Дорошевич Влас Михайлович - М.В. Лентовский

sp;    Тот, ходынский господин Власовский...

   Он был раньше полицеймейстером в Варшаве.

   Его кучер хотел обогнать экипаж графа Потоцкого и повелительно крикнул, - полицеймейстерский кучер в покоренном городе!

   - Свороти!

   Но кучер графа Потоцкого ехал как следует, по правилам, и не свернул.

   - Обгони!

   Кучер Власовского обогнал и хлестнул лошадей графа.

   Лошади кинулись в сторону. Понесли. Едва не кончилось несчастьем.

   Граф Потоцкий отправился к варшавскому генерал-губернатору:

   - Я считаю, что это мне нанесено оскорбление!

   "Летигиум пильновать" с графом Потоцким не совсем удобно. Знать из знати. Пойдут толки:

   - Самого Потоцкого оскорбил!

   Генерал-губернатор немедленно потребовал к себе Власовского:

   - Да вы с ума сошли?!. Да вы знаете, кто такой Потоцкий?!. Что такое Потоцкий?!. Вы хотите восстановить против нас всю польскую знать?! Чтобы до Петербурга дошло?!. Чтобы нам за "бестактность" нагоняй получить?!. Немедленно поезжайте к Потоцкому с извинением! В полной парадной форме!

   Власовский явился. Потоцкий принял очень любезно.

   - Я приехал извиниться. Мой кучер...

   - О, Боже мой! Такие пустяки! Стоит говорить! Пожалуйста, садитесь. Но Власовскому, - в особенности если приняли любезно, - надо же "свое достоинство поддержать".

   - Хотя, собственно, я хотел вам сказать, граф...

   - Пожалуйста. Говорите.

   - Я своего кучера не виню. Ваша прислуга очень недисциплинирована.

   - Вы думаете?

   Граф Потоцкий позвонил.

   - Да! Очень, очень недисциплинирована.

   На пороге выросли два "гайдука".

   - Нет! Моя прислуга очень послушна и дисциплинирована. Я вам это сейчас - покажу.

   И граф Потоцкий приказал:

   - Выведите этого господина!

   Взяли под руки и вывели. Власовский к генерал-губернатору.

   Но от генерал-губернатора он услышал такие слова:

   - Вас извиняться послали! А вы...

   Потом он был полицеймейстером в Риге. И "русифицировал город".

   Приехав в Москву, он явился в театр Парадиза и увидал на дверях партера, рядом с русскими, надпись по-немецки..

   - Что это?!. Театр закрою! Зачем тут немецкие надписи?!. Снять!

   Он хотел "русифицировать Москву"...

   Москва стала на себя не похожа. "Прежней Москвы" не было.

   Застучали топоры по развесистым старым тополям и липам "Эрмитажа". Со стоном рушились кудрявые "старожилы", видевшие так много веселья, так много блеска, так много чудес.

   Роскошный "Эрмитаж" распланировывался под будничные улицы, под мещанские дома.

   И не одни деревья "Эрмитажа" рушились. Рушилась вся старая Москва.

   Один, больной, совсем седой, осунувшийся, с опухшими ногами, сидел у себя Лентовский.

   И никто ему не помог.

   И некому было уж помочь.

   И он, казалось, умирал.

   И он, казалось:

   - Уж умер.

  

  

   Как вдруг слух прошел по всей Москве:

   - Слышали? Лентовский! Опять!

   - Да и "Эрмитажа" нет!

   - Новый создает!

   - Маг!

   - Волшебник!

   На углу Садовой и Тверской, у Старых Триумфальных ворот, было пустопорожнее, залитое асфальтом, место, на котором только что прогорела электрическая выставка.

   Хотели уж устроить на нем дровяной двор.

   Как вдруг Лентовский объявил:

   - Зачем дровяной двор? Тут можно устроить великолепный сад!

   - На асфальте?

   - А что ж!

   Нужна была действительно творческая фантазия, чтоб видеть на этом голом месте великолепный сад.

   Прежде чем создать сад, надо было создать под ним землю!

   И закипела работа.

   Ломали асфальт, выламывали под ним кирпич, рыли колоссальные ямы. Возили откуда-то земли. Привозили из окрестностей Москвы и сажали с корнями выкорчеванные столетние деревья.

   И через каких-нибудь две недели асфальтовая площадь превратилась в "старый" тенистый сад, полный аромата.

   Шумели развесистые вековые деревья, и огромными пестрыми благоухающими коврами раскинулись под ними грандиозные клумбы цветов.

   Длинный безобразный каменный сарай превратился в изящный нарядный театр.

   Вырвавшись на свободу, фантазия Лентовского не знала удержу.

   - Зеркало во всю стену!.. Это для публики, заплатившей только за вход. Не стоять же ей на ногах! Для нее сзади платных мест будет великолепный бархатный пуф, кресла. Она будет слушать оперу, рассевшись как ей угодно. Слегка наклоненное зеркало будет отражать сцену. Не стоять же на цыпочках, смотреть через голову! Она будет видеть сцену в зеркале.

   Репетиция освещения вызвала гром аплодисментов среди артистов.

   Никогда ничего подобного не было видано ни в одном русском театре.

   Сцена представляла пейзаж.

   И Лентовский разыграл на нем всю симфонию смены света и теней, дал всю поэзию суток.

   Лунная ночь, предрассветные сумерки, вся гамма рождающегося, разгорающегося, торжествующего рассвета, знойный день и все золото, весь пурпур, умирающий свет и блеск заката и безлунная, только дрожащим сиянием звезд и трепетом далеких зарниц освещенная ночь.

   Перед нами снова был "маг и волшебник".

   На его клич снова слетелись и окружили его художники. Талантливая молодежь, - среди них выдвинувшийся тогда г. Бауэр.

   Все старые помощники Лентовского были на своих местах, вокруг "мага и волшебника". Все воскресло духом.

   Готовилось к генеральному сражению. Было уверено в победе. Это был:

   - Прежний Лентовский.

   Только уже не с шапкой черных кудрей, не в фантастической куртке, не в английском шлеме.

   Красавец-старик.

   С серебряными кудрями.

   В белой шелковой поддевке, грязной от черной работы.

   Он был везде, создавал все.

   И все было полно им. Все носило отпечаток его вкуса. Все было оригинально, красиво, изящно, - каждая постройка в выросшем как по волшебству саду.

   И все это в несколько недель.

   - По-американски! - говорили в Москве.

   И Лентовский назвал свой сад:

   - "Ч_и_к_а_г_о".

   В Москве рассказывали про "чудеса, которые наделал Лентовский". Все с нетерпением ждали открытия. А открытие откладывалось со дня на день. Со дня на день...

   И вот однажды Лентовский вошел в номер своего приятеля и упал, - прямо упал, - в кресло.

   Не сказал даже "здравствуйте". Закрыл только глаза рукой.

   - Кончено! Все кончено!

   - Что случилось?

   - Меня добили!

   Таким его не приходилось видеть никогда. Он сидел убитый, опустив свою могучую голову, с бледным, искаженным лицом, не похожий на себя.

   - Господин Власовский... добился... добил... У него вопрос самолюбия... "Показать себя"... Показать на старом москвиче... "Не прежнее, мол, вам время-с".

   Это было лозунгом, девизом всего "ледяного периода" истории Москвы.

   - Показать ей!

   Показать на старых москвичах.

   - Это вам не прежнее время.

   Пред "новичком" Власовским встала старая "московская легенда" Лентовский.

   - Я вам покажу легенду!

   Скрутить Лентовского, чтобы "показать Москве":

   - Вот что такое для нас эти ваши "московские легенды". Тьфу!

   Лентовский был первым, пробным камнем.

   - Я все терпел! - не говорил, а стонал Лентовский. - заносчивость, нарочное вызывание на дерзости... Я дал бы урок! Я показал бы, что в Москве так не принято разговаривать! Что мы, москвичи, к этому не привыкли! И он вызывал меня на это!.. Но за мной дело, за моей спиной сотни людей, доверившихся мне... Я все делал, чтобы сдержаться... Я все терпел... "Ты ждешь от меня скандала, чтобы прикончить со мной? Не дождешься!" Я молчал, - он день ото дня становился наглее. Терпел... Всевозможные придирки. Это перестрой, - перестраивал. Это переделай, - переделывал... Еще комиссия осмотрит, - ждал. Сам приеду посмотреть, -ожидал. Такой залог внеси, такой, такой, - по всем швам трещал, доставал, вносил. Наконец объявил: "Теперь я все сделал, все внес, что мог. Больше ни сделать, ни внести не могу". Этого ему только и нужно было. "Сад открыть разрешить не могу! Потрудитесь внести еще залог в пять тысяч!" - "Какой залог? Я внес все, что вы требовали!" - "Мало. Мне нужна гарантия". - "Но если мне верят те, кто служит! Спросите их: верят ли они Лентовскому". - "Извините! Это их дело! Мне это ничего не говорит! Что такое Лентовский? Я знаю, что есть несостоятельный должник Лентовский, который не имеет права вести никакого дела. И я не понимаю, почему вы меня утруждаете своими разговорами. Директор сада г. Леонидов. Я его не знаю. Пусть внесет мне еще 5 тысяч залога. Иначе открыть не разрешаю". - "Но ведь у меня целая оперная труппа, хор, оркестр, служащие. Ведь им платить надо! Ведь это тысячи каждый день! Ведь каждый день отсрочки губит, губит дело! Ведь вы режете меня и всех". - "Повторяю, я вас не знаю и не желаю знать!.." Хотел было я... Чтобы сказали, что Лентовский дикий человек, что Лентовский скандалист, что Лентовский сам виноват?!

   - Послушайте, неужели нельзя достать пяти тысяч?

   - Неужели вы думаете, что если бы была какая-нибудь возможность, я сказал бы: "все кончено"? Я стал бы плакать? Я почти плачу.

   - Надо подумать...

   - О чем? Все передумано. Все, что можно было сделать, сделано. Пяти тысяч достать я не могу. Что будет теперь с теми, кого я сорвал с места, кто вверился мне, кто теперь останется без куска хлеба, - я не знаю. Я не знаю даже и того, что будет со мной!

   И с этими словами он ушел.

   Случайно, в тот же день, приятель Лентовского встретился на Тверской с В., покойным теперь, очень богатым человеком, коммерсантом, удалившимся на старости лет от дел.

   Разговор, между прочим, коснулся, конечно, и московской "злобы дня".

   - Говорят, Лентовский что-то там нагородил! Сад какой-то! Ну, какой можно сад развести в две недели на голом месте. Чудак!

   - Вышло хорошо!

   - На асфальте-то?

   - Хотите? Тут два шага. Зайдем, посмотрим.

   - Пожалуй. Любопытно.

   В. только ахнул:

   - Если б своими глазами не видел, - отцу родному не поверил бы. Истинно - маг!

   - И представьте! Этот сад открыт не будет!

   - Почему?

   Приятель Лентовского рассказал г-ну В. все, что слышал утром. В это время В. заметил в одной из аллей Лентовского.

   - Батюшки! Какой убитый!

   - Будешь!

   - Познакомьте меня с ним.

   Лентовский, печальный, рассеянно познакомился с В.

   - Михаил Валентинович, у меня к вам просьба. Не откажите!

   - Чем могу?

   - Очень прошу вас пожаловать ко мне вот с ними, - он указал на общего знакомого, - сегодня на дачу обедать.

   - Благодарю. Не до того мне, признаться...

   - Очень прошу. Дело у меня к вам есть. Пожалуйста!

   С трудом удалось потом уговорить Лентовского поехать.

   - Не до обедов мне!

   После обеда В. пригласил Лентовского и его приятеля в кабинет:

   - Дельце у меня к вам есть.

   Уселись за письменным столом.

   - Говорили вот они мне, что вам затруднения причинили. Пять тысяч требуют.

   - Да!

   В. открыл стол, достал пять пачек радужных бумажек.

   - Пересчитайте, Михаил Валентинович!

   Лентовский сидел, как пораженный громом.

   - Позвольте... Мы сегодня только познакомились...

   В. рассмеялся добродушным, московским, смешком:

   - Вы-то сегодня меня в первый раз узнали. Да я-то вас давно знаю. Москвич! Кто же в Москве не знает Михаила Валентиновича?

   - Благодарю вас... Но все это так странно... Позвольте, я хоть вексель...

   - Вексель?

   В. рассмеялся еще веселей.

   - Я человек коммерческий. Нешто несостоятельным должникам можно векселя писать? Что вы, Михаил Валентинович?! Слыханое ли дело!

   - Позвольте... хоть записку какую-нибудь...

   - Зачем?

   - Да как же так? Как же вы мне даете?

   - А слово? Ничего не значит? Под слово Лентовского даю. Чай, человек известный. Вы для нас, мы для вас, - так оно и идет. Пересчитайте, Михаил Валентинович!

   Не помня себя, вышел Лентовский с приятелем.

   - Слушайте! Это не сон? Не в пяти тысячах дело. Мне давали взаймы на дело и по пятидесяти! Но когда?.. Теперь, несостоятельному, в первый раз вижу человека... "Под слово Лентовского даю". Послушайте! Слова эти! Я землю под собой чувствую. Землю! Снова землю! "Вы нам, мы вам, - так и идет". Москвой пахнуло, старой Москвой! Земля под ногами! Земля! Бодрость он в меня влил!

   И они пешком шли из Петровского парка.

   - Землю под ногами чувствую! Землю! - весело говорил Лентовский, весело постукивая на ходу сапогами с высокими каблуками.

   И сколько проектов родилось в красивой голове Лентовского в этот теплый летний вечер, этой дорогой из Петровского парка. Сезон оперы летом.

   Зимой - за народный театр! Поставить то! Устроить так! На следующее лето - сад, другой - для народа. Это был человек увлекавший и увлекавшийся.

  

  

   Открытие "Чикаго" напомнило самые триумфальные дни "Эрмитажа".

   "Вся Москва" переполнила "волшебством созданный сад".

   А когда вспыхнула действительно иллюминация, - весь сад огласился аплодисментами.

   - Был маг и волшебник, - магом и волшебником и остался.

   В театре шел "Трубадур" в превосходном составе.

   Но публика требовала не артистов.

   - Лентовского! Лентовского!

   И когда он появился на сцене... В рабочей белой поддевке. Развел руками. И наклонил свою седую голову.

   С_л_о_в_н_о:

   - Судите. Сделал, что мог.

   Он был художником красивого жеста!

   Тогда в зале поднялось настоящее безумие.

   Публика не отпускала со сцены Лентовского.

   Бросали цветы.

   Махали платками.

   Кричали:

   - Браво, Михаил Валентинович! Браво!

   Его душили рыдания.

   В публике многие плакали от волнения.

   Московское что-то воскресало!

   В саду Лентовскому не давали прохода. Его окружили. Ему аплодировали, как "в дни Эрмитажа".

   Незнакомые люди останавливали его, протискивались к нему, жали ему руку.

   У всех была одна фраза:

   - Будьте прежним Михаилом Валентиновичем! Будьте прежним Лентовским!

   За столиками рекой лилось шампанское.

   Слышалось:

   - Лентовский! У_р_а!

   Москва кутила, празднуя "возрождение" своего Лентовского. Москва вознаграждала его за все пережитые невзгоды и страдания.

   Контора была завалена телеграммами. Артисты, служившие у Лентовского, товарищи, отсутствующие друзья приветствовали его "возрождение".

   Все пожелания, все поздравления кончались словами:

   - Будьте прежним Лентовским!

   Казалось, над "маленьким театральным Наполеоном загорается солнце Аустерлица".

   Но...

   Если все, старомосковское, порядочное спряталось куда-то под новым, холодным, чуждым веянием наступившего "ледяного периода", - все низкое, все лакействующее, все готовое претерпеть какое угодно угнетение, все холуйствующее выползало откуда-то, подняло голову, протягивало свои грязные лапы:

   - Теперь нам житье! Наше время!

   Появились какие-то вчерашние лакеи, выгнанные распорядители из вертепов, содержатели веселых домов...

   Да, да! В числе новых претендентов на антрепренерство имелся даже содержатель самого известного в Москве публичного дома!

   Они точили зубы на "Чикаго".

   - Лентовский устроил! Теперь его можно и по шапке! Не какое-то театральное миндальничание! Каких кабинетов можно настроить в саду! Какие "отделения"! Что открыть! Какое учреждение будет!

   Но публика валом валила в "Чикаго". Дела были хороши. Лентовский держался твердо.

   Было несомненно, что пока Лентовский работает, - дела у него не отнять, не вырвать.

   На него посыпались анонимные письма, угрозы:

   - "Уходите"!.. "Проломят голову"...

   Но Лентовский был не из пугливых.

   И вот, однажды утром, москвичи с изумлением прочли в газетах необыкновенное известие:

   - Избиение Лентовского.

   Поздно за полночь, когда в "Чикаго" почти уже никого не оставалось, Лентовский, по обыкновению, обходил сад.

   В темной, уединенной аллее, вдруг кто-то из-за куста ударил его чем-то тяжелым по голове.

   Лентовский свалился как сноп, без крика, без стона, без сознания.

   Его, старого, больного человека какие-то, вероятно, нанятые, хулиганы били, топтали.

   И оставили, быть может, думая, что прикончили.

   Лентовского, окровавленного, избитого, лежащего без сознания, нашли под утро сторожа.

   Он тяжко заболел.

   Дело потеряло хозяина. В деле начались затруднения.

   Этим воспользовались и отняли у Лентовского сад.

   Он снова, и окончательно на этот раз, остался "без дела".

   Это были его "сто дней".

  

  

   Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том "Сцена" девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905-1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.

   Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве "Петроград" небольшую книжечку "Старая театральная Москва" (Пг.-М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы - очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания ("Рассказы и очерки", М., "Московский рабочий", 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., "Московский рабочий", 1986; Рассказы и очерки. М., "Современник", 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти "возвраты" вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется "история с полтавским помещиком". Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, "швов" не только не видно, - впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: "Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований... Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге - сам Дорошевич, как журналист и литератор".

   В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран "средний вариант" - сохранен и кугелевский "монтаж", и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.

   Тем не менее за пределами и "кугелевского" издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.

   В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник "Старая театральная Москва", целиком включен восьмой том собрания сочинений "Сцена". Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики - "Одесского листка", "Петербургской газеты", "России", "Русского слова".

   Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.

   Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, "неправильного" синтаксиса Дорошевича, его знаменитой "короткой строки", разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.

  

  

   Старая театральная Москва. - В.М. Дорошевич. Старая театральная Москва. С предисловием А.Р. Кугеля. Пг.-М., "Петроград", 1923.

   Литераторы и общественные деятели. - В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.

   Сцена. - В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.

   ГА РФ - Государственный архив Российской Федерации (Москва).

   ГЦТМ - Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).

   РГАЛИ - Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).

   ОРГБРФ - Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).

   ЦГИА РФ - Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).

  

  

   Впервые - "Русское слово", 1906, 22, 26 декабря, NoNo 310, 314; 1907, 17 января, No 12, 2 февраля, No 26.

   Публикация является своего рода "посмертным памятником" М.В. Лентовскому (скончался 11 декабря 1906 г. в Москве), с которым Дорошевич был дружен (см. раздел "Письма").

   Лентовский Михаил Валентинович (настоящая фамилия Рубан, 1843-1906) - русский антрепренер, актер, театральный деятель. Его приходу на сцену содействовал М.С. Щепкин. Играл в Малом театре, в провинции, в драме и оперетте, главным образом роли людей из народа В 1878 г. организовал в московском летнем саду "Эрмитаж" театр оперетты, в который привлек лучших актеров, музыкантов, оформителей. 1 июля 1882 г. на территории сада открыл "Фантастический театр", который был позже переименован в "Антей", постановки в нем поражали воображение зрителей необычностью эффектов, богатством декораций и костюмов, живописностью массовых сцен. 29 декабря 1882 г. в зимнем помещении театра оперетты на Театральной площади открыл Новый театр (сейчас в этом здании - Центральный детский театр), который после первого банкротства Лентовского в 1885 г. стал существовать под антрепризой И.Л. Сетова. 5 ноября 1882 г. на Воздвиженке в здании бывшего цирка Чинизелли Лентовский открыл театр "Скоморох" (1-й), продержавшийся всего один сезон, а в 1885 г. в огромном помещении панорамы "Бой под Плевной" на Сретенском бульваре - театр "Скоморох" (2-й), в репертуар которого входили пьесы А.Н. Островского, А.Ф. Писемского, Л.Н. Толстого ("Власть тьмы" была написана для театра Лентовского). Кроме того, он держал антрепризу в Нижнем Новгороде, арендовал в Петербурге загородный сад "Ливадия", дав ему название "Кинь-Грусть". К 1894 г. Лентовский разорился. В 1898-1901 гг. работал режиссёром в Московской частной опере С.И. Мамонтова.

   Заслуги Лентовского, как "родоначальника" новой оперетты, блестящей феерии, как организатора "народного театра" "Скоморох", Дорошевич, желая поддержать друга, потерявшего свое дело и получившего приглашение на режиссёрскую работу в Александрийский театр, отметил в статье "Господин Лентовский" ("Россия", 1900, 12 октября, No 527).

   Голова Фидиева Зевса. - Статуя Зевса Олимпийского, выполненная древнегреческим скульптором Фидием (нач. 5 в до н.э. - ок. 432-431 до н.э.).

   ...тургеневскую фразу: "И все они померли... померли..." - Неточная цитата из "Стихотворений в прозе" ("Как хороши, как свежи были розы...", 1879) И.С. Тургенева.

   Алкивиад (ок. 450-404 до н.э.) - афинский стратег в период Пелопонесской войны, несмотря на то, что позже менял свое отношение к Афинам, был популярен в народе, выиграл ряд морских сражений.

   Шарль Перу (?-1889) - американский воздухоплаватель, выступал в России в 80-е годы XIX в., погиб под Ревелем и там же похоронен.

   Леона Дар, Леона д'Ар - американская парашютистка и гимнастка, выступала в России в 80-е гг. XIX в.

   "Черные сотни" - вооруженные отряды, связанные с погромно-монархическими организациями "Союз русского народа" и "Союз Михаила Архангела", действовавшими в период 1905-1917 гг.

   Подмосковные пейзане (от франц. paysan) - идиллические крестьяне.

   В закрытом театре шла оперетка. - Речь идет о постановке оперетты французского композитора Р. Планкета (1848-1903) "Корневильские колокола" (1877) в Новом театре в 1883 г.

   Бельская-красавица в Серполетте. - Бельская Серафима Александровна (1846-1933) - артистка оперетты, играла в театре Лентовского. Блистала в роли Серполетты в "Корневильских колоколах".

   Зорина за душу хватает в Жермен... - Зорина (настоящая фамилия Попова) Вера Васильевна (1853-1903) - артистка оперетты, играла в театре Лентовского в 1877-1885 гг. в опереттах "цыганского жанра". Одна из ее лучших ролей - Жермен в "Корневильских колоколах".

   Красавец Давыдов шутя кидает "мазиниевские ноты"... - См. "Саша Давыдов". "Мазиниевские" ноты - см. "Мазини".

   Mezzo voce, a mezza voce (ит.) - тихое, неполное звучание голоса.

   Чернов (настоящая фамилия Эйнгорн) Аркадий Яковлевич (1858-1904) - оперный певец-баритон. Выступал в роли маркиза де Корневиля в оперетте "Корневильские колокола".

   Завадский Михаил Александрович (1842-1919) - артист драмы, оперы и оперетты. В "Корневильских колоколах" исполнял роль старшины.

   Леонидов Леонид Васильевич (1849-?) - артист драмы и оперетты. Много играл в провинции, три года прослужил в Александрийском театре, выступал в основном в амплуа простака. С 1877 г исполнял комические роли в оперетте.

   Вальяно Григорий Ставрович (1823-1888) - актер, режиссёр, антрепренер, переводчик. Выступал в роли Гаспара в оперетте "Корневильские колокола".

   Фелука, фелюга (ит.) - небольшое парусное беспалубное судно прибрежного плавания в южных морях.

   Нэна-Саиб - главный герой одноименной феерии К.А. Тарновского.

   ...какой-то "полковник Бона" в клетке с десятью дикими зверями... - Полковник Бонне, один из первых укротителей львов.

   Какой-то отчаянный Керим, словно с горы, летит по канату... - В "Эрмитаже" выступала группа лезгин-канатоходцев под руководством Абдула-Керим-оглы.

   Гулевич Александр - эстрадный артист в труппе Лентовского, рассказчик, юморист. Выступал как исполнитель собственных сценок, сотрудничал в "Будильнике" и других юмористических журналах.

   ...какой-то феноменальный стрелок пулей из ружья сбивает яблоко с головы жены. - Вероятно, речь идет о человеке, выступавшем под именем мистера Пана. Он стрелял с обеих рук, попадая в диск, который держала в руке его жена, и в диадему из стеклянных шариков на ее голове.

   Птенцы гнезда Петрова - цитата из поэмы А.С. Пушкина "Полтава" (1829).

   ...опьяненный, - не шампанским, не монохорумом... - Монохорум - вид ликера.

   Бурак - хлопушка, набитая порохом, римская свеча - трубка для фейерверка.

   Ечкинские тройки. - От фамилии Ечкина, содержателя извозчичьей конторы в Москве.

   Дисконтер - учетчик векселей, получавший деньги раньше срока.

   ...не пахло еще законом о ростовщичестве и не веяло холодом Олонецкой губернии. - Закон о ростовщичестве был принят 24 мая 1893 г., сильно ограничивал ростовщическую деятельность. Олонецкая губерния, занимавшая территорию нынешней Карелии, была с 60-х годов XIX в. местом ссылки.

   "Стрельна" и "Яр" - модные рестораны в Петровском парке.

   Когда лопнула банкирская контора Зингера... - Дата краха банкирской конторы, вероятно, принадлежавшей американской "Мануфактурной компании Зингер", вступившей на российский рынок в 1863 г., не установлена.

   Свободин (настоящая фамилия Козиенко) Павел Матвеевич (1850-1892) - артист труппы Лентовского, был актером Пушкинского театра Бренко, Театра Корша, Александринского театра. Соловцов (настоящая фамилия Федоров) Николай Николаевич (1857-1902) - актер, режиссёр, антрепренер. В 1883-1884 гг. выступал в антрепризе Лентовского в Москве. Глебова Мария Михайловна (1840-е-1919) - драматическая актриса, антрепренер. Жена H.H. Соловцова. В 1883-1884 гг. выступала в театре Лентовского в Москве.

   На Антона и на Онуфрия! - Так говорят о тех, кто в корыстных целях дважды желает иметь некую выгоду. Выражение родилось из комедии Н.В. Гоголя "Ревизор" (1836).

   "Лесной бродяга" - пьеса из мексиканской жизни французского драматурга О. Анисе-Буржуа (1806-1871). Премьера состоялась в театре Лентовского в ноябре 1883 г.

   "Чертова супруга" (правильно - "Чертовы супруги") - феерия на музыку французского композитора Гастона Серпетта (1846-1904), была поставлена в театре Лентовского в августе 1888 г.

   "Путешествие на Луну" - "Необычайное путешествие на Луну", оперетта-феерия французского композитора Ж. Оффенбаха (1819-1880). Премьера в театре Лентовского состоялась в декабре 1883 г.

   Казенные театры, - с их мишурной роскошью, с Манчестером, тарлатанчиком... - Манчестер - плотная ткань, тартатан -тонкая, редкая кисея.

   "Убогая роскошь наряда" - цитата из стихотворения H.A. Некрасова "Убогая и нарядная" (1860).

   Сапожниковы - торговый дом московских фабрикантов братьев А. и В. Сапожниковых в пассажах на Красной площади торговал продукцией своих фабрик - дорогими шелковыми и парчевыми тканями.

   ...Абрамова, который должен вскоре составить украшение Ковентгарденского театра в Лондоне... - Абрамов (настоящая фамилия Пастернак) Абрам Матвеевич - русский оперный артист (бас), в 1876-1882 гг. солист московского Большого театра, в 1890 г. гастролировал в Англии. Ковент-гарденский театр, Ковент-Гарден - оперный театр в Лондоне, ведущий свою историю с 1732 г.

   "Боккачио" ("Боккаччо", 1879) - оперетта австрийского композитора Ф. Зуппе (1819-1895) по мотивам "Декамерона" итальянского писателя Дж. Боккаччо (1313-1375).

   Сусанин - персонаж оперы М.И. Глинки (1804-1857) "Жизнь за царя"(1836). Мельник - персонаж оперы A.C. Даргомыжского (1813-1869) "Русалка" (1856) по одноименной поэме A.C. Пушкина. Мефистофель - персонаж оперы Ш. Гуно (1818-1893) "Фауст" (1859) по драматической поэме В. Гёте. Марсель - персонаж оперы "Гугеноты" (1836) французского композитора, пианиста и дирижёра Дж. Мейербера (1791-1864).

   Усатов Дмитрий Андреевич (1847-1913) - артист оперы (тенор), педагог. В 1880-1889 гг. солист Большого театра в Москве. Фюрер Огго Робертович (1839-1906) - солист (бас) московского Большого театра.

   ...не давал своими ухаживаниями проходу артистке Б. - Скорее всего речь идет о Бельской.

   Вивёр (от франц. viveur) - прожигатель жизни, жуир.

   Ботвинья - похлебка из кваса, зелени и рыбы. Крюшон - смесь белого виноградного вина с ромом, ликером, коньяком, иногда со свежими фруктами.

   Тогда Зоологический сад в Петербурге держал знаменитый Рост... - Рост Эрнест Антонович был вторым мужем голландки Софии Тер-Реген-Гебгардт, которая вместе со своим первым мужем, доктором зоологии Юлиусом Гебгардтом (умер в 1871 г.), в 1865 г. открыла в Петербурге Зоологический сад. После ее смерти в 1887 г. Э.А. Рост был единоличным его владельцем. Период с 1873 по 1897 гг. считается одним из наиболее ярких в истории сада. В 1898 г. Рост отошел от дел.

   Немирович-Данченко Вас. И. в одном из своих романов... - Немирович-Данченко Василий Иванович (1844-1936) - прозаик, поэт, журналист. Роман "Семья богатырей" составил кн. 20-22 его "Нового собрания сочинений" (СПб, П.П. Сойкин, 1916).

   За "благородное" избиение князя X. Лентовского посадили в арестный дом. Человек сел в "Титы"... - К.С. Станиславский рассказывает, что "Лентовский... был чрезвычайно строг ко всему, что портило добрую репутацию его учреждения. Чтобы поддержать ее, он терроризировал публику, распуская про себя самые невероятные слухи: такого-то скандалиста он будто бы схватил за шиворот и перебросил через забор к соседу; чтобы охладить разбушевавшегося пьяницу, он будто бы выкупал его в пруду... Всему этому можно было верить, так как строгий антрепренер был внушительного вида" (Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М., 1980, с. 77). Автор монографии о Лентовском Ю.А. Дмитриев ничего не рассказывает об избиении Лентовским князя X., а эпизод с пением цыганских романсов под окнами арестного дома, где содержался Лентовский, связывает с другим событием. "7 октября 1883 г. мировой судья приговорил Лентовского к штрафу за то, что тот ударил статиста Михайлова. Лентовский оправдывал свой поступок тем, что Михайлов курил в помещении, где делать это было запрещено, так как он мог вызвать пожар. Платить штраф Лентовский отказался, и его на несколько дней посадили в арестантский дом. Тогда Л.И. Леонидов (Гуляев) взял шарманку, а В.В. Зорина переоделась цыганкой, и они играли и пели на улице перед камерой" (Дмитриев Ю.А. Михаил Лентовский. М., 1978, с. 191) Почему Дорошевич решил обозначить Зорину буквой М. - непонятно, возможна и ошибка газетных наборщиков, очерк писался в Париже и пересылался оттуда в редакцию, следовательно, править корректуру автор не мог. Л. - это, конечно же, Леонидов-Гуляев. "Титы" - арестный дом для временного содержания. Дорошевич посвятил ему очерк "Титы" ("Русское слово", 1913, 1 марта).

   Мизерия! (от лат. miser - бедный) - здесь: жалкое положение.

   ...сочиненную поэтом, г. Марком Яроном... - Ярон Марк Григорьевич - журналист, драматург и переводчик, отец известного артиста оперетты. "Фауст наизнанку" (1869) - русское название оперетты французского композитора Ф.Р. Эрве (1825-1892) "Маленький Фауст", являющейся пародией на "Фауста" Ш. Гуно.

   Курочкина перевод. - Курочкин Василий Степанович (1831-1875) - поэт, переводчик и журналист, осуществил перевод "Фауста наизнанку" для Александринского театра (отдельное издание - СПб., 1869).

   Солодовников Гавриил Гавриилович (1826-1901) - московский купец-миллионер, владелец пассажа, филантроп. Выстроил в 1893 г. на Большой Дмитровке театральное здание, получившее название Солодовниковского театра, большую часть своего громадного состояния завещал на благотворительные цели - строительство школ, домов с дешевыми квартирами. Его противор