Михайловский Николай Константинович - Герой безвременья

ий себе разнообразные, утонченно сложные задачи этого рода.

   Действовать, бороться, покорять сердца, так или иначе оперировать над душами ближних и дальних, любимых и ненавидимых - таково призвание или ко­ренное требование натуры всех выдающихся действую­щих лиц произведений Лермонтова, да и его самого. Им было бы совершенно дико и непонятно то преувеличен­ное почтение к мысли, идее, теории, которое получило такое яркое выражение в знаменитом "я мыслю, следо­вательно, существую" Декарта, равно как и многие другие блестящие страницы истории философии. "Я мыслю"- из этого еще ничего не следует. Мысль, идея есть лишь зачаток действия и сама по себе отнюдь не может служить доказательством или мерилом су­ществования. Существование самой мысли еще нужда­ется в доказательстве, которое дается лишь обнаруже­нием ее в действии. Припомните слова Печорина: "идея зла не может войти в голову человека без того, чтобы он не захотел приложить ее к действительности; идеи - создания органические, их рождение уже дает им фор­му, и эта форма есть действие". Таков, по Лермонтову, естественный строй душевной жизни, и это воззрение весьма близко к тому, которое становится господствую­щим в современной психофизиологии. Лермонтов дошел до него не путем логических выкладок или систе­матического изучения; он прочел его готовым в своей собственной душе, которой была инстинктивно против­на половинчатая жизнь замкнутой мысли, не за­вершенной действием. Столь же чуждо Лермонтову было и замкнутое, самодовлеющее художественное творчество. При всей его горячей любви и глубоком уважении к Пушкину, он никогда не подписался бы под известною поэтическою profession de foi* своего стар­шего брата по искусству: "не для житейского вол­ненья... не для битв, мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв". Лермонтов желал, напротив, чтобы "мерный звук его могучих слов воспламенял бойца для битвы", чтобы его стих, как "божий дух, но­сился над толпой и отзыв мыслей благородных звучал, как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных".

   Но если естественный строй душевной жизни требу­ет превращения мысли в действие, то в действитель­ности мы видим постоянные нарушения этого закона. Неудивительно поэтому, что значительная часть лер­монтовской поэзии отличается резко отрицательным тоном. На каждом шагу наталкивался он на разнооб­разные формы отлучения мысли от дела или дела от мысли и, оскорбленный в коренном требовании своей натуры, метал направо и налево свой "железный стих, облитый горечью и злостью". Нечего говорить о тех формах разлучения мысли и дела, которые могут быть сгруппированы под именем лицемерия. Вместе с други­ми большого роста людьми, освещающими путь человечества, Лермонтов клеймил, между прочим, и лицемерие, но не оно составляло специальный предмет его особенной вражды. "Теперь жизнь молодых людей бо­лее мысль, чем действие; героев нет, а наблюдателей чересчур много",- писал он, будучи еще юношей. По­зже он печально глядит "на наше поколенье", потому что "в бездействии состарится оно", потому что "мы вянем без борьбы", потому что "над миром мы пройдем без шума и следа, не бросивши векам ни мысли плодо­витой, ни гением начатого труда". Заметьте эти выра­жения; они не случайные красивые детища рифмы и ритма, как это часто бывает даже у высокоталантли­вых стихотворцев, а точное словесное отражение посто-

  

   * Исповеданье веры (фр ) - Ред.

  

   янной, излюбленной мысли поэта: мысль должна быть "плодовита", то есть иметь осязательный результат, быть действенною мыслью, а труд, то есть дело, должен быть начат гением. Это полный, законченный кругово­рот сил, и все, что становится поперек дороги превра­щению мысли в дело, все, разрывающее эти звенья единой цепи, больно и оскорбительно уязвляет поэта. Условия современной Лермонтову русской гражданст­венности и, в частности, условия нашей печати не по­зволяли ему быть очень определенным в указаниях на обстоятельства, препятствующие свободному превра­щению мысли в действие, но свободолюбивый дух ясно дает себя знать во всей его поэзии. "Ты хочешь знать, что делал я на воле?"- спрашивает Мцыри и отвечает: "жил". Но вольная жизнь дикаря, вырвавшегося из монастыря или плена, есть, конечно, не идеал Лермон­това, а только символ идеала или схематическое его изображение. В эту схему надо еще ввести многое, ди­карю неизвестное, а Лермонтову дорогое. Лермонтов мог с завистью смотреть и на Мцыри, живущего полною жизнью в общении с природой, в битве с барсом и т. д., и на других своих героев, заимствованных из кав­казской и более или менее отдаленной русской жизни, у которых мысль и действие сливаются в одно нераз­рывное целое. Но если это и был рай, то рай потерян­ный, и навсегда. Надо создавать новый рай, в котором, так сказать, пропорции первобытной, стародавней жиз­ни были бы сохранены, но содержание жизни было бы обогащено всем истинно ценным, приобретенным на ис­торическом пути от Хаджи-Абрека, или купца Калаш­никова, или горбача Вадима до Лермонтова. Но как это сделать?

   В Хаджи-Абреке или в Вадиме Лермонтов ценит, конечно, не зверскую их жестокость, а лишь ту пропор­циональность или эквивалентность мысли и дела, кото­рой он тщетно искал вокруг себя, в своих современни­ках. Преступность кровопролития, равно как и вообще азбуку гуманизма, он понимал, уж разумеется, не хуже других. Об этом свидетельствуют даже минуты его от­чаяния в будущности человеческого рода, в одну из ко­торых он написал замечательный, хотя и мало замечае­мый "отрывок":

  

   Теперь я вижу: пышный свет

   Не для людей был сотворен... ⁴⁴

  

   Люди сгибнут, и "наш прах лишь землю умягчит другим, чистейшим существам. Не будут проклинать они; меж них ни злата, ни честей не будет, станут течь их дни невинные, как дни детей; меж них ни дружбу, ни любовь приличья цепи не сожмут, и братьев праведную кровь они со смехом не прольют". А мы, люди, будем смотреть на этот "рай земли" из "бездны тьмы" и каз­ниться завистью и тоской: "вот казнь за целые века злодейств, кипевших под луной".

   Этот вопль повторяется, лишь в более мягкой фор­ме, в часто цитируемых строках из "Валерика".

  

   И с грустью тайной и сердечной

   Я думал: жалкий человек!

   Чего он хочет?.. Небо ясно:

   Под небом места много всем,

   Но беспрестанно и напрасно

   Один враждует он... Зачем?

  

   А между тем об этой самой битве при Валерике Лермонтов писал одному из своих приятелей ⁴⁵ в таком тоне: "Нас было всего две тысячи пехоты, а их до шести тысяч, и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте,- кажется, хорошо!.. Я вошел во вкус войны и уверен, что для человека, который привык к сильным ощущениям этого банка, мало найдется удовольствий, которые бы не показались приторными". Мало того, вскоре после битвы при Валерике мы видим Лермонто­ва чем-то вроде атамана шайки головорезов, предводителем сбродного партизанского "Лермонтовского отря­да" ⁴⁶, во главе которого поэт проделывал настоящие фокусы отчаянной и совсем ненужной храбрости. Не уличить ли нам поэта в противоречии или не предоста­вить ли двум критикам доказывать - одному, что Лер­монтов был любитель "бранной забавы", а другому, что он эту "забаву" ненавидел? Это возможно. Мало писа­телей, суждения о которых были бы столь разноречивы и противоречивы, как о Лермонтове. Есть критики и би­ографы, характеризующие Лермонтова как протестанта по преимуществу и в особенности подчеркивающие в нем "с небом гордую вражду" ⁴⁷; но находятся и такие, которые полагают, что девизом его жизни и деятель­ности могут служить смиренномудрые слова: "да будет воля Твоя". Одни ищут и находят в Лермонтове черты казенного патриотизма с барабанным боем, другие указывают черты резко противоположные. Одни поме­щают поэта между небом и землей в костюме "наряд­ной печали" и красивого презрения к маленьким и не­прочным земным делам; другие приписывают ему, на­против, даже особливую приземистость. И все это, при желании и некотором, весьма даже незначительном искусстве, может быть доказываемо и подтверждаемо цитатами или ссылками на биографические факты. С таким же правом можно бы было доказывать и то, что Лермонтов был врагом кровопролития, и то, что он был его апологетом. Дело, однако, в том, что, не говоря о преходящих настроениях минуты, на которых ничего не следует строить, Лермонтов, совершенно независимо от своих убеждений, высоко ценил самую убежден­ность, засвидетельствованную делом. Пусть Хаджи-Аб­рек зверь, пусть Вадим еще больший зверь, но Лермон­тов видит в нем "великую душу", хотя и жалеет, что его "геройское терпение, скорость мысли и решительность" пошли на дело зверской, личной мести. И многое про­стил бы он своим современникам, если бы видел в них готовность постоять хоть за что-нибудь с такою же непоколебимою решимостью, с какою Хаджи-Абрек, Калашников или Вадим стоят за свое дело.

   В числе причин этого недуга бессилия любопытен "яд просвещенья". Видеть в этом указании какой-ни­будь протест против науки, теоретического знания как такового - совершенно неосновательно. Мимоходом сказать, школьное образование Лермонтова не было, конечно, значительно, но самостоятельно он, по-види­мому, много учился, и не только в области изящной ли­тературы, и не только в годы ранней юности. Так, в 1841 году, перед последней поездкой на Кавказ, он пи­сал одному приятелю ⁴⁸: "Покупаю для общего нашего обихода Лафатера и Галя и множество других книг". Это свидетельствует о довольно широких и разносто­ронних чисто умственных интересах, и если "просвещение" является в глазах Лермонтова "ядом", то лишь в том смысле, что оно, при известных условиях, так сказать, парализует, подобно некоторым настоящим ядам, двигательные нервы, отнимает у них способность быть проводниками воли. И действительно, есть дозы и формы просвещения, которые, подмывая старые ве­рования, служившие когда-то источником или импуль­сом деятельности, не дают взамен ничего нового и оставляют человека при голом скептицизме. Есть другие дозы и формы просвещения, которые делают мысль, идею, познание, теорию настолько преувеличен­но привлекательными, что человек на них останавлива­ется, не помышляя о претворении мысли в дело и теории в практику. Такое-то просвещение и есть, с точки зре­ния Лермонтова, яд.

   Лермонтову казалось иногда, что и сам он отравлен этим ядом. Оно так и было до известной степени, но в несравненно большей мере его точил другой недуг. Он рассказал о нем словами Печорина: "Пробегаю в па­мяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? Для какой цели я родился?.. А верно она существовала, и верно было мне назначение высокое, потому, что в душе моей я чувствую силы необъятные. Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманка­ми страстей пустых и неблагодарных, из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил наве­ки пыл благородных стремлений - лучший цвет жиз­ни". Эта характеристика Печорина, сделанная им са­мим под диктовку Лермонтова, приложима и к Лер­монтову, но с ограничениями. Ни из чего не видно, что­бы Лермонтов "навеки утратил пыл благородных стремлений". Он умер слишком молодым, чтобы можно было делать подобные заключения, и все заставляет, напротив, думать, что он, в лице Печорина, слишком рано поставил на себе крест. Не совсем также верно, что он не угадал "своего назначения". Но зато вполне верно, что силы его были громадны и что эти силы тра­тились иногда на "приманки страстей пустых и небла­годарных". Исключительный размер сил Лермонтова сказался не только в его чарующей поэзии, совмещаю­щей в своем содержании глубокую мысль и сильное чувство, а в своей форме - музыку стиха, живопись красок и пластику скульптуры. Исключительная сила выразилась и в житейских делах Лермонтова, даже в самых мелких и, прямо сказать, дрянных, нравственно безобразных. Нет имени его поведению в истории с Сушковой-Хвостовой, как мы ее знаем и от нее, и от него. Но, принимая в соображение его тогдашний мальчишеский возраст и житейскую, а в частности, светскую неопытность, нельзя все-таки не признать, что это - злая, бесспорно злая работа, но работа не­дюжинной силы. И сила эта совершенно особенная, редкий дар природы, приносящий с собой иногда много добра, иногда много зла,- дар дерзать и владеть, сила психического воздействия на людей. Печать этой силы лежит на всей поэзии Лермонтова, но и помимо поэзии она всегда рвалась в нем наружу, требовала работы, стихийно искала себе точки приложения. Именно сти­хийно. Лермонтов, по самой натуре своей, не мог не подчинять себе людей, так или иначе играя на струнах их душ, то намеренно их очаровывая, то столь же на­меренно доводя их до озлобления. В последние годы своей жизни Лермонтов мечтал о том, чтобы выйти в отставку и совсем отдаться литературе,- он думал издавать журнал ⁴⁹. Мудрено гадать, чего мы лишились, благодаря неосуществлению этого проекта. Мудрено гадать даже о том, удовлетворился ли бы сколько-ни­будь сам Лермонтов тою литературною деятельностью, какая была возможна в его время. Но вся жизнь его протекла в условиях, совершенно неблагоприятных для приискания деятельности, сколько-нибудь его достой­ной, за исключением, разумеется, поэзии, в которую он и вкладывал свою уязвленную душу. Отсюда мрачные мотивы и мрачный тон этой поэзии. В придачу к тяж­ким впечатлениям детства, быть может и преувеличен­ных пылкостью воображения и болезненною чуткостью поэта, в пору сознательной жизни явилось еще нечто вроде мук Прометея, у которого печень вновь вы­растает по мере того, как ее клюет коршун. Мы видели, что даже в юнкерской школе, среди веселого разгула и непристойных упражнений в поэзии, Лермонтов внут-ренно угрызался и тосковал. И так было всю жизнь. Становясь на Кавказе во главе чего-то вроде шайки башибузуков, он находил некоторое удовлетворение, которое сам сравнивает с ощущениями азартной игры; но это лишь увлечение минуты, за которым следует горькое раздумье и разочарование. Слепая сила его собственной природы стихийно побуждала его держать и владеть где бы то ни было и при каких бы то ни было обстоятельствах, а голос разума и совести клеймил эту жизнь печатью пошлости и пустоты. Но опять, при пер­вом удобном случае, при новой встрече с женщиной, при столкновении с новым обществом, жажда дерзать и владеть выступала вперед, и опять голос разума и со­вести говорил: не то! не таково должно быть поле деятельности для "необъятных сил"! Немудрено, что в душе поэта вспыхивали зловещие огни отчаяния и злого, мстительного чувства. Немудрено, что жизнь казалась ему временами "пустою и глупою шуткой"... Кн. Васильчиков прав, говоря, что то было время "самое пустое в истории русской гражданственности", и указывая на "придавленность общества после ка­тастрофы 14 декабря". Но он не прав, называя Лер­монтова "человеком вполне своего века, героем своего времени" Или по крайней мере это определение требует оговорки Что бы ни хотел сказать Лермонтов заглави­ем своего романа - иронизировал ли он или говорил серьезно, собирательный ли тип хотел дать в Печорине или выдающуюся единицу, с себя ли писал "героя на­шего времени" или нет,- для него самого его время было полным безвременьем. И он был настоящим героем безвременья.

  

  

  

  

   Впервые - Рус. вед. 1891. No 192, 216, 235. Печатается по тексту: Михайловский Н. К. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб., 1911. Т. VI.

  

   ¹ Справка эта была опубликована лишь в 1873 году Розановым в "Русской старине".- Заметка "Время рождения и крещения поэта Лермонтова" опубликована в июльском номере этого журнала членом Московского археологического общества и Общества истории и древностей при Московском университете Н. П. Розановым.

  

   ² Ф. Боденштедт (1819-1892), немецкий писатель, переводчик, журналист. В 1852 г. выпустил в Берлине двухтомное издание своих переводов "Поэтическое наследие Лермонтова"- первое зарубежное собрание сочинений поэта. Весной 1841 г. лично встречался с Лермонтовым. Отрывки из статей и воспоминаний Боденштедта о Лермонтове в русском переводе М. Л. Михайлова опубликованы в "Современнике" (1861. No 2. С. 318-334). См.: Сигал Н. Боденштедт- переводчик Лермонтова: Уч. зап. ЛГУ. 1941. No 64.

  

   ³ ...Ростопчина справедливо замечает...- Е. П. Ростопчина (1811 -1858) - писательница. Своими воспоминаниями о Лермонтове поделилась в письме к А. Дюма-отцу. См.: Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1972. С. 283. (В дальнейшем: Лермонтов в воспоминаниях.)

  

   ⁴ См.: Белинский В. Г. Полн.. собр. соч.: В 13 т. М., 1954. Т. 6. С. 534. Впервые - в "Отечественных записках" (1841. No 2)..

  

   ⁵ В стих. "Поэт".

  

   ⁶ Он сам подсмеивался над своею "страстью повсюду оставлять следы своего существования"...- из письма Лермонтова к М. А. Лопухиной от 2 сентября 1832 г. См.: Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 6 т. Л., 1971. Т. 6. С. 111. Впервые письма Лермонтова к Лопухиной были опубликованы в журнале "Русский архив" (1863. No 3-5).

  

   ⁷ "Лермонтов ищет, сочиняет, улаживает..."- См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 283.

  

   ⁸ ...Лермонтов зашел к А. Н. Муравьеву...- Об этом эпизоде поэт и мемуарист А. Н. Муравьев (1806-1874) вспоминал в книге "Знакомство с русскими поэтами" (Киев, 1871. С. 24). См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 197.

  

   ⁹ Воспоминания Е. А. Хвостовой (1812-1868) отдельным изданием вышли в Петербурге в 1870 г. См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 82-97.

  

   ¹⁰ Имеется в виду баллада В. Скотта "Томас Рифмач", написанная по мотивам легенды о шотландском поэте XIII в. Томасе Эрселдауне, по прозвищу Лермонт, который считается зачинателем шотландской литературы.

  

   ¹¹ Шангирей думает...- См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 35.

  

   ¹² В юношеской лирике Лермонтова...- Ниже Михайловский цитирует стих. "Кавказ" (1830), "Эпитафия" (1832), "Ужасная судьба отца и сына..." (1831).

  

   ¹³ M. M. Сперанский (1772-1839), государственный деятель, юрист и дипломат, друг А. А. Столыпина (1778-1825), родственника Лермонтова с материнской стороны.

  

   ¹⁴ П. А. Висковатов (Висковатый, 1842-1905), историк литературы, биограф Лермонтова, профессор Дерптского университета. Михайловский цитирует Висковатого по статье "Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество" (Рус. мысль. 1881. No 12. С. 32- 33). В 1891 г. в Москве под этим же заглавием Висковатов издал книгу, которая была наиболее полным для своего времени систематическим сводом данных о поэте. Этот труд Висковатова со Вступительной статьей Г. М. Фридлендера и примечаниями А. А. Карпова переиздан в Москве в 1987 г.

  

   ¹⁵ От Галахова до г. Спасовича целый ряд писателей старался определить влияние на Лермонтова... Байрона.- Историк литературы, писатель, сотрудник "Отечественных записок" А. Д. Галахов (1807-1892) в статье "Лермонтов" (Рус. вестн. 1858, No 13, 14, 16) специально рассматривал влияние на Лермонтова европейской культуры, особенно творчества Байрона. Начатое Галаховым сопоставление творчества Лермонтова с западно-европейскими образцами продолжили представители культурно-исторической школы. В частности, известный адвокат, публицист и литературовед В. Д. Спасович (1829-1906) в статье "Байронизм Лермонтова" (Вестн. Европы. 1888. No 4) писал: "Не будь Байрона и его влияния на Лермонтова, вышел бы, может быть, крупный поэт, не очень высокого полета, с узким национальным направлением. Под влиянием Байрона из Лермонтова выработался поэт весьма высокого полета".

  

   ¹⁶ Другой ряд критиков, от Боденштедта до г. Острогорского... находил... что тон поэзии Лермонтова вполне объясним и без этого влияния.- Об этом писал педагог, автор популярных книг для детей и юношества, посвященных творчеству выдающихся русских писателей, В. П. Острогорский (1840-1902) в статье "Мотивы лермонтовской поэзии" (Рус. мысль. 1891. No 1, 2).

  

   ¹⁷ ...говорит Боденштедт.- См.: Современник. 1861. No 2. С. 321.

  

   ¹⁸ В статье "Еще о героях" (1891) Михайловский, анализируя книгу английского философа, историка и публициста Т. Карлейля (1795-1881) "Герои, почитание героев и героическое в истории" (СПб., 1891), выделил, в частности, следующие мысли ее автора: "Великий человек "достаточно мудр, чтобы верно определить потребности времени, и достаточно отважен, чтобы повести его прямою дорогою к цели". ...Культ героев всегда существовал и всегда будет существовать - преклонение перед тем, что выше нас, есть глубочайшая потребность и вместе с тем благороднейшая черта человеческой природы. ...Уже из этого видно, что карлейлевский культ героев не заключает в себе ничего раболепного" (Михайловский Н. К. Т. II. С. 371, 372, 373).

  

   ¹⁹ Михайловский приводит цитату из XI главы романа Лермонтова о "пугачевщине", известного под редакторским заглавием по имени героя "Вадим", над которым поэт работал, когда ему было девятнадцать лет.

  

   ²⁰ ...Лермонтов говорил Белинскому о задуманной им романтической трилогии...- Об этом Белинский писал в рецензии на второе издание "Героя нашего времени". См.: Белинский В. Г. Т. 5. С. 455.

  

   ²¹ Из стих. "Не думай, чтоб я был достоин сожаленья..." (1830).

  

   ²² "...он кончит жизнь ничтожным человеком"...- из письма Лермонтова (1832, авг.) к С. А. Бахметевой. См.: Лермонтов М. Ю. Т. 6. С. 411.

  

   ²³ ..."самого главного его недостатка - суетности и самолюбия"- из письма Лермонтова (начало 1839 г.) к М. А. Лопухиной. См.: Лермонтов М. Ю. Т. 6. С. 740.

  

   ²⁴ Из стих. "Он был рожден для счастья, для надежд..." (1832).

  

   ²⁵ Воспоминания П. Ф. Вистенгофа (ок. 1815 - после 1878) впервые были опубликованы в журнале "Исторический вестник" (1884. No 5. С. 333). См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 108.

  

   ²⁶ ...Панаев вспоминает...- Михайловский цитирует "Литературные воспоминания И. И. Панаева" (Современник. 1861. No 2. С. 657). См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 232-233.

  

   ²⁷ ...Лермонтов, уже тогда считавший себя "океаном", в котором "надежд разбитых груз лежит"...- из стих. Лермонтова "Нет, я не Байрон, я другой..." (1832).

  

   ²⁸ Об этом вспоминал соученик Лермонтова по Школе юнкеров A. М. Меринский (?- 1873) в статье "М. Ю. Лермонтов в юнкерской школе" (Рус. мир. 1872. No 5). См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 38.

  

   ²⁹ ..."российским дворянином Скот-Чурбановым" - из статьи B. П. Бурнашева (?-1888) "Мих. Ю. Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников" (Рус. архив. 1872. No 1). См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 190-194.

  

   ³⁰ ...Лермонтов... называет в одном письме время пребывания в юнкерской школе "страшными годами"- в письме к М. А. Лопухиной от 23 декабря 1834 г. См.: Лермонтов М. Ю. Т. 6. С. 428.

  

   ³¹ В письме от 23 декабря 1834 г.

  

   ³² См.: Лермонтов М. Ю. Т. 6. С. 387.

  

   ³³ Г-н Пыпин в предисловии к одному из изданий Лермонтова... г. Скабичевский в предисловии к павленковскому изданию...- См.: Лермонтов М. Ю. Соч. СПб., 1891. Т. I. С. 48.

  

   ³⁴ Г-н Пыпин давно отрекся от своих подозрений...- См.: П ып и н А. Н. Белинский, его жизнь и переписка. СПб., 1876. Т. 2. С. 37.

  

   ³⁵ Из стих. Некрасова "Памяти Белинского" (1853), впервые опубликованного под названием "Памяти приятеля".

  

   ³⁶ Впервые воспоминания о Лермонтове В. А. Соллогуб (1813-1882) опубликовал в "Русском архиве" (1865. No 5-6), а затем в несколько измененном варианте в 1886 г. в "Историческом вестнике". Сущность отношения Соллогуба к Лермонтову частично раскрывается в сохранившемся наброске беседы П. А. Висковатова и Соллогуба, недавно опубликованном А. А. Карповым: "Граф его терпеть не мог и был склонен умалять его талант. Хваля его, он делал уступку общественному мнению, но тут же всегда прибавлял что-нибудь, ясно свидетельствовавшее, что он в душе досадовал на славу, которую приобрел себе поэт. Так, говоря, что в лице Лермонтова русская литература понесла сильную утрату, граф уверял, что Лермонтов, впрочем, никогда не отдался бы серьезной работе. "Он, как и я, был только наездником на русском Парнасе. Ему посчастливилось больше меня, может быть, потому, что он вовремя умер, а я имел глупость остаться жить..." (Висковатов П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1987. С. 445-446).

  

   ³⁷ Удар, по-видимому, не попал в цель, потому что Лермонтов даже не узнал себя.- П. А. Висковатов писал об этом так: "Гр. Соллогуб поместил свой роман "Большой свет" в "Отечественных записках" за 1840 г. (Т. 9). Но Лермонтов раньше еще узнал о нем (писан он был в конце 1839 года), и стихотворение "Первое января" является до некоторой степени ответом на нападки в романе, направленные против поэта. Соллогуб, легкомысленный человек, плохо, кажется, сознавал, какую незавидную роль играл он, когда писал роман свой с целью унизить поэта в глазах общества, иначе он в своих воспоминаниях не говорил бы о подробностях по поводу появления его" (Висковатов П. А. Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1987. С. 290).

  

   ³⁸ "Врачу, исцелися сам"...- Евангелие от Луки, 4:23.

  

   ³⁹ "...над храбрым офицером и великим поэтом".- Михайловский цитирует воспоминания секунданта на последней дуэли Лермонтова князя А. И. Васильчикова (1818-1881) "Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым" (Рус. архив. 1872. No 1). См.: Лермонтов в воспоминаниях. С. 367.

  

   ⁴⁰ ...о каком-нибудь обидном стихотворении, которого злопамятный товарищ не простил поэту даже после его смерти.- Речь идет о соученике Лермонтова по Школе юнкеров, позднее генерал-фельдмаршале князе А. И. Барятинском (1814-1879), изображенном в качестве главного героя в поэме "Гошпиталь".

  

   ⁴¹ ...пере-переводе Минаева.- См.: Затерянное стихотворение М. Ю. Лермонтова. Перевод с немецкого Д. Д. Минаева // Ист. вестн. 1883. No 9. С. 597.

  

   ⁴² ...оригинале-переводе Боденштедта...- См.: Чириков Г. С. Неизданные стихотворения Лермонтова в немецком переводе Боденштедта (Рус. старина. 1873. С. 398). Перевод цитируемого Михайловским стихотворения Лермонтова см. в кн.: В и с к о в а т ы й П. А. Перевод 18 стихотворений М. Ю. Лермонтова, сообщенных на немецком языке Фр. Боденштедтом. Дерпт, 1880. С. 4-5.

  

   ⁴³ П. А. Висковатов писал об этом: "Выражение, которым клеймили поэта многие. Некоторые из современников и даже лиц, бывших тогда на водах, говоря о нем, употребляли это выражение в беседе со мною" (Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1987. С. 357).

  

   ⁴⁴ Из стих. "Отрывок" ("На жизнь надеяться страшась...", 1830).

  

   ⁴⁵ В письме от 12 сентября 1840 г. к близкому другу Лермонтова А. А. Лопухину (1813-1872).

  

   ⁴⁶ ...сбродного партизанского "Лермонтовского отряда"...- Об этом П. А. Висковатову рассказывал неприязненно относившийся к Лермонтову барон Л. В. Россильон (1803-1883). См.: Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. С. 304-305.

  

   ⁴⁷ Из второй редакции поэмы Лермонтова "Демон".

  

   ⁴⁸ В письме 1841 г. ставропольскому знакомому А. И. Бибикову (?- 1856).

  

   ⁴⁹ ...он думал издавать журнал.- Об этом писал П. А. Висковатов со слов А. А. Краевского и В. А. Соллогуба. См.: Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. С. 324-325.