Маяковский,
это очаровательное "облако в штанах", взошедшее на нашем небе и вместо
дождя посылающее плевки на землю. Не верьте, когда свои стихи он называет
"Простое, как мычание", - это не простой загон, не стадо в лесу: эти коровы
оркестрованы, эти ослы поют по нотам!
Почти всякому гонению присущ элемент мести, ибо нынешний гонитель
вчера сам был гоним и тоже нахлебался горя.
Тут есть даже намек на какую-то справедливость. И мне не без основания
кажется, что теперешним поношением своим Надсон искупает страдания и кровь
другого мученика литературной догматики - Фета. Столь же несправедливо и
жестоко осужденный тогдашней "господствующей" догмой, как Надсон догмой
нынешней, Фет стал невольным мстителем, и к такой же невольной мести влечет
самые тихие, но оскорбленные поэтические души. Око за око, зуб за зуб!
Я не стану спорить, что Надсон писал плохо, и не стану доказывать, что
все-таки Надсон был поэт. Первое - неоспоримо, а второе - недоказуемо для
догматиков и слишком ясно для людей с высокой поэтической душою, еще не
разграфленной на квадраты и не обремененной знанием ненужного. "Всякое
познание умножает скорбь", - сказал Екклезиаст, - но есть познания, которые
умножают невежество, как это ни парадоксально. Таковы слишком обширные
знания в любви, делающие губительным невеждой истасканного знатока artis
amandi [1] ; таковы же и слишком обширные сведения в поэзии. Да и не
назывались ли книжникам и те люди, что отвергли Нагорную проповедь?
Велико было влияние Надсона на молодежь. Самый факт еще ничего не
значит, ибо влияли на молодежь и Арцыбашев и Вербицкая, влияет на нее и И.
Северянин, но важен характер влияния, важен этический и психологический
тип, который поддается тому или иному воздействию. Здесь же можно сказать с
уверенностью: если за Верб<ицкой> и Сев<еряниным> шли низы молодежи, ее
моральные moritur [2] , за Надсоном, как ныне за Блоком (не говорю об
огромной разнице их дарований), следовали верхи ее, те чистые и светлые
души, для которых небо всегда было ближе, чем земля. Плоха та молодость,
которая не чувствует Надсона, сказала, если не ошибаюсь, сама изысканная 3.
Гиппиус, судья строгий и взыскательный, но не лишенный чуткости, как всякий
подлинный поэт.
Только от огня рождается огонь. Только поэт мог зажечь вокруг себя
столько огней и огоньков, воспламенить столько жертвенников и робких
кадильниц. И Надсону ли откажем в лавровом венке? Судя по тому, как щедро
подносятся эти венки на разных концертах и спектаклях, у нас лавров даже
избыток; и нет надобности снимать венок ни с чьей головы, чтобы увенчать им
и эту печальную молодую голову, так мало узнавшую о жизни, так рано
постигшую смерть.
Всем хватит лавров! И не надо драться из-за них - это не кость,
бросаемая в стаю, это простой и скромный знак нашего уважения к
человеческому.
[1] искусства любви (лат.).
[2] мертвецы (лат.).
Впервые - в газете "Русская воля", 1917, 18, 19 января.
С. А. Венгеров (1855 - 1920) - историк русской литературы и
библиограф. Письма к нему Андреева 1907 - 1910 гг. см. в кн.: Андреевский
сборник. Исследования и материалы. Курск, 1975, с. 206 - 211 (Публикация В.
Н. Чувакова). Андреев, как можно предположить, имеет в виду речь С. А.
Венгерова "Русская литература в средней школе как источник идеализма",
произнесенную им в Москве 27 декабря 1916 г. на открытии первого
всероссийского съезда преподавателей русского языка и словесности см.:
Речь, 1917, 8, 9 января).
..."гражданин" Некрасов... - См. в наст. т. ответ Андреева на анкету
"Отжил ли Некрасов?".
...эта маленькая гражданская добродетель, эта почти девическая
любовная чистота. - Андреев имеет в виду отзыв о С. Надсоне В. Я. Брюсова
из его статьи "Н. Минский. Опыт характеристики". Статья под псевдонимом В.
Бакулин впервые появилась в журнале "Весы", 1908, 7, и вошла затем в
книгу Валерия Брюсова "Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах
от Тютчева до наших дней". М., изд. "Скорпион", 1912. Называя поэзию С.
Надсона "безнадежно отжившей", В. Я. Брюсов писал: "Стихи Фета, написанные
в те же годы, близки нам, как что-то наше, современное <...> Стихи Надсона
- это что-то мертвое, нам непонятное, нам чужое <...> ...Надсон всю жизнь
только и делал, что неустанно повторял: "И погибнет Ваал!", чем, как
говорят, доказал необыкновенную "честность и чистоту души" (Брюсов Валерий.
Собр. соч. в семи томах. Т. 6. М., Художественная литература, 1975, с. 235,
237).
...как искренне презирает Надсона тот же Маяковский... - Андреев
ссылается на статьи Вл. Маяковского "Два Чехова" ("Новая жизнь", 1914,
июнь) и "Не бабочки, а Александр Македонский" (Новь, 1914, 117, 17
ноября).
"Облако в штанах". - Маяковский В. Облако в штанах. Тетраптих. Пг.,
1915.
"Простое, как мычание" - В. Маяковский. Простое, как мычание. Пг,,
Парус, 1916.
...Надсон искупает страдания и кровь другого мученика литературной
догматики - Фета. - Имеется в виду статья С. Надсона "Поэты и критики",
впервые напечатанная в журнале "Еженедельное обозрение", 1884 г., январь.
"...Несомненно художественные стихотворения Алексея Толстого и г. Фета, -
писал в ней С. Надсон, - были совершенно затоптаны в грязь критикой
либеральных журналов. Мы тоже мало сочувствуем тенденциям этих двух поэтов,
но мы не можем не отдать им должного за чисто художественную сторону их
произведений. Пусть их поэзия из трех элементов - истины, добра и красоты -
служит только одной красоте - спасибо и за это: "овому дан талант, овому -
два!" (Надсон С. Я. Литературные очерки. 1883 - 1886. Изд. 2-е. СПб., 1887,
с. 211 - 212.)
"Всякое познание умножает скорбь" - Екклезиаст, гл. 1, ст. 18.
Арцыбашев М. П. (1878 - 1927) - писатель-натуралист, в творчестве
которого большое внимание уделено "проблемам пола".
Вербицкая А. А. (1861 - 1928) - писательница, ставившая в своем
творчестве проблему женской "эмансипации" в буржуазном обществе. У
мещанского читателя пользовались успехом романы А. Вербицкой "Ключи
счастья" и "Иго любви", в которых протест против зависимого положения
женщины в обществе подменялся проповедью "свободной" любви.
И. Северянин. - Речь идет о поэте Игоре Северянине (псевдоним И. В.
Лотарева; 1887 - 1941). Печататься начал в 1905 г. В 1911 г. возглавил
течение эгофутуризма, позже примкнул к кубо-футуристам. В 1916 г. выпустил
в Москве собрание своих "поэз" в шести томах. История взаимоотношений
Андреева с Игорем Северяниным не исследована. Факт их личного знакомства
подтверждается неопубликованным письмом Игоря Северянина Андрееву от 10
сентября 1910 г. (хранится в ОРБЛ). В мировую войну в журнале "Отечество",
ближайшим сотрудником и фактическим редактором которого был Андреев,
появились стихотворения Игоря Северянина "Переход через Карпаты" (1914,
6) и "Белая фея" (1915, 5-6). В 1915 г. Андреев и Игорь Северянин приняли
участие в литературно-художественных альманахах "В эти дни", "В тылу",
"Невский альманах жертвам войны", часть прибыли от которых поступала в
пользу пострадавших от военных действий. В 1926 г. Игорь Северянин посвятил
памяти Андреева сонет "Предчувствовать грядущую беду...", вошедший в книгу
Игоря Северянина "Медальоны. Сонеты и вариации о поэтах, писателях и
композиторах" (Белград, 1934).
Гиппиус 3. Н. (1869 - 1945) - поэтесса, литературный критик (псевдоним
Антон Крайний), прозаик. Жена Д. С. Мережковского.
Знаменательный юбилей
Право Ивана Дмитриевича Сытина на "всенародное" признание (в чем смысл
сегодняшнего его юбилея) является спорным, т. е. не для всех ясным и
очевидным. Пусть московская Дума единодушно постановляет приветствовать И.
Д. Сытина, это ее обязанность перед "москвичами"; пусть даже именитые
писатели своим участием в сборнике "Книга" подтверждают серьезность и
важность нынешнего дня - для широких кругов интеллигенции остается открытым
вопрос: в чем именно те огромные заслуги Сытина, которые дают ему право на
столь пышный триумф? Больше того: чем можно оправдать поступок юбилейного
Комитета (вероятно, его), приурочившего чествование Сытина к такому
великому историческому празднику, как 19 февраля, - дню освобождения
русских крестьян от рабства?
"Сытинские" издания обладают одним бесспорным свойством:
распространенностью; равным образом и все "сытинские" предприятия и дела
обладают аналогичным свойством - громадностью. Его пресловутые лубки и
календари, его учебники и пособия, наконец, его газета "Русское слово"
распространены широко и массой бумаги, вероятно, превосходят все другое по
этой части; так же велики сытинские типографии и всё прочее, материальное.
Приобщение к сытинскому делу "Нивы" с ее приложениями, само по себе дающее
основателю "Нивы" Марксу право на вечную благодарность со стороны русского
народа, доводит масштаб до того предела, до какого едва ли достигало
какое-либо другое русское издательство.
Но распространенность и огромность - лишь свойство, но еще не
качество;
и
русскому интеллигенту известны многие случаи
"распространенности" (хотя бы сочинений г-жи Вербицкой), которым так же
мало оснований радоваться, как распространению скарлатины или холеры.
Правда, на людей с пылким воображением, до сих пор удивляющихся расстоянию
Земли от Солнца и с волнением переживающих всё огромное: миллиарды,
небоскребы и пулеметы - самый масштаб действует ошеломительно и в корне
подсекает все вопросы о правах на признание и благодарность: люблю тебя за
то, что ты огромен. Однако эти люди, кланяющиеся всякой царь-пушке,
способны делать только шум, "признание" же дают другие - те, кто ищет и
ценит качество. Каковы же качества сытинских изданий?
И здесь ответ, на первый взгляд, получается весьма неутешительный. Не
говоря о "Ниве", где Сытин является только продолжателем хорошего начала,
или о "Посреднике", не имевшем с ним органической связи, все остальные
сытинские издания отнюдь не пользуются почетом, каковой заслужили уже давно
те же павленковские издания или нынешние - сабашниковские с их
замечательной библиотекой классиков. Хуже того, даже некоторые совсем, по
сравнению, маленькие издательства, как прежнее "Знание" или теперешнее
"Товарищество писателей в Москве", имеют больший вес и значение в глазах
читателя, внушают больше доверия и интереса, нежели любой многотомный или
листовочный "Сытин". Там, у Павленковых и Сабашниковых - там идея. Там
осознанное стремление к общественности или красоте, там видна высокая цель,
к которой идет издатель; там - идея.
Где же идея в "сытинских" изданиях?
Ответ только один. Стоит лишь сверху бросить взгляд на всю эту
сытинскую мешанину, где песенник, молитвослов, дешевый календарь и
патриотический лубок сопрягаются с Мережковским и Горьким, чтобы спокойно и
сразу решить: идеи у сытинских изданий нет и не было. Порою грубые, как
макулатура, часто совсем лишенные вкуса и чуть ли не смысла, а порой столь
изящные, тонкие и умные, как стихи и рассказы И. Бунина, - все эти
сытинские книги, книжонки и газетные листы дают изумительную картину
какого-то издательского хаоса, над которым вместо духа Божьего носится и
царит один всепожирающий масштаб: больше книг! больше листов! больше
печатной бумаги, бумаги!
Так смотрит на это дело интеллигент, чтущий идеи, избалованный (хотя
бы и "вприглядку") четкими и ясными формами Запада. Но есть и другая точка
зрения, более пригодная для России, той России, которая сама есть только
количество и масштаб, в ожидании лучшего; и с этой точки зрения сытинское
издательство является делом величайшей важности и значения, а сам он - Иван
Дмитриевич Сытин - человеком, заслужившим признание народное и триумф.
Эта точка зрения - то самое девятнадцатое февраля, которым помечен
нынешний календарный день и к которому пригнан и сытинский юбилей. Кто не
одним формальным умом, а и сердцем понял и почувствовал значение этого дня
для России, тот не только с почтением дикаря, глядящего на Эйфелеву башню,
а и с более нежным и ценным чувством возьмет нынче в руки сытинскую книжку
и еще раз вглядится в черты юбилярова лица. Эти черты просты и даже
простецки; в них ни на грош нет "меди", и ученый западный физиономист
весьма затруднится, к какому разряду великих людей отнести этого необычного
юбиляра. И долго, в недоумении, он будет рассматривать это
загадочно-простое лицо, пока не переместится что-то в душе его и глазах, и
не поймет он, что это - не лицо случайного и преходящего И. Д. Сытина, а
лицо огромного и великого народа, того народа, что был полуосвобожден 19
февраля и настойчиво просит, молит и требует "вторую половину"; того
народа, что после бесконечной ночи своего бытия взмолился о светлом дне и
всею темною громадой своею разинул рот на книгу.
Книга! Кто нынче в нашей среде знает священную поэзию книги? Не ту
полудохлую поэзию книжников, что копаются кротами в темных библиотеках,
гурманствуя языком и старчески поскрипывая мыслями, а ту молодую, горячую
поэзию влюбленности и любви, когда к книге стремишься столь же страстно,
как к возлюбленной на свидание? Истинная любовь есть истинный голод. И кто
ныне в нашей среде знает этот голод-любовь, который заставляет не читать
книгу, а жрать ее?
Мы читаем книги, а он - г. великий народ русский - он книгу лопает и
жрет. Вам не нравится этот грубый образ? Тогда возьмите другой: он
благоговейно проглатывает ее как причастие, он не читатель - он молитвенник
на книгу.
И вот вам И. Д. Сытин: величайший пожиратель книг, он же молитвенник
на книгу, он же причастник воскресения народного. И не ищите идеи в его
изданиях - он сам, вот этот И. Д. Сытин, есть идея... и прекраснейшая идея!
Ибо этой идеей заряжен весь народ, откуда он выскочил - босой, голодный
духом и о духе, жадный к свету до слепоты, полуосвобожденный,
вольноотпущенник, но еще не гражданин. Издатель, сам почти не знающий
грамоты (некогда было научиться, надо было издавать!), - это ли не образ
безмерной и святой жадности? Конечно, как не смутиться перед таким
несуразным явлением "западному" четкому уму, но мы, дети мужицкой,
несуразной, огромной и возрождающейся России, мы его поймем. Это для ясного
Запада куб всегда куб, а у нас и для куба допустимы всякие формы; и не
всегда внешне светел наш свет, что не мешает ему творить понемногу такой же
день, как и во всем божьем мире.
И не смущайтесь "качества" у сытинских изданий: оно уже заключено в их
количестве. Кто спорит против необходимости разумного меню и для пищи
духовной? И кто не хотел бы более питательной еды для народа, нежели
сытинский лубок и календарь, кто не предпочел бы для народа более изящно
сервированный стол, нежели грязноватая скатерть харчевни, чайной и
трактира? Но там, где царит массовый голод, там, где самое понятие
печатного знака еще нуждается в освящении и букварь служит источником
мудрости и познания, там количество еды является более важным и необходимым
фактором, нежели строгий и ограниченный подбор ее. "Глупый милорд" вовсе не
так глуп, как это кажется в столицах, и "Прекрасная магометанка, умирающая
на гробе своего мужа" разбудила к жизни немало сердец, познавших через эту
наивную книжонку всю сладость чувствительности и поэтических грез. Когда
голодает целый народ, только что освободившийся от пут, - это совсем не то,
что три интеллигента, идущие обедать к Донону; этого не надо забывать при
оценке сытинского дела.
Еще одно сомнение.
Пожиратель книг И. Д. Сытин стал торговцем книгами. Да, торговцем -
огромным, ненасытным (почему он - Сытин?), всеядным, порою даже смешным в
своей детской неразборчивости. И, как всякий торговец, он - "ум", "сметка"
и "хитрец" - не любит формальных договоров, склонен решать дела за чайком,
в интимности; то до смешного передорожит, то на грош накупит пятаков: сам
не всегда знает цену своего товара. Наивничает. Делает вид, что "глубоко
уважает" больших писателей, но внутренне и в них видит только "товар" и
мучается, если не замечает цены на обложке, чтобы иметь точку для
дальнейших операций. Вздыхает и в трудных обстоятельствах принимает личину
слабосильного больного; любит поговорить о том, что "он из народа", не
подозревая, кажется, насколько эта похвальба мала для того, кто по существу
своему не только из народа, а сам народ.
И опять недоуменный вопрос: за что же триумф торговцу, хотя бы это был
торговец книгами? И снова странный, но многим весьма понятный ответ: за то,
что один из первых вольноотпущенников принял книгу, как "товар", и до
святости просто и крепко, навсегда, на всю жизнь, поверил в ее "меновую",
материальную ценность. Для нас это мало, но это бесконечно велико для того,
кто вместе со всем своим народом привык подбирать в ладонь падающие хлебные
крошки, ибо ценит хлеб, как единственную в мире истинную ценность. И как не
уронит он крошки наземь от того хлеба, - так утвердил он своей торговлей
великую ценность нового "хлеба", к которому жадно припадает духовно
голодная Россия. И также не уронит крошки, ибо не только ест, а и чтит, не
только потребляет, - а и производит. Да, торговец, а не торгаш, не тот,
подло равнодушный к внутренней ценности вещей, что нынче торгует иконами, а
завтра утраивает барыши на "живом товаре".
И сегодня, в лице Ивана Дмитриевича Сытина, мы приветствуем русский
народ. Приветствуем его духовный голод, его безмерную жадность.
Приветствуем его первые, еще слепые, но уже такие твердые и решительные
шаги. Приветствуем его великий сокрытый разум, бросивший его из цепей прямо
к книге - последнему Освободителю! Пусть лопает книги, пусть жрет, пусть
приобщается! Приветствуем его безошибочное чувство жизни, приведшее его на
тот единственный путь, в конце которого - Возрождение России.
Когда-то срезали розги с деревьев и ими секли предков юбиляра, ныне
всеми почтенного; теперь на бумаге из той же древесной массы Сытин печатает
миллионы книг; это ли не сладчайшая месть угнетателям, достойная всяческого
триумфа!
Впервые - в газете "Русская воля", 1917, 48, утр. вып. 19 февраля.
Печатается по авторизованной машинописи (ЦГАЛИ).
Статья написана в связи с исполнившимся в 1916 г. 50-летием
издательской деятельности И. Д. Сытина (1851 - 1934). К юбилею в том же
году в издательстве И. Д. Сытина вышел роскошно оформленный
литературно-художественный сборник "Полвека для книги. 1866 - 1916". В
феврале 1917 г. в Москве состоялось чествование И. Д. Сытина, в котором
приняли участие выдающиеся деятели русской культуры.
Отношения Андреева с И. Д. Сытиным были далеко не безоблачными. В 1900
г., испытывая острую нужду в деньгах, Андреев начал вести переговоры с И.
Д. Сытиным об издании своей первой книги рассказов. И. Д. Сытин согласился
выпустить книгу неизвестного ему начинающего автора, предложил Андрееву
более чем скромный гонорар, но с изданием не торопился. Об этом стало
известно М. Горькому, который, негодуя на И. Д. Сытина, предложил Андрееву
прекратить с ним все дальнейшие переговоры. "Рассказы" Андреева на средства
М. Горького вышли в издательстве "Знание" (СПб., 1901). В 1908 г. Андреев
вел переговоры с И. Д. Сытиным об издании у него Полного собрания своих
сочинений (не осуществилось). В1911 - 1912 гг. в газете И. Д. Сытина
"Русское слово" впервые опубликованы рассказы Андреева "Покой", "Ипатов",
"Правила добра". После отказа И. Д. Сытина печатать в своей газете
сатирическую пьесу "Прекрасные сабинянки" возмущенный Андреев привлек
редактора "Русского слова" Ф. И. Благова к третейскому суду. Обязанности
одного из судей со стороны Андреева согласился взять на себя В. Г.
Короленко, а с противоположной стороны В. Я. Брюсов. Суд не состоялся.
Письма Андреева к И. Д. Сытину см.: Линин А. М. Л. Андреев и "Русское
слово". Орджоникидзе, 1934; Книга. Исследования и материалы. Сб. X. Л. -
М., 1981 (Публикация С. В. Белова). Неприязнь и подозрительность Андреева к
И. Д. Сытину-"капиталисту" не помешали ему подняться выше личных обид и
дать объективную, положительную оценку просветительской деятельности И. Д.
Сытина-издателя. Посвященная юбилею И. Д. Сытина статья-фельетон Андреева
иронически написана в форме речи адвоката на суде, последовательно
снимающего с И. Д. Сытина все возможные обвинения.
Приобщение к сытинскому делу "Нивы" с ее приложениями... - В мае 1916
г. И. Д. Сытин приобрел популярный еженедельный иллюстрированный журнал
"Нива", издававшийся в Петербурге А. Ф. Марксом (после его смерти в 1904 г,
- "Товариществом А. Ф. Маркс"). Неоспоримое культурное значение имели
выпускавшиеся в виде годовых приложений к "Ниве" Полные собрания сочинений
русских классиков и современных писателей. В 1913 г. приложением к "Ниве"
вышло Полное собрание сочинений Л. Н. Андреева в восьми томах.
"Посредник" - издательство просветительского характера, основанное в
Петербурге в 1884 г. по инициативе Л. Н. Толстого. В 1892 г. было
перенесено в Москву. И. Д. Сытин содействовал распространению дешевых
изданий "Посредника" для народа. В начале 1903 г. руководитель "Посредника"
И. И. Горбунов-Посадов обратился к Андрееву с просьбой разрешить издать для
народного чтения его рассказы "Петька на даче" и "Гостинец". Андреев
разрешил и отказался от гонорара, но рассказы его, выбранные "Посредником",
выпустили другие издательства, с которыми у Андреева были более ранние
соглашения.
... Павленковские издания... - Имеется в виду рассчитанная на широкий
круг читателя предпринятая петербургским книгоиздателем Ф. Ф. Павленковым
(1839 - 1900) научно-популярная биографическая серия "Жизнь замечательных
людей".
Сабашников М. В. (1871 - 1943) и Сабашников С. В. (1873 - 1909) -
братья, книгоиздатели в Москве. Выпускали в основном естественнонаучную и
художественную литературу. Особой известностью и признанием пользовались
издаваемые ими многотомная серия "Памятники мировой литературы" и с 1909 г.
- "Академическая библиотека русских писателей". См.: Сабашников М. В.
Воспоминания. М., 1983.
"Знание". - Книгоиздательское товарищество "Знание" начало свою
деятельность в Петербурге в 1898 г. Одним из основателей и бессменным
директором-распорядителем
издательства
был
прогрессивный
педагог-естественник К. П. Пятницкий. Сначала "Знание" печатало популярные
книги по естествознанию, педагогике и искусству. После вступления в 1900 г.
в "Знание" М. Горького издательство было реорганизовано. Не прекращая
выпуск общеобразовательных книг, "Знание" сосредоточило главное внимание на
издании собраний сочинений и новых произведений М. Горького, И. А. Бунина,
Л. Н. Андреева, В. В. Вересаева, Скитальца (С. Г. Петрова), Н. Г.
Гарина-Михайловского, Е. Н. Чирикова и др. писателей демократического
направления.
"Товарищество писателей в Москве". - В данном случае имеется в виду
возникшее в конце 1911 г. литературное объединение под маркой
"Книгоиздательство писателей в Москве". В 1916 г. Андреев заочно, в
результате голосования, был избран в состав редакционной коллегии
издательства (против голосовал В. В. Вересаев). В выпускавшемся
издательством литературном сборнике "Слово" (кн. 6. М., 1916) впервые
напечатана пьеса Андреева "Младость" (Повесть в диалогах)". В 1915 - 1917
гг. в "Книгоиздательстве писателей в Москве" вышли т. 15 - 17 Собрания
сочинений Андреева (часть тиража печаталась параллельно в Петербурге).
...сопрягаются с Мережковским... - В 1914 г. в Т-ве И. Д. Сытина вышло
Полное собрание сочинений Д. С. Мережковского в 24-х томах. М. Горький,
учитывая просветительский характер книжной деятельности И. Д. Сытина,
неоднократно стремился заинтересовать его организацией ряда серийных
изданий ("История русского народа", журнал по изучению России и др.). В
начале 1913 г. М. Горький принял предложение И. Д. Сытина о сотрудничестве
в "Русском слове", хотя раньше считал это для себя неприемлемым. В 1914 г.,
по возвращении в Россию из Италии, М. Горький некоторое время проживал в
имении И. Д. Сытина Берсеневка под Москвой. В приветствии по случаю юбилея
И. Д. Сытина М. Горький писал: "Проработать полстолетия в таком честном и
важном деле, каково издание книг для страны духовно голодной, для нашей
несчастной страны - это огромная культурная заслуга" (Сытин И. Д. Жизнь для
книги. М., 1962, с. 211).
...стихи и рассказы И. Бунина. - Отмечается факт публикации
художественных произведений И. А. Бунина (1870 - 1953) в газете "Русское
слово".
"Глупый милорд"... - Речь идет о лубочной повести писателя XVIII века
Матвея Комарова, первым изданием вышедшей в 1786 г. ("Повесть о приключении
английского милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фридерикс
Луизе"). Впоследствии печаталась под заглавием "Повесть о милорде аглиц-ком
Георге". В данном случае у Андреева скрытая цитата из поэмы Н. А. Некрасова
"Кому на Руси жить хорошо": "Эх! эх! придет ли времечко <...>,// Когда
мужик не Блюхера//И не милорда глупого - // Белинского и Гоголя // С базара
понесет?"