ахъ шалями и тюрбанами, съ ятаганами за поясомъ и съ флейтами въ зубахъ, освѣщаемые слегка буроватымъ дымомъ скуднаго костерка, производили еще не меньшее впечатлѣн³е, чѣмъ самый концертъ, а если прибавить къ этому грозныя декорац³и въ видѣ замыкающей горной цѣпи съ силуэтами нагроможденныхъ безъ порядка скалъ, сотню верблюдовъ, груду оруж³я, двухъ сѣдовласыхъ шейховъ, погрузившихся въ сладк³й кейфъ надъ едва дымящимся наргили, то, надо сознаться, что одно вполнѣ гармонировало съ другимъ и мало того, взаимно дополняло другъ друга. Я сидѣлъ молча, любуясь веселыми сынами пустыни и наблюдая на всѣмъ, происходящимъ вокругъ меня. Еще съ полчаса продолжалось пѣн³е, аккомпанируемое флейтами; мотивы его дѣлались все диче и диче; одно время казалось, что слышишь не звуки человѣческаго голоса, а вой бури, завывающей въ каменныхъ ущельяхъ; наконецъ пѣн³е приняло бурный порывистый характеръ, пѣвцы схватили другъ друга за руки и быстро закружились вокругъ востра, не переставая испускать дик³е гортанные звуки плясовой пѣсни. Къ пляшущимъ скоро присоединялись и друг³е, до сихъ поръ не принимавш³е участ³я въ общемъ весел³и, которые и образовали другой кругъ, также завертѣвш³йся вокругъ костра. Нѣкоторые изъ пляшущихъ второго круга завертѣли обнаженными ятаганами; еще шибче завертѣлись концентрическ³е круги пляшущихъ, еще заунывнѣе полились мотивы, надрывающихъ уже душу, флейтъ, еще присоединились пляшущ³е, и цѣлая буйная орг³я началась... Я видалъ впервые такое нечеловѣческое бѣснован³е; пляска дервишей въ Каирѣ и въ Нижнемъ Египтѣ казалась мнѣ дѣтскою въ сравнен³и съ этими гранд³озными танцами арабовъ Синайской пустыни,- такъ причудливо и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ дики были ихъ тѣлодвижен³я, такъ безумно ихъ веселье, такъ нечеловѣчески звучали ихъ пѣсни, повторяемыя въ утесахъ неприступныхъ горъ, поражающими душу мотивами. Передъ моими глазами сквозь буроватую дымку костра мелькали темныя фигуры пляшущихъ арабовъ, которые напоминали рой призраковъ въ Иванову ночь у заколдованнаго мѣста, но никакъ не живыхъ веселящихся людей, и въ противуположность этимъ быстро мельккающимъ тѣнямъ рядомъ съ ними вырисовывались силуэты двухъ, неподвижно сидящихъ, шейховъ, которые со своими наргилэ, казалось, составляли одно неодушевленное цѣлое. Пораженный дикою картиною, я не отрывалъ глазъ отъ этого зрѣлища и не замѣчалъ, какъ проходило время. Оглядѣвшись вокругъ, я увидѣлъ, что всѣ мои спутники спали, даже Рашидъ, обѣщавш³йся бодрствовать надо мною. Я не захотѣлъ будить его, потому что онъ не спалъ всю прошлую ночь, еще со вчерашняго вечера почуявъ близость арабовъ пустыни. Далеко за полночь продолжалось это бѣснован³е; уже костеръ и наргилэ шейховъ потухли, а арабы вертѣлись, безпрестанно смѣняясь; временемъ, казалось, ослабѣвали ихъ нервы, затихало на время и дикое пѣн³е, и дик³й аккомпаниментъ, но это только для того, чтобы начаться черезъ нѣсколько минутъ съ удвоенною силою. Наконецъ, видимо и они начали уставать, и старш³й шейхъ рукою подалъ сигналъ въ окончан³ю орг³и. Какъ быстро она началась, такъ быстро и прекратилась, какъ только раздалось слабое, но повелительное слово шейха. Еще, ненадолго передъ тѣмъ бѣсновавш³еся арабы начали завертываться въ свои бурнусы и укладываться на пескѣ, еще не успѣвшею охладиться послѣ зноя полуденнаго. Не смотря на сонъ, одолѣвавш³й меня, я не рѣшался засыпать, пока спали мои спутники, и, завернувшись въ пальто, боролся всѣми силами съ дремотою. Не прошло и получаса, какъ смолкло все и, казалось, заснуло, какъ приподнялся мой Рашидъ и началъ бодрствован³е. Увидавъ его, я тотчасъ же закрылъ глаза и уснулъ богатырскимъ сномъ.
Я проснулся отъ страшнаго жара, весь въ поту, съ болью въ головѣ, нагрѣтой даже косвенно падающими лучами утренняго солнца. Нѣсколько глотковъ свѣжей воды изъ невѣдомаго источника и умыван³е освѣжили меня настолько, что я сталъ подумывать о выступлен³и въ путь. Рашидъ и Ахмедъ видимо также торопились раздѣлаться съ гостепр³имными арабами и поскорѣе перевалить за хребетъ, чтобы спуститься къ самому берегу Краснаго моря. Только Юза, казалось, хотѣлъ подолѣе остаться и поболтать съ разговорчивыми шейхами, съ которыми онъ бесѣдовалъ еще въ моментъ моего пробужден³я. Посовѣтовавшись съ обоими тѣлохранителями, я приказалъ Юзѣ благодарить шейховъ и племя за гостепр³имство и предложить имъ небольшой посильный подарокъ, а кавасамъ велѣлъ начать сборы. Верблюды, болѣе привыкш³е къ голосу Юзы, плохо слушались Рашида и Ахмеда, которые въ свою очередь, желая показать, что и они могутъ быть верблюдовожатыми не хуже Юзы, хлопотали изо всѣхъ силъ то съ верблюдами, то съ багажемъ; нѣсколько арабовъ помогали имъ усердно. Я же наблюдалъ и за ходомъ переговоровъ Юзи съ шейхами, нѣсколько затянувшихся, и за нагрузкою верблюдовъ; бросая взгляды то на шейховъ, то на свой багажъ, я замѣтилъ, что одинъ изъ арабовъ, помогавшихъ Рашиду навьючивать корзины съ антропологическимъ матер³аломъ, который я везъ изъ-подъ Синая, полюбопытствовалъ взглянуть на ихъ содержимое и приподнялъ крышку одной изъ нихъ. Изъ туго набитой костями корзины тотчасъ же выпалъ одинъ черепъ къ ногамъ любопытнаго, который отъ страху выронилъ всю корзину и разсыпалъ ея содержимое. Суевѣрный и трусливый арабъ даже попятился, увидѣвъ болѣе десятка человѣческихъ череповъ. Его примѣру послѣдовали друг³е; даже у Рашида и Ахмеда не хватило смѣлости собрать разсыпавш³еся черепа и сложить ихъ опять въ корзину; мнѣ пришлось сдѣлать это самому. Разсыпка череповъ имѣла и другое важное значен³е. Едва старый шейхъ замѣтилъ, что одинъ изъ череповъ подкатился въ самымъ его ногамъ, какъ вскочилъ, словно ужаленный, и всѣ переговоры были кончены. Юза передалъ мнѣ, что шейхи просили въ подарокъ по ружью или по револьверу; на чемъ долго и стояли, пока подкативш³йся черепъ окончательно не смутилъ ихъ и не увѣрилъ въ моемъ сверхъестественномъ могуществѣ, что старался доказать Юза, убѣждая шейховъ не требовать у могучаго московскаго паши того, чего онъ имъ самъ не предлагаетъ. Когда дипломатическ³я затруднен³я были кончены неожиданнымъ образомъ, насъ ничто не задерживало, и Юза быстро снарядилъ въ путь нашъ маленьк³й караванъ. Я подошелъ благодарить шейховъ еще разъ и приказалъ Юзѣ передать имъ мою благодарность въ самыхъ изысканныхъ выражен³яхъ. Шейхи отвѣчали очень любезно, прося только оставить имъ на память отъ московскаго паши, хотя то маленькое страшное оруж³е, которое я ношу на поясѣ. Я едва не разсмѣялся при этой просьбѣ, такъ какъ страшное оруж³е было не что иное какъ акушерск³й циркуль, который я употреблялъ для кран³ометрическихъ измѣрен³й, и о которомъ Юза успѣлъ наговорить много ужаснаго, когда склонялъ шейховъ не раздражать московскаго паши неумѣстными требован³ями. При помощи Юзы, я отвѣтилъ, что подарить этого оруж³я не могу никому, потому что безъ него я не могу перейти пустыню. Удивлен³ю арабовъ не было границъ, и они съ благоговѣйнымъ ужасомъ разсматривали страшное оруж³е, висѣвшее у меня на поясѣ вмѣстѣ съ револьверомъ и ятаганомъ. Послѣ этой выходки, начались обыкновенныя восточныя утонченныя вѣжливости, прощан³я, пожелан³я и т. п., пока я, понукнувъ своего верблюда, не прекратилъ комед³и, разыгрываемой съ одной стороны почтенными шейхами, а съ другой моими людьми.
Караванъ нашъ тронулся, Ахмедъ по прежнему впереди всѣхъ; старые шейхи провожали насъ прикладыван³емъ рукъ во лбу и груди по восточному обычаю, а десятка два молодыхъ арабовъ сопровождало насъ до входа въ дикое ущелье, съ котораго начался подъемъ въ гору. Верблюды едва ступали по узкой горной тропѣ, заваленной огромными камнями, порой лежавшими поперегъ дороги; даже шага верблюда было недостаточно, чтобы перешагнуть ихъ; бѣдныя животныя тщательно обходили препятств³я, буквально цѣпляясь ногами объ упоры, отчего балансирован³е наше на верблюдахъ достигло самой высокой степени. Еще съ утра у меня болѣла голова подъ неотразимыми жгучими лучами солнца, отъ которыхъ не защищали ни густонамотанная вокругъ головы шаль, ни соломенная шляпа съ широчайшими полями, покрытая поверху еще платкомъ; теперь она заломила до того сильно, что я едва сидѣлъ на верблюдѣ. Тошнота, тяжесть въ груди и безпрестанные толчки, скоро сдѣлали мое положен³е поистинѣ страдальческимъ. Несмотря на то, что мы шли по горной тропинкѣ, и съ обѣихъ сторонъ возвышались каменныя стѣны въ тысячу и болѣе футовъ вышиною, онѣ не только не давали ни малѣйшей тѣни, но отражая отъ себя палящ³е лучи полуденнаго солнца, какъ отъ раскаленной печи, только усиливали крайность нашего положен³я. Блуждающимъ взоромъ я окинулъ своихъ спутниковъ, они, повидимому, несмотря на привычку, также страдали не мало; Рашидъ и Юза потеряли свои гордыя и рѣшительныя физ³оном³и и ѣхали, понуривъ головы; одинъ Ахмедъ, нашъ вожатый, крѣпился. Балансирован³е на верблюдѣ на многихъ, садящихся въ первый разъ на горбъ корабля пустыни, производитъ въ первое же время впечатлѣн³е морской качки и очень часто влечетъ припадки, похож³е на страдан³е морскою болѣзнью. По выѣздѣ моемъ изъ Суэца цѣлый день я чувствовалъ приступы тошноты и головной боли; но съ тѣхъ поръ я уже двѣ недѣли находился въ пустынѣ на верблюдѣ и успѣлъ свыкнуться съ качкою. Но сегодня услов³я были такъ исключительны, качка была такъ утомительна, а физическ³я силы такъ ослабѣли отъ зноя, что я почувствовалъ снова уже знакомые приступы. Подъ угнетающимъ вл³ян³емъ всѣхъ этихъ услов³й, не видя конца сегодняшнему страдан³ю, я потерялъ присутств³е духа, а съ нимъ и физическую твердость. Какъ и вчера, я впалъ въ то же сонное, почти безчувственное состоян³е, въ которомъ для человѣка нѣтъ ничего поражающаго его чувства; онъ дѣлается похожимъ на автомата... Но вчера я еще могъ мыслить, хотя немножко, и понимать кое-что изъ происходящаго, зато сегодня мнѣ казалось, что у меня за черепною покрышкою налито было теплое масло, которое при каждомъ толчкѣ ударяло то въ орбиты, то въ основан³е черепа. Это чувствован³е внутреннихъ ударовъ внутри головы было уб³йственно, и я былъ въ тяжеломъ, подавляющемъ самое дыхан³е, кошмарѣ. Неотвязчивыя глупыя идеи, преслѣдовавш³я меня съ утра, при дальнѣйшемъ приливѣ крови въ головѣ, начали смѣняться чѣмъ-то неопредѣленнымъ, безконечнымъ, ярко-блистающимъ... Это было впечатлѣн³е, производимое притокомъ крови къ мозгу, то неопредѣленное, невыразимое и подавляющее своею напряженностью ощущен³е, которое чувствуетъ человѣкъ, теряющ³й сознан³е... Что-то безконечное пурпурово-красное, переходящее въ голубовато-зеленый съ золотистыми искорками и быстро смѣнявшееся черною бездною, представлялось моимъ очамъ, созидалось моею мыслью, не работавшей уже правильно въ гиперемированномъ мозгу... Что было за тѣмъ, не знаю, но когда я очнулся и открылъ глаза, въ лицо мнѣ пахнуло свѣжимъ вѣтеркомъ, а караванъ спускался по довольно отлогому спуску.
- Эффенди былъ боленъ,- произнесъ Юза, ѣхавш³й позади меня,- и спалъ, а мы перешли торы Назба и сейчасъ увидимъ Красное море.
Тутъ только я понялъ, что со мною было; меня поразилъ легк³й солнечный ударъ, отъ котораго я самъ оправился, едва пахнула струйка свѣжаго воздуха, когда мы начали спускаться. Мои арабы замѣтили мое положен³е, но привыкнувъ, вѣроятно, къ подобнаго рода случаямъ, не обратили должнаго вниман³я, даже не полили лица бурдою, сохранявшеюся у васъ въ бурдюкахъ, не смотря на то, что, засыпая такимъ образомъ, можно перейти въ вѣчное успокоен³е. Я объяснилъ это арабамъ и велѣлъ имъ наблюдать за мною и, если случится что подобное снова, немедленно подать помощь, правила которой я имъ и сообщилъ. Удивительное вл³ян³е имѣетъ одна близость моря не только на человѣка, но и на животныхъ: даже верблюды, едва ступавш³е на подъемѣ, несмотря на свои окровавленныя ноги, пошли быстрѣе, когда на встрѣчу намъ подулъ свѣженьк³й вѣтерокъ съ моря. Да и я, бывш³й уже близко къ смерти съ полчаса тому назадъ, быстро оправился, какъ только удушливая атмосфера горныхъ ущел³й смѣнилась свѣжимъ, слегка овлаженнымъ, воздухомъ, который несся съ восточнаго берега Синайскаго полуострова.
Еще два или три поворота и, загораживающая намъ видъ вдаль, каменная стѣна осталась въ сторонѣ, а взглядъ, которому ничто уже не препятствовало, упалъ сразу на серебрящуюся поверхность Акабинскаго залива. Она была спокойна, и легкая зыбь только увеличивала ея прелесть. Весь заливъ казался похожъ болѣе на озеро, такъ какъ былъ замкнутъ со всѣхъ сторонъ. Удивительная чистота воздуха давала возможность хорошему глазу видѣть всю поверхность залива. Продолговатая, слегка расширяющаяся къ югу серебристая поверхность его, окаймленная темными берегами, замыкалась съ сѣвера верхушками древнихъ Идумейскихъ горъ, у поднож³я которыхъ расположена нынѣшняя Акаба, древн³й Элаѳъ, и издревле кочевали Мад³анитяне, а съ юга, врѣзывающимся глубоко въ море, каменистымъ мысомъ Раа Фуртуко, котораго какъ бы естественнымъ продолжен³емъ служили острова Тиранъ и Синоферъ, замыкавш³е заливъ къ югу. Съ востока берегъ залива составляли отроги Идумейскихъ и Арав³йскихъ прибрежныхъ цѣпей, тогда какъ съ запада шла высокая въ двѣ и болѣе тысячъ футовъ зубчатая стѣна, среди которой мы и находились къ сѣверу отъ параллели уади Цугерахъ приблизительно тамъ, гдѣ лежали библейск³е "гробы прихоти". Мы вышли, какъ оказывается, туда, куда пришли и евреи, покинувъ горы Синая и Хорива, для "гробовъ прихоти". Такъ какъ верблюды наши и мы сами были страшно изнурены горною дорогою, то мы рѣшились сдѣлать ночлегъ на самомъ берегу Краснаго моря, несмотря на то, что не пришли еще къ обѣщанному Ахмедомъ источнику и пещерѣ, наполненной костями, и что желан³е испить свѣжей воды дѣлалось воп³ющею потребностью. Мы продолжали еще осторожно спускаться, пока не подошли по довольно хорошему спуску въ самому берегу Акабинскаго залива. Вдругъ Ахмедъ, шедш³й все время впереди, сперва вскрикнулъ отъ радости, потомъ отъ изумлен³я, причемъ черное облачко набѣжало на его обыкновенно спокойное лицо. - Эффенди, - началъ онъ страннымъ голосомъ, - источникъ близко, мы ошиблись немного въ пути, и потому Аллахъ направилъ наши глаза къ источнику; мы нашли, эффенди, и сладкую воду, и кости; мы зато нашли и еще арабовъ. Не хочетъ ли эффенди посмотрѣть? - На песчаной отмели дѣйствительно виднѣлось множество слѣдовъ и валялись остатки трапезы и костра, очевидно, недавняго происхожден³я. Несмотря на видимое безпокойство Ахмеда, я на этотъ разъ не раздѣлялъ его, потому что на вчерашнемъ опытѣ убѣдился, что бояться арабовъ пустыни въ настоящее время даже четыремъ вооруженнымъ человѣкамъ нечего особенно, если имѣется извѣстная доза смѣлости, на которую мы всегда могли разсчитывать. Скоро, впрочемъ, и смущен³е Ахмеда разсѣялось, когда онъ замѣтилъ, что не было видно ни одного слѣда верблюда или лошади, а одни слѣды людск³е и что они не шли далеко по берегу ни въ одну сторону.- Эффенди, - тогда сказалъ Ахмедъ, - то не были арабы пустыни, то были арабы моря; они были здѣсь и уѣхали на лодкахъ; они здѣсь отдыхали и больше сюда не придутъ. Эффенди можетъ не безпокоиться.- Рашидъ, спрошенный о мнѣн³и, также подтвердилъ слова своего товарища, хотя и продолжалъ внимательно осматривать слѣды. Верблюды были остановлены и разгружены; изъ ружей, пикъ и покрывалъ мы снарядили нѣчто въ родѣ палатки, потому что я разсчитывалъ при обил³и воды и антропологическаго матер³ала остановиться здѣсь на нѣсколько дней. Пока Ахмедъ съ Юзою устанавливали палатку, а Рашидъ изслѣдовалъ слѣды, я снявши съ себя оруж³е и одежду, спѣшилъ окунуться въ прохладную морскую воду. Неизъяснимо сладко было перейти изъ палящей атмосферы воздуха въ живительную охлаждающую среду набѣгающихъ на берегъ волнъ и плавать въ морскомъ прибоѣ, ударяющемся съ нѣкоторою силою о прибрежные камни; даже мои спутники-арабы не могли противустоять искушен³ю и начали раздѣваться, поборовъ восточное отвращен³е отъ общаго купанья. Сперва еще Ахмедъ предостерегалъ меня и своихъ товарищей не купаться въ Акабинскомъ заливѣ, потому что въ водѣ его водятся страшныя морск³я чудовища, которыя могутъ унести человѣка въ своихъ могучихъ зубахъ, но потомъ и самъ началъ разматывать свою голову. Не прошло и десяти минутъ, какъ всѣ мы уже плавали въ прохладной стих³и, не заботясь ни о страшныхъ молюскахъ, ни объ акулахъ Краснаго моря, ни о другихъ морскихъ чудовищахъ. Несмотря на сильную жажду и голодъ, какъ-то не хотѣлось выходить изъ воды; уже Юза вылѣзъ на берегъ и сталъ готовить закуску, а Ахмедъ съ кувшинами, искупавшись, пошелъ въ источнику, а я все сидѣлъ, погрузившись по шею въ воду, играя, какъ ребенокъ, съ блестящими золотистыми и серебристыми рыбками, которыя цѣлыми стаями плавали вокругъ меня. Не знаю, какъ долго бы еще я пробылъ въ водѣ, если бы по моей спинѣ не скользнуло что-то, произведшее впечатлѣн³е длиннаго извивающагося и скользкаго тѣла. Я вскочилъ, какъ ужаленный, и, обернувшись, увидѣлъ, что какое-то змѣеобразное животное завертѣлось вокругъ меня. Прозрачность воды позволяла видѣть мнѣ его испещренную пятнами вожу, большую голову, украшенную какими-то странными придатками и широк³е плавники... Съ быстротою молн³и я бросился въ берегу, и черезъ нѣсколько секундъ сидѣлъ уже на прибрежномъ камнѣ, около поднож³я котораго лѣпилась цѣлая колон³я морскихъ губокъ самыхъ разнообразнихъ цвѣтовъ. Какъ ни манила своею прохладою чудная голубая стих³я, омывавшая своими волнами мои ноги, я не рѣшался болѣе ввѣриться ей, когда среди прелестей животнаго и растительнаго м³ра морской воды копошились отвратительныя чудовища... я теперь уже видѣлъ ихъ; разъ только удалось получить непр³ятное впечатлѣн³е, я не сомнѣвался въ реальности ихъ существован³я; эти маленьк³е ракообразные, мягкотѣлые и морск³е паучки, копошивш³еся въ живыхъ цвѣтахъ зоофитовъ и роскошныхъ водоросляхъ, казались мнѣ чѣмъ-то ужаснымъ, хота я не могъ не знать изъ зоолог³и ихъ безвредности. Сидя на камнѣ, и забывъ, казалось, все остальное, я наблюдалъ этотъ прекрасный водный м³ръ, которымъ такъ богато Красное море; и чѣмъ болѣе я всматривался въ прозрачную глубину голубой среды, тѣмъ разнообразнѣе становились обитатели водъ, тѣмъ роскошнѣе и причудливѣе были ихъ формы. Безконечно разнообразною чередою появлялись все новыя существа, своею красотою затмѣвавш³я самыя блестящ³я краски земли. Акалефы, рад³омар³и, трубчатники, раковинчатые слизняки и множество другихъ животныхъ всякихъ зоологическихъ отрядовъ имѣли своихъ представителей въ этой чудной, живой, безпрестанно перемѣняющейся фантасмагор³и, которой роскошными декорац³ями служили подводныя части камней, облѣпленныя гирляндами губокъ, водорослей и зоофитовъ; морск³е анемоны, лил³и, астры и вѣтви бѣлыхъ и розовыхъ коралловъ составляли общ³й фонъ, гдѣ на пробивающемся въ глубину снопѣ солнечныхъ лучей веселился блестящ³й чудный морской м³ръ. Долго я еще любовался невиданнымъ зрѣлищемъ, представившимся моимъ глазамъ въ прозрачной средѣ, которую только оттѣняли огромные подводные камни; уже Ахмедъ успѣлъ вернуться изъ ущелья съ двумя полными кувшинами води, уже Рашидъ давно, осмотрѣвъ слѣды, усѣлся около Юзы, начавшаго готовить "джай" изъ свѣжей воды, а я все сидѣлъ и любовался воднымъ м³ромъ. Солнце уже начинало садиться и поверхность Краснаго моря, освѣщенная лучами заката, дѣйствительно казалась красною, багряною, багроватость которой въ подножью береговыхъ скалъ переходила въ густой голубой цвѣтъ.
- Эффенди,- наконецъ началъ Рашидъ,- арабы моря были не одни, арабы моря - купцы съ живымъ товаромъ, Рашидъ нашелъ слѣды ногъ невольницъ на морскомъ пескѣ. Эффенди можетъ самъ посмотрѣть.
Эта интересная новость вывела меня изъ апат³и; я побѣжалъ въ Рашиду, который дѣйствительно доказалъ свое предположен³е неоспоримымъ образомъ; на берегу въ одномъ мѣстѣ виднѣлись отпечатки красивыхъ босыхъ ногъ и маленькихъ туфлей, не оставлявшихъ сомнѣн³я, что они принадлежали женщинамъ.- Но отчего, Рашидъ, это слѣды невольницъ, а не женъ арабовъ моря?- спросилъ я.
- Жены арабовъ не ходятъ за мужьями; въ ихъ палаткѣ всегда найдется женская работа; жены арабовъ не пришли и не ушли бы моремъ; ихъ путь идетъ на верблюдѣ; арабы Акабы больш³е плуты, они любятъ живой товаръ, - отвѣчалъ Рашидъ увѣренно...
Итакъ до сихъ поръ невольничество или, вѣрнѣе сказать, продажа невольникомъ и особенно невольницъ существуетъ въ Африкѣ даже на берегахъ Краснаго моря, такъ близко къ главамъ строгаго египетскаго правительства. Я не вѣрилъ до сихъ поръ разсказамъ многихъ, что даже въ Каирѣ можно купить себѣ хорошенькую невольницу, а въ Арав³и и очень легко; всѣ усил³я филантроповъ всѣхъ европейскихъ нац³й не могли уничтожить этой постыдной торговли: въ Красномъ морѣ эта продажа не прекращалась, хотя тысячи судовъ всѣхъ нац³й, со времени прорыт³я Суэцкаго перешейка, бороздятъ его по всѣмъ направлен³ямъ. Сидя на ужиномъ и вкуснымъ чаемъ, я разспрашивалъ своихъ спутниковъ объ этой отвратительной торговлѣ, и они мнѣ разсказали много интереснаго. Оказывалось, что въ настоящее время въ торговлѣ людьми продаются не невольники и невольницы-рабы, потому что рабство уничтожено и въ Египтѣ, но матер³алъ для наполнен³я гаремовъ сластолюбивыхъ пашей, знающихъ и покровительствующихъ этой торговлѣ. Контингентъ этотъ составляютъ евнухи и молодыя женщины, обыкновенно краденные, и только изрѣдка отдающ³еся добровольно въ руки торговцевъ человѣческимъ мясомъ. Евнухи обыкновенно привозятся изъ Абиссин³и, гдѣ до сихъ поръ обычай практикуется въ широкихъ размѣрахъ, не смотря на то, что аббиссинцы всѣ христ³ане. Въ Шоа, вокругъ Денбеа и вплоть до самого Адена можно нуждающемуся добыть себѣ евнуха; тамъ же можно купить и невольницу, но изъ черныхъ. Континтентъ евнуховъ составляютъ не только плѣнные и захваченные при разбойничьихъ набѣгахъ абиссинцевъ, но даже самые обитатели Габеша, еще съ малолѣтства попавш³еся въ руки подобнаго рода торговцевъ. Области, изъ которыхъ добываются невольницы, гораздо обширнѣе; не смотря на уничтожен³е торговли невольниками, повсемѣстно въ Африкѣ можно встрѣчать отдѣльные случаи продажи, особенно на западномъ берегу. Всѣ племена черныхъ доставляютъ хотя небольшой контингентъ рабынь, добываемыхъ при набѣгахъ и междоусобныхъ войнахъ. Черныя красавицы очень цѣнятся въ нѣкоторыхъ гаремахъ Египта и Малой Аз³и, особенно изъ племени съ бархатистою черною кожею; въ гаремѣ всесильнаго паши Каира мнѣ самому пришлось видѣть {Во время перевозки гарема изъ Каира на загородныя дачи и виллы Александр³и въ сопровожден³и цѣлаго десятка евнуховъ.} двухъ женъ изъ кафрянокъ - женщинъ весьма красивыхъ и изящныхъ. Въ продажу идутъ также въ большомъ количествѣ коптянки изъ Верхняго Египта и арабки различныхъ племенъ Арав³и. По словамъ Рашида, эти послѣдн³я попадаютъ въ руки торговцевъ различными нечистыми путями. Но всего интереснѣе, что въ числѣ невольницъ, имѣющихся въ запасѣ "арабовъ моря", можно встрѣтить грузиновъ, армянокъ, гречанокъ и евреекъ, которыя попадаютъ на суда женопродавцевъ совершенно непонятнымъ путемъ. По всей вѣроятности, ихъ крадутъ, какъ крали болгарскихъ и албанскихъ дѣвушекъ дик³е башибузуки еще такъ недавно. Ахмедъ подтверждалъ это случаемъ изъ собственной его жизни; въ бытность его въ Газѣ (Палестина) арабы, пришедш³е съ нимъ въ одномъ караванѣ, украли красавицу-еврейку и увезли ее въ пустыню за Эль-Аришъ, гдѣ ихъ и слѣдъ простылъ. Стоитъ только добраться съ живымъ товаромъ къ берегу Краснаго моря, а тамъ всегда его можно сбыть очень выгодно. Восточный и западный берега Арав³йскаго залива, западный, начиная отъ Джебель-Зафаране, а восточный почти отъ Акабы вплоть до самаго Бабъ-эль-Мандебскаго пролива, служатъ пристанищами этихъ торговцевъ. Въ дикихъ едва приступныхъ скалистыхъ и песчаныхъ берегахъ Акабинскаго залива ихъ особенно много; за мысомъ Раа-Фуртукомъ по западному берегу Арав³и, по словамъ Рашида, есть цѣлая станц³я женоторговцевъ, гдѣ выборъ можетъ быть очень великъ. Туда отправляются иногда посланцы отъ египетскихъ и турецкихъ гаремовъ, вербующ³е красавицъ, за которыхъ теперь платятъ бѣшеныя деньги. За одну арабку, по словамъ Рашида, купленную въ гаремъ хедива Мегмета, было заплачено около тысячи турецкихъ лиръ (по нынѣшнему курсу 9 р.); выше этой платы онъ не слыхалъ.
- Вотъ, эффенди,- вдругъ заговорилъ вдохновенно Ахмедъ, показывая пальцемъ на одинокую скалу, далеко врѣзывающуюся своею темною массою въ багрово-голубое море,- то камень Жемчужной Красавицы; здѣсь въ каменной трещинѣ, какъ въ гробу, положена прекраснѣйшая въ м³рѣ дѣвушка; она умерла на вершинѣ той скалы отъ руки страшнаго мучителя Мусы. Эффенди не знаетъ ни Мусы, ни Жемчужной Красавицы, одинъ Ахмедъ слышалъ, какъ пѣли о нихъ вокругъ шатровъ своихъ арабы пустыни.- Я просилъ Ахмеда разсказать объ этомъ страшномъ героѣ пустыни и его прекрасной жертвѣ; Рашидъ и Юза поддержали меня.
- Муса этотъ, эффенди, - началъ видимо польщенный Ахмедъ, - былъ велик³й шейхъ Акабинскихъ арабовъ; вся пустыня отъ Раа-Мухамеда (южная оконечность Синайскаго полуострова) до Бахръ-Лута (Мертвое море) знала шейха Мусу и повиновалась ему. Никто лучше шейха не зналъ пустыни, никто не стрѣлялъ дальше его, никто не былъ такъ силенъ, какъ Муса, никто не былъ такъ мудръ, какъ Муса. Караваны боялись ходить по пустыни, гдѣ зорк³й глазъ Мусы не пропускалъ ни одной птицы, не только что верблюда; купцы и хаджи не ходили прежнею дорогою; всѣ избѣгали Мусы и шли черезъ Эль-Аришъ и Лебгемъ, а не черезъ Акабу. Но нашелся храбрецъ, который не побоялся Мусы и пришелъ за его головою въ самую пустыню Рамле и Терубина, гдѣ стояли верблюды Мусы на пути хаджи {Надо замѣтить, что черезъ середину Синайскаго полуострова идетъ такъ называемой путь хаджей, т.е. поклонниковъ въ Мекку; изъ Каира путь этотъ идетъ черезъ Акабу; по разсказу Ахмеда караваны, избѣгая нападен³я Мусы, шли не дорогою хаджей, а обходили ее, придерживаясь берега Средиземнаго моря.}. То былъ грекъ изъ Берита (Бейруть), славный капудане; онъ обѣщалъ изловить Мусу и повѣсить голову его сушиться на воротахъ своего города. Съ капудане былъ цѣлый караванъ египетскихъ солдатъ. Муса не побоялся капудане, не ушелъ въ гори Джебель-эль-Тиха, не угналъ верблюдовъ въ пустыню Рамле, а самъ вышелъ сразиться съ врагами. Страшно бились воины капудане съ воинами пустыни; ихъ ружья были лучше ружей Мусы, ихъ было больше, чѣмъ арабовъ Мусы, и велик³й шейхъ попалъ живымъ въ руки врага, когда его воины легли вокругъ раненнаго вождя. Страшно наругался надъ Мусою греческ³й капудане; онъ отрѣзалъ у него уши и носъ и, привязавъ къ хвосту верблюда, тащилъ шейха много дней по горамъ и по пустынямъ; наконецъ, караванъ ихъ вышелъ сюда въ скалѣ, которая еще не видала Жемчужной Красавицы. Тутъ капудане остановился и повелѣлъ взвести Мусу на эту гору, раздѣть и бить курбашами (толстый ременный бичъ), пока тѣло не отстанетъ отъ костей, а потомъ отрубить ему голову. Тѣло же его привязать въ верхушкѣ горы, чтобы арабы пустыни могли видѣть всегда кости своего шейха. Солдаты исполнили волю капудане; они били Мусу, пока не показались кости, но едва отошли отъ него, чтобы, отдохнувъ, отрубить ему голову, велик³й шейхъ бросился, избитый, въ море со скалы. Капудане и воины его удивились смѣлости шейха и отправились домой, не думая, чтобы страшный Муса могъ спастись. Но Аллахъ сохранилъ Мусу для мести; онъ спасся чуднымъ образомъ, спрятавшись между камнями на берегу моря, гдѣ прожилъ три дня, питаясь морскими животными, и оправился. Едва онъ былъ въ состоян³и взобраться на скалу, какъ вползъ на мѣсто моего истязан³я и поклялся страшною клятвою - костями своего дѣда отомстить мучителю-капудане. Пять лѣтъ не могъ отомстить своему оскорбителю Муса, но онъ былъ непреклоненъ въ своей мести. Узнавъ, что капудане живетъ въ Беритѣ, Муса отправился въ Газу, гдѣ жилъ его другъ, разсказалъ ему свое горе и они вмѣстѣ пустились на маленькой лодкѣ въ море къ Бериту. Долго плыли они по бурному морю, но Муса ради мести вынесъ все и, выйдя на берегъ у Берита, благодарилъ Аллаха. Не трудно было отыскать домъ капудане; но самого капудане не было; въ Беритѣ оставалась только его мать и красавица-дочь. Муса рѣшилъ дождаться возвращен³я капудане и злобно посматривалъ на его дочь, высматривая, какъ левъ, свою добычу. Долго ожидалъ Муса, но пришло, наконецъ, извѣст³е, что капудане палъ въ битвѣ съ турками, сражаясь за своихъ друзей. Тогда Муса рѣшилъ свою месть перенести на дочь капудане - Жемчужную Красавицу. такъ называли ее люди, любуясь на ея чудную красоту, темные, какъ глаза газели, очи, ея стройный, какъ пальма пустыни, станъ и ея роскошные волосы, унизанные чудными жемчужинами, которые досталъ съ морского дна ея храбрый отецъ. Темною ночью Муса прокрался въ домъ капудане, когда спалъ весь городъ, тихонько пробрался въ спальню молодой красавицы, заткнулъ ей ротъ кускомъ своего бурнуса, обмоталъ ея голову своимъ поясомъ и осторожно вынесъ ее полумертвую отъ страха изъ дому; пронесъ черезъ весь городъ въ своихъ могучихъ объят³яхъ, дотащилъ до морского берега, гдѣ дожидался на лодкѣ его другъ, и отправился съ своею плѣнницею въ море. Страшную месть задумалъ Муса, но никому не сказалъ объ ней. Страшно билась Жемчужная Красавица и на лодкѣ въ морѣ, и на верблюдѣ въ пустынѣ, когда свирѣпый Муса везъ ее въ берегу Краснаго моря черезъ всю пустыню Синая къ той скалѣ, на которой пострадалъ самъ отъ жестокой руки капудане. Никто, кромѣ друга, не зналъ пока о Жемчужной Красавицѣ, но когда Муса прибылъ въ берегу Акабинскаго залива съ своею жертвою, онъ созвалъ всѣ племена, ему подчиненныя, чтобы показать имъ, какъ онъ умѣетъ мстить за себя. Въ ужасѣ собирались сыны пустыни отъ Далекаго Керака (становище арабовъ къ востоку отъ Мертваго моря) до горъ Джебель-Турфа (которыми оканчивается Синайск³й полуостровъ) по приказан³ю страшнаго изуродованнаго шейха, и не зная, что будетъ, со страхомъ смотрѣли то на страшное лицо Мусы, то на с³яющее красотою лицо плѣнной Жемчужной Красавицы. Когда собрались всѣ, Муса разсказалъ имъ о своей мести и о томъ, какъ онъ добылъ дочь капудане. Потомъ онъ взялъ на руки свою плѣнницу и понесъ на вершину горы; двое арабовъ помогали ему. Поставивъ Жемчужную Красавицу на то мѣсто, гдѣ пролилась его кровь отъ руки капудаве, Муса рѣшилъ пролить неповинную кровь дочери капудане, чтобы ея кровь, смѣшавшись съ его собственною кровью, затушила огонь мести. Страшенъ былъ Муса въ эти минуты; онъ сказалъ о своемъ рѣшен³и Жемчужной Красавицѣ и та, рыдая, упала безъ чувствъ на холодный камень. Сердце Мусы не дрогнуло при этомъ; арабы же, окружавш³е Мусу, трепетали. Муса снялъ всѣ одежды съ лежавшей красавицы, онъ оставилъ только дорог³я жемчужины, блиставш³я въ ея роскошныхъ черныхъ волосахъ, и золотыя украшен³я на шеѣ, рукахъ и ногахъ своей плѣнницы. Въ такомъ видѣ онъ велѣлъ поднять ее и показать народу; несчастная Жемчужная Красавица была все время безъ чувствъ, но когда при видѣ ея дивной красоты, ея роскошнаго тѣла, черныхъ украшенныхъ драгоцѣннѣйшими перлами моря волосъ, раздался въ толпѣ голосъ сожалѣн³я къ неповинной жертвѣ и негодован³я въ Мусѣ, она открыла свои прекрасные глаза, чтобы не открывать ихъ на вѣки. Взглядъ этихъ огненныхъ глазъ обжегъ Мусу; проснулось ли при этомъ сострадан³е или другое чувство въ дивной, трепещущей на его рукахъ, красавицѣ, но поднятая рука съ курбашемъ не могла опуститься... Нѣсколько минутъ простоялъ Муса, пожирая глазами свою жертву; наконецъ, поборовъ свое чувство, онъ опустилъ курбашъ, но ударъ его палъ на мертвое тѣло... Красавица была мертва... Месть Мусы не могла совершиться. Надъ обнаженнымъ трупомъ не могъ наругаться и Муса. Въ отчаян³и онъ бросился въ бушующее море со скалы и разбился... Аллахъ не хранилъ его на этотъ разъ. Въ ужасѣ арабы смотрѣли то на обрызганные кровью Мусы прибрежные камни, то на прекрасное тѣло мертвой красавицы, замученной безвинно страшнымъ мучителемъ. Въ каменной трещинѣ схоронили тѣло ея арабы пустыни, прозвали скалу ту именемъ несчастной дѣвушки и разнесли далеко въ свои шатры пѣсни о Жемчужной Красавицѣ. Старый дервишъ, умолявш³й Аллаха на этой горѣ три года, видѣлъ не разъ въ часъ полночный, какъ бѣлая тѣнь Жемчужной Красавицы поднималась легкимъ облакомъ изъ дикаго ущелья и медленно проносилась надъ тою горою; она подплывала къ обрыву, гдѣ свергнулся Муса, и наклоняла воздушную свою голову, какъ бы ища своего мучителя въ волнахъ бушующаго моря, и, наконецъ, исчезала, возвращаясь къ своему каменному гробу...
Такъ говорилъ Ахмедъ и поникъ головою, какъ бы задумавшись надъ участью погибшей красавицы; Рашидъ и Юза,- всѣ, живо находивш³еся подъ прекраснымъ разсказомъ Ахмеда, не могли сказать ни слова. Вдругъ Рашидъ, указывая пальцемъ на вершину горы Жемчужной Красавицы, прервалъ наше молчан³е, съ ужасомъ произнося:
- Эффенди не видитъ развѣ, что Жемчужная Красавица пришла смотрѣть внизъ на море и искать Мусу? Вотъ она нагибаетъ голову, тихо качается и поднимается все выше и выше. Смотри, эффенди...
Я смотрѣлъ и безъ того уже, насколько могъ внимательно, на бѣловатую тѣнь въ видѣ легкаго облачка, качавшуюся въ ущельяхъ поэтической горы. Всѣ мои спутники были въ ужасѣ. Темнота, уже наступившая, пока мы разговаривали за ужиномъ и за кружками "джаю" и легк³й лунный свѣтъ, прорывавш³йся сквозь дымку легкихъ облаковъ, а главное, поэтическое настроен³е дѣйствительно позволяло принять столбъ ночныхъ испарен³я за воздушный образъ незримой Жемчужной Красавицы. Я не хотѣлъ разрушать поэтическое настроен³е моихъ спутниковъ дѣйствительностью, да это было бы и напрасно, потому что послѣ разсказа Ахмеда никто не повѣрилъ бы моимъ словамъ, что дивный образъ воздушной красавицы не что иное, какъ столбъ испарен³й отъ какого-нибудь невѣдомаго источника... Долго мы еще сидѣли молча, какъ бы боясь нарушить всеобщую тишину, царившую и на морѣ, и на сушѣ въ пустынѣ. Рябившаяся поверхность Краснаго моря блистала теперь другимъ с³ян³емъ, фосфорически-зеленоватымъ; то не былъ ослѣпительный блескъ отражающей солнечный свѣтъ поверхности, то было мягкое, ласкающее глазъ с³ян³е, съ которымъ такъ гармонировала и насквозь пронизанная луннымъ свѣтомъ атмосфера и, причудливыми формами врѣзывавшаяся въ синеву неба, зубчатая лин³я Акабинскихъ альпъ, черныя поднож³я которыхъ замыкали блистающую, какъ расплавленное серебро, поверхность едва колышущагося моря. Было уже довольно поздно, когда мы заснули, зарывшись на половину въ прибрежномъ сыроватомъ пескѣ.
Эту ночь мы провели покойнѣе, чѣмъ прежн³я; пр³ятная свѣжесть, производимая близостью воды, еще болѣе дѣлала пр³ятнымъ наше успокоен³е, такъ что мы поднялись на другой день часовъ около 7 утра вполнѣ бодрые и укрѣпленные ночнымъ отдыхомъ. Когда я проснулся въ первый разъ, всѣ еще спали; свинцово-голубая вода залива слегка колыхалась; тамъ и сямъ, прорѣзываясь изъ-за верхушекъ скалъ, скользили по ея поверхности какъ бы украдкою лучи еще не палящаго солнца. Всматриваясь въ водное пространство, я замѣтилъ, что далеко къ югу у самаго острова Тирана показались два или три паруса, которые вскорѣ же и скрылись. Не обративъ на это вниман³я, я завернулся снова и заснулъ, чтобы проснуться, когда мои спутники готовы были завтракать. Ахмедъ уже принесъ воды, а Юза сварилъ и чаю и бурды, которую онъ величалъ супомъ, въ которой смѣшаны были образчики всѣхъ нашихъ незатѣйливыхъ съѣстныхъ продуктовъ, начиная отъ оливъ и кончая подболткою изъ краснаго вина. Во время завтрака я сообщилъ своимъ арабамъ о видѣнныхъ мною утромъ парусахъ, что было принято имъ съ большимъ интересомъ. Такъ какъ мы рѣшили этотъ день провести на этой же стоянкѣ, то Рашидъ взялся пройтись по берегу и посмотрѣть на судами, если таковыя окажутся, тогда какъ мы съ Ахмедомъ пойдемъ разыскивать таинственную пещеру съ костями, о которой я уже давно мечталъ. Закусивши, мы раздѣлились: Рашидъ пошелъ взбираться на вручи и на гребни горъ, мы съ Ахмедомъ пошли въ ущелья, а Юза остался при верблюдахъ. Рашидъ скоро исчезъ за выступомъ скалы, какъ только мы вошли въ ущелье, ведущее, по словамъ Ахмеда, кружнымъ путемъ снова въ уади Цугерахъ. Ущелье это было до того диво, что мой глазъ, уже привыкш³й видѣть ужасныя по своей дикости мѣста, тѣмъ не менѣе поражался на каждомъ шагу. Мѣстами мы шли по узкой тропинкѣ фута въ 1 1/2 шириною, отъ которой шелъ крутой обрывъ, образующ³й стѣну каменной трещины въ нѣсколько саженей шириною и нѣсколько сотенъ футовъ глубиною. Голова даже начала у меня кружиться отъ головоломнаго пути, продолжавшагося безъ малаго около получасу. Наша тропиночка потомъ вдругъ какъ бы обрывалась, начала перескакивать, и мы черезъ нѣсколько переходовъ должны были остановиться у каменной стѣны, преграждавшей намъ дорогу; изъ небольшой трещины ея, журча, падала небольшая, но сильная струйка кристальной воды, той самой, которою насъ сегодня и вчера подчивалъ Ахмедъ. Я съ жадностью приложилъ губы свои и пилъ ртомъ и пригоршнями драгоцѣнную прохладную влагу. Напившись до сыта, я долго еще не могъ оторваться отъ этого прелестнаго, при всей его дикости, источника; изъ темной гранитной скалы, безжизненной, какъ и все вокругъ, вытекала сильная хотя и небольшая струйка воды и орошала безплодный камень, протачивая его день изо дня и отбрасывая вокругъ мельчайш³я водяныя частицы. И вотъ, отъ союза ихъ съ каменистою почвою выросло нѣсколько зеленыхъ стебельковъ горнаго трубчатника съ блѣдно-розовыми цвѣтами и колон³я мелкой травы, зеленѣющей изумрудными отпрысками. Окончательно оживляла этотъ дик³й журчащ³й уголокъ небольшая изящная песчанаго цвѣта птичка, вѣчно танцующая вокругъ падающей воды, какъ и наша оляпка. Грустно, хотя и мелодично щебеча, она взлетѣла при вашемъ приближен³и и, сѣвъ на выступъ, выдающейся надъ ручейкомъ каменной скалы, зачирикала грустную пѣсенку, которая звонко раздавалась и тонула въ одуряющей мертвой тишинѣ пустыни... Я стоялъ, любовался, словно замеръ на мѣстѣ... Ахмедъ поторопилъ меня.- Эффенди,- сказалъ онъ,- долженъ взбираться на этотъ камень, а тамъ и кости,- добавилъ онъ, ложась плашмя на полусферическ³й камень и стараясь вскарабкаться на него при помощи всего своего туловища. Черезъ минуту Ахмедъ былъ уже на камнѣ, а черезъ двѣ и я послѣдовалъ его примѣру. Мы сдѣлали еще нѣсколько шаговъ, и передъ нашими глазами открылась длинная съ неширокимъ входомъ пещера. Ахмедъ остановился передъ з³яющимъ входомъ съ видомъ страха и сталъ пятиться назадъ; подойдя поближе къ пещерѣ, я замѣтилъ причину ужаса Ахмеда; недалеко отъ входа въ нее виднѣлся въ темнотѣ цѣлый человѣческ³й скелетъ, а вокругъ его валялось много разбросанныхъ костей. Мы зажгли двѣ свѣчи; я подошелъ въ самому входу въ пещеру и выстрѣлилъ туда изъ револьвера изъ предосторожности, чтобы выгнать оттуда г³ену или шакала, которые часто забираются въ так³я естественныя берлоги. Но въ такой мертвой пустынѣ предосторожность эта была почти лишнею; пещера наполнилась дымомъ, звукъ выстрѣла гулко раздался въ каменныхъ сводахъ, раза три или четыре отразившись, и замеръ въ каменной громадѣ. Скорчившись, я пролѣзъ во входъ пещеры, пригласилъ Ахмеда слѣдовать за мною, но суевѣрный арабъ дрожалъ отъ страху, слыша трескъ человѣческихъ костей, попираемыхъ моею ногою. Еще нѣсколько шаговъ, и пещера стала высока, я могъ свободно выпрямиться; при тускломъ свѣтѣ свѣчей, слабо горѣвшихъ въ удушливой атмосферѣ, наполненной еще клубами порохового дыма, можно было разсмотрѣть ея внутреннее устройство. То дѣйствительно была огромная расщелина скалы, образовавшаяся отъ вулканическаго удара, и надъ которой вовсе не работало искусство. Слабый свѣтъ свѣчей терялся въ этой колоссальной расщелинѣ какъ въ огромномъ темномъ пространствѣ, освѣщая только ближайш³е выступы стѣнъ. Я началъ осматривать дно пещеры, и она поразила меня огромнымъ богатствомъ остатковъ доисторической эпохи. Все каменистое дно было усѣяно массою костей и остатками кострищъ, углями, обожженными камнями. Я собиралъ эти кости и въ удивлен³ю своему замѣчалъ, что не все это были кости человѣческ³я; большинство было отъ различныхъ животныхъ. Судя по нѣсколькимъ оруд³ямъ каменнаго вѣка, можно было сказать, что пещера служила жилищемъ цѣлой семьи людей первобытной культуры, слѣды которыхъ были несомнѣнны. Цѣлый день я рѣшился посвятить разбору этой рѣдкой находки, и потому, забывъ и о Красномъ морѣ, и о торговцахъ живымъ товаромъ, засѣлъ въ пещеру, погрузившись въ разборъ разнообразнаго матер³ала. Сплыли двѣ свѣчи, зажжены были друг³я. Ахмедъ принесъ мнѣ туда и обѣдъ; за нимъ пришелъ и Рашидъ посмотрѣть на мои занят³я, но, увидѣвъ кости вокругъ меня, отошелъ въ смущен³и и удалился на становище, а я все сидѣлъ и сидѣлъ въ душной пещерѣ. Не буду здѣсь описывать того, что я добылъ изъ этой пещеры Эль-Назбъ (Судьбы), какъ ее поэтически называлъ Ахмедъ,- это дѣло спец³альнаго очерка; скажу только, что это былъ одинъ изъ полезнѣйшихъ дней, проведенныхъ мною въ пустынѣ.
Солнце было уже довольно близко въ закату, когда я, разогнувъ спину послѣ долгой работы, окончилъ свое описан³е и разборъ матер³аловъ. Ахмедъ, уже привыкш³й въ виду человѣческихъ костей, помогалъ мнѣ укладывать нѣкоторыя находки въ походную корзину. Въ послѣдн³й разъ я освѣтилъ всю пещеру, которую, быть можетъ, съ тѣхъ поръ какъ обитатели каменнаго вѣка, троглодиты Синайскихъ горъ, заснули вѣчнымъ сномъ подъ этими каменными сводами, никто изъ людей не посѣщалъ. Любопытныхъ туристовъ нѣтъ въ Синайской пустынѣ, ученыхъ изслѣдователей можно пересчитать по пальцамъ, а суевѣрные арабы съ трепетомъ и благоговѣн³емъ обходятъ эту пещеру Судебъ, гдѣ груда человѣческихъ костей подтверждаетъ имъ слова корана, что "страшною костью станетъ красота человѣческая, черною ямою станетъ чудный глазъ красавицы"... Тусклый свѣтъ наплывшей свѣчи освѣщалъ уходящую, казалось, въ безконечность темноту, играя на мозаичныхъ поверхностяхъ, тамъ и сямъ вкрапленныхъ въ темный дик³й камень; густой полный звукъ отъ нашихъ движен³й замиралъ гдѣ-то вверху. Мы вышли изъ пещеры и начали обратный путь, неся на плечахъ, при помощи ружья, служившаго вмѣсто шеста, довольно полную корзину. Благодаря этой тяжести, переходъ нашъ продолжался болѣе часу.
Спустившись съ послѣдней крутизны и выйдя изъ ущелья къ нашему становищу, мы съ удивлен³емъ замѣтили, что Рашидъ и Юза, стоя на боковомъ выступѣ скалы, висѣвшей надъ нашимъ становищемъ, всматривались внимательно въ морскую даль. Увидавъ насъ, они замахали руками и Рашидъ поспѣшилъ сообщить намъ, что они видятъ двѣ лодки съ парусами, которыя приближаются къ намъ. Это извѣст³е заставило насъ поскорѣе сбросить свою тяжесть и вскарабкаться на скалу, чтобы вмѣстѣ съ нашими спутниками наблюдать приближен³е судовъ, очевидно направлявшихся прямо въ нашу сторону.
- Это, эффенди, арабы моря,- заявилъ рѣшительно Раш³дк -это мирные купцы,они везутъ невольницъ,- добавилъ омъ, югда уввдѣлъ, что я посматривалъ на свои револьверы.- Рашидъ видхть, что ихъ немного. Всего десять арабовъ на двухъ лодкахъ и четыре невольницы... Эффенди видитъ ихъ хорошо?..
Не смотря на то, что я усиленно старался всмотрѣться вдаль и напрягалъ все свое зрѣн³е, не смотря даже на удивительную чистоту и прозрачность воздуха надъ синайскою пустынею, я не могъ различать людей на болѣе чѣмъ двухверстномъ разстоян³и, но зная глазъ Рашида, вѣрилъ ему вполнѣ, хотя Юза и Ахмедъ видимо не довѣряли словамъ товарища. Черезъ нѣсколько минутъ дѣйствительно подтвердились слова Рашида; на лодкахъ было ровно десять гребцовъ, среди которыхъ можно было ясно различить четыре, закутанныя въ бѣлыхъ чадрахъ, фигуры. Рашидъ обвелъ гордо глазами сомнѣвавшихся и началъ спускаться, мы послѣдовали его примѣру. Установивъ свои пожитки въ углу, образуемомъ двумя сходящимися каменными громадами, мы, стоя, ожидали прибыт³я торговцевъ человѣческимъ мясомъ. Съ лодокъ начали дѣлать как³е-то знаки руками и кусками матер³и, на которые мои люди отвѣчали тѣмъ же. Оказывалось, арабы моря спрашивали насъ, позволимъ ли мы имъ остановиться на занятомъ нами берегу, и не купитъ ли господинъ у нихъ хорошенькихъ рабынь. Они узнали издалека, что на берегу остановился путешественникъ, котораго они приняли за пашу или посланца, пр³ѣхавшаго высмотрѣть товаръ. Безъ моего вѣдома, Юза съ Рашидомъ не только разрѣшили имъ высадку, но даже подали имъ надежду, что господинъ ихъ желаетъ купить невольницъ. Благодаря своимъ арабамъ, я, такимъ образомъ, не вѣдая того, былъ въ глазахъ торговцевъ и самихъ несчастныхъ женщинъ въ продолжен³е нѣсколькихъ часовъ любителемъ этого товара. Не смотря на то, я былъ потомъ очень благодаренъ Юзѣ и Рашиду, что они своею выходкою, безъ моего вѣдома, дали мнѣ возможность присмотрѣться вполнѣ къ характеру продажи женщинъ, что въ настоящее время удается рѣдко видѣть европейцу и чего я прямо позволить бы не могъ. Когда приблизились обѣ лодки къ первымъ прибрежнымъ камнямъ, два молодыхъ и сильныхъ араба выскочили изъ лодки и, идя по горло въ водѣ, потащили лодки, убравш³я уже паруса, къ берегу. Черезъ нѣсколько минутъ, при усиленной помощи остальныхъ, также выскочившихъ въ воду, обѣ лодки были на половину вытащены на берегъ. Старѣйш³й изъ арабовъ съ длинною съ просѣдью бородою едва вышелъ на берегъ, какъ направился во мнѣ и произнесъ обычное арабское привѣтств³е, въ которомъ меня называлъ и благороднымъ пашою, и орломъ степнымъ, и львомъ пустыни, и неустрашимымъ вождемъ. Юза отвѣчалъ за меня, р