Чертков Владимир Григорьевич - О революции

  

  

   нам самую ужасную жестокость, зверство, безграничный деспотизм. А между тем он был высшим начальником римской империи, и, следовательно, к нему также относились слова Павла: "Божий слуга", "страшный для злых", "отмститель в наказание делающим зло", "начальник, не напрасно носящий меч". Если начальники, подобные Нерону, представляют "установленную Богом власть" и "слуг Божьих", то каким же образом могли они так жестоко гнать апостолов? Не мог же Бог одобрять их поступки. Не могли эти люди быть исполнителями воли Божьей. И потому я думаю, что такие тираны служат орудиями Божиими только в том смысле, что они закаляют праведных людей в деле служения Богу. Только в таком смысле возможно согласиться, что предержащие власти действительно содействуют добру...

   "У нас еще нет христианского общественного устройства потому, что сам народ еще не стал христианским. Народ еще даже не стыдится своего рабства. Он не замечает позора и проклятия своего положения. Если мы настоящие христиане, то должны светить свстом перед людьми - примером нашей жизни и словом истины. Мы должны высоко держать наше знамя и терпеливо продолжать великое дело созидания нового сердца и нового духа в себе самих и в других. Нам не следует нарушать учения Христа ни ради того, чтобы помогать правительству в его злых делах, ни ради того, чтобы участвовать в подпольных заговорах против правительства. Христианин не должен содействовать правительственному злу своим раболепным послушанием; и не должен также бороться с этим злом противо-христианскими средствами. В этом состоит прямой и узкий путь Христа."

   Балу, в своей книге "О непротивлении", подробно разбирает все те места Священного Писания, на которые казенная церковь, а также и многие "евангелики" обыкновенно ссылаются, чтобы доказать, что следует слепо повиноваться правительству. И кто прочтет это замечательное сочинение, тот ясно увидит, что Священное Писаиие вовсе не требует, чтобы люди беспрекословно подчинялись правительству.*)

  

  

   *) Примечание. У нас в Редакции хранится вполне оконченный перевод этой книги, любезно исполненный известной писательницей, покойной Анной

  

  

  

   Необходимо однако заметить, что вопрос о надлежащем отношении христианина к государственным властям никак нельзя и не следует решать одним только путем (или же главным образом путем) выборки и сличения библейских текстов. Балу, как мы видели, доказывает, что против совести подчиняться властям не следует; но доказывает он это, главным образом, буквальным толкованием Писания, сопоставлением и сличением различных мест Библии. А между тем другой человек, не проникнутый, как он, истинным христианским духом, мог бы отыскать в Библии другие тексты, или придумать другое толкование этих же самых текстов для того, чтобы доказать совершенно обратное. Так всегда поступали в защиту правительственного насилия и теперь продолжают поступать в защиту революционного насилия многие заблудшие, а иногда и недобросовестные люди. А потому для твердого решения таких вопросов, как вопрос о том, каково должно быть отношение христианина к государственной власти, необходимо прежде всего обратиться к тому голосу Божьему в нашей собственной душе, который указывает нам, как должно поступать. Этот голос Божий в былые времена внушал писателям Библии все хорошее и справедливое, что они написали; и этот же самый голос в настоящее время говорит каждому из нас прямо в его совести, помимо всякой книги.

   Этот "дух истины", как называл его Иисус, несомненно указывает нам, что существующие правительства, - с их войсками, полицией, судами, тюрьмами, казнями, с их возвеличением богатых и праздных и порабощением бедных и трудящихся, с их лживой церковью и превратным образованием детей, с их стеснениями мысли и слова и преследованиями за совесть, - что эти правительства основаны на

  

  

   Павловной Барыковой. Мы с величайшей радостью издали бы этот драгоценный труд, если бы получили необходимые для того средства, так как считаем его распространение в России особенно желательным именно в настоящее время, когда каждому последователю христианского учения неизбежно приходится выяснить для себя, каково должно быть его личное отношение к повсеместно разростающейся политической борьбе. Ред.

  

  

   зле и обмане. И потому мы знаем, что люди, желающие служить добру и правде, не должны повиноваться правительству. Но вместе с тем то же духовное сознание указывает нам, что бороться с правительственным злом мы можем только добром. Если мы будем злом бороться против зла, и ложью - против лжи; если мы вообразим себе, что возможно враждою укротить ненависть, или насилием водворить согласие и братство; - то получится только новое зло. И последнее, как сочетание двух зол, окажется горше первого.

  

  

   "Так-то, так", говорят на это революционеры, "повиноваться теперешнему правительству разумеется нет надобности. Но недостаточно - только не повиноваться. Пока будет существовать самодержавная власть, она будет уничтожать, как мух, всех тех отдельных людей, которые не станут ей подчиняться. Мы ведь сами, поверьте, не меньше вашего, желаем того же царства любви и братства, о котором вы так много проповедуете. Но мы - люди дела, и потому, вместо того, чтобы только мечтать о таком царстве, мы хотим приготовить для него путь. А для этого необходимо прежде всего опрокинуть существующий государственный строй и заменить его новым. Зверей возможно укротить только силою. В вастоящее время, сидеть, как вы советуете, сложа руки, и разговаривать о христианских добродетелях - прямо преступно. И посмотрите - большинство передовых людей - на нашей стороне, а не на вашей. К тому же, и исповедуете то вы ваше христианское учение только на словах. А мы - всем жертвуем. Если же, в конце концов, правительство и окажется сильнее нас, то пускай лучше мы погибнем в отчаянной борьбе с ним. Хуже от этого, во всяком случае, никому не станет."

   Так говорят революционеры и так они поступают. И на первый взгляд слова их как будто справедливы. Но стоит только внимательно вникнуть в смысл их рассуждений для того, чтобы увидать, до какой степени они ошибаются.

   Во-первых, нельзя отделять правительство от народа. Это вовсе не какие-нибудь две самостоятельные силы, которые мо-

  

  

   гут вступать в борьбу между собой. На самом деле, сила правительства держится народом и только на том и основана, что народ поступает на службу к правительству и исполняет его приказания. Что же в таком случае значит "вооруженное восстание против правительства"? По-просту сказать, это значит только то, что одна часть народа - без мундиров - начинает драться и резаться с другой частью того же самого народа - в мундирах. Желать этого могут только люди, не понимающие в чем дело, или же старающиеся в мутной воде рыбу ловить.

   Во-вторых, из того, что людей христианского жизнепонимания - мало, а революционеров - много, еще вовсе не следует, что революционеры правы. Всякое коренное и верное разрешение вопросов жизни, всякое новое, действительно передовое движение - всегда сначала захватывает очень небольшое число людей.

   Одна из главных причин, почему революционное движение так легко разростается, именно в том и заключается, что, по самому существу своему, в нем нет ничего нового. Это - вовсе не "революция" в настоящем смысле этого слова. Революция значит: "переворот.'' А всякий истинный переворот в жизни людей, всегда начинается внутри человека, в его сознании, и затем уже проявляется в изменении внешних общественных порядков. А то, чтР теперь называется, совсем неправильно, "революцией", есть только вывороченное на изнанку очень старое заблуждение о том, будто враждой и насилием возможно водворить человеческое благо. В этом давнишнем и диком суеверии правительственные и революционные насильники совершенно схожи между собой. Вот почему теперешние "революционеры" не в состоянии внести в жизнь то новое, божеское начало, которое одно только имеет силу совершить в людях необходимый переворот. Но большинство людей все еще держится этого суеверия о том, будто насилие пригодно для улучшения жизни. И потому-то такое множество людей сочувствует революции.

   Есть еще другая причина, почему находится столько людей, готовых присоединиться к насильственной революции. Для того, чтобы принимать участие в деятельности действительно доброй и полезной, человеку прежде всего необходимо упорно

  

  

   работать над самим собой, побеждать свои слабости и пороки, развивать и усиливать в себе свои хорошие качества. Для революционной же деятельности такая работа над собой не нужна. Нужно, конечно, чтобы революционер был предан своему делу и готов жертвовать собою. Но вообще бороться со своими недостатками ему нет надобности. Некоторые же душевные недостатки даже прямо помогают ему в его деятельности. Так например, самолюбие, тщеславие и честолюбие, зависть и злоба, вражда, ненависть и мстительность, неправдивость, притворство, обман н ложь и другие свойства подобного же рода бывают пригодны для революционной конспиративно-насильнической деятельности. Свойства эти направляются революционерами на пользу их дела точно так же, как это бывает на войне и вообще при всякой насильственной борьбе. Я, разумеется, вовсе не говорю, что все революционеры отличаютея этими недостатками и пороками. Я говорю только, что когда в революционере эти недостатки уже имеются на лицо или начинают развиваться, то ему нет никакой надобности с ними бороться, так как они не только не мешают ему в его деле, но скорее помогают. Неудивительно, следовательно, что для такой деятельности, которая не требует от человека тяжелой борьбы с самим собой, является больше охотников, чем для разумной и доброй деятельности, всегда требующей от человека усиленной работы над собою.

   Человек христианского жизнепонимания постоянно тянется к свету. Он старается, по мере сил, отыскивать и возращать все то, чтР есть лучшего, высшего, самого чистого в своей душе. Он радуется малейшему успеху в своем нравственном совершенствовании. Революционер же, напротив того, боится своих лучших, своих высших стремлений. Они ему мешают в его деятельности. И потому он не только не поощряет их, но остерегается их и душит в самом зародыше всякие божеские ростки, пробивающиеея в его сознании. Он не радуется своим духовным побуждениям, а страдает от них, так как они только стесняют его в его деятельности. Он нарочно, и иногда с велачайшим трудом, задерживает свое духовное развитие. Он предчувствует, что, если только даст волю тому, чтР есть лучшего в своей душе, - если только предоставит полную свободу

  

  

   своему духовному росту, - то должен будет отказаться от революционной делтельности. А этого он не может, потому что стал рабом революции.

  

  

   Революционеры говорят, - в третьих, - что люди, исповедующие христианство, редко на деле исполняют христианское учение; между тем как сами они, революционеры, поступают согласно своим убеждениям. Но ведь это ничего решительно не доказывает. И революционерам также сочувствуют много таких людей, которые боятся им деятельно помогать. Однако нельзя же ставить это в вину революционерам. Точно также бывают и малодушные или слабосильные христиане. За то бывает и так, что несколько тысяч человек сразу и сообша следуют указаниям христианской истины и страдают и умирают ради этого, как было, например, с духоборами несколько лет тому назад на Кавказе. Кроме того, по всему свету рассеяны многие и многие отдельные личности, которые действительно осуществляют в своей жизни учение Иисуса, на сколько это возможно человеку. Большинство из этих людей скромно живут каждый в своем углу. Некоторые из них находятся в заточении за отказ совершать поступки, противные их совести. Жизнь их проходит без шума и блеска, и деятельноеть их мало известна на стороне. Но благотворное влияние этих людей громадно. Оно отражается на окружающих их, а затем передается от тех к другим, и так далее без конца. Если люди до сих пор все не передушили друг друга, а хоть медленно, но все же становятся менее дикими и жестокими, то это только благодаря этим безъизвестным личностям, рассеянным по всему человечеству, которые не на словах, а на деле исполняли и исполняют христианское учение. Революционеры же, напротив того, не смотря на весь шум их деятельности, только разводят среди человечества вражду и ненависть, насилие и зло.

   Когда указывают революционерам на то, что они употребляют безнравственные средства для достижения своих целей, - то они часто ссылаются на самоотвержение и геройство своих товарищей, на их готовность переносить какие угодно страдания и даже жертвовать жизнью за то дело, которому они

  

  

   служат. Но ведь если бы самоотвержение могло служить доказательством правоты того дела, ради которого люди жертвуют собой, то и православная церковь могла бы доказывать свою истинность подвигами древних пустынников и столбников. Буддийские изуверы могли бы также ссылаться на добровольные страдания индийских "самоистязателей". И военные могли бы оправдывать свое жестокое и бессмысленное ремесло на том основании, что на войне они жертвуют своей жизнью. Люди, к несчастью, бывают способны, по неразумию, совершать геройские подвиги, ради достижения самых ошибочных и даже скверных целей. А пример добровольной жертвы собой, хотя бы ради плохой цели, действует прямо на чувства зрителей. И это часто привлекает их сочувствие гораздо сильнее, чем самые справедливые доводы, обращенные только к разумному сознанию.

   На этом то свойстве человеческой природы и основана главная привлекательность революционного движения. Люди привлекаются к революции, главным образом, путем не разума, а чувства. Они испытывают чувство жалости к притесняемому народу, чувство возмущения против правительственных безобразий, чувство преклонения перед геройством пострадавших товарищей. Слов нет, - все эти чувства самые благородные и прекрасные, которые - в соединении с разумным сознанием - могли бы вызывать благотворную деятельность. Но беда в том, что когда эти чувства возбуждены в сильнейшей степени у человека с неокрепшим еще сознанием, то они часто так расстраивают его душевное равновесие, что он не может соображать здраво и рассудительно. Увлекаемый этими чувствами, человек опрометью бросается в отчаянную революционную борьбу; а затем, когда вопрос для него таким образом уже решен, он употребляет свои умственные способности на то, чтобы оправдать свое поведение.

   Я бывал в близком общении с лушими представителями революционного движения и с некоторыми из них сердечно подружился. Но у всех у них я постоянно замечал эту общую черту: чувство совершенно подавляло в них рассудок по отношению к общественным вопросам. Поговоришь с таким человеком в спокойную минуту, с глазу на глаз,

  

  

   - он способен видеть ошибки революционного движения и с трогательной искренностью старается уверить и вас, в себя, что он и сам в сущности против вражды и насилия, - что ему самому противны многие приемы революционной деятельности. Но стоит ему вновь оказаться в обществе своих товарищей, стоит ему узнать о новом правительственном злодеяния, или о новом революционном заговоре, - и он становится совершенно другим человевом. Неудержимая злоба овладевает им. Он лишается душевного равновесия и всякой рассудительности. Он опять становится беспомощной щепкой, уносимой неизвестно куда на волнах революционного потока.

  

   Наконец, четвертое и последнее из приведенных мною соображений, которыми революционеры стараются оправдывать свою деятельность, состоит в том, что от нее во всяком случае народу хуже не станет. Это предположение совершенно неверно. Даже с внешней, чисто матерьяльной стороны от революционной деятельности многие страдают. Страдают все те, которых правительство преследует за участие в этой деятельности. Страдает и весь народ вообще, вследствие того, что правители еще хуже ожесточаются от направленной против них революционной борьбы и вымещают свое озлобление на тех, чья судьба от них зависит. Революционеры возмущаются против правительственных жестокостей; но на сколько жестокость эта была усилена и растравлена поступками самих революционеров, - об этом они не думают. А между тем вызываемые революционною деятельностью страдания народа все увеличиваются; а сулимое революционерами в будущем народное благополучие все остается за горами.

   Но сущность дела не заключается в одних матерьяльных страданиях. Между всяким предприятием, которое осуществляется плохими средствами, и таким делом, которое не допускает безнравственных приемов, существует еще другая, более важная разница. Такое дело, которое осуществляется скверными средствами, - все равно, достигает ли оно, или нет, своей цели, - всегда обязательно наносит душевный ущерб участвующим лицам, содействуя их нрав-

  

  

   ственному упадку. Всякое, наоборот, праведное дело, не допускающее плохих средств, - также все равно, венчается ли оно внешним успехом или нет, - всегда приносит людям нравственную пользу, возвышая и облагораживая их души. Оно в настоящем доставляет им внутреннее удовлетворение, а в будушем делает их более способными изменить к лучшему и общественные порядки.

   На это часто возражают, что бывает такая степень нужды, при которой человеку невозможно нравственно совершенствоваться; и единственное спасение для него заключается в куске насущного хлеба. Это совершенно справедливо, если оставить в стороне тех редких личностей, которые духовно крепнут даже при самой крайней нужде. Раньше, чем возможно нравственно помочь задавленным нуждою людям, действительно необходимо дать им возможность стать на ноги. Только тогда, когда они не будут всецело поглощены заботою о своем пропитании, им станет возможным заняться развитием своего сознания. Но необходимо не забывать и того, что если вы вытащили на берег утопавшего человека и тем спасли ему жизнь, то вы этим еще не сделали его способным к разумной и счастливой жизни. Так же точно, если люди освободятся от гнетущей нужды, то, хотя им и станет возможным жить на свете, но это еще вовсе не значит, что жить они непременно будут разумно, развивая высшие стороны своей природы. Напротив того, мы часто видим, что, выбравшись из нужды, люди становятся кулаками и хуже кого-либо другого притесняют своего прежнего брата - рабочего.

   Революционеры же воображают, что вся сущность задачи лежит в улучшении, какими бы то ни было путями, матерьяльного положения рабочего народа. Они вовсе не обращают внимания на то, что, употребляя безнравственные средства в своих попытках улучшить положение народа, они развращают душу народа. Наступит ли, нет ли, ожидаемое матерьяльное облегчение, - это еще бабушка на двое сказала. На деле, как мы видели, вместо облегчения, часто получается ухудшение. Но нравственный, душевный ущерб получается наверное. И от этого истинное благосостояние народа во всяком случае уменьшается.

  

  

   Так что, полагая, что вреда от их деятельности быть не может, революционеры жестоко ошибаются, - жестоко по отношению к тому самому народу, которому они желают помочь. Такова бывает печальная судьба всех тех людей, которые, хотя бы с самыми лучшими намерениями, решаются пренебрегать вложенным в человеческую душу непреложным законом добра и правды.

  

  

   Лев Николаевич Толстой - единственный человек в России, чей голос вот уже больше двадцати лет немолчно подымается в обличение обмана церкви и государства и в защиту порабощаемого народа. Он говорит и пишет что думает во всеуслышание и без обиняков, не скрывая своего имени и не прячась ни за чью спину. Сочинения его тотчас же переводятся на иностранные языки и известны заграницей еще лучше, чем в России, потому что заграницей они не запрещены. У нас же в России, правительство и церковь так боятся его правдивого, смелого слова, что не позволяют печатать его важнейшие писания. Никто так хорошо, как Толстой, не знает истинных нужд и потребностей рабочего народа, никто лучше его не понимает русского простолюдина и никто более искренно и самоотверженно, нежели он, не желает освобождения народа из под гнета его поработителей. Для того, чтобы составить себе верное понятие об отношении Толстого к этому значительнейшему из всех современных общественных вопросов, необходимо прочесть все его писания последнего времени. У него всякая внешняя деятельность так неизбежно вытекает из общего внутреннего миросозерцания, что понять, как следует, его отношение к общественным вопросам возможно, только познакомившись сначала с его основным религиозным жизнепониманием. Не могу, однако, удержаться от того, чтобы не привести здесь, в подтверждение моих слов, несколько выдержек из его писаний о том предмете, который мы теперь рассматриваем.

   Никакие взгляды Толстого не подвергались и не подвергаются такому искажению и ложному толкованию, как те, которые касаются именно этого вопроса о положении рабочего

  

  

   народа и о том, как народу освободиться из под правительственного гнета. А между тем взгляд его на этот вопрос так разумен и опровергнуть его так трудно, что даже никто из революционеров никогда и не пытался оспаривать этот взгляд. Все революционеры, которые пишут против Толстого, имеют обыкновение сначала совершенно извращать смысл его слов, приписывая ему то, чего он никогда и не думал говорить; а затем уже они опровергают не Толстого, а свои собственные измышления о нем. Иногда они поступают так по недоразумению, не будучи в состоянии подняться сердцем и умом до его точки зрения. Но некоторые революционеры клевещут нарочно, потому что не знают другого способа противодействовать его влиянию. Эти недобросовестные противники Толстого рассчитывают на то, что писания его, будучи запрещены в России, многим неизвестны. А потому не мешает лишний раз, хоть вкратце, изложить истинное отношение Толстого к разбираемому нами вопросу.¹)

   Одну из последних своих статей по этому вопросу, прямо обращенную к рабочему народу, Толстой начинает так: "То, что вы, рабочие, вынуждены проводить всю жизнь в нужде и тяжелой, ненужной вам работе, тогда как другие люди, ничего не работающие, пользуются всем тем, чтР вы делаете, - что вы рабы этих людей, и что этого не должно быть, - это видит всякий, у кого есть глаза и сердце."²)

   Описывая всю несправедливость существующего строя, он спрашивает: "Почему же владеет землей не тот, который на ней работает, а тот, кто не работает? Почему малое число людей пользуется податями, собираемыми со всех, а

  

  

   ¹) Примечание. Статьи, из которых взяты приводимые выдержки, были в свое время напечатаны издательством "Свободного Слова", к которому и следует обращаться для приобретения их. Названия их следующие: "Рабство нашего времени", "Где выход?", "Неужели это так надо?", "К рабочему народу". Во всех своих писаниях, когда только Толстой касался этого вопроса, он всегда указывал на жестокое угнетение рабочего народа; перечисленные же статьи целиком посвящены этому предмету.

   Из самой обстоятельной статьи Толстого по этому вопросу "Обращение к политическим деятелям", я здесь не привожу выдержек, потому что она была написана после теперешней моей статьи. К тому же она слишком потеряла бы, если вырвать из нее отдельные места. Ее необходимо прочесть подряд, целиком.

   ²) "К рабочему народу, стр. 3.

  

  

   не те, которые платят их? Почему владеют заводами не те, которые построили их и работают на них, а малое число людей, которые не строили их и не работают на них?... ¹) Мы видим бесчисленное количество администраторов: царя, его братьев, дядей, министров, судей, духовных лиц, которые получают огромные содержания, собранные с народа, и не исполняют тех легких даже обязанностей, которые они взялись исполнять за это вознаграждение. И потому, казалось бы, эти люди крадут собираемое с народа содержание, т. е. собственность народа, но никому и в голову не приходит судить их. Если же рабочий воспользуется частью денег, получаемых этими людьми, или предметами, купленными на эти деньги, то считается, что он нарушил священную собственность, и его за эти гроши, которыми он воспользовался, судят, сажают в тюрьму, ссылают."²)

   Толстой говорит, что нельзя ожидать, чтобы правительство и богатые люди сами добровольно отказались от своего выгодного положения в пользу народа. "Этого освобождения земли от земельного рабства правительство никогда не позволит сделать, потому что большинство лиц, составляющих правительство, владеют землями, и на этом владении основано все их существование. И они знают это, и потому всеми силами держатся за это право и отстаивают его...³) Так же мало, и еще меньше возможно освобождение от податей. Податями живет все правительство, от главы государства - царя - до последнего городового. И потому уничтожение самим правительством податей так же немыслимо, как то, чтобы человек отнял сам у себя свое единственное средство существования."⁴)

  

  

   ¹) "Неужели это так надо?" Стр. 14.

   ²) "Неужели это так надо?" Стр. 18.

   ³) "Где выход?" Стр. 6.

   ⁴) "Где выход?" Стр. 7. Примечание. За последнее время некоторые революционеры, недовольные тем, что Толстой не одобряет рекомендуемых ими скверных средств борьбы с правительством, и желая умалить в глазах народа значение его слова, стали распространять бессовестную клевету о том, будто Толстой и его друзья тянут руку правительства и богачей и советуют рабочему народу ждать, чтобы притеснители сами перестали его притеснять. Приведенные здесь слова самого Толстого достаточно обнаруживают всю ложь этого утверждения. Грустно и совестно за тех людей, которые унижаются до таких гнусных приемов клеветы. Подобные случаи могут служить наглядным примером того,

  

  

   Переходя к вопросу о том, каким же, в таком случае, путем может народ освободиться от своего рабства, Толстой указывает на то, что путь насильственного восстания против правительства, рекомендуемый революционерами, - и сам по себе нехорош, и не имеет смысла в чисто практическом отношении: "Рабство рабочих происходит от того, что существуют правительства. Но если рабство рабочих происходит от правительства, то для освобождения естественно представляется необходимость уничтожения существующих правительств и установление новых правительств, - таких, при которых было бы возможно освобождение земли от собственности, уничтожение податей и передача капиталов и фабрик во власть и распоряжение рабочих. Есть люди, признающие возможным этот выход и готовящиеся к нему. Но, к счастью (потому что такое действие, всегда связанное с насилием и убийством, безнравственно и губительно для самого того дела, как это много раз повторялось в истории) - такие действия невозможны в наше время...¹) Средство это - насильственного восстания - прежде всех других представляется обиженным рабочим, а между тем средство это не только никогда не достигает своей цели, но всегда скорее ухудшает, чем улучшает, участь рабочих. Еще можно было в старину, когда власть правительства не была так сильна, как теперь, надеяться на успех таких бунтов; но теперь, когда в руках правительства, стоящего всегда за неработающих, - и огромные деньги, и железные дороги, и телеграфы, и полиция, и жандармы, и войско, - все такие попытки всегда кончаются, как кончились недавно бунты в Полтавской и Харьковской губерниях, тем, что бунтовщиков казнят, истязуют; и власть неработающих над работающими только еще прочнее утверждается. Пытаясь насилием бороться с насилием, вы, рабочие, делаете то, чтР делал бы связанный человек, если бы он, чтобы освободиться, тянул бы за связывающие его веревки: он только затягивал бы крепче

  

  

   до чего способны доходить люди, когда они признают, что, если цель сама по себе им кажется хорошей, то должны быть хороши и всякие средства, какие бы они ни были, ведущие к такой цеци.

   1) "Где выход?" Стр. 8.

  

  

   те узлы, которые держат его. То же и с вашими попытками отнять насилием то, чтР удерживается от вас насилием."¹)

   Всматриваясь поближе в отношение народа к правительству, Толстой высказывает мысль, которая по своей очевидности и простоте должна бы, казалось, броситься в глаза даже малым детям. Тем не менее, соображение это совершенно упускается из виду людьми, в своей запальчивости желающими во что бы то не стало борьбы. Вот это простое соображение, на которое уже было здесь и раньше указано: "Мы говорим, рабочий народ порабощен правительством, богатыми; но кто же эти люди, составляющие правительство и богатые классы? Что это, - богатыри, из которых каждый может победить десятки и сотни рабочего народа? Или их очень много, а рабочего народа очень мало? Или только эти люди, правители и богатые, одни умеют работать все нужное и производить все, чем живут люди? Ни то, ни другое, ни третье. Люди эти не богатыри, а, напротив, расслабленные, бессильные люди. И людей этих не только не очень много, но их в сотни раз меньше, чем рабочих. И все, чем живут люди, производится не ими, а рабочими, они же и не умеют, и не хотят ничего делать, а только пожирают то, что делают рабочие. Так отчего же эта маленькая кучка слабых, праздных, ничего не умеющих и не хотящих делать людей властвует над миллионами рабочих? Ответ есть только один: происходит это оттого, что рабочие руководятся в своей жизни теми же самыми правилами и законами, которыми руководятся и их утнетатели ...²) Если бы рабочие люди не состояли из таких же поработителей, как и правители и богачи, заботящихся только о том, как бы, пользуясь нуждою ближнего, устроить свое благосостояние, а жили бы по-братски, помня друг о друге и помогая друг другу, никто бы не мог поработить их. А потому рабочим для того, чтобы освободиться от того угнетения, в котором их держат правители и богатые, есть только одно средство: отказаться от тех основ, которыми

  

  

   ¹) "К рабочему народу", стр. 4.

   ²) "К рабочему народу", стр. 40.

  

  

   они руководствуются в своей жизни, т. е. перестать служить мамоне и начать служить Богу."¹)

   И вот тут мы подходим к вопросу с той "божеской" стороны, которая нам, - людям, признающим смысл жизни в исполнении воли Божьей, - должна быть особенно важна и дорога. По этому поводу Толстой так высказывается: "Только бы люди, желающие служить Богу и своим ближним, поняли, что человечество движется не животными требованиями, а духовными силами, и что главная движущая человечество духовная сила есть религия, т. е. определение смысла жизни, и, вследствие этого смысла, различение хорошего от дурного, и важного от неважного; - только бы поняли это люди, и они тотчас же увидали бы, что основная причина бедствий теперешнего человечества не во внешних материальных причинах: - не в политических, не в экономических условиях, а в извращении христианской религии...²) Выход не в том, чтобы насилием разрушать насилие, не в том, чтобы захватывать орудия производства, или в парламентах бороться с правительствами, а в том, чтобы каждому человеку самому для себя сознать истину, исповедывать ее и поступать сообразно с ней... Только бы люди прилагали свои силы не к внешним явлениям, а к причинам их: к своей жизни, и, как воск от лица огня, растаяла бы та власть насилия и зла, которая теперь держит и мучает людей...³) Все улучшения в положении рабочих произойдут только оттого, что они сами будут поступать более согласно с волей Бога, более по совести, т. е. более нравственно, чем они поступали прежде...⁴) Самое главное, советую вам для достижения всего того, что вам нужно, направлять свои силы не на борьбу с правящими классами посредством бунтов, революций или социалистической деятельности, а только на себя, на то, чтобы жить лучше...⁵) А поймете, что для вашего истинного блага вам нужно только жить по закону Бога братскою жизнью, делая другим то, чтР вы хотите, чтобы вам делали, - и в той мере, в которой

  

  

   ¹) "К рабочему народу", стр. 41.

   ²) "Неужели это так надо?", стр. 31.

   ³) "Где выход?" Стр. 14

   ⁴) "К рабочему народу", стр. 25.

   ⁵) "К рабочему народу", стр. 38.

  

  

   вы поймете это и, понявши, исполните, - осуществится и то благо, которого вы желаете, и уничтожится ваше рабство. "Познаете истину, и истина сделает вас свободными.¹) Человек, ставший в этом смысле свободным, непременно откажется участвовать во всех делах, противных его совести. В тех статьях, из которых взяты приведенные выдержки, Толстой указывает на некоторые из иаиболее существенных дел, в которых такой "свободный" человек не может по совести участвовать. А именно он не может поступать в военную службу, платить подати, пользоваться судом и вообще правительственным насилием над другими людьми, наниматься на работы к помещикам, арендовать их земли и т. п. Можно было бы продолжать без конца исчислять все те дела, в которых разумный и самостоятельный человек не стал бы участвовать. Если бы только рабочие достаточно просветились, чтобы понять, что недостойно и неразумно служить правительству и богатым, если бы, став действительно "свободными", они перестали служить своим притеснителям, - то весь общественный строй совершенно изменился бы без всяких насильственных переворотов. Тогда теперешние правители вместо того, чтобы вить веревки из народа, как они делают в настоящее время, оказались бы в полной зависимости от рабочего народа. И потому Толстой совершенно прав, когда говорит: "Для уничтожения правительственного насилия есть только одно средство: воздержание людей от участия в насилии. И потому трудно или не трудно людям воздерживаться от участия в правительственном насилии, и скоро или не скоро проявятся благие результаты такого воздержания - вопросы излишние, потому что для освобождения людей от рабства есть только одно средство: другого нет. В какой же степени и когда осуществится в каждом обществе и во всем мире замена насилия разумным и свободным соглашением, утвержденным обычаем, - будет зависеть от силы и ясности сознания людей и от количества отдельных людей, усвоивших это сознание. Каждый из нас есть отдельный человек, и каждый может быть участником общего движения человечества

  

  

   ¹) "К рабочему народу", стр. 43.

  

  

   более или менее ясным сознанием или благой целью, и может быть противником этого движения. Каждому предстоит выбор: идти против воли Бога, устраивая на песке разрушающийся дом своей скоропреходящей, лживой жизни, или примкнуть к вечному, не умирающему движению истинной жизни по воле Бога.¹)

  

  

   С этими словами Толстого будет, конечно, согласен в душе своей всякий человек, верующий в Бога и понявший учение Христа в его прямом и простом смысле.

   Но революционеры, хотя и желают, чтобы между людьми установились добрые отношения, тем не менее сами не верят в силу добра. Ради водворения всеобщего согласия и братства, они, как мы видели, считают необходимым пускать в ход ненависть, насилие, убийство и конспиративный обман. Они думают, что добро само по себе бессильно и что для своего торжества оно нуждается в помощи зла. Они не понимают, что добро, которое не в силах само за себя постоять, не есть настоящее добро.

   Возможно питать затаенную ненависть против всякого "начальства" и при этом рабски исполнять все требования этого самого начальства. Так делают, например, враги правительства, когда они отбывают воинскую повинность или вообще внешним образом подчиняются требованиям властей. Возможно, и наоборот, не чувствовать никакого озлобления против представителей власти, - даже жалеть их за их темноту, - и вместе с тем сохранять перед ними свое человеческое достоинство и свою независимость. Так поступают те люди, которые по религиозным убеждениям отказываются от военной службы или не исполняют казенных и церковных формальностей, противных своей совести. Революционеры не освободились еще от тех понятий государственного деспотизма и власти, которые они с детства в себя впитали. Поэтому-то они и не могут представить себе, чтобы было возможно улучшить общественную жизнь без ненависти и насилия. Они осуждают и смеются над христиа-

  

  

   ¹) "Рабство нашего времени'', стр. 74.

  

  

   нами, которые отказываются исполнять приказания правительства, ибо никогда не вдумывались в истинное значение таких отказов. И вместе с тем, как это ни странно, те же самые революционеры утверждают, что эти христиане проповедуют "рабскую покорность" властям, потому только, что они действуют без озлобления и задора.

   Но свободное понимание христианского учения внушает, как мы уже видели, полное неповиновение правительству. И такое неповиновение послужило бы самым сильным средством для уничтожения правительства. В самом деле, чтР произошло бы, если бы русские люди отказались повиноваться "начальству"? Представим себе, что рабочий народ перестал бы исполнять предписания всех властей, светских и церковных. Положим, что крестьяне и вообще рабочие отказались бы исполнять церковные требы, поступать в военную службу, служить десятскими и полицейскими, слушаться урядников, становых, губернаторов и остальных начальников, перестали бы работать на помещиков и на фабриках, отказались бы платить повинности и подати, перестали бы употреблять государственные деньги. Положим, что вместо всего этого рабочие стали бы жить, как свободные люди, стали бы делать только то, чтР считают нужным и разумным, обрабатывая ту землю, которая у них повсюду под руками и совершенно неправильно считается собственностью отдельных владельцев, - стали бы, без помощи фабрик и купцов, сами для себя производить все то, чтР им надобно, как делалось встарину и теперь еще кое-где водится. Что тогда произошло бы? Произошло бы то, что все теперешние притеснители народа, все правители, помещики и капиталисты с их помощниками и приспешниками - очутились бы, как корабль на мели. Им было бы есть нечего, и они оказались бы в полной власти у рабочего народа, который стал бы подавать им Христа ради и учить, как жить своим трудом.

   Чего же можно желать лучше этого? Против этого можво возразить только то, что это слишком просто. Так действительно и говорят ученые люди. Они не могут допустить, чтобы они так долго ломали себе головы над всевозможными науками и изобретали для улучшения общественного строя так много социалистических "программ" и революционных

  

  

   "боевых тактик", когда, в действительности, ларчик так просто открывался совсем с другой стороны. "Для чего же мы столько веков изучали такое бесчисленное количество наук", думают ученые люди, "если самый важный вопрос человеческой жизни - о правильных взаимных отношениях между людьми - уже две тысячи лет тому назад, несравненно проще и лучше нашего, был выяснен каким-то галилейским мужиком, не имевшим ни малейшего понятия о современной нам европейской культуре?" - "К чему же было нашим павшим героям", думают революционеры, "марать свои руки в крови и жертвовать своей собственной жизнью в ожесточенной борьбе с правительством, и к чему было нам следовать по их стопам, если то самое освобождение народа, которого нам не удается добиться, возможно достичь этим простым путем христианского непослушания?"

  

   Современные образованные люди привыкли искать разрешения вопросов жизни не в своем внутреннем нравствеином сознании, а в "научном" исследовании внешних вещей. Но если вникнуть в прямой смысл учения Христа, провикнувшись его духом, то это учение даст нам ни с чем не сравнимое по своей мудрости, общепонятное и общеприложимое руководство для разрешения всего, чтР касается взаимных отношений между людьми. И разрешение этих вопросов, даваемое христианским учением, включает в себе все то, чтР есть разумного и справедливого в социалистических, анархических, коммунистических и всех остальных передовых учениях нашего времени. И вместе с тем христианское учение свободно от всего того, чтР есть в этих учениях ненужного, неразумного и недоброго. Кроме того свободно-христианское жизнепонимание отличается такою глубиною и широтою, что представляет неисчерпаемую сокровищницу мудрости и на будущее время для выяснения новых вопросов жизни. При чем замечательно то, что христианским путем все эти вопросы разрешаются очень просто и прочно. "Научные" же разрешения этих самых вопросов поразительно сложны и постоянно противоречат друг другу. А в конце концов новые научные теории всегда разрушают все прежние.

  

  

   Наглядным подтверждением на опыте этих свойств христианского жизнепонимания может, например, служить образ жизни духоборов. Когда они подвергаются затруднительным обстоятельствам, то устраивают общее, артельное хозяйство. И такая взаимная помощь осуществляется у них, в этих случаях, так успешно, как самым передовым социалистам еще никогда и нигде не удавалось установить на деле. А между тем достигали этого духоборы, будучи еще почти поголовно неграмотными и во многом невежественными, на основании одного только своего внутреннего христианского разумения.

   Эту ничем не сокрушимую силу христианского неповиновения понимают наиболее сообразительные люди, даже из числа тех, которые несогласны с христианским жизнепониманием. Так например, один из современных английских писателей,*) хотя и несочувственно относящийся к христианству, но человек умный и проницательный, - так высказывается про христианское неповиновение, которое проповедует Толстой:

   "Толстой восстановляет тот могучий здравый смысл, кото