Булгаков Валентин Федорович - Истинная свобода, No 4, июль 1920

мое, чтобы искать истину, там и я посреди них" (Матф. XVIII, 20). "Спрашивайте и вам ответят, ищите и найдете" (Матф. VII, 7). "Познайте истину и истина освободит вас. Тогда вы будете свободны свободой истины, той свободой, которую уже никто, никогда и нигде не сможет у вас отнять" (Иоан. VIII, 32, 36).

   Мария Никитина.

  

  

   Появление Л. Н-ча, как писателя, удивительно совпадает с тем переломом, который произошел в человечестве в конце прошлого и в начале нынешнего столетия. Во Льве Николаевиче Толстом, как в фокусе вогнутого зеркала, собираются лучи умственного и нравственного развития нашего века и как из оптического фокуса он бросает яркий свет на жаждующее этого света человечество.

   Не будем гнаться за точностью годов и десятилетий, определяющих поворот в развитии человечества. Возьмем эту эпоху шире, выразим её в частях века. Охватим вторую половину прошлого XIX века и первую четверть нынешнего, двадцатого. Что значат какие-нибудь сто лет во всемирной истории? Это едва уловимое мгновение. Но для нас, живущих теперь и переживающих все явления этой эпохи, она полна содержания и продолжительность ее осязательна.

   Для большего удобства выяснения значения Л. Н-ча Толстого, мы разделим проявления человеческой жизни на несколько отделов и уясним себе, что сделал Толстой по каждому из этих отделов.

  

  

   В области религии человечество пережило несомненно важный перелом, уже не позволяющий ему вернуться назад.

  

  

   Конец 19-го и начало 20-го века ознаменовались падением государственных церквей. Уже немного осталось государств, где церковь не отделена от государств, и где религия не признана частным делом.

   Более 2000 лет тому назад многими пророками человечество было возведено на новую степень религиозного сознания. Иудейские пророки, греческие философы, китайские и индусские мудрецы проповедывали новую истину, и эта новая истина обновила мир.

   Но масса народа еще не готова была к принятию её. Правители народа, пользуясь невежеством масс, посредством подкупа жрецов - духовенства - извратили новую религию до такой степени, что вместо свободы она стала в их руках орудием порабощения народа. Но истину нельзя было утаить, и она продолжала делать свое дело и проявлялась в различных религиозных учениях, называемых ересями, жестоко преследуемых всеми правительствами и государственными церквами.

   Почти 2000 лет шла эта геройская борьба, и сыны света победили представителей тьмы. Христианство, отделившись от государства, стало свободным. Это освобожденное христианство, после целого ряда великих учителей, нашло себе выразителя во Льве Николаевиче Толстом.

   Хотя обычно и делят жизнь Толстого на две половины: Толстой - художник - писатель и Толстой - проповедник нового учения, но для полного понимания Толстого и его значения нужно брать его жизнь целиком. Толстой является религиозным реформатором еще в то время, когда он по внешнему виду был артиллерийским прапорщиком и дежурил под градом пуль на Севастопольских бастионах.

   В его дневнике 5-го марта 1855 года, мы находим такую запись: "Разговор о Божестве и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта - основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающее блаженство на земле. Привести эту мысль в исполнение, я понимаю, что могут только поколения, сознательно работающие к этой цели. Одно поколение будет завещать мысль эту следующему, и когда-нибудь фанатизм или разум приведут ее в исполнение. Действовать сознательно к соединению людей религией - вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечет меня".

   В этих немногих словах, в этих мечтах молодого 27-ми летнего офицера выражена вся программа жизни и деятельности Льва Николаевича.

   В своих сочинениях он дал нам и всему миру эту практическую религию Христа, очищенную от веры и таинственности, религию, соединяющую людей.

   Вместе с тем, своим обличением церквей, извративших религию, в угоду власти, он настолько дискредитировал церковно-государственную организацию, что все религиозное человечество устремилось вон из церквей, к исканию своей правды, своего Бога, согласного со своею совестью. Дав новое выражение свободному христианскому учению, Толстой пошел дальше, - он раздвинул рамки христианской религии до размеров религии общечеловеческой.

   В своем ответе Синоду на акт отлучения, он говорит так: "Тот, кто начнет с того, что полюбит христианство более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (свое спокойствие) больше всего на свете", - сказал Кольридж.

   "Я шел, говорит Толстой, обратным путем. Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия; потом полюбил

  

  

   христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете".

   И Толстой оставил нам свод общечеловеческой мудрости, который может стать основанием мировой религии. Последние 6 лет своей жизни он неустанно работал над этим сводом, называя его то "Круг Чтения", то "На каждый день", то "Путь Жизни", комбинируя различным образом собранный им материал пророков, мыслителей, художников слова и служителей истины. Отзываясь всегда с излишней скромностью о своих трудах, Толстой тем не менее этому труду придавал большое значение. Он говорил, что все написанное им может быть забыто, а это останется.

   Труд этот еще не достаточно оценен. Он не нуждается в рекламе, он медленно, но верно пробивает себе дорогу на благо человечеству.

   Реформа Толстого дала человечеству религию, без которой оно не может обойтись, несмотря ни на какие теории, если не хочет погибнуть.

  

  

   Обратимся к другой области развития человечества, к его философскому миросозерцанию.

   Если первая половина 19-го столетия была отмечена развитием материализма, то вторая половина его и начало 20-го века несомненно ознаменовались поворотом к идеализму. И Толстой является ярким представителем идеалистической философии.

   Как художник-мыслитель со своим бурным темпераментом, со своим независимым умом, со своею чуткостью к бытовым явлениям, Толстой не мог, да и не хотел оставлять нам какую-нибудь философскую систему. Но отдельные мысли его, разбросанные по его сочинениям, как художественным, так и философски-религиозным и публицистическим, по дневникам и письмам, дают огромный материал для установления нового идеалистического взгляда на смысл и задачи жизни и на самое определение жизни суб'екта, ее отношение к об'екту, к внешнему миру, к познанию его и к самосознанию. Толстой еще в молодости увлекается Фихте и Шеллингом, а в зрелом возрасте читает Шопенгауера "с неперестающим восторгом" и Канта. Затем, в последнее время он изучает русского философа Спира, его сочинения "Denken und Wirklichkeit" (Мышление и действительность), "Recht und Unrecht" (Право и бесправие). "Religion und MoralitДt" (Религия и Мораль) и др. Он присоединяется к основному тезису всех этих философов о нереальности внешнего мира; дает новое определение Пространства, Времени и Движения, Жизни, Личности и др.

   Вот напр., одно из его определений личности:

   "Я есмь нечто, сознающее свою отдельность от Всего. Все и себя вместе со Всем я не могу понимать иначе, как веществом в движении. А между тем, если бы я был только вещество в движении и весь мир был бы тоже только вещество в движении, то, будучи двигающимся веществом вместе со всем движущимся веществом всего мира, я не мог бы сознавать себя отдельным. И потому "я", сознающее себя отдельным; должно быть нечто невещественное и неподвижное. Если оно, это "я" вместе со Всем кажется мне веществом и движущимся, то только потому, что все, кроме его, этого "я", есть движущееся вещество. То, что мы называем жизнью, есть освобождение невещественного, не движущегося "я" от этого заблуждения"

   А вот его определение Времени и Пространства, отличающееся особенною художественною рельефностью:

   "Понятие о Времени есть способность представлять себе два предмета в одном и том же месте. Понятие Пространства - возможность представлять себе два предмета в одно и то же время.

  

  

  

   В области морали наша эпоха несомненно представляет ясно очерченную грань.

   Мораль опеки, мораль страха, мораль возмездия отошла в вечность. Мы видим с одной стороны учение утилитаристов: добро - полезно. С другой стороны выступают детерминисты с их безответственностью. Наконец мораль вступает на научную почву в лице Спенсера с его Абсолютной и Относительной этикой. Появляются новые учения о морали бег санкции и обязательства Гюйо и наконец все эти учения заглушаются голосом Ницше "По ту сторону добра и зла".

   Этика Толстого как бы отражает и концентрирует в себе все эти учения.

   Внешним образом выведя ее из учения Христа, Толстой тем не менее дает ей рациональныя основания.

   Жизнь в ее нравственном значении, по учению Толстого, есть увеличение любви. Любовь есть закон жизни человеческой как личной, так и общественной. Любовь разрешает основные противоречия человеческой жизни.

   Толстой различает два рода любви.

   Любовь низшую, животную, как предпочтение, из многих предметов, того, который может дать наибольшее наслаждение нашей животной личности.

   Любовь высшая, разумная есть предпочтение всякого другого существа нашей животной личности, жертва ею для блага других. Конечно, только эта любовь и может разрешить основные противоречия человеческой жизни.

   Жизнь есть стремление к благу и вот в этом стремлении человек встречает препятствия.

   Сознательно живущий человек не может не чувствовать постоянно преследующее ее пугало физических страданий и смерти и это чувство нарушает его благо. Кроме того, стремясь к своему лучному благу, он вступает в борьбу со всеми окружающими его существами и условия этой борьбы отравляют ему жизнь. Но если ему и удается достигнуть того личного блага, к которому он стремится, то, как только его личное благо достигнуто, иллюзия его разрушается и оно перестает быть благом и только возбуждает новое неутолимое желание, не дающее человеку никакого блага.

   Приведенный к сознанию бедственности своего существования, человек чувствует остановку жизни и бывает близок к погибели.

   Разрешается это противоречие тем единственным средством, которое и составляет сущность учения Христа и всех мудрецов мира: служением вне себя, любовью, самоотвержением. И для этого нужно не уничтожить животную личность, а подчинить ее высшему, разумному сознанию.

   Любовь разрешает все противоречия жизни. Деятельность любви не встречает конкуренции, так как и конкурирующий становится предметом любви. Деятельность любви не знает смерти. Она не страшна ей, потому что весь мир живет вечно, а вступающий на путь любви приобщается к вечному миру. Деятельность любви не знает пресыщения, не встречает иллюзий, потому что есть сама сущность жизни, высшая и вечная реальность.

   Устанавливая абсолютные принципы христианской морали: "а я вам говорю не противься злому", отвергши этим самым всякое насилие в людских отношениях, Толстой дает высший идеал единения и согласия между людьми. Но идеал не достижим и жизнь человека есть стремление к идеалу. Поведение человека будет всегда равнодействующей между двумя си-

  

  

   лами: стремлением к идеалу и той силой, которая отвлекает человека в сторону его животных стремлений.

   Нравственный поступок должен свободно вытекать из внутренних побуждений человека. Всякое насилие в этой области над самим собою уничтожает цену самого благонравного по внешности поведения.

  

  

   Этика всякою человека всегда выражается в его отношениях к людям. Окружающие его люди собираются в коллективы и эти коллективы, в виде государств, начинают давить на человеческую личность. В поведение человека входит элемент политики.

   И опять-таки наша эпоха ознаменовалась самым энергичным выступлением порабощенной коллективом личности против своего поработителя - государства; этот протест выразился в учении анархизма. Толстой является представителем, и выразителем русского анархизма в его высшем этическом проявлении.

   Первое научное определение Толстовского анархизма было сделано немецким ученым юристом Эльцбахером, в его книге "Der anarchismus". По мнению Эльцбахера в основании анархизма Толстого лежит замена всякой государственной связи любовью.

   Последняя мировая война наглядно показала человечеству всю опасность подчинения личности государству. Миллионные полчища людей были брошены друг на друга для взаимного изстребления. Мирные жители, обменивавшиеся трудом и, знаниями, превращались в остервенелых зверей, терявших образ человеческий только вследствие подчинения государственному механизму.

   Толстой предвидел это бедствие, и если человечество до войны не умело воспользоваться его указаниями, то теперь несомненно они приобретут первенствующее значение.

   С истинным понятием анархизма связаны еще два политических понятия: коммунизма и интернационализма.

   Коммунизм, т.е. общая жизнь является следствием уничтожения капитала и частной собственности на землю и на орудия производства, Лев Николаевич Толстой, никогда не занимавшийся политикой, не употреблявший даже слова коммунизм, подготовил своими произведениями его возникновение. Его обличение грабительского капитала и насилия собственности глубоко всколыхнуло народные умы и открыло дорогу новому учению.

   Еще в 1865 году он писал в своем дневнике:

   "Всемирно-историческая задача России состоит в том, чтобы внести в мир идею общественного устройства поземельной собственности.

   "La propriИtИ - c'est le vol" останется больше истиной, чем истина английской конституции, до тех пор, пока будет существовать род людской. Эта истина абсолютная, но есть и вытекающие из нее истины относительные - приложения. Первая из этих относительных истин есть воззрение русского народа на собственность. Русский народ отрицает собственность самую прочную, самую независимую от труда и собственность, более всякой другой стесняющей приобретения собственности другими людьми, собственность поземельную. Это не есть мечта - она факт, выразившийся в общинах крестьян, в общинах казаков. Эту истину понимает одинаково русский ученый и мужик, который говорит: пусть запишут нас в казаки и земля будет вольная. Эта идея имеет будущность. Русская революция только на ней может быть основана".

   Замечательна проницательность гения Льва Николаевича. За 50 слишком лет он предсказал то, что совершается на наших глазах: русская революция началась и укрепилась на основе уничтожения земельной соб-

  

  

   ственности. И Россия действительно выполняет этим теперь свою Всемирно-историческую задачу.

   С другой стороны истинный анархизм касается интернационализма. Мир человеческий теперь полон всевозможными интернационалами: религии, интеллекта, труда, языка, искусства, благотворительности и других всевозможных союзов, включительно до "Лиги наций", в которой многие наивные люди видят зарю новых дней.

   Не "Лига наций" приведет людей к единению, а неудержимый поток интернациональных идей увлечет за собой и эту лигу и, быть может, даст ей возможность послужить чем-нибудь человечеству.

   Лев Николаевич Толстой был одним из могучих возбудителей этого интернационального движения. Он ясно и смело, с чистотой морального идеала, высказал убеждение, что национализм и патриотизм есть преступление. Все сочинения его последнего времени проникнуты этой идеей.

   Люди еще не достигли возможности осуществления полного анархизма. Компромисс государственности для них еще неизбежен. Но задача руководителей человечества - ослаблять гнет центральной власти и воспитывать людей в сознании внутреннего нравственного закона, обязанности труда на общее благо и взаимной помощи, посредством группировки в автономные по возможности и федеративно-связанные единицы.

   К этому приводят все морально политические идеи Толстого.

  

  

   С политикой, т.-е. с вопросом государственным неразрывно связаны вопросы экономические и социальные.

   И в этой области человечество переживает резкий кризис в нашу эпоху.

   Основой экономической и социальной жизни по Римскому праву, господствовавшему эти 2000 лет в Европейском, Американском мире и отчасти в других частях света, была частная собственность. Толстой, отрицая насилие, вынул фундамент из под этого учреждения и оно рухнуло, чтобы уже никогда не подняться. Все дело в том, чтобы это уничтожение собственности совершилось наиболее безболезненным путем. К этому добровольному коммунизму и ведет учение Толстого, так же как и учение Христа.

   Толстой идет впереди социализма в уничтожении перегородок между людьми: за уничтожением, так сказать, вертикальных перегородок между нациями, он разрушает и горизонтальные перегородки между классами. Без насилия нет привилегий и прав и человек, гражданин всего мира, становится братом между такими же братьями - работниками - строителями лучшего будущего.

  

  

   Центром старого капиталистического строя, державшего в крепких цепях человечество, являются деньги.

   Кто не знает, какую эволюцию прошел вопрос о деньгах, как о знаке обмена. Развитие международного кредита в нашу эпоху значительно видоизменило значение металлических денег, золотого фонда и пр. Появился целый ряд научных трактатов, создались многочисленные общества пропаганды, борящиеся с денежным злом. И вот, как бы отвечая на эти вызовы и выражая эти новые стремления, Толстой пишет свой трактат "о деньгах", видя в них 3-й вид рабства, сменивший два первые: личное и земельное, и признает деньги крупным социальным злом, представляющим особый вид концентрированного насилия.

   Принцип разделения труда также получил в произведениях Толстого свое освещение. Разделение труда - могучий фактор производства. Да, но

  

  

   если бы он действительно существовал! Его нет. Существует захват сильными более легкого и приятного труда и сваливания на плечи слабого - труда более тяжелого и менее привлекательного.

   Толстой восстает против этого во имя справедливости, во имя любви к ближнему и производит свою собственную революцию, берясь за плуг и становясь в ряды трудового крестьянства. Глубокий след оставил Толстой в этой важной области человеческого сознания.

  

  

   Перейдем к новой области человеческих отношений, к вопросу о воспитании.

   Конец 19-го и начало 20-го века несомненно останутся в истории отмеченными как эпоха освобождения школы. И Толстой является могучим представителем этого движения и с мировым признанием.

   Свободная школа создана Толстым, и русская свободная школа идет далеко впереди западных соседей.

   Нам известны многочисленные литературные труды, посвященные педагогическим взглядам Толстого. В Америке, Португалии, во Франции, Германии, Испании, Богемии и в Швейцарии вышли особые трактаты по этому вопросу и основаны школы на его принципах.

   Сущность реформы школы, провозглашенной Львом Николаевичем Толстым, заключается в следующем.

   Он перенес весь центр тяжести школы на самого ученика. Школа для ученика, а не ученик для школы. Это кажется так просто, а между тем еще до сих пор во многих учебных заведениях Зап. Европы ученики существуют для школы.

   Но раз школа действительно существует для учеников, то надо их спросить, что им нужно. Если ученики еще не знают названия тех наук, которые им нужно учить в школе, то тем не менее они могут выразить свое мнение, свое удовлетворение или неудовольствие по отношению к преподаванию.

   Таким образом школа является действительно опытной, и такова была Ясно-Полянская школа Льва Николаевича в 1861 и 62 году и таковыми стараются сделать лучшие свободные школы в Европе и в Америке в настоящее время.

   Л. Н-ч разрушил рутину старой школы, открыл эпоху новой народной школы. Он разрушил преграду в образовании рабочего народа, поставил его на равную, общечеловеческую ступень. Он проектировал университет "в лаптях", т.-е. доступный каждому крестьянину. Он потребовал своим властным словом от литературной интеллигенции, чтобы они писали для народа, и писали бы так, "чтобы было понятно тому ломовому извощику, который будет везти екземпляры из типографии", писал Л. Н-ч еще в 1873 году по поводу основания народного журнала. Уже тогда он разбивал перегородки классовых привилегий.

  

  

   Перейдем наконец к той области человеческой жизни, где всемирное значение Толстого не оспаривается не только его единомышленниками, но и его противниками. Мы будем говорить теперь о Толстом как о писателе-художнике.

   Я намеренно оставил под конец эту область. Значение Толстого в области художественной литературы наиболее привычно, и мне хотелось оттенить его значение помимо этого всеми признанного элемента его гения.

   Грань эпохи в этой области - это переход от романтизма к реализму.

  

  

   И Толстой является одним из основателей реалистической школы в литературе.

   Но реализм Толстого, оказавший могущественное влияние на всемирную литературу, - особого характера, отличающегося от реализма западного. Западный реализм более внешнего характера, тогда как реализм Толстого имеет глубокое внутреннее значение. Особенность его заключается в том, что, не отступая от высших форм художественного творчества, Толстой достигает, кроме того, слияния морали с художеством, его герои живые, знакомые, говорят нам о добре и зле в столь сильной форме, что человек, познакомившийся с ними, меняется, он не может остаться тем, чем он был до своего знакомства с его творениями.

   Достаточно взглянуть на последнюю критическую литературу о Толстом после его романа "Воскресенье". Этот роман прочитан буквально всем миром. Прожив последние 20 лет в Западной Европе и приходя в столкновение с представителями всех наций востока и запада, я буквально не встречал ни одного культурного человека, который бы не только не прочел "Воскресенья", но который бы не заявил, что оно произвело на него потрясающее впечатление и произвело сдвиг в его душе.

   Каждое новое значительное литературное произведение Л. Н-ча являлось мировым событием.

   Конечно, ранние произведения Л. Н-ча, до его мировой известности, являлись событием национальным,

   Но уже романы "Война и Мир" и "Анна Каренина" скоро стали достоянием всего читающего мира. В одной Германии было около 15 различных изданий "Анны Карениной". Но после того как по миру прокатилась волна проповеди нового учения, каждое новое произведение Л. Н-ча становилось сразу всемирным достоянием. Так было с драмой "Власть тьмы", обошедшей все мировые сцены: так было с повестью "Крейцерова Соната", известность которой можно только сравнить с "Воскресеньем".

   Этот последний роман печатался сразу на всех европейских языках, в самых распространенных периодических изданиях. Каждое новое произведение Л. Н-ча поражало читателей своей новизной, важностью содержания и оригинальностью внешней формы.

   Содержание нового произведения давало читателю новый взгляд на жизнь как отдельных личностей, прокладывающих себе новые пути жизни, падающих и возрождающихся к новой жизни, так и целых обществ со всеми их сложными взаимоотношениями. Внешняя форма особенно поражала реализмом самого языка. Вещи назывались своими именами и потому являлись читателю в новом виде, доселе им не замечаемом.

   Эта новизна, глубина содержания, его высокое моральное значение и высота, и оригинальность художественного выполнения и покоряли перу Толстого весь образованный мир и подчиняли этот мир его неотразимому влиянию.

  

  

   Определив мировое значение Л. Н-ча Толстого, как писателя-художника, мы должны сказать о нем и как об основателе новой школы искусства.

   Наша эпоха ознаменовалась возникновением целого ряда новых методов в искусстве слова, пластики и музыки. Реализм, импрессионизм, символизм, футуризм, кубизм и проч. сменили прежний романтизм: но все эти школы остаются еще в пределах искания и не дали великого. Л. Н-ч Толстой, отмечая современный упадок искусства, приписывает это явление падению прежнего, религиозного идеала и отсутствию нового, который бы стал на его место и дал бы искусству ту значительность, которая была у него во время господства религиозного миросозерцания.

  

  

   Только новая религия может дать новое искусство. И Лев Николаевич дает новое определение искусству, определяет новые условия, которым должно удовлетворять всякое художественное произведение. По его мнению, истинное художественное произведение должно удовлетворять главным образом трем условиям:

   1) Искренности: 2) Значительности содержания: 3) Совершенства формы.

  

  

   Кроме того он, устанавливая новый, свободно-христианский идеал жизни, дает определение ново-христианскому искусству:

   Христианское сознание, говорит он в своей статье "Что такое искусство?", - дало другое новое направление всем чувствам людей и потому совершенно изменило и содержание и значение искусства. Греки могли воспользоваться искусством персов и римляне - искусством греков, так же как евреи искусством египтян, - основные идеалы были одни и те же. Идеалом было то величие и благо персов, то величие и благо греков и римлян. Одно и то же искусство переносилось в другие условия и годилось новым народам. Но христианский идеал изменил, перевернул все так, что, как сказано в Евангелии: "что было велико перед людьми, стало мерзостью перед Богом". Идеалом стало не величие фараона и римского императора, не красота грека или богатства Финикии, а смирение, целомудрие, сострадание, любовь. Героем стал не богач, а нищий Лазарь, Мария Египетская не во время своей красоты, а во время своего покаяния, не приобретатели богатства, а раздавшие его, живущие не в палатах, а в катакомбах и хижинах, не властвующие люди над другими, а люди, не признающие ничьей власти, кроме Бога. И высшим произведением искусства - не храм победы со статуями победителей, а изображение души человеческой, претворенной любовью так, что мучимый и убиваемый, человек жалеет и любит своих мучителей".

   Можно, конечно, найти еще области, в которых Толстой сказал свое новое слово и сказал его на весь мир: но я полагаю, что и перечисленного достаточно для установления его мирового значения. Это его значение необ'ятно. Литературное наследство Толстого едва ли поместится в сотне томов среднего об'ема. А по качеству, по глубине проникновения оно превышает все до сих пор виденное и слышанное миром.

  

  

   При жизни своей Толстой уже представлял всемирный центр человеческой совести. Друг его и ценитель Николай Николаевич Страхов прекрасно выразил это значение Л. Н-ча в своем письме к нему:

   "На этот раз после долгого промежутка, писал он Л. Н-чу в конце 80-х годов, я особенно ясно почувствовал, что Ясная Поляна тоже центр духовной деятельности, но какой удивительный! Другие центры суть пустые точки, важные только потому, что к ним направлены мысли и стремления живых людей, так что, зная эти точки, можно видеть направление этих стремлений. В Ясной же Поляне сам центр живой, лучистый - вы сами с своей неустающей мыслью и сердечной работой. Видеть это - значит видеть зрелище удивительной красоты и значения. Простите меня, по своей привычке я вас об'ективирую, стараюсь стать от вас подальше и посмотреть на вашу деятельность со стороны. Часто мне больно думать, что я, как и другие, не умею видеть того великого, что совершается вокруг меня, и только потому твержу иногда: все стало скверно, везде пошлость, упадок ума и вкуса, Если однако сравнить знаменитую эпоху сороковых годов, остатки которой мы видим в Григоровиче, Фете, Полонском, с нынешним временем, то как не сказать, что с тех пор мы много выросли

  

  

   и поумнели. Нигилизм и анархизм - ведь это очень серьезные явления в сравнении с тою болтовнёю, которая составляет верх человеческого достоинства для Григоровичей и Фетов. И вся эта борьба, все мучительное брожение умов разрешилось и завершается вашей проповедью, призывом к духовному; и телесному исправлению, к истинной жизни, к тому истинному благу, без которого ничтожны все другие блага и которое никогда не может изменить нам. Пронеслось от вас какое-то веяние, раздался звук, на который невольно откликаются сердца, которого заглушить, подавить - ничем не возможно. И я верю, что дело, вами начатое, уже никогда не умрет, что люди страдающие, ищущие, колеблющиеся постоянно будут приходить к выходу, который вы нашли и указали. Дай Бог вам здоровья, дай Бог сил и всего, что нужно для вашего дела"!

   С тех пор, как написано было это письмо, прошло 30 лет.

   Человечество пережило много страданий. И мировое значение Толстого усилилось.

  

  

   Во время жизни Л. Н-ча был момент, когда мировое значение его достигло апогея. Это было в год его 80-тилетнего юбилея. И не самый юбилей, не тысячи полученных телеграмм ознаменовали это значение, а написанная Л. Н-чем статья о смертной казни, под названием; "Не могу молчать". Статья эта, напечатанная сразу в один и тот же день на множестве языков (в одной Германии она появилась в 200 периодических изданиях), буквально облетела весь мир и показала миру, что есть человек, стоящий на страже высших интересов человечества. В это время Россия переживала тяжелое время. Бушевал "Столыпинский террор", расправа за революционное движение 1905 года.

   Казни не остановились и после статьи Льва Николаевича. Не осужденные его смелым словом, они стали преступлением и совершители их преступниками. Замечательно, что в осуждение казни и казнящих у Л. Н-ча не было злобы, а скорее жалость. И жалость не только к казнимым, а и к казнящим за их заблуждение.

   Эта статья Л. Н-ча получила в Европе название "Манифеста Льва Толстого", что уже само по себе указывает на его мировое повелительное значение.

  

  

   Юбилейный 1908-й год ознаменовался еще одним интересным явлением. Русскому литератору П. А. Сергеенко, расположенному ко Л. Н-чу, пришло на мысль обратиться к известным писателям разных стран, прося их выразить их мнение о Л. Н-че Толстом. Создался и был издан целый сборник полученных ответов, и эти безыскусственные ответы магометанина-индуса, утонченного францусского литератора, практического японца, глубокомысленного немца, как нельзя лучше определяют "всемирность" Л. Н-ча Толстого. Мы приведем несколько таких отзывов.

   Послушаем голос Мудрого Индуса-Мусульманина, Абдуллах-аль-Мамун-Сухраварди. Этот, очевидно выдающийся сын Востока, найдя удовлетворение в чтении соч. Л. Н-ча, написал ему письмо и получил ответ. На этом и кончилось их личное общение, но внутренняя, духовная связь установилась прочно. Вот что он, между прочим, ответил на запрос, обращенный к нему о его отношении к Толстому.

   "Я - последователь Ислама, религии, с которой обыкновенно связывают насилие и кровопролитие. И все-таки я - ученик Толстого. Я поборник мира и непротивления. Это может казаться парадоксальным. Но парадокс исчезает, если читать Коран, как читает и истолковывает Толстой Библию, - в свете Правды и Разумения".

  

  

   "Учение непротивления, так неустанно проповедуемое Толстым, более соответствует Востоку, особенно же Индии, сроднившейся с учением Готамы-Будды. И проповедь Толстого, сливаясь с теми учениями пророков и мудрецов, которые некогда славились в этой исторической стране, явит, может быть, и в наши времена также Мессий и Махдий, которые, распятые на крестах, будут благословлять распинающих их".

   "Мечта моя - лично выразить Толстому мое благоговение перед ним - не сбылась. И, должно быть, не сбудется в этой жизни. Мы обменялись с ним только одним письмом. И все же мне ясна его обаятельная личность. Толстой, подобно Магомету, один из нас, а не сверх человек, который глядел бы на нас с высоты своего величия, как на бедных людишек. Он не злоупотребляет своими почитателями и не подавляет их".

   "Свет - есть свет от Бога, а не свет от Востока или Запада. Чтобы свет светил - безразлично, горит ли он в золотом, серебряном или глиняном светильнике; китайский ли он, русский или арабский. Этот русский граф, этот учитель и пророк, предмет моего почитания. Я чувствую сродство моей души с его душою. Я также прошел через долину сомнений и испытаний, уныния и отчаяния. И, не видя того, шел той же самой стезёй, как и Толстой. И хотя мне всего тридцать лет, но я ношу в себе те же переживания, которые давали миру Христов, Будд и Толстых".

   Как трогательно это единение душ между столь разнородными по внешнему виду лицами. И как утешительно, что существует между людьми эта внутренняя однородность.

   Перенесемся теперь с востока на дальний запад и послушаем голос американской женщины, выдающейся по уму и по нравственным качествам. Имя ей Люси Малори. Л. Н-ч был в переписке с ней. Он поместил много ее мыслей в Круге Чтения. Вот что она написала о Л. Н-че.

   "Нет сомнения, что Лев Толстой есть величайший вождь, учитель и реформатор современной эпохи. До него человечество еще никогда не имело вождя, влияние которого захватывало бы весь мир.

   "Были и другие, так называемые вожди, которые, в пределах известной местности, и на время, путем кровопролития и грабежа, силой принуждали людей следовать за собой. Но ни один народ еще никогда не достигал прочного блага путем насилия.

   "Единственной же силой, которой пользовался Толстой, была сила любви и мудрости. И поэтому влияние его никогда не ослабнет, а будет продолжать все больше и больше развивать красоту и гармонию жизни, ибо любовь сама себя создает, сама в себе существует и содержит в себе начало вечного роста-развития и совершенства".

   Люси Малори подметила весьма характерную черту гения Толстого: он, отрицая всякое насилие, покоряет мир. Сила его есть любовь и мудрость. И эта сила определяет его всемирное значение.

   Обратимся к более скромному отзыву известного французского писателя Поль Маргерита. Отзыв его краток, изящен и глубок: он так выражает свое мнение о Толстом:

   "Глубокий моралист, он обновил христианское чувство и восстановил в современной совести чувство справедливого и несправедливого. Он моральный свет избранного человечества, и мы поклоняемся с глубоким почтением писателю, который был апостолом, и апостолу, который был человеком".

   Как и в отзыве индусского магометанина, так и в отзыве французского романиста, мы видим указание на человечность Толстого, как на его характерную привлекательную особенность. Эта черта и придала его гению свойство общечеловечности.

   Бельгийский писатель Шарль Саролеа посетил Толстого в 1905 году,

  

  

   во время предыдущей революции. И вот проникновенный бельгиец уже видит роль, которую должен играть Толстой во всемирной революции. Бельгийскому писателю, уже видевшему зарево разгоравшегося пожара, представляется значение Толстого во всем его величии, и он говорит так:

   "Под этим зловещим заревом пожаров все творчество Толстого представлялось нам облеченным новым значением. Сама жизнь поясняла и подтверждала его. То, что казалось грезою поэта, становилось исторической действительностью. То, что представлялось противоречивым, укладывалось теперь и занимало соответствующее положение в стройном целом всего творчества. Толстой, как апостол идеи, поднялся во весь рост и высока стоял над воюющими сторонами, над мятежниками против грубой силы. Высоко поднявшись над виновниками разрушающей революции, Толстой являлся пророком революции созидающей".

   Эта созидательная роль Л. Н-ча должна с особой силой проявиться в нынешнюю великую русскую и всемирную революцию. Нельзя себе вообразить Толстого у пулемета, участником гражданской войны; но нельзя также вообразить, его себе контр-революционером, разрушающим добытые революцией ценности. Его созидательная роль должна дать моральный фундамент новому коммунистическому строю.

   Влияние Толстого проникло и в страну Восходящего Солнца на дальний восток. Японец Наоши Като также говорит о революционном значении Толстого. И он действительно произвел духовную революцию в этой удивительной стране. Като так описывает этот переворот.

   "Когда в 1902 и 1903 годах вышли в Японии переводы новых сочинений Толстого, было интересно наблюдать, как религиозные мысли Толстого проникали в каждую извилину японского ума и, подобно пороху, скрытому в трещинах скал, взрывались с большой силой, потрясая до основания все существующие теории и принципы. Это была почти революция. Не только христиане, которые достаточно прогрессивны, чтобы быть на уровне современной мысли, пришли к познанию страшной реальности истины, таящейся в исповедуемой ими религии, но даже буддисты нашли источник вдохновения в книгах графа Толстого. Многое указывает, что обновление, обнаружившееся в последние годы в буддизме, имеет здесь свое начало.

   "Если бы влияние Толстого ограничивалось религиозным миром Японии, было бы слишком много сказать, что его мысль потрясла духовный мир Японии до основания. Но дело в том, что его книги нашли ревностных читателей и последователей среди молодого поколения Японии, стоявшего вне религии. Десяткам тысяч молодых японцев открылась религия Христа в смелом рельефе и простейшей форме, которые сознательно или бессознательно скрывались от их взоров под оболочкой различных догматов и суетных условностей. Свет, брошенный графом Толстым на область разума, был подобен радию, проникающему столько слоев, сколько находится на его пути. Толстые панцыри, существующие для охраны от заразы религиозных эпидемий, оказались слишком тонкими для яркого света разумения. Благодаря этому свету люди нашли свою собственную религию, исходящую из глубины души, а не привитую внешним миром под именем церкви и догматов "Религиозное сознание" - вот самые популярные слова вскоре после появления у нас книг Толстого".

   Зажечь в индифферентных душах пламя религиозного сознания есть дело сверх-человеческое, дело пророческого гения.

   А между тем Толстой даже не создал своего учения. И были люди, ясно сознавшие эту бессистемность его и в то же время преклонявшиеся перед его всемирною мощью. Мы приводим в заключение слова амери-

  

  

   канского писателя Каруса, повторяющего почти буквально мысль, выраженную нами в начале статьи. Вот как он выражает ее:

   "Учение Толстого далеко не представляет из себя какой-нибудь стройной теории или системы. Религиозные идеи Толстого, его нравственные принципы, непротивление злу, его взгляды на войну, государство, деньги и т. п. - все это служит предметом живейшего обсуждения, но лишь немногие мыслители решаются защищать это учение, смелое до дерзновения. Но нет никакой необходимости соглашаться с Толстым, чтобы проникнуться удивлением к человеку, являющемуся таким ярким воплощением вечных запросов духа, находящего свое высочайшее выражение в этих благородных порывах. Они, эти порывы, не носят личного характера, но являются выражением мирового сознания Универсального Духа, который нас создал, Самого Бога, с которым мы живем и движемся".

  

  

   И так всемирное значение Толстого не подлежит сомнению. В настоящее время, когда мы видим агонию старого мира, новое слово Т