Вяземский Петр Андреевич - Тальма

  

  

   Вяземск³й П. А. Полное собран³е сочинен³й. Издан³е графа С. Д. Шереметева. T. 1.

   Спб., 1878.

   OCR Бычков М. Н.

  

   Съ нѣкотораго времени смерть дѣятельно очищаетъ вершины Французскаго общества и похищаетъ съ нихъ имена, с³явш³я съ большимъ блескомъ. Сколько политическихъ, воинственныхъ, литтературныхъ переростковъ низвергнуто въ короткое время ея неумолимою косою! Подумаешь, что она, какъ Тарквин³й, предпочтительно ссѣкаетъ на жатвѣ жизни колосья, переросш³е прочихъ. Послѣ многихъ похищен³й со сцены м³ра, смерть поразила Франц³ю новою утратою въ лицѣ Тальмы, который владычествовалъ нераздѣльно на сценѣ, имѣющей также свой м³ръ въ уменьшительномъ видѣ. Не знаемъ, что скажутъ теперь Французы, но при жизни Тальмы они говаривали, что со смертью его не станетъ трагед³и Французской, какъ со смертью актрисы Марсъ не станетъ комед³и. Можетъ быть, не захотятъ они подтвердить признан³я, тягостнаго для самохвальства народнаго, когда одна уже половина печальнаго предсказан³я сбылась. Какъ бы то ни было, но нѣтъ сомнѣн³я, что смерть Тальмы должна быть признана общею утратою для всѣхъ друзей искусствъ и усовершенствован³я способностей человѣческихъ на какомъ поприщѣ и у какого народа ни ознаменовалось-бы ихъ явлен³е. Таковы права дарован³я возвышеннаго! Если не признавать сего неотъемлемаго свойства, которымъ дѣйствуютъ на общее мнѣн³е, въ кругѣ образованности, люди, возвысивш³еся надъ сверстниками своими и собираютъ повсюду дани уважен³я безкорыстнаго, то какъ постигнуть, такъ сказать, заочную славу актера, внѣ границъ дѣйств³я своего или жизни? А между тѣмъ мы видимъ, что актеръ, который умѣлъ вознести искусство свое на степень, недоступную дарован³ямъ, окружающихъ его, пользуется не только при жизни повсемѣстною знаменитост³ю, но и по смерти своей, когда уже никакихъ видимыхъ слѣдовъ быт³я его не осталось, не теряетъ правъ своихъ: слава его хранится ненарушимо въ предан³и благодарномъ. Имена Росц³я, Гаррика, Левена, Клеронъ, Сиддонсъ, Иффланда намъ такъ же знакомы, такъ же ласкаютъ слабость человѣческую мечтою о славѣ, о чемъ то возвышающемъ насъ въ собственныхъ глазахъ, какъ имена и другихъ людей отличныхъ. Мы забываемъ, что искусство ихъ преходящее не завѣщало намъ по себѣ ничего положительнаго, а дорожимъ ихъ памятью, какъ драгоцѣнност³ю, потому что въ признательномъ уважен³и нашемъ во всѣмъ успѣшнымъ усил³ямъ въ совершенствован³и человѣческомъ, не раздѣляемъ сихъ усил³й, зная, что они всѣ дѣйствуютъ одно на другое и обогощаютъ взаимно сумму нашихъ умственныхъ преимуществъ.

   Кажется, неоспоримо, не только для тѣхъ изъ нашихъ соотечественниковъ, которые вооруженною рукою два раза занимали мѣста въ партерѣ Французскаго театра или, движимые мирнымъ любопытствомъ, ѣздили въ Парижъ, но и для всѣхъ тѣхъ, кои не видали Тальмы, а только издали слѣдовали за нимъ, какъ за однимъ изъ постоянныхъ любимцевъ молвы Европейской, пр³ятно будетъ обозрѣть врутъ жизни и дѣйств³й сего знаменитаго актера.

   Тальма родился въ Парижѣ 15-го Января 1760 года. При жизни его, б³ографы скрадывали у него нѣсколько лѣтъ и назначали 1776-й годомъ его рожден³я. И такъ, не только сильные м³ра сего, но и владыки театральные имѣютъ своихъ льстецовъ и для нихъ также некролог³я не то, что б³ограф³я.

   Отецъ его былъ извѣстный зубной врачъ и, кажется, сынъ его и самъ упражнялся малое время въ ремеслѣ родительскомъ.

   Отецъ, отправившись на житье въ Англ³ю, оставилъ его во Франц³и въ училищѣ для первоначальнаго воспитан³я. Десяти лѣтъ явилъ онъ первыя необычайныя примѣты склонности, которая со временемъ должна была развиться въ немъ съ такою силою. Начальникъ его панс³она сочинилъ трагед³ю: Тамерлань и молодому Тальмѣ назначенъ былъ въ представлен³и разсказъ о смерти героя трагед³и; отрокъ такъ вошелъ въ свою роль, такъ сроднился съ лицомъ, имъ представляемымъ, что, дошедши до трогательнѣйшаго мѣста въ разсказѣ, не могъ продолжать его, залился слезами, зарыдалъ и былъ почти безъ чувствъ вынесенъ со сцены. Какъ ни старались увѣрить его, что все происшеств³е одинъ вымыслъ; но онъ былъ неутѣшенъ и время одно могло развлечь впечатлѣн³е столь сильное. По окончан³и первоначальнаго учен³я былъ онъ взятъ отцомъ своимъ въ Лондонъ для усовершенствован³я въ наукахъ. Тутъ имѣлъ онъ снова случай играть комед³и Французск³я, вмѣстѣ съ молодыми соотечественниками, жившими въ Лондонѣ, и заслужилъ оригинальною игрою всеобщ³я похвалы, такъ что мног³е изъ знаменитыхъ посѣтителей сего спектакля, между коими находился и принцъ Валл³йск³й, нынѣ царствующ³й въ Англ³и, стали уговаривать отца Тальмы, чтобы онъ склонилъ сына посвятить себя Англ³йской сценѣ. Предложен³е с³е тѣмъ было сбыточнѣе, что Тальма, проведш³й часть молодости своей въ Англ³и, зналъ совершенно Англ³йск³й языкъ и пр³обрѣлъ выговоръ народный.

   Вѣроятно пребыван³ю въ Англ³и и изучен³ю Англ³йскаго театра обязанъ Тальма тѣмъ перемѣнамъ, которыя онъ послѣ съ такимъ успѣхомъ совершилъ въ слишкомъ однообразной и принужденной декламац³и Французской; с³е предположен³е подтверждается и словами г-жи Сталь, сказавшей, что въ его декламировкѣ видно было искусственное соображен³е Шекспира съ Расиномъ, Для счаст³я Французскаго театра предложен³е Англ³йскихъ вельможъ не могло быть принято, и Тальма возвратился въ Парижъ. Тогда еще рѣшительнѣе предался онъ назначен³ю своему и, посѣщавши нѣсколько времени классы въ королевскомъ училищѣ декламац³и, подъ руководствомъ Моле и Дюгазона, явился онъ въ первый разъ на сценѣ театра Французскаго 27-го Ноября 1787 года, въ роли Сеида. Успѣхъ его былъ блистательный. Онъ исхитилъ рукоплескан³я публики, и приговоръ ея, не всегда безошибочный, былъ на этотъ разъ задаткомъ прочной славы и утвержденъ тогда-же литтераторами и знатоками въ драматическомъ искусствѣ: Лемьеромъ, Палиссо и Дюсисомъ, котораго подражан³я нѣкоторымъ Шекспировымъ трагед³ямъ приняли послѣ лучш³й блескъ свой отъ игры Тальмы и вмѣстѣ съ тѣмъ развили и дарован³е актера, болѣе способное къ выражен³ю ролей мрачныхъ, сильныхъ и рѣзкихъ. Ободренный счастливымъ началомъ и болѣе довѣрчивый къ себѣ, онъ намѣрился упрочить свои первые успѣхи новымъ учен³емъ и, такъ сказать, перевоспитать себя, Онъ сталъ искать знакомства литтераторовъ, живописцевъ, ваятелей и въ пользу употребилъ частыя бесѣды свои съ ними. Смѣшно сказать, что на сценѣ, гдѣ владычествовалъ Вольтеръ, смѣлый гонитель предразсудковъ, гдѣ господствовали ученики и друзья его, Лекенъ и актриса Клеронъ, несообразности, анахронизмы въ костюмахъ удержались до покушен³я Тальмы, который первый въ трагед³и Брутъ, а именно въ роли Прокула, дерзнулъ, не смотря на насмѣшки товарищей и на страхъ оскорбить предан³я публики, раболѣпной къ привычкамъ своимъ, показаться въ настоящей Римской тогѣ. Въ другой разъ, въ роли самой ничтожной и гдѣ приходилось ему сказать не болѣе десяти стиховъ, явился онъ въ драпировкѣ по древнимъ образцамъ. Актриса, увидѣвшая его, вскрикнула со смѣхомъ: "Посмотрите, на что онъ похожъ! Точно древняя статуя". С³я похвала, сказанная въ насмѣшку, показываетъ въ яркомъ видѣ тогдашн³я понят³я объ искусствѣ. Вскорѣ послѣ того вспыхнула Французская революц³я; отъ вл³ян³я ея никто не могъ избѣгнуть во Франц³и, а особливо-же изъ числа людей замѣтныхъ, и Тальма былъ увлеченъ общимъ потокомъ. Послѣ первыхъ представлен³й Карла IX, трагед³и старшаго Шенье, въ которой Тальма игралъ роль царя, епископы просили короля, чтобы запретили эту пьесу по причинѣ сильнаго дѣйств³я, которое произвела она въ народѣ. Король согласился на ихъ просьбу, но Мирабо {Мирабо былъ депутатомъ отъ Прованса.} сказалъ Тальмѣ: "Заставлю моихъ Провансаловъ требовать представлен³я пьесы и увидимъ, чья возьметъ". Такъ и сдѣлалось. Провансалы, къ коимъ присоединилась и Парижская публика, выкричали трагед³ю Шенье, и она была вновь представлена. Тальма болѣе всѣхъ изъ актеровъ содѣйствовалъ сему торжеству мнѣн³я надъ властью, уже ослабѣвшею. Эта распря поселила раздоръ въ обществѣ актеровъ, которое, по словамъ одного б³ографа, было, какъ и представительное собран³е и самая нац³я, раздѣлено на противоположныя парт³и. Вскорѣ несоглас³я и ссоры усилились: актеры издали въ свѣтъ обвинен³е противъ Тальмы; онъ отвѣчалъ имъ оправдан³емъ напечатаннымъ. Вслѣдъ за этимъ диссиденты, управляемые имъ, Монвилемъ, Дюгазономъ и г-жею Вестрисъ, основали въ театрѣ, построенномъ на улицѣ Ришелье, вторую сцену Французскую, которая превосходствомъ дарован³й, на ней блестѣвшихъ, и славою своихъ переселенцевъ затмила совершенно первую, такъ что принудила ее послѣ присоединиться къ ней. Въ то время Тальма былъ въ дружеской связи съ Мирабо и сей послѣдн³й жилъ въ его домѣ. Сей домъ существуетъ и нынѣ. Въ немъ и умеръ Мирабо, 2-го Апрѣля 1791 года. Между именами друзей Тальмы находимъ въ той-же эпохѣ имена и другихъ людей, ознаменовавшихъ себя отлич³емъ дарован³й и силою дуга въ с³ю замѣчательную и бѣдственную годину: Верньо, Годе, Кондорсета, Женсоне. Связь съ ними была уже преступлен³емъ въ глазахъ торжествующей парт³и, извѣстной подъ именемъ Горы, и вскорѣ имя Тальмы подверглось обвинен³ю на трибунѣ Якобинцовъ и въ листахъ, порабощенныхъ ея кровожадной власти. Въ лѣтописяхъ революц³и хранится воспоминан³е о праздникѣ, данномъ Тальмою въ 1792-мъ году генералу Дюмурье, отправлявшемуся для завоеван³я Бельг³и, и о томъ, какъ сей праздникъ нарушенъ былъ нежданнымъ появлен³емъ Марата, который, предводительствуя депутац³ею Якобинцовъ, пришелъ просить отчета у Дюмурье въ томъ, что онъ осмѣлился, вопреки декрету, повелѣвающему предавать смерти эмигрантовъ, спасти жизнь многимъ изъ нихъ, попавшихъ къ нему въ руки. Бѣдственная участь жертвъ, ежедневно поражаемыхъ косою свирѣпаго судилища, угрожала и Тальмѣ; спасен³е его отъ эшафота можно почесть чудомъ неимовѣрнымъ. Послѣ счастливаго переворота, послѣдовавшаго въ дѣлахъ Франц³я низвержен³емъ въ 9-е число Термидора парт³и Робеспьера и его самого, новая гроза собиралась надъ головою Тальмы. Начали распускать слухи, что онъ былъ дѣятельнымъ гонителемъ товарищей своихъ, находившихся почти всѣхъ въ заточен³и, и что мнѣн³я его политическ³я не совсѣмъ чисты. Клевета нашла слушателей легковѣрныхъ и въ публикѣ возникла противъ него парт³я недоброжелательная. Однажды, во время представлен³я трагед³и, задрали его оскорбительными рѣчами изъ партера: "Граждане!" отвѣчалъ онъ, выходя впередъ, "всѣ друзья мои погибли на эшафотѣ". Сей голосъ, вырвавш³йся изъ души, произвелъ общ³й восторгъ, и Тальма восторжествовалъ надъ врагами своими. Наконецъ революц³я поступила въ руки Наполеона; онъ сломилъ ее и овладѣлъ жреб³емъ Франц³и. Съ той эпохи начинается блестящая и невозмутимая эпоха славы великаго актера. Около того времени соперники его на сценѣ трагической, или, правильнѣе, совмѣстники, ибо соперниковъ у него давно не было, Ларивъ, Монвель оставили сцену, и Тальма, игравш³й до того поперемѣнно въ трагед³яхъ и комед³яхъ, занялъ безраздѣльно мѣсто первыхъ трагическихъ ролей. Правитель и сограждане платили дань уважен³я его дарован³ю неимовѣрному; иностранцы просвѣщенные, пр³ѣзжавш³е въ Парижъ, сдѣлавш³йся снова сборнымъ мѣстомъ образованныхъ путешественниковъ, спѣшили повѣрять собственными глазами предан³я молвы, натвердившей имя, записанное у нихъ въ счету любопытнѣйшихъ приманокъ, ожидавшихъ ихъ въ столицѣ образованности и вкуса. Съ этой эпохи до самой его смерти жизнь его была цѣпью безпрерывныхъ торжествъ на сценѣ, ибо напрасно было-бы думать, что частыя критики, прерывавш³я иногда повсемѣстныя похвалы, могли омрачить с³ян³е его славы. Говорятъ однако же, что придирки извѣстнаго журналиста Жофруа, котораго умъ природный и свѣдѣн³я часто были совершенно омрачены предубѣжден³ями и пристраст³емъ непростительнымъ, вывели однажды изъ терпѣн³я трагика, отмстившаго строгому аристарху отплатою физическою. Тальма извѣстенъ былъ Наполеону еще до похода въ Египетъ и тогда уже пользовался его уважен³емъ. По возвращен³и во Франц³ю, во время консульства и царствован³я его на тронѣ Франц³и, еще болѣе ознаменовалось благоволен³е его къ нему. По низвержен³и Наполеона, когда онъ принужденъ былъ заживо подвергнуться суду умершихъ Египетскихъ царей и слышать о себѣ строг³я истины истор³я и нелѣпыя сказки, которыя также входятъ въ ея составъ, досужные памфлетеры стали увѣрять, что Наполеонъ бралъ у Тальмы уроки, готовясь къ представлен³ю коронац³и и новой роли, которую онъ принималъ, возлагая на себя корону императорскую. По неожиданномъ возвращен³и своемъ съ острова Эльбы, на коемъ Наполеонъ слѣдовалъ за всѣми движен³ями Франц³и и читалъ все, что о немъ печаталось, при свидан³и своемъ съ Тальмою сказалъ онъ ему: "И такъ, говорятъ, что я вашъ ученикъ. Впрочемъ, тѣмъ лучше; если Тальма былъ моимъ учителемъ, то это доказательство, что я хорошо разыгралъ свою роль". По достовѣрнымъ источникамъ, видно напротивъ, что Тальма воспользовался во многомъ рѣзкими и свѣтлыми замѣчан³ями Наполеона, котораго умъ всеобъемлющ³й и проницательный кидалъ орлиные взгляды на все, что обращало его вниман³е. Приведенъ тому нѣсколько доказательствъ, сохраненныхъ намъ б³ографами Тальмы. Въ то время, когда Наполеонъ преобразовалъ Французскую республику въ импер³ю, Тальма почелъ обязанност³ю воздержаться отъ непринужденнаго обращен³я, которое онъ имѣлъ съ нимъ, и пересталъ ходить во дворецъ. Наполеонъ вскорѣ замѣтилъ его отсутств³е и велѣлъ ему сказать, что онъ всегда имѣетъ входъ во дворецъ въ часъ завтрака. Въ с³и свидан³я возникали между ними продолжительные разговоры, въ коихъ, повидимому, Наполеонъ принималъ живое участ³е. Одно изъ замѣчательнѣйшихъ происходило въ С.-Клу, на другой день представлен³я трагед³и Британика, въ коей Тальма игралъ роль Нерона. Былъ большой съѣздъ во дворцѣ: принцы, министры, всѣ государственные чины, послы иностранные ожидали Наполеона въ тронной залѣ, а онъ разсуждалъ съ Тальмою объ искусствѣ трагическомъ и разбиралъ его вчерашнюю игру. "Я желалъ-бы видѣть,- говорилъ онъ,- въ вашей игрѣ борьбу природы порочной съ хорошимъ воспитан³емъ; желалъ-бы также, чтобы вы сохраняли болѣе спокойств³я, дѣлали менѣе движен³й; так³е характеры не выказываются въ наружѣ: они болѣе сосредоточиваются въ себѣ. Напрасно еще думаете вы, что король, императоръ не можетъ быть никогда запросто человѣкомъ. Но и вы въ своемъ простомъ быту, вы сами по домашнему, въ семьѣ своей, не то, что при гостяхъ и въ людяхъ. Когда Неронъ одинъ съ своею матерью, онъ не можетъ быть такимъ, каковъ онъ во второмъ актѣ. Прочтите Светон³я. Конечно, когда люди на степени видной, облеченные въ зван³е возвышенное, предаются размышлен³ямъ важнымъ или волнуются страстями, то должны и говорить они съ большею силою, но все же рѣчь ихъ должна быть имъ свойственная и естественная". И тутъ-же, занятый всегда мысл³ю, которая господствовала во всѣхъ дѣйств³яхъ жизни его, Наполеонъ вдругъ обратился къ себѣ: "Напримѣръ, теперь мы изъясняемся какъ въ обыкновенномъ разговорѣ, а между тѣмъ работаемъ для истор³и. Будущ³й мой историкъ скажетъ, что Наполеонъ, когда весь дворъ ожидалъ его появлен³я, занятъ былъ бесѣдою съ скоморохомъ (histrion: с³е слово употреблено Наполеономъ и сохранено въ разсказѣ Тальмы) и давалъ ему наставлен³я, какъ выражать свою роль. Вотъ что скажутъ обо мнѣ, если захотятъ меня изобразить въ истинномъ видѣ, а не всегда съ бархатною мант³ею на плечахъ. Неронъ съ матерью уже не императоръ: онъ сынъ, скучающ³й опекою и данными клятвами. Самъ Расинъ какъ о тонъ напоминаетъ:

  

   "Néron cesse de же contraindre".

  

   Актеръ понялъ своего критика, и съ той поры въ ролѣ Нерона, особливо же въ явлен³яхъ съ матерью, выражался съ какою-то свободою и чувствомъ досады, которыя, лишивъ игру его однообразной величественности, придали ей поразительную простоту. Въ другой разъ, одна изъ сихъ бесѣдъ рѣшила важную политическую мѣру, одаривъ Евреевъ во Франц³и гражданскимъ быт³емъ, Въ первыхъ дняхъ поля 1806 года представляли при дворѣ трагед³ю Эсѳирь. На другой день Тальма, по обыкновен³ю, явился къ завтраку императорскому; тутъ былъ и Шампаньи, тогдашн³й министръ внутреннихъ дѣлъ. Разговоръ коснулся вчерашняго представлен³я и народа Еврейскаго. "Что это за люди Евреи?" обратился императоръ съ вопросомъ къ министру. "Какое ихъ существован³е? Заготовьте мнѣ записку о нихъ". Записка была подана и около пятнадцати дней послѣ сего разговора созвано было первое собран³е именитыхъ Евреевъ, въ предположен³и устроить жреб³й сего народа и дать ему во Франц³и законное существован³е. Послѣ представлен³я трагед³и Смерть Помпея, въ коей Тальма игралъ Цезаря, Наполеонъ, разговаривая съ нимъ о томъ, какъ понимаетъ онъ эту роль, заключилъ сужден³е свое замѣчан³ями прозорливости отмѣнной и актеръ, каковъ былъ Тальма, глубоко проникнутый духомъ своего искусства, не могъ не признать ихъ справедливости и не воспользоваться ими. "Высказывая" - говорилъ Наполеонъ,- "свою длинную выходку противъ царей, въ коей находится сей стихъ:

  

   Pour moi qui tiens le trône égal à l'infamie,

  

   Цезарь ни въ одномъ словѣ не мыслитъ того, что говоритъ: онъ такъ изъясняется потому, что за нимъ стоятъ Римляне, коихъ выгодно ему увѣрить, что онъ ужасается престола; но онъ самъ отнюдь не думаетъ, что престолъ сей, сдѣлавш³йся цѣлью всѣхъ его желан³й, былъ бы предметомъ, достойнымъ пренебрежен³я. Не должно заставлять его говорить какъ человѣка убѣжденнаго, и тайное противорѣч³е должно быть рачительно выказано актеромъ". С³и новыя и глубокомысленныя соображен³я были схвачены Тальмою въ совершенствѣ и въ первое представлен³е той же трагед³и, данное въ Фонтенебло, онъ съ такою удивительною истиною вникъ въ понят³я Наполеона, что сей былъ въ восторгѣ и сказалъ, что въ первый разъ видѣлъ Цезаря. Безъ сомнѣн³я и по самолюб³ю его, ревнующему со всѣмъ родамъ превосходства и торжествъ, было пр³ятно ему видѣть, что совѣты его служили вдохновен³емъ великому художнику. Впрочемъ Тальма слушался часто и своихъ собственныхъ вдохновен³й и критическаго изучен³я лицъ, которыхъ воскрешалъ на сценѣ. До него, напримѣръ, актеры произносили всегда съ какою то самодовольною напыщенностью извѣстный стихъ въ ролѣ Эдипа:

  

   J'étais jeune et superbe.

  

   Тальма почувствовалъ, что Эдипъ, отягченный лѣтами и бѣдств³ями, не могъ воспоминать съ гордостью и какимъ-то самохвальствомъ свои молодые и блестящ³е года, и онъ эти слова произносилъ почти въ полголоса и съ унын³емъ, какъ и быть должно. Когда Наполеонъ собирался въ Эрфуртъ для свидан³я съ Императоромъ Александромъ, Тальма просилъ позволен³я ѣхать за дворомъ; онъ получилъ на то позволен³е, и тогда-же велѣно было отправиться вмѣстѣ съ нимъ первымъ актерамъ сцены трагической. Въ день осмотра поля ²енской битвы, гдѣ приготовленъ былъ великолѣпный воинск³й праздникъ, актеры играли Французскую трагед³ю въ Веймарѣ, находящемся въ ближайшемъ разстоян³и отъ поля сражен³я, чѣмъ Эрфуртъ. По словамъ Наполеона, Тальма имѣлъ тутъ предъ собою партеръ царей. Замѣчательно, что по назначен³ю Французскаго Императора давали въ сей вечеръ Смерть Цезаря. Роль Брута, пересозданная Тальмою въ 1792 и 93-мъ годахъ и безпрестанно съ того времени имъ изучаемая, есть одна изъ тѣхъ, въ коихъ онъ самъ себя превосходилъ. Онъ въ ней обнаруживалъ такое глубокое познан³е древности, такое добросердеч³е, соединенное съ стоицизмомъ непреклоннымъ, такую простоту, совершенно до него неизвѣстную, что видѣнъ былъ въ немъ человѣкъ, самъ возмужавш³й въ раздорахъ междоусобныхъ, долго и зрѣло размышлявш³й о ихъ дѣйств³и, и сей плодъ жизни и размышлен³й своихъ передавалъ онъ на сценѣ съ истиною разительною и потрясающею.

   На островѣ св. Елены Наполеонъ сказывалъ, что онъ когда-то хотѣлъ дать Тальмѣ крестъ Почетнаго Лег³она, но устрашился общественнаго мнѣн³я. "Въ системѣ моей",- говорилъ онъ,- "сочетать всѣ роды достоинства и утвердить одну награду всеобщую, я намѣренъ былъ дать крестъ Почетнаго Лег³она Тальмѣ, но остановился передъ своенрав³емъ нравовъ нашихъ и рѣшился сдѣлать попытку маловажнѣйшую: я далъ орденъ Желѣзной Короны Кресчентини (Итальянск³й пѣвецъ). Отлич³е было иностранное и онъ самъ былъ иностранецъ: мнѣ казалось, что мѣра не такъ будетъ замѣтна. Попытка моя была неудачна". Въ самомъ дѣлѣ, с³я милость, до того не виданная, возбудила страшный ропотъ въ гостиныхъ предмѣстья Сенъ-Жерменскаго и подверглась единогласному негодован³ю. Частыя сношен³я Тальмы съ Наполеономъ должны были имѣть вл³ян³е глубокое на актера, размышлявшаго о своемъ искусствѣ: онъ имѣлъ передъ глазами историческое лицо, могъ учиться по немъ тайнамъ сердца человѣческаго, игрѣ страстей, драматическимъ дѣйств³ямъ оныхъ, столь разительно развивающимся тамъ, гдѣ кругъ ихъ обширнѣе и возвышеннѣе, однимъ словомъ, могъ образовать себя по живому образцу размѣра необыкновеннаго. С³е трагическое учен³е отзывалось особенно въ игрѣ въ нѣкоторыхъ новыхъ трагед³яхъ, представленныхъ уже по низвержен³и Наполеона и наведенныхъ авторами живымъ колоритомъ Наполеонизма. Въ Германикѣ, въ Силлѣ онъ возбуждалъ въ партерѣ воспоминан³е о современникѣ, заживо перешедшемъ въ область истор³и и коего эпоха велич³я и опалы, равно поэтическ³я и драматическ³я, столь сильно должны были дѣйствовать на память, воображен³е и чувства народной массы, еще недавно одушевленной его могущественнымъ присутств³емъ.

   На драматическомъ поприщѣ Тальмы замѣчательно, что рѣшительнѣйшее развит³е его дарован³я и важныя перемѣны, введенныя имъ въ свою игру и декламац³ю, по собственному признан³ю его, были слѣдств³емъ сильной нервической болѣзни, коей свойство и ходъ была такъ необыкновенны, что знаменитые врачи Корвизаръ и Алиберъ, пользовавш³е его въ то время слѣдовали за нею, какъ за феноменомъ. Въ разсужден³яхъ своихъ о Лекенѣ, напечатанныхъ при запискахъ послѣдняго, Тальма замѣчаетъ тоже дѣйств³е и въ жизни сего великаго актера и утверждаетъ, что и онъ обязанъ былъ сильной болѣзни блескомъ, коимъ с³яли послѣдн³е годы его быт³я театральнаго.

   Не кстати слѣдовать намъ за Французскими критиками въ сужден³яхъ объ игрѣ его въ различныхъ роляхъ. Ограничимся выпискою изъ сочинен³я г-жи Сталь (О Германикѣ). "Мнѣ кажется",- говоритъ она,- "что Тальма можетъ быть пред ставленъ въ образецъ смѣлости и соразмѣрности, простоты и величественности. Онъ обладаетъ всѣми тайнами искусствъ различныхъ; его аттитюды напоминаютъ прекрасныя статуи древности; одежда на немъ, какъ бы безъ вѣдома его, драпируется во всѣхъ движен³яхъ его, какъ будто имѣлъ онъ время располагать ей на досугѣ въ совершенномъ спокойств³и. Выражен³е лица его всегда должно быть изучен³емъ всѣхъ живописцевъ. Иногда онъ является съ глазами полуоткрытыми и вдругъ чувство зажигаетъ въ нихъ лучи свѣта, которые, кажется, озаряютъ всю сцену".

   "Звукъ голоса его потрясаетъ, какъ только начнетъ онъ говорить и прежде чѣмъ смыслъ рѣчей имъ произносимыхъ успѣетъ возбудить умилен³е. Когда въ трагед³яхъ встрѣчались стихи описательные, онъ выражалъ красоты ихъ, какъ будто самъ Пиндаръ произносилъ свои пѣсни. Инымъ нужно собраться съ силами, чтобы растрогать, и хорошо они дѣлаютъ, что готовятся, но въ голосѣ этого человѣка есть какое-то волшебство, которое съ первыхъ пр³емовъ пробуждаетъ все сочувств³е сердца. Прелесть музыки, живописи, поэз³и, и, сверхъ всего, прелесть языка души, вотъ средства, которыми развиваетъ онъ въ слушателѣ все могущество страстей великодушныхъ и ужасныхъ".

   "Какое познан³е человѣческаго сердца обнаруживаетъ онъ въ соображен³и своихъ ролей! Онъ ихъ второй творецъ по выражен³ю и физ³оном³и.

   "Въ Андромахѣ Герм³она въ изступлен³и обвиняетъ Ореста въ уб³йствѣ Пирра безъ ея соглас³я; Орестъ отвѣчаетъ:

  

   Quoi! ne m'avez vous pas

   Vous même ici, tantôt, ordonné son trépas?

  

   Говорять, что Лекенъ, когда говорилъ с³и стихи, напиралъ на каждое слово, какъ будто съ тѣмъ, чтобы напоминать Герм³онѣ о всѣхъ подробностяхъ приказан³я, отъ нея полученнаго. Оно было бы кстати передъ суд³ею; но когда предстоишь передъ женщиною любимою, тогда отчаян³е, что видишь ее несправедливою и жестокою, есть единственное чувство, душу наполняющее. Такимъ образомъ и Тальма постигалъ с³е положен³е; вопль вырывается изъ сердца Ореста; онъ произноситъ первыя слова съ силою, а слѣдующ³я съ изнеможен³емъ, постепенно возрастающимъ: руки опускаются, лицо въ одно мгновен³е покрывается блѣдностью смерти и сострадан³е зрителей увеличивается, по мѣрѣ какъ онъ самъ теряетъ силу выражать чувства свои,

   "Въ творен³яхъ, извлеченныхъ изъ истор³и Римской, Тальма ознаменовываетъ дарован³е совсѣмъ другаго рода, но не менѣе замѣчательное. Увидѣвъ игру его въ роли Нерона, лучше понимаешь Тацита; онъ въ ней являетъ умъ необыкновенно проницательный, ибо содѣйств³емъ одного ума можетъ душа честная постичь признаки преступлен³я; мнѣ кажется, однакоже, что онъ производитъ еще болѣе дѣйств³я въ роляхъ, гдѣ, слушая его, любимъ предаваться чувствамъ, которыя онъ выражаетъ. Благодаря ему, лишился Баярдъ въ трагед³и Дю-Белоа замашекъ молодечества, которыя прежн³е актеры почитали себя въ обязанности придать ему: сей герой, Гасконецъ, по милости Тальмы удержалъ въ трагед³и простоту, которую имѣетъ онъ въ истор³и. Одѣян³е его въ сей роли, рукодвижен³я непринужденныя и умѣренныя напоминаютъ о рыцарскихъ статуяхъ, видимыхъ въ древнихъ церквахъ: удивляешься, какъ человѣкъ, столь глубоко проникнутый чувствомъ искусства древняго, можетъ также хорошо присвоивать себѣ и характеръ среднихъ вѣковъ.

   "Тальма играетъ иногда роль Фарана въ трагед³и Дюсиса Абюфаръ, Арав³йскаго содержан³я. Множество стиховъ восхитительныхъ придаютъ сей трагед³и большую прелесть: краски Востока, задумчивое унын³е полудня Аз³ятскаго, унын³е тѣхъ странъ, гдѣ жаръ не украшаетъ, а сожигаетъ природу, отзываются въ семъ творен³и съ отмѣнною живостью. Тотъ же Тальма, Грекъ, Римлянинъ и рыцарь, настоящ³й Аравитянинъ, житель пустыни, исполненный силы и любви; взоры его какъ будто подернуты, чтобы уберечься отъ зноя солнечнаго; въ движен³яхъ его видна удивительная переходчивость изъ томлен³я въ стремительность: то онъ подавленъ рокомъ, то кажется могущественнѣе самой природы и побѣждаетъ ее; страсть къ женщинѣ, почитаемой имъ за сестру, пожираетъ его и таится у него въ сердцѣ: по невѣрнымъ шагамъ его можно подумать, что онъ отъ себя бѣжать хочетъ; глава его отвращаются отъ той, которую онъ любитъ; руки отталкиваютъ образъ, которымъ онъ мысленно преслѣдуемъ неотступно, и когда онъ наконецъ прижимаетъ Салему къ сердцу, говоря просто: мнѣ холодно! онъ умѣетъ выразить въ одно время и дрожь души и сокрушительный зной, который хочетъ скрывать.

   "Можно найти много погрѣшностей въ трагед³яхъ Шекспира, принаровленныхъ къ нашему театру Дюсисомъ, но несправедливо было бы не признавать въ нихъ и красотъ первостепенныхъ: ген³й Дюсиса заключается въ сердцѣ его, и тутъ онъ на своемъ мѣстѣ. Тальма разыгрываетъ его творен³я съ дружескимъ уважен³емъ къ прекрасному таланту благороднаго старца. Сцена колдун³й въ Макбетѣ преобразована въ разсказъ въ трагед³и Французской. Надобно видѣть, какъ Тальма пытается передать зрителямъ смѣсь простонародности и сверхъестественности въ выражен³и колдун³й, сохраняя притомъ въ семъ подражан³и величавость, требуемую нашимъ театромъ.

  

   Par des mots inconnus, ces êtres monstrueux

   S'appelaient tour à tour, s'applaudissaient entréux.

   S'approchaient, me montraient avec un ris farouche,

   Leur doigt mistérieux se posait sur leur bouche,

   Je leur parle, et dans l'ombre ils échappent soudain

   L'une avec un poignard, l'autre un sceptre à la main.

   L'autre d'un long serpent serrait le corps livide,

   Tous trois vers ce palais ont pris un vol rapide,

   Et tous trois, dans les airs, en fuyant loin de moi

   M'ont laissé pour adieu ces mots: Tu seras roi.

  

   "Голосъ пониженный и таинственный актера при произношен³и сихъ стиховъ, палецъ приложенный въ губамъ, какъ у статуи молчан³я, взглядъ, измѣняющ³йся для выражен³я воспоминан³я ужаснаго и отвратительнаго: все соображено было, чтобы перевести новую на театрѣ нашемъ стих³ю чудесности, о которой никакое предыдущее предан³е не давало понят³я.

   "Въ трагед³и чужестраннаго театра торжество его Гамлетъ. На Французской сценѣ зрители не видятъ тѣни Гамлетова отца: видѣн³е совершается въ одной физ³оном³и Тальмы и безъ сомнѣн³я оно тѣмъ не менѣе ужасно. Когда, посреди разговора спокойнаго и грустнаго, онъ вдругъ усматриваетъ тѣнь, то не возможно не слѣдовать за всѣми ея движен³ями по глазамъ, въ ней обращеннымъ, не возможно сомнѣваться о присутств³и привидѣн³я, когда подобный взоръ вамъ о томъ свидѣтельствуетъ.

   "Когда въ третьемъ актѣ Гамлетъ приходитъ одинъ на сцену и сказываетъ въ прекрасныхъ Французскихъ стихахъ извѣстный монологъ: To be or not to be:

  

   La mort c'est le sommeil, c'est un réveil peut-être,

   Peut-être.- Ah! c'est le mot qui glace, épouvanté,

   L'homme, an bord du cercueil, par le-doute arrêté,

   Devant ce vaste abime, il se jette en arrière,

   Ressaisit l'existence et s'attache à la terre,

  

   - Тальма не дѣлалъ ни одного рукодвижен³я, иногда только потрясалъ онъ головою, чтобы допрашивать землю и небо о томъ, что есть смерть. Онъ былъ болѣе неподвиженъ; глубокость размышлен³я поглощала все его существо. Видѣнъ былъ человѣкъ, посреди двухъ тысячъ людей безмолвныхъ, вопрошающ³й мысль о судьбѣ смертныхъ! Черезъ нѣсколько лѣтъ все, что тутъ было, существовать не будетъ, но друг³е люди предстанутъ въ свою очередь съ тѣми же недоумѣн³ями и также опускаться будутъ въ пропасть, не вѣдая ея глубины. Когда Гамлеть заставляетъ клясться свою мать надъ сосудомъ, хранящимъ прахъ ея супруга, что она не участвовала въ уб³йствѣ, пресѣкшемъ жизнь его, она мнется, смущается и наконецъ признается въ преступлен³и, совершонномъ ею; тогда Гамлетъ обнажаетъ кинжалъ, чтобы по повелѣн³ю родителя вонзить его въ грудь матери; но въ самую минуту, какъ готовится онъ нанесть ударъ, нѣжность и жалость превозмогаютъ и, обращаясь къ тѣни отца, взываетъ онъ: "grâce, grâce, mon père!" съ выражен³емъ, въ которомъ, кажется, сосредоточились всѣ чувства природы, всѣ впечатлѣн³я сердца, и, кидаясь къ ногамъ матери изнемогающей, онъ сказываетъ ей два стиха, заключающ³е въ себѣ жалость неистощимую:

  

   Votre crime est horrible, exécrable, odieux;

   Mais il n'est pas plus grand que la bonté des dieux.

  

   "Наконецъ нельзя думать о Тальмѣ, не вспомня Манл³я. С³я трагед³я производила мало дѣйств³я на театрѣ: содержан³е ея то же, что Избавлен³е Венец³и, трагед³я Отвая, перенесенное въ событ³е Римской истор³и. Манл³й составляетъ заговоръ противъ Римскаго сената и повѣряетъ тайну свою Сервил³ю, съ которымъ онъ друженъ уже пятнадцать лѣтъ: онъ вѣритъ въ него вопреки подозрѣн³ямъ друзей своихъ, не полагающихся на малодушнаго Сервил³я, привязаннаго къ женѣ своей, дочери консула. Боязнь заговорщиковъ вскорѣ оправдывается. Сервил³й не можетъ утаить отъ жены опасность, угрожающую ея родителю, которому она открываетъ оную. Манл³й взятъ подъ стражу, умышлен³я его дознаются и сенатъ приговариваетъ его къ низвержен³ю со скалы Тарпейской.

   "До Тальмы, въ семъ творен³и, слабо написанномъ, почти не замѣчали страсти въ дружбѣ, питаемой Манл³емъ къ Сервил³ю. Когда записка заговорщика Рушила извѣщаетъ, что тайна выдана и выдана Сервил³емъ, Манл³й приходитъ съ сею запискою въ рукѣ; онъ приближается къ другу преступному, уже терзаемому раскаян³емъ, и, показывая ему строки уличительныя, говоритъ: Qu'en dis-tu? Ссылаюсь на всѣхъ, слышавшихъ с³и слова изъ устъ Тальмы: физ³огном³я и звукъ голоса могутъ ли въ одно время выразить болѣе впечатлѣн³й разнородныхъ: изступлен³е, смягчаемое внутреннимъ чувствомъ жалости, негодован³е, которое отъ дружбы становится и живѣе и слабѣе, какъ излить ихъ, если не въ выражен³и души, подающей вѣсть душѣ безъ посредства словъ. Манл³й обнажаетъ кинжалъ, чтобы поразить Сервил³я; рукою своею ищетъ онъ сердца и страшится найти: воспоминан³е о многолѣтней дружбѣ къ Сервил³ю воздымаетъ какъ бы облако слезъ между мщен³емъ и другомъ.

   "Мало говорено о пятомъ актѣ, а можетъ быть Тальма въ немъ еще превосходнѣе, чѣмъ въ четвертомъ. Сервил³й на все отваживается, чтобы искупить свою вину и спасти Манл³я: въ глубинѣ сердца рѣшился онъ раздѣлить участь друга, если тому погибнуть должно. Скорбь Манл³я услаждена сожалѣн³емъ Сервил³я; однакоже онъ не смѣетъ сказать ему, что прощаетъ его предательство ужасное, но схватываетъ украдкою руку Сервил³я и прижимаетъ ее къ сердцу; невольныя движен³я его ищутъ друга виновнаго, котораго онъ еще разъ хочетъ обнять передъ разлукою вѣчною. Ничто или почти ничто въ трагед³и не указывало на с³е восхитительное свойство души чувствительной, которая еще помнитъ долгую привязанность, даже и тогда, когда предательство ее рушило. Роли Петра и Жафьера въ Англ³йскомъ произведен³и выказываютъ с³е положен³е съ удивительнымъ успѣхомъ. Тальма умѣлъ дать трагед³и Манл³й нравственную силу, ей недостающую, и ничто не приноситъ такой чести дарован³ю его, какъ истина, съ которою онъ выражаетъ то, что есть въ дружбѣ непобѣдимаго. Страсть можетъ возненавидѣть предметъ любви своей; но тамъ, гдѣ связь укрѣплена священными соотношен³ями души, тамъ, кажется, и самое преступлен³е не въ силахъ ее уничтожить: тамъ ждешь раскаян³я, какъ послѣ долгой разлуки ожидаешь возвращен³я".

   Не смотря на с³и и такъ уже длинныя выписки изъ книги г-жи Сталь, не можемъ удержаться отъ удовольств³я привести еще одно письмо знаменитой женщины къ знаменитому актеру, письмо мало извѣстное. Кромѣ того, что пр³ятно заниматься извлечен³ями изъ сочинен³й автора, всегда исполненнаго мысли и чувства, но намъ кажется, что и для многихъ читателей с³и выписки могутъ показаться занимательными, тѣмъ болѣе, что, по странному небрежен³ю, большая часть изъ сочинен³й г-жи Сталь можетъ имѣть еще цѣну новости на языкѣ нашемъ.

  

   "Не бойтесь, чтобы я послѣдовала г-жѣ Милордъ и возложили на вашу голову вѣнокъ, въ минуту наиболѣе патетическую; но васъ могу сравнивать только съ вами самими и потому скажу вамъ, Тальма, что вчера вы превзошли совершенство и самое воображен³е. Есть въ этомъ произведен³и, не смотря на всѣ его погрѣшности, обломокъ трагед³и, которая сильнѣе нашей, и дарован³е ваше явилось мнѣ въ роли Гамлета, какъ ген³й Шекспира, но безъ его неровностей, безъ его повадокъ (gestes familiers), внезапно облагороженныхъ до высшей степени благородства. С³я неизмѣримость природы, с³и запросы о жреб³и нашемъ общемъ, въ виду сей толпы, которая умретъ и казалось слушала васъ, какъ вѣщателя рока; с³е явлен³е привидѣн³я ужаснѣйшаго во взорахъ вашихъ, чѣмъ въ самомъ грозномъ образѣ; с³е глубокое унын³е, сей голосъ, с³и взгляды, повѣдающ³е чувства, сей характеръ выше всѣхъ размѣровъ человѣческихъ: все это восхитительно, три раза восхитительно, и с³и впечатлѣн³я, которымъ подобныхъ искусство еще никогда во мнѣ не рождало, независимы отъ дружбы моей къ вамъ: я васъ люблю въ комнатѣ, въ роляхъ, гдѣ вы равны себѣ; но въ сей роли Гамлета вы увлекаете мой восторгъ до того, что это уже были не вы, что это была не я: это была поэз³я взглядовъ, выражен³й, движен³й, до которой еще ни одинъ писатель не достигнулъ. Прощайте, извините меня, что я пишу къ вамъ, когда ожидаю васъ сегодня утромъ въ часъ, а вечеромъ въ восемь; но если прилич³я общественныя не должны были бы все умѣрять и задерживать, то не знаю, не бросилась-ли бы я вчера съ гордостью къ вамъ, чтобы поднести вѣнокъ, который принадлежитъ вашему таланту болѣе чѣмъ всякому иному: вы тутъ уже не актеръ, вы человѣкъ, возвышающ³й природу человѣческую, давая намъ новое понят³е. Прощайте до часа. Не отвѣчайте мнѣ, но любите меня за мое восхищен³е".

   Тальма былъ женатъ и жена его также являлась на сценѣ съ успѣхомъ. Изъ свѣдѣн³й, собранныхъ нами выше, можно убѣдиться, что онъ былъ человѣкъ умный, свѣдущ³й и благороднаго характера. Одинъ талантъ, какъ онъ ни будь великъ, и особливо же талантъ сценическ³й, не достаточенъ, чтобы привлечь личное уважен³е и пр³язнь людей отличныхъ, а мы видѣли, что Тальма имѣлъ друзей, коими гордиться можно. Въ домашней жизни и въ общежит³и онъ былъ такъ же привлекателенъ, какъ былъ восхитителенъ на сценѣ. Вотъ что говоритъ о знакомствѣ своемъ съ нимъ леди Морганъ, въ сочинен³и о Франц³и, а сей свидѣтель, какъ Англ³йской нац³и, не подозрителенъ въ излишнемъ потворствѣ. "Величавость и сила трагическ³я Тальмы на сценѣ образуютъ противоположность, равно разительную и пр³ятную, съ простотою, радуш³емъ, веселостью его обхожден³я въ обществѣ. Никогда не встрѣчавшись съ Кор³оланомъ въ гостиной и видѣвши его только на форумѣ, я думала, что найду въ семъ актерѣ, въ быту домашнемъ, торжественность и напыщенность, присвоенныя его зван³ю, пр³емъ холодный, рѣчь мѣрную; однимъ словомъ, думала найти актера; но, напротивъ, я замѣтила въ простыхъ обычаяхъ и непринужденномъ обращен³и сего знаменитаго человѣка одни признаки хорошаго воспитан³я и совершеннаго умѣнья жить".

   Мног³е изъ нашихъ соотечественниковъ также знали его лично и успѣли оцѣнить въ немъ прекрасныя качества актера и человѣка, а одинъ изъ нихъ, В. Л. Пушкинъ, былъ съ нимъ въ дружеской связи, во время пребыван³я своего въ Парижѣ, о коемъ можетъ сказать онъ съ отраднымъ воспоминан³емъ:

  

   Не улицы однѣ, не площади и домы,

   Делиль, Сенъ-Пьеръ, Тальма мнѣ были тамъ знакомы.

  

   Въ часы досуга актеръ давалъ Русскому поэту уроки въ декламац³и Французской и перечитывалъ съ нимъ нѣкоторыя изъ своихъ ролей. Многимъ, можетъ быть, еще памятно, какъ въ обществѣ пр³ятелей и пр³ятельницъ, Васил³й Львовичъ любилъ декламировать, между прочимъ, разсказъ Макбета, выше упоминаемый. Сообщаемъ читателямъ остроумную записку Тальмы къ нему:

  

   Je n'ai, point de crime à commettre samedi. Ma conscience est à l'aise ce jour là. Je n'ai affaire ni aux Euménides, ni aux Furies; elles ont bien voulu m'accorder cet intervalle de repos pour aller offrir mon hommage à Madame la Princesse Dolgorouki. A samedi donc, tout à vous

   ¹) Не совершаю никакого преступлен³я въ субботу. Въ этотъ день моя совѣсть на просторѣ. Не буду имѣть дѣла ни до Эвменидъ, ни до Фур³й; имъ угодно было дать мнѣ сей отдыхъ, чтобы я могъ засвидѣтельствовать мое почтен³е княгинѣ Долгоруковой. И такъ до субботы, весь вашъ Тальма.

  

   Не станемъ входить въ подробное описан³е обстоятельствъ, послѣдовавшихъ за болѣзн³ю и кончиною Тальмы, умершаго въ Парижѣ 19-го октября 1826 года. Они слишкомъ еще свѣжи въ памяти читателей газетныхъ. Если получимъ полныя жизнеописан³я его, вышедш³я во Франц³и уже по его смерти, то можно будетъ извлечь изъ нихъ дополнен³е къ сей статьѣ, писанной, такъ сказать, за глаза, подъ руководствомъ свѣдѣн³й разбросанныхъ по разнымъ б³ографическимъ словарямъ и театральнымъ альманахамъ. Можетъ быть, придется и поправить нѣкоторыя погрѣшности, въ которыя могли вовлечь невольно различные указатели. Замѣчательно, что погребен³е Тальмы совершилось безъ шума и безъ народнаго волнен³я. Извѣстно, что Французск³е актеры отлучены отъ церкви и что смертные останки ихъ не могутъ быть отпѣваемы въ храмѣ Бож³емъ, если актеры при жизни не отреклись отъ зван³я своего. Намъ, сѣвернымъ варварамъ, по выражен³ю нѣкоторыхъ соевропейцевъ, кажется неимовѣрнымъ сей обычай просвѣщеннаго Запада. Всего въ этомъ дѣлѣ забавнѣе, или прискорбнѣе, судя по точкѣ, съ которой смотришь, есть исключен³е изъ сего постановлен³я,- кого-же? оперныхъ актеровъ и оперныхъ танцовщицъ, потому что Французская опера, то есть, театръ, на коемъ даются больш³я оперы и балеты, именуется королевскою академ³ею музыки, и такимъ образомъ академическ³я фигурантки, или плясовые академики, вакханки, баядерки, нимфы пользуются, подъ академическою фирмою, правомъ, отъ коего отрѣшены трагическ³я Эсѳири, Атал³и, Меропы. Разумѣется, что не всѣ во Франц³и признаютъ красоту сего чуднаго установлен³я, и потому погребен³е актера въ Парижѣ нерѣдко бываетъ поводомъ къ явлен³ямъ существенно-трагическимъ. Памятно, какъ въ день погребен³я актера Филиппа,. народъ бросился въ дворцу и просилъ Карла X, не задолго передъ тѣмъ вступившаго на престолъ, разрѣшить выносъ гроба въ церковь. Король выслушалъ депутац³ю благосклонно, на не принялъ на себя разрѣшен³я дѣла, не подлежащаго его вѣдѣн³ю. Тальма, желая избѣгнуть невольнаго дѣйств³я въ драмѣ по смерти, назначилъ въ духовномъ завѣщан³и своемъ, чтобы прямо понесли тѣло его на кладбище. Такъ и было сдѣлано. Обрядъ погребен³я его совершился спокойнѣе, но не менѣе величественно и умилительно. Люди, отличные по дарован³ямъ и по знан³ю своему, литтераторы, ученые, художники, государственные сановники, многочисленная толпа народа слѣдовали въ глубокой, тихой горести за гробомъ любимца своего, который нѣкогда съ такою силою волновалъ ихъ души впечатлѣн³ями возвышенными, поражалъ изящнымъ. ужасомъ, уклевалъ могуществомъ вдохновен³я, и былъ для нихъ избраннымъ посредникомъ между м³ромъ идеальнымъ и м³ромъ положительнымъ, между истор³ею и поэз³ею. Товарищи его и литтераторы въ рѣчахъ надгробныхъ заплатили дань признательности общественной человѣку и согражданину, Тотчасъ открылась подписка на сооружен³е памятника незабвенному въ лѣтописяхъ драматическихъ, и значительныя суммы отъ разныхъ лицъ, отъ разныхъ зван³й, изъ разныхъ мѣстъ сливаются для выражен³я одного чувства, одного высокаго помышлен³я: увѣковѣчить знамен³е благодарности современной Жизнь, дарован³я Тальмы были достоян³емъ народнымъ; смерть его почитается народною печалью. Должно отдать справедливость Французамъ: они хорошо понимаютъ просвѣщенный патр³отизмъ, и с³е чувство горести народной, если хотятъ народнаго самохвальства, должно быть чувствомъ живительнымъ и производительнымъ. Какъ не предпочесть его мудрому безстраст³ю, стоической неподвижности, которыя молча совершаютъ свое поприще и не озаряютъ ни однимъ восторгомъ, и не оглашаютъ ни однимъ сердечнымъ словомъ гробовое молчан³е населенной пустыня.

   Статья наша, вѣро