Семенов Леонид Дмитриевич - В. С. Баевский. Жизнестроитель и поэт (о Леониде Семенове) - Книги

Вадим Соломонович Баевский

Жизнестроитель и поэт (о Леониде Семенове)

Date: 29 октября 2008

Изд: Л.Д.Семенов "Стихотворения. Проза". Сост. В.С.Баевский.

Серия "Литературные памятники", М., "Наука", 2007.

OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)

B.C. Баевский

ЖИЗНЕСТРОИТЕЛЬ И ПОЭТ

Надо до алмазного закала

Прокалить всю толщу бытия,

Если ж дров в плавильной печи мало,

Господи, - вот плоть моя!¹

1. ПРАВЕДНИК

Одним из бесценных сокровищ, сгоревших в этой пещи, - так и хочется сказать не печи, а пещи - оказался Леонид Семенов.

Он был необыкновенной личностью: подобно чуткой мембране, воспринимал все веяния своего времени, когда в экстатических порывах бросались своими и чужими жизнями. Когда слабый, насквозь больной человек каждый день, каждую ночь оставался один на один с вселенской тревогой. Когда совершилось трагическое самосожжение русской интеллигенции.

Он чутко воспринимал влияния выдающихся людей, с которыми сводила жизнь; и в свою очередь сильно, подчас неотвратимо воздействовал на них и на все свое окружение. Его формировала семья. Его любила необыкновенная девушка, - быть может, самая замечательная женщина среди его современниц, Мария Михайловна Добролюбова, сестра Маша, которая влекла его к революции и к исканию религиозной истины вне стен православной церкви. После ее смерти в своем жизнестроении Семенов более всего прислушивался к Толстому. А Толстой прислушивался и присматривался к нему. Были у него и другие нравственные ориентиры, мы их покажем. Но до последней минуты он шел неповторимо своим, особенным путем.

Сейчас за пределами узкого круга специалистов Леонида Семенова знают мало. А между тем он был другом Льва Толстого и Блока. Он жил в трагическое время шатания и раскола, когда одна половина его сограждан в смертельной вражде восстала против другой половины, когда сместились, а подчас и рушились религиозные и нравственные устои. Раскол прошел через его душу и убил его.

Леонид Дмитриевич Семенов родился в Петербурге 19 ноября (по новому стилю 1 декабря) 1880 г. Был убит около 8 часов вечера 13 (по новому стилю 26) декабря 1917 г. (в печати появлялись ошибочные даты рождения и смерти). У Семеновых семейное начало преобладало, пожалуй, над всеми другими компонентами сознания. Поэтому прежде чем говорить об этой жизни, уместившейся между рождением через три дня после Блока и гибелью в пушкинском возрасте, необходимо сказать о предках и близких родственниках; только так мы поймем, какую могучую власть традиции сумел вобрать в себя и преодолеть на своем жизненном пути Леонид Семенов.

2. СЕМЬЯ

Прапрадед поэта Николай Петрович Семенов (1755-1837) двадцать лет состоял на военной службе, участвовал в тридцати семи сражениях Суворова. Побывав в Европе, он проникся идеями французских энциклопедистов. Он женился на Марии Петровне Буниной, сестре известной поэтессы, которую современники называли русской Сафо. Напомним, что в мемуарах И. А. Бунина есть глава "Семеновы и Бунины". Через Буниных Семеновы состоят в родстве с В. А. Жуковским².

Старший сын Николая Петровича и Марии Петровны Петр (1791-1832) окончил пансион при Московском университете, который на рубеже XVIII-XIX вв. стал колыбелью самой влиятельной ветви русского предромантизма с его культом религии, дружбы, идеальной любви, "сердечного воображения". Признанным главой этого движения скоро оказался воспитанник пансиона Жуковский. В 1807 г. П. Н. Семенов поступил подпрапорщиком в лейб-гвардии Измайловский полк: военное призвание было прочно укоренено в семье. Но он с детства имел склонность к поэтическому творчеству и теперь стал отличаться в разных жанрах легкой поэзии, популярных в начале века. Литературная известность пришла к нему в 17 лет, когда он сочинил пародию на оду Державина "Бог". Благодаря связям тетки-поэтессы (одной из трех дам - участниц "Беседы любителей русского слова"), он был принят в домах Державина, Шишкова, И. И. Дмитриева. Свое место в борьбе архаистов и карамзинистов (на стороне карамзинистов), составлявшей стержень литературной жизни того времени, заняла пародия П. Н. Семенова "Митюха Валдайский" на трагедию Озерова "Димитрий Донской". Пьеса ставилась на солдатском театре в ротах Измайловского полка и на сцене Петербургского театрального училища. Так первый из Семеновых, насколько мы знаем, вступил на литературное поприще. К сожалению, он его оставил рано, в начале 1820 г., когда по болезни получил длительный отпуск и покинул Петербург.

Воин-поэт провел бурную молодость: участвовал в сражениях под Бородином, за отличие в котором был награжден золотым оружием, и под Кульмом, дважды попадал в плен к французам и дважды бежал из плена, пешком прошел всю Европу и вместе со всей русской армией вошел в Париж, потом стал участником преддекабристского "Союза благоденствия" и вышел в отставку в чине капитана в 1822 г. В последнее десятилетие его жизни он остался верен человеколюбивым идеалам своей молодости и запомнился современникам энергичной филантропической деятельностью на пользу крепостных крестьян. Он умер от тифа, заразившись им от крепостного, за которым ухаживал.

Выйдя в отставку, он тогда же женился на Александре Петровне Бланк, правнучке и внучке известных в свое время архитекторов, которые вели свой род от французских гугенотов. Одна из сохранившихся до нашего времени работ ее прадеда Ивана Яковлевича Бланка (1708-1745) - церковь Знамения в Царском Селе, рядом с Александровским дворцом и Лицеем, построенная в 1734 г. А. П. Бланк тоже не была чужда литературе: переводила французские, немецкие, английские книги, преимущественно по садоводству, и вообще любила чтение и письменные занятия. В их доме бывали Шаховской и Шаликов, а также другие литераторы. Хозяин с увлечением декламировал Жуковского и Пушкина³.

Дальним родством с Буниными и Бланками был связан дед Ахматовой Эразм Иванович Стогов⁴. Его живые воспоминания о П. Н. Семенове и двух его младших братьях - "Очерки и рассказы Э. Стогова" - опубликованы в журнале "Русская Старина" (1879 г., т. 24). Старший сын П. Н. и А. П. Семеновых Николай (1823 - 1904) стал переводчиком Мицкевича, автором трехтомного труда "Освобождение крестьян в царствование императора Александра II", сенатором. Дочь Наталья вышла замуж за академика Я. К. Грота. 2 января 1827 г. у П. Н. и А. П. Семеновых родился сын Петр, которому суждено было прославить и увековечить род Семеновых в истории России (его крестной была "русская Сафо" Анна Петровна Бунина).

С десяти лет ему пришлось заботиться о больной матери, вести хозяйство в наследственном имении, самому заниматься своим образованием. Определившись в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где ранее учился Лермонтов, он окончил ее первым по успехам. Однако к этому времени он уже решил отказаться от военной карьеры, обычной для Семеновых, и поступил в университет. Так было положено начало новой семейной традиции - научной деятельности в области естествознания.

Первая жена, Вера Александровна Чулкова, родила ему сына Дмитрия и вскоре умерла. П. П. Семенов, человек необыкновенно цельный, сам едва не умер с горя. В конце концов в нем победило все то же семейное начало. Второй раз он женился на Елизавете Андреевне Заблоцкой-Десятовской, которая родила ему дочь Ольгу - впоследствии писательницу и художницу-акварелистку, чьи работы были приобретены Третьяковской галереей, крестную мать Л. Семенова; затем - сына Андрея, ставшего председателем русского энтомологического общества, а также известным переводчиком (главным образом, Горация); и еще пятерых сыновей. Отцом Елизаветы Андреевны был известный журналист, статистик, деятель крестьянской реформы 1861 г., а ее тетушка Анна Васильевна Заблоцкая-Десятовская, в девичестве Грибоедова (1815-1906), была, согласно семейному преданию, двоюродной сестрой автора "Горя от ума".

П. П. Семенов стал выдающимся путешественником, первым исследователем прекрасной, мощной горной системы Тянь-Шань. В течение 41 года он состоял вице-председателем (по сути - руководителем) Русского географического общества. В 1906 г. он был высочайше удостоен права носить фамилию Семенов-Тян-Шанский; милость распространялась и на его потомков. Он известен как один из главных и наиболее гуманных деятелей "великой реформы" - отмены крепостного права в 1861 г. (состоял управляющим делами комиссии, подготовившей реформу). Принимал деятельное участие в других либеральных реформах царствования Александра II, подготовил первую научную перепись населения России.

При всем многообразии его трудов он находил время для систематических серьезных занятий искусством: собирал живопись, преимущественно малых голландцев, посвятил им двухтомную монографию, а коллекцию - 719 картин, одно из лучших в мире частных собраний голландских и фламандских мастеров, - в конце жизни передал Эрмитажу. В 1920-х годах, когда советское правительство распродавало художественные ценности из государственных музеев, была распродана почти вся коллекция П. П. Семенова-Тян-Шанского; сейчас в Эрмитаже находится из нее приблизительно два десятка картин.

П. П. Семенов-Тян-Шанский превосходно знал русскую литературу; поэтов, начиная с Пушкина, наизусть; Расина, Мольера и Вольтера, Гете и Шиллера, Шекспира и Байрона прочитал в оригинале. Всю жизнь любил цитировать на память этих и других поэтов.

Он купил на юге Рязанской губернии, в Данковском уезде (теперь Милославский р-н, почтовое отделение Мураевня), имение Гремячку, которое стало родовым гнездом для трех поколений семьи. Его многообразные труды были увенчаны всеми возможными внешними свидетельствами признания; он носил чин действительного тайного советника, стал сенатором и членом Государственного совета, был награжден высшей наградой - орденом Св. Андрея Первозванного (которым, как правило, награждались только великие князья), состоял почетным членом Академии наук и Академии художеств, всех русских университетов и полусотни иностранных научных учреждений; в его честь названы десятки вновь открытых местностей, разновидностей животных, птиц, насекомых, ископаемых животных, растений. Оставил четыре тома мемуаров.

Он был носителем широкого и самостоятельного взгляда на природу и цели науки. "Космополитизм науки состоит именно в том, что она есть общечеловеческое достижение, что где бы ни возникли новые идеи, они равно принадлежат всему человечеству. Национальность же науки заключается именно в том, чтобы она проникла в жизнь народную"⁵. П. П. Семенов-Тян-Шанский был человек добрый, деликатный, доброжелательный. И твердый. Эта необыкновенно плодотворная жизнь завершилась в 1914 г. Ученый умер на 88 году жизни.

Естественно, что о П. П. Семенове-Тян-Шанском написано статей. Для наших целей особенно важным оказался сборник "Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский. Его жизнь и деятельность" (Л., 1928), составленный племянником великого писателя - А. А. Достоевским. В большом биографическом очерке, написанном составителем, представлены разнообразные материалы об истории семьи, использованные здесь нами. Мы широко пользовались также помощью доктора физико-математических наук, хранителя материалов и историка семьи Семеновых-Тян-Шанских Михаила Арсеньевича Семенова-Тян-Шанского.

Единственный сын П. П. Семенова-Тян-Шанского от первого брака, Дмитрий (1852-1917), стал действительным статским советником, председателем отдела статистики Русского географического общества. Он был женат на Евгении Михайловне Заблоцкой-Десятовской. Их старший сын Рафаил (1879-1918; по другим данным - 1919) получил естественно-научное образование, карьеры не делал, всю жизнь оставался небольшим чиновником и помещиком. Вторым был Леонид - герой настоящего очерка. Третьим - Михаил (1882-1942); при мобилизации в 1914 г. он был призван в армию и определен прапорщиком в 26-й стрелковый Сибирский полк. Дважды контуженный в начале сентября 1914 г. при отступлении армии генерала Ренкампфа из Восточной Пруссии, он вернулся в строй, причем был определен в лейб-гвардии Егерский полк, в котором отбывал воинскую повинность после университета. Писал стихи и прозу. После революции - доктор географических наук, профессор экономической географии.

Три старших внука П. П. Семенова-Тян-Шанского разделили между собой три излюбленных семейных поприща - военную службу, литературу, естествознание.

Но так обстоит дело лишь на первый взгляд. Действительность сложнее.

Все три брата с детства писали стихи. Их первые литературные опыты направлял дядя - упомянутый выше естествоиспытатель, поэт и переводчик Андрей Петрович. Брат Михаил позже написал оставшиеся в рукописи и публикуемые в настоящем издании повесть "Детство" и не доведенный до конца роман "Жажда. Повесть временных лет о великом алканьи и смятении умов человеческих". Своего брата Леонида он вывел под именем Алексея Андреевича Нивина. Среди известных эпических изображений предреволюционных лет, войны и революции "Жажда" ближе всего к "Августу четырнадцатого" А. Солженицына в первой редакции.

В семье Д. П. и Е. М. Семеновых-Тян-Шанских было еще две дочери и два сына: Вера (1883-1984), в замужестве Болдырева, - автор опубликованных лишь частично семейных мемуаров, Ариадна (1886-1920), Николай (1888-1974) - морской офицер, воевал в Белой гвардии и эмигрировал во Францию, и Александр (1890-1979) - юрист, затем офицер лейб-гвардии Егерского полка, участник Первой мировой войны. После революции он был мобилизован в Красную Армию и находился в штабе фронта в Смоленске. В эмиграции бедствовал. 24 ноября 1925 г. Ходасевич писал одному из соредакторов русского парижского журнала "Современные записки" М. В. Вишняку: "Некто А. Д. Семенов-Тян-Шанский с месяц тому назад послал в "Совр. Зап." свои стихи. Пожалуйста, не возвращайте их полностью, - а что-нибудь отберите и напечатайте. Он человек не бездарный, чудовищно голодный и нуждающийся в моральной поддержке. Если хотите, я помогу Вам в выборе"⁶.

А. Д. Семенов-Тян-Шанский стал епископом Русской православной церкви за границей Александром Зилонским, написал несколько книг и статей религиозного содержания и поэму о трагедии семьи в годы революции "Венок просветленным"; в 1942 г., когда немцы стояли под Сталинградом, в Берлине вышел второй выпуск сборника "Летопись. Орган православной культуры" с большим его очерком о брате Леониде⁷.

Какая фантастическая судьба! Какой могучий творческий импульс заложен был в генах этой семьи!

В судьбе семьи было два роковых периода: 1917-1920 и 1942. Одной из жертв первого периода оказался поэт Леонид Семенов.

3. ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО. УНИВЕРСИТЕТ

Он родился и до 25 лет жил в Петербурге. Ранние годы его жизни были вполне безоблачны. В повести брата Михаила "Детство" запечатлена идиллия, действующими лицами которой, кроме трех мальчиков и их сестричек, оказываются трепетно любимые папа, мама, няня с традиционным сундучком, с вечным вязаньем в руках, учительница, бонна, тетушка, дедушка, бабушка, прабабушка. Вот он, семейный патриархальный уклад родовитого дворянства. Важнейшие события детской жизни - сочельник, елка, говение, приезд бабушки, посещение дедушки, отъезд на дачу. Самый большой шалун, предводитель в играх - Леонид (как и в "Жажде", названный Алексеем). Чуть позже он стал увлекаться плаванием, греблей, другими видами спорта: дух соперничества был в нем всегда силен. В семье его называли Лёля. Старший брат Рафаил вспоминал: "Хороший, добрый Лёля - столь близкий мне, - сколько раз мы отходили друг от друга, осуждая друг друга и даже злобствуя, быть может, друг на друга, - и затем снова притекали друг к другу, внутренне понимая друг друга и ценя"⁸.

Самый младший брат, Александр, утверждает, что "печать некоторого избранничества лежала на нем (Леониде. - В. Б.) с малых лет. Физически он был здоровее, стройнее и красивее других детей"⁹. С самого начала Леонид привлекал к себе особое внимание, возбуждал ожидание чего-то необыкновенного в своей судьбе. Это остро чувствовали братья и сестры, которые в его присутствии были более подтянуты и стремились отличиться чем-нибудь хорошим. Леонид раньше всех вставал, летом уходил на одинокие прогулки, избирая по возможности дикие уголки природы. Особенно любил рощи молодых берез. Чистота, свежесть, строгость, заповедность, тайна ассоциировались с обликом Леонида-подростка. В спорах с братом Рафаилом он уже тогда был за Толстого, Рафаил - за Достоевского.

Учился он в петербургской немецкой Katharinenschule, шел первым учеником, пережил длительное увлечение Шиллером. Позже сам он вспоминал, что до десяти лет не говорил по-русски, только по-французски. Под влиянием крестной матери - тетушки Ольги Петровны, художницы, - в тринадцать лет увлекся акварелью. Здесь впервые проявилась особенность Леонида, которая определила его судьбу: он вполне, без остатка отдавался тому делу, которым занимался. Оно становилось для него не главным, а единственным. Излюбленные мотивы его рисунков - березки, ива над прудом; затем - Жанна д'Арк, чьим героическим характером он увлекался; и, неожиданно, - горгона Медуза (из каких мрачных глубин личности подростка всплыл этот образ? что предсказывал?).

Когда Леониду исполнилось 14 лет, акварель сменилась музыкой. Позже мы не раз увидим ту же внезапность и полноту перемены интересов и устремлений, всесокрушающую решимость осуществить новые планы. Леонид стал брать уроки контрапункта и игры на фортепьяно, очень много заниматься. Любимыми композиторами были Бетховен, Шопен, Вагнер, Чайковский, Григ. Первые четыре принадлежат к числу немногих, наиболее полно выразивших в музыке высшие устремления человечества. Григ был необходим и потому, что скандинавская культура на сломе веков была для русской интеллигенции интимно близка, воспринималась как своя. Мечты Леонида преобразовать мир посредством музыки оказались сродни скрябинским.

Подросток надумал оставить гимназию и готовиться в консерваторию. Недавний первый ученик забросил все занятия, кроме музыки.

Годы перед Первой мировой войной были временем высшего расцвета русского сельского хозяйства, русской промышленности, торговли. За предшествовавшие войне 20 лет население Российской империи возросло на 50 миллионов человек. Естественный прирост населения превысил три миллиона в год¹⁰. В то же время интеллигенцию захлестывали атеизм, материализм, социализм, социальный цинизм. Но Семеновы-Тян-Шанские принадлежали к тому кругу, который желал расцвета России и работал для него, блюл вековые устои русской жизни. Они были верующие, детей воспитывали в строгом соблюдении церковных обрядов. Отец рассказал сыновьям, что был девственником до свадьбы, и предостерегал их от внебрачных связей. Вместе с тем родители стремились способствовать раскрытию индивидуальности каждого ребенка. Леонид прошел извилистый путь искушений. Проучившись год в университете, он посетил Троице-Сергиеву лавру, Киево-Печерскую лавру, киевский Владимирский собор, другие киевские церковные святыни - и остался равнодушен.

Сначала родители поощряли занятия Леонида музыкой, он брал уроки фортепиано и контрапункта. Скрябин и Рахманинов были кумирами публики, переполнявшей тогда концертные залы России. Именно их музыка с наибольшей полнотой выражала их время. Иногда казалось, что только музыка и способна дать всеобъемлющий ответ на духовные запросы интеллигенции. Чуть позже Семенова на пути к поэзии столь же страстно, как Семенов, музыкой увлекся Пастернак.

Однако родители энергично воспротивились намерению Леонида уйти из Katharinenschule ради консерватории и предлагали отложить поступление в консерваторию до окончания гимназии. Но так просто остановить Леонида было невозможно. Произошла катастрофа. Он предпринял попытку совершить самоубийство. Она не удалась, и только последовавшая тяжелая болезнь смягчила остроту конфликта. Леонид окончил гимназию, хотя стал учиться на средние баллы.

По воспоминаниям брата Александра, от музыки Леонида оттолкнуло то, что она оказалась неспособной преобразить людей и всю их жизнь. "Возвращаясь с концертов, - с горечью говорил он, - люди, да и я сам, оставались такими же холодными, как и раньше, и слова шиллеровской песни о братстве, пропетые хором в 9-й симфонии Бетховена, - оставались только словами" (Летопись. С. 136).

Еще подростком Леонид пишет "Воспоминания" о первой любви (!). Ему девять лет, ей на год-полтора больше, она - брюнетка со смуглой кожей. Он видит ее в церкви, грехов у нее нет, она просто беседует с Богом. Он хочет отвлечь девочку от молитвы, обратить ее внимание на себя. Здесь все наивно: возможно некоторое влияние гетевского "Фауста", между тем словно бы предугадан дальнейший жизненный путь, полный драматической борьбы человека духовного с человеком плотским. В старших классах Леонид стал заниматься философией, пробовал писать¹¹.

Братья и сестры увлекались любительским театром. "Дома у нас ставилась "Женитьба" Гоголя, "Свадьба" и "Медведь" Чехова и др. (...) Рафаилу больше удавались серьезные персонажи, Леонид был очень хорош в комедийных ролях", - свидетельствует сестра Вера¹². Она же рассказывает, что в доме у них бывали молодые поэты - товарищи ее брата Леонида, в том числе Блок. "Как всегда, Леонид подымал общее настроение и оживлял всех <...> Процветала у нас и музыка. После матери, Леонид играл настолько хорошо, что его преподаватель, известный тогда профессор, пророчил ему музыкальную карьеру" (Записки. С. 120).

14 июля 1898 г. датировано следующее стихотворение.

Как вечер сегодня хорош!

Как привольно здесь в поле!

Смотрю я, любуясь, на рожь,

Как шуршит-шелестит

Ею ветер на воле!

Лежу я в траве у межи;

Вечер веет прохладой,

Играя колосьями ржи,

Обдавая мне грудь

Ароматною влагой.

Мой друг!

В этом блеске лучей,

В этом шепоте ржи,

В этой дали полей

Столько чувств и желаний,

Что стены тесны им души:

Не вместит их она,

Своих уж мечтаний

И чувств, и желаний

Полна.

Это романс. Не исключено, что в сознании Семенова текст ложился на определенную мелодию, чужую или свою. Причудливое расположение стихов на плоскости листа предвосхищает опыты А. Белого по передаче интонации поэтической речи с помощью графических средств.

В 1899 г. Рафаил и Леонид поступили, следуя семейной традиции, вслед за дедом, отцом и дядей, на естественный факультет Петербургского университета. Рафаил в свое время его и окончил; Леонид же изменил решение и на следующий год перешел на историко-филологический факультет; литературные, философские, религиозные интересы, безусловно, возобладали. За свою недолгую жизнь он перестрадал в себе все основные духовные искания и общественные движения начала века: монархизм и православие, социализм и революционность, атеизм, толстовство, сектантство и вернулся в лоно православной церкви. Духовные кризисы носили столь острый характер, что сестра Вера в своих записках называет их самопытками (Записки. С. 128). При всей исключительности Семенова подобные метания, поиски путей, боление болезнями века, швыряние своей жизнью были знамением времени. Несколько таких людей - Толстой, М. М. Добролюбова, ее брат A. M. Добролюбов - встретятся читателю на страницах статьи.

Сильная личность, Семенов воздействовал на окружающих. "Его прямой и резкий характер требовал не только соглашения с ним, но даже подчинения <...>, - писал его товарищ по университету Ю. Бекман. - Все эти величайшие перемены происходили у него как-то молниеносно и непосредственно. Но после каждого перехода к новым богам он всецело предавался обаянию нового учения и становился его ярым проповедником"⁴³.

При первом порыве революции 1905 г. он "примкнул к социал-демократам; после ее поражения и смерти М. М. Добролюбовой (об этой женщине, сыгравшей огромную, в некоторых отношениях определяющую роль в жизни и творчестве Семенова, будет сказано дальше) от революционного движения отошел; после смерти Толстого отошел от его учения и вернулся в лоно православной церкви; при насаждении Столыпиным крестьянских хуторов завел свое хозяйство. Только революционные события 1917 г. оказались для него чуждыми и смертельно враждебными.

Ни в молодости, ни позже он не играл в карты, не пил вина, не танцевал; был равнодушен к оперетте, не любил скабрезных анекдотов. В университете он проявил особый интерес к философии Канта и Ницше: первый в своих всеобъемлющих концепциях обобщил двух с половиной тысячелетний опыт европейской философии и предопределил ее развитие на протяжении XIX в.; второй как раз в эти годы становился властителем умов в России, причем его известность пришла к нам через Скандинавию. Позже злонамеренные демагоги фашистского толка, начиная с сестры философа и кончая Гитлером, фальсифицировали его учение в своих целях, создали в Дрездене лжемузей Ницше, провозгласили его провозвестником фашистской империи. А доверчивые советские демагоги охотно эту фальсификацию подхватили. В действительности же Ницше был чужд шовинизма. Наполовину философ, наполовину поэт, он создавал сложные картины и построения, которые находили отклик у самых разных художников, так что ни один из них не избежал его влияния. Его греза о сверхчеловеке была мечтой о совершенном человеке будущего.

В неопубликованной статье "Vae victis!", написанной летом 1905 г., Л. Семенов показал, чем был для него Ницше. "Ницше, этот проповедник радости жизни, проповедник сильного, мощного грядущего человека, сверх-человека. Он не был пророком своего отечества, и может быть, никогда Германия не слышала таких язвительных и бичующих речей от своего сына <...> Он, в тоске скитаясь по всему кладбищу Европы, обращал свои последние помутневшие взоры на Север и там в стране, которой готовил бронированный кулак "железный канцлер" его родины <...> в серой стране Достоевского находил истинное, великолепное воплощение воли и власти, за которую молился <...>"¹⁴.

В университете Семенов - монархист, "белоподкладочник", "академист". В. Пяст, мемуарист осведомленный, но несколько склонный заострять ситуации и характеристики, называет его даже черносотенцем¹⁵. На первом же курсе он стал старостой (старосты избирались студентами). Избранию не помешал его политический консерватизм, хотя большинство его соучеников было настроено революционно: слишком сильно было обаяние этой личности. В совете старост Семенов оказался одним из немногих правых по политическим взглядам и стал их лидером. При объявлении русско-японской войны он участвовал в патриотических манифестациях перед Зимним дворцом.

Куратором курса был избран (кураторы тогда тоже избирались, только профессорами из своей среды) знаменитый эллинист, впоследствии академик Ф. Ф. Зелинский. Он был "по национальности поляк, по образованию - немец, русский - по культуре, но его подлинным отечеством была Эллада классической эпохи"¹⁶. "Мой идеал ученого? <...> Я думаю, что к нему приближается Зелинский Фаддей Францевич, - сказал А. Ф. Лосев, - в Петербурге, который, во-первых, был в душе поэт-символист, а во-вторых, крупнейший, европейского масштаба, исследователь античности"¹⁷.

В своих воспоминаниях Зелинский характеризует политические взгляды Семенова как умеренные. Чтобы сблизиться со студентами, заинтересовать их предметом и отвлечь от революционных устремлений, Зелинский учредил кружок, члены которого собирались у него дома по воскресеньям, читали по ролям древнегреческих трагиков и рассуждали по поводу прочитанного. Организатором и увлеченным участником кружка стал поначалу Семенов.

Брат Александр оставил описание внешности Леонида: "Унаследовал он внешние характерные черты нашего рода, в частности курчавые волосыи черные глаза". Ф. Ф. Зелинский увидел его студентом первого историко-филологического факультета: "Живо вспоминаю красивый овал его лица, его внимательные, ищущие глаза, его спокойную, обдуманную речь". Более экстравагантен портрет, воссозданный Пястом; впрочем, он только подчеркивает главное - значительность наружности Семенова. "Прихрамывавший, косивший, - но необыкновенно вместе с тем красивый, с большой черной вьющейся, но отнюдь не напоминавшей дьяконовскую шевелюрой, - с пронзительным взглядом косых своих черных глаз". А. Д. Семенов-Тян-Шанский по поводу этого портрета замечает, что "в нем отразились какие-то случайные впечатления, так как у брата физических недостатков не было" (Летопись. С. 133). Е. П. Иванов, друг Блока, хорошо знавший Семенова, добавляет еще несколько штрихов: "Это был пылкий, стройный юноша, с курчавой головой, с острым как нож лицом и с шеей несколько удлиненной, просящейся на плаху"¹⁸. В теории литературы литературный портрет такого типа называется портретом с истолкованием. Люди, знавшие Семенова студентом, утверждают, что его будущее просвечивало сквозь его неповторимо своеобразную наружность.

Соученик Семенова и Блока в своих воспоминаниях оставил ценную, сравнительную характеристику двух поэтов, выполненную на языке их времени, даже на языке их символов. "На пути в библиотеку или между лекциями иногда появлялись, изредка вместе, чаще - врозь, три студента, имена которых уже и в те годы были известны знатокам и любителям поэзии. Эти трое были: А. А. Блок, В. Л. Поляков и Л. Д. Семенов. Первый достиг зенита славы и, вероятно, возможных для него вершин творчества: с двумя другими судьба расправилась своенравно-жестоко: в двух скромных, любовно-изданных книжках - лишь первые робкие запевы, лишь народился в рассветном тумане очерк несомненного дарованья.

Не знаю, был ли Блок близок с Поляковым, который вообще держался особняком, изучая Гете и увлекаясь блестящими комментариями к Пушкину безвременно погибшего Б. В. Никольского; но с Л. Семеновым он был дружен.

Задумчивый, словно прислушивающийся к какому-то тайному голосу, Блок, неизменно спокойный, но всегда готовый улыбнуться и на веселую шутку и острое слово, и Семенов, живой, непостоянный, волнующийся и мечущийся в поисках новых ощущений: от "Нового пути" - к декадентским детищам московских меценатов, от великосветского салона - к социал-демократии, от К. Маркса - к Л. Толстому, из семинария по классической филологии, где вдохновенно плакал о разлуке Гектора с Андромахой поэт и ученый Ф. Ф. Зелинский, - в деревенскую избу, на пашню. А далее - женитьба на крестьянке¹⁹ и безвременная смерть...

"Типично русская натура" - не то досадуя, не то любовно восхищаясь, сказал мне однажды о Семенове Зелинский, у которого покойный поэт работал недолго, но упорно, увлеченный своим блестящим руководителем...

Насколько Семенов разбрасывался, не останавливаясь ни на чем и жадно вбирая острые и яркие впечатления жизни, настолько Блок был методичен в своей работе и, я сказал бы, - в своих исканьях.

Но вдвоем они дополняли друг друга каким-то неуловимым духовным сродством, своего "лица необщим выраженьем"²⁰, резко выделяясь из студенческой массы"²¹.

Образ Семенова запечатлен в мемуарных книгах А. Белого, Пяста, Чулкова, Городецкого, Кузмина²². Когда сразу же после гибели Семенова его дядя Андрей Петрович задумал издать сборник, посвященный его памяти, на его просьбу написать воспоминания тотчас же откликнулся Зелинский. По условиям времени сборник издан не был, замечательная мемуарная статья Зелинского осталась в рукописи и была опубликована нами²³.

Первой женщиной, оказавшей сильное влияние на формирование Семенова, стала дочь командира крейсера "Аврора", впоследствии погибшего в Цусимском сражении, Александра Евгеньевна Егорьева. Ее самоубийством вызвано стихотворение 1903 г. Сквозь заимствованные условности рыдающего некрасовского анапеста с дактилическими клаузулами и позднего романтического стиля (Апухтин, Надсон) здесь пробивается незаемное чувство, проглядывают драгоценные бытовые подробности:

Ты лежала вся дымкой увитая,

ты была так чужда, далека.

Возле гроба - глазетом обитая,

нас пугала немая доска.

Мы слова повторяли обычные

и все ждали обедни конца,

были страшны черты непривычные,

дорогого когда-то лица.

Вспоминалися дни благодатные,

вспоминалась весна и цветы,

все цветы на лугах ароматные,

под душистой акацией ты!²⁴

Впоследствии Семенов с отвращением писал о тех плотских соблазнах, через которые прошел в студенческие годы. Модные в начале века рассуждения о "проблеме пола" временами достигают у него розановской откровенности, напряженности и остроты. Влияние В. Розанова Семенов позже оценил как пагубное. В автобиографических записках "Грешный грешным" он рассказывает о том, как полюбил девушку, и задается вопросом: "...как могло случиться, что выхода из своего такого положения я стал искать не в любви к ней, а именно в похоти моей и самый миг моей низкой страсти в мечтах представлял себе, как она отдаст себя мне, стал считать за цель и смысл всей моей жизни; и как могло быть это, когда при этом хорошо сознавал я, что моя похоть идет в разрез любви, ибо эта похоть моя разделялась девушкой и мучила ее и пугала, роняла меня перед ней"²⁵.

Коллизия еще более усложняется. "И как могло случиться, - спрашивает себя Семенов, - что, мучая так себя и девушку, я стал впутывать в свое мучение еще и других, другую тоже девушку, полюбившую меня, или вернее развращаемую мною и моими стихами, и наконец, превращая все это в игру, т. е. любуясь этим и воспевая блудную страсть свою в стихах". Дополнительный свет на трудную борьбу Семенова с чувственными искушениями проливает упомянутый роман его брата Михаила "Жажда". Здесь изображены отношения Алексея Нивина (т. е. Леонида Семенова) с Софьей, причем по-бунински сказано все до конца. "Когда сама Софья робко и по-женски стыдливо дала ему почувствовать, что она его любит, он со страхом понял, что то, что он теперь испытывал к ней, была не любовь, а похоть". Ему было двадцать лет, он учился на втором курсе. Она была рослая, с высокой грудью, почти бесцветными "русалочьими" глазами. Его привлекали тяжелые душистые косы и юное пухлое тело. Он попытался отдалиться. Тогда Софья спросила, почему он к ней изменился. Он отвечал нарочито грубо, чтобы оборвать отношения.

"- Потому что я понял, что то чувство, которое я считал любовью, совсем не любовь, а тяга самца к самке. Или вы хотите, чтобы я изнасиловал вас?"

Она захотела.

Мы не обязаны безоговорочно воспринимать "Жажду" как достоверный биографический документ. Романист не только обладает правом на вымысел, но не может от него отказаться. Жанровая природа романа заключена между полюсами документальной достоверности и творческого вымысла. В каждом случае может идти речь лишь о том, к которому из полюсов и как именно сдвинута конструкция. Однако и принимая во внимание, сказанное, следует признать за "Жаждой" значение важного источника. Личность Семенова была столь исключительна, что его брату просто незачем было придумывать о нем что-либо существенное. Все, что рассказано в "Жажде" об Алексее Нивине и Софье, не достигает силы самообличения Семенова в его записках.

Как ни много мы знаем о декадентском восприятии жизни и смерти, мы не пройдем мимо следующего свидетельства Семенова о его душевных блужданиях, которые подвели его вплотную к последней черте. "Убийство воспевалось в то время в некоторых декадентских течениях, к которым ябыл причастен, и врывалось уже в жизнь все учащавшимися террористическими актами. Почему и не убийство. Убить девушку, упорно не уступавшую моим желаниям и уже заподозренную мною в чувствах к другим, девушку, которую любил, и это казалось красивым". Братья были близки по возрасту и по мироощущению. Михаил должен был хорошо понимать Леонида. Роман был написан в 1920-е годы, после того как земной путь Леонида Семенова трагически завершился, и всем, кто его знал, стало ясно, что это был путь к Богу. Рассказывать о нем можно было только с чувством великой ответственности, места для фантазирования тут оставалось немного.

Мы уделяем больше места подробностям духовной и душевной жизни нашего героя, чем это принято в подобных исследованиях общего характера. Мы говорим о них не только для того, чтобы объяснить ими факты творчества, как это делается обыкновенно. Семенов был не только поэт, но и жизнестроитель, его биография - самое значительное его произведение. Она самодостаточна. Тем не менее пора обратиться к его литературной деятельности.

4. МНОГООБЕЩАЮЩЕЕ НАЧАЛО

В университете он сразу же вошел в литературную среду. Принял деятельное участие в подготовке коллективного сборника стихов²⁶ и скоро дебютировал (вместе с И. Коневским, Ю. Верховским, И. Тхоржевским, на одной странице с братом Рафаилом) в "Литературном сборнике, изданном студентами Санкт-Петербургского университета в пользу раненых буров" 1900 г., наивным стихотворением в традиции фетовской романсной лирики. Приведем его как своеобразную точку отсчета поэтического развития Семенова.

Мне снилось: с тобою по саду вдвоем

Мы темною ночью бродили.

Таинственно, тихо, все спало кругом,

Лишь ярко нам звезды светили.

Мне снилось: в густой и высокой траве

Нам путь светляки освещали,

И страшные сказки друг другу во тьме

Угрюмо деревья шептали.

Мне снилось: со мною ты под руку шла.

И что-то мне тихо сказала,

И словно огонь ты в груди мне зажгла

И страшно, и жутко мне стало.

Мне снилось: с тобою по саду вдвоем

Мы темною ночью гуляли,

Таинственно, тихо все было кругом,

Лишь ярко нам звезды сияли.

Анафоры и другие повторы, целая их система; мерное чередование стихов четырехстопного и трехстопного амфибрахия (романтическая строфа, романтический размер); композиционное кольцо (первый катрен с незначительными изменениями повторен в конце); на протяжении столетия ставшие привычными до полной автоматизации темы: любовь, сновидение, ночь, звезды - все это внешние признаки принадлежности к обозначенной поэтической системе. Но, конечно, нет здесь фетовской недоговоренности и суггестивности, дерзости словоупотребления и словосочетания, фетовского безоглядного отвержения нормы и уверенности в том, что в поэзии одни исключения закономерны. Ничем не отличается помещенное здесь же стихотворение Рафаила Семенова. Приблизительно такими же стихами, опиравшимися на опыт Фета, Полонского и их окружения, взятый с формальной стороны, начинали Блок и А. Белый. Это убедительное свидетельство исчерпанности дела поздних романтиков к исходу столетия. Еще более, безусловно, изжила себя некрасовская школа. Образовавшийся вакуум и заполнила поэзия модернизма. Судя по результатам его творчества, Семенов до конца осознал эти вещи к 1903 г.

Можно с уверенностью сказать, что некоторое влияние на формирование эстетических и политических взглядов Семенова в первой половине 1900-х годов, когда создавалось "Собрание стихотворений" - единственная книга Семенова, увидевшая свет при его жизни, - оказал Б. В. Никольский. Он только что стал приват-доцентом, читал курс римского права на юридическом факультете и одновременно на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета - курсы лекций по лирике Пушкина, по творчеству Фета, о современных поэтах. Издал книгу стихов, ни малейшего успеха не имевшую. Новые веяния в литературе были Никольскому чужды, относился он к ним враждебно. Был крайним монархистом, политическим консерватором, вдохновителем "академизма" - движения в студенческой среде, противостоявшего революционным настроениям и революционному движению студенчества и активно с ними боровшегося. В 1905 г. он вошел в руководство ультраправого националистического "Союза русского народа".

В 1901 г. Никольский принял на себя составление и редактирование студенческого сборника стихов. 11 октября он записывает в дневнике: "Были поэты, в том числе Семенов Леонид, который остался дольше всех, - до 3-го часу ночи. Он мне удивительно понравился. <...>²⁷ Словом, он меня в восхищение приводит. Только непрочен, - того и гляди, чахоточным окажется. Какие чудесные глаза и взгляд! - Во вторник он был опять"²⁸. Через четыре месяца Никольский записывает: "Отобрал кое-что из убогого полудекадента Блока" (Блоковский сб. С. 329). По-видимому, именно при подготовке сборника произошло знакомство Семенова с Блоком.

Никольский не знал или не придавал никакого значения тому, что Семенов уже напечатал одно свое стихотворение в более раннем университетском студенческом сборнике стихов. Никольский мало считался с авторской волей участников сборника и настаивал на внесении исправлений, часто обширных и существенных, представлявшихся ему необходимыми. Возражения юных поэтов редко принимались во внимание. В. Л. Поляков, рано погибший поэт, товарищ Семенова по сборнику, в письме к Никольскому с недоумением вспоминает, "с каким он (Семенов. - В. Б.) упорством отстаивал каждую неудачную строчку своих еще незрелых стихотворений"²⁹. Видимо, в этом отношении Семенов представлял собою исключение.

Закончив формирование сборника, Никольский расклассифицировал авторов следующим образом. "В общем сборник дает трех поэтов: Кондратьева, Полякова, Семенова. Затем идут второй сорт, но все-таки с известной надеждою на будущее". Далее "третий сорт: не безнадежные, хотя шансов немного". Потом "четвертый сорт - луч надежды, но один и бледный". Затем идут отрицательные величины: 1. Блок (декадент) <...> Семенов <Рафаил>". В к