (особенно простые люди) не обнажал головы перед знаменем. Я шесть лет был полковым адъютантом Л. Гв. Атаманского полка. Наш штандарт стоял в Зимнем Дворце. Сколько раз мне приходилось брать его оттуда на парады и церемонии. И всякий раз какое-то необъяснимое волнение охватывало меня, когда я снимал с него кожаный тяжелый чехол, раскутывал замшевую покрышку, расшитую шелками и серебром. Точно живой организм появлялся передо мною и говорил что-то страшное и бессмертное, говорил о смерти и воскресении.
   "Бородино... Фер-Шампенауз...Париж... Варшава... 1775-1875 г.г." Что же испытывали те, на кого с истлевающей парчи смотрели из глубины веков - Нарва, Лесной, Полтава, Берлин, Измаил, Варшава, Плевна, Адрианополь, перед кем развертывалась слава, уходящая в глубину трех, четырех веков!? Слава десятка поколений!
   И позже, командуя полком, сколько раз ночью я просыпался в тесной галицийской хате или в землянке и видел над своею головою в углу черный чехол, копье с Русским двуглавым орлом внутри и георгиевский крест под ним. Живым и дарующим какую-то особую силу казалось оно мне с его именами славных побед под Краоном и Лаоном полка Мельникова 10-го...
   Я требовал, чтобы при первой просвистевшей пуле, при первом пушечном ударе, как только рвалась таинственная завеса между "нами" и "ими" - хорунжий при знамени со знаменным урядником снимали чехол, и распускали наше темно-синее знамя с изображением Нерукотворного Спаса. Я никогда не раскаивался об этом своем приказании.
   Мы пережили со знаменами тяжелое время..
   Это время Японской войны. Были части, малодушно возившие свои знамена при обозе; эти части заранее внушали своим солдатам мысль о возможности поражения. В военной литературе того времени мы найдем немало малодушных "пораженческих" статей, говоривших о необходимости отмены знамен, как излишней "обузы", требующей для своей охраны лишних людей. Плохие психологи были эти писатели.
   Национальный флаг у нас до последнего времени не имел такого священного значения, как знамя. Вернее, мы этого значения не понимали. Мы трепали его по улицам в табельные дни, вешали над балаганами и кабаками. Впервые я понял значение Русского флага, когда в 1901 году оказался надолго в Маньчжурской глуши, когда ездил верхом по лесам и горам с этапа на этап. Тогда после пятидесятиверстного перехода, после безмолвия "лесов Императорской охоты" на хребтах Джан Туань-
   Цайлин, когда увидишь вдали китайскую деревушку и над крайней фанзой в сумерках догорающего чужого дня трепещущий бело-сине-красный флажок, когда почувствуешь, что там свои, Русские, - до боли забьется сердце нежною привязанностью к скромному символу великой России.
   Теперь мы все это знаем. Теперь мы жадно и страстно ждем, когда взовьются Русские цвета над нашей страждущей, порабощенной Родиной. Сколько из нас отдало жизнь за эту светлую мечту и сколько живет теперь единою мыслью, единым желанием вернуть этому Русскому флагу его былую славу и значение.
   Знамя - душа армии. Знамя - великий символ бессмертной идеи защиты Родины. Как много людей с опасностью для жизни сохранили и вывезли свои знамена из кровавого кошмара, охватившего Россию! Иные знамена вывозились по частям. Нужно ли после этого яркого примера действенного понимания духовного значения знамени говорить о том, какое громадное значение оно имеет для психологической толпы, каковою является армия?
   Нужно ли говорить, что не умерли, но живы те полки, чьи знамена скромно ждут в Белградском храме и в других местах, когда "верные своему долгу воины" соберутся под ними? Нужно ли говорить о том, что тело наше могут убить, замучить на работах, унизить, заставить голодать, но бессмертной души, но сознания верности Родине и любви к ней, но седых полковых знамен и штандартов - никто уничтожить не может.
  

Сомкнутый строй

  
   "Нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет", учил Суворов. В этих шести словах все значение сомкнутого строя в прежние времена, когда атаковали развернутым строем батальонов, когда встречали атаки в полковых тяжелых колоннах. Теперь, когда строи стали жидкими и цепи редкими, когда вся боевая работа как будто ушла в звено, нужны ли ротные, батальонные и полковые ученья, сомкнутый строй, отбитая нога, барабанные бои и музыка церемониальных маршей?
   Люди, одетые в военную форму и поставленные в строй до известной черты будут оставаться со своими мыслями, со своими убеждениями, каждый будет иметь свою душу, и они не сольются в одну общую полковую душу до тех пор, пока не произойдут какие-то явления, которые уменьшат их рассудочные, обособляющие способности, пока их мысли и чувства не будут в одну сторону ориентированы, пока их восприимчивость ко внушению не достигнет наивысшей степени.
   Иными словами, строй есть толпа, которую надо сделать психологической толпой, послушной воле начальника. Сомкнутый строй, хождение в ногу под барабан или музыку, стройное движение колонны с песнями, церемониальный марш под полковой оркестр, - это все средства приучить людей отрешиться от себя и воспринять коллективную полковую душу. После такого общего, волнующего движения люди разойдутся по звеньям, рассыплются в цепи, уйдут совсем из строя, распущенные по баракам или палаткам, но еще долго их личная душа будет отсутствовать, долго еще будет оставаться горделивое сознание принадлежности к мощному организму - своему полку.
   И потому ученья в сомкнутых строях, нога, барабанный бой, щегольской ружейный прием, маршевая песня и музыка имеют значение и теперь, ибо они повышают чувства бодрости, храбрости, помогают одолевать животный страх.
   Часть, обученная общему приему, привыкшая к сомкнутому строю, в минуту робости и расстройства, тогда, когда вот-вот готова начаться паника, этими привычными командами, этим "чувством локтя" приводится в порядок. Вид сомкнутого строя, вид толпы, повинующейся начальнику и с ним единомышленной, влияет и на противника, внушая ему уважение и страх перед такою частью.
   Скобелев, когда он видел, что идущая в бой часть расстроена, что лица бледны и в ней являются отсталые, останавливал такую часть и командовал ружейные приемы или пропускал церемониальным маршем. Коллективная душа возвращалась к полку, и часть успокаивалась.
   "18-го июля 1877 года, - пишет С. Гершельман, - под Плевной один из батальонов был приведен в порядок производством ученья ружейных приемов. Когда неприятель был не далее 45 шагов, батальон держал "на караул" Турки не выдержали и повернули." (Гершельман. Нравственный элемент в руках Скобелева.)
   1-го ноября 1917-го года, когда я был окружен матросами и красногвардейцами в Гатчине и фактически находился уже в плену у большевиков, я был вызван на расправу на двор Гатчинского дворца.
   Громадная, в несколько тысяч человек, толпа красногвардейцев и матросов сплошь покрывала двор. У самого входа, затурканные и ошалелые, стояли около четырехсот казаков 9-го Донского казачьего полка. При моем появлении на двор временно командующий полком, Войсковой Старшина Лаврухин скомандовал:
   - Смирно! Господа офицеры! Я поздоровался, как всегда:
   - Здорово, молодцы 9-й полк.
   Полк дрогнул и дружно и громко ответил по старому:
   - Здравия желаем, ваше превосходительство!
   Этот ответ спас мне тогда жизнь и отсрочил на целые сутки мой арест и увоз в Смольный институт.
   Герой романа Куприна "Поединок", подпоручик Ромашов, жалкий слабовольный юноша, не любящий строя и не понимающий военной службы, плохой фронтовик, на неудачном, утомительном смотру командующего войсками округа попадает в строй всего полка, всех его шестнадцати рот, двух тысяч человек, вдруг получивших одну душу, и испытывает следующие, душу возвышающие чувства:
   "...Вторая полурота прямо! - услыхал Ромашов высокий бабий голос Арчаковского. И другая линия штыков, уходя, заколебалась. Звук барабанов становился все тупее и тише, точно он опускался вниз, под землю, и вдруг на него налетела, смяв и повалив его, веселая, сияющая, резко красивая волна оркестра. Это подхватила темп полковая музыка, и весь полк сразу ожил и подтянулся: головы поднялись выше, выпрямились стройные тела, прояснились серые, усталые лица...
   ...Капитан Слива вышел вперед - сгорбленный, обрюзгший, оглядывая строй водянистыми выпуклыми глазами, длиннорукий, похожий на большую, скучную обезьяну.
   - П-первая полурота... п-прямо!
   Легким и лихим шагом выходит Ромашов перед серединой своей полуроты. Что-то блаженное, красивое и гордое растет в его душе. Быстро скользит он глазами по лицам первой шеренги. "Старый служака обвел своих ветеранов соколиным взором", - мелькает у него в голове пышная фраза, в то время, когда он сам тянет лихо, нараспев:
   - Вторая полу-рот-а...
   "Раз, два! - считает Ромашов мысленно и держит такт одними носками сапог. - Нужно под левую ногу. Левой, правой?" И с счастливым лицом, забросив назад голову, он выкрикивает высоким, звенящим на все поле тенором:
   - Прямо!
   И, уже повернувшись, точно на пружине, на одной ноге, он, не оборачиваясь назад, добавляет певуче и двумя тонами ниже:
   - Ра-авнение направа-а!
   Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху, с неба, из солнца. Как давеча, при встрече, - сладкий, дрожащий холод бежит по его телу и делает кожу жесткой, и приподымает и шевелит волосы на голове. Дружно, в такт музыке, закричала пятая рота, отвечая на похвалу генерала. Освобожденные от живой преграды из человеческих тел, точно радуясь свободе, громче и веселее побежали навстречу Ромашову яркие звуки марша. Теперь подпоручик совсем отчетливо видит впереди и справа от себя грозную фигуру генерала на серой лошади, неподвижную свиту сзади него, а еще дальше разноцветную группу дамских платьев, которые в ослепительном полуденном свете кажутся какими-то сказочными, горящими цветами. А слева блестят золотые, поющие трубы оркестра, и Ромашов чувствует, что между генералом и музыкой протянулась невидимая волшебная нить, которую и радостно, и жутко перейти. Но первая полурота уже вступила в эту черту. - Хорошо, ребята! - слышится довольный голос корпусного командира. - А-а-а-а!
   - подхватывают солдаты высокими, счастливыми голосами. Еще громче вырываются вперед звуки музыки. "О милый! - с умилением думает Ромашов о генерале. - Умница!" Теперь Ромашов один. Плавно и упорно, едва касаясь ногами земли, приближается он к заветной черте. Голова его дерзко закинута назад и с гордым вызовом обращена влево. Во всем теле у него такое ощущение легкости и свободы, точно он получил неожиданную способность летать. И, сознавая себя предметом общего восхищения, прекрасным центром всего мира, он говорит сам себе в каком-то радужном восторженном сне:
   "Посмотрите, посмотрите - это идет Ромашов." "Глаза дам сверкали восторгом." Раз, два, левой!.. "Впереди полуроты грациозной походкой шел красивый, молодой подпоручик." Левой, правой!.. "Полковник Шульгович, ваш Ромашов одна прелесть, - сказал корпусный командир, - я бы хотел иметь его своим адъютантом..." Левой!..
   Еще секунда, еще мгновение - и Ромашов пересекает очарованную нить. Музыка звучит безумным, героическим, огненным торжеством. "Сейчас похвалит, - думает Ромашов, и душа его полна праздничным сиянием..."
  

Полковой мундир

  
   Сомкнутый строй, команда, общий ружейный прием, торжественно принесенное к строю знамя, барабанный бой и музыка делают толпу людей единомышленной, собирают их чувства, их душевное "я" в одну большую коллективную единицу. В ней все в их чувстве герои Купринского "Поединка",
   - старый, длиннорукий, "похожий на скучную обезьяну" капитан Слива, неврастеник Ромашов и лихой, бравый молодчик Арчаковский - живут одним чувством, одною мыслью: как лучше, лише пройти на церемониальном марше, все забывая, думая только о полке и составляя одно целое - наш полк. Это чувство слиянности людей, это чувство особой коллективной единицы, столь важное на войне и для войны, усиливается, увеличивается, усугубляется одинаковою одеждою, одинаковым номером, общим названием - полковым мундиром.
   Мы пережили увлечение яркими, бьющими в глаза формами одежды, тяжелыми киверами, султанами, шитьем, этишкетами, лацканами и ментишкетами, и пережили обратное увлечение защитным цветом, небрежно нашитыми общесерыми погонами с номером полка, наведенным химическим карандашом. Наконец, мы видели беспогонную и вовсе не обмундированную армию.
   Мы можем сделать выводы из виденного нами. Возьмите людей и оденьте их в серые, грязные мешки, всем одинаковые, без всяких отличий. Они будут прекрасно применены к местности, и в них очень трудно будет попасть, но они не покажут в бою особенно высокой доблести. Отметим величину их доблести знаком "X". Оденем этих людей с некоторыми отличиями, придадим этим отличиям особое духовное значение, выделим этим отличием их перед другими частями и этот "X" станет с коэффициентом 2, 3, 4 и т. д... Если мы станем одевать людей уже настолько ярко, что они будут резко видны на местности и вследствие своей одежды начнут сильно терпеть от огня, - этот "X" станет понижаться, будет под знаком деления на 2, 3, 4 и т.д. Есть какая-то мера, которую организатор армии - психолог не должен переходить ни в ту, ни в другую сторону.
   Разум говорит, что надо одеться в защитное платье, самое лицо вымазать в грязи, серых лошадей выкрасить в защитный цвет, - а чувство, а дух жаждут своего отличия и, поборая страх, пестрят одежду.
   В минувшую войну офицерам было приказано одеть погоны защитного цвета, однако многие офицеры неохотно расставались со своими металлическими погонами и долгое время носили их.
   Имя полка, шеф полка, отличие - возвышали дух солдат в бою. В сражении на реке Ниде, в бою под Новым Корчиным, в начале декабря 1914 года, где участвовали 35-ая и 37-ая пехотные дивизии, были взяты многие пленные австрийцы. Они единогласно показали, что наибольшие потери они понесли и наиболее смело их атаковал полк с погонами "с лапками". Так назвали они непонятный им вензель Императора Александра III
   - славянское А и III под ним. Это был 145-й пехотный Новочеркасский Императора Александра III полк. То, что он имел Шефа, - был наружно отличен перед другими полками
   - в бою подняло дух солдат, сделало их храбрее. Кубанские и Терские казаки в многих полках во всю войну не расставались с алыми и белыми тумаками на черных папахах и с цветными башлыками. Традиции части они ставили выше удобств защитного цвета.
   В сражении на реке Стоходе, весною 1916 года, 1-му Линейному казачьему генерала Вельяминова полку было приказано увлечь замявшуюся пехоту и заставить ее переправиться через реку Стоход. Линейцы, 2 сотни, под командою Войскового Старшины Улагая, с пулеметной командой есаула Тутова, в черных шапках, с алыми тумаками, в алых развевающихся за спиною башлыках, с командиром сотни, есаулом Лесевицким, на белом коне во главе бросились в конном строю лавами в реку. Германцы ошалели от этого зрелища; наша пехота, прочно залегшая, встала и пошла за казаками. Казаки под обрывом спешились, все такою же яркою, пестрою цепью пешком подошли на триста шагов к германским окопам и пулеметным и ружейным огнем очистили дорогу кинувшейся в штыки зачарованной их алыми башлыками пехоте.
   Каждый по себе знает, как хорошо сшитое платье придает человеку самоуверенность и как, наоборот, сознание, что он дурно или несоответственно случаю одет, делает даже самоуверенного робким и застенчивым.
   Полковой мундир, являясь вывеской на человеке, определяя всем, кто он, связывает носителя мундира и заставляет человека вести себя так, чтобы не замарать мундира.
   В журнале "Нива" за 1916 год был напечатан, не помню чей, рассказ под названием "Мундир бесстыдства". В нем описывалось, как офицер, случайно попавший в Петербург в штатском платье, почувствовал себя далеким от полка, от армии, почувствовал, что многое из того, чего он не мог сде лать в мундире, теперь ему позволено. Многое, что было стыдно делать поручику такого-то полка, совсем не стыдно, если он "некто в сером".
   Улан, идущий в отпуск, надевал шапку с султаном, мундир, продевал этишкет, цеплял тяжелую бренчащую саблю на кожаную портупею. Он не напьется, он не позволит себе дурного поступка, потому что вся эта красивая форма напоминает ему везде, что он - улан Ея Величества. И тот же улан в защитной рубахе с защитными погонами в серой шапке, слившийся с толпою, не чувствует этого сдерживающего и возвышающего значения формы. Ему ничего не стыдно.
   С полковым мундиром почти всегда связаны и полковые традиции. Полковые традиции - это неписаный устав части, это никем не утвержденное дополнение к форменной одежде, являющееся духовным мостом к славному подвигу дедов, к былой походно-боевой жизни, к торжественному сиянию прошлого. Это то, что возвышает душу человека и в решительный смертельный час помогает ему победить страх смерти.
   Поют Елизаветградские великой княжны Ольги Николаевны гусары:
  
   Так держите имя Ольги,
   Белый ментик и штандарт!
  
   От традиции надо отличать моду. Если традиции части надо всячески поддерживать и сохранять, то с модою надо бороться. Мода, - эти фуражки прусского образца, эти английские френчи при Русских шароварах, эти похожие на юбки бриджи и галифе, - создается шапочниками и портными, культивируется героями тыла, паркетными шаркунами, бегающими от строя. Мода может, по истине, стать "нравственной заразой" в полку и гарнизоне. Традиция соединяет людей части в дружное братство, мода разъединяет людей, вызывая зависть и насмешки. Лучшее средство бороться с модой - дать войскам форму одежды и удобную, и красивую, которая сама по себе так хороша, что не вызывает желания вносить в нее исправления и изменения, желания вносить в нее исправления и изменения.
  

Воспитание армии в атеистическом государстве. Воспитание "красной" армии

   Чем выше идеалы, за которые борется армия, тем доблестнее ведет она себя на войне. Из примеров великих Русских полководцев, Петра и Суворова, из всего быта старой Императорской Армии мы видели, что она боролась за великие невесомые лозунги, лозунги души, а не тела - "за веру, царя и отечество".
   Как и чем побудит солдата победить страх смерти государство, отказавшееся от Бога, государство, состоящее из людей, не верующих ни в Бога, ни в вечную загробную жизнь? Такому государству остается лишь опереться на любовь к Родине и на необходимость жертвовать собою во имя ее. Так во Франции - "Honneur et patrie" - "честь и отечество", - стоящие на французских знаменах, являются главными возбудителями чувства воинского долга.
   Но, когда началась великая война, когда перед миллионами призванных на защиту Родины и ее чести запасных встал страшный призрак смерти, заглохшие, забытые и запыленные храмы наполнились. Люди на папертях стояли на коленях, ожидая благословения священника. Люди, с детства не бывшие в церкви, жаждали исповеди и причастия. Аббаты и кюре, призванные в ряды армии рядовыми солдатами, по требованию полков исполняли обряды над умирающими, хоронили умерших, а для живых служили мессы. Сама жизнь внесла поправку в то, что было упущено. Люди, готовившиеся к смерти, жаждали услышать великое слово о том, что смерти нет и что смерть тела за Родину дает бессмертие души. В эти годы войны не говорили, что быть священником sale metier - грязное ремесло. Но, напротив, жаждали молитвы и утешения...
   В государстве, отрицающем не только Бога, но и идею Родины, каким является Советская республика, совсем не остается моральных средств влиять на солдата. Вот что пишет в июле 1927 года, человек, близко наблюдавший жизнь красной армии:
   "Дисциплина есть, но она поддерживается не любовью к службе, не гордостью защитников революции и демократии с прибавлением всей малопонятной красной словесности, а только страхом перед репрессиями и ссылкой, которая теперь часто применяется. Полная индифферентность к своим обязанностям, а подчас и предательское к ним отношение с точки зрения служебных требований царят среди рядовых красноармейцев, и ясно, что никакая определенно коммунистическая идея за или против войны не расшевелит их на активность."
   Красноармейская памятка учит:
   "- Долой любовь к ближнему, нам нужна ненависть. Мы должны уметь ненавидеть. Только этой ценой мы завоюем вселенную.
   - Религия и коммунизм несовместимы ни в теории, ни на практике.
   - Мы ненавидим христиан. Даже лучшие из них должны рассматриваться, как наши худшие враги. Они проповедуют любовь к ближнему и милосердие, что против наших коммунистических принципов. Христианская любовь есть помеха развитию революции.
   - Мы покончили с земными царями, займемся теперь царями небес..."
   Эти призывы не новы. Они заимствованы из еврейского Талмуда.
   "- Не жалей их (христиан), - значится в книге раввина Маймонида, Гильхош Акум Х.И. - Написано: не жалей их. Так, видя, что акум (христианин) погибает, - тонет, например, - не подавай ему помощи. Если ему угрожает смерть - не спасай."
   В книге Мехильта, в главе Бешалях написано:
   "- Лучшего из гоев (христиан) умертви, лучшей из змей раздроби мозг."
   В книге Софорим сказано: "справедливейшего из неверных лиши жизни".
   Это учение ненависти плохо прививается красноармейцам, особенно вышедшим из крестьянской семьи, где в течение тысячи лет звучала проповедь любви к ближнему. Поэтому красноармейцу внушается страх самых ужасных для него последствий поражения. Ему говорят, что всякий, кто победит красную армию, будь то белая армия или иностранные войска, круто повернет все. к "старому режиму". Этот "старый режим" рисуется самыми мрачными чертами. От крестьян -де отнимут землю, сделают их крепостными, рабами помещика, рабочих закабалят на фабриках, голодом и побоями заставят работать более двенадцати часов в сутки. Эту мысль коммунисты внушают обществу с неумолимой последовательностью и жестокостью. Не так давно в красноармейской казарме был такой случай. Красноармеец в присутствии политического комиссара сказал:
   - Раньше-то лучше было!
   Комиссар выхватил револьвер и со словами:
   - Тебе прежнее больше нравилось, так вот тебе! - уложил его на месте.
   Все духовное запретно для красноармейца. У него нет ни воспоминаний о славном прошлом, ни надежды на светлое будущее. Жизнь - это сегодняшний день. Живи и радуйся им. Если тебя погонят на войну или в карательную экспедицию, там тебе все позволено. Бери, грабь, насилуй женщин, обжирайся, упивайся вином, - ты победитель, тебе все можно. В этом смысл войны. За это ты платишь страданиями и жизнью. Если повернешь - комиссар тебя пристрелит. Если побежишь - свои пулеметы по тебе хватят. О будущей жизни не думай: ее нет.
   В Петербурге устроен крематорий. Красноармейцев водят туда, чтобы показать, как сгорает человеческое тело и ничего не остается. Значит, и души нет. Широко публикуются опыты скрещивания человека с обезьяной, вовсе не в научных целях, а только для того, чтобы сокрушить библейское сказание о сотворении мира, чтобы вытравить понятие о Боге и душе.
   Все это достаточно глупо, но на психологическую толпу глупость действует всего сильнее.
   Коммунистическая власть устраивает перед многолюдной толпой, толпой в несколько десятков тысяч человек, показ ные маневры. Пускают газы, мечутся люди в противогазовых масках, скрипя и гремя движутся танки, в небе реют аэропланы, крадутся в дымовой завесе цепи, скачет конница, тянут громадные пушки. Все это так нелепо поставлено, что с военной точки зрения это недостойный балаган. Но балаган этот действует на толпу, он внушает ей представление о советской мощи и о непобедимости красной армии.
   В толпе говорят: "Разве при царях нам это показывали? Разве при царях мы такое видали?"
   Коммунисты - большие знатоки психологии толпы.
   Они неустанно внушают обществу порабощенной ими России, что они непобедимы, что их армия великолепна, что если бы они были побеждены, то все те, кто теперь имеет землю, потеряют ее, понесут наказание за все совершенное, и этот внушаемый массе страх ответственности и еще худшего будущего заставляет ее терпеливо сносить все ужасы настоящего.
   Красноармеец воспитывается исключительно страхом. Это не Фридриховское - "надо, чтобы солдат боялся палки капрала больше, чем пули неприятеля". Это - поставление красноармейца перед выбором: "Пойдешь вперед - может быть, смерть, а может быть и вывернешься как-нибудь. Не пойдешь - смерть наверняка".
   Мы не можем себе представить, какой страшный, беспросветный мрак, какой неистовый ужас царят в красноармейской душе. Это такая пустота, которую не зальешь никаким самогоном, не заглушишь никакими насилиями над женщинами, никакою гульбою. Их новые песни грубы и дики; их развлечения низменны, впереди у них ничего. Будущего нет. Их слава - темная, кровавая слава, без лучезарного слияния со светлой славой их предков, без оправдания в будущем. В этом кроется мужество многих из них и их военная сила. Это мужество отчаяния, это сила страшного своей пустотой сознания: "ничего больше не остается делать, как сражаться и умирать". Это состояние духа красноармейской массы отлично, резко и точно изображено в книге советского писателя Бабеля "Конармия".
  

Приемы воспитания в красной армии

  
   В самих приемах военного воспитания коммунисты не придумали нового. Они использовали старые способы влияния на человеческую душу: религию, патриотизм, знамя, лозунги, форменную одежду, сомкнутый строй, музыку, пение, внешность начальника.
   Их религия - "Ленинизм". Заветы "Ильича" - их заповеди.
   В старой Русской казарме в каждом помещении роты, эскадрона, сотни, батареи и команды, в красном почетном углу был более или менее богато украшенный образ святого, покровителя роты. Перед ним горела лампадка, стояло паникадило, и солдаты возжигали по праздникам свечи. Когда солдаты старой Императорской Армии получали свое скудное жалованье, они бросали медяки на поставленную фельдфебелем тарелку - "на ротный образ". Вечером к нему лицом обращалась рота, и перед ним пели "Отче наш" и "Спаси Господи люди Твоя". Две трогательные молитвы. Без них было бы тяжело солдату проститься с тяжелым трудовым днем.
   Теперь в каждом помещении красноармейской казармы есть свой "Ленинский уголок". Он задрапирован красным кумачом, там стоит бюст Ленина или висит его портрет, лежат коммунистические брошюры, висят плакаты с "заветами Ильича". Там собирают Русских крестьян и рабочих, учат петь Интернационал и молиться новому богу злобы и ненависти - Ленину. А попробуй кто не помолиться? Эти уголки видали кровавые расправы и трупы, лежащие перед изображением "апостолов коммунизма".
   Вместо патриотизма - общемировой рабоче-крестьянский союз с алым знаменем и двумя символами сокрушительной работы - серпом, снимающим другими посеянный урожай, и молотом, сокрушающим и раздробляющим другими построенные здания.
   Все в красноармейском ритуале направлено к тому, чтобы поразить ум, парализовать волю и завладеть чувством красноармейца.
   Политический комиссар... Откуда только набирают большевики эти отвратительные, большей частью нерусские хари со сбритыми усами и со всеми признаками вырождения для внушения страха красноармейцам? В кожаной шапке "комиссарке" с алой звездой, в кожаной куртке, в кожаных штанах, с двумя, тремя тяжелыми револьверами на поясе и за поясом - Маузерами, Парабеллумами или Наганами - он одним своим видом, одною своею громадною властью подавляет воображение красноармейца и доводит его до гипноза. Этот "политком" влияет не только на серую массу призывных, но и на молодых краскомов и на самих начальников.
   За ним стоит таинственная сила коммунистической ячейки и вся система сыска и доносов...
   Это такая страшная психология, что кто ее не пережил, тот ее не поймет.
   Франтоватые, в рубашках с косыми, под стрелецкие нашивками, в красных галиффе краскомы, расшитые по воротнику и рукавам золотыми и алыми звездами, квадратами и ромбами, грубые и фатоватые - "товарищи командиры", с которыми красноармеец никогда не знает, где кончается панибратство, когда можно ходить "в обнимку" с товарищем командиром, и где наступает страшное "молчать - не рассуждать", каждую минуту могущее кончиться смертью, - загадочны, непонятны и страшны красноармейцу.
   Мы не ошибаемся, если скажем, что красная армия живет как бы в гипнозе вечного страха перед своим начальником.
   В этом гипнозе она готова исполнять малейшее желание своих вождей. Ее сбивают на митинги. На этих митингах она выносит самые бессмысленные постановления. Она жжет чучела, изображающие Черчилля и Чемберлена, жалует званием "почетного красного рулевого" рабочего-металлиста Ворошилова, избирает почетным казаком Оренбургского казачьего войска Лейбу Бронштейна.
   Как зачарованная дьявольским внушением толпы, красная армия невменяема и податлива ко внушению. Когда кончится это внушение, когда распадутся эти чары, она сама ужаснется тому, что она наделала, она будет жадно искать пути к исправлению и этот путь уже смутно там намечается - путь национальной Русской России.
   Там, в этой отрезвевшей красноармейской толпе, потребуются весь разум офицера, весь запас знания, вся сила воли, все самое страстное чувство веры в Бога и любви к Родине, чтобы перевоспитать эту толпу и создать из нее опять славную Российскую Армию.
   В эти страдные, но и великие дни во весь рост, во всю высоту и величие встанет значение офицера, как вождя, начальника и воспитателя.
  

Воспитание офицера

  
   В современной армии с ее короткими сроками службы, с ее контингентами, составленными из людей самых различных убеждений, настроений и верований, в громадном большинстве с атрофированной верой в Бога и с неясным чувством любви к Родине, в этой армии, не желающей воевать, не любящей военной службы, смотрящей на нее, как на тяжелую, нудную и ненужную повинность, как на отрыв от своего дела и личного благополучия, - на офицера и сверхсрочного унтера ложится тяжелый труд перевоспитать всех тех, кого еще можно перевоспитать, и заставить повиноваться тех, кого перевоспитать невозможно.
   Страх наказания за неисполнение приказания, наказания, быстро следующего за проступком, налагаемого без суда, властью начальника, - иными словами, продуманно составленный дисциплинарный устав ложится в основание воинского воспитания всех армий. Но, как бы строг ни был дисциплинарный устав, везде дающий право начальнику употребить оружие для побуждения неповинующихся в исключительных случаях, он бессилен, если, с одной стороны, офицер не будет поставлен в такие условия, чтобы самая мысль о неисполнении его приказания не могла возникнуть в голове солдата, а с другой, сам он не будет уметь так держаться, чтобы одним своим видом внушать солдату повиновение.
   В грозные часы боя офицер должен уметь владеть собою, подавить в себе чувство страха и внушить своим подчиненным веру в себя.
   Это даст ему прежде всего глубокая, искренняя вера в Бога и в будущую жизнь. Тот офицер, который умеет так верить и внушить такую веру своим солдатам, всегда будет образцом доблести на любом посту, великом или малом. Таким был Суворов - такими были на последней войне доблестные герои Ахтырцы, братья Панаевы...
   Офицер должен быть военно-образованным человеком. Знание свойств всех видов оружия и современной техники и знание действий на войне и свойств всех родов войск, - иными словами, знание всей сложной военной техники, артиллерии, тактики и стратегии помогут офицеру разбираться в обстановке. Для него не будет ничего неожиданного и непонятного, а следовательно, и страшного. Знание военного дела поможет ему в бою толково работать, занять себя и своих людей, а следовательно, убрать докучную мысль о ранении и смерти. Знание даст ему уверенность в себе, то есть повысит его душевную напряженность, даст ему энергию для действия и укрепит веру в него его людей.
   Образованный, знающий офицер как в бою, так и в период мирного обучения будет влиять на своих солдат, будет авторитетом для них, и это облегчит ему овладение коллективной душой своей части, поможет ему внушить ей высокие идеалы мужества и храбрости.
   Без образования, без знания не может быть офицера. Одной храбрости мало.
   Офицер никогда не товарищ солдату, но всегда его начальник.
   Он может быть братом солдату, питать к нему чувство любви, какое питал, например, полковник Л. Гв. Гренадерского полка Моравский, ночью ходивший в секреты, чтобы своим присутствием ободрить и успокоить солдата, лежащего ночью в томительной неизвестности и вблизи от неприятеля. Он может и должен братски делиться с солдатом всем и помогать ему советом и словом ободрения. Он должен, как отец, заботиться о подчиненном, непрестанно о нем думая и опекая его, но он никогда не может и не должен становиться с кем в товарищеские, панибратские отношения. На этом и споткнулась красная армия. Она, объявившая, что краском является товарищем красноармейцу вне службы, десятый год не может наладить ни внутреннего порядка в частях, ни настоящей дисциплины. Если вечером в кинематографе или танцульке краском ходит обнявшись с красноармейцем и ухаживает за теми же девицами, то днем в казарме он слышит на замечание: "почему не подметена казарма?" ответ: - "сам подмети". А в бою ему приходится стрелять в спины, чтобы заставить идти вперед. В красной армии это уже учитывают и воен-мор-комиссар Ворошилов свое благодарственное письмо команде линкора "Марат" подписал уже не "с товарищеским приветом" и не "с коммунистическим приветом", но "с братским приветом".
   Генерал Ольховский в своей прекрасной брошюре "Воинское воспитание" рассказывает следующий поучительный случай.
   Командующий войсками Киевского военного округа генерал Александр Романович Дрентельн производил смотр полку. После смотра полку он принял приглашение на завтрак в офицерское собрание. Командир полка провозгласил тост за здоровье "Его Высокопревосходительства Командующего войсками генерал-адъютанта Дрентельна". В конце завтрака какой-то подпоручик, находившийся в размягченном душевном состоянии, подобном тому, в каком находился Купринский Ромашов во время церемониального марша, под влиянием смотра, ласковых слов начальника, музыки, речей и вина встал и воскликнул: - "Господа, выпьем еще раз за здоровье Александра Романовича"! - "Позвольте, позвольте! - остановил его Дрентельн. - Тут нет Александра Романовича. Я и в бане командующий войсками!" (П. Ольховский. "Воинское воспитание". Белград. Стр. 23.)
   То, что офицер всегда есть начальник, накладывает прежде всего тяжелую узду на самого офицера. Он никогда, вот уж именно даже и в бане, не должен забывать своего офицерского достоинства.
   Наш старый устав, титуловавший офицера "ваше благородие", "ваше высокоблагородие" - постоянно напоминал этим и подчеркивал моральное превосходство офицера и его обязанность благородно себя вести, благородно поступать, быть рыцарем.
   В силу этой же моральной обязанности офицера вести себя "по-благородному" в наш старый дисциплинарный устав был введен кодекс об офицерском суде чести, допускавший узаконенные дуэли. Этим способом и солдатам, и офицерам указывалось, что для офицера честь (невесомое) дороже жизни (материального, весомого).
   Отсюда один шаг к очень сложному и острому вопросу - о ношении форменной одежды, мундира вне службы.
   Защитники ношения штатского платья вне службы обыкновенно говорят, что это дешевле. Неправда. Прилично одеваться в штатское платье стоит много дороже, чем быть хорошо одетым в военном платье. Кроме того, надо уметь носить штатское платье, надо следовать моде, а на это у офицера нет ни времени, ни средств. Причина ношения штатского платья офицерами другая. Это грозная, страшная, неохотно признаваемая причина, заключающаяся в желании оградить офицера от возможных эксцессов со стороны лиц, враждебно настроенных к государственной власти.
   Психологически это очень скверно. Заранее, еще до войны, до того момента, когда под влиянием страха за свою целость и жизнь, общество обратится в психологическую толпу, массе уже незаметно внушается мысль, что она что-то может сделать с офицером, что офицеру лучше не показываться среди нее в своей форме. Равно и офицеру тем самым внушается страх перед теми людьми, которыми ему придется командовать. Создается очень нездоровая атмосфера, развращающая толпу и дурно влияющая на офицеров. Мне лично пришлось видеть, как в Париже на улице Rivoli кондуктор автобуса ударил и вытолкал с площадки лейтенанта в форме. Публика была на стороне кондуктора, и было непередаваемо тяжело видеть побитого офицера, уходящего под смех толпы. В день похорон Жореса военному министру Франции пришлось бегом спасаться в Палату депутатов от криков, брани и угроз толпы. За это во дни войны придется некогда платить большою кровью, как уже пришлось заплатить Франции перед страшными Марнскими днями.
   Правильнее поступит то государство, которое, обязав офицера носить форму всегда и везде, воспитает свое общество в уважении к военному мундиру, оградит суровыми законами неприкосновенность мундира и даст право офицеру оружием защищать свою честь, в свою очередь обезопасив общество от злоупотреблений с обратной стороны.
   Мундир, отдание чести, "ты" при обращении к нижнему чину - все это так легко отметенное в дни революции как ненужные цацки, как "игра в солдатики", унижающая человеческое достоинство, - все это оказалось потом не таким простым, ибо во всем этом было то незаметное воспитание духа, без которого нельзя создать солдата.
   Когда так просто и легко сердечное "ты" мы заменили холодным "вы", следуя требованиям невменяемой толпы, - мы незаметно сделали офицера только начальником, но уже не братом или отцом.
   Я не буду долго касаться этого вопроса. Но я представляю себе покойного героя полковника Моравского. Ночью в осеннюю стужу он прокрался к своим часовым, лежащим в пятистах шагах от неприятельской цепи. Там охотники Иванчук и Сыровой, его фельдфебель и горнист. Как лучше сказать ему?
   - Иванчук, вам холодно? Вам страшно... Ничего... Я с вами. Или
   - Иванчук, тебе холодно... Потерпи, дорогой. Вместе потерпим...
  

Старший начальник

  
   Положение старшего начальника в современном бою нелегко. Бой раскинулся на многие версты. Старший начальник находится далеко от поля сражения.
   В былое время начальник к моменту атаки лично вел резервы к линии боя. Они шли с барабанным боем, с музыкой, с распущенными знаменами. У Наполеона крики: "Vive l'Empereur!", несшиеся по всем линиям, поднимали дух французской армии и понижали дух армии противника.
   Теперь это невозможно.
   Но начальник - психолог и в современном бою прибережет к моменту атаки несколько тяжелых и легких батарей, несколько десятков танков и броневиков, и в нужную минуту грозная музыка вдруг загремевших новых батарей подымет дух его войск и пони

Другие авторы
  • Чюмина Ольга Николаевна
  • Бунин Иван Алексеевич
  • Писемский Алексей Феофилактович
  • Котляревский Нестор Александрович
  • Чичерин Борис Николаевич
  • Минаев Дмитрий Дмитриевич
  • Губер Эдуард Иванович
  • Андреевский Сергей Аркадьевич
  • Шебуев Николай Георгиевич
  • Констан Бенжамен
  • Другие произведения
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Введение в философию. Сочинение... Карпова
  • Херасков Михаил Матвеевич - Освобожденная Москва
  • Страхов Николай Николаевич - Биография Федора Ивановича Тютчева. Соч. И. С. Аксакова. Москва, 1886
  • Щепкина-Куперник Татьяна Львовна - Переписка с М. А. Лохвицкой
  • Добролюбов Николай Александрович - История русской словесности
  • Кантемир Антиох Дмитриевич - (О переводе)
  • Горький Максим - От "врагов общества" - к героям труда
  • Станюкович Константин Михайлович - Одно мгновение
  • Фурманов Дмитрий Андреевич - И. А. Онуфриев. "Мои воспоминания из гражданской войны на Урале"
  • Кузминская Татьяна Андреевна - Моя жизнь дома и в Ясной Поляне
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
    Просмотров: 380 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа