Главная » Книги

Якубович Петр Филиппович - Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность, Страница 5

Якубович Петр Филиппович - Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность


1 2 3 4 5

огоде", например, - не столько поэзия, сколько "воркотня досужего капризника"... Изображения народного быта, народной души и даже народная речь в его стихах полны фальши, неискренности и тенденциозности. Многочисленные примеры, приводимые Евгением Марковым, мы опустим; упомянем лишь об одном, которым критики Некрасова пользуются охотно и доныне. В стихотворении "Тишина", говоря об окончании Крымской войны, поэт прибегает к такому образу: "Прибитая к земле слезами рекрутских жен и матерей, пыль не стоит уже столбами над бедной родиной моей". Г-н Андреевский, следуя примеру Маркова, подсмеивался: "Этот невообразимый дождь, освеживший большую дорогу, совершенно нестерпим" ("Литературные чтения", 1891). Между тем прекрасная и сильная, на наш взгляд, метафора Некрасова становится вполне понятной, если взять ее в связи со следующими стихами из той же "Тишины":

...Над Русью безмятежной
Восстал немолчный скрип тележный,
Печальный, как народный стон;
Русь поднялась со всех сторон,
Все, что имела, отдавала
И на защиту высылала
Со всех проселочных путей
Своих покорных сыновей...

   Как известно, из этих "покорных сыновей" лишь "немногие вернулись с поля", и поэт имел полное основание сравнить с потоками дождя слезы, пролитые рекрутскими женами и матерями... Казалось бы, над чем тут зубоскалить?..
   Некрасову по плечу, продолжает Марков, только сказочное геройство, баснословный идиотизм, голубиное смирение, кровожадность тигра. Он не постигает средних типов. [Некрасов изображается здесь как ультраромантик. Но вся поэзия его, глубоко реальная и правдивая, служит красноречивым опровержением такого мнения. Упомянем лишь об одной стороне некрасовской поэзии, которой до сих пор нам не пришлось коснуться. Это - любовная лирика. У поэтов предшествовавших, не исключая Пушкина и Лермонтова, любовь изображается всегда в праздничные ее моменты, являясь как бы принаряженной и приподнятой; Некрасов перенес любовь с неба на землю, в обстановку будничных, реальных человеческих отношений; он рисует чувства людей именно среднего, а не героического типа.] Искренним мыслителем-поэтом и беспристрастным наблюдателем-художником он бывает только один час из десяти натянутого и надуманного сочинительства. Причина всего этого - жизнь в кружках, которые действовали не путем поэтического и художественного воспитания общества, а методом логического убеждения, отталкиваясь от научных знаний, практических интересов... Под влиянием кружков Некрасов поднял знамя тенденциозной поэзии, но, как все выдуманное, насильственное, как всякий ублюдок, она осуждена остаться без потомства: "Лишенная одушевляющего огня и искренности, как может она холодными процедурами своего творчества зажечь божественную искру в новом организме?.."
   Некрасов, по мнению Маркова, до того тенденциозен, до того свыкся с необходимостью громить крепостное право, что чуть ли не готов отрицать самый факт освобождения (игривая мысль, которую охотно повторяли потом господа Андреевские, Платоны Красновы и им подобные). Некрасов был поэтом исключительно отрицания, отрицание же есть только преходящий момент. В творчестве поэта были скудны элементы любви (!)... "Побольше любви!" - в заключение укоризненно наставляет Марков Некрасова, а кстати уж и "родственного ему" Щедрина, умевшего только "отрицать" и совсем не умевшего любить...
   Тому, кто знает Некрасова и Щедрина, конечно, нечего разъяснять, как много самодовольной узости и приторной фальши скрывалось в этих "либеральных" назиданиях!
   За последние двадцать лет в критике появилось мало нового и интересного о некрасовской поэзии. Следует отметить разве упомянутую уже статью г-на Андреевского, в которой, быть может, много злого остроумия и красивых софизмов, но конечный вывод которой таков: "Вклад Некрасова в вечную сокровищницу поэзии гораздо меньше его славы, его имени".
   С середины восьмидесятых годов, когда литература заметно охладела к мужику, к народу, имя Некрасова все реже и реже стало мелькать на страницах журналов. Выплыли на сцену вопросы личного совершенствования, личной морали; шумно прокатилась мишурная волна "эстетического идеализма" и доморощенного декадентства... Увлечение марксизмом обещало, казалось, значительное отрезвление: возврат искусства к реализму, к социальным интересам, хотя и с перенесением центра внимания с мужика на городского пролетария; но тут случилось нечто странное и неожиданное: марксизм в собственном, беспримесном его виде почти нисколько не отразился на нашей художественной литературе и на художественной критике... Заявляли о себе и шумели одни только марксисты "не настоящие", марксисты-индивидуалисты, марксисты-ницшеанцы, марксисты-символисты... Эти господа, понятно, не могли любить Некрасова с его простой, бесхитростной поэзией, чуждой всяких современных кривляний и вычур!
   К счастью, движение вперед, в сторону все большей демократизации литературы и искусства, продолжается безостановочно и непрерывно, и видимые зигзаги и отступления в нашем общественном развитии не имеют в последнем счете особенного значения. Литература у нас не впервые отстает от жизни, и судить о вкусах и настроении наиболее бодрых и жизнеспособных кругов общества по мнениям господ Андреевских, Мережковских, Бердяевых e tutti quanti [и им подобных (ит.).] было бы совершенно неосновательно. Некрасов ни в каком случае не может быть назван забытым и отжившим свое время поэтом. Сборники стихотворений его, довольно дорогие по цене, раскупаются с прежней, если не большей быстротою. Но если бы даже среди "верхов" нашей много всяких видов видавшей интеллигенции и действительно можно было подметить некоторое охлаждение к "музе мести и печали", то жизнь с каждым днем все заметнее выдвигает вперед нового, свежего читателя, могучего как своею численностью, так и всепобеждающей верой в торжество света и правды. Не сегодня-завтра этот новый читатель заполнит всю жизненную сцену, и никакого сомнения не может быть в том, что для Некрасова он явится "читателем-другом".
   Как ночные призраки, разлетятся тогда и растают туманом все современные "символизмы", поиски "новой красоты" и "новых настроений". Жажда правды - вот настроение, которое одно имеет под собой твердую почву. Светлое и широкое будущее предстоит поэтому "музе мести и печали", не устававшей твердить:

Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая - страдания народа
И что поэзия забыть ее должна, -
Не верьте, юноши: не стареет она!

  
  
  

9. Об изданиях Некрасова

   Не знаем, в каком числе экземпляров выпускались каждый раз стихотворения Некрасова при жизни поэта, но за двадцать лет (1856-1877) они выдержали шесть последовательных тиражей. Первое посмертное издание, вышедшее в свет в феврале 1879 года в шести тысячах экземпляров, разошлось в два года, а в 1881-1882 годах выпущены были, одно за другим, два дешевых компактных издания, каждое по 10 тысяч экземпляров. То и другое распроданы были с изумительной быстротой... Цена следовавших затем изданий была, к сожалению, повышена с трех до пяти рублей; но и они все долго не залеживались, несмотря на то что печатались в 10-15 тысячах экземпляров каждое. В1902 году вышло уже восьмое посмертное издание, отпечатанное в 20 тысячах экземпляров. Таким образом, в общем за четверть века, протекшую со дня смерти Некрасова, было выпущено около ста тысяч экземпляров его сборников, и если принять в расчет, с одной стороны, сравнительно высокую цену книги (в два с половиной раза превышающую цену, например, стихотворений Надсона), с другой - прискорбно-продолжительный и лишь в самое недавнее время, по счастью, окончившийся отлив внимания в русском обществе к доле народной массы, то цифра эта представится довольно-таки внушительной...
   Очевидно, широкие круги читающей публики не перестают питать горячий интерес к поэту, над гробом которого раздавались восторженные молодые голоса: "Он выше, выше Пушкина и Лермонтова!"
   "Года минули, страсти улеглись". Для Некрасова настал уже суд потомства. Никто, вероятно, не скажет теперь, что он "выше" Пушкина и Лермонтова, но зато, думаем, никто, кроме ошалелых декадентов, не разделит и мнения знаменитого художника, "друга юности", а потом "врага" поэта, несправедливо утверждавшего, будто "поэзия даже и не ночевала в его стихах"; никто не решится теперь назвать эту поэзию гнева и печали явлением эфемерным, фальшивым и дутым (мнение, которое не раз, в пылу партиозных увлечений, высказывалось современными Некрасову критиками). Лишь немногие в настоящее время не согласятся, что из всего легиона русских поэтов XIX века один только Некрасов по праву может стать рядом с Пушкиным и Лермонтовым как в смысле общественного значения своей лирики, так и энергии и силы поэтического вдохновения.
   К сожалению, те, кто является посредником между обществом и писателем, издатели сочинений Некрасова, заботились все время лишь о собственном преуспеянии и ровно ничего не сделали для того, чтобы связь между публикой и ее любимым поэтом росла и крепла. Конечно, слова эти не относятся к давно уже покойной сестре поэта, Анне Алексеевне Буткевич, под наблюдением которой вышло первое посмертное издание стихотворений (в 1879 году), - издание во всех отношениях замечательное, сделанное любящей и умелой рукой. Главное достоинство его составляли обширные и в высшей степени ценные примечания С. И. Пономарева, в основу которых положены были собственноручные заметки поэта, сделанные им на полях авторского экземпляра предыдущего издания стихотворений. Г-н Пономарев руководился следующим справедливым соображением: "О стихах такого жизненного содержания, как некрасовские, весьма интересно было бы знать многое - и поводы, по которым написаны пьесы, и лица, которых очерчивает поэт, и то впечатление, которое возбуждали его произведения в нашем обществе, в нашей журналистике в минуту своего появления, и пр. Но вполне удовлетворить этим требованиям пока невозможно". В настоящее время невозможность эта, по всей вероятности, значительно уменьшилась, а между тем позднейшие издатели Некрасова не только не расширили примечаний С. И. Пономарева, но даже и совсем их устранили... Вначале это сделано было под предлогом экономии места в дешевом однотомном издании, но потом, с возвратом к изданию дорогому (двухтомному) и переходом его в собственность г-на Суворина, примечания были просто забыты... И не вспоминают о них вот уже двадцать лет! К чему? Ведь книжка и без того хорошо расходится...
   С той же целью удешевления биография Некрасова, составленная г-ном Скабичевским, была сокращена в 1881 году до одной трети, то есть до бледного краткого перечня всем известных фактов, и в таком виде, без малейшего изменения, она преподносится читателю и до наших дней...
   "При всем старании сделать новое издание как можно более достойным памяти покойного поэта, - писала сестра его в предисловии к изданию 1879 года, - я не считаю себя вполне достигшею предположенной цели: иное было невозможно по недостатку времени, многое оказывалось пока несовременным ".
   Ни тем, ни другим мотивом нынешние издатели не могли бы отговориться, а между тем за столько лет владения духовным наследством знаменитого поэта они не только не "старались" сделать новые издания "более достойными его памяти", но сделали их, по сравнению с изданием 1879 года, положительно менее достойными. В деле изучения текста стихотворений Некрасова, восстановления стихов, замененных точками или искаженных в угоду "независящим обстоятельствам", а также разыскания новых, не напечатанных при жизни поэта пьес, - не говорим уже о корреспонденции Некрасова, - ими ровно ничего не сделано, несмотря на прямое и категорическое утверждение А. А. Буткевич (а она ли не знала истинного положения вещей!), что "многое" оставалось еще сделать... Досадно подумать, что упущено двадцать пять лучших лет: сколько рукописей, стихотворений, вариантов, писем могло бесследно затеряться за этот промежуток времени!
   Но издатели могут, пожалуй, указать в свое оправдание на первую же страницу первого посмертного издания, где поэт ясным русским языком просит своих наследников ничего, кроме указанного им самим, не перепечатывать после его смерти.
   Справедливо; нужна только маленькая поправка. "Завещание" это написано Некрасовым еще в 1864 году и, естественно, должно относиться лишь к стихам, сочиненным до этого года, главным же образом - к сборнику "Мечты и звуки" и другим, большею частью неудачным, стихотворным опытам 1838-1844 годов. Если распространить смысл некрасовского распоряжения и на весь последующий период (1864-1877), то придется, например, назвать самоуправством поступок Салтыкова, через три года после смерти поэта напечатавшего в "Отечественных записках" его поэму "Пир на весь мир", которую при жизни автора цензура не соглашалась пропустить. По-видимому, так именно и рассуждают нынешние собственники издания: если они и перепечатывают эту поэму в "Собраниях стихотворений", то потому только, что их предупредила сестра поэта, успевшая незадолго до смерти распорядиться внести "Пир на весь мир" в первое дешевое издание... Зато все новые стихотворения Некрасова, опубликованные позже, современными издателями упорно игнорируются.["Время-то есть, да писать нет возможности", "Вам, мой дар ценившим и любившим" (автограф, подаренный студентам), "Смолкли честные, доблестно павшие", "Вчерашний день часу в шестом" и пр. Поэму "Пир на весь мир" следовало бы печатать по полному тексту, изданному в 1879 году "Народной волей", с песнями "Средь мира дольнего", "Кушай тюрю, Яша", "Беден, нечесан Калинушка" и пр. Напомним еще, что, по указанию покойного Гербеля (см. посмертное издание 1879 года, т. IV, стр. CXLVI), Некрасов собирался перед самой смертью взять для нового собрания своих стихотворений пять юмористических пьес из "Свистка", до сих пор остающихся там погребенными. Не следовало бы, думается, пропускать и двух предсмертных стихотворений, имеющихся в "Примечаниях" С. И. Пономарева, а теперь всеми забытых: "Пускай чуть слышен голос твой" и песни из вновь задуманной главы "Кому на Руси жить хорошо".]
   Нельзя в заключение не посетовать на дороговизну книги, стоимость которой, право, не грешно бы уменьшить по крайней мере в полтора раза... При пятирублевой цене надолго еще сохранят свою силу горькие слова поэта:

Тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта, -
Увы! не внемлет он и не дает ответа...

  

Другие авторы
  • Фофанов Константин Михайлович
  • Вейнберг Андрей Адрианович
  • Медзаботта Эрнесто
  • Ромер Федор Эмильевич
  • Гольдберг Исаак Григорьевич
  • Толстой Николай Николаевич
  • Аскоченский Виктор Ипатьевич
  • Тихомиров Павел Васильевич
  • Кипен Александр Абрамович
  • Желиховская Вера Петровна
  • Другие произведения
  • Измайлов Александр Ефимович - Из писем А. Е. Измайлова - И. И. Дмитриеву
  • Коржинская Ольга Михайловна - Месть царевны Чандры
  • Шекспир Вильям - Король Генрих Vi
  • Виноградов Анатолий Корнелиевич - Марина Цветаева. Жених
  • Фриче Владимир Максимович - Брюнетьер
  • Ковалевский Павел Михайлович - П. М. Ковалевский: биографическая справка
  • По Эдгар Аллан - Тень
  • Толстой Лев Николаевич - Письмо революционеру
  • Щепкина-Куперник Татьяна Львовна - Несколько дней...
  • Федоров Николай Федорович - К университетской или новофарисейской нравственности
  • Категория: Книги | Добавил: Anul_Karapetyan (23.11.2012)
    Просмотров: 298 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа