Сементковский Ростислав Иванович - Отто Бисмарк. Его жизнь и государственная деятельность

ти. Но, как вскоре обнаружилось, толки о воинственности Вильгельма II не оправдались. Он вовсе не проявлял склонности продолжать агрессивную политику своего канцлера, выразившуюся так ярко в возгласе: "Мы, немцы, никого, кроме Бога, не боимся". Тотчас по вступлении на престол молодой император попытался дать более миролюбивое направление политике германского правительства. Подобно своему отцу, он заявил о твердом своем намерении управлять страной конституционно, удовлетворить справедливые требования рабочего люда, устранить острый кризис в отношениях с Россией. Таким образом, между программою нового монарха и программою его канцлера обнаружилось существенное разногласие. Бисмарку пришлось публично признать, что он новому императору "не импонирует". Но в сущности шансы канцлера были гораздо хуже: он сам не отдавал себе отчета, что даже при лучшем желании императора он мог оставить его во власти только в том случае, если Бисмарк признает свою политику ошибочной и вместе с тем будет впредь гораздо уступчивее. Действительно, продолжать политику германского канцлера по отношению к России значило довести дело до войны; продолжать политику Бисмарка по отношению к рейхстагу значило окончательно лишиться в нем правительственного большинства; продолжать политику Бисмарка в сфере экономической значило нанести народному хозяйству непоправимый вред, ибо, несмотря на таможенные пошлины, привоз превышал уже отпуск на 800 миллионов марок, отпускная торговля Германии пришла в явный упадок, а между тем привоз земледельческих продуктов все усиливался, несмотря на пресловутые хлебные пошлины; продолжать политику Бисмарка по отношению к социалистам, как мы видели, также не было возможности.

   Таким образом, отставка князя Бисмарка была вовсе не капризом императора Вильгельма II, тяготившегося будто бы опекой своего канцлера: она была неизбежна вследствие целого ряда крупных промахов, совершенных Бисмарком. Гениальность его представляется нам, следовательно, в очень странном свете. По всем отраслям управления он попал в глухие переулки, из которых не было выхода. Он посадил государственный корабль на мель, и нужно было во что бы то ни стало избрать "новый курс", чтобы не наскочить на подводный камень и не потерпеть окончательного крушения. Конечно, "новый курс" мог быть избран и при участии Бисмарка, но, понятно, только в том случае, если бы он признал свои промахи с твердым намерением их больше не повторять. Но Бисмарк был далек от подобного настроения; напротив, он по-прежнему был уверен в непогрешимости своих взглядов: он не мог отрешиться от убеждения, что он - величайший государственный человек своего времени и что отказаться от его советов значит погубить Германию. 8 (20) марта 1890 года его отставка была подписана императором Вильгельмом II вместе с производством его в генерал-фельдмаршалы и присвоением ему титула герцога Лауэнбургского.

  

   Образ действий Бисмарка по выходе его в отставку служит новым доказательством того характера его деятельности, который так резко обозначается всеми вышеизложенными фактами. Как только он был уволен, он из бывшего правительственного деятеля, посвятившего, по его собственным словам, всю свою жизнь и все свои силы служению дому Гогенцоллернов, превращается в глухого, но ярого антагониста молодого германского императора. Последний не без сильных колебаний и внутренней борьбы решился на увольнение государственного деятеля, пользовавшегося, благодаря ловкости, с какой он себя выставлял объединителем Германии, большой популярностью в стране и, следовательно, придававшего обаяние правлению молодого и, понятно, еще неопытного монарха. Но, как мы видели, Вильгельм II вынужден был расстаться с Бисмарком ввиду полной невозможности продолжать его политику. Устраненный от власти, Бисмарк всеми средствами, какими только располагал, старался доказать императору, что он - человек необходимый. Сперва он угрожал, что появится в рейхстаге в качестве простого депутата и будет выяснять пагубность "нового курса". Он действительно и принял кандидатуру, дал себя избрать в рейхстаг, но, должно быть, сам понял, как комична будет его роль в качестве простого деятеля оппозиции после того, как он в том же рейхстаге в течение двух десятилетий клеймил кличкой государственного изменника всякого, кто только осмеливался высказываться против правительства. Свою угрозу он так и не привел в исполнение. Зато прибег к другому средству оппозиции. Недаром в течение стольких лет он пользовался Вельфским фондом для подтасовки общественного мнения и для возвеличивания своего имени при помощи печати. Конечно, в его распоряжении не было теперь уже таких значительных денежных средств; приходилось раскошеливаться из собственного кармана. Поэтому преданных Бисмарку органов оказалось сравнительно немного: две-три газеты, и притом не из особенно влиятельных. Но через посредство этих-то газет Бисмарк и начал всячески дискредитировать правительственные мероприятия. Кроме того, он пользовался с той же целью еще и устным словом, когда к нему по разным поводам являлись газетные корреспонденты, частные лица или целые депутации.

   Что же проповедовал Бисмарк в инспирированных им статьях, в своих беседах и речах? Что бы ни делало правительство, можно было уже наперед быть уверенным, что Бисмарк выскажется против него. В силу обстоятельств, то есть чтобы загладить совершенные им крупные ошибки, правительству императора Вильгельма II пришлось вступить в явное противоречие с его политикой: пришлось искать сближения с Россией, чтобы устранить вызванный Бисмарком острый международный кризис; ослабить таможенную борьбу путем заключения торговых договоров с Россией, Австрией и другими государствами, чтобы увеличить сильно пострадавший отпуск германских товаров и дать работу остававшимся без заказа фабрикам; понизить хлебные пошлины, чтобы обеспечить пропитание рабочих масс, так сильно пострадавших от нерациональной экономической политики бывшего канцлера. Все это и было сделано правительством. Бисмарк решительно протестовал против всех этих мероприятий, и притом как? Мы уже указывали, что он сам довел дело почти до разрыва с Россией. Благодаря миролюбивой политике императора Вильгельма II, отношения к России изменились к лучшему: призрак войны, временно по крайней мере, исчез. Таким образом, выяснилось, что и помимо бесконечных угроз, помимо крайне агрессивной политики можно жить в дружбе с Россией, а германский народ, дорожа миром, видел теперь, что путь, избранный Бисмарком, был по существу своему ложный, что мирные отношения только выигрывают от его отставки. А Бисмарк, между тем, так долго убеждал германский народ, что предотвратить войну с Россией можно только постоянными угрозами! Что же ему оставалось делать? Он в своих газетах начал доказывать, что император Вильгельм неизбежно доведет дело до разрыва с Россией, что он в своей политике совершает ряд крупных ошибок. Но мог ли он кого-нибудь убедить в этом, когда наступившее общее успокоение так красноречиво говорило против него? Пришлось бросить оппозицию в этом направлении. Он стал доказывать, что экономическая политика императора Вильгельма приведет Германию к банкротству. Но и тут факты противоречили его словам. Отпуск удалось, благодаря заключенным торговым договорам, удержать на прежнем уровне или даже повысить, а хлеб стал в Германии дешевле и вместе с тем увеличилось благосостояние рабочих масс. От этой оппозиции, следовательно, пришлось также отказаться. Тогда Бисмарк начинает пророчить всевозможные напасти от более гуманного отношения правительства к полякам или доказывать, что английское влияние становится всемогущим при дворе. Против английского влияния он восставал в течение долгих лет, потому что император Фридрих III, не сочувствовавший взглядам Бисмарка по внутренней политике, был женат на дочери королевы Виктории. Но тем не менее, он все рассчитывал добиться присоединения Англии к тройственному союзу, а когда император Вильгельм II начал делать визиты своей бабке, когда, казалось, между Англией и Германией завязывались очень близкие отношения, Бисмарк в страстных статьях выяснял пагубность сближения с Англией. Мало того, он начал даже отрекаться от творения собственных рук, от тройственного союза, видя, что император Вильгельм продолжает держаться этого наследованного им от Бисмарка союза. Он требовал, чтобы Германия сделала выбор между Россией и Австрией; а давно ли он сам доказывал, что этот выбор был бы для Германии гибельным, кого бы она ни избрала? Словом, в своей оппозиции против правительства императора Вильгельма он дошел до отречения от капитальнейших пунктов своей политической программы, мало того, вызвал новый раздор, новую трещину в здании объединенной Германской империи. Молодому императору приходилось в публичных своих речах заявлять, что он "двух хозяев" в своей стране допустить не может, что он "уничтожит" тех, кто подрывает его власть. Эти слова были совершенно ложно истолкованы общественным мнением. В них усматривали угрозы по отношению к рейхстагу, волю которого он, однако, ни разу не нарушил. Но, как бы то ни было, получалось весьма непривлекательное и недостойное положение дел: обаяние молодого императора страдало, чувствовался раздор в высших сферах, находивший себе отголосок во всей стране, и снова подтвердилось, что Бисмарк личные счеты ставит выше патриотизма, что он остается до конца себе верен. В самом деле, если он в прежнее время вступал в ярую борьбу с общественным мнением, не страшился вызывать ужасные войны, которые могли кончиться гибельно для Пруссии, если он раздражал, вызывал на бой всех, кто не сочувствовал его планам, то можно ли было ожидать, что он пощадит того, кто лишил его власти?

   Император Вильгельм II отнесся к нему слишком серьезно. Случайное обстоятельство выяснило это и показало, как мелки, в сущности, чувства Бисмарка. Он заболел. Император послал ему бутылку старого вина и предложил для его пребывания один из своих замков в южной Германии, где климатические условия лучше. Бисмарк тотчас же растаял и приостановил свою яростную оппозицию. В нем воскресла надежда, что его опять призовут к власти: очевидно, он не понимал, что песенка его бесповоротно спета - не в силу каприза монарха или каких-нибудь придворных интриг, а вследствие выяснившейся внутренней несостоятельности его государственных воззрений. Студент-бретер, записной кутила, приводивший всех в ужас своими сомнительными подвигами, общественный деятель, бросавший вызов общественному мнению, реакционный министр, вызывающий всю страну на бой, дипломат, не пропускавший случая, чтобы с кем-нибудь не повздорить, канцлер, как бы умышленно подготовлявший кровопролитные и опасные войны, бросавший перчатку и Франции, и России, государственный деятель в отставке, жаждущий померяться силами с уволившим его императором, - все это один и тот же Бисмарк. Мы тотчас же его узнаем, в каком бы виде он перед нами ни предстал. Слишком бурный, слишком страстный, слишком склонный вступать в личную борьбу, чтобы быть на высоте выпавшей на его долю великой роли, он, благодаря могучей своей натуре, своему знанию людей и находчивости в сношениях с ними, благодаря ловкости, с какой он умел выдвигать свою личность при помощи шумных выходок, соответствовавших его темпераменту, и при помощи той великой силы, которую мы называем печатью и которая служит в равной мере и возвышенным идеям, и планам разных честолюбцев, но главным образом благодаря двум счастливым войнам, сумел приобрести громкую известность первоклассного государственного деятеля. Мы, кажется, выяснили на основании бесспорных исторических фактов, что великим государственным деятелем его назвать нельзя, потому что главный лавр - объединение Германии - не удержится в венке его славы[*]. Он к этой цели последовательно не стремился, он не подготовлял достижения этого результата, который был достигнут, вопреки всем совершенным им ошибкам, благодаря прусской армии и вековым усилиям самого народа. Таким образом, громкая его слава могла бы казаться загадочной, если бы мы не знали, что она основана на ложных представлениях, будто бы Бисмарк является главным виновником объединения Германии и ему не предшествовал Меттерних, слава которого гремела в свое время еще громче, но при трезвом историческом анализе в значительной степени оказалась мыльным пузырем.

  

   [*] - Сам Бисмарк это сознает. Когда обнародован был дневник Фридриха III, подтверждавший незначительность участия Бисмарка в деле объединения Германии, он стал официально оспаривать его подлинность, хотя она была для всех очевидна, и дошел в своем гневе до того, что во что бы то ни стало хотел добиться обвинения ближайшего помощника Фридриха III, обнародовавшего дневник, доктора Гефкена, в государственной измене. Это ему, конечно, не удалось: сын Фридриха III не потерпел такой профанации памяти своего отца. Но весь этот инцидент лишний раз подтвердил, на каких шатких основаниях покоится слава Бисмарка как объединителя Германии.