Главная » Книги

Блок Александр Александрович - Б. Соловьев. Александр Блок

Блок Александр Александрович - Б. Соловьев. Александр Блок


1 2 3

  
  
  
   Борис Соловьев
  
  
  
  
   Александр Блок --------------------------------------
  Перевод Александра Блока.
  Александр Блок. Собрание сочинений в шести томах. Том первый.
  М., "Правда", 1971 --------------------------------------
  
  
  
  
   I
  Творчество Александра Блока - великого поэта начала XX века - одно из самых выдающихся явлений русской поэзии. По силе дарования, страстности отстаивания своих воззрений и позиций, по глубине проникновения в жизнь, стремлению ответить на самые большие и насущные вопросы современности, по значительности новаторских открытий, ставших бесценным достоянием русской поэзии, Блок явился одним из тех деятелей нашего искусства, которые составляют его гордость и славу.
  Ныне имя поэта обрело необычайно широкую известность. К его произведениям тянутся миллионы все новых и новых читателей. Это совершенно закономерно, ибо творчество Блока не может не захватить своей страстной напряженностью, художественным совершенством, глубиной прозрений, той жаждой великого и прекрасного будущего, ради достижения которого нельзя щадить никаких усилий. Необычайно сложен, противоречив, а вместе с тем и внутренне целен творческий путь Блока - от "Стихов о Прекрасной Даме" до поэмы "Двенадцать"; цельность эта определяется общностью многих коренных и существеннейших тем, вопросов, лейтмотивов творчества Блока, на каждом этапе развития решаемых по-разному - в соответствии с новым жизненным и творческим опытом поэта, но в чем-то постоянных и неизменных. Следует подчеркнуть, что и сам Блок рассматривал свое творчество в его единстве и нерасторжимой цельности, а его былой друг поэт-символист Андрей Белый справедливо утверждал, что "понять Блока - понять связь стихов о Прекрасной Даме с поэмой "Двенадцать" - и это совершенно справедливо.
  Конечно, огромное расстояние отделяет Блока зрелой поры, художника великой силы, создавшего лирически проникновенные, реалистически весомые, а вместе с тем и романтически окрыленные произведения, пронизанные революционным пафосом, такие, как "Ямбы", "Возмездие", "Двенадцать", от автора отвлеченно-мечтательных - в большинстве своем - "Стихов о Прекрасной Даме", но нетрудно обнаружить, что, резко меняясь с годами, творчество Блока никогда не изменяло "воле к подвигу", героическому началу, жажде "единства с миром".
  Сам Блок определял свой жизненный и творческий путь как "трилогию вочеловечения", вкладывая в эти слова огромное и глубокое значение, смысл утверждения высших ценностей человеческого бытия, неотъемлемых от народных устоев и общественных начал, от утверждения великого и прекрасного будущего, той "дальней цели", какая и составляла суть его самых больших переживаний и стремлений. Именно это определение и позволяет с наибольшей полнотой уяснить и творческое развитие поэта, начиная с той ранней поры, когда сам он бродил "в тумане утреннем" (говоря словами его наставника тех лет Владимира Соловьева) и когда у него еще долго не было "жизненных опытов".
  Родился Александр Блок в Петербурге 16 ноября 1880 года. Отец его - Александр Львович Блок - занимал вплоть до своей смерти кафедру государственного права Варшавского университета; А. Л. Блоку (1852-1909) - личности незаурядной и примечательной - пророчили в свое время блестящую карьеру, большое будущее, так и не осуществившееся.
  Семейные предания говорят о выдающихся способностях А. Л. Блока, а вместе с тем и о болезненных чертах его психики, необычайной его скупости, безудержной вспыльчивости, припадках патологической жестокости.
  Поэт говорил в автобиографии о своем отце: "Судьба его исполнена сложных противоречий, довольно необычна и мрачна... Свои непрестанно развивающиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании сжатых форм было что-то судорожное и страшное, как во всем душевном и физическом облике его". Мать будущего поэта ушла от мужа вскоре же после брака, спасая себя и своего ребенка.
  Блок вырос в семье матери - дочери знаменитого ботаника Андрея Николаевича Бекетова, ректора Петербургского университета, друга Менделеева (рядом находились и их подмосковные имения: Бекетова - Шахматове, и Менделеева - Боблово, где Александр Блок встречал дочь Менделеева - Любовь Дмитриевну, свою будущую возлюбленную, невесту, жену).
  В петербургском "ректорском доме" Бекетовых и в подмосковной усадьбе поэт стал всеобщим любимцем; его все ласкали и баловали: и дед, вместе с которым он совершал длительные прогулки по окрестностям Шахматова, постигая жизнь и красоту родной природы, и бабка - известная в свое время переводчица, и его тетки, не говоря уже о матери - для нее он со дня рождения стал центром и смыслом существования. В семье господствовали литературные вкусы и, интересы; мать поэта и ее сестра переводили с иностранных языков, писали оригинальные произведения и унаследовали от дедов "любовь к литературе и незапятнанное понятие о ее высоком значении" (как говорит Блок в автобиографии), - то понятие, какое целиком усвоил и будущий поэт.
  Первые годы жизни Блока - это обычное детство мальчика в старой дворянской высокообразованной семье, с либеральной закваской, гуманистически-прекраснодушными и расплывчатыми идеалами, чуждыми духу революционного преобразования жизни (здесь-то и появлялись "честнейшие из царских слуг...", - как заметит Блок в поэме "Возмездие").
  Если уяснить характер воспитания юного Блока, то станет совершенно очевидно, что это было "сентиментальное воспитание", "скорее воспитание чувств, нежели воли" (как говорит тетка и биограф поэта М. А. Бекетова), и оно во многом направлялось родными поэта, особенно его матерью, авторитету которой он верил безусловно и во всем. А мать поэта была женщиной религиозно-экзальтированной, мистически настроенной, обладавшей явно неустойчивой психикой, о чем свидетельствуют и ее сестра М. А. Бекетова (см. ее книгу "Александр Блок и его мать") и многие современники, друзья и родные поэта. Этим же в значительной мере объясняются существеннейшие черты в характере молодого Блока: непомерно и односторонне развитое воображение, мечтательность, экзальтированная восторженность - за счет активного интереса к окружающей жизни, зрелого и трезвого ее восприятия; такое восприятие жизни определило и раннее творчество Блока, его первые начинания в области лирики.
  Поэт еще бродит в "тумане утреннем", не отличая своих снов, видений, фантазий от окружающей его действительности, - вот почему она в его глазах лишена четких, определенных очертаний, представляется смутной, зыбкой, колеблющейся, что сказывается и на самом характере стиха, еще в достаточной мере аморфного и неопределенного, в обилии стертых аллегорий, туманных иносказаний, слишком подражательных, невыразительных, а потому и не могущих передать живое, доподлинное чувство. Это и определяло характер подавляющего большинства ранних стихов Блока, из которых впоследствии составился цикл "Ante lucem" ("До света"; 1898-1900), открывающий первую книгу поэта.
  Юный Блок сочиняет стихи, не выходящие за пределы банальной фразы, еще настолько наивные и подражательные, что они не дают ни малейшего представления о том, каким большим художником станет вскоре их автор. Начиная свой творческий путь, поэт провозглашает:
  
  
  
  Сама судьба мне завещала
  
  
  
  С благоговением святым
  
  
  
  Светить в преддверьи Идеала
  
  
  
  Туманным факелом моим...
  Здесь "Идеал" (непременно с прописной буквы!) - это еще тот расплывчатый идеал, который господствует в стихах поэтов-эпигонов, склонных к выспреннему и риторически-декламационному красноречию, а "факел", которым вооружился юный Блок, еще поистине так туманен, что поэт и сам не мог различить в его свете окружающую действительность хоть сколько-нибудь ясно, отчетливо, а потому создавал о ней самое общее и смутное представление.
  Поэт воспевает свой "идеал" в "странных песнях", далеких жизни; он изливает свою душу "в стихах безвестных и туманных", и все это еще так наивно, юношески незрело, что здесь крайне затруднительно обнаружить черты подлинно творческой самобытности, великого дарования; оно скажется, хотя еще и не в полную меру, на следующем этапе творческого развития Блока.
  В предисловии к собранию своих стихотворений (1911- 1912) поэт, впервые публикуя "полудетские" или "слабые по форме" стихотворения ранней поры, замечает, что "многие из них, взятые отдельно, не имеют цены; но каждое стихотворение необходимо для образования главы...". Это замечание необычайно важно как для понимания характера лирики Блока, так и принципов ее конструкции. Его ранние стихи и действительно имеют ценность и значение не сами по себе, а именно как вступление, как та начальная глава "романа в стихах" (как назвал поэт впоследствии три тома своей лирики), без которой жизнь и внутреннее развитие его героя были бы раскрыты и прослежены недостаточно полно и многосторонне.
  Следующий - и гораздо более зрелый - этап творческого развития поэта определился созданием циклов, составивших "Стихи о Прекрасной Даме" (1901-1902), которыми ознаменована начальная пора становления Блока как большого и уже самостоятельного художника.
  Несмотря на все испытываемые им в ту пору влияния, его творчество уже не сводилось к подражаниям, к перепевам предшественников и учителей поэта.
  Это время (1901-1902) примечательно для Блока тем, что вспыхнувшее в нем с огромной, всепоглощающей, страстно-напряженной силой любовное чувство к Л. Д. Менделеевой сочеталось с мистической настроенностью, с увлечением идеалистической философией, учением Платона, воспринятым в духе высказываний Владимира Соловьева (1848-1901), - философа-идеалиста, "апокалиптика", чающего "конца времен" (предвещанного в Апокалипсисе) и оказавшего в свое время глубокое влияние на Блока и на его мировоззрение. Вот почему не только философские представления Блока формировались в духе "покорности богу" и философии Платона, но и реальное, живое, страстное, любовное чувство к Л. Д. Менделеевой переосмыслялось поэтом в духе учения Платона о "Мировой душе", о "сродстве душ", обреченных на вечные поиски друг друга, о "вечной женственности" как нетленном и божественном начале, - что во многом определило самый характер "Стихов о Прекрасной Даме".
  В поэзии Вл. Соловьева "вечно женственное" трактуется как явление космического масштаба и осмысляется как новый религиозный культ, что полностью отвечало взглядам и переживаниям юного Блока.
  
  
  Знайте же: вечная женственность ныне
  
  
  В теле нетленном на землю идет... -
  вещал в своих стихах Владимир Соловьев, и для Блока это было не только необычайно близким и родственным переживанием, но и непреложной истиной: ведь и он в то время усматривал в своей возлюбленной новое воплощение божественного и "вечно женственного" начала (что утверждал и в письмах, адресованных Л. Д. Менделеевой).
  Отныне под влиянием "великолепных миров" идей Платона, лирики Вл. Соловьева, мистической настроенности и сама любовь обретает в глазах поэта черты идеальные, небесные, и в своей возлюбленной он видит не обычную земную девушку, а ипостась божества. В стихах о Прекрасной Даме поэт воспевает ее и наделяет всеми атрибутами божественности - такими, как бессмертие, безграничность, всемогущество, непостижимая для смертного человека премудрость; все это поэт усматривает в своей Прекрасной Даме.
  В то время еще весь мир, окружавший поэта, казался ему только одною из тех сфер, которые полностью подвластны его Прекрасной Даме, и в этой фантасмагории он усматривал основы своей философии и космогонии:
  
  
   Я и мир - снега, ручьи,
  
  
   Солнце, песни, звезды, птицы,
  
  
   Смутных мыслей вереницы -
  
  
   Все подвластны, все - Твои!
  Психологически все это нетрудно объяснить, если принять во внимание и страстно-напряженное чувство, всецело захватившее поэта, и его "сентиментальное воспитание", его восторженно-мистическую настроенность, и веру в Л. Д. Менделееву как в земное воплощение "Души мира", - "Стихи о Прекрасной Даме" пронизаны этой верой (которой пришлось выдержать впоследствии самые большие испытания).
  Все это определяет и символистский характер творчества Блока; если в его юношеской поэзии преобладали привычные аллегории (вроде "туманного факела" или "корабля надежды"), представляющие обширный ряд однородных явлений в их предельно обобщенном выражении, оставляющем нас на земле и в кругу конкретно представимых обстоятельств, то теперь поэт обращается к символу, призванному перевести восприятия из мира конкретно-чувственных явлений в иной - непостижимый, таинственный, смутно угадываемый в некоем "откровении", как бы расширить рамки повествования - до тех пределов, за которыми мистику открывается просвет в некие "иные миры", видимые внутренним оком.
  Такого рода понимание искусства и определяет специфически символический характер стихов, посвященных Прекрасной Даме. Поэт ожидает
  
  
   ...волны попутной
  
  
   К лучезарной глубине... -
  и здесь "волны" - это уже не аллегории (подобные тем, какие мы видели в ранних его стихах), выражающие в зримом образе некие отвлеченные понятия, а нечто совершенно иное, и "волна", уносящая поэта к "лучезарной глубине", означает "растворение" всего "вещного", плотского, земного в ином, бесплотном, "идеальном".
  В "Стихах о Прекрасной Даме" без труда прослеживаются самые многообразные влияния - от библии и Платона до Фета и Валерия Брюсова, но необходимо напомнить о том, что в первой книге Блока наряду с произведениями весьма несовершенными, а то и явно подражательными немало и других, свидетельствующих о том, что в русскую поэзию пришел большой художник, сказавший свое новое и вдохновенное слово в искусстве. В наиболее самостоятельных и зрелых стихах о Прекрасной Даме он полностью выразил всю силу и непосредственность глубокого чувства, прорывающегося даже и сквозь молитвенно-церковные мотивы, и читателю этих стихов явственно слышится, "как сердце цветет" (Фет):
  
  
   Бегут неверные дневные тени.
  
  
   Высок и внятен колокольный зов.
  
  
   Озарены церковные ступени,
  
  
   Их камень жив - и ждет твоих шагов.
  
  
  
  
  
   Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,
  
  
   Одетый страшной святостью веков,
  
  
   И, может быть, цветок весны уронишь
  
  
   Здесь, в этой мгле, у строгих образов...
  Здесь даже библейские и церковные мотивы превращаются в один из страстных гимнов любви, и такие стихи знаменуют новую ступень в творчестве Блока, его созревание как большого художника, в создания которого властно и неодолимо входили самые непосредственные и страстно-напряженные раздумья, переживания; на наших глазах и сама церковь словно бы преображается, превращается в языческий храм, где господствует сила любви, - и "цветок весны" торжествует свою победу над холодным камнем, над недвижными образами, над идеалистическими увлечениями поэта, над "страшной святостью" веков и тысячелетий.
  
  
  
  
   II
  Циклы "Стихов о Прекрасной Даме" завершаются словами величайшего торжества: оказалось, что возлюбленная поэта не отвергла его молений, ответила на его призывы; теперь сбылись самые пылкие чаяния, и отныне он - "недвижный страж" - навсегда заслужил вожделенный "венец трудов - превыше всех наград":
  
  
   Я скрыл лицо, и проходили годы.
  
  
   Я пребывал в Служеньи много лет.
  
  
   И вот зажглись лучом вечерним своды,
  
  
   Она дала мне Царственный Ответ.
  Но то, в чем он усматривал полное торжество, возможность совершенной гармонии с миром, разрешение всех загадок и тайн бытия, которые, как полагал юный поэт, его "Владычица Вселенной" держит в своей "неподвижно-тонкой руке", оказалось явной иллюзией, "мгновением слишком яркого света" (как скажет он впоследствии), - и его пробуждение от прежних снов и иллюзий было тем горестней, чем меньше окружающая действительность походила на те видения и фантазии, какими поэт подменял ее подлинный облик. Именно об этом и свидетельствует цикл "Распутья" (1902- 1904), заключающий книгу "Стихов о Прекрасной Даме" и стоящий в ней особняком. Он во многом резко отличается от предшествующих стихов поэта и знаменует переход к иному - более зрелому - этапу его творчества, более широкому и реальному кругу раздумий, переживаний, стремлений.
  В новых его стихах явно чувствуется тревога, растерянность, ибо поэт и сам не знает, как сочетать ту мечту о слиянии с возлюбленной, какая казалась дотоле мистической и недостижимой, с повседневной жизнью, как сочетать "земное" чувство с "небесным"; эта противоречивость и определяет их характер.
  Отныне жизнь представала перед поэтом со всеми своими самыми острыми и непримиримыми противоречиями, в угрюмых, горьких и грозных чертах; грохот крушения созданных им в своей мечте "великолепных миров" - великолепных, но всего только воображаемых, не выдержавших испытания жизнью, ее суровых опытов, ее бурь и тревог, и слышится нам в лирике Блока на следующем этапе его творческого развития и внутреннего становления, его "трилогии вочеловечения" (говоря словами самого поэта).
  Крушение своей мечты о том, что в единении с "Владычицей Вселенной" (воплощенной в облике возлюбленной) будет обретена и божественная гармония, "единство с миром", поэт воспринял в свое время как катастрофу мирового значения, как "конец времен", предначертанный в Апокалипсисе, - не случайно в письме к отцу он именует себя "апокалиптиком", "иногда чающим воскресения мертвых и жизни будущего века" (1902). В лирике Блока также появляются стихи, проникнутые духом Апокалипсиса - и картины "конца мира" все больше заслоняли от поэта те "блаженные острова" и "радостные сады", где некогда он пребывал в своих мечтах.
  Блок с давних лет - еще перед революцией - знал, что "везде неблагополучно, что катастрофа близка, что ужас при дверях..." (как скажет он впоследствии в статье "Памяти Леонида Андреева"), - и ожидание приближающейся катастрофы, от которой нигде не найти спасения, становится отныне все более углубляющимся пафосом лирики Блока. Она становится чутким сейсмографом неких грозных - пока еще подземных - толчков, летописью повседневных трагедий, отзвуком городской хроники, подчас пошлой, жалкой, а вместе с тем необычайно важной, перекликающейся в ушах поэта с древними пророчествами библии и "откровениями" современных мистиков. В 1903 году, в полном согласии с их "учением", Блок утверждал в одном из писем к Андрею Белому, что "...величайшим понятием, которое мы можем вместить, является Конец Мира..." - и мотив "конца мира" начинает звучать в иных стихах Блока все более настойчиво и неотвязно. В уличных криках, гулах, грохотах ему слышалось эхо тех архангельских труб, при звуке которых должны пасть стены огромного современного города, где женщины бросаются из окон, где происходит жалкая и отвратительная "игра вечерних содроганий", где плачет ребенок, до которого никому нет дела.
  В этом городе "все мимолетно", ничему и никому нельзя верить; он полон обманов, теней, призраков, оборотней, и если поэт ищет "красную подругу" - что ж, он ее увидит, "вольную деву в огненном плаще". Но стоит только пристальнее присмотреться, сняв с глаз незримую повязку, - она окажется новой Астартой, новой блудницей, словно бы сошедшей со страниц Апокалипсиса, и если пойдешь за ней -
  
  
  ...она тебя кольцом неразлучным сожмет
  
  
  В змеином логовище...
  Вот почему в его стихах городская хроника сплавляется с видениями Апокалипсиса, а повседневная пошлость граничит с самой мрачной фантазией, с поэзией кошмаров и ужасов (как мы видим в стихотворении "Невидимка" и во многих других произведениях той поры).
  Попытка перенести "идей Платона великолепные миры" в область современности потерпела явный крах, - да это и не могло быть иначе, ибо она являлась отвлеченно-мечтательной, утопической, беспочвенной. И крушение былых иллюзий переживалось поэтом тем более мучительно, чем возвышенней были его мечты, чем безобразней и ужасней оказалась окружающая действительность. Этот крах и отозвался огромными переменами и катастрофами в его творчестве, как и во всем внутреннем мире поэта.
  
  
  
  
   III
  Мы не знаем, чем могли бы завершиться и как оборваться трагические настроения и "апокалиптические" чаяния поэта, который во всем окружающем видел лишь "знаки" и приметы приближения всеобщей гибели, если бы не революция 1905 года, вторгшаяся в его внутренний мир, преобразившая самый строй его переживаний и раздумий, принимавших безнадежно мрачный характер. Революция открыла перед ним, так же как и перед миллионами других людей, новые просторы, огромные перспективы, о которых он раньше даже не подозревал.
  В восстании революционных масс поэт увидел такой источник вдохновения, который придал совершенно новый характер и его творчеству; оно - хотя и не сразу - перестало быть криком ужаса, отчаяния, боли, вещанием о "конце мира", наступлении "апокалиптических" времен и все больше откликалось на грозы и бури, призванные смести самые основы старого мира; революция и вывела поэта из тупика, в котором он оказался, раскрыла перед ним огромные просторы, неведомые дотоле возможности и "дальние цели"; это и определило новые стимулы внутреннего развития Блока, а стало быть, и новый этап в его творчестве.
  Следует подчеркнуть и то, что революция 1905 года навсегда осталась для Блока временем "важным", "великим" (говоря его словами) не только исторически, но и для него лично, ибо она произвела целый переворот в его душе.
  В грозах и бурях революции перед поэтом открылся простор - многообразный, многоцветный, влекущий, населенный живыми людьми, а не бесплотными видениями, не хмурыми призраками и обреченными на заклание жертвами; Блок совершил открытие, необычайно важное для него, хотя оно и показалось бы явно наивным нашему сегодняшнему читателю:
  
  
   ...в новый мир вступая, знаю,
  
  
   Что люди есть, и есть дела...
  Вот это возрождение к жизни, возвращение к людям и было подобно чуду, которое поэт назвал "вторым крещеньем", ибо на смену вере во всеобщую гибель пришла совершенно иная вера - вера в жизнь, вера в человека, самого простого и обыкновенного, а вместе с тем великого и прекрасного, вера в его внутреннюю стойкость и неизмеримые силы, а стало быть, и в его будущее.
  Крайне существенно и то, что большая патриотическая тема, тема родины и ее судеб, входит в лирику Блока одновременно с темой революции, захватившей поэта до самых потаенных глубин его души и породившей строй совершенно новых чувств, переживаний, стремлений, возникавших словно бы при грозовых разрядах, в их ослепительном свете, - и отныне тема родины становится в творчестве Блока основной и главнейшей.
  Одно из самых примечательных его стихотворений, написанных в дни революции 1905 года и вдохновленных ею, - "Осенняя воля", в котором глубоко и властно сказались те переживания и раздумья поэта, какие придали его лирике новые и необычайно важные черты:
  
  
  Выхожу я в путь, открытый взорам,
  
  
  Ветер гнет упругие кусты,
  
  
  Битый камень лег по косогорам,
  
  
  Желтой глины скудные пласты.
  
  
  
  
  
  Разгулялась осень в мокрых долах,
  
  
  Обнажила кладбища земли,
  
  
  Но густых рябин в проезжих селах
  
  
  Красный цвет зареет издали...
  Поэт сам еще не ведает, куда манит его путь, "открытый взорам", но он знает: только на этом родном пути - его счастье или погибель; здесь его братья - это и тот, кто сейчас усмехнулся ему в "окно тюрьмы", и распевающий псалмы нищий, и тот, с кем он будет отдыхать "под крышей кабака", слушая "голос Руси пьяной", - пьяной не только от вина, но и от избытка небывалых сил, от предчувствия чудесных перемен, ожидающих ее.
  Это - первое стихотворение, являющееся словно бы вступлением к циклу "Родина", в котором Блок исповедуется в великой и непреходящей любви к отчизне; отныне эта любовь становится навсегда неугасимым чувством, опаляющим сердце поэта, неизменно примешивающимся к каждой мысли, к каждому переживанию - ведь не напрасно он говорит, обращаясь к родине: "Как и жить и плакать без тебя!"
  Для него это поистине теперь невозможно и непредставимо.
  Так no-новому, в бурях и грозах революции, открылись поэту красота родной земли и мощь ее народа. Отныне, какую бы тему творчества Блока мы ни взяли, мы увидим, что она обрела совершенно новый характер, ибо изменился и весь строй переживаний и воззрений поэта. Жажда увидеть и познать жизнь во всех ее проявлениях, хотя бы самых бурных и грозных, пробила себе дорогу в новых стихах поэта, придавая им небывалую дотоле ликующую безудержность, мощь, широту, - и нет предела и преграды всему тому весеннему, грозному, что захватило поэта в дни революции и несло его с собой, подобно паводку, на своих высоких, сверкающих волнах.
  Отныне поэт "принимает" жизнь в ее самых острых и кричащих противоречиях и вступает в "вечный бой" с окружающими его темными силами "страшного мира".
  Революция преобразила весь характер лирики Блока, необычайно расширила сферу его творческих исканий и свершений, ставших огромным достоянием всей русской литературы, о которой ныне нельзя создать достаточно полного и многостороннего представления без всего того, что открыто, создано и внесено в нее Блоком.
  Чем прежде всего углубила сознание и обогатила творчество Блока революция? Тем, что дотоле отвлеченно-мечтательное (а потому, как мы видели, приведшее к трагически переживаемому поэтом кризису) чувство "единства с миром", возможность воплощения которого поэт некогда усматривал в любовном сочетании со своей "Прекрасной Дамой", "Владычицей Вселенной", ныне обрело иной - не индивидуалистически ограниченный и идеалистически бесплотный, а широкий общественный характер, что в корне преобразило творчество Блока, вдохновленное новым пафосом и новыми устремлениями.
  Так, на пути Блока "от личного к общему" (как скажет он впоследствии) 1905 год сыграл решающую и переломную роль.
  Именно в дни революции поэту стала очевидной беспомощность былых, отвлеченно-мечтательных представлений о мире и жизни, да и самих "апокалиптических" вещаний и мистических "видений".
  Правда, далеко не все уроки революции Блок усвоил достаточно глубоко и основательно; он видел в революции взрыв сил исключительно стихийного порядка, и в этом мнении его укрепляли высказывания многих близких ему в то время литераторов. В революции поэт видел силу, подобную буре, грозе, землетрясению, обвалу в горах; вот почему отныне всякая стихийная сила, чреватая - в глазах поэта - революцией и несущая ее в себе, захватывала и увлекала его, казалась ему силой не только истинно прекрасной, но и единственно жизненной.
  Нельзя забывать и о том, что у Блока было немало заблуждений, аристократических предрассудков, но все же не им принадлежала решающая роль в его творчестве, - о чем свидетельствует хотя бы только то, что отныне ни разу мы не найдем здесь ни одной строки, в которой обнаружилось бы пренебрежительное или хоть в какой бы то ни было степени высокомерное отношение к трудовому народу, к рабочему человеку. В словах о нем у поэта неизменно проявлялись огромное сочувствие и самое высокое и безусловное уважение, как бы ни был забит и унижен этот человек. Не найдем мы в позднейшем творчестве Блока ни одной строки, в которой оправдывались бы и воспевались привилегий имущих и господствующих, "цензовых" классов, зато многие страницы его произведений насыщены страстной, непримиримой ненавистью к "сытым". Это и говорит о том, на чьей стороне общественные симпатии поэта, носившие не случайный, а осознанный и решительный характер, заставлявший его - при всех присущих ему противоречиях и предрассудках - быть на стороне революции, чувствовать себя заодно с революционным народом (что с предельной ясностью сказалось в дальнейшем, в дни Октября). Блок навсегда запомнил уроки революции, которую впоследствии так торопливо пытались "забыть" его недавние друзья (что разделило их и самого поэта "огневою чертой", с годами обозначавшейся все глубже и явственнее).
  Все это в корне изменило характер воззрений и переживаний поэта и самым существенным образом отозвалось в его творчестве - вот почему Блок неизменно относил революцию 1905 года к важнейшим событиям своей жизни, "особенно глубоко" повлиявшим на него.
  
  
  
  
   IV
  Дни революции были для Блока тем "важным временем", "великим временем", когда могут разрешиться все трагические противоречия жизни, исполниться все, о чем раньше можно было только мечтать. Вот почему таким мраком, отчаянием, ужасом обернулась в глазах поэта окружавшая его действительность, когда оказалось, что революция идет на убыль, что силы самодержавия и реакции одержали победу над восставшим народом, и -
  
  
  
  Вновь богатый зол и рад,
  
  
  
  Вновь унижен бедный...
  Казалось бы, после революции 1905 года все вернулось на свои места и привилегированные классы снова ухватили кормило власти, чтобы уже не выпускать его больше из своих рук. Они обрушили небывалый террор на передовые силы русского общества, на активных участников революции. Они их убивали, вешали, расстреливали тысячами, десятками тысяч отправляли в тюрьмы и на каторгу, чтобы окончательно и навсегда разделаться с "революционной заразой".
  ...Наступала эпоха реакции. Либеральная буржуазия, еще вчера демонстрировавшая свое свободолюбие, щеголявшая громкой прекраснодушной фразой, ныне, напуганная размахом революционного движения, угрожавшего достатку и благополучию "сытых", все более явно смыкалась с силами реакции и самодержавия, оправдывала любое предательство и ренегатство; процветала азефовщина в разных ее видах и вариантах; болезненный, а то и извращенный эротизм пронизывал наиболее "модные" произведения декадентской литературы.
  Наступило то время, которое Горький назвал "самым позорным и бесстыдным десятилетием в истории русской интеллигенции", и в нем Блок почувствовал дух "великого предательства".
  Почему поэт называл это предательство "великим"?
  Потому, что оно не носило мелкого, частного, "локального" характера, а захватывало все области жизни, деятельности, переживаний, даже самых, казалось бы, возвышенных, но подвергавшихся в эпоху реакции опасным испытаниям и соблазнам и подчас изменявших свою человеческую природу, словно бы выворачивающихся наизнанку в условиях того мира, для которого поэт не находил более краткого и точного определения, чем "страшный". Блок чувствовал: духом "великого предательства" заражены все сферы и области окружавшего его "страшного мира"; ни одна из них - даже самая далекая от злободневности и современности - не свободна от его влияния; такие, казалось бы, извечно неизменные чувства, отношения, привязанности, понятия, как любовь, дружба, семья, красота, природа, мечта, благо, счастье и т. д., - все это в условиях "страшного мира" подвергается деформации, превращается в одно из тех орудий, с помощью которых господствующие силы стремятся расширить и упрочить свое влияние, и нет почти ни одной сферы и области, которая была бы свободна от воздействия "страшного мира" и которая - в той или иной мере - не становилась бы его проводником и агентурой. Все они и находят свое глубокое истолкование и правдивое отражение в лирике Блока, - начиная от стихов о любви, каким в ней принадлежит особое и исключительное значение.
  Любовная лирика Блока и поныне захватывает своего читателя силой и страстностью сказавшихся в ней чувств, необычайною широтой того мира, который открылся поэту в любви, несущей с собою "музыку и свет" и безграничной в своих возможностях; но, прежде чем окончательно утвердиться в этом понимании и восприятии любви, неотъемлемой от пафоса "вочеловечения", поэт прошел через многие испытания, обманы, соблазны, с годами все глубже - и на своем личном опыте - постигая, чем становится любовь в бесчеловечных условиях "страшного мира". Вот почему так сложна и противоречива любовная лирика Блока, в которой личное, неповторимо индивидуальное, реально пережитое сочетается с историческим, с раздумьями о судьбах всего мира, о подлинно человеческих отношениях.
  Сначала поэт прошел сквозь самое сильное и всепоглощающее увлечение "любовью-страстью" (Стендаль), любовью-стихией, прославил "бурю цыганских страстей", утверждая, что именно в ней, в ее свете и пламени, совершается преображение человека, а стало быть, и всего мира.
  В циклах "Снежная маска" (1906-1907) и "Фаина" (1906-1908), крайне важных в лирике Блока, бесплотный и отвлеченно-мечтательный образ Прекрасной Дамы отвергается ради земной женщины "с живым огнем крылатых глаз" - воплощения любви-страсти, наполнившей всю ее душу, которая "никому, ничему не верна".
  В своей новой возлюбленной поэт сначала увидел новую ипостась "вечной женственности", совсем не похожую на ту, которая мерещилась ему в юношеских снах и мечтах. Поэт встречает "Незнакомку" в снежной метельной мгле огромного города и, вглядываясь в ее черты, опаленный пламенем ее страсти, восклицает, словно в каком-то восторженном бреду:
  
  
  Она была - живой костер
  
  
   Из снега и вина.
  
  
  Кто раз взглянул в желанный взор,
  
  
   Тот знает, кто она...
  Ему казалось, что в этом костре, поднявшемся от земли до неба, можно переплавить всю жизнь, превратить ее в сбывшееся наяву чудо, сжечь дотла все то, что было дотоле в жизни слишком обыденным, спокойным, медленным, словно бы затканным незримой паутиной, - и в словах Снежной маски, Незнакомки, "встречной" поэту слышался голос метели, бушующей вокруг него и влекущей к иной, вольной, окрыленной жизни и открывающей ему новые дали:
  
  
   Довольно жить, оставь слова,
  
  
  
  Я, как метель, звонка,
  
  
   Иною жизнию жива,
  
  
  
  Иным огнем ярка.
  Все сплелось и соединилось в трагическом, загадочном, неодолимо влекущем образе женщины с душою-бурей - безудержная страстность, необычайная прелесть, родство с миром звезд и комет, и отныне, казалось бы, все стихии земли и неба, все метели и вихри, все планеты и звезды причастны той любви, для которой нет ничего невозможного и запретного.
  Но придет время, и, как бы ни был поэт увлечен явлением Незнакомки, каждый раз возникающей перед ним вновь, рано или поздно он различит в ее нечеловечески прекрасном облике нечто враждебное, бесчеловечное - "мертвую куклу", перед которой всякий живой человек не может не задуматься о "возвращении к жизни" (как скажет поэт в статье "О современном состоянии русского символизма"), - и в его лирике прослеживается невероятное на первый взгляд превращение женщины-кометы, Снежной маски, Незнакомки, в которой еще так недавно воплощалась вся прелесть, все безграничные возможности мира, в жалкое, ничтожное существо с мелкими чертами стяжателя и хищника, ибо все ее чудесные возможности - в условиях "страшного мира" - обретали предельно ограниченный и извращенный характер, направленный на достижение низменных целей и жалких интересов. Вот почему к любовному чувству у поэта все явственнее и навязчивее примешивались чувства совсем иные, несущие в себе горечь гнева, презрения, сарказма, отравляющего ту страсть, которая некогда казалась безмерной и прекрасной.
  Что же изменилось и в самом поэте и в окружающем мире?
  Почти ничего, все осталось тем же самым, но просто рассеялись "обманы", которые дотоле воспевал поэт; возлюбленная предстала перед ним такою, какою была наяву, а не только в его восторженном воображении, - и то, что казалось ему сначала "неземной страстью", неисповедимой красотой, каждый раз неизменно оборачивалось чем-то иным, уже издавна знакомым, заранее известным, затверженным, унизительным - лишь только оно познавалось в своей истинной сути - бедной, однообразной, бездушной. Ведь у каждой из этих возлюбленных, сменявших одна другую, герой лирики Блока встречал одно и то же:
  
  
   ...те же ласки, те же речи,
  
  
   Постылый трепет жадных уст,
  
  
   И примелькавшиеся плечи... -
  и, отрекаясь от такой любви, в которой все заранее известно и уже постыло, поэт предает издевке те "таинства", какие
  16
  некогда казались ему божественными, а являлись всего только бесчеловечными.
  Так любовь становилась тою ареною, где идет напряженная борьба за человеческое имя и назначение, борьба с обманами и соблазнами "страшного мира" - ив лирике Блока звенят щиты, блещут мечи, раздаются удары, которыми обмениваются вчерашние (а то и сегодняшние) возлюбленные; это и вносит в нее дух схватки, борьбы, "вечного боя" - за те ценности, какие в глазах поэта являлись незыблемыми и бессмертными. Вот почему он исступленно отвергал любовь, лишенную ореола человечности, - даже и тогда, когда "уступал" ее соблазнам и обольщениям ("...я уступаю, знаю, Что твой змеиный рай - бездонной скуки ад..." - бросал он в лицо своей "неверной, лукавой" возлюбленной).
  Что же искал и что утверждал в любви Блок - в своей неутомимой жажде "единства с миром", на своем пути к "вочеловечению"? Он видел в любви ту "освободительную бурю", какая сметает все "меж нами вставшие преграды" и в дыхании которой исчезают все пределы, внутренне отделяющие человека от окружающей его вселенной, а потому и безмерно расширяются сферы его чувств и переживаний.
  Блок верил, что в любви раскрывается вся красота вселенной. Он воспевал и благословлял ту любовь, которая, черпая свою безмерную власть в чувстве "единства с миром", направляет мощь вызванных ею к жизни огромных творческих сил на подвиг, на то "святое дело", за которое можно

Другие авторы
  • Шеррер Ю.
  • Дерунов Савва Яковлевич
  • Буслаев Федор Иванович
  • Кизеветтер Александр Александрович
  • Зиновьева-Аннибал Лидия Дмитриевна
  • Гаршин Всеволод Михайлович
  • Новорусский Михаил Васильевич
  • Пушкин Василий Львович
  • Милонов Михаил Васильевич
  • Лопатин Герман Александрович
  • Другие произведения
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Очерки жизни и избранные сочинения Александра Петровича Сумарокова... изданные Сергеем Глинкою... Часть I...
  • Тэффи - Оборотни
  • Фет Афанасий Афанасьевич - Михайловский Б. Фет
  • Кушнер Борис Анисимович - Стихотворения
  • Бем Альфред Людвигович - Памяти Н.С. Гумилева (1921-1931)
  • Бестужев Михаил Александрович - Алексеевский равелин
  • Мочалов Павел Степанович - Мочалов П. С.: Биографическая справка
  • Сологуб Федор - Мечта Дон Кихота
  • Лесков Николай Семенович - Письма 1859–1880 гг.
  • Сомов Орест Михайлович - Приказ с того света
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (11.11.2012)
    Просмотров: 720 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа