Ростопчина Евдокия Петровна - Документы, письма, воспоминания - Книги

Е. П. Ростопчина

Документы, письма, воспоминания

Ростопчина Е. П. Талисман: Избранная лирика. Драма. Документы, письма, воспоминания / Сост. В. Афанасьев.

М., "Московский рабочий", 1987. (Московский Парнас).

Сестра моя Евдокия Петровна Сушкова родилась 23 декабря 1811 года в Москве, на Чистых прудах, близ Покровки, в доме ее родного деда с материнской стороны, Ивана Александровича Пашкова, у которого ее родители, Петр Васильевич и Дарья Ивановна, поселились со времени их бракосочетания в январе этого же года. Во время нашествия французов в 1812 году все семейство Пашковых выехало в одну из симбирских деревень Ивана Александровича, но П. В. Сушков, служивший чиновником VIII класса при московском комиссариате, оставался в Москве, где в 1812 и 1813 годах было ему поручено заготовление вещей для армии, а после того, до половины 1815 г., находился при ней за границею. В 1816 г. Д. И. Сушкова родила сына Сергея, а в 1817 г. второго сына Дмитрия и чрез два месяца после того скончалась от чахотки. В это время на принадлежавших И. А. Пашкову Белорецких железных заводах, в Оренбургской губернии, произошли между рабочими беспорядки, и вообще заводское дело пришло в сильный упадок. <...> Он уговорил своего зятя П. В. Сушкова оставить на время службу и отправиться на завод для водворения там порядка. Петр Васильевич поехал, оставив своих детей у деда и бабушки Пашковых.

Вернувшись через три года, он отправился в Петербург и поступил там на службу в министерство финансов; здесь он оставался несколько лет, часто навещая в Москве своих детей, которых не мог взять к себе по разным причинам и главным образом потому, что не желал поселиться в Петербурге и все ожидал получения места где-нибудь в губернии. Только в начале 1826 г. был он назначен начальником Оренбургского таможенного округа и проездом через Москву взял с собою двух сыновей, но 14-летнюю дочь пришлось оставить у Пашковых, так как в то отдаленное от нас время не имелось возможности окончить приличным образом воспитание светской девушки в малонаселенной Оренбургской крепости, и, кроме того, ее пребывание у вдового отца, часто отлучавшегося для объездов своей весьма растянутой в два конца - до Гурьева и до Троицка - таможенной линии, было бы сопряжено для нее со многими неудобствами.

С. П. Сушков. 1890

Учение Евдокии Петровны соответствовало требованиям тогдашнего воспитания светских барышень, по следующей общепринятой для них программе: закон божий, языки русский, французский и немецкий, немного арифметики, краткие познания из истории и географии, рисование, игра на фортепиано и танцы. В сущности, этой программы элементарного образования было в то время достаточно для светской девушки, так как те из них, которые сами пожелали бы, могли впоследствии дополнить и усовершенствовать свои познания, посредством чтения и самостоятельных занятий. По счастью для Евдокии Петровны, она была одарена от природы отличными умственными способностями, необыкновенною памятью, большою любознательностью, страстною любовью к поэзии и литературе, а потому еще в отроческом возрасте стала постепенно дополнять и расширять круг своих познаний посредством обширного и разнообразного чтения; она также успела изучить язык английский и позднее итальянский.

С. П. Сушков. 1890

В прозаически-житейском семействе Пашковых, где она воспитывалась, никто не занимался литературою. Из семейства же Сушковых проживала в Москве единственно Прасковья Васильевна, никогда не писавшая никаких сочинений, и Андрей Васильевич - отъявленный враг пера, даже не любивший писать простых писем. Что же касается до Николая Васильевича, то после кончины в 1819 году его отца он покинул Москву 22-х лет от роду, когда еще не думал заниматься литературою, а моей сестре было в то время только восемь лет,-они сошлись и сблизились гораздо позднее, лишь в конце 1847 г. <...>

Евдокия Петровна начала писать стихи скрытно от старших родных в семействе Пашковых.

С. П. Сушков. 1888

Меня маленькую учили басням! Помню их уроки.

Е. П. Ростопчина - М. П. Погодину. 10.XII. 1849. Москва

Он <Н. П. Огарев> познакомился с моею сестрою, когда она была девочкою 14-ти лет, а он еще учился в Московском университете и посещал в доме Пашковых гувернантку наших двоюродных сестер, англичанку А. Е. Горсеттер, которая раньше жила в семействе Огарева.

С. П. Сушков. 1890

Воскресло в памяти унылой

То время светлое, когда

Вы жили барышнею милой

В Москве, у Чистого пруда.

Мы были в той поре счастливой,

Где юность началась едва,

И жизнь нова, и сердце живо,

И вера в будущность жива.

Двором широким проезжая,

К крыльцу невольно торопясь,

Скакал, бывало, я - мечтая -

Увижу ль вас, увижу ль вас!

Я помню (годы миновали!)...

Вы были чудно хороши;

Черты лица у вас дышали

Всей юной прелестью души.

В те дни, когда неугомонно

Искало сердце жарких слов,

Вы мне вручили благосклонно

Тетрадь заветную стихов.

Не помню - слог стихотворений

Хорош ли, нехорош ли был,

Но их свободы гордый гений

Своим наитьем освятил.

С порывом страстного участья

Вы пели вольность и слезой

Почтили жертвы самовластья,

Их прах казненный, но святой.

Листы тетради той заветной

Я перечитывал не раз,

И снился мне ваш лик приветный

И блеск и живость черных глаз.

Н. П. Огарев. Отступнице (посвящено гр. Р-й). 1857. Лондон 264

Да, тогда выучивали наизусть Расина, Жуковского, Мильвуа и Батюшкова. Тогдашние женщины не нынешним чета! Они мечтали, они плакали, они переносились юным и страстным воображением на место юных и страстных героинь тех устаревших книг; это все, может быть, очень смешно и слишком сентиментально по теперешнему, но зато вспомните, что то поколение мечтательниц дало нам Татьяну, восхитительную Татьяну Пушкина, милый, благородный, прелестный тип девушки тогдашнего времени. <...>

Книги заменяли ей воспитателей, она окружила себя гениями и мыслителями всех веков и народов; Гете, Шиллер, Жан-Поль, Шекспир, Данте, Байрон, Мольер и сладко-струнные поэты, теперь столь пренебрегаемые у нас, Шенье, Жуковский, Пушкин, Мур, Гюго и романисты-сердцеведцы, Бальзак, Бульвер, Нодье,- и все, что только могло возвысить душу, развить воображение, тронуть сердце созревающей затворницы, все это любила, знала, понимала она. Конечно, от этого переселения в мир идеальный и письменный она удалилась понятиями и чувствами от действительности, предавалась мечтательности и восторженности, но это самое придавало особенную прелесть ее словам, ее обращению; она говорила как другие пишут, и в ней не было ничего пустого и пошлого, чем портятся девушки, слишком рано посвященные в светскую жизнь и ее развлечения.

Е. П. Ростопчина. Счастливая женщина. 1851-1852

В стихотворении "Две встречи" она описала первое свое знакомство с Пушкиным на бале у московского генерал-губернатора князя Д. В. Голицына, в первую зиму ее выезда в свет, когда ей было 18 лет; Пушкин так заинтересовался пылкими и восторженными излияниями юной собеседницы, что провел с нею большую часть вечера и после того тотчас познакомился с семейством Пашковых.

С. П. Сушков. 1890

В 1830 году князь Петр Андреевич Вяземский, посещавший семейство Пашковых, познакомился с стихами Евдокии Петровны под названием "Талисман", списал их и без ее согласия напечатал в петербургском альманахе "Северные цветы" на 1831 г. за подписью Д......а, которая должна была означать: Дария Сушкова, так как князь полагал, что имя моей сестры было Дария, потому что в семействе все ее называли "Додо", как она сама прозвала себя в раннем детстве. Это было первое появление в печати стихов Евдокии Петровны. По причине загадочной под, ними подписи долгое время не знали имени их автора, но наконец секрет открылся, и бедной поэтессе крепко досталось в семействе Пашковых за ее лирическое увлечение,- все находили, что для благородной светской барышни неприлично заниматься сочинительством, а печатать свои произведения уже совершенно постыдно! После такого приговора, конечно, Евдокия Петровна более не рисковала отдавать своих стихов в печать до самого времени своего замужества, хотя писала их довольно много, как это усматривается из книжки ее стихотворений, изданных в первый раз в 1841 г., где почти половина из них помечена 1829-1833 годами, написанных ею в возрасте от 17 до 21 года.

С. П. Сушков. 1890

Лермонтов <...> был дурен собой, и эта некрасивость, уступившая впоследствии силе выражения, почти исчезнувшая, когда гениальность преобразила простые черты его лица, была поразительна в его самые юные годы. Она-то и решила его образ мыслей, вкусы и направление молодого человека, с пылким умом и неограниченным честолюбием. Не признавая возможности нравиться, он решил соблазнять или пугать и драпироваться в байронизм, который был тогда в моде. Дон Жуан сделался его героем, мало того, его образцом; он стал бить на таинственность, на мрачное и на колкости. Эта детская игра оставила неизгладимые следы в подвижном и впечатлительном; вследствие того что он представлял из себя Лара и Манфреда, он привык быть таким. В то время я его два раза видела на детских балах, на которых я прыгала и скакала, как настоящая девочка, которою я и была, между тем как он, одних со мною лет, даже несколько моложе, занимался тем, что старался вскружить голову одной моей кузине, очень кокетливой. <...> В то время я была в полном восторге от Шиллера, Жуковского, Байрона, Пушкина; я сама пробовала заняться поэзией и написала оду на Шарлотту Корде, и была настолько разумна, что впоследствии ее сожгла. <...> Он тогда был в благородном пансионе.

Е. П. Ростопчина. Из письма к Александру Дюма. 27.VIII/10.IX.1858. Москва

ДОДО

Умеешь ты сердца тревожить,

Толпу очей остановить,

Улыбкой гордой уничтожить,

Улыбкой нежной оживить;

Умеешь ты польстить случайно

С холодной важностью лица

И умника унизить тайно,

Взяв пылко сторону глупца!

Как в Талисмане стих небрежный,

Как над пучиною мятежной

Свободный парус челнока,

Ты беззаботна и легка.

Тебя не понял север хладный;

В наш круг ты брошена судьбой,

Как божество страны чужой,

Как в день печали миг отрадный!

М. Ю. Лермонтов. Конец декабря 1831. Москва

В мае месяце 1833 года мы поехали в Москву: одна из моих кузин выходила замуж за очень богатого и знатного человека. Свадьба эта сладилась совершенно неожиданно для всех нас и грустно удивила меня. Кузина, за неделю до решения своей судьбы, писала мне и с отчаянием говорила о своей пламенной и неизменной любви к другому. <...> Грустно мне было ехать в Москву. <...> Но как Выразить мое изумление, я не верила глазам и ушам своим, когда меня встретила кузина, не бледная, не исхудалая, не грустная, но цветущая, счастливая.

Е. А. Сушкова (Хвостова). 1857-1860. Петербург

В начале 1833 года Евдокия Петровна вышла замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина, младшего сына бывшего в 1812 году главнокомандующего в Москве графа Федора Васильевича. Венчание происходило в церкви Введения на Лубянке, наискось которой находился дом жениха, доставшийся ему после отца, который в нем жил в 1812 г. и позднее скончался 18 января 1826 г. <...> Жених был еще несовершеннолетний и моложе невесты. Сначала Евдокия Петровна не соглашалась принять его предложения, но после поддалась общему влиянию и напору со стороны всех родных и коротких друзей семейства Пашковых.

С. П. Сушков. 1890

Наша Сушкова помолвлена за молодого графа Ростопчина. <...> Говорят, что от этой свадьбы все московские матушки рвут и мечут; Сушкова совсем обворожила старуху Ростопчину, которая сначала не хотела дать согласия и призвала ее к себе, чтобы представить ей все опасности этого брака, основанные на молодости, на шалостях, на непостоянстве сына. Но не робкую душу вложил бог в Сушкову: она отвечала, что грядет на вольную смерть, и, наконец, так понравилась будущей теще, что та говорит, что не могла никогда угадать лучшего счастия для сына.

П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу. 10. V. 1883

Несмотря на свою преждевременную плешь, мой отец умел нравиться, когда желал. Он имел важную осанку, прекрасный рост, блестящий и игривый ум. <...> Накануне свадьбы дед мой, к своему удивлению, узнал по бумагам, врученным моим отцом, что жениху не 30 лет, как все думали, судя по наружности, а всего только 19. Дед был поражен. Моя мать была еще более удивлена, оказавшись на два года старше своего жениха. <...> Человек, преждевременно состарившийся, вызывает удивление, если не страх.

Л. А. Ростопчина. 1004

Она вошла в мужнин дом без заблуждений, несовместных с ее годами и нравом, но с твердою, благородною самоуверенностью, с намерением верно и свято исполнять своп обязанности,- уже не мечтая о любви, слишком невозможной, но готовая подарить мужу прямую и высокую дружбу, делить с ним добро и зло, радость и горе, принимать участие во всем, его занимающем, и уделять ему сколько можно из богатого родника своего собственного внутреннего мира. Она готовилась быть его подругою, понимая под этим словом полное, сознательное, неизменное сотоварищество двух существ, свободно избравших один другого для перехода через неизвестную и подчас трудную дорогу жизни.

Е. П. Ростопчина. Счастливая женщина. 1851-1852

Мы нашли родных в хорошем настроении и потерявшими головы от блестящей свадьбы Додо. <...> Утром граф (Ростопчин) явился представиться. <...> Он держит себя пренебрежительно, даже презрительно, глупая улыбка не сходит с его губ, его замечания очень часто бывают неуместны, он упрям и, однако, пуст и легкомыслен; он скуп и часто расточителен до сумасшествия. <...> Ему прислали из Петербурга для его невесты серьги, стоившие 10 000, но, так как они ей не понравились, он их разломал на куски.

Е. А. Сушкова (Хвостова). 27.V.1833. Москва

В воскресенье мы гуляли в Кенгштоновом и в Гайд-парках. Какая унылая великолепная прелесть! Я смотрел на эти тени в полях Елисейских, на красавиц неоживленных, на роскошь экипажей и на необозримость парков, на мрачный памятник Веллингтону и думал - о Пресненских прудах... Товарищ мой вторил мечтам моим чтением стихов гр. Р<остопчино>й. Право, не худо, по крайней мере она угадала мое сердце, в эту минуту тоскою по отчизне настроенное.

Тургенев А. И. Отрывки из заграничной переписки.- Московский наблюдатель, 1835, ноябрь

Осенью 1836 г. молодые супруги приехали пожить в Петербурге и на первое время, до приискания более удобного помещения, поселились в довольно скромной квартире на Сергиевской улице. По своему немалочисленному родству и связям в высшем петербургском обществе они были приняты отлично в его кругу, в особенности Евдокия Петровна, имевшая обаяние молодости, красоты, ума, любезности и поэтического таланта. <...> От зимы с 1836 на 1837 г. сохранились в моей памяти неизгладимые воспоминания о происходивших нередко у Ростопчиных обедах, на которые собирались Жуковский, Пушкин, князь Вяземский, А. И. Тургенев, князь Одоевский, Плетнев, графы Виельгорские, Мятлев, Соболевский, граф В. Соллогуб и еще некоторые другие лица. <...> Все эти наши литературные знаменитости относились с искренним, теплым сочувствием и лестными похвалами к молодой талантливой писательнице.

С. П. Сушков. 1890

Евдокия Петровна далеко не была красавицею в общепринятом значении этого выражения. Она имела черты правильные и тонкие, смугловатый цвет лица, прекрасные и выразительные карие глаза, волосы черные <...>, выражение лица чрезвычайно оживленное, подвижное, часто поэтически-вдохновенное, добродушное и приветливое; рост ее был средний, стан не отличался стройностью форм. Она никогда не поражала своею красотою, но была привлекательна, симпатична и нравилась не столько своею наружностью, сколько приятностью умственных качеств. Одаренная щедро от природы поэтическим воображением, веселым остроумием, необыкновенной памятью, при обширной начитанности на пяти языках <...>, замечательным даром блестящего разговора и простосердечною прямотою характера при полном отсутствии хитрости и притворства, она естественно нравилась всем людям интеллигентным.

С. П. Сушков. 1888

Я познакомилась с молодой графиней Ростопчиной; она далеко не заслуживает своей репутации красавицы; правда, у нее большие черные глаза, но зато кожа у нее тоже черная и притом маслянистая, черты лица крупные, а росту она маленького и незначительного; поэтому я предпочитаю ее мужа с его оживленным лицом, глазами навыкате и вздернутым носом, напоминающим все портреты его отца.

С. Н. Карамзина. 29.XI1.1836/10.I.1837. СПб.

Как-то раз в кабинете графини Одоевский увидел две книги "в богатом переплете вроде молитвенников". "Это мое Евангелие",- сказала графиня. То были Гюго и Байрон.

П. Н. Сакулин. 1913

Пушкин за день до своего смертельного поединка обедал у графини и, как рассказывал нам ее муж граф А. Ф. Ростопчин, неоднократно убегал из гостиной мочить себе голову: до того она у него горела.

П. Бартенев. 1905

Вчера был я у Карамзиных и нашел там Ростопчину, которая велела тебя поцеловать. <...> Утренники у Ростопчиной.

П. А. Вяземский - А. И. Тургеневу. 25.II.1838. СПб. 270

Переходим к стихотворному отделению. На нынешний раз оно так бедно, что мы не заговоримся о нем. Пушкинских стихотворений только два. <...> После этих двух стихотворений Пушкина замечательны только следующие: "Тайные думы" гр-ни Е. Р-ной: в нем прекрасными, полными души и чувства стихами воспеваются достоинства одной высокой особы.

Белинский В. Г. Литературная хроника. Современник, т. 9.- Московский наблюдатель, 1838, апрель

Посылаю вам, графиня, на память книгу, которая может иметь для вас некоторую цену. Она принадлежала Пушкину; он приготовил ее для новых своих стихов и не успел написать ни одного; мне она досталась из рук смерти; я начал ее; то, что в ней найдете, не напечатано нигде. Вы дополните и докончите эту книгу его. Она теперь достигла настоящего своего назначения. Все это в старые годы я написал бы стихами, и стихи были бы хороши, потому что дело бы шло о вас и о вашей поэзии; но стихи уже не так льются, как бывало; кончу просто: не забудьте моих наставлений, пускай этот год уединения будет истинно поэтическим годом вашей жизни.

В. А. Жуковский - Е. П. Ростопчиной. 25.IV.1938. СПб.

ЧЕРНОВАЯ КНИГА ПУШКИНА

ВАСИЛИЮ АНДРЕЕВИЧУ ЖУКОВСКОМУ

Смотрю с волнением, с тоскою умиленной

На книгу-сироту, на белые листы,

Куда усопший наш рукою вдохновенной

Сбирался вписывать и песни и мечты;

Куда фантазии созревшей, в полной силе

Созданья дивные он собирать хотел...

И где, доставшийся безвременной могиле,

Он начертать ни слова не успел!..

Смотрю и думаю: судьбою легконравной

Какой удел благой, возвышенный и славный

Страницам сим пустым назначен прежде был!

Как много творческих, высоких помышлений,

Как много светлых дум, бесценных откровений

Он им поверил бы...

И гроб все истребил!

Приняв наследие утраченного друга,

Свидетель горестный предсмертного недуга,

Другой, восторженный, мечтательный поэт

Болезненно взирал на сей немой завет...

И сердце в нем стеснялось от испуга.

"Давно ли,- думал он,- давно ли предо мной

Он, в полном цвете лет, здоровый, молодой,

Мечтал о будущем, загадывал, трудился?

И вот он навсегда от глаз моих сокрылся!.."

Нет! полно в даль смотреть!.. не под моим пером

Ты, книга, оживешь духовным бытием!

И мне, и мне сей дар! - Мне, слабой, недостойной,

Мой сердца духовник пришел его вручить,

Мне песнью робкою, неопытной, нестройной,

Стих чудный Пушкина велел он заменить!

Но не исполнить мне такого назначенья,

Но не достигнуть мне желанной вышины!

Не все источники живого песнопенья,

Не все предметы мне доступны и даны:

Я женщина!.. во мне и мысль и вдохновенье

Смиренной скромностью быть скованы должны.

Е. П. Ростопчина. Апрель, 1838. СПб.

"Две встречи" - истинный рассказ моих двух первых свиданий с Пушкиным, и я обработала эту мысль именно для вас и "Современника", зная, как вам приятно собирать в этом изданьи все относящееся к памяти Незабвенного.

Е. П. Ростопчина - П. А. Плетневу. 21.XII.1838. СПб.

Мне очень обидно, если вы можете полагать, что я сама много думаю о своих стихах и дорожу своими выраженьями: это тщеславие далеко от моего образа мыслей, и если я была недовольна бессмысленными переделками "Библиотеки <для чтения>", то я всегда, напротив, с благодарностью приму поправки и советы благонамеренных.

Е. П. Ростопчина - ß. ф. Одоевскому. 1838. СПб.

Открытие первого младенческого в Петербурге приюта произвело уже самое благотворное действие. Оно возбудило прекрасное соревнование во всех классах граждан к устройству подобных заведений. <...> Седьмой приют, на Выборгской стороне, состоит в заведовании почетного члена графини Евдокии Петровны Ростопчиной.

Белинский В. Г. Литературная хроника. Современник, т. 12.- Московский наблюдатель, 1839, февраль

Все, внимательно наблюдающие за развитием современных у нас талантов, давно с истинным удовольствием принимают стихотворения писательницы, постоянно закрывающей себя от любопытства буквами: Гр-ня Е. Р-на. Читатели "Современника" наиболее знакомы с талантом ее, потому что стихотворениями гр-ни Е. П. Р-ной украшается каждый его том. Мы спешим обрадовать их известием, что эти произведения, исполненные жизни и красок, скоро изданы будут отдельною книгою. Таким образом все, наслаждающиеся высоким искусством и умеющие обогащаться его истинами, найдут возможность вполне изучить стихотворения, каких теперь у нас пишется не много. <...> В ее слоге, безыскусственном и созданном самою природою вещей, незаметно ни малейшего подражания. Она скорее пожертвует блеском, нежели верностию и собственностию выражения.

Плетнев П. А. О стихотворениях графини Е. П. Ростопчиной.- Современник, т. 18, 1838

Еще вчера в "Современнике" были отрывки из твоей поэмы и прелестная вещь под заглавием "Сосна" (мне нравится характер женской мечтательности, которым она проникнута. <...> Наша отечественная меланхолия как-то особенно выражается в деревне, в позднюю осень и в глуши Воронежской губернии, и представить себе там тебя, блестящую графиню, для которой опьянение балами, успехами казалось необходимым условием существования, как воздух, которым дышишь, и если подумать, что ты теряешь в таком одиночестве года, два лучших года в жизни женщины, то становится понятным чувство меланхолии, заставляющее тебя писать. <...> Ты должна воспользоваться этими двумя годами, потерянными для общества, но которые не должны быть потеряны для женщины-поэта, женщины замечательной и иначе созданной, чем мы, заурядная жизнь которых начинается на балу и кончается за ломберным столом.

Д. О. Смирнова - Е. П. Ростопчиной. 3.IV.1839. СПб.

Пятигорск. <...> Дам мало, да и те... <...> В тридцать девятом году съезд дам был тоже невелик и мало интересен, но тогда блистала графиня Ростопчина, которая везде - ив скромной беседе, и в шумном собрании, и в поэтических мечтаниях,- везде мила, везде завлекательна.

Н. Ф. Туровский. На дневника поездки по России в 1841 году

Зачем вас здесь нет? Здесь так хорошо, тепло, светло, воздух так чист, так тих. <...> Почти неделя, что я здесь, и еще не раскрывала книги, не подходила к письменному снаряду. <...> Посылаю вам цветы, сорванные на здешних горах, а именно на Машуке.

Е. П. Ростопчина - В. Ф. Одоевскому. 25.V.1839. Пятигорск

Вот видите, почтенный Петр Александрович, как я держу свое слово и как помню, что вам одним решилась вверить судьбу моих стихов,- целая тетрадь посылается вам при просьбе о снисхождении. <...>

Что наш Василий Андреевич делает? Благодарите его от меня за умиленное наслаждение, принесенное мне чтением его "Камоэнса". Как мысли этого дивного человека возвышаются и озаряются чем-то святым в годы, когда другие забывают восторженность молодости и предаются вполне существенности! <...> Мой муж кланяется вам от души. Нельзя ли вам передать от меня такой же задушевный поклон почтенному Ивану Андреевичу Крылову?

Е. П. Ростопчина - П. А. Плетневу. 22.I.1840. Село Анна

Я получил недавно стихотворение, написанное по-русски и озаглавленное "Виктору Гюго, не избранному Французской академией". Автор этих стихов - графиня Ростопчина, несколько стихотворений которой вы, может быть, прочли в переводе в моих "Boreales" {"Северные" (франц.).}. Она поручила мне перевести стихотворение на французский язык и вручить его вам. Судите, милостивый государь, как я горд и восхищен тем, что на меня возложено такое поручение. Общественное мнение России, чтобы дать вам почувствовать свое негодование и удивление, прибегло к одной из наиболее красивых из существующих в мире форм выражения, выбрало для этого одну из самых красивых женщин петербургского общества и одного из лучших русских поэтов. <...> Я посылаю вам также собственноручно написанный автором текст, с которого сделан мой перевод.

Э. П. Мещерский - Виктору Гюго. 14.VIII.1840. Ницца

ВИКТОРУ ГЮГО

ОТВЕРЖЕННОМУ ФРАНЦУЗСКОЮ АКАДЕМИЕЮ

Поэт, не дорожи любовию народной!

Александр Пушкин

Не избран ты, отвержен ты, но слава

Своими лаврами осыпала тебя,

В тебе гонимого радушней полюбя!

У ног твоих лежит с бессильною отравой

Ничтожной зависти презренная змея.

И вместо голосов той партии враждебной,

Взамен шестнадцати строптивых стариков,

Весь просвещенный мир принесть тебе готов

Рукоплесканий дань, восторга глас хвалебный.

Но кто ж они, ценители искусства,

Творений гения верховный суд? - Меж них

Кто в свете знаменит? Где, где заслуги их?

В чем отразилися их ум, их вкус, их чувство?

Что выкажут они в защиту прав своих?

Две-три трагедии снотворные, сухие,

И консульских времен тяжелые стихи,

И водевильный прах!.. вот все!! Вот их грехи

Перед поэзией, трофеи их былые!

Им можно ли тебя назвать собратом? -

Трудом, успехами молва твоя гремит,

Тогда как праздность их немая вечно спит.

Пред мраком их имен, пред тусклым их закатом

Блестящий полдень твой светлее загорит.

И ты, трепещущий отвагою и силой,

Грядущим ты богат; надеждой ты живешь,

Все далее, все выше ты пойдешь,-

Тогда как их удел забвенье и могила!

Ты отомстишь завистникам безгласным,

Классическим гонителям своим

Стремленьем к творчеству усердным и живым

И вдохновением возвышенно-прекрасным;

Ты новым торжеством себя напомнишь им.

Поэт, в руках твоих три средства громкой славы:

Восторженная песнь, пленительный рассказ

И драма,- чей устав ты презрел столько раз,

Раскола смелый вождь, еретик величавый!..

Е. П. Ростопчина. 22.III.1840. Село Анна

Я накануне получил приглашение обедать у Ростопчиной. Кроме ее братьев, там никого не было. Она мне читала много новых стихов из рукописной книги своей - и я, признаюсь, поражен был, как часто ее стихи доходят до истинной, глубокой поэзии.

П. А. Плетнев - Я. К. Гроту. 6.XII.1840. СПб.

Вот вам, мой почтенный и любезнейший Яков Карлович, моя лепта в Гельсингфорсский альманах. <...> Я просил стихов у Жуковского, но у него, к сожалению, ничего нет готового, зато с будущей почтой вам будут непременно стихи графини Ростопчиной, которая сюда приехала недавно - оставьте для них местечко,- она, без сомнения, первый поэт теперь на Руси.

П. А. Плетнев - Я. К. Гроту. 10.XII. 1840. СПб.

В стихотворном отделении "Современника" были прекрасные стихотворения гр-ни Р-ной; из них особенно замечательно по теплоте чувства и прелести выражения называющееся "В Москву!".

Белинский В. Г. Русская литература в 1840 году.- Отечественные записки, 1841, No 1

Лермонтов прибыл в Петербург 7 или 8 февраля. <...> Именно в это время я познакомилась лично с Лермонтовым, и двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой. <...> Принадлежа к одному и тому же кругу, мы постоянно встречались и утром и вечером; что нас окончательно сблизило, это мой рассказ об известных мне его юношеских проказах; мы вместе вдоволь над ними посмеялись, и таким образом вдруг сошлись, как будто были знакомы с самого того времени. Три месяца, проведенные тогда Лермонтовым в столице, были, как я полагаю, самые счастливые и самые блестящие в его жизни. Отлично принятый в свете, любимый и балованный в кругу близких, он утром сочинял какие-нибудь прелестные стихи и приходил к нам читать их вечером. Веселое расположение духа проснулось в нем опять в этой дружественной обстановке, он придумывал какую-нибудь шутку или шалость, и мы проводили целые часы в веселом смехе благодаря его неисчерпаемой веселости.

Однажды он объявил, что прочитает нам новый роман под заглавием "Штос", причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере, четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись числом около тридцати; наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение; спустя четверть часа оно было окончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне; написано было около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен.

Е. П. Ростопчина. Из письма к Александру Дюма. 27.VIII/10.IX.1858. Москва

Тряхнул я стариной - и поехал к Карамзиным. <...> Там нашлось все, что есть прелестнейшего у нас: Пушкина - поэт, Смирнова, Ростопчина и проч. Лермонтов был тоже. Он приехал в отпуск с Кавказа. После чаю молодежь играла в горелки, а там пустились в танцы.

П. А. Плетнев - Я. К. Гроту. 28.II.1841. СПб.

У Карамзиных: Лермонтов, Ростопчина.

В. А. Жуковский. Дневник. 9.III.1841. СПб.

Обедал у Ростопчиной <...> с Лермонтовым, с Андреем Карамзиным.

В. А. Жуковский. Дневник. 18.III.1841. СПб.

ГРАФИНЕ РОСТОПЧИНОЙ

Я верю: под одной звездою

Мы с вами были рождены;

Мы шли дорогою одною,

Нас обманули те же сны.

Но что ж! - от цели благородной

Оторван бурею страстей,

Я позабыл в борьбе бесплодной

Преданья юности моей.

Предвидя вечную разлуку,

Боюсь я сердцу волю дать;

Боюсь предательскому звуку

Мечту напрасную вверять...

Так две волны несутся дружно

Случайной, вольною четой

В пустыне моря голубой:

Их гонит вместе ветер южный;

Но их разрознит где-нибудь

Утеса каменная грудь...

И, полны холодом привычным,

Они несут брегам различным,

Без сожаленья и любви,

Свой ропот сладостный и томный,

Свой бурный шум, свой блеск заемный

И ласки вечные своп.

М. Ю. Лермонтов. Апрель 1841. СПб.

Этот альбом был мне подарен М. Ю. Лермонтовым перед отъездом его на Кавказ <...>, стало быть, перед его смертью. В нем написал он свое стихотворение ко мне: "Я знаю, под одной звездою мы были с вами рождены".

Ростопчина Е. П. Примечание к стихотворению "Пустой альбом".- Ростопчина Е. П. Стихотворения. Т. 2. СПб., 1857

Вечером читал Ростопчину. Как я удивляюсь ее таланту! Взяв книгу ее в руки, трудно оторваться от чтения. Вот поэт не по одним стихам. Скажи, который ей год и какова ее наружность? <...> Какие глубокие аккорды в ее пении! Никого нет другого, у кого бы всякое стихотворение было так густо по внутреннему содержанию и составляло такую поэтическую необходимость или безусловность, абсолютность, как у нее.

Я. К. Грот - П. А. Плетневу. 21.IV.1841. Гельсингфорс

Для нее поэзия то же, что для живого существа воздух.

П. А. Плетнев - Я. К. Гроту. 24.V.1841. СПб.

Элегический характер стихотворений графини Ростопчиной суть характер самой истины и простоты; ее грустные порывы текут из глубины сердца, а по их энергии вы видите, что они не есть плод поэтического расслабления духа. Вообще нежная прелесть чувств у ней везде поддерживается и облагораживается крепостию мысли. <...> А каковы вам кажутся стихи? Мы думаем, что таких благородных, гармонических, легких и живых стихов вообще не много в нашей современной литературе, а в женской - это решительно лучшие стихи из всех, какие когда-либо выпархивали на бумагу из-под милых дамских пальчиков.

Никитенко А. В. Рецензия на книгу: Стихотворения графини Е. Ростопчиной. СПб., 1841.- Сын отечества, 1841, No 18

В других поэтах ничего нет подобного тому, о котором мы говорим. Он все для себя создал сам или, вернее,- природа вела его особенным путем. Существо, по-видимому призванное для рассеянностей жизни, для удовольствий и блеску шумного света, для упоения и торжества в лучшем кругу общества, это существо влечется неодолимою силою в святилище души своей, сосредоточивает там игривые свои помыслы, раздробляет их и преобразует. <...> Теория творческого искусства, формы его и условия выражений так же постигнуты ею, как само искусство - сочувствием и потребностию духа. <...> Она образовала такой оригинальный, чудно разнообразный, но строго последовательный ряд поэтических произведений, что, всматриваясь в них, познаёшь полную историю жизни, где ни одно обстоятельство не лишено поэтической заметки. Таким образом, то, что доселе у других было чисто искусством, счастливым даром решить некоторые определенные задачи, у нее сделалось, так сказать, дыханием бытия. <...>