ровопийцев наших, не бить? -
загорячилась будочница.
- Да, брат! влетает препорядочно-хорошо! - заключил Мымрецов - и
скрылся на улицу.
В это время в будку вошел человек лет тридцати, с доброй, но как будто
заспанной, отекшей физиономией. Он был в сером армяке с широким квадратным
воротником, лежавшим на спине; на шее виднелся ситцевый платок, туго
завязанный крошечным узлом. Армяк был подпоясан кушаком; походил он на
дьячка. Человек этот был застенчив и робок; добрые глаза мигали часто,
словно стыдились чего. За ним вошло еще двое.
- Доброго здоровья! - сказал армяк мещанину мягким и заискивающим
голосом.
- Здравствуй, друг! Ты Иван-то?
- Мы-с... Музыка требуется?
- Да, брат. Вот свадьбу затеяли...
- Дело доброе!.. Дай бог час!.. Конечно... Вам один инструмент
требуется?
- Да хоть и поболе - все одно. Что уж...
- Да на что вам поболе-то-с? Конечно, что звуку более - ну настоящего
увеселения не будет-с... Поверьте, так! Нам это дело вот как известно...
Тепериче, например, труба или опять генерал-бас - через них только рев
поднимается на балу, ну к танцу он не трафит; танец требует аккурату,
чтобы нога действовала в существе, но не то, что ежели мы забарабаним
очертя голову! В то время может произойти невесть что...
- Это так! - подтвердил мещанин.
- Поверьте, так! Мы на своем веку поработали довольно...
Мы знаем-с. Нет лучше, как скрипка: тихо, чудесно.... А за ценой мы не
постоим...
- А за ценой мы не погонимся! - прибавили два другие лица.
Костюмы этих лиц не отличались доброкачественостью.
Один из них, худенький и сухой человек лет сорока, был в чуйке,
старался быть гордым и держать себя в порядке. Другой был в сюртуке,
воротник которого терялся в каких-то тряпках, намотанных на шее. Сюртук
был засален и застегнут на верхнюю и нижнюю пуговицы; боковой карман
отдувался. Человек в сюртуке имел широкое рябое лицо, выражавшее
равнодушие и весьма покойное состояние духа; лицо это очень походило на
тарелку с кашей, густо намазанной маслом.
- Что же, - спросил мещанин, - и эти молодцы по музыкальному мастерству?
- Н-нет-с! - умильно отвечал армяк. - Нет-с, они этому не учены...
- Мы не учены...
- Мы только что вместе ходим-с! - продолжал армяк. - У нас, значит,
общее, собственно по бедности. Так как, оставши без куска хлеба, - куда я
денусь? которые были по оркестру товарищи, еще при барине, - тоже
разбрелись... Струменту не было... с рукой тоже не хотелось, а кормиться
надобно... Ну вот попался добрый человек, Петр Филатыч, дай бог им
здоровья, инструмент свой доверяют...
- Это точно, что справедливо он говорит! - подавшись вперед, произнес
человек в сюртуке. - Потому эту скрипку мне один помещик подарил, как,
значит, из послушников монастырских выбыл я...
- Каким же манером в монастырь-то угодил?
- Да, собственно, таким манером, что ружье у одного приятеля моего
было... - спокойно объяснял сюртук. - Раз он, приятель-то,
баловался-баловался этим ружьем - "эй, говорит, берегись, застрелю!"
Шутил. Я думаю, ты шути-шути, а тоже пулею какою двинешь, не оченно чтобы
превосходно будет.
Взял да и заслонился рукой. А он как брякнет! Да два пальца мне и
отшиб... Извольте посмотреть! Ну, судить. Что, что такое? Ну, выгнали нас,
исключили. В училище духовном был я в ту пору... Входил я с прошением, так
и доступа мне не было...
Начальник случился робкий, увидал эту руку-то, например, в крови, -
"уведите его, говорит, он меня убьет!" Так я и пошел за разбойника...
Безрукий человек, куда ему? Думал, думал и вступил в обитель.
- Да, да, да!.. Ну, а из монастыря-то отбыл?..
- А из монастыря я по искушению отбыл... Мысли разные смущали.
- Бесы! - шепнул армяк и кашлянул.
- Ну их!.. Что ж, - неохотно произнес рассказчик. - Гласы были: "Что
ты, говорит, измождаешься?.. Лучше же ты утрафь отсюда... Птицы небесные,
и те, например..." Ну, я и того... Искусился, да и ушел. Через соблаз. А
оттуда, бог дал, к помещику одному мелкопоместному, детей учить: читать,
писать... Только помещик-то этот оченно пил. Придерживался.
Капиталу настоящего не было: душ всего шесть да собака борзая, а детей
куча, да и вино это самое... Я в то время ничего это не одобрял, да и
посейчас не лют; так, балуюсь. Ну, а тогда в компании-то с хозяином и
начал... Помаленьку да помаленьку...
Бывало, жена-то воет-воет, а мы - знай свое... В полночь рыбу затеем
ловить или в галок из окошка стрелять, это у нас во всякое время коротко и
ясно. Сколько раз тонули, чуть детей не перестреляли, - все сходило; а тут
вдруг и случись беда...
Напились мы с ним, с помещиком-то, однова, да и поехали вместе. Дорогой
начнись у нас спор, слово за слово, я рассерчал да как цапну барина-то по
голове!
- За что?
- Да это мне и тепериче неизвестно... Цапнул я его, а он и покатись,
покатился да и помер... Ну, дело затеялось, меня в тюрьму... После этого,
как, значит, я себя на отделку замарал, - нету мне пропитания: никто не
берет, боятся: "он, говорят, убьет!" Некуда мне деться; взялся за скрипку,
думаю: обучусь...
Жена помещикова еще скрипку-то не отдавала: "Ты, говорит, мужа убил...
Нам самим есть нечего... Нам самим скрипка нужна..." Не отдает! Ну,
кое-как я ее отбил, да вот и пускаю в прокат... Скрипка хорошая...
- Скрипка хорошая! - подтвердил серый армяк, - только что щелочка...
- Ну что там щелочка? - возразил сюртук. - Авось я знаю... Кажется,
своими руками ее заклеил.
- С этими щелками да скрипками, - прибавила будочница, - вы у меня,
черти этакие, целое полотнище из юбки выдрали!.. Ох, музыканты!
- Щелочки той и помину нет, что ты! - продолжал сюртук.
- Да что ж я? - робко зашептал армяк... - Али я чтонибудь?
- Это, брат, скрипка итальянская!
- Я говорю, скрипка превосходная, что вы! Петр Филатыч?.. Так вот-с, -
обратился армяк к мещанину: - скрипка ихняя, а струны Иван Ларивоныч от
себя держат.
- Моя часть - струна! - сказал сухой и сердитый человек... - Мы,
милостивый государь, струну держим дорогую, но не какую-нибудь собачью
дрянь, позвольте вам заметить... Потому, нам нельзя как-нибудь!.. Ежели я
только что и дышу струною, так уж я должен, чтобы она в полном звуке
была...
Так или нет-с? Положим, что я теперь во временной нужде; потому мне
надо господина Приглотова дождаться, я у него сейчас буду тыщу рублей
получать... Я его на руках своих вынянчил, он не забудет старика, потому
это против бога... А что с этими пьяницами мне долго не возиться, - это я
вам верно говорю...
Старик с гордостью и даже ожесточением произносил свою речь,
презрительно посматривая на своих товарищей.
- С этими пьяницами не нажить мне долго... Я этого не люблю... Я знаю
порядок... Я этим не нуждаюсь...
Гордость и презрение, слышавшиеся в этих словах, почти обидели
мещанина, тоже с гордостью приготовлявшегося устроить трагическую свадьбу
с музыкой... Среди раздраженной речи поставщика струн мещанин поднялся и
сказал:
- Ну так как же?
- Да как прикажете! - снова заговорил армяк. - Сейчас - сейчас готовы;
завтра - завтра. Как угодно.
- Ну там скажемся. Ладно. Только чтобы уж аккуратно было... Свадьба
хорошая...
- Само собой!.. Так мы трое, значит, и прибудем-с... Я для музыки,
собственно для искусства, ну, а они так... Пирожка там, чего-нибудь...
- Мы для пропитания! - прибавил сюртук.
Мещанин сторговался и ушел.
VI
Спустя несколько времени происходила свадьба.
В запотелые стекла любопытные зрители могли видеть внутренность лачуги,
битком набитой гостями. Среди всеобщего молчания суетились какие-то
женщины, поднося водку и поминутно раскланиваясь, в отдалении слышались
звуки настраиваемой скрипки и мелькала фигура ее владельца с пирогом в
руке и за щекой. Видно было также, как полупьяный кондитер, сидя на
диване, притягивал к себе молодую жену, старавшуюся уйти от него; упругий
стан ее неохотно покорялся его ласковым объятиям, и грустное лицо чуть не
плакало, но всетаки улыбалось. Невеста наконец вышла в другую комнату и
залилась слезами; несколько пожилых женщин принялись ее утешать.
- Что ты? что ты, родимая? Ты подумай, какой человек...
Одно - кондитер...
- Больной... и нога... увечный!.. И ухо болит!..
- Ухо? Ах ты, касатка моя! Да ты пройди весь свет - такого уха не
найдешь!..
- Нет, нет...
- Ну, а ежели и болит, эко беда какая!.. Уж и заболеть нельзя! Скажите
на милость!.. Ты бы и не думала об этом. А уж ежели не нравится, возьми да
отвернись...
- Отвернись, а он изобьет!
- Ни-ни-ни! Ни боже мой!.. Не такой человек! Простонапросто попроси у
него позволенья, тихо, благородно: "Позвольте, мол, Иван Капитоныч, с краю
мне... Уж знаю, мол, что это непорядок! ну, что будешь делать -
приучена!.. И сама, мол, не рада, ну не могу!.." Ни-ни-ни!.. Слова не
скажет! что ты?
Ведь ишь ты что... Ах ты! голубка моя! уж и смех же с вами, с
девушками...
В это время серый армяк с отчаянною быстротою заиграл какую-то пьесу.
Скрипка и струны были не особо звучны: они напоминали не звучное и не
стройное, но визгливое и раздирающее душу причитанье старухи.
Общество расшевелилось и зашумело.
- Эй, бабы-ы! - кричал подгулявший кондитер. - Жену чтоб сюда!..
Супругу!.. Это почему такое?
Прислушиваясь к свадебному бушеванью, Мымрецов стоял на крыльце будки,
рядом с алебардой, и, должно быть, ей поверял свои одинокие разговоры.
- По какому случаю шум? - бормотал он. - Мы не допущаем, ежели,
например...
Но мы уже знаем, что "не допущает" Мымрецов, и не будем потому
досказывать историю свадьбы, которая и женихом, и невестой, и
драматическими солистами оркестра, кажется, сулит ему большую практику в
самом скором будущем.
Успенский Г. И.
У77 Нравы Растеряевой улицы; Рассказы. - М.: Худож. лит., 1984. - 302
с. (Классики и современники. Русская классич. лит-ра)
В сборник произведений выдающегося русского писателя Глеба Ивановича
Успенского (1843 - 1902) вошел цикл "Нравы Растеряевой улицы" и наиболее
известные рассказы, где пытливая, напряженная мысль художника страстно
бьется над разрешением вопросов, поставленных пореформенной российской
действительностью.
4702010100-005 У 028(01)-84
КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ
Русская классическая литература
ГЛЕБ ИВАНОВИЧ УСПЕНСКИЙ
Нравы Растеряевой улицы
Рассказы
Редактор Е. Дворецкая
Художественный редактор В. Серебряков
Технический редактор Л. Витушкина
Корректоры Г. Володина и Н. Гришина
ИБ 3268
Сдано в набор 18.04.82. Подписано в печать 14.11.83. Формат 84х108
1/32. Бумага книжножурнальная. Гарнитура "Тип-тайме". Печать офсетная.
Усл. печ. л. 15,96. Усл. кр.-отт. 16,59.
Уч.-изд. л. 18,22. Тираж 1000000 (2 завод 200001 - 400000 экз.) экз.
Изд. 1-1087. Заказ 328. Цена 1 р. 50 к.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство "Художественная
литература". 107882, ГСП, Москва, Б-78, Ново-Басманная, 19.
Можайский полиграфкомбинат Союзполиграфпрома Государственного комитета
СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 143200, г.
Можайск, ул. Мира, 93.
PCR Pirat