Вересаев Викентий Викентьевич - Ю.Фохт-Бабушкин. В.В.Вересаев - легенды и реальность

  

  

  

   Ю.Фохт-Бабушкин

  

  

  В.В.Вересаев - легенды и реальность

  ------------------------------------

  Сочинения в четырех томах. Том I. Повести. В тупике: Роман.

  М.: Правда, 1990. Составление Ю.Фохт-Бабушкина.

  Иллюстрации художника И.И.Пчелко.

  На фронтисписе: портрет В.В.Вересаева работы Г.С.Верейского.

  OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru, http://zmiy.da.ru), 03.02.2005

  ------------------------------------

  Словно из заключения возвращаются к нам теперь многие творения русских писателей - А.Платонова, Е.Замятина, Б.Пильняка, Б.Пастернака, А.Ахматовой, В.Гроссмана, В.Дудинцева... Некоторые их произведения были изолированы от общества сразу же, едва они появились на свет, другие успели пожить какое-то время на свободе и даже оставить по себе след.

  Через пятьдесят с лишним лет возвращаются из небытия и роман В.Вересаева "В тупике", и его "литературные монтажи" - "Пушкин в жизни" и "Гоголь в жизни", не издававшиеся с 1930-х годов. Изъятие из богатств нашей культуры таких книг, как "В тупике" или "Пушкин в жизни", - непростительная расточительность, она сродни тому безжалостному уничтожению памятников русской культуры, на защиту которых встает ныне общественность.

  Вокруг творчества В.Вересаева накопилось довольно много легенд, одни из них созданы литераторами, другие - читателями, но все они очень живучи. Среди них - литературная молва о контрреволюционном пафосе романа "В тупике" и о кощунственном покушении на русскую святыню - А.С.Пушкина, великий образ которого В.Вересаев якобы пытался развенчать, рассказав "правду" о его неприглядном человеческом облике (а на "Гоголя в жизни" тень падала уже из-за сходства названия и жанра). Почему-то при этом не казалось странным, что В.Вересаев, долгие годы делом способствовавший приближению революции, вдруг, когда она произошла, стал ее противником. И уж вовсе необъяснимо "стремление" В.Вересаева осквернить Пушкина, если вспомнить, что на вопрос о своих литературных учителях он неизменно отвечал: "Моя классическая триада: Пушкин, Лев Толстой, Чехов".

  На самом деле и роман "В тупике" и "литературные монтажи" о Пушкине и Гоголе вовсе не были неожиданной агрессией против революции и национальных святынь, а, наоборот, очень органичны для творчества В.Вересаева. Чтобы понять концепцию этих книг, надо вернуться к истории вересаевского творчества. Кстати, именно ради того, чтобы читатель получил ясное представление об основных вехах исканий В.Вересаева, о его взглядах на литературу и долг художника, в это издание включена "цепь... повестей, отражающих душевную жизнь "хорошей" русской интеллигенции", как обозначил он в "Записях для себя" основную линию своего творчества. А в автобиографической справке и лекции "Что нужно для того, чтобы быть писателем?", которыми открывается это издание, писатель сказал немало сокровенного о себе и своем литературном труде. Текст лекции тоже не публиковался ровно шестьдесят лет.

  

  

  

  

  * * *

  Редкое творческое долголетие выпало на долю В.Вересаева. Ему не было и девятнадцати лет, когда 23 ноября (5 декабря) 1885 года журнал "Модный свет" напечатал его стихотворение "Раздумье", и с тех пор вплоть до последнего дня своей жизни - 3 июня 1945 года, - он никогда не оставлял пера. Современник М.Салтыкова-Щедрина и В.Гаршина, В.Короленко и Л.Толстого, А.Чехова и М.Горького, он был и нашим современником, современником М.Шолохова, А.Твардовского, Л.Леонова... Крах народничества, три русские революции, русско-японская, империалистическая, гражданская и Великая Отечественная войны - таковы исторические вехи, которые определили судьбы вересаевских персонажей. Как говорил сам писатель в 1935 году на вечере, посвященном пятидесятилетию его литературной деятельности, прошлое не знало "ничего подобного тому бешеному ходу истории, подобно курьерскому поезду мчавшемуся, который на протяжении моей сознательной жизни мне пришлось наблюдать".

  Талант В.Вересаева был на редкость многогранен. Кажется, нет ни одной области литературного творчества, в которой бы он не работал. Он писал романы, повести, рассказы, очерки, стихи, пьесы, литературно-философские трактаты, выступал как литературовед, литературный критик, публицист, переводчик. Но, несмотря на долгую жизнь в литературе бурной эпохи социальных сломов, несмотря на многоплановость литературной деятельности, В.Вересаев - писатель удивительно цельный. Двадцати двух лет, 24 октября 1889 года, он записал в дневнике: "...пусть человек во всех кругом чувствует братьев, - чувствует сердцем, невольно. Ведь это - решение всех вопросов, смысл жизни, счастье... И хоть бы одну такую искру бросить!" Весь жизненный и литературный путь В.Вересаева - это поиски ответа на вопрос, как сделать реальностью общество людей-братьев. Оно неизменно оставалось тем идеалом, борьбе за который писатель отдавал весь свой груд, свой талант, всего себя.

  Мечта об обществе людей-братьев родилась еще в детстве, и первый ответ на вопрос, как ее достичь, дала семья.

  Викентий Викентьевич Смидович (Вересаев - это псевдоним писателя) родился 4 (16) января 1867 года в семье тульского врача, в семье трудовой и демократической. Его отец, Викентий Игнатьевич, воспитывал детей на лучших произведениях родной литературы, научил "читать и перечитывать" Пушкина и Гоголя, Кольцова и Никитина, Помяловского и Лермонтова. Политические же взгляды Викентия Игнатьевича были весьма умеренными. Либеральные реформы и истая религиозность - вот те средства, с помощью которых, по его мнению, можно было добиваться общественного прогресса. На первых порах сын свято чтил идеалы и программу отца. Жизнь будет легче, светлей и чище, думалось ему, когда люди станут лучше. А в моральном облагораживании людей могущественнейшими и единственными факторами являются труд и религия.

  В.Вересаев уже в гимназии чувствовал безоружность своих идеалов и в дневнике мучительно размышлял над вопросом: для чего жить? Он занимается историей, философией, физиологией, изучает христианство и буддизм и находит все больше и больше противоречий и несообразностей в религии. Это был тяжелый внутренний спор с непререкаемым авторитетом отца.

  Полный тревог и сомнений отправляется В.Вересаев в 1884 году учиться в Петербургский университет, поступает на историко-филологический факультет. Здесь он рассчитывает найти ответы, без которых жизнь бессмысленна. Поначалу В.Вересаев со всей самозабвенностью молодости отдается народническим теориям, с ними связывает надежды на создание общества людей-братьев.

  Но под впечатлением угасания народнического движения В.Вересаеву начинает казаться, что надежд на социальные перемены нет, и он, еще недавно радовавшийся обретенному "смыслу жизни", разочаровывается во всякой политической борьбе. С головой уходит студент В.Вересаев в занятия и пишет, пишет стихи, прочно замкнутые в кругу личных тем и переживаний. Лишь здесь, в любви, думается ему теперь, возможна чистота и возвышенность человеческих отношений. Да еще в искусстве: оно, как и любовь, способно облагородить человека.

  В эти годы достигает сокрушительной силы сатира М.Салтыкова-Щедрина, своими очерками о деревне протестует против бесправия народа Глеб Успенский, усиливаются обличительные тенденции в творчестве В.Гаршина, о стремлении даже самых последних бродяг к "вольной волюшке" рассказывает В.Короленко. Но многие из тех, кто еще вчера увлекался народническими идеями, впадают в растерянность, отказываются от общественной борьбы, ищут забвения в поэтических грезах Н.Минского и С.Надсона, популярность которых стремительно растет.

  В 1888 году, уже кандидатом исторических наук, В.Вересаев поступает в Дерптский университет, на медицинский факультет. "...Моею мечтою было стать писателем; а для этого представлялось необходимым знание биологической стороны человека, его физиологии и патологии; кроме того, специальность врача давала возможность близко сходиться с людьми самых разнообразных слоев и укладов", - так позднее в автобиографии объяснял В.Вересаев свое обращение к медицине. В тихом Дерпте, вдали от революционных центров страны, провел он шесть лет, занимаясь наукой и литературным творчеством, по-прежнему охваченный мрачными настроениями.

  Напряженная духовная жизнь, поиски смысла человеческого бытия и своего места в нем очень рано - по сути уже в детстве - отодвинули у В.Вересаева на второй план обычные мальчишеские развлечения. Если первые опыты девятилетнего гимназиста, пытавшегося сочинять сказки, еще были скорее литературной шалостью, то через пять лет, подростком, страстно увлекшись поэзией, он связывает с литературой все свои планы на будущее. Много пишет и много читает, стремясь овладеть "секретами" творчества. В гимназические и первые студенческие годы им было написано около восьмидесяти оригинальных стихотворений и переведено свыше сорока поэтических произведений И.Гете, Г.Гейне, Ф.Шиллера, Т.Кернера, Ф.Горация и др. Время от времени юноша посылал свои стихи в редакции журналов, но неизменно получал отказ, стихи не печатали. Однако первое увидевшее свет стихотворение было одновременно и одним из последних. Вскоре после появления в печати "Раздумья" В.Вересаев записывает в дневнике: "...Во мне что-то есть, но... это "что-то" направится не на стихи, а на роман и повесть". В.Вересаев решительно обращается к прозе.

  В рассказах студенческого периода ("Загадка", "Порыв", "Товарищи" и др.) тему борьбы за человеческое счастье, за большого и прекрасного человека, борьбы со всем, что мешает утвердиться такой личности в жизни, В.Вересаев поначалу, как и в своих стихах, трактует с позиций лишь морально-этических. Но ааявленная в ранних рассказах тема судеб русской интеллигенции, ее заблуждений и надежд получает вскоре новое решение - писатель заговорил об общественном "бездорожье". "Без дороги" (1894) - это повесть о поколении, "ужас и проклятие" которого в том, что "у него ничего нет". "Без дороги, без путеводной звезды оно гибнет невидимо и бесповоротно..."

  Повесть написана в форме исповеди-дневника молодого врача Дмитрия Чеканова, тщетно пытающегося претворить в жизнь свои мечты о служении народу. Он отказался от научной карьеры, от обеспеченного и уютного дома, бросил все и пошел на земскую службу. Земское начальство, однако, невзлюбило гордого и независимого доктора, и он "должен был уйти, если не хотел", чтобы ему "плевали в лицо..."

  Больной туберкулезом, сломленный и растерявшийся, мечется Чеканов по жизни, не находя применения своим силам. И когда газеты принесли весть о катастрофическом распространении холерной эпидемии, он отправился на борьбу с нею. Чеканов уже не верит в народнические теории о "природной революционности русского мужика", о святой миссии интеллигенции, просветительная работа которой среди народа якобы может коренным образом улучшить его жизнь. Он просто истомился бессмысленным своим существованием, просто не мог сидеть сложа руки, когда темные и забитые трудовые люди России бедствовали. Но, несмотря на самоотверженную работу Чеканова, связанную с риском для жизни, народ в массе своей ни в коей мере не проникается гуманистическими идеалами честных интеллигентов, хуже того: он видит в них своих врагов. Избитый толпой, одинокий и отчаявшийся, герой умирает.

  Общество людей-братьев оставалось целью, к которой звал молодой писатель, но все предлагавшиеся русской действительностью начала 90-х годов средства изменения жизни были им категорически отвергнуты. В этом смысле он тоже остался "без дороги" в вслед за Чекановым мог бы воскликнуть: "Я не знаю! - в этом вся мука". Фраза из дневника В.Вересаева: "Истина, истина, где же ты?.." - стала в те годы лейтмотивом его жизни.

  Этой мыслью он жил в Дерпте, эта мысль не оставляла его в Туле, куда он приехал заниматься врачебной практикой после окончания Дерптского университета в 1894 году, с этой мыслью он отправился в том же году в Петербург, где поступил работать сверхштатным ординатором в Боткинскую больницу. В.Вересаеву необходимо было найти те реальные общественные силы, которые смогли бы претворить в жизнь его идеалы.

  Еще в повести "Без дороги" он рассказал о деревенском парне Степане Бондареве, тянущемся к знанию, ставшем первым помощником Чеканова во время холерной эпидемии. В.Вересаев видел, что и в среде интеллигенции появляется молодежь, которую, как и Чеканова, не удовлетворяют "малые дела", но которая верит, что истинная дорога есть, не отчаивается и упорно, страстно ищет эту дорогу. Такова Наташа. В финале именно Степан и Наташа стоят у постели умирающего Чеканова. Символика очевидна: будущее за народом и передовой интеллигенцией. Вместе с тем характерна одна деталь. Когда в 1892 году В.Вересаев заведовал холерным бараком на юге России, лучшим его помощником был шахтер Степан Бараненко, ставший прообразом Степана Бондарева. Но в повести он не шахтер, а "деревенский парень". Писатель продолжает считать крестьянство главным союзником революционно настроенной интеллигенции.

  Однако набиравшее силу рабочее движение в России не могло остаться вне поля зрения В.Вересаева, столь настойчиво искавшего тех, кто в состоянии построить общество людей-братьев. "Летом 1896 года вспыхнула знаменитая июньская стачка ткачей, поразившая всех своею многочисленностью, выдержанностью и организованностью. Многих, кого не убеждала теория, убедила она, - меня в том числе, - писал он в автобиографии. - "Общественное настроение было теперь совсем другое, чем в 80-х годах. Пришли новые люди - бодрые и верящие. Отказавшись от надежд на крестьянство, они указывали на быстро растущую и организующуюся силу в виде фабричного рабочего... Кипела подпольная работа, шла широкая агитация на заводах и фабриках, велись кружковые занятия о рабочими, яро дебатировались вопросы тактики". В пролетариате ему "почуялась огромная прочная новая сила, уверенно выступающая на арену русской истории". В.Вересаев отмечает в дневнике, что у духовной истории человечества две вершины: в искусстве - Л.Толстой, в науке - К.Маркс. Марксизм стал для него "самым дорогим... учением", как признавался он в одном из писем 1900 года.

  В.Вересаев был среди первых русских писателей, поверивших в революционеров-марксистов. В 1897 году он пишет рассказ "Поветрие" - своего рода продолжение повести "Без дороги". Та самая Наташа, которая растерянно задавала Чеканову вопрос "Что мне делать?", теперь "нашла дорогу и верит в жизнь". Для нее стали врагами и прекраснодушные интеллигенты вроде Сергея Андреевича Троицкого, и выродившиеся народники. Вместе с Наташей В.Вересаев приветствует развитие промышленности в России, вместе с нею он радуется: "Вырос и выступил на сцену новый, глубоко революционный класс".

  В.Вересаев активно сближается с людьми, делавшими революцию. Из весьма достоверных мемуаров писателя и его автобиографии известно, что он помогал агитационной работе ленинского "Союза борьбы за освобождение рабочего класса": в больничной библиотеке, которой заведовал В.Вересаев, был устроен склад нелегальных изданий, в его квартире "происходили собрания руководящей головки" организации, "печатались прокламации, в составлении их" он "сам принимал участие". Близко стоявший к революционным организациям В.Вересаев помог М.Горькому в конце 90-х годов наладить связь с Петербургским комитетом социал-демократической партии. Деятельность В.Вересаева обращает на себя внимание властей. В апреле 1901 года его увольняют из больницы, на квартире у писателя производят обыск, а в июне постановление министра внутренних дел запрещает ему в течение двух лет жить в столичных городах. Он уезжает в родную Тулу, где находится под надзором полиции. Но и там активно участвует в деятельности местной социал-демократической организации. Сближается с Тульским комитетом РСДРП, который возглавлялся рабочим С.И.Степановым (после Октября он был председателем Тульского губисполкома), врачом-хирургом П.В.Луначарским, братом А.В.Луначарского, и другими твердыми "искровцами", впоследствии, когда произошел раскол партии, ставшими большевиками. Ряд заседаний комитета проходил в доме В.Вересаева. Писатель помогал комитету деньгами, устраивал литературно-художественные вечера, денежные сборы от которых тоже шли на революционную работу. Департамент полиции установил тщательное наблюдение за В.Вересаевым, но, несмотря на это, он активно участвует в подготовке первой рабочей демонстрации в Туле, происшедшей 14 сентября 1903 года. По заданию комитета РСДРП он пишет прокламацию "Овцы и люди", ее разбрасывали во время демонстрации.

  Да и в его творчестве - в "Записках врача" (1895 - 1900), в повести "Два конца" (1899 - 1903) - симпатии явно на стороне революционно настроенных рабочих. А написанная в 1901 году повесть "На повороте" определенно свидетельствовала, что марксизм отнюдь не был для В.Вересаева "поветрием". Известная революционерка-народница В.Фигнер рассказывала, что политические заключенные Шлиссельбургской крепости из попавшей к ним повести "На повороте" узнали о надвигавшейся революции.

  Повесть написана в то время, когда В.И.Ленин развернул работу по созданию марксистской партии, призванной возглавить социалистическую революцию, когда В.И.Ленин вел жестокую полемику с умеренностью либералов, оппортунизмом бернштейнианцев, пытавшихся заменить революцию мирными экономическими реформами. И В.Вересаев своей повестью включался в спор политических направлений.

  Один из центральных героев, Владимир Токарев, пройдя через ссылку, отказывается от былых революционных убеждений, относя их за счет обычного безрассудства молодости. Лозунг борьбы за экономическое улучшение жизни народа, а фактически борьба "по возможности" и в обход коренных пороков самодержавной государственной системы вполне устраивает бывшего революционера. Слова о революционном деле теперь только прикрывают тайные мечты о благополучной и спокойной жизни. Дом "великолепных либералов" Будиновских становится идеалом Токарева. В этом есть своя закономерность. Исходные принципы их житейской философии едины: "хочется жить для одного себя" и "чтоб все это покрывалось широким общественным делом", не требующим "слишком больших жертв..." Но существование под флагом: "Ни герой, ни подлец", приводит Токарева к душевному опустошению, к попытке самоубийства.

  Основной полемический заряд повести направлен против откровенного ренегатства "экономистов" и обывательского благоразумия либералов. Однако картина эпохи, воссозданная писателем, куда шире: он дал характеристику разнообразным настроениям и веяниям в среде интеллигентской молодежи накануне 1905 года. В повести нарисована воистину панорама идейной борьбы тех лет.

  В начале века марксизм стал модой. В революцию хлынули люди, подчас мало подготовленные к практической политической работе. И для многих из них, кто не сумел найти свое место в революционной борьбе, жизнь оборачивалась тяжелейшим духовным кризисом, трагедией. Убивает себя Варвара Васильевна, которой когда-то "на минуту... показалось было, что что-то есть", почудился просветляющий душу "революционный прилив", "но это оказалось миражом". И она ищет забвения то в теории "малых дел", то в рассуждениях о спасительной роли могучей стихийности, способной увлечь человека на подвиги. Варвара Васильевна намеренно заражается сапом - смерть ей кажется единственным выходом из того тупика, в который она зашла. Духовно сломлен и другой герой повести - Сергей, не сумевший подняться выше анархического протеста.

  Писатель утверждает, что будущее не за Владимиром Токаревым и не за Варварой Васильевной или Сергеем, оно за такими, как Таня Токарева. Эта девушка из интеллигенции стала "пролетарием до мозга костей", - "с нею можно было говорить только о революции, все остальное ей было скучно, чуждо и представлялось пустяками". Таня рвалась в бой. Бой этот изображается писателем в аллегорической сцене грозы. Когда двинулись тучи, засверкала молния и послышалось "глухое ворчание грома", раскололась интеллигенция. "Я... устал, присядем", - заявил Токарев. - "Ну, что ж, присядем", - согласилась Варвара Васильевна. "И все сели". Только неугомонная Таня пыталась расшевелить "ползучих людей", боящихся "промочить ноги": "Вперед, господа, вперед!" И, увлекая за собой Шеметова и Сергея, Таня пошла "по дороге навстречу ветру". "Я хочу идти полным шагом, и плевать мне на все и на всех. Кто отстанет, догоняй..."

  Таня стремится к практической деятельности, к сближению с рабочими. Теперь уже идейные искания разных слоев интеллигенции безоговорочно оцениваются автором с позиции рабочего-революционера. "Сильный своею неотрывностью от жизни", Валуев изображен в прямой и открытой схватке с колеблющейся и растерявшейся интеллигенцией. После встречи с ним Токарев ощущает "смутный стыд за себя". Даже Таня признает его превосходство.

  Как художник В.Вересаев испытывал заметное влияние И.Тургенева, А.Чехова, Л.Толстого, однако в отличие от них считал, что искоренить существующее общественное зло способна лишь пролетарская революция. Ставкой на революцию он решительно отличался и от многих писателей - своих сверстников; И.Бунина, А.Куприна, Л.Андреева.

  В начале века неизменно ставились рядом два имени - М.Горького и В.Вересаева, двух "властителей дум русского читателя", художников одной и той же "школы и закваски", как писала, например, газета "Россия" 4/17 апреля 1900 года. Громкая слава В.Вересаева, которой, по его собственным словам, "никогда не имели многие писатели, гораздо более меня одаренные" ("Записи для себя"), - не случайная прихоть литературной моды. Русскому обществу, шедшему в страстной идейной борьбе к своей первой революции, остро необходим был именно такой писатель, как В.Вересаев, чутко ощущавший биение пульса общественной жизни.

  Сближение М.Горького и В.Вересаева произошло на рубеже двух веков. Еще в 90-е годы М.Горький отметил тяготение В.Вересаева к острейшим социальным проблемам дня, уловил созвучность настроений автора "Без дороги" и "Конца Андрея Ивановича" некоторым собственным настроениям. М.Горький включает произведения В.Вересаева в издания, в которых сам принимает участие, привлекает к сотрудничеству в издательстве "Знание", объединившем наиболее прогрессивных русских писателей. В.Вересаев, в свою очередь, признавался, что отношения о М.Горьким ему "страшно дороги". Вероятно, эти годы прежде всего и имел в виду М.Горький, когда четверть века спустя писал В.Вересаеву: "...всегда ощущал Вас человеком более близким мне, чем другие писатели нашего поколения. Это - правда. Это - хорошая правда; думаю, что я могу гордиться ею".

  Понимая, что только революция может избавить Россию от пут царизма, В.Вересаев вместе с тем сомневался в подготовленности народа к строительству нового мира. Писателю думалось, что марксисты-ленинцы идеализируют человека. В.Вересаев радовался, замечая, сколько в людях самопожертвования, героизма, человеколюбия; он убежден: эти лучшие качества будут развиваться. Но пока в человеке еще сильны животные начала, а с другой стороны - цивилизация и рожденная ею рассудочность подавили в нем многие здоровые инстинкты, данные природой. Сегодня человек слишком несовершенен, чтобы в ближайшем будущем построить общество людей-братьев. Требуется время и немалое на "усовершенствование" людей. Так казалось В.Вересаеву.

  События 1906 года поначалу властно захватили его. Писатель было совсем уже отказался от своих недавних сомнений. В заключительных главах записок "На японской войне" (1906 - 1907) он рассказал, как революция преображала жизнь. А по возвращении на родину из Маньчжурии с полей русско-японской войны В.Вересаев задумывает повесть о 1905 годе. Но поражение революции усилило его опасения. Причину неудачи он увидел в том, что восставший народ не умел распорядиться переходящей о его руки властью: едва почувствовали люди свободу, как в них проснулся "потомок дикого, хищного зверья".

  И В.Вересаев оставляет повесть о 1905 годе, он пишет другую повесть - "К жизни" (1908). В автобиографии, оценивая этот период своего творческого пути, он подчеркнул: "...отношение мое к жизни и задачам искусства значительно изменилось. Ни от чего в прошлом я не отказываюсь, но думаю, что можно было быть значительно менее односторонним".

  Что же осталось неизменным в его мировоззрении, а что появилось нового? Несомненно, повесть "К жизни" очень типична для В.Вересаева - это еще одна страница в создававшейся им летописи исканий русской интеллигенции. Прочная связь с предыдущими произведениями подчеркнута даже такими деталями: действие происходит в том же Томилинске, где разворачивались события повести "На повороте", читатель вновь сталкивается и с некоторыми ее персонажами - председателем земской управы Будиновским и бывшим ссыльным революционером, а ныне директором слесарско-томилинского банка Токаревым. Да и Наташа здесь, похоже, та самая, с которой мы познакомились в повести "Без дороги" и рассказе "Поветрие". Она печатает прокламации, выступает на митингах, словом, полностью отдалась революционной работе.

  Но еще больше связывает повесть "К жизни" со всем предшествующим творчеством В.Вересаева отношение писателя к борющимся в России социальным силам и политическим партиям. Он с сарказмом рисует кадетов, черносотенцев, либералов. Высмеивает манерничающих декадентов, за изящной фразой которых, намеренно далекой, казалось бы, от социальных бурь, нередко скрывается хищник-эксплуататор. Злобной собственницей оказывается в итоге "прекрасная" Катра, едва крестьяне заявили о своих правах на ее помещичье достояние.

  Симпатии В.Вересаева, бесспорно, на стороне восставших рабочих, крестьян и революционно настроенной интеллигенции, отстаивающей интересы трудового народа.

  Однако ему теперь кажется, что надежда достичь общества людей-братьев о помощью прежде всего классовой борьбы, социальной революции - это излишне узкий взгляд. Поиски В.Вересаевым нового "смысла жизни" олицетворяет главный герой повести Константин Чердынцев, от лица которого ведется рассказ. В 1905 году он, не щадя себя, шел с восставшим пролетариатом. Но революция потерпела поражение, и растерявшийся Чердынцев мучительно размышляет о причинах неудачи, хочет понять, зачем и как жить дальше. И приходит к выводу, что теоретики и практики пролетарского движения недооценивают роль природного, биологического в человеке, на мироощущение которого в равной мере влияют и социальные обстоятельства жизни и иррациональные силы его души. "Там, глубоко под сознанием, есть что-то свое, отдельное от меня... в глубине души у каждого лежит, клубком свернувшись в темноте, бесформенный хозяин... Могучий Хозяин моего сознания, он раб неведомых мне сил". Чтобы быть счастливым, человеку необходимо научиться побеждать своего Хозяина, то есть темные инстинкты. И помочь в этом больше всего может "живая жизнь": умение радоваться пустяку повседневности, занятия физическим трудом, общение с вечно юной природой. Культивируя эту "живую жизнь", человек и будет нравственно совершенствоваться. Все это сильно отдавало толстовством.

  Нет, Чердынцев вовсе не отказывается от революции: "О, я верю и знаю, воротятся волны, взмоют еще выше и падут наконец проклятые твердыни мира". Да и разрыв его с Катрой во многом объясняется тем, что герой остается верен идеалам освобождения народа от эксплуатации. Однако успех этой борьбы будет зависеть не только от социальной революции, но и от того, насколько людям удастся, проникнувшись идеями "живой жизни", духовно вырасти.

  Персонажи повести оцениваются именно в этих позиций. Не мог победить своего Хозяина Алексей и под тяжестью темных инстинктов гибнет - кончает с собой. В отличие от Алексея Иринарх научился радоваться жизни, но совершенно равнодушен к идеям о ее социальном переустройстве - и герой осуждается автором как обыватель. Точно так же несостоятельным оказывается Турман, который, напротив, весь поглощен революционной борьбой, но пренебрегает "живой жизнью". Он перерождается в "великолепнейшего хищного зверя", грабит и кутит. И даже доктор Розанов, возглавляющий революционное движение в Томилинске, хоть и не страдает свойственным Турману слепым фанатизмом, мыслит и чувствует прямолинейно-плоско, говорит "мертвыми словами" - и все потому же: не замечает "живой жизни" вокруг, смотрит "выше людей", так как для него "каждый человек - лишь материал". А наиболее одобрительную оценку получает в повести рабочий Дядя-Белый. В нем органически сочетаются преданность идеям революции и ощущение радости повседневной жизни.

  Убежденный в необходимости революционного переустройства общества, В.Вересаев, однако, считает, что пока еще люди сплошь и рядом бессильны перед своими темными биологическими инстинктами и потому революционные схватки так часто оборачиваются кровавой и бессмысленной жестокостью, в море которой могут погибнуть лучшие идеалы человечества. Анализируя события первой русской революции, он склоняется к мысли, что главной задачей дня является воспитание человека, моральное его совершенствование. Только после этого будет возможно революционное изменение действительности. Былые сомнения писателя перерастают в концепцию жизни.

  Своим оптимизмом, своей верой в революцию и созидательные возможности человечества В.Вересаев противостоял реакционерам. Но он спорил и с теми, кто продолжал считать революцию первоочередным условием создания нового общества. В итоге повесть не приняли оба борющихся лагеря.

  Писатель тяжело воспринял это всеобщее осуждение, он счел себя непонятым. "Я увидел, что у меня ничего не вышло, - писал он позднее в "Записях для себя", - и тогда все свои искания и нахождения изложил в другой форме - в форме критического исследования". В.Вересаев имеет в виду "Живую жизнь" (1909 - 1914) - работу, в которой он, исследуя философию Достоевского, Л.Толстого и Ницше, развивал идеи своей новой концепции.

  Как и раньше, В.Вересаев считает себя социал-демократом, марксистом. Держится резко оппозиционно к самодержавной власти. В конце 1907 года с радостью принимает предложение М.Горького стать одним из редакторов сборника, в котором предполагалось участие В.И.Ленина и А.В.Луначарского. Будучи председателем правления и редактором "Книгоиздательства писателей в Москве", стремится сделать из него центр, противостоящий литературе буржуазного упадка. Приглашая М.Горького участвовать в сборниках, выпускаемых издательством, В.Вересаев писал ему в 1912 году: "...Сборники должны объединяться не одной общей идеей, а одним общим отношением к жизни: "верность земле", вера в светлое и радостное существо жизни, ненависть к тому, что ее портит и уродует; вера в человека... Мне чуется, что атмосфера сейчас насыщена именно жаждой утверждения жизни..."

  Таким образом, и после повести "К жизни" В.Вересаев не сомневается, что продолжает ту же борьбу, которой отдал годы, просто ведет ее более верным, с его точки зрения, способом. Он по-прежнему верит в революцию, но полагает, что ей должен предшествовать период длительной воспитательной работы с народом. Теория "живой жизни", по его мнению, никоим образом не отменяла революции, она ее только откладывала.

  И когда в феврале 1917 года в Россия вновь начались революционные потрясения, В.Вересаев не остался в стороне: он принимает на себя обязанности председателя художественно-просветительной комиссии при Совете рабочих депутатов в

  Москве,

  задумывает

  издание

  дешевой "Культурно-просветительной библиотеки". В 1919 году, с переездом в Крым, становится членом коллегии Феодосийского наробраза, заведует отделом литературы и искусства. Позже, при белых, 5 мая 1920 года, на его даче проходила подпольная областная партийная конференция большевиков. По доносу провокатора она была обнаружена белогвардейцами. В газетах даже появились сообщения, что В.Вересаев расстрелян.

  Вернувшись в 1921 году в Москву, он много сил отдает работе в литературной подсекции Государственного ученого совета Наркомпроса, созданию советской литературной периодики (был редактором художественного отдела журнала "Красная новь", членом редколлегии альманаха "Наши дни"). Его избирают председателем Всероссийского союза писателей.

  

  

  

  

  * * *

  Еще находясь в Крыму В.Вересаев начал писать роман "В тупике" (1920 - 1923), которому была суждена столь трудная судьба. Роман клеймили по-разному, система обвинений бывала и многозначительна и даже иногда по-своему ловка, но истинную подоплеку нагнетавшихся словесных туманов обнажил однажды с удивительной непосредственностью рецензент, скрывшийся за псевдонимом из двух букв-инициалов - Г.Р.: "Общественное значение роман может иметь среди интеллигентских кругов... Что же касается читателя из рабочих, то вряд ли его может привлечь такое распределение света и тени, рассуждений и антирассуждений, какое имеется в романе Вересаева. Для него важно чтение более актуального и живого характера. И такому требованию больше удовлетворяет, например, роман-гротеск Мих.Козырева "Неуловимый враг", о том, как русский мальчик помогает англичанам произвести социальную революцию" ("Петроградская правда", 1923, 12 августа). Вот так вот: рабочим нужна политиканская клюква вместо литературы. И подобная плоская ерунда произносилась каждый раз без смущения не иначе как от лица народа.

  В.Вересаев был одним из первых, кто обратился к многоплановому отражению еще совсем недавних революционных событий. И "Железный поток" А.Серафимовича, и "Разгром" А.Фадеева, и "Тихий Дон" М.Шолохова появились позже. Несмотря на долгое отсутствие, роман В.Вересаева жив, больше того - прямо-таки остроактуален. Писатель предсказал в нем многое.

  Наша обществоведческая мысль длительное время пребывала в иллюзии, что человек - лишь продукт обстоятельств жизни и стоит изменить их к лучшему, как неотвратимо станет совершенным и человек. Исторический опыт заставил убедиться в том, что все гораздо сложнее и человек отнюдь не простое порождение обстоятельств. Спору нет, они многое определяют в нем, многое, но далеко не все. И одним только изменением социальных условий обеспечить полноценное развитие личности нельзя. Нужны целенаправленные воспитательные усилия, социальные программы, способствующие духовному развитию людей. Это вопрос о соотношении социального я психологического в человеке, об их относительной автономии, что ныне наконец-то стало все больше осознаваться. Именно об этом десятилетиями думал В.Вересаев, пытаясь представить себе облик социально справедливого общества и пути к нему. Роман "В тупике" и отражает его многолетние размышления, а отчасти даже подводит им итог.

  В.Вересаев рассказывает о событиях гражданской войны в Крыму. "...Выбор только один: либо большевики, либо добровольцы" (то есть белогвардейцы) - такова альтернатива эпохи, которую решают многие герои романа. Но для самого писателя сомнений тут нет, белогвардейцы лишены перспектив. Обреченность белогвардейского движения сознают даже сами его участники. Характерно признание офицера Добровольческой армии: "...Я пошел к тем, кто говорил, что за свободу и учредительное собрание. Но у большинства оказалось не так, до народа им нет никакого дела. А народ ко всем нам враждебен, тому, что говорим, не верит, и всех нас ненавидит..."

  Столь же очевиден для писателя и социальный крах буржуазной интеллигенции, она широко представлена в романе - известная пианистка Гуриенко-Домашевская, адвокат Мириманов, богатый дачник Агапов... "У них была только неистовая злоба к большевикам, сквозь которую откровенно пробивалась ненависть к пробуждавшемуся народу и страх за потерю привычных удобств и выгод". И тот же Агапов, и профессор Дмитревский соглашаются, что "только у большевиков настоящая сила", "широкие народные массы за большевиков".

  В.Вересаев полагает, что "большевиков... сиянием окружит история", так как они бьются за социалистическую революцию, мечтой о которой жили и он сам и его любимые герои. Но писатель и опасается, что строительство нового мира будет осложнено неверными подчас методами борьбы.

  Самым большим заблуждением, источником многих бед и тяжелых последствий явится, по мнению В.Вересаева, бытующая уверенность, будто ради высокой цели все средства хороши. Один из руководителей революционного движения в Крыму Леонид Сартанов-Седой недвусмысленно формулирует эту позицию: "Для нас вопрос только один, первый и последний: нужно это для революции? Нужно. И нечего тогда разговаривать. И какие страшные слова вы ни употребляйте, вы нас не смутите. Казнь, так казнь, шпион, так шпион, удушение свободы, так удушение. Провокация нужна? И пред провокацией не остановимся". К чему это ведет - многообразно продемонстрировано в романе.

  Обыденным делом становится ложь - разъедающая всё социальная ржавчина. Главное, чтобы восторжествовала идея и, агитируя за нее, можно заменять аргументы митинговой демагогией, да и вообще не стесняться в средствах. После Февральской революции Леонид Сартанов-Седой уверял солдат на митинге, что "совесть пролетариата не мирится и никогда не примирится со смертной казнью", а после Октября он уже выступает ее сторонником, так как "марксизм, это прежде всего - диалектика, для каждого момента он вырабатывает свои методы действия". И когда пораженный такой беспринципностью старый врач-земец Иван Ильич Сартанов замечает племяннику: "Но ведь ты говорил, - пролетариат никогда не примирится со смертной казнью, в принципе!" - Леонид весьма откровенно объясняет: "Полноте, дядя! Может, и говорил. Что ж из того! Тогда это был выгодный агитационный прием".

  Всякие попытки врать, приукрашивать истинное положение дел вместо прямого и честного разговора с народом о трудностях и даже провалах - рождают не веру в социализм, а неверие. В романе множество подтверждающих это зарисовок. Оказывается: если борешься за идею, ни с чем не считаясь, неизбежно ее скомпрометируешь. И цинизм убьет идею.

  От агитации любыми средствами один шаг до роковой черты, за которой во имя привлечения народа на свою сторону разжигаются худшие инстинкты в людях - грабить, властвовать, измываться над ближним. В романе есть жутковатый в своей выразительности эпизод. К концу "торжественного заседания конференции Завкомов и Комслужей" выступил предревкома Искандер, предложивший "революционные слова превратить в действия" и ближайшей ночью отправиться по зажиточным кварталам "для изъятия излишков". "Гром аплодисментов и несмолкаемые клики всего собрания были показателем того, что предложение любимого вождя нашло пролетарский отклик у всех делегатов собрания", - вдохновенно писала в отчете об этой конференции местная газета. С песнями и шутками отправились делегаты отбирать для себя у жителей города женские рубашки и кальсоны, шелковые чулки и пикейные юбки.

  Роман В.Вересаева - это, собственно, спор с тем пониманием революции, которое определеннее других сформулировал Леонид Сартанов-Седой. Краеугольным камнем такого взгляда, способного убить веру народа в социализм, является неуважение к личности. Оно обязательно обернется духовными и моральными потерями. Нельзя построить справедливое общество, пренебрегая человеком. Социалистическая революция вершилась во имя людей, а не ради отвлеченной идеи. В обществе людей-братьев ничего не может быть выше человеческой жизни и достоинства личности. На это покушаться нельзя. Поэтому столь опасна для судеб революции кровавая практика начальника Особого отдела Воронько, пусть даже честного и интеллигентного чекиста: "...Лучше погубить десять невинных, чем упустить одного виновного. А главное, - важна эта атмосфера ужаса, грозящая ответственность за самое отдаленное касательство". Что вышло из сталинского "лес рубят - щепки летят", мы, к сожалению, теперь хорошо знаем.

  А В.Вересаев предчувствовал это уже тогда. Обстановка беззакония, когда любой начальник творит суд по своему разумению, когда каждого можно при желании и без особых оснований выгнать на улицу, лишить средств к существованию, а то и жизни, неизбежно калечит человеческие души и порождает в обществе фальшивую и потому губительную атмосферу, при которой слова и дела существуют как бы отдельно, сами по себе. Возникает эффект двойной жизни, "какая-то сумасшедшая смесь гордо провозглашаемых прав и небывалого унижения личности". Много разговоров о самоотверженном труде на благо нового общества, а работает большинство плохо, кое-как, изредка устраивая ударные, сильно отдающие показухой субботники. Вместо пусть скромных, но реальных дел грандиозные планы. Возглавивший отдел наробраза профессор Дмитревский растерянно замечает: "Программы намечают широчайшие, а средств не дают". И все расползается. Зато в обязательном порядке заставляют всех выходить на демонстрацию, неважно - сторонник ты революции, противник или равнодушный. Видимость становится важнее сущности. И потому дело чаще поручают не специалистам, а политически выдержанным. Что получается, когда ротный фельдшер назначается главным врачом госпиталя, - нетрудно догадаться.

  Провозглашенные идеологические принципы, даже если они противоречат реальным обстоятельствам, тщательно охраняются любой ценой вплоть до полного развала хозяйства. И когда не видеть этого уже нельзя, развал объявляется "отдельными эксцессами" (позже их стали называть "отдельными недостатками"). Предревкома Корсаков, умный, глубоко преданный революции и широко смотрящий на вещи человек, признает: "...С нашею неорганизованностью мы совершенно не в силах держать в своих руках все производство и всю торговлю. На дворах заводов образовались кладбища национализованных машин, - ржавеют под дождем, расхищаются. Частная торговля просачивается через все поры..." И на ядовитую реплику жены - а не разрешить ли снова частную торговлю и не возвратить ли фабрики хозяевам? - он неожиданно для нее отвечает: "Да, что-то тут нужно сделать... рано или поздно придется ввести какие-то коррективы".

  Но на пути уже встает мрачная фигура нового бюрократа, равнодушного и чванливого, в которого нередко превращаются бывшие рабочие, едва став начальниками. И это тоже ясно Корсакову, хотя он и не очень понимает, как быть: "Сановничества много стало. Удивительно, как портит людей положение... С просителями грубы и презрительны, с ревизуемым сядут ужинать, от самогончику не откажутся... Мы воспитание получили в тюрьмах, на каторге, под нагайками казаков. А теперешние? В реквизированных особняках, в автомобилях, в бесконтрольной власти над людьми..."

  Как весь этот клубок противоречий похож на те проблемы, которыми мы остро обеспокоены сегодня! Ложь, беззаконие, разрыв слова и дела, попрание личности неизбежно ведут к социальной апатии - раковой болезни любого общества ("Нам все одно. Царь ли, Ленин ли, - только бы порядок был и спокой").

  Перед этим "вихрем" поистине исторических вопросов и ставит В.Вересаев главных героев романа, вместе с ними стараясь найти ответ: что переживает страна - трагический зигзаг в своей истории или начало новой эры? Вероятно, этот главный нерв романа и имел в виду М.Горький, когда писал В.Вересаеву о его книге: "...Мне она дорога ее внутренней правдой, большим вопросом, который Вы поставили пред людями так задушевно и мужественно".

  Та часть старой русской интеллигенции, которая в служения народу видела смысл своей жизни и которая была В.Вересаеву так дорога, после Октября 1817 года раскололась. Одни пошли служить революции, другие - отшатнулись от нее. Эти два пути олицетворяют в романе профессор Дмитревский и доктор Сартанов.

  Искренний противник самодержавия и буржуазии, врач-земец Иван Ильич Сартанов, сидевший за свои убеждения в Бутырках, не приемлет Октябрьской революции: "Я стою за социализм, за уничтожение эксплуатации капиталом трудящихся. Только я не верю, что сейчас в России рабочие могут взять в руки власть. Они для этого слишком не подготовлены, и сама Россия экономически совершенно еще не готова для социализма". В сущности, Иван Ильич Сартанов формулирует одну из центральных мыслей повести "К жизни". И он убежде