Чертков Владимир Григорьевич - О революции

  

   ценим и уважаем революционеров за их личные достоинства, тем более мы должны жалеть, что их прекрасные природные силы направляются по ложному пути.

   Не будем же, - из ложной скромности или из подобострастия перед какими бы то ни было героями, - заглушать в себе Дух Божий и тушить тот свет, который есть в нас. Но, исповедуя перед всеми одинаково сознаваемую нами истину, - безбоязненно исполним долг наш перед Богом и людьми.

  

  

   Кончаю тем, с чего начал. Повторяю, что, высказывая изложенное на этих страницах, я обращаюсь главным образом к людям, верующим в Бога. Людей, не верующих в Бога, - так называемых материалистов, которых пугает и отталкивает самое слово "Бог", - я убедить не надеюсь. Еслибы я обращался к ним, то пришлось бы говорить на совсем другом языке, избегая такие выражение, которые их раздражают вследствие того, что они принимают их только в самом грубо-суеверном смысле. Но обращаясь к людям, понимающим духовные слова в духовном смысле, нет надобности избегать те выражения, которыми человечество, с тех пор как оно начало жить сознательно, привыкло обозначать то, чтР для него наиболее дорого и свято.

   "Душа душу знает, а сердце сердцу весть подает". Я уверен в том, что читатели, родственные по духу, поймут мои слова не превратно, - как вероятно поймут их мои противники, - а в том самом смысле, в каком я их разумел. Такие читатели сумеют сами для себя дополнить то, чего я не досказал, и поправить то, в чем я ошибаюсь или чего не смог выразить достаточно ясно и убедительно. К ним я обращаюсь с усердною просьбою - не отказать сообщить мне свои впечатления и мысли по поводу того, чтР здесь высказано. В деле обсуждения таких важных для жизни вопросов необходимо, чтобы люди одинакового жизнепонимания помогали друг другу, подтверждая справедливое и поправляя ошибочное. Такой именно помощи прошу я в настоящем случае. И за нее я был бы глубоко благодарен.

  

   Адрес: V. Tchertkoff.

   Christchurch, Hants. England. Англия. 1902 - 1904 г.

  

  

   ПРИЛОЖЕНИЕ

  

   В этой книге довольно часто употребляется слово "Бог". Для большинства русских читателей слово это понятно и естественно. Но в последнее время встречается немало людей, которые считают всякую веру в Бога вредным, отжившим суеверием и потому не любят слово "Бог".

   В прошлые времена из-за ложного понимания Бога люди враждовали, притесняли и убивали друг друга и вообще совершали всякие изуверства. И в наше время, как известно, церковь именем Бога оправдывает все государственные злодеяния. Война, богатство, суды, тюрьмы, все виды правительственного насилия, произвола и жестокости - все это совершается именем Бога. Подрастающим поколениям всячески внушается, что Бог предписывает беспрекословное повиновение властям и рабское подчинение господам.

   Да и помимо этого, к самому понятию о Боге примешано много сверхъестественного и дикого. О Боге утверждается то, чего никто не может знать. И притом личности этой приписываются такие побуждения и поступки, которые даже с нашей человеческой точки зрения признаются недобрыми, а то и прямо безнравственными. Людям с детства прививают все эти измышления и басни, выдавая их за самую святую истину. Понятно, что от этого сознание людей так засоряется и притупляется, что они теряют способность ясно различать хорошее от дурного, разумное от неосновательного.

   Неудивительно поэтому, что для многих само слово "Бог" стало отвратительным. Оно или раздражает их, или наводит на них скуку. И вот эти-то люди не понимают, почему мы все еще продолжаем употреблять это слово, которое в их глазах имеет такое не только двусмысленное, но и вредное значение.

   Ради того, чтобы не смущать и не отталкивать таких людей, мы охотно отказались бы от употребления слова "Бог", если бы только мы могли обойтись без него. Но дело в том, что обойтись без него мы не имеем никакой возможности. Для нас, признающих Бога, самое важное, дорогое и нужное в жизни - это именно то понятие, которое мы выражаем этим словом "Бог". Уничтожьте это слово - и мы перестали бы общаться мыслями и понимать друг друга в той области, которая для нас служит основанием и опорой всей нашей жизни. Для человека, сознательно употребляющего слово "Бог", оно, как справедливо говорит Толстой, обозначает нечто ему неизвестное, но без чего он мыслить не может, и вместе с тем - источник того закона, без которого он жить не может.

   Если понятием о Боге так много пользовались и пользуются для того, чтобы обманывать людей, то это вовсе не потому, что само понятие о Боге ошибочно, а как раз наоборот. Зло и ложь в своем голом неприкрашенном виде слишком уродливы для того, чтобы нравиться людям. Все злое и ложное, пользовавшееся успехом среди людей, всегда облекалось в личину чего-нибудь привлекательного, всегда ютилось за прикрытием какой-нибудь очевидной добродетели или истины. Все самые праведные и чистые представления нашего сознания, все благороднейшие наши побуждения, все наивысшие святые истины, доступные человеку, - как, например, справедливость, любовь, самоотвержение, смирение - когда-нибудь да были использованы для того, чтобы прикрыть какое-нибудь зло, сделать правдоподобной какую-нибудь ложь. Так что если начать откидывать в сторону все те понятия, которыми люди злоупотребляли для того, чтобы обманывать друг друга, то пришлось бы расстаться со всем тем хорошим, что когда-либо проявлялось в человеческом сознании.

   Так и с понятием о Боге. Великое зло - зло государства, и страшный обман - обман церковный. А потому этому злу и этому обману необходимо было воспользоваться самым разумным, благим и нужным из всех человеческих понятий - понятием о Боге - для того, чтобы прикрыть себя.

  

  

   Отдельные люди, живущие оторванной от родной почвы искусственной жизнью, еще могут кое-как обходиться без признания Бога. Зажмурив глаза, они могут не замечать вытекающей из такого безверия бессмысленности своей жизни. Но народ, весь трудовой народ, не может удовлетвориться жизнью, лишенною всякого смысла, не может существовать и развиваться без сознания того высшего Начала жизни, которое он называет Богом.

   В особенности это заметно на наиболее свежих, не развращенных ложною цивилизациею народностях, обладающих богатыми, еще неисчерпанными духовными задатками. Таков, например, наш русский народ. В сознании его глубоко коренится вера в Бога. "Без Бога ни до порога", "Жив Бог, жива душа моя", "Совесть - глаз Божий", "Где любовь, там и Бог", "Человек ходит, а Бог водит", "Все мы под Богом ходим", "Жить - Богу служить" и т. п.

   В этих и множестве других русских пословицах, равно как и в древнерусских народных сказках и легендах и в простонародных выражениях вроде: "Жить по-Божьи", "Или в тебе Бога нет", "Побойся Бога", "Как перед Богом", "Никто, как Бог" - ярко выступает сознание зависимости жизни от одного объединяющего Начала и необходимости следовать Его закону для выполнения своего назначения на земле.

   В этих самобытных выражениях народной мудрости нет ничего суеверного или неразумного, ничего общего с навязанным народу извне церковным представлением о Боге, которого в храмах ублажают внешними обрядами или едят под видом хлеба и вина. Напротив того, те народные пословицы, которые касаются церкви и внешнего богослужения, показывают, как живо народ в душе своей сознает противоречие между своим внутренним Богом и суеверным, православным Богом: "Близка церковь, да далека от Бога", "Не строй семь церквей, а пристрой семь детей", "Не встанет свеча перед Богом, а встанет душа", "Молитва места не ищет", "Церковь не в бревнах, а в ребрах" и т.д.

   Во всем этом видно, что "Бог" для народа не есть пустое слово, а нечто необходимое ему для его внутренней жизни. А потому тот, кто понимает это и не желает терять духовную связь со своим народом, - тот не станет пренебрежительно отворачиваться от народной веры в Бога и высокомерно осуждать слово и понятие "Бог", а будет с радостью пользоваться этим словом для передачи того, что оно одно может выразить.

   Было бы большой ошибкою - из-за суеверий и заблуждений, накопившихся вокруг представления о Боге, - откинуть самое понятие о Боге в его истинном значении. Не лучше ли наоборот, правильным и осторожным употреблением этого слова в его истинном значении упразднить все ложное и ненужное, приставшее к нему? Таким путем гораздо больше, чем отрицая понятие о Боге, возможно освободить это понятие от тех наносных слоев всякой лжи и обмана, которыми враги и притеснители народа старались заслонить от людей опасное для притеснителей представление об истинном Боге как источнике духовного просвещения и свободы.

  

  

   Но помимо того, что слово "Бог" не может быть откинуто уже по одному тому жизненному значению, которое оно имеет для других людей, мы, по крайней мере, употребляющие это слово, дорожим им как единственным средством выразить то, что мы сознаем наиболее важным и святым в нашей жизни.

   Вместе с тем, очень трудно словами определить то, что мы разумеем под словом "Бог". Даже невозможно сделать это обстоятельно и точно.

   Как ни необходимо и несомненно для нас понятие о Боге, оно необъятно для нашего ограниченного сознания и потому неизбежно содержит в себе много для нас неизвестного и неопределенного, такого, что словами объяснить невозможно.

   Кроме того, глубина и ясность нашего представления о Боге постоянно растет вместе с развитием нашего духовного сознания. Так что, хотя и веря в одного и того же Бога, различные люди, а также одни и те же люди в разное время, имеют различные по степени проникновения и чистоты представления о Боге. Следовательно, объяснять, что выражает для него понятие о Боге, может только каждый человек сам за себя; да и то - в зависимости от той ступени духовного развития, на которой он в данную минуту находится.

   Наконец, вопрос о Боге настолько основной и всеобъемлющий, что подходить к этому самому важному и коренному из всех понятий как бы между прочим, в виде объяснительного приложения к брошюре, касающейся частного вопроса, - неудобно и почти что неуместно.

   И, несмотря на все это, я все-таки постараюсь дать хоть приблизительное объяснение того, как я понимаю слово "Бог", так как надеюсь, что это может устранить хоть некоторые недоразумения в связи с основной мыслью этой брошюры. Если и не смогу вполне определить словами свое внутреннее отношение к Богу, то по крайней мере мне, быть может, удастся показать, что Начало это, как я его понимаю, не содержит в себе ничего догматического, голословного и мистического.

   Как в природе, глядя на расстилающуюся перед ним местность, человек ясно видит ближайшие к себе предметы, но все менее и менее отчетливо различает дальнейшие, а даль застилается для него непроницаемой мглою, и как он тем не менее знает, что этот постепенно отступающий от него вид природы в действительности представляет одно неразрывно связанное целое, - так и в нашем представлении о Боге мы не в состоянии резко отделить для себя понятное от непонятного и провести между тем и другим точную границу, но вынуждены признать ограниченность нашего кругозора, лишающую нас возможности мысленно исчерпать всю полноту того Начала, которое мы обозначаем словом "Бог".

   Поэтому мое представление о том, что я называю "Богом", содержит много для меня совершенно определенного и ясного. Но неизбежно содержит оно также и многое для меня неясное, такое, чего я никак не могу определить.

  

  

   Ясно для меня то, что смысл моей жизни заключается в росте моего внутреннего сознания. От этого роста зависит характер и значение всей моей внешней деятельности. Ясно мне также и то, что мое внутреннее сознание, не имеющее как и все духовное ни начала, ни конца, связано с каким-то высшим духовным Началом. К Началу этому я отношусь как часть к целому, я чувствую свою зависимость от Него. Зависимость эту я сознаю законом, которому я должен следовать. В этом духовном Начале и его законе я вижу Бога.

   Общаясь с другими людьми, я встречаю и в них признание того же самого закона. Из этого я заключаю, что сознание людей вытекает из одного и того же общего Источника. В этом общем Источнике человеческого сознания я также вижу Бога.

   Если я кого люблю, то принимаю в нем участие, чувствую и думаю заодно с ним, живу как бы его жизнью, иногда даже до полного забвения своей собственной отдельной личности. Эта способность переносится в другого человека еще больше убеждает меня в том, что сущность жизни у всех сознательных существ одна и та же. Истинная наша жизнь не в наших отдельных личностях, а в том общем, что нас соединяет. И в этой любви, соединяющих людей, я вижу Бога.

   Кроме того, отделяя в самом себе общее от личного, я могу мысленно всецело переноситься в ту часть себя, которая непосредственно сливается с Источником жизни. Тогда, освободившись от сознания своей отдельности, я теряю себя в жизни общей, как капля в океане. В эти высшие минуты моей жизни я настолько освобождаюсь от моих личных ограничений, что могу переноситься в положение не только людей, непосредственно любимых мною, но и людей мне чуждых или даже враждебных, могу понимать их и забывать все то, что прежде отделяло или отталкивало меня от них. В этом я опять вижу доказательство того, что связь между всеми людьми лежит в той общей Основе жизни, из которой мы все произошли. Это общее для всех людей связующее Начало я также называю Богом.

   Жить, т. е. двигаться вперед, я не могу без представления о том лучшем и высшем, о том Идеале, к которому я должен стремиться. Этот идеал опять таки сознается не мною одним, но и другими людьми. Стремление к этой общей цели нас всех сближает. Следовательно, мы имеем впереди себя то же самое объединяющее Начало, которое я также называю Богом.

   Но двигаться и развиваться мы можем только вследствие той Силы, которая действует на нас. Эта же Сила действует в том же направлении и в других существах. Вытекая из одного Источника и стремясь к одной цели, эта действующая во всех нас Сила очевидно однородна все с тем же общим нам всем Началом жизни. Это для меня опять все тот же Бог.

   Так вот, этот общий Источник сознательной жизни, эта способность наша переноситься в других, это высшее Начало, с которым человек сливается, этот Идеал, к которому мы все стремимся, эта Сила, движущая мною и всем миром, - все это и многое другое несомненно представляет различные стороны или проявление одной и той же духовной Сущности, которую я для удобства обозначаю словом "Бог".

   Все эти проявления Бога для меня ясны и определенны. В них нет ничего сверхъестественного или мистического. Я их не на веру принимаю, но убеждаюсь в них на собственном опыте, наблюдаю и рассматриваю их моим непосредственным разумом. И такое сознание Бога не только важно для меня, но необходимо; и не только необходимо, но оно одно дает смысл моей жизни. И я знаю, что такое же значение имеет понятие о Боге и для других людей, верующих в Него.

  

  

   Помимо этого ясного для нас значения понятия о Боге с этим понятием связано также и много такого, чего мы не можем ни знать, ни понимать. Мы испытываем и наблюдаем различные Его проявления. Но что такое Он или Оно само по себе, этого мы не знаем и узнать не можем.

   "Начало это есть, - говорит Толстой, - и я должен в жизни исполнять закон Его. Вопросы же о том, каково это Начало, которое требует от меня исполнения Своего закона, и когда возникла эта разумная жизнь во мне, и как она возникает в других существах во времени и пространстве, т. е. что такое Бог: личный или безличный; как Он сотворил и сотворил ли Он мир; и когда во мне возникла душа, в каком возрасте; и как она возникает в других; и откуда она взялась и куда уйдет; и в каком месте тела она живет, - все эти вопросы я должен оставить не отвеченными".

   Проявления Бога нам достоверно известны. Мы их знаем в себе и узнаем в других. Но божественная Сущность, из которой вытекают эти проявления, нам неизвестна, хотя мы несомненно знаем, что Она существует.

   Представь себе, что в глубокой пещере к тебе проникает свет сверху, невидимо откуда. Ты пользуешься этим светом для того, чтобы искать выход. Источника света ты не видишь и не знаешь; но знаешь, что он есть, и стремишься к нему, выбираясь из пещеры.

   То же и с понятием о Боге. Как справедливо говорит тот же Толстой: "Нам нужно называть как-нибудь начало жизни и разума и многого другого, сливающегося для нас в одно, но раздробляющегося на много отдельных путей мысли, когда оно не соединено в одном представлении о Боге".

   Бог таким образом представляет для нас понятие, одновременно определенное в сознаваемых нами Его проявлениях, и неопределимое, недоступное нашему исследованию по своей основной сущности. И обе эти стороны так тесно и неразрывно связаны между собой, что нельзя провести между ними границу, нельзя представить себе одну без другой. Все проявления божественной силы так же связаны со своим основным Источником, как дневной свет неизбежно вытекает из солнца. И потому мы волей-неволей вынуждены олицетворять проявления высшего духовного Начала и его сущность - в одном и том же понятии, называемом нами "Богом".

   Несомненно, зная по личному опыту и указанию нашего разума, что Бог существует, мы, как дети от отца, признаем свое происхождение от Него. Сознаем свою зависимость от Него как от верховного Начала жизни. Признаем своею обязанностью следовать Его воле. Черпаем в Нем силу для нравственного роста. Любим Его, как самое для нас святое, близкое и дорогое. Обретаем в Нем сознание вечной внеличной жизни. Находим в Нем смысл нашего существования и успокоение, радость и благо.

   Понятно, следовательно, что мы не можем обойтись без особого слова для выражения того, что имеет для нас такое ни с чем другим не сравнимое значение*.

   ___________

   * П р и м е ч а н и е. Многие из так называемых ученых людей западноевропейского мира так долго и так односторонне занимались изучением человеческого тела и вообще вещественной или материальной природы, что не признают никакого самостоятельного духовного мира, никакого источника духовной жизни; но считают, что сознание человека, вся его внутренняя духовная жизнь производится его телом и вполне зависит от состояния его тела.

   Учения эти подобны человеку, который так упорно смотрел бы на какой-нибудь один предмет, например, на свечу, что, наконец, свеча сделалась бы для него самым главным предметом на свете. Он, в конце концов, дошел бы до того заключения, что одна только свеча эта и существует в мире, и что его глаз, которым он видит свечу и даже он сам - суть только произведения этой свечи и всецело от нее зависит. Столь же нелепо поступают и те ученые, которые полагают, что наше сознание, наш разум, которым мы познаем внешний материальный мир, есть произведение этого внешнего мира. Обратное иногда может еще быть справедливым. Свеча может быть произведением глаза в том смысле, что воспаленному глазу может представиться свеча, которой нет на самом деле. Также и нашему сознанию могут представляться внешние предметы, не существующие в действительности, как, например, бывает во сне или в бреду. Даже наяву и в здравом душевном состоянии мы видим весь внешний мир только таким, каким он представляется нашему сознанию. Но каков этот внешний мир на самом деле, насколько верно наше представление о нем, и даже существует ли он сам по себе, этого мы проверить не в состоянии, так как не можем выйти из нашего сознания и со стороны сравнить то, что ему представляется, с действительностью. А потому выводить наше сознание, которым одним мы все познаем, из внешнего вещества, т. е. из того, что познается нашим сознанием, - есть очевидное заблуждение.

   В одном только я могу быть положительно уверенным, а именно в том, что жизнь для меня существует лишь таковой, каковой она мне представляется в моем сознании. А потому на одно только я могу твердо упереться - на мое сознание. Оно одно несомненно для меня существует, и от него одного я могу и должен исходить в моем понимании смысла жизни. А так как мое сознание есть явление не материальное, а духовное, то и происходить оно может только из духовного, а никак не из материального начала.

   Но, несмотря на то, что материалистическое учение, ставящее в основу жизни не духовную сущность, а материю, не выдерживает серьезного исследования, оно получило большое распространение среди людей, считающих себя "образованными" и воспринимающих мнимо научные теории по доверию, из уважения к тем или другим "знаменитым" ученым. Среди таких людей материализм еще держится до сих пор, служа как бы противовесом обратной столь же ошибочной крайности - суеверной или мистической веры в Бога.

   Среди же самих ученых наиболее проницательные стали за последнее время убеждаться в том, что выводить сознание из материи невозможно, что одно слишком разнится от другого по самому своему существу, и что поэтому совершенно невозможно открыть, каким образом материя становится сознанием. А некоторые из наиболее выдающихся исследователей прямо заявляют, что человеку никогда и не удастся выследить это. Теперь у наиболее наблюдательных и осторожных ученых появляется новое объяснение отношения между материей и сознанием. Они видят, что между материей и сознанием существует тесная взаимная связь, но вместе с тем они видят и то, что нельзя выводить одно из другого. А потому они приведены к единственному возможному заключению, состоящему в том, что материя и сознание происходят из одного и того же общего источника жизни, недоступного их наблюдению.

   Открытием этого единого общего начала всякой жизни и вообще признанием единства всего существующего естественная наука теперь гордится как великим своим приобретением последнего времени. А между тем в этом предполагаемом открытии нет ничего нового. После долгих скитаний впотьмах наука просто-напросто начинает опять приближаться к тому признанию единого источника жизни, называемого нами Богом, которое составляет, всегда составляло и будет составлять сущность всякой разумной религии.

   Вот причины, по которым мы считаем для себя неизбежным употребление слова "Бог", и тот смысл и значение, которые мы придаем ему.

   Читатели, восстающие против употребления этого слова вследствие того сверхъестественного и суеверного значения, в котором оно так часто употребляется, будут, я надеюсь, настолько справедливы, чтобы не смешивать нашего понимания этого слова с теми неразумными понятиями о Боге, которые их отталкивают и совершенно нам чужды. Станут ли такие читатели или нет сами прибегать к употреблению слова "Бог", - это их личное дело. Но, во всяком случае, прошу их при чтении этой книжки войти в наше положение и понимать то, что мы разумеем под этим словом, не в каком-нибудь несвойственном нам мистическом смысле, а в самом разумном и выгодном для нашей мысли значении, соответственно тому объяснению, которое я постарался здесь дать*.

  

   Ясенки, 1907 г.

   __________

   * В дополнение к моей попытке дать некоторое понятие о том, в каком смысле я употребляю слово "Бог", приведу несколько выдержек о Боге из составляемого Л.Н. Толстым нового изложения "Круга чтения".

  

   Бог - это то самое лучшее, самое свободное, самое могущественное, что мы можем вообразить себе, такое, в чем нет ничего дурного, ничего несвободного, ничего слабого. Жизнь человека в том, чтобы приближаться к Богу, увеличивать в себе все хорошее, все свободное, все сильное, откладывать все дурное, все связывающее, все слабое. Тот, кто знает, что в этом жизнь человеческая, того жизнь счастливая, и счастье его жизни не может нарушить ничто.

  

   В человеке есть то, что не телесно, что не имеет ни цвета, ни вида, ни числа, ни величины, - и это что-то нетелесное разумно.

   Небо, земля телесны, имеют цвет, вид, число, величину. Но мы не знаем, есть ли в них разум. Если же нет в них разума, то разум всего мира только в человеке.

   Но мир бесконечен, разум же человека ограничен, и потому разум человека не может быть разумом всего мира.

   И потому мир должен быть одушевлен своим разумом, и разум этот должен быть бесконечен.

  

   Во все времена у всех народов была вера в то, что какая-то невидимая сила разлита в мире и держит мир.

   Эта невидимая сила везде и всегда была, есть и будет.

   (У древних сила эта называлась всемирный разум, природа, жизнь, вечность; у христиан эта сила называется Дух, Отец, Господь, разум, истина).

   Мир видимый, переменный - как бы тень этой силы, Бога.

  

   Как Бог вечен, так и видимый мир, тень Его, вечен. Но он только тень. Истинно существует только невидимая сила - Бог.