Маколей Томас Бабингтон - Мильтон

имѣемъ никакого понят³я. Мы можемъ опредѣлить его только отрицательными выражен³ями. Мы можемъ разсуждать о немъ только сииволами. Мы употребляемъ слово, но у насъ нѣтъ образа, имъ выражаемаго; поэз³я же имѣетъ дѣло съ образами, а не съ словами. Правда, поэтъ употребляетъ слова, но они - только оруд³я, а не предметы его искусства. Они - матер³ялы, которые онъ долженъ расположить такимъ образомъ, чтобы умственному оку представлялась картина. Будучи расположены иначе, они точно также не могутъ быть названы поэз³ею, какъ кусокъ холста и ящикъ красокъ не могутъ быть названы картиною.

   Логики могутъ разсуждать объ отвлечен³яхъ, но массѣ людей потребны ббразы. Сильная наклонность толпы во всѣ времена и у всѣхъ народовъ въ идолопоклонству не можетъ быть объяснена иваче. Первые обитатели Грец³и, надо полагать, поклонялись одному невидимому Божеству. Но потребность имѣть предметомъ поклонен³я нѣчто болѣе опредѣленное породила, въ нѣсколько столѣт³й, безчисленное множество боговъ и богинь. Подобнымъ же образомъ древн³е персы считали нечестивымъ представлять Создателя въ человѣческомъ видѣ. Но и они перенесли на Солнце то поклонен³е, которое въ теор³и признавали подобающимъ одному лишь Верховному Духу. Истор³я евреевъ есть лѣтопись непрерывной борьбы между чистымъ деизмомъ, поддерживавшимся самыми грозными заповѣдями, и чрезвычайно обаятельнымъ желан³емъ имѣть какой-нибудь видимый и осязательный предметъ обожан³я. Изъ второстепенныхъ причинъ, приводимыхъ Гиббономъ въ объяснен³е той быстроты, съ какою христ³анство распространилось въ м³рѣ, между тѣмъ какъ ³удейство почти вовсе не пр³обрѣло прозелитовъ, быть можетъ, ни одна не дѣйствовала сильнѣе этого чувства. Богъ несотворенный, непостижимый, невидимый, привлекалъ не многихъ поклонниковъ. Философъ могъ удивляться такой возвышенной идеѣ; но толпа съ досадою отворачивалась отъ словъ, не представлявшихъ ея уму никакого образа. Только предъ Божествомъ воплощеннымъ въ человѣческ³й образъ, странствовавшимъ между людьми, дѣлившимъ ихъ слабости, возлежавшимъ на ихъ персяхъ, плакавшихъ надъ ихъ могилами, покоившимся въ ясляхъ, исходившимъ кровью на крестѣ, пали во прахъ и предубѣжден³я синагоги, и сомнѣн³я академ³и, и гордость портика, и сѣкиры ликторовъ и мечи тридцати лег³онлвъ. Вскорѣ послѣ того, какъ христ³анство восторжествовало, принципъ, помогавш³й ему, началъ искажать его. Нельзя было вдругъ отрѣшиться отъ язычества. Святые заступники заняли должности домашнихъ боговъ. Мв. Георг³й смѣнилъ Марса. Св. Эдьмъ утѣшилъ морехода въ утратѣ Кастора и Поллукса. Цецн³й и др. наслѣдовали Музамъ. Обаян³е пола и красоты вновь соединилось съ обаян³емъ небеснаго велич³я; рыцарское благоговѣн³е слилось съ благоговѣн³емъ религ³ознымъ. Реформаторы часто возставали противъ этихъ чувствован³й, но никогда ничего не достигали, кромѣ кажущагося и частнаго успѣха. Люди, уничтожавш³е образа въ храмахъ, не всегда бывали въ состоян³и уничтожить образы, запечатлѣвш³еся въ ихъ собственныхъ умахъ. Не трудно было бы доказать, что то же самое правило имѣетъ силу и въ политикѣ. Доктрины, полагаемъ мы, вообще должны воплощаться: иначе онѣ не могутъ возбуждать сильнаго общественнаго сочувств³я. Толпа гораздо легче заинтересовывается пустѣйшимъ девизомъ или ничтожнѣйшимъ назван³емъ, нежели самымъ важнымъ принципомъ.

   По этимъ соображен³ямъ мы заключаемъ, что ни одинъ поэтъ, который бы стремился къ той метафизической точности, за отсутств³е которой Мильтонъ былъ порицаемъ, не миновалъ бы позорной неудачи. Была впрочемъ и другая крайность, хотя гораздо менѣе опасная, которой тоже слѣдовало избѣгать. Воображен³е людей находится въ значительной степени подъ вл³ян³емъ ихъ мнѣн³й. Искуснѣйшая поэтическая кисть можетъ не произвести никакой иллюз³и, если возьмется изображать то, нескладность и нелѣпость чего сразу бросается въ глаза. Мильтонъ писалъ въ вѣкъ философовъ и богослововъ. Поэтому ему необходимо было избѣгать рѣзкаго столкновен³я съ ихъ понят³ями, отъ чего могло бы разрушиться очарован³е, которымъ онъ желалъ плѣнить ихъ воображен³е. Это и есть настоящее объяснен³е той неопредѣленности и непослѣдовательности, которыя часто ставились ему въ упрекъ. Джонсонъ признаетъ безусловную необходимость облечен³я духовъ въ вещественныя формы. говоритъ онъ, поэтъ долженъ былъ, для соблюден³я послѣдовательности, замаскировать невещественность и очаровать читателя такъ, чтобы и онъ позабылъ о ней." Это легко было сказать; но что, еслибы Мильтонъ не успѣлъ очаровать своихъ читателей до того, чтобы заставить ихъ позабыть о невещественности? Что, еслибы противоположное мнѣн³е до того овладѣло умами людей, что не оставило бы мѣста даже половинной долѣ той вѣры, которой требуетъ поэз³я? Мы полагаемъ, что такъ оно и было. Поэтъ не имѣлъ возможности усвоить себѣ вполнѣ вещественную или невещественную систему. Поэтому онъ занялъ мѣсто на спорной почвѣ и придалъ цѣлому неопредѣленный характеръ. Поступивъ такимъ образомъ, онъ, безъ сомнѣн³я, подвергъ себя укору въ непослѣдовательности. Но, неправый съ философской точки зрѣн³я, онъ, по нашему мнѣн³ю, былъ правъ съ точки зрѣн³я поэтической. Задача, которую почти всяк³й другой писатель призналъ бы неисполнимою, была для него легка. Особенное его искусство передавать свою мысль окольнымъ путемъ, посредствомъ длиннаго ряда связанныхъ одна съ другою идей, и больше намекать, чѣмъ высказывать, давало ему возможность маскировать тѣ несообразности, которыхъ онъ не могъ избѣгнуть.

   Поэз³я, имѣющая дѣло съ существами иного м³ра, должна быть вмѣстѣ и таинственною и живописною. Именно такова поэз³я Мильтона. Дантова поэз³я, дѣйствительно, живописнѣе всего, что было когда-либо написано. Впечатлѣн³е, дѣлаемое ею, почти равняется эффекту, производимому кистью или рѣзцомъ. Но она живописна до того, что исключаетъ всякую таинственность. Это недостатокъ достоинства, недостатокъ, тѣсно связанный съ планомъ Дантовой поэмы, необходимо условливавшимъ собою, какъ мы уже замѣтили, величайшую точность описан³я. Тѣмъ неменѣе это недостатокъ. Сверхъестественныя существа Данта возбуждаютъ интересъ, но не тотъ интересъ, который свойственъ существамъ сверхъестественнымъ. Мы чувствуемъ, что мы могли бы говорить съ его духами и демонами, не испытывая волнен³й неземнаго страха. Мы могли бы, подобно Донъ-Жуану, пригласить ихъ на ужинъ и съ аппетитомъ ѣсть въ ихъ обществѣ. Ангелы Данта - добрые люди съ крыльями. Его дьяволы - злобные, безобразные палачи. Его покойники - тѣ же живые люди, только въ странныхъ положен³яхъ. Сцена между поэтомъ и Фаринатою пользуется справедливою извѣстностью. Но Фарината въ пылающей могилѣ является точно тѣмъ же, чѣмъ онъ былъ бы и на аутодафе. Ничто не можетъ быть трогательнѣе перваго свидан³я Данта съ Беатриче. Но что это, какъ не прелестная женщина, съ нѣжною строгостью журящая своего возлюбленнаго, которому она признательна за его привязанность, но пороки котораго она осуждаетъ? Чувствован³я, придающ³я этой сценѣ всю ея прелесть, такъ же хорошо шли бы къ улицамъ Флоренц³и, какъ и къ вершинѣ горы Чистилища. Духи Мильтона не похожи на духовъ почти всѣхъ прочихъ писателей. Его злые духи, въ особенности, удивительныя создан³я. Они - не метафизическ³я отвлечен³я, не злобные люди и не безобразные звѣри. У нихъ нѣтъ ни роговъ, ни хвостовъ, ни иной тассовской и клопштоковской белиберды. Они имѣютъ общаго съ человѣческою природою именно столько, сколько нужно, чтобъ быть доступными человѣческому разумѣн³ю. Характеры ихъ, подобно ихъ формамъ, отмѣчены нѣкоторымъ смутнымъ сходствомъ съ характерами людей, но преувеличены до громадныхъ размѣровъ и облечены таинственною мглою.

   Можетъ быть, боги и демоны Эсхила лучше всего могутъ выдержать сравнен³е съ ангелами и дьяволами Мильтона. Стиль аѳинянина, какъ мы уже замѣтили, имѣлъ отчасти восточный характеръ. Ту же особенность представляетъ его миѳолог³я. Въ ней нѣтъ той прелести и того изящества, как³я мы вообще находимъ въ греческихъ миѳахъ. Въ ней все шероховато; грубо и колоссально. Легенды Эсхила менѣе гармонируютъ съ тѣми благовонными рощами и прелестными портиками, гдѣ его соотечественники творили обѣты Богу Свѣта и Богинѣ Вожделѣн³я, нежели съ тѣми огромными и чудными лабиринтами изъ вѣчнаго гранита, гдѣ Египетъ хранилъ своего мистическаго Озириса, или гдѣ Индустанъ до сихъ поръ покланяется своимъ семиглавымъ идоламъ. Его любимыми богами были боги древней породы, сыновья неба и земли, въ сравнен³и съ которыми самъ Юпитеръ казался недорослемъ и выскочкой,- исполинск³е титаны и неумолимыя фур³и. Впереди всѣхъ его создан³й этого рода стоитъ Прометей, полузлой духъ, полуискупитель, другъ человѣка, угрюмый и непримиримый врагъ неба. Прометей, безъ сомнѣн³я, имѣетъ значительное сходство съ Сатаною Мильтона. Въ томъ и другомъ мы находимъ одинаковую непокорность, одинаковую свирѣпость, одинаковую непобѣдимую гордость. Той и другой личности приданы, хотя въ совершенно различныхъ размѣрахъ, нѣкоторыя добрыя и благородныя чувства. Прометей, однако, едва-ли достаточно сверхчеловѣченъ. Онъ слишкомъ много говоритъ о своихъ цѣпяхъ и неудобномъ положен³и; онъ слишкомъ сильно удрученъ и взволнованъ. Его рѣшимость, повидимому, вытекаетъ изъ сознан³я, что онъ держитъ въ своихъ рукахъ судьбу своего мучителя и что часъ его освобожден³я непремѣнно настанетъ. Но Сатана - создан³е иного закала. Сила его духовной стороны беретъ верхъ надъ чрезмѣрностью страдан³я. Среди мучен³й, которыхъ нельзя себѣ представить безъ ужаса, онъ обдумываетъ различные вопросы, рѣшаетъ ихъ и даже ликуетъ. Ни мечъ Михаила, ни громъ ²еговы, ни огненное озеро и пылающая калильнымъ жаромъ земля, ни перспектива цѣлой вѣчности непрерывныхъ бѣдств³й, не сокрушаютъ его непреклоннаго духа, опирающагося на собственныя природныя силы и не нуждающагося ни въ какой внѣшней поддержкѣ, ни даже въ самой надеждѣ.

   Возвращаясь на минуту къ параллели, которую мы старались провести между Мильтономъ и Дантомъ, прибавимъ, что поэз³я этихъ великихъ людей въ значительной степени заимствовала свой характеръ отъ ихъ нравственныхъ качествъ. Они не эготисты. {Англ³йское слово egotist означаетъ всякаго, кто много говоритъ о себѣ.} Они рѣдко навязываютъ читателямъ свои личныя симпат³и и антипат³и. Они не имѣютъ ничего общаго съ тѣми современными попрошайками славы, которые вымогаютъ у сострадан³я неопытныхъ людей милостыню, выставляя на показъ наготу и язвы своихъ умовъ. А между тѣмъ трудно назвать двухъ другихъ писателей, произведен³я которыхъ были бы сильнѣе, хотя и неумышленно, окрашены личными чувствован³ями авторовъ.

   Мильтонъ отличался преимущественно возвышенностью духа; Дантъ - силою чувства. Въ каждомъ стихѣ "Божественной Koмед³и" замѣтна горечь, порождаемая борьбою гордости съ бѣдств³ями. Быть можетъ, въ цѣломъ м³рѣ нѣтъ произведен³я, такъ глубоко и неизмѣнно скорбнаго. Грусть Данта была не прихоть фантаз³и и, насколько можно судить въ настоящее отдаденное время, не слѣдств³е внѣшнихъ обстоятельствъ. Она вытекала изнутри. Ни любовь, ни слава, ни борьба на землѣ, ни надежда на небо не могли разсѣять ее. Она отравляла собою всякое утѣшен³е, всякое удовольств³е. Она походила на ту вредоносную сардинскую почву, сильная горечь которой, говорятъ, сказывалась даже въ ея медѣ. Умъ Данта, выражаясь возвышеннымъ языкомъ еврейскаго поэта, былъ "областью темною, какъ сама тьма, гдѣ и свѣтъ былъ подобенъ тьмѣ". Мрачность его характера обезцвѣчиваетъ всѣ страсти людей, весь ликъ природы и сообщаетъ свой сумрачный оттѣнокъ цвѣтамъ рая и с³ян³ю вѣчнаго престола. Всѣ его портреты чрезвычайно характеристичны. Взглянувъ на эти благородныя и даже суровыя черты лица, на темныя борозды щекъ, угрюмо-печальное выражен³е глазъ, горько-презрительную усмѣшку губъ, никто не усумнится, что онѣ принадлежатъ человѣку, слишкомъ гордому и слишкомъ впечатлительному, чтобъ быть счастливымъ.

   Мильтонъ, подобно Данту, былъ политическимъ дѣятелемъ и влюбленнымъ; подобно Данту, онъ былъ несчастливъ и въ честолюб³и и въ любви. Онъ пережилъ свое здоровье и зрѣн³е, счастье своей семьи и благоденств³е своей парт³и. Изъ тѣхъ великихъ людей, которыми онъ былъ отличенъ при вступлен³и въ жизнь, одни избавились смертью отъ предстоявшихъ бѣдъ; друг³е унесли на чужбину свою непобѣдимую ненависть къ угнетен³ю; иные томились въ темницахъ, а нѣкоторые пролили свою кровь на эшафотахъ. Продажные и развратные писаки, талантливые ровно настолько, чтобы облекать мысли сводника въ стиль площаднаго крикуна, сдѣлались любимыми писателями государя и публики. Это была отвратительная толпа, которую ни съ чѣмъ нельзя было такъ удачно сравнить, какъ съ сволочью "Комуса", безобразными чудовищами, полускотами, полулюдьми, налитыми виномъ, раздутыми обжорствомъ и шатающимися въ непристойнытъ пляскахъ. Прекрасная муза поэта, подобно изображенной въ его маскѣ цѣломудревной дѣвѣ, благородной, непорочной и свѣтлой, была поставлена въ такую среду какъ бы для того, чтобы весь этотъ сонмъ сатировъ и домовыхъ шушукался о ней, указывалъ на нее пальцами и скалилъ зубы надъ нею. Еслибъ унын³е и желчь были въ комъ-нибудь извинительны, легче всего было бы извинить ихъ въ Мильтонѣ. Но сила его духа восторжествовала надъ всѣми бѣдств³ями. Ни слѣпота, ни подагра, ни лѣта, ни бѣдность, ни семейныя горести, ни политическ³я неудачи, ни брань, ни опала, ни пренебрежен³е не могли возмутить его спокойнаго и величаваго терпѣн³я. Особенной бодрости духа въ немъ не было; но зато онъ отличался удивительно ровнымъ характеромъ. Нравъ его былъ серьёзенъ, даже, быть можетъ, суровъ; но зато никак³я страдан³я не могли сдѣлать его угрюмымъ или брюзгливымъ. Какою была его личность, пока онъ, наканунѣ великихъ событ³й, возвращался изъ путешеств³й, цвѣтущ³й здоровьемъ и мужественною красотою, осыпанный литературными почестями и проникнутый патр³отическими надеждами,- такою же она и осталась, когда онъ, извѣдавъ всѣ бѣдств³я, свойственныя нашей природѣ, дряхлый, бѣдный, слѣпой и опальный, удалился въ свою хижину за тѣмъ, чтобы умереть.

   Вотъ почему - хотя "Потерянный Рай" написанъ имъ въ тотъ пер³одъ жизни, когда образы красоты и грац³и обыкновенно начинаютъ исчезать даже изъ тѣхъ умовъ, въ которыхъ они не изглажены сомнѣн³емъ и разочарован³емъ - онъ украсилъ эту поэму всѣмъ, что ни есть самаго милаго и плѣнительнаго въ вещественномъ и нравственномъ м³рѣ. Способностью тонко и здраво чувствовать прелесть внѣшнихъ предметовъ, умѣньемъ отъ души наслаждаться солнечными лучами и цвѣтами, пѣснями содовьевъ, сокомъ лѣтнихъ плодовъ и прохдадою тѣнистыхъ источниковъ, онъ не уступаетъ ни Ѳеокриту, ни Ар³осто. Его понят³е о любви соединяетъ въ себѣ все сладостраст³е восточнаго гарема и всю вѣжливость рыцарскаго турнира со всею чистою и тихою привязанностью англ³йскаго очага. Его поэз³я напоминаетъ намъ чудеса альп³йской природы. Уголки и долины, прекрасныя какъ царство фей, расположены среди самыхъ суровыхъ и громадныхъ возвышенностей. Розы и мирты цвѣтутъ въ полной красѣ на окраинѣ лавины.

   Слѣды особеннаго характера Мильтона можно найти во всѣхъ его произведен³яхъ; но всего ярче высказывается онъ въ сонетахъ. Эти замѣчательныя стихотворен³я дурно оцѣнены критиками, не понимавшими ихъ сущности. Они не имѣютъ эпиграмматической остроты. Въ нихъ нѣтъ ни замысловатости Филикайи, {Винченцо Филикайя - итальянск³й поэтъ XVII столѣт³я.} ни твердаго и блестящаго какъ эмаль слога Петрарки. Они представляютъ собою простое, но величавое изображен³е чувствъ поэта, такъ же мало прикрашенное для глазъ публики, какъ не прикрашенъ былъ бы дневникъ его. Побѣда, неожиданное нападен³е на городъ, минутный припадокъ унын³я или восторга, шутка, направленная противъ какой-нибудь изъ его книгъ, грёза, на мгновен³е воскресившая передъ нимъ тотъ прекрасный образъ, надъ которымъ могила сомкнулась на вѣки,- внушали ему глубок³я мысли, безъ всякаго усил³я воплощавш³яся въ стихи. Гармон³я чувства и строгость стиля, характеризующ³я эти пьески, напоминаютъ намъ греческую антолог³ю или, вѣрнѣе, гимны англ³йской литург³и. Прекрасное стихотворен³е о пьемонтскихъ сѣчахъ - настоящ³й церковный гимнъ.

   Сонеты эти болѣе или менѣе поразительны, сообразно тому, болѣе или менѣе интересны случаи, ихъ породивш³е. Но всѣ они, почти безъ исключен³я, облагорожены трезвостью и велич³емъ духа, и мы не знаемъ, можно ли гдѣ-нибудь найти что-либо имъ подобное. Конечно, едва-ли было бы основательно выводить рѣшительныя заключен³я о характерѣ писателя изъ чисто-субъективныхъ его сочинен³й. Но качества, приписанныя нами Мильтону - хотя, быть можетъ, они ярче всего обозначаются въ тѣхъ отдѣлахъ его произведен³й, гдѣ рѣчь идетъ о его личныхъ чувствован³яхъ - замѣтны у него на каждой страницѣ и придаютъ всѣмъ его сочинен³ямъ, прозаическимъ и стихотворнымъ, англ³йскимъ, латинскимъ и итальянскимъ, разительное родственное сходство.

   Его общественное поведен³е было таково, какого слѣдовало ожидать отъ человѣка столь высокой души и столь мощнаго ума. Онъ жилъ въ одну изъ достопамятныхъ эпохъ истор³и человѣческаго рода, въ самый разгаръ великой борьбы между Ормуздомъ и Ариманомъ, свободою и деспотизмомъ, разумомъ и предразсудкомъ. Эта великая битва происходила не за одно какое-нибудь поколѣн³е, не за одну какую-нибудь страну. Судьбы всего человѣчества были поставлены на одну карту съ свободою англ³йскаго народа. Тогда впервые были провозглашены тѣ могуч³я начала, которыя впослѣдств³и проложили себѣ путь въ глубь американскихъ лѣсовъ, которыя воздвигли Грец³ю изъ двадцативѣковаго рабства и унижен³я и которыя, отъ одного конца Европы до другаго, зажгли неугасимый огонь въ сердцахъ угнетенныхъ, а угнетателей заставили трепетать трепетомъ имъ непривычнымъ.

   Мильтонъ былъ преданнѣйшимъ и краснорѣчивѣйшимъ литературнымъ поборникомъ этихъ началъ, боровшихся тогда за свое младенческое существован³е.. Считаемъ лишнимъ говорить, какъ велико наше уважен³е къ его общественнов³у поведен³ю; но не можемъ скрыть отъ себя того, что большая часть нашихъ соотечественниковъ до сихъ поръ считаетъ его предосудительнымъ. Междоусобная наша война изслѣдована больше, а понята меньше, чѣмъ всякое другое событ³е въ англ³йской истор³и. Друзья свободы испытали на себѣ тѣ же невыгоды, на которыя такъ горько жаловался левъ въ баснѣ. Хотя побѣдителями были они, но живописцами были ихъ враги. Въ качествѣ парт³и, круглоголовые сдѣлали все, чтобы опозорить и погубить литературу; зато литература отплатила имъ такъ, какъ она всегда съ течен³емъ времени отплачиваетъ своимъ врагамъ. Съ ихъ стороны, лучшая книга объ этомъ вопросѣ есть прелестный разсказъ миссисъ Гётчинсонъ. "Истор³я Парламента" Мея хороша, но прерывается на самомъ интересномъ кризисѣ борьбы. Сочинен³е Ледло безтолково и яро; большинство же позднѣйшихъ писате³ей, державшихся той же стороны, Ольдмиксонъ, напримѣръ, и Катерина Маколей, снисходительно говоря, отличились больше усерд³емъ, нежели правдивостью или искусствомъ. На противоположной сторонѣ находятся важнѣйш³я и популярнѣйш³я историческ³я сочинен³я нашей литературы: сочинен³е Кларендона и сочинен³е Юма. Первое изъ нихъ не только написано искусно и исполнено драгоцѣнныхъ свѣдѣн³й, но и запечатлѣно характеромъ достоинства и чистосердеч³я, внушающимъ уважен³е даже къ тѣмъ предразсудкамъ и ошибкамъ, которыми оно изобилуетъ. Юмъ, изъ обаятельнаго разсказа котораго большинство читающей публики до сихъ поръ черпаетъ свои мнѣн³я, такъ сильно ненавидѣлъ религ³ю, что возненавидѣлъ даже свободу за ея союзъ съ религ³ей и защищалъ дѣло тиранн³и съ ловкостью адвоката, поддѣлываясь въ то же время подъ безпристраст³е судьи.

   Обшественное поведен³е Мильтона слѣдуетъ одобрить или осудить, смотря по тому, признаемъ ли мы сопротивлен³е народа Карлу I дѣломъ законнымъ или преступнымъ. Поэтому мы не станемъ извиняться въ томъ, что посвятимъ нѣсколько страннцъ разбору этого любопытнаго и въ высшей степени важнаго вопроса. Мы не будемъ обсуживать его на общихъ основан³яхъ. Мы не коснемся тѣхъ коренныхъ началъ, которыя служатъ источникомъ притязан³й всякаго правительства на повиновен³е со стороны подданныхъ. Мы въ правѣ подвергнуть анализу общую сторону вопроса, но не хотимъ пользоваться своимъ преимуществомъ. Въ настоящемъ случаѣ мы такъ увѣрены въ своихъ силахъ, что охотно слѣдуемъ примѣру тѣхъ древнихъ рыцарей, которые съ тщеславнымъ великодуш³емъ обязывались сражаться безъ шлема и щита противъ всѣхъ своихъ враговъ и уступали своимъ противникамъ выгодное положен³е относительно солнца и вѣтра. Мы беремъ простой конституц³онный вопросъ и положительно утверждаемъ, что всяк³й доводъ, могущ³й говорить въ пользу революц³и 1688 г., можетъ, по крайней мѣрѣ съ такою же точно силою, говорить въ пользу такъ-называемаго Великаго бунта.

   Въ одномъ только отношен³и, полагаемъ мы, могутъ самые горяч³е поклонники Карла отважиться сказать, что онъ, какъ государь, былъ лучше своего сына. Онъ не былъ явнымъ папистомъ; явнымъ, говоримъ мы, потому что и самъ Карлъ и его креатура, Полъ, оба они, отрекшись отъ невинныхъ эмблемъ папизма, удержали всѣ наихудш³е его пороки: совершенное подчинен³е разума авторитету, слабоумное предпочтен³е формы содержан³ю, ребяческую страсть къ обрядамъ, идолопоклонническое благоговѣн³е предъ ³ерейскимъ саномъ и въ особенности безпощадную нетерпимость. Это, впрочемъ, мы отложимъ въ сторону. Допустимъ, что Карлъ былъ хорошимъ протестантомъ; но мы говоримъ, что его протестантизмъ не дѣлаетъ ни малѣйшаго различ³я между его положен³емъ и положен³емъ ²акова.

   Начала революц³и часто вредставлялись въ искаженномъ видѣ, но никогда не подвергались такому грубому искажен³ю, какъ въ нынѣшнемъ году. Есть извѣстный классъ людей, которые, изъявляя глубокое уважен³е къ великимъ именамъ и дѣян³ямъ прежнихъ временъ, обращаются къ нимъ единственно съ тою цѣлью, чтобы найти въ нихъ извинен³е существующимъ злоупотреблен³ямъ. Въ каждомъ достопочтенномъ явлен³и минувшихъ лѣтъ они пропускаютъ существенное и останавливаются только на случайномъ, скрываютъ достоинства и выставляютъ на видъ одни недостатки. Если въ какой-нибудь частности какого-нибудь великаго примѣра есть что-либо недоброкачественное, эти мясныя мухи съ непогрѣшительнымъ инстинктомъ открываютъ подобную порчу и бросаются на нее съ хищнымъ восторгомъ. Если, вопреки имъ, добрая цѣль достигнута, они чувствуютъ, вмѣстѣ со своимъ первообразомъ, что

  

   "Their labour must be to pervert tbat end,

   And out of good stili to find means of evil." (*)

   (*) Усилья ихъ должны быть направлены къ тому, чтобъ исказить эту цѣль и изъ дрбра все-таки извлечь средства къ злу."

  

   Къ благимъ для Англ³и послѣдств³ямъ революц³и люди эти совершенно ечувствительны. Изгнан³е тирана, торжественное признан³е народныхъ правъ, свобода, безопасность, терпимость для нихъ ничего не значатъ. Была одна секта, которую, по несчастнымъ временнымъ причинамъ, признавалось необходимымъ держать въ ежовыхъ рукавицахъ. Одна часть государства находилась въ такомъ горестномъ положен³и, что бѣдств³е ея необходимо было для нашего счастья, рабство ея необходимо было для нашей свободы. Вотъ тѣ стороны революц³и, на которыхъ любятъ останавливаться означенные политики и которыя, по мнѣн³ю ихъ, хотя и не оправдываютъ, но отчасти извиняютъ добро, сдѣланное ею. Заговорите съ ними о Неаполѣ, объ Испан³и или о Южной Америкѣ: они явятся ревнителями теор³и божественнаго права, нынѣ вернувшейся къ намъ подъ новымъ мменемъ легитимности. Но упомяните о бѣдств³яхъ Ирланд³и: Вильгельмъ становится героемъ, Сомерзъ и Шрусбёри дѣлаются великими людьми, революц³я оказывается достославною эпохою. Эти самыя лица, которыя въ Англ³и никогда не упускаютъ случая возобновить жалк³я якобитск³я клеветы на виговъ того времени, какъ только переѣдутъ каналъ св. Георг³я, тотчасъ начинаютъ наполнять свои стаканы въ память славнаго и безсмертнаго событ³я. Они справедливо могутъ похваляться тѣмъ, что обращаютъ вниман³е не на людей, а на мѣры. Если только зло сдѣлаво, они не заботятся о томъ, кто его сдѣлалъ: своевольный ли Карлъ или лберальный Вильгельмъ, Фердинандъ ли Католикъ или Фридрихъ Протестантъ. Въ такихъ случаяхъ самые смертельные противники ихъ могутъ разсчитывать на ихъ благопр³ятное сужден³е. Смѣлыя увѣрен³я этмъ людей недавно распространили въ значительной части публики мнѣн³е, что ²аковъ II бытъ изгнанъ единственно за свой католицизмъ и что англ³йская революц³я была существенно протестантскою революц³ей.

   Но дѣло, конечно, заключалось не въ этомъ. Кто ознакомился съ истор³ей тѣхъ временъ ближе, чѣмъ знакомитъ съ нею "Очеркь" Гольдсмита, тотъ не можетъ думать, что принцъ Оранск³й былъ бы призванъ, еслибъ ²аковъ, оставаясь при своихъ религ³озныхъ мнѣн³яхъ, не желалъ пр³обрѣтать прозелитовъ, или еслибы онъ, даже желая пр³обрѣтать прозелитовъ, довольствовался употреблен³емъ для этой цѣли только законнаго вл³ян³я. Наши предки, полагаемъ мы, знали, чего хотѣли, и, если вѣрить имъ, они первоначально враждовали не противъ папизма, а противъ тиранн³и. Они изгнали тирана не потому, что онъ былъ католикъ, но лишили католиковъ права на престолъ потому, что считали ихъ наклонными къ тиранн³и. Основан³е, на которомъ, они въ знаменитой своей резолюц³и объявили тронъ вакантнымъ, заключалось въ хомъ, "что ²аковъ нарушилъ основные законы королевства." Поэтому всяк³й, кто одобряетъ революц³ю 1688 г., долженъ признать, что нарушен³е основныхъ законовъ со стороны конституц³оннаго государя оправдываетъ сопротивлен³е со стороны народа. Вопросъ, слѣдовательно, состоитъ въ томъ: нарушилъ ли Карлъ I основные законы Англ³и? Никто не можетъ отвѣчать отрицательно: иначе пришлось бы отвергнуть не только всѣ обвинен³я, взведенныя на Карла его противниками, но и разсказы самыхъ горячихъ роялистовъ и признан³я самого короля. Если показан³я историковъ какой бы то ни было парт³и, описывавшихъ событ³я этого царствован³я, заслуживаютъ какого-нибудь довѣр³я, то поведен³е Карла, съ восшеств³я его на престолъ до созван³я Долгаго парламента, было непрерывнымъ рядомъ угнетен³й и вѣроломства. Пусть хвалители революц³и и хулители бунта приведутъ хоть одну мѣру ²акова II, подоб³я которой нельзя было бы найти въ истор³и его отца. Пусть они укажутъ въ Декларац³и Права, представленной обѣими палатами Вильгельму и Мар³и, хотя одну статью, нарушителемъ которой не признавался бы Карлъ. Онъ, по свидѣтельству собственныхъ его друзей, захватилъ въ свои руки законодательную власть, взималъ подати безъ соглас³я парламента и самымъ беззаконнымъ, обременительнымъ образомъ притѣснялъ народъ военнымъ постоемъ. Ни одна парламентская сесс³я не проходила безъ какого-нибудь антиконституц³оннаго покушен³я на свободу прен³й; право челобитья грубо нарушалось; безсудные приговоры, чрезмѣрныя пени и противозаконные аресты были ежедневными событ³ями. Если эти обстоятельства не оправдываютъ сопротивлен³я, въ такомъ случаѣ революц³я была государственною измѣной...

   Но, говорятъ, почему было не принять болѣе кроткихъ мѣръ? Почему, когда король согласился на столько реформъ и отказался отъ столькихъ притѣснительныхъ прерогативъ, парламентъ продолжалъ заявлять новыя требован³я, рискуя такимъ образомъ возбудить междоусобную войну? Корабельная подать была отмѣнена; Звѣздная палата была уничтожена; мѣры были приняты къ тому, чтобы парламенты созывались часто и совѣщались независимо. Почему было не преслѣдовать безспорно хорошую цѣль мирными и правильными средствами? Обращаемся опять къ аналог³и революц³и. Почему ²аковъ былъ свергнутъ съ престола? Почему онъ не былъ удержанъ на извѣстныхъ услов³яхъ? Онъ тоже предложилъ созвать свободный парламентъ и предоставить его рѣшен³ю всѣ спорные вопросы. Не смотря на то, мы не перестаемъ хвалить нашихъ предковъ, которые предпочли революц³ю, спорное престолонаслѣд³е, чужеземную династ³ю, 20 лѣтъ внѣшней и внутренней войны, постоянное войско и нац³ональный долгъ - правлен³ю, хотя и ограниченному, испытаннаго и дознаннаго тирана. Долг³й парламентъ дѣйствовалъ на такомъ же точно основан³и и заслуживаетъ такой же точно похвалы. Онъ не могъ довѣрять королю. Карлъ I, безъ сомнѣн³я, издалъ благодѣтельные законы; но гдѣ было ручательство, что онъ не нарушилъ бы ихъ? Онъ отказался отъ притѣснительныхъ прерогативъ; но гдѣ былъ залогъ, что онъ не присвоилъ бы ихъ вновь? Нац³я имѣла дѣло съ человѣкомъ, котораго никакое обязательство не могло связать, съ человѣкомъ, который одинаково легко давалъ и нарушалъ обѣщан³я, съ человѣкомъ, честь котораго сто разъ закладывалась и ни разу не выкупалась.

   Дѣйствительно, здѣсь Долг³й нарламентъ стоитъ на почвѣ еще болѣе твердой, чѣмъ Конвентъ 1688 г. Ни одно дѣло ²акова не можетъ идти въ сравнен³е съ поведен³емъ Карла отвосительно Прошен³я о Правѣ. Лорды и коммонеры представл³ютъ ему билль, въ которомъ означены конституц³онные предѣлы власти. Онъ колеблется, увертывается и наконецъ условливается дать свое соизволен³е за пять субсид³й. Билль получаетъ торжественное его соизволен³е; субсид³и вотируются; тиранъ избавляется отъ нужды - и тотчасъ же возвращается ко всѣмъ деспотическимъ мѣрамъ, которыя обязался покинуть, и нарушаетъ всѣ статьи того самаго акта, за утвержден³е котораго получилъ плату.

   Болѣе десяти лѣтъ права народа, принадлежавш³я ему на двоякомъ основан³и, какъ исконное насдѣд³е и какъ недавняя покупка, нарушались вѣроломнымъ королемъ, который призналъ ихъ. Наконецъ обстоятельства принудили Карла снова созвать парламентъ. Удобный случай снова представился нашимъ предкамъ. Должны ли были они опять упустить его, какъ упустили прежн³й? Должны ли были они опять пойти на удочку "Le Roi le veut"? Должны ли были они повергнуть къ поднож³ю престола вторичное Прошен³е о Правѣ, даровать новое щедрое пособ³е въ замѣнъ новой, ничего незначущей формальности, затѣмъ откланяться и ждать, чтобы государь, спустя еще десять лѣтъ обмана и угнетен³я, снова потребовалъ субсид³й и снова заплати³ъ за нихъ вѣроломствомъ? Они принуждены были избрать одно изъ двухъ: или довѣриться тирану, или побѣдить его...

   Адвокаты Карла, подобно адвокатамъ прочихъ злодѣевъ, уличаемыхъ неотразимою очевидностью, обыкновенно избѣгаютъ всякой полемики о фактахъ и довольствуются показан³ями о характерѣ подсудимаго. Онъ отличался столькими частными добродѣтелями! А развѣ ²аковъ II не отличался частными добродѣтелями? Развѣ Оливеръ Кромвель - судьями пусть будутъ злѣйш³е его враги - не имѣлъ частныхъ добродѣтелей? Да наконецъ, как³я добродѣтели приписываются Карлу? Религ³озность, искренностью не превосходившая, а слабостью и узкостью совершенно равнявшаяся религ³озности его сына, да нѣсколько дюжинныхъ семейныхъ качествъ, как³я приписываются половиною надгробныхъ камней въ Англ³и лежащимъ подъ ними покойникамъ. Добрый отецъ! Добрый супругь! Дѣйствительно, полное оправдан³е пятнадцати лѣтъ преслѣдован³я, тиранн³и и криводуш³я.

   Мы винимъ его въ томъ, что онъ измѣнилъ коронац³онной присягѣ; а намъ говорятъ, что онъ былъ вѣренъ супружескому обѣту! Мы обвиннемъ его въ томъ, что онъ предалъ свой народъ въ безжалостныя руки самыхъ рьяныхъ и жестокосердыхъ прелатовъ; а защитники отвѣчаютъ, что онъ бралъ къ себѣ на колѣни и цаловалъ своего маленькаго сына! Мы осуждаемъ его за то, что онъ, обязавшись, за хорошее и цѣнное вознагражден³е, соблюдать статьи Прошен³я о Правѣ, нарушилъ ихъ; а намъ объявляютъ, что онъ имѣлъ обыкновен³е слушать молебенъ въ 6 часовъ утра! Такимъ-то причинамъ, вмѣстѣ съ его Вандиковскимъ костюмомъ, красивою наружностью и остроконечною бородою, обязанъ онъ, по нашему искреннему мнѣн³ю, значительнѣйшею долею своей популярности у нынѣшняго поколѣн³я.

   Что касается до насъ, мы - признаемся - не понимаемъ обычнаго выражен³я: хорош³й человѣкъ, но дурной король. Для насъ оно такъ же удобопонятно, какъ выражен³я: хорош³й человѣкъ, но безчеловѣчный отецъ, или хорош³й человѣкъ, но вѣроломный другъ. При оцѣнкѣ характера какого-нибудь лица, мы не можемъ оставить безъ вниман³я его поведен³я въ важнѣйшемъ изъ всѣхъ человѣческихъ отношен³й, и если въ этомъ отношен³и найдемъ его себялюбивымъ, жестокимъ и лживымъ, то смѣло назовемъ его дурнымъ человѣкомъ, не смотря на всю его умѣренность за столомъ и на всю его акуратность въ церкви.

   Не можемъ удержаться, чтобы не прибавить нѣсколько словъ о предметѣ, на которомъ любятъ останавливаться защитники Карла. Если, говорятъ они, онъ управлялъ своимъ народомъ дурно, то по крайней мѣрѣ онъ управлялъ имъ по примѣру своихъ предшественниковъ. Если онъ нарушалъ привилег³и народа, то нарушалъ потому, что эти привилег³и не были опредѣлены съ точностью. За нимъ никогда не числилось ни одной притѣснительной мѣры, которая не имѣла бы подобной себѣ въ лѣтописяхъ Тюдоровъ. Эту тему Юмъ разработалъ съ особенною ловкостью, которая столько же позорна въ историческомъ сочинен³и, сколько была бы удивительна въ судебной рѣчи. Отвѣтъ кратокъ, ясенъ и рѣшителенъ. Карлъ изъявилъ соглас³е на Прошен³и о Правѣ. Онъ отрекся отъ притѣснительной власти, какою пользовались его предшественники, и отрекся за деньги. Онъ не имѣлъ права возобновлять обветшалыя свои притязан³я вопреки собственному своему недавнему отречен³ю.

   Эти доводы такъ очевидны, что останавливаться на нихъ покажется, бытъ можетъ, излишнимъ. Но кто наблюдалъ, какъ ложно изображаются и ложно понимаются тогдашн³я событ³я, тотъ не упрекнетъ насъ за простое изложен³е дѣла. Дѣло это такого рода, что чѣмъ проще его изложен³е, тѣмъ оно убѣдительнѣе.

   Враги парламента рѣдко рѣшаются коснуться важнытъ сторонъ вопроса. Они довольствуются тѣмъ, что выставляютъ на видъ нѣкоторыя преступлен³я и безумства, необходимо порождаемыя общественными потрясен³ями. Они оплакиваютъ незаслуженную участь Страффорда. Они проклинаютъ беззаконное своевол³е войска. Они смѣются надъ библейскими именами провѣдниковъ. Генералъ-ма³оры {См. т. VI, стр. 135.}, обирающ³е округи, солдаты, живующ³е насчетъ раззоренныхъ крестьянъ, выскочки, обогащающ³еся общественнымъ грабежемъ и завладѣвающ³е гостепримными домами и наслѣдственными рощами стариннаго джентри, мальчишки, разбивающ³е прекрасныя окна соборовъ, квакеры, нагишомъ проѣзжающ³е черезъ площади, послѣдователи учен³я пятой монарх³и {Fifth-monarchymen - члены секты, возникшей въ Англ³и во времена республики. Они отвергали свѣтскую в³асть и единственнымъ своимъ владыкою признавали ²исуса, который, до ихъ учен³ю, долженъ былъ вскорѣ снова явиться въ м³ръ и основать пятую всем³рную монарх³ю.}, ликующ³е въ честь царя ²исуса, агитаторы, проповѣдующ³е съ опрокинутыхъ бочекъ о судьбѣ Агага {Подъ именемъ Агага, царя амалекитянъ, пуритане разумѣли Карла I.},- все это, говорятъ они, плоды Великаго бунта.

   Пусть такъ. Мы не намѣрены возражать противъ этого. Еслибъ обвинен³я были даже безконечно важнѣе, все-таки они не измѣнили бы нашего мнѣн³я о событ³и, которое одно только и дало намъ возможность стать на ту степень, на которой стоимъ теперь. Междоусобная война, безъ сомнѣн³я, причинила много золъ. Они были цѣною нашей свободы. Пр³обрѣтен³е стоило ли жертвы?..

   Еслибы народъ, взросш³й подъ игомъ нетерпимости и произвола, могъ свергнуть это иго безъ помощи жестокостей и безумствъ, половина возражен³й противъ деспотической власти устранилась бы сама собою. Въ такомъ случаѣ, мы были бы вынуждены признать, что деспотизмъ по крайней мѣрѣ не имѣетъ пагубнаго вл³ян³я на умственный и нравственный характеръ нац³и. Мы оплакиваемъ насил³я, сопровождающ³я революц³и. Но неистовство этихъ насил³й всегда будетъ пропорц³онально свирѣпости и невѣжеству народа; а свирѣпость и невѣжество народа будутъ пропорц³ональны притѣснен³ю и унижен³ю, подъ гнетомъ которыхъ привыкъ онъ проводить свою жизнь. Такъ было и въ нашей междоусобной войнѣ. Владыки церкви и государства пожали только то, что посѣяли. Правительство запрещало свободныя прен³я; оно употребляло всѣ средства къ тому, чтобы народъ не зналъ ни правъ своихъ, ни обязанностей... Если наши правители пострадали отъ народнаго невѣжества, то это потому, что сами они отняли у народа ключъ знан³я. Если народъ нападалъ на нихъ съ слѣпою яростью, то это потому, что они требовали отъ него столь же слѣпой покорности.

   Это ужъ характеръ такихъ революц³й, что мы всегда видимъ сначала худшую ихъ сторону. Пока люди не побудутъ нѣсколько времени свободными, они не знаютъ, какъ пользоваться своею свободою. Уроженцы земель, производящихъ вино, вообще отличаются трезвостью. Въ странахъ, гдѣ вино рѣдко, господствуетъ невоздержность. Только-что освободивш³йся народъ можно сравнить съ сѣверною арм³ею, расположившеюся лагеремъ на Рейнѣ или на Хересѣ. Говорятъ, что солдаты, встрѣчая въ подобномъ положен³и возможность впервые предаться безъ удержу рѣдкой и дорогой для нихъ роскоши, на первыхъ порахъ то и дѣло напиваются допьяна. Скоро, однако, изобил³е научаетъ умѣренности, и черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, въ продолжен³е которыхъ вино было ихъ ежедневнымъ напиткомъ, они становятся воздержнѣе, чѣмъ были въ своемъ отечествѣ. Такимъ же точно образомъ конечные и постоянные плоды свободы суть мудрость, умѣренность и милосерд³е. Непосредственными ея результатами часто бываютъ гнусныя преступлен³я, враждебныя другъ другу заблужден³я, скептицизмъ въ самыхъ ясныхъ и догматизмъ въ самыхъ загадочныхъ вопросахъ. Въ этомъ именно кризисѣ враги свободы и любятъ представлять ее. Они ломаютъ лѣса, окружающ³е полуоконченное здан³е, указываютъ на летящую пыль, падающ³е кир³³ичи, неудобныя комнаты, страшный безпорядокъ цѣлой картины, и затѣмъ съ презрѣн³емъ спрашиваютъ, гдѣ же обѣщанные блескъ и удобство. Еслибъ так³е жалк³е софизмы достигли своей цѣли, въ м³рѣ никогда бы не было ни хорошаго дома, ни хорошаго правлен³я.

   Ар³осто разсказываетъ хорошенькую сказку объ одной феѣ, которая, по особенному таинственному закону своей природы, осуждена была являться порою въ формѣ гадкой и ядовитой змѣи. Тѣ, которые обижали ее во время ея превращен³я, навсегда устранялись отъ участ³я въ раздаваемыхъ ею благахъ. Но тѣмъ, которые, не взирая на ея отвратительный видъ, жалѣли и защищали ее, она открывалась потомъ въ своей природной, прекрасной и небесной формѣ, становилась неразлучною ихъ спутницею, исполняла всѣ ихъ желан³я, наполняла ихъ дома богатствомъ, дѣлала ихъ счастливыми въ любви и побѣдоносными на войнѣ. {"Orlando Furioso", canto XLIII.} Такая же фея - свобода. По временамъ она принимаетъ видъ отвратительнаго гада, ползаетъ, шипитъ и жалитъ. Но горе тѣмъ, которые, побуждаясь омерзѣн³емъ, дерзнутъ раздавить ее! И счастливы тѣ, которые, отважившись принять ее въ униженномъ и страшномъ образѣ, будутъ наконецъ вознаграждены ею въ пору ея красоты и славы!

   Противъ золъ, порождаемыхъ новопр³обрѣтенною свободою, имѣется одно лишь средство, и это средство - сама свобода. Узникъ, покидая тюрьму, на первыхъ порахъ не можетъ выносить дневнаго свѣта: онъ не въ состоян³и различать цвѣта или распознавать лица. Но лекарство состоитъ не въ томъ, чтобы снова отослать его въ темницу, а въ томъ, чтобы пр³учить его къ солнечнымъ лучамъ. Блескъ истины и свободы можетъ сначала отуманить и помрачить нац³и, полуослѣпш³я во мракѣ рабства. Но дайте срокъ, и онѣ скоро будутъ въ состоян³и выносить этотъ блескъ. Люди въ нѣсколько лѣтъ научаются правильно мыслить. Крайнее буйство мнѣн³й стихаетъ. Враждебныя теор³и исправляютъ другъ друга. Разсѣянные элементы истины перестаютъ бороться и начинаютъ сплавляться. И наконецъ изъ хаоса возникаетъ система справедливости и порядка.

   Мног³е политики нашего времени имѣютъ обыкновен³е выдавать за акс³ому, что ни одинъ народъ не долженъ быть свободнымъ, пока не достигнетъ умѣнья пользоваться своею свободою. Правило это достойно того глупца въ старинной сказкѣ, который рѣшился не ходить въ воду, пока не выучится плавать. Еслибы людямъ слѣдовало дожидаться свободы, пока они не сдѣлаются умными и добрыми въ рабствѣ, имъ пришлось бы вѣчно пребывать въ ожидан³и.

   Поэтому мы рѣшительно одобряемъ поведен³е Мильтона и другихъ умныхъ и добрыхъ людей, которые, не взирая на многое смѣшное и гнусное въ поведен³и своихъ сообщниковъ, твердо отстаивали дѣло общественной свободы. Намъ неизвѣстно, чтобы поэтъ обвинялся какъ непосредственный участникъ въ какомъ-нибудь изъ предосудительныхъ безчин³й того времени. Любимою темою его враговъ служитъ образъ дѣйств³й, котораго онъ держался относительно казни короля. Этого процесса мы отнюдь не одобряемъ... Обращаемся снова къ аналог³и революц³и. Какое существенное различ³е можно провести между казнью отца и низвержен³емъ сына? Какое конституц³онное правило примѣняется къ первому и не примѣняется къ послѣднему? Король не можетъ поступать несправедливо. Въ такомъ случаѣ, ²аковъ былъ такъ же невиненъ, какъ могъ быть невиненъ Карлъ. Министръ одинъ долженъ отвѣтствовать за дѣйств³я государя. Въ такомъ случаѣ, отчего было не обвинить Джеффриза и не удержать ²акова? Особа короля священна. А развѣ особа ²акова считалась священною на войнѣ? Стрѣлять изъ пушекъ по арм³и, въ которой извѣстно присутств³е короля, значитъ подойти довольно близко къ цареуб³йству. Кромѣ того, не слѣдовало бы забывать, что Карлъ казненъ людьми, которые были раздражены долголѣтними непр³ятельскими дѣйств³ями и никогда не были связаны съ нимъ никакими иными узами, кромѣ общихъ имъ со всѣми ихъ согражданами. Лица же, свергнувш³я ²акова съ престола, подкупивш³я его войско, отвративш³я отъ него его друзей, сначала арестовавш³я его во дворцѣ, а потомъ выгнавш³я его оттуда, прерывавш³я самый сонъ его повелительными депешами, преслѣдовавш³я его огнемъ и мечемъ изъ одной части государства въ другую, вѣшавш³я, душивш³я и четвертовавш³я его приверженцевъ и осудивш³я на гражданскую смерть его невиннаго наслѣдника, были его племянникъ и двѣ дочери. Соображая всѣ эти обстоятельства, мы рѣшительно не постигаемъ, какимъ образомъ тѣ самыя лица, которыя 5 ноября благодарятъ Бога за то, что онъ чудесно велъ раба своего Вильгельма и, низложивъ предъ нимъ всѣ преграды, помогъ ему сдѣлаться нашимъ королемъ и правителемъ, ухищряются 30 января пугать себя мыслью, что кровь царственнаго мученика можетъ пасть на нихъ и на ихъ дѣтей.

   Повторяемъ, мы не одобряемъ казни Карла, не потому однако, чтобы конституц³я освобождала короля отъ отвѣтственности,- ибо мы знаемъ, что всѣ подобныя правила, какъ бы ни были они превосходны, имѣютъ свои исключен³я,- и не потому, чтобы мы чувствовали какое-нибудь особенное участ³е къ его личности,- ибо мы думаемъ, что его приговоръ совершенно справедливо опредѣляетъ его "тираномъ, измѣнникомъ, уб³йцею и общественнымъ врагомъ",- а потому, что мѣра эта, по нашему убѣжден³ю, чрезвычайно повредила дѣлу свободы. Тотъ, кого она порѣшила, былъ плѣнникомъ и заложникомъ; наслѣдникъ его, къ которому тотчасъ же обратились вѣрныя сердца роялистовъ, былъ на свободѣ. Пресвитер³ане никогда не могли бы вполнѣ примириться съ отцомъ; къ сыну они не питали такой закоренѣлой вражды. Масса народа также смотрѣла на эту казнь съ чувствами, которыхъ, при всей ихъ неразумности, никакое правительство не могло оскорбить безнаказанно.

   Но, хотя мы признаемъ поведен³е цареуб³йцъ заслуживающимъ порицан³я, поведен³е Мильтона представляется намъ совершенно въ иномъ свѣтѣ. Дѣло было сдѣлано. Передѣлать его нельзя было. Зло было накликано, и потому слѣдовало по возможности ослабить его. Мы осуждаемъ начальниковъ арм³и за то, что они не сдѣлали уступки народному мнѣн³ю; но не можемъ осудить Мильтона за то, что онъ желалъ измѣнить это мнѣн³е. То самое чувство, которое не позволило бы намъ совершить этотъ актъ, побудило бы насъ послѣ, когда актъ этотъ былъ уже совершенъ, отстаивать его противъ бѣснован³й холопства и суевѣр³я. Ради общественной свободы, мы желали бы, чтобы мѣра эта не исполнялась, когда народъ не одобрялъ ее; но ради общественной свободы, мы желали бы, чтобы народъ одобрилъ эту мѣру, когда она была уже исполнена. Еслибы недоставало еще чего-нибудь для оправдан³я Мильтона, книга Сальмаз³я пополнила бы недостатокъ. {Клодъ Сомезъ, по-латыни Salmasius, профессоръ лейденскаго университета, издалъ въ 1649 г. "Defensio regia pro Carolo I", диссертац³ю, на которую Мильтонъ отвѣтилъ въ 1651 г. сочинен³емъ "Defensio pro populo Anglicano".} Жалкое сочинен³е это справедливо разсматривается теперь только какъ маякъ для словолововъ, мѣтящихъ въ политики. Знаменитость человѣка, который опровергалъ его "Aeneae magni dextra", {"Десница великаго Энея".} служитъ основан³емъ всей его славы у нынѣшняго поколѣн³я. Въ тогдашнемъ вѣкѣ положен³е дѣлъ было иное. Тогда не вполнѣ понимали, какое огромное разстоян³е отдѣля